Текст книги "История инквизиции"

Автор книги: Артюр Арну

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ГЛАВА II
Учреждение старой инквизиции в Испании во время папства Григория IX

В 1231 году Испания была разделена на четыре христианских государства – Кастилию, Арагонию, Наварру и Португалию, и на три мусульманских – Севилью, Кордову и Хаену[3]3
  Нынешняя Андалузия – Прим. перев.


[Закрыть].

Кастилия поглотила вскоре три последние государства, тогда как Арагония соединила в себе Валенсию и Майорку.

Лишь с этого времени, т. е. с 1232 года, – когда папа обратился с грамотой к архиепископу таррагонскому, дабы уведомить его о наличии некоторого количества еретиков в некоторых испанских епархиях, – лишь с этого времени инквизиция начала постепенно образовываться и действовать по ту сторону Пиренеев.

В последующих главах мы будем говорить исключительно об инквизиции в Испании. Испания, которой суждено было находиться под ее гнетом до 1820 года, первоначально проявила к ней глубочайшую враждебность.

Как только инквизиция начала проявлять себя, народ возмутился, и все, что было среди граждан честного и энергичного сначала протестовало, а затем бурно сопротивлялось ей.

Первый инквизиторский трибунал был уничтожен в Лерида, второй в ургельской епархии.

Немедленно началась борьба.

Был убит доминиканский монах Пьер де Планеди, так же, как раньше был убит альбигойцами аббат из Сито.

Впоследствии, доведенный до полного отчаяния, испанский народ не раз избивал инквизиторов или убивал их даже у подножия алтаря.

Как только инквизиция утвердилась в Каталонии и в Арагонии, областной собор, созванный по этому поводу, определил способ действий против еретиков, и те церковные наказания, которым «смирившиеся» должны быть подвержены.

В результате, собор постановил, что «нераскаянные грешники» должны передаваться в руки судебной власти, чтобы пройти через последние муки, испить чашу до дна; а «смирившиеся» должны в течение «десяти лет» стоять каждое воскресенье во время поста у дверей храма, одетые в покаянную одежду, на которой были бы нашиты два креста, другого чем одежда, цвета.

Сожжение еретика Немецкая гравюра 17 в.

В это же время папа Иннокентий IV, оценив по заслугам действия доминиканцев, дал монахам этого ордена особые полномочия на гонения еретиков.

Одновременно он увеличил их права и преимущества, разрешая им лишать почестей, должностей и званий не только еретиков, но и их соумышленников, соучастников и укрывателей.

Он дал им право[4]4
  2 июня 1253 г. – Прим. автора.


[Закрыть] по-своему толковать муниципальные правила, сводя их к нулю во всех тех случаях, когда они могли бы оказаться вредными для инквизиции; лишать должностей, почестей и званий всех тех, кого они сочтут заслуживающими такого наказания, и судить, не объявляя подсудимым имена свидетелей.

Сильные такого рода поощрениями, снабженные такими правами, которые в глазах верных должны были считаться священными законами, инквизиторы могли свободно предаться произволу самого жестокого фанатизма. Они пользовались всем тем, что было бесконтрольно передано в их руки – имуществом, честью и жизнью граждан, чтобы под прикрытием религии предаваться разбойничьим привычкам, внушенным им жалким монахом, наделенным неслыханной и невиданной с сотворения мира властью, – чувством мести, честолюбия или скупости.

Не довольствуясь преследованием и порабощением живых, они принялись и за мертвых и, таким образом, даже могила перестала быть неприкосновенным местом «вечного успокоения». Можно было видеть, как они «орудовали» против тех, которые уже давно стали добычею червей, как они вырывали их кости, сжигали останки их на костре, забрасывали грязью самую память о них.

Были разрыты могилы д’Арно, графа де Форкалькье, д’Уржель и его дочери Эрмезинды и многих других знатных лиц.

Понятно, что такого рода действия не могли не вызвать народного возмущения, и один из инквизиторов, Пьер де Кадирет, доминиканец, был растерзан разъяренной толпой.

Ныне ему поклоняются в Ургеле, как мученику.

Однако, эти проявления мести и народного гнева нимало не смущали инквизицию.

Безграничный авторитет и материальные преимущества, которые члены Сант-Оффицио[5]5
  Инквизиционный трибунал – Прим. перев.


[Закрыть] черпали в своих кровавых обязанностях, в глазах честолюбивых монахов были более чем достаточной компенсацией за те опасности, которым им приходилось подвергаться.

До начала четырнадцатого века был лишь один областной инквизитор из доминиканцев, имевший право назначать монахов на должности инквизиторов.

В 1301 году глава ордена доминиканцев постановил, что отныне будут существовать две области: первая, именуемая Испанской областью, будет заключать в себя Кастилию и Португалию; вторая, именуемая Арагонской областью, – Валенсию, Каталонию, Руссильон, Серданию и Балеарские острова.

С тех пор стало существовать два областных инквизитора, которые посылали остальных инквизиторов туда, куда считали необходимым. От 1301 до 1356 года инквизиция преследовала попеременно то темплиеров (1308), то, заполучив их имущество, еретиков и тех, которые подозревались в ереси, и устраивала многочисленные ауто-да-фе.

Во время одного из них два «догматика», Пьер Дюран и Бонато, были сожжены в присутствии короля Иакова и его двух детей.

В этот же период арагонский инквизитор Розелли обнаружил в Валенсии секту, члены которой были известны впоследствии под именем бегардов.

Их глава, Иаков Справедливый, искупил свое еретичество вечным заточением.

Что до инквизитора Розелли, то ревностность, с которой он отправлял свои жертвы на костер, снискала ему особое благоволение папы Иннокентия IV, который наградил его, возведя в кардинальское достоинство.

Его заместил Николай Эймерик, который «отличился» еще больше него.

Он издал «Руководство для инквизиторов».

Под его влиянием во всей Каталонии и Арагонии постоянно зажигались ауто-да-фе.

Особенно надо отметить одно ауто-да-фе в Валенсии, в 1360 году, прославившееся неимоверным количеством жертв.

По смерти Григория XI, в 1378 году, начался великий «церковный раскол» на Западе, период, длившийся до 1429 года, во время которого перед Европой предстало зрелище двух пап, отлучающих друг друга от церкви и предающих друг друга анафеме.

Инквизиция, разумеется, разделилась тоже на два лагеря, и каждый из пап с обеих сторон назначил своих инквизиторов.

Впрочем, этот раскол не принес испанцам никакого облегчения, ибо инквизиторы обеих сторон старались превзойти друг друга в усердии и довели это усердие до того, что в середине пятнадцатого века инквизиции не хватало больше жертв.

Когда вспомнишь, какой властью пользовались инквизиторы, когда вспомнишь, что достаточно было быть заподозренным для того, чтобы быть приговоренным, и что ничто в мире не могло спасти от подозрений, – содрогаешься при мысли, что инквизиторам «перестало хватать жертв»!

Разумеется, против этого несчастья были приняты меры.

Были назначены новые инквизиторы в те области, где их еще не было, а с помощью Изабеллы, жены Фердинанда VII, короля Арагонского, унаследовавшей Кастилию, инквизиции стало возможным наконец опутать общей сетью и стянуть в один узел всю объединенную Испанию.

Церковь воспользовалась этим, чтобы издать новые статуты и изменить старые законы инквизиции, придав им большую строгость и большую гибкость – таким образом, Сант-Оффицио перестал «нуждаться в жертвах».

Эта расширенная, усовершенствованная и распространившаяся по всему полуострову инквизиция стала называться «новой инквизицией». Деятельность ее началась в 1481 году и продолжалась до 1820 года, когда временно была отменена вторгнувшимися в Испанию при Наполеоне французами.

Таковы вкратце успехи инквизиции в течение четырнадцатого и пятнадцатого веков.

Из всего этого видно, что она не переставала распространяться и развиваться и что действия ее по отношению к еретикам, одинаково одобрявшиеся всеми папами, немногим отличались от прежнего отношения к ним епископов.

Каждый день приносил ей новые прерогативы, постоянно расширяя сферу ее деятельности и тем самым увеличивая число ее жертв, но ничего нового от этого, в сущности говоря, не произошло.

Лишь время и опыт научили преследователей прибегать к более действительным мерам, усовершенствовать машины, смазывать заржавленные на ней места, дабы она действовала более уверенно и быстро. Ни один из пап, повторяю, не усомнился в своих правах и обязанностях, ни один из соборов не рекомендовал некоторого смягчения и не порицал пыток, ни один ортодоксальный епископ не поднял голоса в защиту мучеников свободы мысли.

Прежде чем идти дальше, мы изложим:

1) Какими преступлениями интересовалась старая инквизиция.

2) Каким порядком производились судебные расследования в инквизиционных трибуналах.

3) Какие кары и взыскания налагались трибуналами до 1481 года.

ГЛАВА III
О правах и действиях старой инквизиции по отношению к еретикам

§ 1-й. О преступлениях, подлежащих суждению инквизиции [6]6
  Все последующие подробности я почерпываю у Ллоренте, главного секретаря и историка инквизиции, который имел возможность наводить справки в архивах инквизиции и познакомиться со всеми подлинными документами. – Прим. автора.


[Закрыть]

Хотя папы, учреждая инквизицию, имели в виду лишь розыск и карание еретических преступлений (причем вероотступничество считалось особым случаем), тем не менее инквизиторам было приказано с самого начала усердно преследовать подозреваемых в ереси христиан, потому что это был единственный путь, который мог привести к обнаружению действительных еретиков.

1) Виновные в преступлениях, не имевших ника кого отношения к религии, не могли быть заподозрены в ереси, и расследование их действий принадлежало по праву гражданским судьям.

Но были такие преступления, которые по мнению папы, не могли быть совершены без тлетворного влияния ложных учений, как, напр., хула на Бога и его святых.

Заподозренным вменяли в вину ложные понятия о всемогуществе божьем или о каких-либо иных его свойствах, чем и навлекалось подозрение в ереси.

2) Тот же способ применялся к обвиняемым в колдовстве и обоготворении и к людям, которые во время своих суеверных молений обращались к злым духам.

3) Третий род преступлений, заставлявший подозревать в ереси, было вызывание злых духов.

4) Год, проведенный в отлучении от церкви, без ходатайства об отпущении и без выполнения наложенного наказания – служил также поводом к подозрению в ереси.

5) Схизма (раскол) была пятой причиной к подозрению в ереси.

6) Инквизиция должна была также действовать против укрывателей, соумышленников и соучастников еретиков, оскорбляющих католическую церковь и поддерживающих ересь, что давало повод подозревать их в причастности к запретным учениям, противным догматам церкви.

7) Седьмой разряд «подозрительных» состоял из противящихся инквизиции или из тех, которые препятствовали инквизиторам выполнять их обязанности. Ознакомление с этим последним преступлением было поручено папой инквизиторскому трибуналу, т. к. он находил, что нельзя быть хорошим католиком и одновременно чинить препятствия к нахождению истины.

8) Восьмой разряд подразумевал тех феодальных владетелей, которые по принуждению членов инквизиции клятвенно обещались изгнать из своих владений всех еретиков, а затем этого обещания не исполнили, чем и навлекли на себя подозрение в соумышленничестве с еретиками.

9) Девятый разряд подозрительных зрителей состоял из тех, которые не соглашались отменить действующих в городах статутов и положений, идущих вразрез с распоряжениями инквизиторов. Тогда граждане считались противящимися инквизиции и, как таковые, заподозренными в ереси.

10) Десятый случай, когда мог возникнуть вопрос о подозрительности, являлся тогда, когда адвокаты, нотариусы и другие служители закона принимали сторону еретиков, помогая им своим советом и иными средствами избежать рук инквизиторов, когда они укрывали их бумаги, дела и письма, могущие доказать их преступность, их местонахождение и степень их состояния, или могущие послужить каким-либо иным способом к разоблачению ереси, – поведение, заслуживающее помещения их в разряд соумышленников и защитников еретиков.

11) К одиннадцатому разряду подозрительных относились те люди, которые хоронили по церковному обряду еретиков, явно признанных таковыми, согласно их собственным показаниям или в силу окончательного приговора.

12) Подозрение к себе вызывали и те, которые во время религиозных судебных дел отказывались произносить требуемые от них клятвы; это сопротивление заставляло считать их виновными в оппозиции против инквизиционного режима.

13) К тринадцатому разряду подозрительных надо отнести покойников, на которых донесли, что они были еретиками; однако, это распоряжение потребовало декретного подтверждения нескольких пап, которые, для того, чтобы выставить ересь в еще более отталкивающем виде, приказали осведомлять себя относительно таких покойников, затем вырывать их тела для сожжения на костре рукой палача; их имущество конфисковать, а память их предавать позору.

14) То же подозрение падало на писания либо содержащие в себе еретические учения, либо способные навести на них, равно как и на их авторов.

15) Подозреваемые в еретических преступлениях были также все те, которые, не попав ни в один из предыдущих разрядов, тем не менее поступками своими, либо речами, либо произведениями заслужили той же классификации.

16) Наконец, евреи и мавры, когда они своими речами или писаниями склоняли католиков в свою ересь, считались так же подсудными Сант-Оффицио.

Хотя общее правило подчиняло суду инквизиторов всех людей, виновных в вышеозначенных преступлениях, были тем не менее случаи, когда они считались ему не подсудными: так, папа, его легаты, его нунции, его офицеры и их семьи являлись исключением, таким образом, что если даже на них был сделан донос, как на еретиков, инквизитор имел лишь право принять тайный донос и довести его до сведения папы: то же исключение было сделано и для епископов; но даже короли не имели никакого права на это исключение.

Инквизитор и епископ действовали с общего согласия; тем не менее каждый из них имел право самостоятельно преследовать виновных; постановления о взятии под стражу могли быть утверждены лишь одновременно ими обоими; то же самое касалось пыток и окончательного приговора, для каковых заключение обоих было необходимо; когда мнения их расходились, они обращались к папе.

Инквизиторы могли для поддержания своего авторитета прибегать к помощи светской власти, которая не могла им отказать им в содействии, не подвергаясь отлучению.

Епископ был обязан предоставлять свою тюрьму для предварительного заключения обвиняемых, что, однако, не мешало инквизиторам иметь особую тюрьму, дабы быть совершенно уверенными в надежности охраны узника. Если какое-нибудь дело вызывало сомнения или затруднения в смысле церковных уставов, декретов, булл, папских грамот и гражданских законов, инквизитор имел право созвать юрисконсультов для того, чтобы посоветоваться с ними. Когда приходилось прибегать к этой мере, то он знакомил их с данными дела, либо в виде копий, из которых тщательно были изъяты имена обвиняемого, доносчика и свидетелей, а также те обстоятельства, которые могли бы их обнаружить; либо в виде подлинных документов, предварительно взяв с них клятвенное обещание о сохранении полной тайны.

Первые инквизиторы не получали никакого определенного содержания, но вскоре было установлен-но, что средства в пользу инквизиции пополняются либо продажей конфискованных имуществ, либо доходами с них. Прибегали также к штрафам в тех случаях, когда конфискация не была еще утверждена. Эти доходы были единственным источником, из которого инквизиция могла черпать средства для своих расходов, ибо она никогда не располагала вкладами, пожертвованиями или иными верными средствами, как в том признаются Эймерик и его толкователь Пейна[7]7
  Все эти подробности почерпнуты из «Руководства для инквизиторов» великого инквизитора Николая Эймерика. – Прим. автора.


[Закрыть].

§ 2. Способы действий трибуналов старой инквизиции[8]8
  Эти правила были окончательно установлены на соборе, созванном в Таррагоне, в 1242 году. – Прим. автора.


[Закрыть].

Когда священник назначался папой или делегатом папского престола инквизитором, то он доносил об этом королю; король посылал тогда вспомогательный королевский указ, который предписывал под строжайшей угрозой трибуналам всех тех городов, через которые должен был проехать инквизитор, оказывать ему всякое содействие: арестовывать всех людей, на которых им будет указано, как на еретиков и заподозренных в ереси; отсылать их в указанные им места и наказывать их согласно его распоряжения. Тот же указ принуждал должностных лиц предоставлять инквизитору помещение и способствовать снабжению всеми удобствами во время путешествия.

Комендант города являлся к посланному инквизиции, и, находясь в его распоряжении, давал клятву выполнять его предписания, направленные против еретиков, но в особенности принимать все необходимые меры для их розыска и ареста. Если должностное лицо отказывало в повиновении, то инквизитор прибегал к отлучению и объявлял его лишенным занимаемой должности впредь до снятия с него анафемы.

Инквизитор назначал какой-нибудь ближайший праздничный день для того, чтобы, выйдя к народу, собравшемуся в церкви, где он должен был проповедывать, объявить жителям предписываемую ему обязанность выдавать еретиков и затем прочесть им эдикт, в котором, под угрозой отлучения, приказывалось в самый кратчайший срок приступить к доносам. Затем он объявлял, что люди, виновные в ереси и явившиеся по собственному почину и добровольно сознавшиеся до своего ареста и до истечения срока для исходатайствования помилования, получат отпущение и будут подвергнуты лишь легкому церковному наказанию; если они будут дожидаться, чтобы на них донесли, то по прошествии известного срока (обычно, месячного) они будут преследуемы со всей строгостью закона.

Если в это время на них получались доносы, то их регистрировали, но преследования откладывались на время, пока не было установлено, явились ли обвиняемые добровольно или нет. После данного срока, доносчик вызывался для указания свидетелей или для предъявления доказательств своего доноса.

Когда эти первоначальные действия заканчивались, назначался срок ареста обвиняемого, который до этого момента абсолютно ничего не подозревал о своей участи.

Для него не могло быть ни привилегий, ни убежища, каков бы ни был его ранг. Попав в руки инквизиторов, он не мог больше соприкасаться ни с кем.

Горе тому, кто бы проявил по отношению к нему жалость или участие! Он сделался бы подозрительным.

Обвиняемого бросали в ужасную тюрьму. В это время чиновники инквизиции отправлялись в его дом, составляли инвентарь всего его имущества и налагали арест на все его владения.

Кредиторы его теряли свои долговые обязательства, его жена и дети впадали в полное одиночество и самую ужасающую нищету.

И часто можно было встретить честных женщин, девушек лучшего общества, принужденных ради насущного хлеба заниматься проституцией.

После нескольких месяцев заключения инквизиторы посылали к обвиняемому внушить ему, чтобы он ходатайствовал об аудиенции, ибо общим правилом этих трибуналов было стремление всегда выставить обвиняемого в качестве просителя.

Появившись перед судьями, он был допрашиваем, как будто бы его и не знали; не объясняя, в чем он обвиняется, и при этом ставили всевозможные ловушки, чтобы принудить его признаться в своей ереси.

Обвиняемые часто признавались в преступлениях, которые никогда не совершали, лишь бы избегнуть мучительных допросов и бесконечного тюремного заключения.

Проходили годы, покуда ему выдавалась копия его дела, и какая копия! Это будет видно дальше.

Тогда ему назначался адвокат, но своего адвоката обвиняемый мог видеть только в присутствии инквизиторов, и адвокат имел право говорить с ним лишь для того, чтобы убедить его признаться в преступлении[9]9
  Леонард Галлуа – до конца главы. – Прим. автора. (Леонард Галлуа – франц. историк, 1789–1851. – Прим. перев.).


[Закрыть].

Свидетели не были обязаны подтверждать перед трибуналом свои показания, и их никогда не вызывали на очную ставку.

Допускались показания самых негодных личностей, и их свидетельства было достаточно, чтобы отправить на костер любого человека.

Показание двух свидетелей, слышавших о той или иной вещи, было равносильно показанию одного свидетеля, который что-нибудь лично видел или слышал.

Этого было достаточно, слово предоставлялось обвиняемому.

Не брезгали показаниями ни самого доносчика, ни слуги против своего хозяина, ни жены против мужа, ни мужа против жены, ни сына против отца, ни родителей против своих детей.

Обвиняемый имел право отвести свидетеля лишь по причине самой сильной вражды; но т. к. обвиняемый никогда не знал имени своих доносчиков, то это право отвода было совершено призрачным.

Его спрашивали, есть ли у него враги. Он называл их наугад и почти всегда ошибался.

Если наконец обвиняемый признавался в ереси, то его спрашивали, согласен ли он отказаться от ереси, в которой признает себя виновным. Если он соглашался, то его снова присоединяли к церкви и подвергали лишь церковному наказанию, или какой-нибудь иной легкой каре; в обратном случае он объявлялся закоренелым еретиком и выдавался гражданскому суду с препровождением копии его дела.

Если обвиняемый отрицал улики и старался оправдаться, ему вручали копию дела; но бумага эта была неточная: в ней были исключены имена доносчиков и свидетелей, а также те обстоятельства, которые могли навести на их след.

Обвиняемому было разрешено подавать кассацию папе относительно действия трибунала и мер, принятых инквизицией. Папа либо соглашался, либо отвергал кассацию, руководствуясь при этом всеми правилами закона. Но кассация эта не приводила ни к чему, ибо инквизиторы имели привычку приезжать в Рим, чтобы там доказывать правоту своих действий, и почти всегда умели выигрывать дело.

В инквизиционном суде не существовало какой-нибудь определенной процедуры, и судьи не назначали срока для установления доказательств возведенного обвинения.

После показания и защиты обвиняемого, приступали к судоговорению немедленно и без всяких других формальностей, причем преступность определялась инквизитором и местным епископом или их представителями. Если осужденный отрицал возводимое на него обвинение, его подвергали пытке, дабы вынудить от него сознание в совершенном преступлении. Но если считали, что нет оснований прибегать к пытке, то судьи выносили окончательный приговор по данным процесса.

Так как инквизиторы хотели соразмерить степень виновности с тяжестью подозрений, то последние были подразделены на три категории, которые были обозначены словами: легкое, серьезное и тяжелое. Соответственно с этим суд определял, что обвиняемый провинился в предосудительных поступках против религии и подал повод к обвинению его (в той или иной степени) в еретичестве или подозрению его в этом преступлении.

Обвиняемый, объявленный подозрительным, хотя бы в самой легкой степени, допрашивался, согласен ли он отречься от ересей, в частности от той, в которой он обвинялся; если он отвечал утвердительно, то его освобождали от анафемы и присоединяли к церкви, приговорив лишь к покаянию; если он отказывался отречься от ереси, то его отлучали; а если в течение года он не испрашивал отпущения грехов и не отрекался, то считался закоренелым еретиком, и с ним поступали соответственно степени его преступности.

Установив, что обвиняемый был лишь формальным еретиком, согласным от всего отречься и нисколько не стремившимся снова впасть в ересь, трибунал снова присоединял его к церкви, приговорив лишь к легким наказаниям и покаянию.

Закоренелым еретиком считался тот, который был уже однажды осужден, как формальный еретик или как находящийся под тяжким подозрением. Не будучи даже в этом положении, но раз отказавшись отречься, он передавался гражданскому суду и не только тогда, когда он добровольно сознавался в формальной ереси или когда это преступление, несмотря на все его протесты, было ему вменено в вину на основании положительных данных, но и тогда, когда его только коснулось подозрение третьей категории (тяжелое).

Если обвиняемый раскаивался и ходатайствовал о присоединении к церкви, но оказывался рецидивистом, его не предавали гражданскому суду, а предавали смертной казни. Инквизиция никогда не прощала дважды; тогда инквизитор, вынося приговор обвиняемому, поручал нескольким священникам, пользующимся особым доверием, подготовить его к ожидавшей его участи и убедить, исходатайствовать себе перед инквизицией разрешение исповедоваться и причаститься. Затем происходило на городской площади ауто-да-фе, объявленное повсеместно. На эшафоте прочитывался приговор, согласно которому осужденный предавался в руки гражданской власти. Последние распоряжения заключались в просьбе к судьям о гуманном с ним обращении. Он выдавался им, будучи предварительно лишен епископом сана, если он был священником. Когда обвиняемый был нераскаявшимся еретиком, но не рецидивистом, он приговаривался к передаче гражданскому суду, т. е. к смерти, но его вели к казни лишь после долгих увещеваний и стараний обратить и вернуть в лоно католической церкви. Допускалось и как бы даже поощрялось, чтобы его родственники, друзья, соотечественники, духовные лица и все более или менее известные люди навещали его в тюрьме, с целью образумить его. Даже сам епископ и инквизитор навещали заключенного и убеждали его вернуться в лоно церкви. Несмотря на упорно проявляемое им одно лишь желание – быть поскорее сожженным (что часто случалось, потому что люди эти считали себя мучениками и потому выказывали большую стойкость), инквизитор никогда на это не соглашался; он, наоборот, удваивал свою доброту и мягкосердечие, удалял всех, могущих внушить ему страх, и старался убедить его, что, покаявшись, он избежит смерти, лишь бы он не сделался рецидивистом.

Эти меры не мешали однако тому, что ауто-да-фе назначалось в определенное время и что о нем оповещали всех, дабы народ мог собраться для этого зрелища. Если обращения не было, то эшафот сооружался на площади; актуариус (секретарь) читал перед собравшимся народом обвинительный акт и приговор суда; после чего начиналась проповедь инквизитора; а после окончания проповеди, осужденный передавался в руки королевского правосудия, его вели на костер, в пламени которого он погибал.

Когда несчастный еретик был рецидивистом, то он тщетно выражал готовность покаяться; ему нельзя было больше избежать смертной казни; единственная милость, которую ему оказывали, заключалась в том, что его не подвергали мучениям костра: после исповеди и причастия его душил палач и его сжигали уже после смерти.

§ 3. О характере наказаний и покаяний, предписываемых старой инквизицией.

Трибунал командированного отдела, будучи духовным, мог своею властью определять по отношению к отдельным личностям лишь духовные наказания: отлучение от церкви, разжалование, лишение духовного сана, отрешение от должности и т. д.; относительно же городов и селений, суд мог налагать временное прекращение и полное прекращение божественных служб. Но законы христианских римских императоров четвертого и последующих веков и убеждения, установившиеся во время и после восьмого века, были причиной того, что инквизиторы тринадцатого века считали себя вправе налагать также и гражданские кары, за исключением смертной казни. Следует заметить, что хотя они не имели права присуждать к ней, но ради компенсации учредили пытку и передачу обвиняемого гражданскому суду, уверенные в том, что гражданский суд не замедлит приговорить освобожденного от тюрьмы к высшей мере наказания, т. к., согласно королевскому закону, ему, для объявления смертного приговора нужно было иметь только выписку из инквизиционного приговора, который выдавал ему обвиняемого, как еретика.

Поражает то обстоятельство, что в конце этого приговора включена формула, согласно которой к судье обращаются с просьбой не применять к еретику высшей меры наказания, тогда как многими примерами доказано, что если судья, вняв просьбе инквизиторов, не присуждал обвиняемого к смерти, то сам попадал под суд, как заподозренный в ереси, согласно постановлению параграфа IX регламента, гласящего, что подозрение естественно вызывается небрежным отношением судьи к применению гражданских законов к еретикам, несмотря на данную им присягу. Таким образом эта просьба была лишь пустой формальностью и хитростью, и одного этого примера достаточно, чтобы опозорить трибунал Сант-Оффицио.

В своих приговорах инквизиторы назначали осужденным разные штрафы и персональные наказания, которые колебались в зависимости от обстоятельств и характера процесса: таковы были полная или частичная конфискация имущества, бессрочное или временное тюремное заключение; ссылка или изгнание; лишение чести; потеря должностей, почестей и звания и лишение права на таковые претендовать; наконец, все наказания, предусмотренные декретами святейшего престола и соборов или же гражданскими законами.

Виновные, которые отрекались от ереси, но тем не менее оказались в сильном подозрении, никогда не присуждались к пожизненному заключению; заключение это было ограничено известным сроком и, кроме того, было необходимо, чтобы вменяемые им проступки были серьезны и многочисленны.

Если подозрение было тяжелое, то обвиняемый присуждался к тюремному заключению до конца своей жизни или по крайней мере на продолжительное время; тем не менее инквизиторы могли сократить этот срок в тех случаях, когда опыт позволял им убедиться, что заключенный обуреваем искренним раскаянием.

Среди наказаний, которым подвергался заключенный, надо помянуть и ношение покаянной одежды, известной в Испании под названием «san benito».

Для более ясной картины приведу здесь нижеследующий документ.

Он является произведением самого святого Доминика и относится ко второму году существования инквизиции.

Он знакомит нас во всех подробностях с тем, каков был характер наказаний, которым подвергались примиренные с церковью:

«Всем верным христианам, которые ознакомятся с данным посланием, от брата Доминика каноника из Осмы, ничтожнейшего из проповедников, привет во Христе-Иисусе. В силу власти, данной святейшему апостольскому престолу, (который мы призваны представлять), мы примирили с церковью подателя сего послания, Понтия Роже, который, милостью божией, отказался от секты еретиков, и приказали ему (после данной им клятвы исполнить наши приказания), добровольно дать священнику три воскресенья подряд провести себя в оголенном виде от городских ворот до дверей храма, избивая его при этом плетьми. Мы также повелеваем ему, в виде наказания, не есть ни мяса, ни яиц, ни творогу и никаких других продуктов животного царства и это в течение всей его жизни, за исключением праздников Пасхи, Троицы и Рождества Христова, в каковые дни мы приказываем ему есть все в знак отвращения к его прежней ереси; поститься три раза в году, не употребляя в это время рыбы, оливкового масла и вина, и так до конца своей жизни, исключая время болезни и тяжелых полевых работ; носить духовную одежду как по крою, так и по цвету, с нашитыми по обе стороны груди крестами; ежедневно, если имеет возможность, бывать у обедни и присутствовать при всенощной накануне воскресных и праздничных дней; знать наизусть все дневные и ночные богослужения, читать „Отче наш“ семь раз днем, десять раз вечером и двадцать раз ночью; жить в чистоте и относить раз в месяц данное послание кюре его прихода в Серери, которому мы повелеваем наблюдать за поведением Роже, обязанного выполнять все предписанное до тех пор, пока господин легат не известит нас о своей дальнейшей воле: а если вышеназванный Понтий от чего-нибудь отступит, мы повелеваем его считать клятвопреступником, еретиком и отлученным от церкви и разлученным с обществом верных и т. д.».