Текст книги "Битлз: секретные материалы"

Автор книги: Артур Макарьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

В СССР, пожалуй, никто не огорчился, потому что толком даже и не знали о визите «Битлз». Афиши предполагалось расклеить за две недели. А передача о «Битлз» должна была прозвучать в радиоэфире накануне визита; также накануне визита планировалось появление статей в «Неделе» и «Труде». Ну не приедут – так не приедут, на радио и в газетах не очень-то и расстроились. И без «Битлз» было о чем говорить и писать, трудовых подвигов и научных достижений в Стране Советов по-прежнему было много. Ну а культурная жизнь тоже не стояла на месте, и у нас, в СССР, тоже были свои «звезды».

Москва. Ноябрь 1968 года

Первый же телефонный звонок рабочего дня во вторник поверг Зубова в трепет. Звонили из ЦК КПСС, из отдела культуры. Завотделом собирался вечером в кафе «Молодежное» послушать выступление самодеятельных групп. Зубов даже не знал, кто сегодня выступает, но его не спрашивали: приедет – и все.

Позвонил Маркову – нет дома, в институте. Позвонил Сушкину в комитет комсомола радио и телевидения – не приходил еще. Просил срочно позвонить Зубову в Минкульт СССР. Так и сказал: «В Минкульт СССР» – для солидности. Ох до чего ему опротивели эти ансамбли! Всему этому, казалось, не будет ни конца ни краю. Скорей бы подготовить приказ.

Когда Зубов вконец извелся, позвонил Марков.

– Ну наконец-то, – зло сказал Зубов, – нельзя было позвонить пораньше?

Он недолюбливал Маркова за его обширные знания, которых у Зубова не было. Да и Марков не очень-то чтил Зубова, называя его про себя «лимитой» и «деревней».

Ответил тоже резко:

– А я, Михаил Андреевич, между прочим, учусь, и у нас в аудиториях телефонов нет.

– Ладно, – сказал Зубов. – Кто сегодня выступает в «Молодежном»? Из ЦК приедут послушать, а я не в курсе, как же так?

Марков знал, кто будет выступать, но хотел проучить Зубова, который уже стал поучать, что кому и как надо делать, что играть и петь.

– Списки у Сушкина, надо уточнить у него, – сказал он.

«Сушкина нет на работе!» – чуть было не закричал Зубов, бросил трубку, со злости стал набирать Сушкину – нет на работе. Дозвонился около четырех и, срываясь на истерику, стал рассказывать про ЦК, про завотделом, жаловался на Маркова, стал выговаривать Сушкину, что его не проинформировали, что он не в курсе, а ведь он отвечает за приказ Минкульта СССР.

Сушкин, который уже успел насмотреться всякого начальства, и радийного, и телевизионного, успел наслушаться всяких наставлений и поучений от людей поумнее Зубова, ответил:

– Ну а если вы за это отвечаете, приходите к нам почаще, интересуйтесь, а я не работаю в Мин-культе СССР. – И повесил трубку.

Зубов этого не ожидал, вопрос застрял в горле: «Кто сегодня выступает?» Но ответа уже не будет. Он еще раз набрал Сушкина. Вежливый женский голос ответил, что Михаил Валентинович уехал в Останкино, а оттуда уедет в кафе «Молодежное» и сегодня уже вряд ли вернется на Пятницкую, где, собственно, и был комитет комсомола.

Зубов не умел разговаривать с людьми ни по телефону, ни при прямых контактах. Он бросил трубку, так и не ответив девушке в комитете комсомола на вопрос, что передать Михаилу Валентиновичу. Зубов нашел телефон Миши Айзенштадта, тот ему узнал, что сегодня вечером выступают «Тролли» и «Ветры перемен».

– Спасибо… – только и выдавил из себя Зубов.

Повесил трубку, про себя подумал: «Что за названия, мать их так?» Тролли, ладно, это он знал – скандинавские существа. А «Ветры перемен» – что за крамола? Ветры каких перемен, интеллигенты хреновы? Начитались книжек! И вообще, что ему делать вечером в «КМ»? В поп-музыке он как не разбирался, так и не разбирается. Ансамблей московских тоже не знал. И что? Идти в кафе, чтобы ляпнуть на глазах у товарищей из ЦК КПСС что-нибудь невпопад? Так этот Сушкин враз высмеет, у него не задержится. Лучше не ходить сегодня, пусть сами послушают. А коммунист Зубов пойдет на партсобрание управления, с которого уже хотел было отпрашиваться. Спросят, где был, – на партсобрании, причина уважительная.

Сушкин подъехал в «КМ» где-то около 7 часов. Музыканты из группы «Тролли» уже настраивали аппаратуру. Миша позвал командира комсомольского оперотряда, который обеспечивал порядок в кафе «Молодежное», объяснил, кто приедет, попросил лишних никого не пускать, предупредил, что Марков вот-вот подъедет с девушкой. Официанток попросил сдвинуть два столика в центре зала, сходил к директору, взял две таблички «Занято», пошел на кухню, где ему уже изжарили яичницу-глазунью, сварили вкусный кофе и сделали бутерброд с хлебом с маслом и черной икрой. Сел в подсобке и с аппетитом съел все и выпил кофе с очень свежим эклером.

Марков пришел в половине восьмого с очень симпатичной Наташей Хряневой, солисткой ансамбля Моисеева, с которой встречался всякий раз, когда ансамбль не был на гастролях, – сегодня как раз такой случай. Но через пять дней «моисеевцы» уезжали в Латинскую Америку на три месяца, и Наташа решила эти дни провести в компании Маркова. Оба любили музыку, собирали пластинки. Маркову также нравилась высокая стройная девушка, которая хотя и была на пять лет старше его. Но вместе оба, высокие, стройные, они выглядели как одногодки.

Войдя внутрь кафе, Саша помог Наташе раздеться. Мужским взглядом оценив ее ладную стройную фигуру в красивом вязаном не у нас свитере, темной, не очень длинной юбке и черных сапогах новомодного заграничного образца.

– Ну что ты, старик, здесь стоишь?

К Саше откуда-то сзади подошел невысокий коренастый Миша Сушкин.

– У нас за столиком есть как раз место для твоей девушки. Пойдем-пойдем, и тебя пристроим.

Устроились за тем самым столиком недалеко от сцены, который Сушкин приготовил для сегодняшних гостей.

К Маркову, прихрамывая, подошел Миша Машков, ударник и руководитель группы «Тролли» и, показывая на сцену, не без гордости сказал:

– Посмотри, какой аппарат поставили, усилители все сами сделали.

На сцене тоже были самодельные колонки, ударная установка «Премьер» и отличные микрофоны «Филипс» на фирменных стойках. Впрочем, Машков у столика не задержался, его позвали на сцену, что-то там не ладилось. Гости из ЦК КПСС – завотделом культуры и инструктор этого отдела Глебов Роман Владимирович – появились как раз тогда, когда «Тролли» начали свое выступление.

Лондон. 1969 год

Тем временем в Англии увидела свет новая долгоиграющая пластинка «Битлз», за белый цвет двойного альбома прозванная журналистами «Белый альбом».

1 января 1969 года «Битлз» соберутся вместе в павильоне киностудии. Идея была простой: снять фильм о том, как «Битлз» записывают новую долгоиграющую пластинку. Надо было быть самими собой, просто играть и петь, а камеры зафиксируют, как все происходило. Но громадный неуютный павильон сразу стал раздражать всех. Раздражала и Йоко Оно, молчаливо сидящая рядом с Джоном Ленноном. Это все повторялось изо дня в день. Пол и Джордж возмутились:

– У нас никто никогда не присутствовал на записи и репетициях, десять лет назад договорились – никаких подруг и знакомых!

Джон только улыбнулся:

– Это ж Йоко.

В довершение Пол постоянно поучал Джорджа, как ему играть и что играть. Все это снималось на пленку, в том числе и фраза Пола: «Если так, как я тебе сказал, играть не можешь, лучше вообще не играй».

17 января Джордж встал и пошел к выходу, бросив на ходу:

– Я ухожу из группы.

Вечером он уже был в Америке у Боба Дилана. Позвонившему Полу Маккартни, попытавшемуся уговорить его вернуться, только и сказал:

– Да надоело мне это все! Холодный павильон и Йоко Оно действуют угнетающе.

Из павильона киностудии переехали на Эбби-роуд, в студию EMI, где было уютно и все знакомо. Операторам киностудии дали команду Йоко Оно стараться не снимать. Харрисона удалось уговорить вернуться. Съемки и запись альбома продолжили. Когда начали снимать, то планировали в павильон пригласить зрителей и несколько песен исполнить «живьем» – своеобразный концерт на публике. Но из павильона ушли, концерт явно не получался, публику уже не соберешь. Но заканчивать фильм и запись надо было, и вдруг решили в последний день съемок, 30 января, подняться на крышу офиса компании «Эппл», их компании. Установили камеры и аппаратуру, и «Битлз» сыграли 5 песен «живьем». Больше не получалось – соседи позвонили в полицию, которая появилась на крыше и потребовала прекратить нарушать общественный порядок. Внизу собрались прохожие послушать «Битлз». Улицу заблокировали, а это уже непорядок. На следующий день все снятое и записанное положили на полку: никому этим кошмаром заниматься не хотелось, написали фломастером на коробке «Let it be» – и все.

Пока все.

Москва. Февраль 1969 года

Михаил Андреевич Зубов без особого ущерба для своего здоровья пережил встречу нового года и вплотную занялся изданием приказа о вокально-инструментальных ансамблях. Министр культуры после неудачи с концертом «Битлз» как-то охладела к этому жанру. Однако после звонка из ЦК решила поговорить лично с Зубовым в ее просторном кабинете. Перед ней предстал перепуганный чиновник в мятом пиджаке и неглаженых брюках.

– Ну, что у нас с приказом? – спросила министр.

– Работаем, проект приказа готов, прорабатываем и согласовываем приложения.

– Долго что-то вы со всем этим возитесь, – сказала министр.

– Да материал сложный, никто этим не занимался раньше, – скорее, пролепетал, чем сказал Зубов.

– Ну да, конечно, – сказала министр с задумчивым видом.

Посмотрела на Зубова, словно вспоминая, зачем он здесь.

– Позвоните к себе в кабинет, пусть принесут материалы по приказу.

Минут через пять Верочка, запыхавшись, принесла в приемную голубую папку «Вокально-инструментальные ансамбли», которая, как всегда, без дела лежала у Зубова на столе. Теперь она лежала на столе у министра культуры СССР. А рядом стоял Зубов, теперь он уже не знал, кто он и что будет делать завтра, когда его уволят. Но министр неожиданно для Зубова посмотрела на часы и встала:

– Ну ладно, Михаил Андреевич, мне пора, обещала заехать в «Современник» – ждут!

Зубов добрался до дома в полнейшей панике. Он даже не сомневался – его уволят. Министр, наверное, уже обнаружила в папке чистые листы бумаги. Материалов толком там и не было. Так, переписка с филармониями, данные от ЦК ВЛКСМ, ну так, по мелочи. Даже горячая вода в тазике, босые ноги и вальс «На сопках Маньчжурии» не успокаивали Михаила Андреевича. Не помогла и бутылка водки, выпитая почти залпом. Ночью ему снились гитаристы, много гитаристов и где-то вдалеке один ударник.

Зубов каждый день приходил на работу, ожидая, что его вот-вот вызовут к министру или хотя бы к Полыниной. Но никто никуда не вызывал. Министр, правда, пригласила через три дня после беседы с Зубовым Полынину и, ничего не говоря, протянула ей увесистую папку – 10 листов, имевших отношение к проекту приказа. Полыни-на отложила в сторону остальные листы, абсолютно чистые, посмотрела на министра.

– Да-да, – сказала она, – чистые листы. Ты почитай проект приказа.

Полынина пробежала глазами напечатанное. Все было бы ничего, только вот удивила фраза «тапочки и бальные платья в отдельных случаях приобретаются за счет участников кружка».

– Как тебе насчет тапочек? – спросила министр.

– Никак, – сказала Полынина, – эта фраза из приказа о бальных танцах, непонятно, при чем тут вокально-инструментальные ансамбли.

– Морочил он голову и нам, и ЦК КПСС, и комсомольцам, – зло сказала министр.

– И что теперь делать? – спросила слегка побледневшая Полынина.

– А ничего особенного, приказ надо издавать. Зубова отстранить. Где он у тебя до этого работал?

– Занимался кружками баянистов в отраслевых клубах, – как-то отрешенно сказала Полынина.

– Ну пусть и дальше ими занимается.

– Ну а с приказом как? – спросила Полынина.

– Не знаю, буду думать. Ты, конечно, мне подсунула этого Зубова, не умен – надо признать, – сказала министр.

– Да так, вроде ничего был.

– Ну, может, среди баянистов и ничего, а здесь публика иная, творческая, интеллигентная. А что поют, что играют? Все ведь надобно упорядочить, кому что делать, телевидению и радио, кого записывать на пластинки. А твой клоун в мятых штанах что сделал? Дурачил всех.

– С бальными тапочками – это, наверное, не он, машинистка Верочка виновата, – предположила Полынина.

* * *

То, что рассказала Верочка, потрясло министра и Полынину. Оказалось, что папка у министра была не та, с которой Зубов ходил в ЦК, ту, синюю, он потерял, а Верочка перепечатала все документы заново. Про вокально-инструментальные ансамбли – это Зубов ей велел вместо «кружки бальных танцев» печатать «вокально-инструментальные ансамбли», а про «тапочки и бальные платья» ничего не было исправлено, так и напечатала.

Еще минут 10 послушали Верочку, а затем еще 10 минут молчали. У министра только и было мыслей, что хорошее дело окончилось аферой, надо выкручиваться, но как? На этой липовой голубой папке сошлось слишком много глаз. Интересно, куда же делся оригинал?

– Ну и что мне с этим всем делать? – спросила министр. – Где приказ? Ты начальник управления, тебе и отвечать.

Пододвинула ей папку:

– Забирай, это все твое. Вот что, Зоя, мне нужен приказ, что хочешь, то и делай, но через неделю представишь план мероприятия и познакомишь с исполнителем. Все, мне не до тебя! – довольно зло сказала министр.

* * *

Приказом по вокально-инструментальным ансамблям поручили заниматься Инессе Михайловне Соловьевой, опытному чиновнику 50 лет, бабушке двух внуков, любителю породистых собак и дачного участка. Ну какой тут биг-бит и рок-н-ролл. Пять лет до пенсии, а тут… Съездила в кафе «Молодежное», послушала самодеятельность. Для 50-летней бабушки двух внуков шумно и очень громко, к вечеру разболелась голова. Нет, пусть всем этим занимаются филармония, музыканты, оформляются как положено и получают 4 руб. 50 коп. за концерт, а что играть, им подскажет худсовет. Какие ансамбли были в списках филармоний, такие и включила в приложение, добавив ансамбль Свободкина «Веселые гитары» и «Друзья» Игоря Кранова. Теперь все всем ясно, вот вам приложения, кого передавать по радио, кого показывать по телевизору, а кого записывать на пластинки. Ну вот, в общем-то, и все, осталось подписать приказ у министра, и пусть играют что хотят, если, конечно, худсовет разрешит.

Внимательно прочитав приказ и приложение к нему, министр, улыбнувшись, посмотрела на Полынину и Соловьеву:

– Ну вот, – сказала она, – теперь и у нас будут свои советские «Битлз».

Соловьева насторожилась: «А это еще что такое?» – но решила промолчать. Что там у министра в голове? Тем более что приказ и приложения она уже подписала.

Англия. Лондон. 1969 год

Жизнь «Битлз» и их творчество по-прежнему на первых полосах английских газет. Пресса описывает все, что касается великой четверки. А что греха таить, они и сами дают повод для различных пересудов; ни дня без «Битлз», их жен и подруг. Новость февраля: у «Битлз» новый менеджер Алан Клейн, контракт с ним подписали Джон, Джордж и Ринго, Пол – воздержался. Ринго дебютировал в фильме Кэнди, премьеру которого и посетил в Лондоне, а 1 марта он начал сниматься с известным английским комиком Питером Селлерсом в фильме «The Magic Christian».

12 марта миллион девочек-подростков в разных странах мира рыдали навзрыд – в Лондоне Пол Маккартни в регистрационной конторе Мэри-лебой сочетался законным браком с Линдой Луизой Истман. Вечером того же дня Джорджа Харрисона и его жену Патти задержали за употребление наркотиков. 20 марта Джон в английском консульстве в Гибралтаре все-таки женится на Йоко Оно. Ну чем не новости для первой полосы? Правда, «Дэйли мэйл» в начале апреля рискнула предположить, что «Битлз» находятся на грани распада и их дальнейшее существование как единого коллектива под большим вопросом. Бульварная пресса – она и есть бульварная пресса.

Никто на выпады «Дэйли мэйл» от «Битлз» и не думал отвечать, и публике осталось только гадать: а так ли все это? Продюсер «Битлз» Джордж Мартин в конце апреля очень удивился, когда ему позвонил Пол Маккартни и сказал:

– Мы хотим записать нашу последнюю пластинку вместе и чтобы вы были продюсером, как на всех наших предыдущих пластинках.

Мартин задумался:

– Вы действительно все этого хотите? – спросил он после небольшой паузы. – Джон тоже?

– Да, все, – ответил Пол.

Для себя Маккартни давно решил, что «Битлз» не существуют как единое целое, это подтвердила и неудачная пластинка «Let it be» – последнее, что они, ругаясь друг с другом, записали.

Джордж Мартин согласился на предложение «Битлз». Зная их, он мог смело предположить, что это будет очередной шедевр великой ливерпульской четверки.

Лондон. Русский отдел британской разведки МИ-6. Июль 1969 года

В июле «Битлз» активно работали над своей новой и последней пластинкой. На записи и репетициях они, как и в прежние времена, были едины, никого лишнего в студии, работали слаженно, прекрасно осознавая, что пластинка получается очень хорошей.

В начале июля, в понедельник, лейтенант МИ-6 Клифф Мак-Фарен вернулся из отпуска в Испании, где в окрестностях Барселоны целый месяц с семьей наслаждался солнцем, теплым морем и отличным испанским вином. Но все это осталось где-то там, в Испании, – реальность лежала на столе в виде толстой папки, на которой сбоку было написано по-русски название операции «Сева Шар-городцев». А на самой папке, справа, стоял гриф «Совершенно секретно». Сам Мак-Фарен получал эту папку в секретариате отдела под расписку. В папке копия проекта приказа по вокально-инструментальным ансамблям Минкульта СССР. Анкеты всех участников московских групп. Эти анкеты были заполнены ими при вступлении в московский бит-клуб. Копии были переданы в Минкульт СССР. Участники самодеятельных групп и коллективов были уверены, что анкеты давно находятся в КГБ, но что они переведены на английский язык, тщательно проанализированы и находятся в МИ-6 – этого никто даже и представить себе не мог. А где же тогда оригиналы? А оригиналы долгое время находились в коробке у Саши Маркова дома под кроватью. В кафе «Молодежном» хранить их было негде, и он взял коробку домой. Так что КГБ здесь было ни при чем. А МИ-6 на основе имеющихся данных стало разрабатывать операцию «Сева Шаргородцев». Идея была проста: ведущий музыкальных программ Би-би-си должен быть русским и стать своим для слушателей и вести антисоветскую пропаганду в музыкальной программе. Англичанину сложно – все это явно отдает клеветой, а свой, русский, просто критикует советский строй, в котором вырос, не важно, разбирается ли он в поп-музыке, – у МИ-6 найдутся компетентные сотрудники.

Мак-Фарен включил кондиционер, пододвинул пепельницу, достал свои любимые сигареты «Бристоль», закурил и задумался над папкой «Сева Шаргородцев»: кто это может быть? Были только общие критерии, а что за этим? Кто он, Сева Шаргородцев?

Москва. Середина сентября 1969 года. Джазовый клуб «Печора», пр-т Калинина

Как-то в субботу Саша Марков со своим соседом по двору Сашей Соловьевым практически случайно забрели в «Печору». Здесь джазовые музыканты играли постоянно, бит-группы не приглашались, кафе «Молодежное» закрылось на ремонт, а заниматься группами было некому, да и зачем – теперь все было официально, бывшими самодеятельными коллективами занимались филармонии и другие концертные организации. Макаров и Соловьев разделись и поднялись на второй этаж. Народу было много. Марков пробежал зал глазами и вдруг случайно увидел Алексея Баташова у столика почти рядом со сценой. Баташов был большим знатоком джаза, как отечественного, так и зарубежного. Марков толкнул Соловьева локтем в бок:

– Смотри, вон Баташов сидит, и места вроде бы у него есть.

Баташов внимательно слушал выступавших музыкантов. Увидев Макарова, кивнул и показал на два свободных стула рядом.

– Ну что, балалаечник, – так он называл где-то с начала 60-х Маркова, – не довели тебя твои группы до дурдома?

– Нет, – пожал плечами Марков.

– Ладно, садитесь, слушайте настоящую музыку, да выпить возьмите, фруктов каких-нибудь. Сейчас еще Леша Козлов подойдет.

– Играть будет? – спросил Марков.

– Будет, будет, у него новый саксофон, очень хороший звук.

Леша Козлов, подойдя, тоже съязвил:

– Кого я вижу? Балалаечники пришли послушать хорошую музыку, это не то, что там ваши группы в три аккорда.

Джаз был действительно хорош, и мелодии знакомые.

Соловьев вдруг встрепенулся, показал глазами:

– Саш, смотри, вон Костров и Зайцев с девушками. Подойдем?

– Подойдем, – сказал Марков.

Ему, в общем-то, и не хотелось встречаться с выпускниками МГИМО. Наверняка все хорошо устроились, хвастаться будут. Сам же Марков после института, отказавшись от аспирантуры, пошел в обычную школу учителем английского языка. Но ему обрадовались. Зайцев и Костров были с девушками. Удивились, что он в школе. «Учителем?» Костров уже работал во Внешторге, его девушка Ира Чернова – врачом в поликлинике МИД СССР. Зайцев распределился в МИД. Соловьев, правда, еще учился в Бауманском институте. Поговорили о том, о сем. Пожалели, что кафе «Молодежное» закрылось. Но в основном разговоры были о том, кто после института куда пошел работать. Кто-то еще остался в группах, а кто-то уже понял, что надо идти работать по специальности. Тех, кто был с музыкальным образованием, как, например, Толя Власов из группы «Орфей», пошли в Москонцерт, где со своей группой «Веселые гитары» уже работал Григорий Свободкин; он не разбирался ни в бит-музыке, ни в рок-н-ролле, поэтому брал почти всех, кто разбирался.

Маркова нашел Баташов.

– Саш, – сказал он, – я ухожу, перешел бы со своими друзьями за мой столик, там лучше слышно и видно.

Собрались и с вином и закусками пересели поближе к сцене, где играли музыканты, прошедшие советскую школу борьбы с джазом.

Судьба сведет Маркова и Кострова вместе только в 1971 году во дворе дома в Арбатском переулке, куда Марков с женой и маленькой дочерью переедет жить, правда, в однокомнатную квартиру. А Костров, тоже с женой и маленькой дочерью, благодаря стараниям тестя переедет в трехкомнатную квартиру. Встреча с Марковым во дворе собственного дома очень не понравилась Кострову. За два года работы во Внешторге он как-то привык причислять себя к элите советского общества. А как же, он – во Внешторге, зять – в ЦК КПСС, жена – в поликлинике МИД СССР, а тут школьный учитель. Оказалось, уже и не школьный учитель, а референт Комитета молодежных организаций города Москвы и работает в горкоме комсомола, а жена – аспирант стоматологического института. Да еще живет в так называемом совминовском доме из хорошего кирпича с улучшенной планировкой квартир. Но в конце своих размышлений Костров решил, что Саша Марков умный парень, похоже, и заграница ему светит в недалеком будущем, в общем, человек его круга, а то школьный учитель – как-то не так.