Текст книги "Сад Аваллона"

Автор книги: Артур Мэйчен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 43 страниц)

Из мира грез меня вывел сердитый голос, грубо вопрошавший, отчего это я не держусь определенной стороны тротуара; подняв глаза, я увидел стоявшего предо мной важного, представительного господина, который с явным неудовольствием и презрением смотрел на такую жалкую личность. Я сразу признал в нем моего старого друга, и когда я назвался, он стал извиняться, выказывая свое сожаление, а потом поблагодарил меня за добрые намерения, сделав это с некоторым сомнением, словно боялся связать себя какими-то обязательствами или опасаясь за мой рассудок. Сначала я предался было воспоминаниям о совместно прожитом времени, но быстро заметил, что сэру Томасу это неприятно: он вежливо отзывался на мои слова, но всякий раз норовил перейти «ближе к делу» – так он это называл. Сменив тему, я во всех подробностях рассказал ему то, что уже сообщил вам. Вот тогда его поведение полностью изменилось. Когда я вытащил кремниевый нож как доказательство того, что побывал «на обратной стороне Луны» – так обозначали мы на нашем жаргоне место, где находились сокровища, лицо его приобрело необычайную серьезность, он выглядел очень взволнованным; меня озадачила смена на его лице разных выражений: дрожи ужаса, твердой решимости и старания сохранять спокойствие. У меня хватило времени рассказать ему обо всем в мельчайших подробностях, и, так как еще было достаточно светло, я, вспомнив о подобранном красном мелке, нарисовал на ближайшей стене кисть. «Вот, взгляни, это рука, – начал я, объясняя подлинное значение рисунка, – обрати внимание на положение большого пальца между указательным и средним…» Я собирался начертить и все остальное и уже приложил к стене мел, но тут Вивьен, к моему величайшему удивлению, вдруг ударил меня по руке. «Не стоит, – сказал он. – Это место недостаточно уединенное. Лучше немного пройдемся, и ты расскажешь мне все подробно по пути».

Я согласился, и Вивьен повел меня прочь, выбирая самые глухие улочки, а я тем временем подробно рассказывал ему, как добраться до сокровищ. Раз или два, поднимал на него глаза, я замечал, что он как-то странно озирается, бросает быстрые взгляды по сторонам и поглядывает на дома; его беспокойство и нервное поведение не нравились мне. «Пойдем-ка на север, – сказал он наконец, – там есть уединенные улочки, где можно будет спокойно все обсудить; я в твоем распоряжении на весь вечер». Я отказался под тем предлогом, что должен быть вовремя на Оксфорд-стрит, и продолжал свой рассказ. Когда я закончил, Вивьен знал путь к сокровищам в мельчайших подробностях, не хуже меня.

Тем временем, свершив круг, мы оказались на прежнем месте – в том же темном переулке и как раз у той самой стены, где я начертил красную руку: это я понял по смутным силуэтам деревьев, свесивших к нам свои ветви. «Мы вернулись туда же, откуда начали путь, – сказал я. – Думаю, я могу коснуться того места, где нарисовал руку. И уверен, ты тоже сможешь коснуться той таинственной руки в горах, как и я. Помни – между ручьем и камнем».

Я склонился, пытаясь разглядеть, точно ли это мой рисунок, как вдруг услышал над собой резкий свист и быстро выпрямился. Вивьен стоял передо мной, в его поднятой руке блестел нож, а в глазах застыла смертельная решимость. Только в целях самозащиты я нащупал в кармане кремниевый нож и, ослепленный страхом за собственную жизнь, нанес Вивьену упреждающий удар. Через мгновение он уже лежал бездыханный на тротуаре.

– Вот и все, – произнес Селби после непродолжительного молчания. – А теперь, мистер Дайсон, я хотел бы узнать, каким образом вы меня выследили.

– Я разрабатывал несколько версий и совсем не заслуживаю похвалы за проницательность, так как допустил несколько серьезных промахов. Для меня не составило особого труда разгадать ваш «небесный» шифр: я сразу понял, что за астрономическими терминами скрываются обычные слова и фразы. Вы потеряли или у вас украли что-то черное; небесный глобус – копия «небес» – из этого я понял, что у вас осталась копия украденного. Естественно, я пришел к заключению, что вы потеряли некий черный предмет с буквами или символами, написанными или высеченными на нем: ведь предмет явно содержат важную информацию, а информация могла быть только написана или изображена в картинках. «Наша прежняя орбита остается без изменений» – значит, ваша договоренность сохраняется. «Номер моего знака» должен был означать номер дома – аллюзия к знакам зодиака. Нет нужды объяснять, что «обратная сторона Луны» не может быть не чем другим, кроме как местом, где никто еще не бывал; «новый дом» – другое место для встречи – опять астрологические аллюзии. Следующим моим шагом было найти украденные «черные небеса», тут пришлось трудновато, но в конце концов я их нашел.

– Нашли плитку?

– Вот именно. А на клочке бумаги, оставшемся на ее оборотной стороне, я прочитал «набег»,[150]150
  Набег (англ.).


[Закрыть] и это меня сильно озадачило, но потом я догадался, что это окончание названия улицы Грейс-Инн-роуд – вы только пропустили второе «н». Выражение «жестокосердая мачеха» тут же вызвало в памяти фразу Де Куинси, откуда вы позаимствовали эти слова, и я сделал смелое, однако впоследствии оказавшееся правильным предположение, что вы живете либо на Грейс-Инн-роуд, либо поблизости от нее и имеете привычку прогуливаться по Оксфорд-стрит: ведь, как вы помните, любитель опиума именно там регулярно совершал свой моцион.{3} Исходя из теории невероятности, с основными принципами которой знаком мой друг, присутствующий здесь, я пришел к выводу, что при любых обстоятельствах вы когда-нибудь да пройдете через Гилфорд-стрит, Рассел-сквер и Грейт-Рассел-стрит и, если я буду достаточно долго следить за передвижениями людей по моей улице, то обязательно увижу нужного человека. Но как его узнать? Как раз напротив моих окон работал уличный художник, которого я попросил ежедневно рисовать на стене за его спиной крупную кисть в столь знакомом всем нам жесте. Я решил, что если человек, которого я ищу, пройдет мимо, он непременно каким-нибудь образом да выдаст себя при виде этого рисунка, ставшего для него самым страшным из всех символов. Остальное вам известно. Я нашел вас уже через час, и тут уж все было рассчитано, признаюсь, не без некоторого блеска. Зная, что вы в течение долгих лет живете на одном месте в районе, где жильцы меняются постоянно, я пришел к выводу, что вы человек, не склонный менять свои привычки и, оправившись после потрясения, вернетесь, чтобы продолжить прогулку по Оксфорд-стрит. Вы и вернулись – по Нью-Оксфорд-стрит, где я уже ждал вас на углу.

– Ваши умозаключения поразительны, – сказал мистер Селби. – Должен признаться, в ту ночь, когда погиб сэр Томас Вивьен, я тоже возвращался по Оксфорд-стрит. Полагаю, я рассказал вам все, что вас интересовало.

– Не думаю, – отозвался Дайсон. – А как насчет сокровища?

– Мне не хотелось бы об этом говорить, – сказал Селби, страшно побледнев.

– Не бойтесь, мы не шантажисты. Кроме того, не забывайте, вы в нашей власти.

– Ну раз уж вы так ставите вопрос, то знайте: я вернулся на то место. И на этот раз прошел дальше, чем прежде.

Мужчина вдруг замолчал, рот его искривился, губы задрожали, и он затрясся в безудержных рыданиях.

– Успокойтесь, – сказал Дайсон. – Теперь вы обеспеченный человек.

– Обеспеченный, – проговорил Селби с трудом, – да уж, можно сказать место в аду мне обеспечено уже при жизни. Я взял из этого ужасного тайника в горах только одну вещь – она лежала недалеко от того места, где я нашел кремниевый нож.

– Почему же вы не взяли больше?

Несчастный человек сжался прямо на глазах, лицо его приобрело желтовато-стеариновый оттенок, на лбу проступил пот. Зрелище было одновременно ужасным и неприятным, а прозвучавший голос напоминал шипение змеи.

– Потому что стражи все еще там, и я видел их, а еще вот почему, – и Селби протянул друзьям небольшую золотую вещицу весьма странного вида. – Вот, смотрите, – проговорил он, – это «Наказание распутника».

Филиппс и Дайсон издали одновременно ужасные вопли – столь отталкивающе непристойным было изображение.

– Скорей уберите, спрячьте этот кошмар, ради всего святого!

– Только это я и принес с собой, ничего больше, – сказал Селби. – Неудивительно, что я не задержался там, где живут существа, недалеко ушедшие от диких зверей, и где все остальное в тысячи раз страшнее того, что я вам показал.

– Вот, возьмите это, – сказал Дайсон. – На всякий случай я принес ее с собой. – И он протянул дрожащему, испуганному человеку черную плитку. – А теперь, – закончил Дайсон, – мы вас больше не задерживаем.

Друзья какое-то время сидели молча, нервно поглядывая друг на друга; губы их дрожали.

– Признаюсь, я верю ему, – проговорил наконец Филиппс.

– Мой дорогой Филиппс, – сказал Дайсон, широко распахивая окна. – Не думаю, что я наделал так уж много ошибок в этом запутанном деле.

Перевод В. Бернацкой осуществлен по: Machen А. The Three Impostors and The Red Hand. N. Y. Alfred Knopf, 1922.

Артур Мейчен. Сияющая пирамида (перевод А. Егазарова)

Знак стрелы

– Обитель призраков, говорите?

– Да, несомненно. Неужели не помните? Года три назад вы рассказывали мне об одном местечке на западе, о дремучих чащах, о холмах, растущих из грубой земли в виде перевернутых чаш. Ваш рассказ отпечатался у меня в мозгу, как молитва, которую я оживлял в своем воображении, когда сидел за столом и слушал громыхающую суету лондонских улиц. Но когда же вы приехали?

– По сути, Дайсон, я только что с поезда. Я отправился на станцию спозаранку и поспел на десятичасовой.

– Отлично, очень рад, что вы заглянули ко мне. Боже, три года позади! Надеюсь, у вас все в порядке. И, полагаю, миссис Воган все еще не существует?

– Вы правы, – сказал Воган, – я такой же отшельник, как и вы. Бездельничающий одиночка, смею уточнить.

Воган зажег трубку и присел, не переставая беспокойно озираться. Дайсон, когда Воган входил в кабинет, развернулся в кресле лицом к приятелю и вел беседу, продолжая сидеть за столом. Воган, заметив, что рука Дайсона лежит на пачке исписанных листов, спросил:

– Вы все еще увлечены этой старой загадкой? – и показал на гору бумаг и выдвинутые ящики бюро.

– Да, тщеславные занятия литературой, тщетные как алхимия, но и столь же захватывающие. Однако, – Дайсон переменил тему, – надеюсь, вы пробудете некоторое время в городе. И, если это так, чем мы займем сегодняшний вечер?

– Будь по мне, так я бы скорее провел в вашей компании денька три на западе. Это было бы весьма полезно и для вас, не сомневаюсь.

– Вы, как всегда, очень добры, Воган, но из Лондона труд-но уезжать в сентябре. Сам Доре[151]151
  Доре, Гюстав (1832–1883) – французский график.


[Закрыть] не смог бы изобразить большего чуда, чем та Оксфорд-стрит, которую я видел в один из вечеров; пылающий закат и голубой туман превратили обычную улицу в дорогу, уводящую в сказочный город…

– И все же я настаиваю на своем приглашении. Вы бы получили истинное наслаждение от прогулок по нашим холмам. Неужели этот шум за вашим окном не стихает день и ночь? Я удивляюсь вашему терпению. Как вы можете работать в таком грохоте? Уверен, пребывание в моем старом доме посреди лесов показалось бы вам пиром в сравнении со скудной трапезой осеннего Лондона.

Воган снова зажег потухшую трубку и бросил обеспокоенный взгляд на Дайсона, внял ли тот его увещеваниям, но кабинетный человек лишь покачал головой, давая понять старому знакомому, что дал обет верности шумным улицам.

– Вам не удастся меня соблазнить, – сказал он.

– Ладно, возможно, вы правы. В конце концов, я несколько слукавил, говоря о мирных буднях деревенской жизни. Жизнь деревни замкнута, поэтому случившаяся там трагедия подобна камню, брошенному в пруд, и рябь беспокойства, в отличие от топкого города, кажется, никогда не исчезает с ее поверхности.

– У вас много неприятностей в родных местах?

– Я бы так не сказал. Но то, что случилось месяц назад, вызвало во мне живейшее беспокойство. В обыденном смысле слова это и трагедия, и в то же время нет.

– Но что, все-таки, случилось?

– Исчезла девочка, ничего казалось бы удивительного, если бы не в высшей степени загадочные обстоятельства оной пропажи. Ее родители, носящие фамилию Трэворов, весьма преуспевающие фермеры, и старшая их дочь Анни была писаной красавицей. Как-то в полдень она задумала посетить свою тетю, вдову, у которой собственная ферма неподалеку от родительских угодий, и, поскольку между их домами было немногим более пяти миль, Анни отправилась пешком, сказав родителям, что пойдет короткой дорогой через холмы. К тете она так и не лопата, и с тех пор ее никто не видел. Вот и все, что можно сказать в нескольких словах.

– Ах, что за сверхъестественный случай! Полагаю, что там, среди холмов, нет брошенных шахт? И не думаю, что вы пытаетесь вызвать интерес, намекая на нечто ужасающе внушительное, скажем – пропасть.

– Нет, разумеется, нет. На тропе, по которой должна была идти девочка, никаких ловушек и каверз нет; это обычная старая дорога, что лежит поверх голых безлесых холмов. Поблизости от той дорожки нет даже сколько-нибудь заметного проселка: по ней можно пройти несколько миль и не встретить ни души, но в целом место совершенно безопасное.

– А что говорят об этом люди?

– Ах, они несут чушь. Вы еще не знаете, какими бывают эти суеверные английские поселенцы, живущие в далеких от дорог краях. Они так же дурны, как ирландцы, и каждый из них колдуй, если не того хуже.

– Но все же, что они говорят?

– Будто бы бедная девчушка сбежала с феями, или ее выкрали феи. Сущий бред, – продолжил он, – можно было бы посмеяться над глупостью крестьян, если бы под маской фарса не крылась подлинная трагедия.

Дайсон, похоже, заинтересовался.

– Н-да, феи, – сказал он, – в наше время это звучит несколько странно. Ну а полиция? Полагаю, их не сильно интересуют феерические гипотезы?

– Разумеется, но и сами они мало на что способны. Чего я опасаюсь, так это того, что Анни Трэвор встретила по дороге каких-нибудь злодеев. Касл – большой порт, вы знаете, и среди иностранных матросов всегда найдется несколько негодяев, которые бросают свои команды и отправляются бродяжничать по окрестностям. Не так давно один испанский моряк, по имени Гарсия, убил целое семейство ради добычи, не стоящей и шести пенсов. Этих парней едва ли можно отнести к роду человеческому, и я сильно опасаюсь, что бедная девочка, повстречавшись с ними, могла ужасно закончить свои дни.

– Но ни один иностранный моряк не был замечен вблизи деревни, не так ли?

– Да, действительно, таковых не приметили, хотя, как вы понимаете, Дайсон, обитатели села чертовски наблюдательны, и даже малейшее различие в манере одеваться вызовет их интерес. И все же, мое предположение кажется единственно возможным.

– А по-моему, сведений крайне мало, чтобы делать выводы, – возразил Дайсон. – Ну а как насчет хитросплетений любви или чего-нибудь в этом роде?

– О, нет, только не в данном случае. Уверен, если бы Анни была жива, она бы нашла способ дать знать о себе матери.

– Не сомневаюсь, не сомневаюсь. Едва ли такое возможно, остаться в живых и до сих пор не суметь связаться хотя бы со знакомыми. Теперь я понимаю, все это легко могло возбудить вашу чувствительную душу.

– Да-да, я ненавижу тайны, и в особенности те, которыми прикрывается ужас. Откровенно, Дайсон, я хочу чистосердечно признаться: я пришел сюда не за тем, чтобы рассказывать вам обо всем этом.

– Конечно же нет, – сказал Дайсон, несколько смущенный тяжеловесными манерами Вогана, – вы пришли сюда поболтать на темы, скажем, более веселые.

– О, нет, только не о пустяках. То, о чем я рассказывал вам, случилось около месяца назад, но несколькими днями раньше произошло и нечто другое, имеющее ко мне отношение самое непосредственное. Проще говоря, Дайсон, я пришел сюда в надежде, что вы сумеете помочь мне. Помните тот любопытный случай, о котором вы говорили мне при нашей последней встрече, я имею в виду того оптика?

– Ну, разумеется, помню. Тогда я изрядно гордился своей проницательностью. И даже по сей день у полиции нет ни единой идеи о том, зачем ему понадобились желтые очки. Однако вы, Воган, вижу, действительно, чем-то обеспокоены. Надеюсь, ничего серьезного?

– Нет, думаю, это всего лишь игра преувеличений, но хотелось бы, чтобы именно вы рассеяли мои подозрения. И все же, случившееся выглядит слишком странно.

– Итак, что же случилось?

– Уверен, вы станете смеяться надо мной, но все же я расскажу. Вы, должно быть, знаете, что через мои владения идет дорожка с общим правом прохода, как раз неподалеку от огорода. Не скажу, что много людей пользуется ею – так, один дровосек да пять или шесть ребятишек, которые проходят там по пути в школу дважды в день. Ну да ладно, несколько дней назад я, как обычно, гулял перед завтраком. Решив раскурить трубку, я остановился у больших ворот в ограде сада, мне нужно было укрыться от свежего ветра, а там как раз деревья, возвышаясь на несколько футов над забором, смыкаются над дорожкой, образуя тенистое приятное местечко. В общем, я стоял и неторопливо курил, глядя себе под ноги. И вдруг что-то привлекло мое внимание. На траве у забора я увидел небольшие камешки, это были кремни, разложенные в некую фигуру, примерно такую, – и мистер Воган, схватив со стола бумагу и ручку, быстро нарисовал несколько точек.

– Видите, – продолжал он, – их было, я думаю, около двенадцати. Аккуратно уложенные в линии и разделенные равными промежутками, все они были заострены и их острия указывали в одном направлении.

– Да, конечно, – сказал Дайсон без особого интереса, – нет сомнений, что упомянутые вами детишки играли в камешки по пути из школы. Дети, как вам известно, весьма расположены делать подобные фигуры из ракушек, камней или цветов и вообще из всего, что попадется им под руку.

– Тогда я думал так же и, просто отметив, что кремни разложены в определенном порядке, пошел восвояси. Но на следующее утро я отправился на прогулку тем же привычным маршрутом и обнаружил на траве уже другое расположение камней. На этот раз это была по-настоящему любопытная фигура: нечто похожее на спицы колеса, сходящиеся к оси, а из середины выглядывало подобие чаши, – и все, как вы понимаете, из тех же самых кремней.

– Соглашусь, – сказал Дайсон, – выглядит достаточно странно. Но все же предположение, что ответственность за эти фантазии в камне лежит на полудюжине сорванцов, вряд ли теряет свою силу.

– Допустим, но у меня была возможность проверить подобное предположение. Дети проходят через ворота каждый вечер в половине шестого, а я вышел на прогулку в шесть и нашел рисунок таким же, каким он был утром. На следующий день я был на ногах в четверть седьмого и обнаружил на земле уже другой рисунок. Это был контур пирамиды. Дети, я отметил, прошли в школу через полтора часа, не удостоив и взглядом то место на траве. Вечером я также наблюдал за ними – никакого внимания к камням. И, наконец, этим утром, когда я в шесть часов подошел к воротам, меня ждал еще один рисунок – полумесяц.

– Итак, вся серия выглядит следующим образом: вначале упорядоченные линии, затем фигура из спиц и чаша в центре, далее – пирамида, и последняя фигура, что была сегодня утром – полумесяц. Порядок, значит, таков?

– Все верно. Но вы знаете, это почему-то встревожило меня. Допускаю, это может показаться нелепым, но я ничего не могу поделать с мыслями о том, что под моим носом развертывается сигнальная цепь, и что сигналы эти не несут мне ничего хорошего.

– Но чего вам опасаться? У вас, надеюсь, нет врагов?

– Врагов как будто нет, зато есть очень старая и очень ценная чаша.

– И вы теперь думаете о взломщиках? – спросил Дайсон голосом, выдающим неподдельный интерес. – Но вы должны знать все о своих соседях. Есть ли среди них те, кто может вызвать подозрение?

– Насколько я осведомлен, нет. Но помните, я говорил вам о моряках?

– Прислуге вы доверяете?

– О, совершенно. Чаша хранится в хорошо запираемой комнате, и единственно дворецкий, старый фамильный слуга, знает, где хранится ключ. С этой стороны опасности нет. Однако все знают, что у меня дома целая куча старого серебра, и каждый крестьянин в округе считает своим долгом потолковать об этом. Сведения, таким образом, могут просочиться наружу, причем в самых нежелательных направлениях.

– Да, но мне, признаться, кажется, не все сходится в теории ограбления. Кто, в таком случае, сигналит и кому? Я не могу нащупать связи, чтобы принять подобное объяснение. И что заставляет вас искать соответствие между вашей посудиной и кремневыми знаками, или как там мы их назовем?

– Да как же, а фигура чаши! – воскликнул Воган. – Мне выпала удача быть обладателем очень большой и чрезвычайно ценной чаши для пунша времен Карла II.[152]152
  Карл II ( 1630–1685) – английский король с 1660 г., из династии Стюартов. Провозглашение его королем означало реставрацию монархии в Англии.


[Закрыть] На ней выгравирован столь тонкий и изысканный орнамент, что, поверьте, чаша стоит целое состояние. А один из тех четырех знаков имеет точно такую же форму, как и мое сокровище.

– Да, соответствие, пожалуй, странное. Ну а другие фигуры или эмблемы: ничего похожего на пирамиду у вас нет?

– О, вы будете удивлены еще больше. Эта чаша для пунша вместе с набором старых и столь же редких черпаков хранится в сундуке красного дерева пирамидальной формы.

– Что ж, признаться, все это заинтриговало меня, – заметил Дайсон. – Давайте продолжим. Что вы скажете относительно других фигур: о множестве или войске, как мы можем назвать первый знак, и что, наконец, о полумесяце?

– Ах, здесь у меня аналогий нет. Но, поймите, у меня есть оправдание для моего любопытства: я был бы крайне огорчен потерей любой из моих редкостей, почти все вещи уже многие поколения принадлежат нашему роду, и я не могу избавиться от мысли, что какие-то бандиты замышляют ограбление, переговариваясь у меня под носом каждую ночь.

– Откровенно, – сказал Дайсон, – я ничего не могу в этом понять и нахожусь в таких же потемках, что и вы. Да, ваше объяснение кажется единственно возможным, и все же затруднения, к которым оно приводит, видятся мне непреодолимыми.

Он откинулся в кресле, и теперь два джентльмена смотрели друг на друга, хмурясь от запутавшей их причудливой загадки.

– Между прочим, – сказал Дайсон после долгой паузы, – какая там геологическая формация под вами?

Мистер Воган в сильном удивлении поднял на Дайсона глаза.

– Старые красные песчаники и известняки, как мне кажется, – сказал он. – У нас ведь нет угольных пластов, вы знаете.

– Однако предельно ясно, что кремня не может быть в известняках или песчаниках.

– Нет, я ни разу не встречал кремня в полях. Признаюсь, это меня несколько поразило.

– Надо думать! Это чрезвычайно важно. А какой, между прочим, величины были кремни из тех фигур?

По случаю один я захватил с собой. Поднял его с травы сегодня утром.

– Подняли с полумесяца?

– Точно. Вот он.

Воган протянул небольшой, дюйма три в длину, кусочек кремня, заостренный с одного конца.

Лицо Дайсона вспыхнуло искренним волнением, как только он взял камень.

– Несомненно, – сказа он после некоторой паузы, – у вас есть странные соседи. Но думаю, едва ли в их планы входит ваша чаша для пунша. Известно ли вам, что это кремневый наконечник стрелы совершенно уникального типа? Я рассмотрел 211 подобных штучек со всех концов света, но такого наконечника в коллекциях нет.

Дайсон положил свою трубку и вытащил из ящика стола книгу.

– Мы успеем к поезду на 5:45 до Касла, – сказал он.