Текст книги "Искатель. 1965. Выпуск №2"

Автор книги: Артур Конан Дойл

Соавторы: Рэй Дуглас Брэдбери,Аркадий Адамов,Альфред Элтон Ван Вогт,Роман Подольный,Глеб Голубев,Сергей Жемайтис,Александр Китайгородский,Яков Наумов,Андрей Яковлев,Герман Максимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Герман МАКСИМОВ
ВЕРОЯТНОСТЬ РАВНА НУЛЮ

Рисунок В. НЕМУХИНА

«Краб» не слушал команд – уходил торопливой иноходью, нелепо выворачивая в шарнирных суставах трубчатые ноги. Одним взмахом он взлетал на очередной бархан и стремительно скатывался с него, оставляя в песке глубокие борозды. Инстинкт самосохранения, вложенный в машину человеком, гнал ее прочь. В этом внезапном бегстве было что-то судорожное, чисто животное, пугающее.

Морев медлил. Только когда Воронка скрылась за холмами, не оборачиваясь, сказал Косте:

– Хватит. Сними напряжение с сектора СЗ.

– Эти кибернетики, кажется, перестарались, – проворчал Костя, щелкая переключателями, – превратили нашего «Краба» в пугливого зайца. Скоро он мышей станет бояться.

Федор промолчал. Кто-кто, а он знал, что «Краб» не включит сектор самозащиты без особой надобности. Он своими глазами видел, как на испытаниях машина полтора часа работала в озере горящей нефти. Когда ей дали команду выйти из огня, потенциал был только на реле осторожности. Это значит: она заботилась о собственной безопасности чуть больше человека, переходящего улицу, по которой никогда не ездят автомашины.

Нет, «Краб» не из трусливых. И если он так внезапно передал управление сектору СЗ, значит они вовремя ушли от большой опасности. Быть может, даже от гибели. Но от какой?

«Краб» остановился на вершине бархана. Отсюда открывался вид на типичный марсианский ландшафт. Он был хорошо знаком обоим по фильмам предыдущих экспедиций. По бурой плоской равнине беспорядочно расползлось стадо невысоких холмов, окаймленных понизу полоской густой тени. Куда ни глянь, до самого горизонта мертвая, равнодушная пустыня, и над ней фиолетовый купол неба. Только далеко на востоке, как символ всепроникающей жизни, в небо вонзилась тонкая игла их земного звездолета.

– Будем возвращаться?

Костя мог бы и не спрашивать. Он одиннадцать месяцев проработал с Моревым на Лунной трассе. Знал ответ заранее и все-таки спросил. Федор пожал плечами:

– Выкладывай.

– Это не марсиане, Федя.

– Кто? – не понял Морев.

– Ну, Воронка… Эти-шары там, паника «Краба». Это не марсиане.

– Ага.

Пресловутое моревское «ага», над которым потешался весь космофлот, могло означать все что угодно. Но сейчас оно говорило об одном: Морев «перерабатывает информацию».

– Чушь! У вас, планетологов, во всем загадки.

«Заело», – подумал Костя, а вслух спросил:

– Ты знаком с отчетами Первой и Второй экспедиций?

– Помню наизусть! – Морев начинал сердиться.

– Следы цивилизации обнаружила только экспедиция профессора Зубкова…

– Ну да, развалины на Большом Сырте и в районе Лаокоонова узла…

– И определила их возраст в пятьдесят тысяч лет, – продолжил Костя. – Дал бы ты столько Воронке? А почему, по-твоему, разведчики, излазившие планету вдоль и поперек, обнаружившие полузасыпанные развалины, не нашли Воронки? Ведь она не меньше километра в диаметре. Мы-то натолкнулись на нее уже на третьем витке.

– Ага. Почему?

– Потому что раньше ее не было. Ее создали совсем недавно. И не марсиане.

– Ясно. Специально к нашему прилету построили. Кто же это постарался? А?

– Тут уж, говоря языком твоего любимого Электронного Анализатора: «За недостатком данных на вопрос ответить не могу».

– Тогда едем за ними.

– За чем?

– За данными. Пусть они убедят тебя и твоих коллег планетологов, что вероятность встречи двух цивилизаций на братской могиле третьей равна нулю.

«Краб» только-только успел спуститься с бархана, когда из-за холмов, оттуда, где лежала Воронка, в небо взметнулся узкий черный луч. Тонкой нитью он рассек надвое скатывающееся к горизонту солнце и унесся в бездонные глубины Пространства. И сейчас же появились шары, призрачные, словно вылепленные из жидкого огня. Нанизанные на луч, они сперва медленно, потом все быстрее и быстрее скользили по нему и вдруг исчезли, растворившись в небе. Один, два, три…

– Локатор!

Костя бешено крутил рукоятки наводки антенны. Вот они! В верхнем левом углу экрана засветились три едва заметных пятнышка. С каждой секундой они становились все меньше, все слабей. Дрогнул и исчез луч. Через минуту экран был чист.

– Вот это скорость, – удивленно воскликнул Морев, – четыре пятых световой!

– Для цивилизации, исчезнувшей пятьдесят тысячелетий назад, несколько великовата.

– Включи СЗ и магнитную защиту. «Краб» не зря удирал от этой проклятой дырки. …Воронка выглядела точно так же, как и полчаса назад. Гладкие, будто покрытые зеленоватым лаком, плиты сужающимися лентами сбегали глубоко вниз, туда, где плескались неясные серые тени. Из самого центра Воронки, как мачта затонувшего корабля, торчала ферма, сплетенная из какого-то серебристого материала. Ручейки красноватого песка медленно текли по ложбинкам, разделяющим плиты. Но светящихся шаров внизу не было.

– Вниз пойду я, – сказал Морев. – По праву старшего. Достань из-под сиденья мой ракетный пояс.

Стараясь не встречаться взглядом с Костей, Морев вышел на выдвижную площадку впереди кабины. Его длинная узкая тень упала на плиты, выстилающие стенки «дыры», и переломилась пополам. Застегивая ракетный пояс, Морев боковым зрением увидел, что тень его вдруг раздвоилась: одна половина осталась лежать, а другая встала и пошла к «Крабу». Еще не успев удивиться, Федор поднял голову. К машине по самому краю Воронки шел… человек в мягком скафандре и большом рогатом шлеме. В трех метрах от «Краба» он остановился и, подняв обе руки, помахал ими над головой.

Морев мягко спрыгнул на песок и пошел навстречу человеку.

*

Чеа была обречена. Чеа умирала на глазах шести миллиардов своих детей. От полюса и до полюса над планетой плясало голубое пламя смерти. И тогда Большой Совет принял решение…

Морев поправил сползший на лоб обруч транспереводчика. Мысль Ула «зазвучала» громче. Но ощущение нереальности не проходило. Казалось, кашляни он сейчас, спугни настороженную тишину – и все исчезнет: и Ул, не раскрывая рта рассказывающий о гибели своей планеты, и Костя, и этот громадный подземный купол со странно мерцающими сводами. Морев скосил глаза на сидящего рядом Костю.

Кости не было. Собственно, он был, он сидел, откинувшись на спинку кресла, придерживая руками лежащий на коленях шлем. Но это была только оболочка. Костя ушел на пятьдесят тысяч лет назад и заблудился во времени. Он смотрел на горящее небо Чеа, и душа его сжималась от тревожного чувства неизбежности. – …И тогда Большой Совет принял решение. Оно было коротким и окончательным, как все решения Совета. Только три пункта. Первый – уйти под землю.

Костя-марсианин мысленно строил подземный город. Миллионы людей, тысячи «умных» машин, вгрызаясь в недра Чеа, прокладывали тоннели-переходы, жилые помещения, хранилища, склады. Строили заводы по извлечению кислорода из окислов минералов. Строили фабрики синтетической пищи. Ревели компрессоры, сжижающие редеющую атмосферу, грохотали подземные взрывы, били о камень стальные руки машин. Над планетой царствовало только одно слово: быстрее! Цивилизация боролась за жизнь, поминутно оглядываясь на пылающее в аннигиляции небо…

Ул продолжал:

– Второй пункт гласил: «Если облако антигаза, пересекающее орбиту Чеа, полностью уничтожит атмосферу и жизнь на ней станет невозможной, отправить отборный отряд на Голубую планету. Оставшееся население подвергнуть трансформации».

«На Голубую планету?»

Костя не спросил, он только подумал. Но Ул сразу же ответил:

– Да. Это далеко. Три тысячи анг. Я покажу вам по звездной карте.

– Но ведь в солнечной системе…

– Нет. Та, которую вы зовете Венерой, слишком горяча. Фаэтон погиб. А ваша Земля… Трижды наши корабли посещали этот чудесный остров жизни. Совет отклонил предложение Академии инженеров колонизировать Землю. Мы не имели права, у нее уже был хозяин. Ученые не ошиблись. Я расскажу им о нашей встрече.

Второй пункт решения Большого Совета вступил в действие раньше, чем предполагалось. Чеа задыхалась. Запасов кислорода не хватало. Атака антигаза продолжалась. Он шел волнами. И каждая волна «слизывала» часть атмосферы. Атомы антигаза мириадами маленьких бомб врывались в атмосферу, выжигая ее. И когда облако, наконец, ушло, Чеа уже была безжизненной пустыней. Жизнь, загнанная под землю, стояла на пороге агонии.

У нас было только триста больших звездолетов. Все, что мы успели построить. Они могли взять почти сто тысяч человек. Но ведь отборному отряду нужны были машины, роботы, инструменты. И Совет сократил отряд до двадцати тысяч. В него вошли ученые, инженеры, врачи – двадцать тысяч, взваливших на свои плечи судьбу миллиардов.

Корабли стартовали в течение десяти дней. Я ушел на двенадцатом, вместе с группой энергетиков…

– А те, что остались, они… – Морев не мог сразу подобрать слово, – они все… погибли?

Воображение разворачивало страшные картины. Последний звездолет тонет в фиолетовой бездне иеба, и на планете наступает оцепенение. Все. Конец. Вместе с тишиной в подземные города вползает ужас. Миллиарды маленьких ужасов сливаются в один, громадный и черный, как ночь. Многоголосый и слепой, он стонет и ворочается в катакомбах Чеа, в городах-могилах…

Ул непонимающе поглядел на Морева.

– Вы спрашиваете об оставшихся? Они здесь, – и сделал неопределенный жест, – я покажу.

Коридоры казались бесконечными. Они то сплетались, образуя гигантские площади, то раздваивались, разбегались в разные стороны. Впереди зажигались огни и гасли за спиной, едва люди проходили мимо. А на смену им вспыхивали новые. В одном из гулких залов-площадей Ул остановился и показал на стену:

– Здесь.

Он провел по стене рукой, и она засветилась холодным люминесцентным светом, стала почти прозрачной и вдруг исчезла совсем. Открылось громадное помещение, облицованное темным металлом. Вдоль стен и посередине него тянулись многоярусные стеллажи, забитые доверху отливающими серебром коробочками.

– Вот, – сказал-радировал Ул, – здесь полмиллиарда. Мы отправим их завтра. Первая партия будет на Голубой через семь оборотов Чеа.

– Прах, – тихо сказал Костя, – цивилизация, ставшая пылью.

– Нет, не пыль, – возразил Ул. – Мы довели уровень трансформации до возможности получения кристаллических структур. Так надежней. Да, надежней и легче вернуть человека в исходное состояние.

Космонавты ошалело глядели друг на друга. Ул как-то странно сузил глаза и впервые со времени встречи приоткрыл рот. Он улыбался: земляне удивлены, они ничего не поняли.

– «Остальное население трансформировать» – так гласил второй пункт решения Совета. В тех условиях это был единственный выход. Они ведь не могли ждать так долго.

– Так, значит, они живы! – у Морева бешено колотилось сердце. – И эти ваши шары из Воронки?..

– Да, – передал обруч-переводчик мысленный ответ Ула. – За девять лет отборный отряд подготовил Голубую к приему чеанцев. Все шесть миллиардов. Мы здесь, чтобы выполнить третий пункт решения: «Произвести полную эвакуацию». Шары – это новый энергетический метод преодоления Пространства. Он разработан нашими учеными уже на Голубой.

Стена стала тускнеть и погасла. Комната, хранящая сотни миллионов законсервированных жизней, погрузилась в темноту. Людей снова принял гулкий лабиринт коридоров, сторожащих пятидесятитысячелетний сон людей-кристаллов.

Трехногий робот, дежурящий у лифта, откинул стальную дверь-люк, и солнце ударило в глаза нестерпимым светом. «Краб» сиротливо стоял на краю Воронки, растопырив трубчатые ноги. Песок ручейками стекал по ложбинкам между плит. В глубине Воронки плескались неясные серые тени.

– Но как вы один справитесь с такой громадной работой? – спросил Костя.

– Нас десять. Товарищи работают в других хранилищах. Мы придем к вам завтра, чтобы узнать о жизни Земли.

Ул поднял обе руки над головой.

«Краб» медленно развернулся и-побрел на восток.

– Мне неясно только одно, – как бы про себя сказал Морев, – пятьдесят тысяч лет, а Улу не больше пятидесяти, по-нашему… Как же, значит, далеко Голубая и с какой страшной скоростью они перемещаются, если эффект времени так велик!

– Надо было спросить о корабле, – отозвался Костя.

– У них нет корабля.

– То есть?

– Они вернулись так, как отправляют эти кристаллы, Шарами.

«Краб» прибавил шаг. Солнце садилось. Тонколистая трава, кустики которой редкими серыми пятнами лепились на склонах барханов, стала сворачиваться, съеживаться в комки. Леденящее дыхание притаившейся за горизонтом ночи обжигало.

Они были не дальше чем в двух километрах от ракеты, когда в наушниках раздался голос Раева:

– Морев, Славин, почему не отвечаете? Срочно возвращайтесь на корабль. Получена радиограмма с «Мечты-5». Она прибывает завтра. Вы слышите меня?

– Слышим, – сказал Морев. – Не волнуйся.

– Где вы пропадали?

– Были в гостях у марсиан.

– Глупые шутки. Вероятность существования марсиан…

– Знаем, – весело перебил Костя, – равна нулю.

– Вот именно.

Аркадий АДАМОВ
СЛЕД ЛИСИЦЫ[3]3
  Окончание. Начало см. «Искатель» № 1.


[Закрыть]

Игорь продолжал некоторое время спокойно читать, потом как бы непроизвольно столкнул со столика тяжелую папочку с меню. Нагибаясь за нею, он бросил незаметный взгляд в сторону углового столика и сразу узнал сидевшего за ним человека.

Это был художник Зернов, тот самый, с которым беседовал Игорь недели две назад. Зернов был в знакомой спортивной куртке на «молнии», только без берета, коренастый, жилистый и еще больше загорелый. Костистое, с хищным носом и глубоко запавшими, цепкими глазами лицо его и бритая голова были медными от загара, а длинная, прямая трубка, прихваченная крепкими зубами, придавала ему сходство с индейцем, лишь недавно познавшим блага цивилизации. Зернов что-то быстро набрасывал карандашом на листе бумаги. «Уж не меня ли рисует?» – с неудовольствием подумал Игорь.

Вопрос этот разрешился быстро.

Зернов неожиданно встал и, держа лист бумаги в руках, подошел к Игорю.

– Здравствуйте, дорогой товарищ, – пробасил он, лукаво и в то же время удивительно добродушно улыбаясь. – Разрешите показать вам портрет одного знакомого.

С листа бумаги на Игоря смотрел он сам. В торопливом карандашном рисунке художник сумел ухватить не только характерные черты лица – приплюснутый, как у боксера, нос, тяжело выступающий подбородок, но и бросающийся контраст черных коротких волос и голубых – именно голубых! – глаз.

– Здорово! – невольно вырвалось у Игоря.

Потом Зернов довольно бесцеремонно перебрался за его столик со всем своим «хозяйством». Этим «хозяйством» оказалась папка со множеством зарисовок.

– Студия моя здесь, рядом, – басил Зернов. – Расщедрился Моссовет. Питаюсь тут. Заодно собираю человеческие тиши. Вы только взгляните – «какая смесь одежд и лиц».

Встреча эта была на редкость не ко времени: Зернов мог серьезно помешать. Тем не менее Игорю пришлось сделать вид, что ему эта встреча как нельзя более приятна. Он вынужден был даже посмотреть все наброски Зернова, при этом, однако, чутко регистрируя приход в ресторан каждого нового человека.

Заметил Игорь и невысокого чернявого паренька с быстрыми глазами во франтоватом костюме, который не очень уверенно огляделся по сторонам и сел за ближайший к двери столик.

Просматривая рисунки Зернова, Игорь внезапно обратил внимание на один портрет. На нем был изображен лысоватый человек с узким лицом и неприятным прищуром слегка воспаленных глаз – даже такую деталь сумел ухватить художник. Изображенный человек был почему-то знаком Игорю, хотя он готов был поклясться, что никогда его не встречал.

– А это кто? – спросил Откаленко.

– А, бедняга, – сочувственно махнул рукой Зернов. – Вот придет, познакомлю. Приезжий. Вчера познакомились… Обокрали его по дороге. Без копейки остался. Я его ночевать у себя в студии устроил.

Игоря охватило какое-то неясное беспокойство.

– Кто ж он такой?

– Инженер. С севера. Фамилия Егоров.

Как ни владел собой Откаленко, он невольно вздрогнул при этих словах. Все сходилось. Художник встретил здесь Сердюка.

– Значит, Егоров…

– Именно. Знаете такого?

Игорь заставил себя улыбнуться и безразлично пожать плечами.

– Нет. Просто история такая… необычная.

– Между прочим, по вашей части, – засмеялся Зернов, Обстановка внезапно и угрожающе осложнилась.

Но если бы Откаленко знал, что происходит сейчас за пределами этого зала, он встревожился бы еще больше.

Виной всему был тот самый чернявый паренек, который сидел сейчас за ближайшим ко входу столиком.

Как только он вошел в ресторан, Виталий Лосев сорвался со стула около окна, через которое он наблюдал, и бросился к телефону.

– Федор Кузьмич! – взволнованно прокричал он в трубку. – В ресторан пришел Олег Полуянов.

– Ты что, милый? – встревожился Цветков. – Его же нет в Москве! Ты не обознался?

– Это точно, Федор Кузьмич! Я его отлично запомнил. Сам ничего не понимаю. У него командировка кончается только через пять дней.

– Странно… – Цветков задумался. – И почему он пришел как раз в этот ресторан?.

– Может быть, он виделся с Косым? Тот ведь знает его фамилию. Мог разыскать.

И тут Цветкова словно осенило.

– Лосев, – дрогнувшим голосом сказал он. – Полчаса назад Косой увез Васю.

– Куда он его увез?

– На Ярославский вокзал. Оттуда Вася непременно должен хоть на минуту заскочить домой. Придумает что-нибудь… И позвонит мне.

– Что же делать, Федор Кузьмич? Ведь Косой… он на все пойдет…

Последние слова Виталий почти прошептал в трубку. Он вдруг так ясно представил себе в этот момент безоружного, ничего не подозревающего Ваську и Косого, каким он запомнил его, когда тот зверем кинулся на Виталия там, в доме Анисьи, – он так ясно представил себе эту неравную смертельную схватку, что на секунду потемнело в глазах.

– Что же делать, Федор Кузьмич? – в отчаянии повторил он. – Что-то надо сейчас же делать!

– Надо, милый. Вот что, – с подчеркнутым хладнокровием приказал Цветков. – Никифорова – немедленно на вокзал. Он видел Васю, тот сидел у него в комнате. Он узнает его там. А Бурков пусть едет к Васе домой и ждет его там.

– А я?! – вне себя воскликнул Лосев. – Разве я могу сейчас сидеть здесь?! Вы что, Федор Кузьмич? Косой сюда, выходит, не придет. Значит, не придет и Сердюк!

Цветков задумчиво ответил:

– Это верно. У Откаленко скорей всего вечер будет пустой. Но ты останешься.

– Да зачем?! Зачем?!

– Ты проводишь Олега, Лосев.

– Я поеду к Ваське!..

– Нет. Ты проводишь Олега.

– Да его любой из наших проводит! А я…

– А ты сейчас не работник, – жестко перебил его Цветков. – Ты черт знает каких дров наломаешь.

– Федор Кузьмич…

– Выполняй приказ, Лосев.

И Цветков бросил трубку.

– Все, – упавшим голосом сказал Виталий встревоженным сотрудникам, слушавшим его разговор. – Все, ребята.

– Что «все»? Толком говори.

– Вы едете, а я остаюсь. Потом еду я.

– А Откаленко?

– У него сегодня вечер пустой.

Но Цветков ошибся, причем ошибся дважды.

На вокзале Васьки не оказалось. Не появился он и дома. Зато Виталию Лосеву выпало новое испытание.

Выпало оно и на долю Откаленко, вечер не оказался пустым.

В ресторане откуда-то со стен лилась музыка, тихая-тихая, лишь как некий приятный фон, не заглушая ничьих, самых негромких и задушевных бесед.

– Люблю здесь бывать, – с удовольствием потянулся Зернов. – Удивительно приятная обстановка.

– Да, обстановочка… приятная, – натянуто улыбнулся Откаленко.

Он уже пришел в себя от сделанного открытия и теперь лихорадочно соображал, как вести себя дальше. Неужели придется ко всем событиям, которым предстоит развернуться, подключать этого художника? Правда, он человек честный, неглупый и, кажется, не трус. Кроме того, он будет знакомить Игоря с Сердюком. Значит, уже, во всяком случае, о том, где Игорь работает, он даже заикаться не должен. Об этом его придется предупредить, тут уже никуда не денешься. Следовательно, его придется предупредить и о том, кто такой Сердюк? Это уже хуже. Тут Зернов может сорваться. Но от этого тоже никуда не денешься. А вот потом… Потом надо от Зернова отрываться, надо куда-то увлечь Сердюка, выпытать все, что требуется, и подать сигнал оперативной группе. Брать Сердюка будут они. Это очень серьезная операция.

– А вы газету почитываете? Полезно. Хотя порой, признаться, улыбку вызывает, – добродушно гудел между тем Зернов. – Порой, знаете, наивно.

Игорь рассеянно спросил:

– Что наивно?

– Да вот кое-какая информация. Всякие катастрофы, пожары, крушения – все, мол, только там, на Западе. Недавно даже сообщили, что лев какой-то дрессировщика своего съел. Мол, понимай так, что наш-то лев своего укротителя ни за что лопать не станет.

– Слушайте, товарищ Зернов, – Игорь, наконец, решился. – Помнится, при первой нашей встрече вы мне сказали, что если понадобится, то вы готовы нам помочь.

Было в его тоне что-то особенное, что заставило Зернова насторожиться.

– Верно, – согласился он. – И сейчас, повторю.

– Так вот нужна ваша помощь. И дело тут посерьезней, чем с тем львом, – усмехнулся Игорь.

Зернов нетерпеливо махнул рукой.

– Это все мелочи, дорогой мой. Досадные, но мелочи. Говорите. Говорите и не бойтесь. Не подведу. Ваше дело – дело святое. Как в войну. А я там батареей командовал. И говорят, успешно. Ей-богу!

– Тут из пушек стрелять не придется.

– Тут тоже враг, – нахмурился Зернов. – Понимаю, это не Америка. Банд таких нет, и гангстеры помельче. Но у нас не должно быть и таких.

Он говорил горячо, искренне, хотя и с некоторым пафосом.

– Так вот… – Игорь запнулся. – Извините, не знаю, как вас зовут.

– Павел Григорьевич.

– А меня – Игорь. Так вот, Павел Григорьевич. Человека, которого вы ждете, жду и я.

– Что вы говорите?!

– Да. Это опасный человек. К вам две просьбы. При нем не говорите, где я работаю. И ничему не удивляйтесь. Если я что-нибудь предложу – поддержите.

– Все?

– Все. Хотя еще одна просьба. Третья. Ведите себя с ним по-прежнему дружелюбно.

– Это, пожалуй, сейчас труднее всего.

– Это необходимо, – с ударением произнес Игорь.

– Хорошо, – согласился Зернов и огорченно добавил:

– Но вы мне отводите какую-то пассивную роль.

Игорь улыбнулся.

– Павел Григорьевич, вы чудесный художник. У каждого своя работа.

– Ну, знаете, – возмутился Зернов. – Я не в башне из слоновой кости живу. Что за дурацкое представление!

– Павел Григорьевич, – тронул его за рукав Игорь. – Это не он?

В этот момент в зал вошел высокий сутулый человек с узким лицом и редкими, гладко зачесанными назад волосами. Он был в бежевом костюме, сидевшем на нем мешковато, словно бы с чужого плеча. Или это только показалось Игорю. И еще Игорю бросилась в глаза какая-то хищная потаенная сила, сквозившая во всех движениях этого человека.

При его появлении чернявый парень, сидевший за крайним столиком, неуверенно приподнялся и что-то спросил. Человек, оглядев его быстрым, цепким взглядом, кивнул головой. Тогда паренек передал ему записку и поспешно, не дожидаясь ответа, вышел.

Эта короткая сцена встревожила Игоря. Черт возьми, о чем предупредил Сердюка этот парень? И кто он сам такой? По правилам кто-то из опергруппы должен был бы пойти за ним. Но обратят ли внимание на этого парня? И почему нет Косого?

А Зернов в это время буркнул:

– Он самый.

Игорь взглянул на художника и усмехнулся.

– Так нельзя, Павел Григорьевич. Глядите веселее.

А Сердюк в это время, пробежав глазами записку, сунул ее в карман, потом осмотрел зал и весело помахал рукой Зернову.

Тот в ответ сделал широкий приглашающий жест и тоже улыбнулся.

Сердюк подошел к ним, и Зернов церемонно познакомил его с Игорем.

– Мой юный друг, – сказал он. – И подает надежды.

– Вернее, сын друга, – поправил его Игорь. – Папаша тоже мажет, – и он насмешливо подмигнул Сердюку.

Тот посмотрел на него с симпатией, но деликатно возразил:

– Серьезное занятие. Я вон посмотрел у Павла Григорьевича…

Завязался разговор. Сердюк держал себя свободно, хотя и скромно. «Умен, черт», – подумал Игорь.

Его все больше беспокоило, что ни один из сотрудников не заходит в ресторан, как было условлено. Неужели они пропустили Сердюка, не заметили его? Или ждут Косого?

Игорь уже давно, закурив, бросил спички на подоконник рядом со столиком и теперь, словно ища их, отодвинул занавеску. Это был сигнал.

Но и после этого никто из опергруппы в ресторан не зашел.

Игорь терялся в догадках. Неужели группа снялась и оставила пост? Только этого не хватало! Надо немедленно связаться с Федором Кузьмичом, вызвать новую группу. Но как? Сердюк все время настороже. Один неверный шаг и…

– Что ни говорите, а приезжему человеку в Москве скучновато, – сладко улыбаясь, говорил между тем Сердюк. – Ни знакомых…

– Женского пола? – усмехнулся Зернов.

И тут вдруг у Игоря мелькнула идея.

– А что? Это дело поправимое, – засмеялся он. – И Павел Григорьевич тут тоже не промах, кажется? (И он заговорщически подмигнул Сердюку.

– Что?! – с негодованием воскликнул Зернов, но тут же осекся и с неловкой усмешкой добавил: – Впрочем…

Еще большую неловкость, почти стыд, испытал сам Игорь. Но другого выхода не было. И он добавил:

– Павел Григорьевич, папаша ведь не узнает. А мы малость повеселимся у вас в студии, а? Пригласим кое-кого. Я могу позвонить…

– Ну разве только ради нашего гостя… – смущенно пробормотал Зернов.

Сердюк усмехнулся.

– Я бы не отказался, если так.

– Вот сейчас и позвоним, – быстро поднялся со своего места Игорь. – Тут на углу автомат. Вы мне только номер квартиры напомните, – обратился он к Зернову.

Неожиданно Сердюк поднялся вместе с ним.

– Пойдем провожу, – сказал он.

Делать ничего не оставалось, и Игорь согласился. «Ничего себе положение», – подумал он.

Они вышли из ресторана.

Игорь надеялся, что Сердюк подождет его около будки автомата, но тот втиснулся вместе с ним и, обдавая его жарким дыханием, спросил:

– Как девушки, а?

– Первый класс, – ответил Игорь, чувствуя, как начинают дрожать руки.

Он еле набрал номер Цветкова и, услыхав знакомый голос, сказал:

– Верочка? Это я, Игорек!

– Что? – изумился Цветков. – Вы не туда попали, милый.

Но Игорь, чувствуя, что готов провалиться сквозь землю, с отчаянным упорством повторил:

– Да это я, Игорек! Не узнаете? Тут один мой приятель пришел. Есть возможность весело провести вечер. Приезжайте с подругами. Я скажу адрес.

– Что за черт! – воскликнул сбитый с толку Цветков. – Какая я вам Верочка! Вы что?.. – И вдруг, уже другим тоном, закричал: – Откаленко!.. Это ты?..

– Ну слава богу, узнали, – удовлетворенно засмеялся Игорь. – Так приедете?

– Постой, постой! Неужели появился Сердюк?

В голосе Цветкова прозвучала тревога.

– Вот именно.

– Где он?

– Рядом со мной. Интересный парень.

И тут вдруг Сердюк схватился за трубку.

– А ну, дай я ей скажу!

Игорь отстранил его руку и быстро произнес:

– Он хочет сам с вами поговорить.

– Сейчас, – быстро ответил Цветков. – Скажи, только дверь закрою.

Через минуту Сердюку ответил молоденький и веселый девичий голосок.

– Конечно, приедем. Давайте адрес.

Внешне очень довольные вернулись Откаленко и Сердюк в ресторан, и Игорь сказал Зернову:

– Пошли, Павел Григорьевич. Гости скоро будут.

И тут он внезапно поймал взгляд Сердюка, подозрительный и настороженный.

У Игоря сжалось сердце. Видно, что-то учуял этот зверь, как он поведет себя дальше, было неизвестно.

Виталий Лосев после отъезда товарищей был в таком угнетенном состоянии, что не сразу даже узнал Олега, когда тот вышел из ресторана. Он его догнал уже у остановки троллейбуса.

Успокоившись, Виталий стал наблюдать за Полуяновым и заметил, что тот нервничает. Нет, он, видимо, не боялся, что за ним следят, он не оглядывался по сторонам и не прятался. Но по его порывистым движениям, по тому, как он остервенело закуривал, как хмурился и грыз папиросу в зубах, Виталий понял: нервничает, и сильно.

Потом они ехали на троллейбусе, сначала на одном, затем на другом. Незаметно следовать за Полуяновым не составляло труда, он был рассеян и погружен в какие-то свои неприятные мысли.

Виталий скоро заметил, что едет Полуянов не домой, и это его заинтересовало. «Что же с тобой происходит? – мысленно спрашивал он его. – Куда едешь? И откуда ты, паршивец, взялся?» И еще Виталий мучительно думал о том, виделся или не виделся Олег с Косым и зачем он приходил в ресторан. Но ни на один вопрос ответа не было. Настораживало только состояние, в каком находился сейчас Полуянов, да еще, пожалуй, цель его поездки. Прямо из ресторана… Это было интересно.

Между тем вторым троллейбусом Полуянов доехал до Комсомольской площади и подземным переходом прошел к Ярославскому вокзалу.

«Уж не собрался ли ты, братец, тоже в Снежинск?» – усмехаясь, подумал Лосев.

Но Олег купил билет в пригородной кассе и направился на перрон. Начинало смеркаться. Фонари еще не зажигались. За Полуяновым следить становилось трудно. Его легкая фигура мелькала среди других людей, поминутно исчезая в толпе.

Обеспокоенный Виталий сократил дистанцию.

О чем бы он ни думал, как бы ни поступал, одна мысль не давала ему покоя: «Что с Васькой?» Ведь он тоже поехал с Косым на Ярославский вокзал. Это было давно. Их сейчас здесь нет, конечно. Разыскал Никифоров Ваську в этой вокзальной толпе или нет? И зачем Косой повез его сюда? Если он виделся перед этим с Олегом… Да нет, нет! Почему Виталий так решил?.. Мысли путались, и Виталий гнал их от себя, нервничал и из-за этого в какой-то неуловимый момент вдруг упустил Полуянова.

Тот исчез в толпе.

Виталий заметался по перрону, проклиная себя и свои дурацкие бабьи нервы.

Полуянова нигде не было.

Тогда Виталий сказал себе: «Стоп! А ну, рассуждай!» Он и в самом деле остановился и усилием воли заставил себя сосредоточиться. Прежде всего надо было оценить обстановку. Виталий огляделся. Перрон узкий, и хотя он забит сейчас людьми, назад, к вокзалу, мимо Виталия Полуянов пройти незамеченным не мог. Значит, он впереди. Около перрона стояли два электропоезда. Один из них, справа, только что пришел, поэтому на перроне так много народу. В этот поезд Полуянов сесть не мог. Значит, он сел в левый поезд. Тот отходит в двадцать пятнадцать – это Виталий заметил, когда еще подходил к перрону. Значит, до отхода пятнадцать минут. Пассажиров в вагонах не много: дачный сезон еще не начался. Итак, надо заходить на площадку каждого последующего вагона и, не теряя из виду перрона, проглядывать сидящих на скамьях пассажиров.

Виталий окончательно успокоился. Так с ним бывало всегда. Как только случалось что-то непредвиденное и опасное, нервы собирались в кулак, голова начинала работать четко и ясно, в каком бы перед этим состоянии Виталий ни находился. Появлялось «второе дыхание», как любил выражаться Игорь Откаленко.

Виталий шел из вагона в вагон. Но Полуянова нигде не было.

«Он мог бы легко скрыться, – говорил себе Виталий, – если бы захотел. Но он и не думает об этом. Значит, спокойненько сидит себе и ждет, когда тронется поезд».