Текст книги "Искатель. 1965. Выпуск №2"

Автор книги: Артур Конан Дойл

Соавторы: Рэй Дуглас Брэдбери,Аркадий Адамов,Альфред Элтон Ван Вогт,Роман Подольный,Глеб Голубев,Сергей Жемайтис,Александр Китайгородский,Яков Наумов,Андрей Яковлев,Герман Максимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 14

– Посмотрим, что же он показывает, – поинтересовался полковник Скворецкий, бегло просматривая протокол допроса. – Насчет объявления, насчет водосточной трубы вы, надеюсь, его не спрашивали?

– Что вы, Кирилл Петрович! Разве можно?

– Да, – согласился Скворецкий. – Спешить не следует. Посмотрим, может, что даст обыск на его квартире.

– Если не возражаете, Кирилл Петрович, мы с Лугановым поедем туда сейчас.

Захватив в помощь опытного криминалиста и лаборантку, Миронов и Луганов отправились на квартиру Черняева. В качестве понятых они пригласили домоуправа и Ольгу Зеленко.

По рассказам Левкович и Зеленко Миронов хорошо представлял себе расположение квартиры, в которой жил Черняев. В просторную прихожую выходило несколько дверей. Одна из них вела в узенький коридорчик, к кухне и другим местам общего пользования, другая, рядом, – в комнату Зеленко, третья – в те комнаты, которые занимали Черняевы. Одна из комнат, большая, была проходной и служила столовой. Другая, поменьше, – спальней.

Закончив осмотр мебели в столовой, Миронов и Луганов, сдвинув стол и стулья к стене, взялись за ковер, покрывавший чуть не весь пол в комнате. Не Успели они скатать его до половины, как на паркете проступило чуть заметное буроватое пятно.

– Товарищ лейтенант, – обратился Луганов к лаборантке. – Займитесь. Это по вашей части. Ольга Ивановна, – повернулся он к Зеленко, – давно Черняев приобрел этот ковер?

– Нет, не очень. Месяца два-три тому назад.? – Давайте уточним, – попросил Миронов. – До… отъезда Ольги Николаевны – я имею в виду его бывшую жену – или после?

– После, конечно. Как она уехала, тут он и ковер привез. Купил где-то. Говорил, в комиссионном.

– Ясно, – заметил Луганов. – Грубая работа.

Обыск в столовой был закончен, и все перешли в спальню. Луганов начал с осмотра гардероба, стоявшего возле одной из стен, а Миронов занялся широченной двуспальной кроватью и тумбочками.

Гардероб оказался больше чем наполовину пуст. В нем сиротливо висело несколько мужских костюмов, штатских и военных. Женской одежды не было никакой.

Внимательно осмотрев содержимое гардероба и тщательно простучав его стенки, Луганов не обнаружил ничего интересного: Миронов все еще возился с тумбочками, чем-то они привлекли его внимание.

Сначала он исследовал тумбочку, которая, как он понял, принадлежала Черняеву. В ее нижнем отделении находились стоптанные мужские домашние туфли. В верхнем выдвижном ящике кое-какая мелочь: скомканный носовой платок, пустой футляр из под очков, несколько пакетиков с лекарствами. Ничего подозрительного не было.

Вторая тумбочка, которая, видимо, принадлежала в свое время Ольге Николаевне, была сейчас пуста. Тем не менее Миронов и ее осмотрел самым тщательным образом.

Тоже как будто все в порядке. Однако, когда Миронов вынул верхний ящик, ему показалось, что он чуть короче. Тогда он взял оба ящика и сравнил их. Ящик тумбочки Корнильевой был короче, чем черняевской.

Миронов взял ящик и вставил его в тумбочку Корнильевой: ящик до конца не вошел. Миронов вынул ящик и приложил его к тумбочке сбоку: размеры совпали. Ящик должен был закрываться. А он не закрывался.

По просьбе Андрея Зеленко принесла молоток и отвертку, и Миронов с Лугановым принялись за работу. Осторожно они принялись снимать с тумбочки верхнюю крышку. Сняли ее, но ничего интересного под ней не оказалось.

Тогда они перешли к крышке другой тумбочки, черняевской. Тут тоже не было ничего заслуживающего внимания, но Миронову и Луганову сразу бросилось в глаза, что задняя стенка тумбочки Черняева была значительно тоньше, чем такая же на тумбочке Корнильевой. Миронов измерил – сомнения не было: задняя стенка второй, корнильевской тумбочки, была почти на два сантиметра толще, чем первая. Прошло несколько минут, и Миронов обнаружил незаметную сначала, плотно пригнанную дощечку, которая закрывала верх задней стенки тумбочки. Своим устройством она напоминала крышку детского пенала для карандашей. Когда крышка была выдвинута, под ней оказалось нечто вроде узкого продолговатого ящичка, заполненного ватой.

– Тайник. Вот он. В натуральную величину, – громко, с нескрываемым торжеством сказал Андрей.

Домоуправ и Зеленко, подошедшие по приглашению Миронова поближе, затаив дыхание рассматривали тайник.

– Что же, – растерянно спросил домоуправ, – золото они тут, что ли, хранили? В этих вот в коробочках?

– Зачем золото? Тут, думаю, кое-что поинтереснее. Сейчас разберемся, – ответил Миронов и уверенным движением извлек из тайника небольшой темный предмет, напоминавший продолговатую плоскую коробочку. – Вот это, например, миниатюрный фотографический аппарат вполне современной конструкции. Годится для съемок в сумерках, при плохом освещении.

Вслед за аппаратом был извлечен среднего размера флакончик с плотно завинченной крышкой.

– Так, – продолжал пояснять Миронов, – это, по-видимому, средство для тайнописи. Экспертиза разберется. Aral Вот и карандаш для тайнописи. А это что? Авторучка? С ней прошу поосторожней: она может выстрелить.

Затем из тайника были извлечены непривычной формы блокнот и какие-то записи, являвшиеся, как определил Миронов, шифром и кодом. Перед глазами присутствовавших появился целый арсенал шпионского снаряжения.

Обыск был закончен. Понятые скрепили своими подписями протокол, Двери, ведущие в комнаты Черняева, они опечатали.

– Занятная история, – говорил Луганов. – Чертовски занятная. Что же? Черняев, получается, не знал об этом тайнике? Иначе зачем он его оставил, когда уезжал? Ведь возвращаться-то он не собирался, это ясно. А Корнильева? Хороша штучка! Вот тебе и Величко. Да что ты молчишь, Андрей Иванович? Твое-то какое мнение?

– Мое? Сложное, брат, дело. Боюсь, неспроста Черняев этот тайник оставил…

– То есть как неспроста? Значит, ты полагаешь, что Черняев знал о тайнике и сознательно его не уничтожил?

Миронов поморщился.

– Ничего я пока не «полагаю», просто рассуждаю вслух. В нашем деле нужны факты, факты, факты и еще раз факты. И для того чтобы «полагать», тоже требуются факты. Но их пока настолько мало, что делать какие-либо выводы рано. Больше того: если бы не водосточная труба, не история с Савельевым, я готов был бы стать на твою точку зрения, что Черняев никакого отношения к тайнику не имел и все это дело рук Корнильевой. А сейчас не могу. Нельзя пока делать выводы. Рано.

(Окончание следует)

ИЗ БЛОКНОТА ИСКАТЕЛЯ

Ю. КРЮКОВ

ОГОНЬ В НОЧИ (Из истории маяков)

Путеводными огнями для мореплавателей издавна служили маяки.

Два величайших маяка древности были даже причислены к «семи чудесам света». Первый – Александрийский маяк на острове Фарос, построенный Состратом в 283 году до нашей эры и в течение полутора тысяч лет освещавший путь кораблям. Второй – и легендарный – Колосс Родосский, который представлял собой статую бога солнца Гелиоса высотою в 32 метра.

Статуя была изваяна Хоресом у входа в Родосскую гавань в 280 году до нашей эры. Когда а 224 Году во время землетрясения она рухнула, понадобилось более 900 верблюдов, чтобы увезти обломки.

В средние века для сигналов об опасности на море разводили огромные костры из смоляных бочек. В эпоху Возрождения снова вернулись к необходимости возводить маяки, В 1695 году в двадцати километрах от Плимута, посередине Британского канала на Эддистонских скалах началось строительство маяка, а в ноябре 1698 года на вершине его был впервые зажжен сигнальный фонарь. Эддистонский маяк строил некто Уинстенлей. Он был настолько уверен в прочности сооружения, что выразил желание остаться на нем в самую сильную бурю… Через пять лет, когда Уинстенлей и двое рабочих находились на маяке, разыгралась буря, разрушившая его до основания. На месте постройки нашли только разорванную железную цепь…

Однако Эддистонские скалы нельзя было оставить без маяка. Спустя два с лишним года за его постройку взялись капитан Ловет и торговец Реднард. Новое сооружение имело форму сахарной головы и покоилось на прочном фундаменте из камня и дубовых бревен. Высота фундамента составляла 3 метра, высота деревянной башни на нем – 25 метров. Сорок шесть лет маяк освещал путь судам, а в 1755 году сгорел по неизвестной причине. Следующим, кто строил маяк на Эддистонских скалах, был Джон Смитон.

Прежде чем приступить к работам, Смитон отправился на лодке осмотреть остатки сгоревшего маяка. И чуть не погиб в яростных волнах.

«Я считаю, что недостаток прежнего маяка в его легкости. Если бы он не сгорел, его все равно снесла бы буря. Свой маяк я построю из камня», – заявил Смитон, вернувшись.

Работы были начаты 6 августа 1756 года. На берегу по точным чертежам Смитона изготовлялись плиты из гранита и портландского облита. Вес некоторых из них достигал двух-трех тонн. Камни скреплялись сверху, снизу и с боков и заливались цементом. Работы были закончены за три года. Высота маяка составляла 26 метров. Он простоял 123 года, стойко отражая натиск волн. В конце восьмидесятых годов прошлого столетия его пришлось заменить, так как волны размыли скалу, на которой он был воздвигнут. Верхнюю часть маяка тщательно разобрали по камням и отвезли в Плимут, где собрали вновь как памятник. На другой части рифа в 1882 году Джемс Дуглас построил новый маяк. Его фонарь находится на высоте 40 метров над уровнем моря и виден морякам на расстоянии 30 километров.

Такова история Эддистонского маяка.

В течение XIX столетия было построено множество маяков. Интересна история создания Ротесандского, построенного в 1885 году вблизи Бремергофена. Возведен он не ка скале, а непосредственно на морском дне. Основанием его служит гигантский железный кессон, опущенный на прочный грунт и заполненный каменной кладкой и бетоном. Дно моря на два десятка метров вокруг засыпано огромными камнями. Толщина этого «каменного пояса» достигает 10 метров. Высота подводной части строения – 32 метра, над водой маяк возвышается еще на 34 метра. Свет гигантского фонаря виден более чем на 60 километров.

Смитоновский маяк на Эддистонских скалах освещался 24 свечами, они помещались в специальном канделябре. Новый маяк, построенный на его месте, имел источник света в 159 600 свечей…

В наше время безопасность кораблей в море обеспечивается многими надежными средствами науки и техники, но маяки по-прежнему несут свою вахту.

Артур КОНАН-ДОЙЛЬ
БЕРИЛЛОВАЯ ДИАДЕМА

«Берилловая диадема» на русском языке была опубликована в сборнике рассказов о Шерлоке Холмсе, выпущенном в 1908 году. Новый перевод для «Искателя» сделан В. Штенгелем.

Рисунки С. ПРУСОВА

– Холмс, – сказал я, – взгляните. Вон там по улице бежит какой-то сумасшедший. Поразительно, как это близкие отпускают его без присмотра!

Я стоял у сводчатого окна нашей комнаты и смотрел вниз на улицу.

Мой друг лениво поднялся с кресла. Он встал за моей спиной, упрятав руки в карманы домашнего халата, и глядел в окно через мое плечо.

Было ясное февральское утро. Выпавший вчера снег сверкал в лучах зимнего солнца. Внизу, в середине Бэкер-стрит, колеса экипажей превратили его в бурую грязную массу, однако вдоль обочин дороги и по краям тротуаров он оставался белым и чистым.

Хотя тротуары уже и очистили, но все же было очень скользко и пешеходов на улице было меньше обычного. Сейчас в нашу сторону от станции подземки шел всего лишь один человек. Его эксцентричное поведение и привлекло мое внимание.

Это был мужчина лет пятидесяти, высокий, солидный, с широким решительным лицом и представительной фигурой. На нем были темный сюртук из дорогого материала, хорошо сшитые светло-серые брюки и аккуратные коричневые гетры. Но все его поведение было в вопиющем противоречии с внешностью и одеждой. Он бежал вприпрыжку, скользя и оступаясь, размахивая руками, дергал головой.

– Что это с ним? – недоумевал я. – Он, кажется, рассматривает номера домов.

– Я думаю, он торопится сюда, – сказал Холмс, потирая руки.

– Сюда?

– Да. Уверен, ему нужна моя консультация. Все признаки налицо. Ну, не прав ли был я?

В то время как он это говорил, незнакомец, тяжело дыша, бросился к нашей двери и принялся судорожно дергать колокольчик, пока весь дом не огласился звоном.

Спустя мгновение он вбежал в нашу комнату, все еще задыхаясь и жестикулируя. В глазах и на лице у него был отпечаток такого горя и отчаяния, что наши улыбки тут же сменились глубоким сочувствием и жалостью. Некоторое время он не мог вымолвить ни слова. Только раскачивался всем телом и рвал на себе волосы, как человек, доведенный до грани сумасшествия. Потом вдруг бросился к стене и ударился о нее головой с такой силой, что мы оба кинулись к нему и оттащили его в средину комнаты. Холмс усадил нашего посетителя в кресло, сел напротив и, тихонько поглаживая его руку, заговорил так мягко и успокаивающе, как только он один умел это делать.

– Вы пришли ко мне, чтобы рассказать все, что с вами случилось, – сказал он. – Вы утомились or быстрой ходьбы. Успокойтесь, придите в себя, и я с радостью окажу вам нужную помощь.

Незнакомец с трудом боролся со своим волнением. Грудь его тяжело вздымалась. Наконец он провел платком по лбу, сжал губы и повернулся к нам.

– Без сомнения, вы думаете, что я сумасшедший? – спросил он.

– Нет, я лишь вижу, что с вами стряслась большая беда, – ответил Холмс.

– О да! Бог свидетель, какая это ужасная беда, внезапная и страшная, способная до основания потрясти мой рассудок. Бесчестие! Я вынес бы его, хотя на моей совести никогда не было ни одного пятнышка. Личное несчастье – и это может быть уделом каждого. Но то и другое одновременно, да еще в такой ужасной форме! Кроме того, это несчастье касается не меня одного. Может пострадать видный деятель страны, если только не будет немедленно найден выход из моего ужасного положения.

– Прошу вас, успокойтесь, сэр, – сказал Холмс, – и расскажите, кто вы и что с вами произошло.

– Мое имя, возможно, известно вам, – проговорил посетитель. – Я Александр Холдер из банкирского дома «Холдер и Стевенсон», что на Трэднидл-стрит.

Это имя действительно было нам знакомо; оно принадлежало старшему компаньону второй по значению банкирской фирмы лондонского Сити.

Сделав над собой громадное усилие, Холдер взял себя в руки и приступил к рассказу.

– Я чувствую, время дорого, – сказал он. – Поэтому, как только полицейский инспектор порекомендовал мне обратиться к вам за помощью, я немедленно поспешил сюда. Я добрался до Бэкер-стрит поездом подземки и бежал от станции пешком, так как кебы очень медленно движутся по глубокому снегу. В беге я тренирован мало и потому так запыхался. Сейчас мне лучше, и я изложу все факты как можно короче и яснее.

Вам, конечно, известно, что в банковском доме многое зависит от умения выгодно вкладывать средства и от расширения клиентуры банка. Один из наиболее выгодных способов инвестирования средств – выдача денег в виде займов под солидное обеспечение. За последние годы мы немало сделали в этом отношении. Мы ссужали крупными суммами представителей знатных семейств под обеспечение их фамильных библиотек, обстановки, сервизов.

Вчера утром я сидел в своем кабинете в банке, когда один из клерков принес мне визитную карточку. Я вздрогнул, прочитав имя, стоящее на ней, потому что это был не кто иной, как… Впрочем, пожалуй, даже вам я не осмелюсь его назвать. Одним словом, это имя известно всему миру, имя одного из самых видных деятелей Англии.

Я был ошеломлен оказанной мне честью и собирался выразить свои чувства высокому посетителю, как только он войдет. Но он сразу прервал меня с видом человека, желающего быстрее закончить неприятное дело.

«Мистер Холдер, – сказал он, – я слышал, что вы предоставляете ссуды?»

«Да. Фирма дает ссуды под надежное обеспечение», – ответил я.

«Для меня совершенно необходимо, – заявил он, – получить немедленно ссуду в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Конечно, столь небольшую сумму я мог бы занять и у своих друзей, но я предпочитаю сделать этот заем в деловом порядке.

Я вынужден сам заняться этим вопросом, так как при занимаемом мною положении считаю неудобным вмешивать в это дело посторонних».

«Позвольте узнать, на какой срок вам нужна эта ссуда?» – осведомился я.

«В будущий понедельник мне должны выплатить крупную сумму денег, и я погашу вашу ссуду с уплатой любого процента. Но мне крайне важно, чтобы ссуда была выплачена сразу».

«Я почел бы за счастье ссудить вас этой суммой безоговорочно из своих личных средств, если бы это было возможно. Но поскольку придется это сделать от имени фирмы, простая справедливость по отношению к моему компаньону требует представления необходимого обеспечения».

«Вы абсолютно правы, – сказал он и взял в руки небольшой квадратный футляр, который перед тем положил на стул возле себя. – Вы, конечно, слышали о берилловой диадеме?»

«Это крупнейшее национальное достояние?» – спросил я.

«Совершенно верно».

Он открыл футляр, внутри которого на мягком розовом бархате лежало одно из великолепнейших произведений ювелирного искусства.

«В ней тридцать девять очень крупных бериллов, – сказал он. – Ценность этой диадемы вместе с золотой оправой не поддается исчислению. Даже самая минимальная ее оценка вдвое выше нужной мне суммы. Я могу оставить у вас диадему в обеспечение ссуды».

Я взял в руки футляр с драгоценной диадемой. Затем, подумав, неуверенно взглянул на своего высокого посетителя.

«Вы сомневаетесь в ее ценности?» – улыбнулся он.

«О, отнюдь нет, я сомневаюсь лишь…»

«В моем праве оставить эту вещь у вас? Можете не беспокоиться. Мне и в голову не пришла бы мысль оставить диадему, не будь я абсолютно уверен, что через четыре дня смогу ее выкупить обратно. Это только формальность. А само обеспечение вы считаете удовлетворительным?»

«Вполне».

«Вы понимаете, мистер Холдер, что, вручая вам диадему, я оказываю вам большое доверие, основанное на моих сведениях о вас. Полагаю, вы не только проявите максимальную осторожность, но и воздержитесь от любых разговоров о ней с кем бы то ни было. Прошу также иметь в виду, что диадему следует беречь очень тщательно, ибо любой ущерб, причиненный ей, вызовет огромный скандал. Всякое повреждение повлечет почти такие же катастрофические последствия, как и потеря всей диадемы. В мире не существует подобных бериллов, и утрата хотя бы одного из них не может быть восполнена другим камнем. И все-таки, зная вас, я со спокойной душой оставляю у вас диадему. Я вернусь за нею лично в понедельник утром».

Видя, что мой клиент спешит, я позвал своего кассира и приказал ему выплатить пятьдесят тысяч фунтов стерлингов банковыми билетами.

Оставшись один, я подумал о той огромной ответственности, которую взял на себя. Не было сомнений, что в случае пропажи диадемы разразится невероятный скандал: ведь она собственность нации! Я даже начал сожалеть, что принял на себя такую ответственность. Но изменить что-либо было уже поздно. Я запер диадему в свой личный сейф и вернулся к работе.

Когда настал вечер, я подумал, что оставлять в банке такую драгоценность было бы неосторожным. Кому не известны случаи взлома банковских сейфов? А если взломают и мой? В каком ужасном положении окажусь я, случись это? И я решил носить футляр с собой, чтобы все эти дни он был постоянно в поле моего зрения. Подозвав кеб, я поехал домой в Стритхэм с футляром в кармане. Я не мог успокоиться, пока не поднялся к себе наверх и не запер диадему в бюро в моей туалетной комнате рядом со спальной.

А теперь пару слов о моих домашних. Я хочу, чтобы вы, мистер Холмс, полностью ознакомились с положением дел. Мой конюх и мальчик-слуга спят вне дома, и их можно не принимать в расчет. У меня три горничные, работающие уже много лет. Абсолютная их надежность не подлежит ни малейшему сомнению. Четвертая горничная, Люси Парр, занимающая должность официантки, служит у меня только несколько месяцев. Она поступила с прекрасной рекомендацией и очень хорошо справляется со своей работой. Люси хорошенькая девушка, привлекающая к себе поклонников, которые иногда слоняются вокруг дома. Это единственное, что мне не нравится. Но я считаю ее вполне порядочной девушкой во всех отношениях.

Вот и все о слугах. Моя же семья так мала, что мне не придется долго о ней говорить. Я вдовец и имею единственного сына, Артура. С сожалением должен сказать, что он обманул мои надежды. В этом отчасти виноват я сам. Говорят, я его избаловал. Очень может быть. Когда скончалась моя жена, я почувствовал, он – единственное, что осталось у меня в жизни. Я не мог выносить его грусти или огорчений, и потому ему ни в чем не было отказа. Может быть, для нас обоих было бы лучше, будь я с ним хоть чуточку построже.

Естественно, я мечтал, что Артур когда-нибудь сменит меня в моем деле. Однако у него не оказалось никакой тяги к финансовой деятельности. Он сделался упрямым, необузданным в своих желаниях, и, говоря откровенно, я не мог доверять ему больших денег. В юности он вступил в аристократический клуб, а позже стал своим человеком в кругу богатых и расточительных людей. Приучился к азартной игре в карты, проигрывал деньги на скачках. Это заставляло его все чаще и чаще обращаться ко мне с просьбами об авансах в счет причитающегося ему регулярного содержания. Правда, Артур неоднократно пытался порвать со своей компанией, но влияние его друга сэра Джорджа Бэрнвелла всякий раз возвращало его на прежний путь.

Собственно говоря, меня не очень удивляет, что такой человек, как сэр Джордж Бэрнвелл, смог приобрести столь большое влияние на моего сына. Артур нередко привозил его к нам, и я чувствовал, что и сам подпадаю под влияние сэра Джорджа. Он старше Артура, светский человек до мозга костей, интереснейший собеседник, много поездивший, знакомый со всеми сторонами жизни, и к тому же человек большого личного обаяния. И все лее, думая о нем хладнокровно в его отсутствие, вспоминая его циничные речи, я сознавал, что сэру Джорджу ни в чем нельзя доверять.

Так думал я. Того же мнения была и моя маленькая Мэри, у которой прекрасно развита женская интуиция.

Теперь остается описать лишь ее. Она моя племянница. Когда пять лет назад умер мой брат и она осталась одна на всем свете, я принял ее к себе и отношусь к ней, как к родной дочери. Мэри – солнечный луч в моем доме. Ласковая, любящая, нежная, какой только может быть женщина. К тому же она превосходная хозяйка. Она моя правая рука, и я не представляю, что бы делал, не будь ее.

И только в одном она всегда шла против моей воли. Мой сын Артур дважды просил ее руки, он любит ее, но она отказала ему. Я глубоко уверен, что если кто-нибудь на свете способен направить моего сына на путь истинный, то это только она. Брак с ней мог бы изменить всю его жизнь. Но теперь, увы! Слишком поздно. Все погибло!

Теперь, мистер Холмс, вы знакомы с людьми, живущими под моим кровом, и я продолжу свою горестную повесть.

Когда мы в тот вечер после обеда пили кофе в гостиной, я рассказал Артуру и Мэри о диадеме, которая хранится у нас, умолчав только об имени клиента.

Люси Парр, подававшая нам кофе, в это время вышла из комнаты. Я твердо уверен в этом, хотя не могу утверждать, что дверь за ней была плотно закрыта. Мэри и Артур, заинтригованные моим рассказом, хотели посмотреть знаменитую диадему, но я полагал, что лучше ее не трогать.

«Куда же ты ее положил?» – спросил Артур.

«В бюро».

«Будем надеяться, что сегодня ночью грабители не заберутся к нам», – сказал он.

«Бюро заперто на ключ», – возразил я.

«Пустяки! К нему подойдет любой ключ. В детстве я сам открывал его ключом от буфета».

После кофе он последовал за мной в мою комнату с очень мрачным лицом.

«Послушай, папа, – сказал он, опустив глаза. – Не можешь ли ты одолжить мне двести фунтов?»

«Нет! – ответил я резко. – Я и так слишком много даю тебе».

«Я знаю, ты всегда щедр ко мне, – сказал он, – но это долг чести, и мне крайне нужны эти деньги, иначе я никогда не смогу показаться в клубе».

«Тем лучше!» – воскликнул я.

«Но ты же не захочешь, чтобы я ушел из клуба обесчещенным. Я не вынесу такого позора. При любых обстоятельствах я должен достать эти деньги, и, если ты их не дашь мне, я буду вынужден принять иные меры».

Я возмутился. Ведь это была уже третья просьба за последний месяц.

«Ты не получишь ни фартинга!» – закричал я.

Он поклонился и вышел из комнаты, не сказав ни слова.

После его ухода я отпер бюро, убедился, что драгоценность на месте, и снова запер его. Затем я решил пройтись по комнатам, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Обычно эту обязанность каждый вечер выполняет Мэри, но мне казалось, что сегодня лучше сделать это самому.

Спускаясь с лестницы, я увидел Мэри. Она закрывала окно гостиной.

«Скажите, отец, – спросила она, как мне показалось, несколько встревоженно, – вы разрешили горничной Люси отлучиться сегодня вечером?»

«Нет».

«Но она только что вошла через – черный ход. Думаю, она была не дальше калитки на свидании со своим поклонником, но мне кажется это неприличным. Пора это прекратить».

«Поговори с ней завтра, или, если хочешь, я сам с ней поговорю. Ты проверила, все хорошо заперто?»

«Да, отец».

«Тогда спокойной ночи, дитя мое». – Я поцеловал ее, отправился к себе в спальню и вскоре уснул…

Я подробно говорю обо всем, мистер Холмс, что может иметь хоть какое-то отношение к делу. Прошу задавать мне вопросы, если что-либо покажется вам неясным.

– Вы рассказываете достаточно ясно, – ответил Холмс.

– Сейчас я перейду к той части рассказа, которую хотел бы изложить особенно четко.

Я сплю не очень крепко, а беспокойные мысли о диадеме заставляли меня спать еще более чутко. Около двух часов ночи меня разбудил какой-то слабый шум в доме. Шум прекратился прежде, чем я окончательно проснулся, но у меня создалось впечатление, что где-то осторожно закрыли окно. Я лежал, весь обратившись в слух. Вдруг до меня донесся легкий шорох шагов в туалетной комнате рядом с моей спальной. Я соскочил с постели и, дрожа от страха, выглянул за дверь.

«Артур! – закричал я. – Негодяй! Вор! Как ты посмел взять диадему!»

Газ был притушен, и при его свете я увидел своего несчастного мальчика, одетого только в рубашку и брюки. Он стоял около газовой горелки. В руках у него была диадема, и мне показалось, что он изо всех сил сгибает или выкручивает ее.

Услышав мой крик, Артур выронил диадему и повернулся ко мне бледный как смерть. Я схватил сокровище и поднес к глазам. Одного из золотых углов с тремя бериллами не хватало.

«Подлец! – кричал я, вне себя от ярости. – Ты разорил меня! Ты обесчестил меня навек! Куда ты дел камни, которые украл?»

«Украл!» – попятился он.

«Да, ты вор! Вор!» – кричал я, тряся его за плечо.

«Ничего не пропало… Ничего не могло пропасть!» – бормотал он.

«Исчезли три берилла. И ты хорошо знаешь, где они. Ты не только вор, но и лжец! Ведь я видел, как ты пытался отломить еще кусок».

«Ты нанес мне достаточно оскорблений, – холодно сказал он. – Я не потерплю этого больше. Ты не услышишь от меня ни слова об этом деле. Я покину твой дом и стану сам пробивать себе дорогу в жизни».

«Ты покинешь мой дом, только чтобы отправиться в тюрьму! – Я кричал, обезумев от горя и гнева. – Я доведу это дело до конца!»

«Я не скажу больше ни слова, – повторил он с яростью, которой я не мог предполагать в нем. – Если ты считаешь нужным вызвать полицию – пожалуйста, вызывай, пусть они ищут, как хотят».

В бешенстве, не помня себя, я кричал так, что поднял на ноги весь дом. Мэри первой вбежала в комнату. При виде диадемы и Артура она все поняла и, вскрикнув, упала без чувств. Я послал горничную за полицией, чтобы передать в ее руки расследование преступления.

Когда полицейский инспектор и констебль вошли в комнату, Артур, мрачно стоявший со скрещенными руками, спросил меня, неужели я действительно намерен обвинить его в воровстве. Я ответил, что эта кража не мое частное дело, что поломанная диадема собственность нации-и что я твердо решил дать законный ход этому делу.

«По крайней мере, – сказал он, – вы не арестуете меня сейчас? Во имя наших интересов разрешите отлучиться из дому на пять минут».

«Для того чтобы ты скрылся или получше припрятал краденое?!» – воскликнул я.

Затем, осознав весь ужас своего положения, я стал заклинать его подумать о том, что на карту поставлено не только мое имя, но и честь более высокого лица, что исчезновение бериллов вызовет публичный скандал. Я говорил ему, что всего этого можно избежать, если он скажет, где спрятаны пропавшие бериллы.

«Пойми, – говорил я, – ты схвачен на месте преступления. Признание не усугубит вины. Наоборот, если ты вернешь мне бериллы, все будет прощено и забыто».

«Сохраните ваше прощение для тех, кто просит его у вас», – сказал он и отвернулся от меня.

Я видел, что он был слишком ожесточен против меня и что мои уговоры бесполезны. Оставался один путь. Я пригласил инспектора и отдал Артура под стражу.

Полиция немедленно обыскала не только Артура и его комнаты, но и каждый закоулочек в доме, где он мог бы спрятать драгоценные камни. Но обнаружить их не удалось, а негодный мальчишка хранил молчание в ответ на все наши уговоры и угрозы. Сегодня утром его отвели в тюрьму.

В полиции мне откровенно сказали, что вряд ли смогут чем-нибудь помочь мне. И вот, закончив все полицейские формальности, я поспешил к вам. Я умоляю вас применить весь свой опыт и способности, чтобы раскрыть это дело. Можете производить любые расходы, какие сочтете нужными. Мною уже подписан чек на вознаграждение в тысячу фунтов… Боже! Что же делать?! Я потерял честь, состояние и сына в одну ночь… О, что мне делать?!

Он обхватил голову руками и, раскачиваясь из стороны в сторону, всхлипывал, как ребенок.

Несколько минут Шерлок Холмс сидел молча, нахмурив брови и устремив глаза на огонь в камине.

– У вас часто собираются гости? – спросил он.

– Нет, у нас никто не бывает за исключением моего компаньона да изредка кого-либо из друзей Артура. Недавно у нас несколько раз побывал сэр Джордж Бэрнвелл. Больше никого.

– А вы часто бываете в обществе? – Артур – часто. А мы с Мэри всегда дома. Мы оба не любим общества.

– Это необычно для молодой девушки.

– У нее спокойный характер. К тому же она не так уж и молода. Ей двадцать четыре года.

– Скажите, все это несчастье явилось ударом и для нее?

– Она была потрясена даже больше, чем я.

– Скажите, а у вас не появлялось сомнения в виновности сына?

– Как же оно могло возникнуть, когда я собственными глазами видел Артура с диадемой в руках?

Холмс покачал головой.

– Я не считаю это решающим доказательством его вины. Была ли повреждена оставшаяся часть диадемы?

– Да, она была изогнута.

– А вам не приходила мысль, что ваш сын мог просто пытаться распрямить ее?