Текст книги "Долина страха. Все повести и романы о Шерлоке Холмсе.(сборник)"

Автор книги: Артур Конан Дойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Глава 11
Сокровища великой Агры

Пленник наш сидел в каюте возле металлического ларца, обладать которым столь жадно стремился. Его изрезанное морщинами лицо было темно от загара, глаза горели отчаянной дерзостью. Черные волосы местами побила густая седина, отчего я заключил, что лет ему около пятидесяти. Судя по всему, жизнь его не баловала. Привыкнув к превратностям судьбы, он не отчаялся, но мужественно боролся с ними. Не могу не отметить, что в чертах бородатого темного, словно вырезанного из красного дерева лица его было нечто похожее на благородство и отвагу. Волевой, резко очерченный подбородок говорил о том, что перед нами человек стойкий и привыкший добиваться своей цели. Скажу больше, – лицо нашего пленника не лишено было даже некоторой приятности. Разумеется, в те моменты, когда его не искажала ненависть. В минуты же ярости он наверняка производил ужасное впечатление. К такому выводу я пришел, разглядывая его тяжелые, нависшие брови. Но теперь он был совершенно безопасен. Он сидел, опустив голову, скованные наручниками запястья лежали на коленях. Я ожидал, что он будет злобен и агрессивен, но лицо его скорее выдавало сожаление и горечь. Он взглянул на меня и слабо улыбнулся.

– Итак, Джонатан Смолл, – заговорил Холмс, прикуривая сигару. – Очень сожалею, что ваше предприятие закончилось столь печально.

– Мне и самому жаль, сэр, – откликнулся Смолл. – Даже не верится, что я погорел на таком простеньком деле. Но клянусь вам на Библии, я не делал Шолто ничего плохого. Это все чертов Тонга, он выстрелил в него своей проклятой отравленной иголкой. Так что знайте, к гибели мистера Шолто я не имею никакого отношения. Мне совершенно незачем было убивать его. Не поверите, но я горевал так, будто этот Шолто – мой близкий родич. А гаденыша Тонга я исполосовал веревкой как саймонову козу. Но Шолто уже не вернешь.

– Закуривайте, – вытащив из коробки сигару, Шерлок предложил ее Смоллу. – И, кстати, хлебните-ка из моей фляжки, а то вы совсем промокли. Но, послушайте, почему вы были так уверены, что такой лилипутик, как ваш чернокожий приятель Тонга, сможет удерживать здоровяка Шолто на месте, и не даст ему встать?

– Вот то да! Сэр, вы говорите так, будто находились в тот момент комнате, – восхищенно проговорил Смолл. – Сказать по правде, я надеялся, что в комнате никого нет. Привычки обитателей дома мне были хорошо знакомы. В комнату мы влезали в то самое время, когда мистер Шолто обычно ужинал. Ничего не стану скрывать от вас, поскольку знаю – раз попался, так выкладывай всю правду, может, и срок скостят. А защитников мне не надо. Я никого не убивал, хотя, признаюсь, охотно придушил бы майора Шолто. И рука бы даже не дрогнула. Для меня прикончить такую сволоту – что сигару выкурить. Ух, проклятье! До чего ж не хочется сидеть на каторге из-за младшего Шолто, который мне ничего худого-то и не сделал.

– Сейчас вы находитесь под арестом, судьбой вашей распоряжается инспектор Ателни Джонс из Скотланд-Ярда. Но направляемся мы сейчас не в полицию, а ко мне. Мистер Джонс разрешил мне поговорить с вами. Надеюсь услышать от вас полный рассказ о сокровище. А взамен гарантирую, что смогу доказать вашу непричастность к убийству Шолто. Полагаю, что к тому моменту, когда вы оказались в комнате, яд уже сделал свое дело.

– Да так оно и было на самом деле! – воскликнул Смолл. – Я когда влез в комнату и увидел его, так едва не остолбенел. Физиономия перекошена, голова опущена на грудь, а в шее – игла. Ну, тут я сразу все и понял. Хорошо, что Тонга выскочил наружу, а то б я его там же пришиб. Потому-то он и оставил на столе свой топор и часть стрел, торопился убежать от меня. Наверное, из-за них вы и вышли на наш след. Хотя я и сейчас не понимаю, как вам удалось нас выследить. Но только на вас, сэр, я зла не держу. А все-таки интересно. Надеюсь, расскажете? – на губах Смолла мелькнула слабая горькая усмешка. – Эх, и крепко ж не повезло мне. По праву мог бы быть миллионером, а что получается? Первую половину жизни провел на Андаманах, строил волнорезы, а теперь, похоже, придется заняться осушением дартмурских болот. Там и вторая половина жизни пройдет. Будь проклят тот день, когда я впервые увидел этого чертового Ахмета и связался с сокровищами Агры. Проклятые эти камешки, кровь с них так и капает. Майору Шолто они принесли страх и чувство вины, а мне – пожизненное рабство.

В крошечную дверь каюты просунулось лицо и плечи мистера Ателни Джонса.

– Приятная семейная вечеринка, – усмехнулся он. – Позавидуешь вам. Холмс, может быть, дадите и мне хлебнуть из вашей фляжки? Полагаю, нам следует поздравить друг друга. Жаль только, что второй утонул. Но тут уж ничего не поделаешь. Хорошо хоть, что в такой бешеной гонке катер не перевернули и сами в воду не попадали.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – философски заметил Холмс. – Я и сам не знал, что «Аврора» такое быстроходное судно.

– Смит утверждает, что его катер – один из самых скоростных на всей Темзе. Он говорит, что если б у него был еще один кочегар, нам бы их никогда не догнать. И еще клянется, что не имеет никакого отношения к норвудскому делу.

– И он не врет, – подтвердил наш пленник. – Смит ничего не знал про наши дела. А нанял я его только потому, что катер у него очень уж быстроходный. Не плывет, а прямо летит. Платил я ему хорошо, лишних вопросов он не задавал – а что еще нам нужно? Сейчас мы делали наш последний рейс в Грейвсенд, где стоит «Эсмеральда». На этом корабле мы собирались отплыть в Бразилию.

– Если он не совершил ничего дурного, он будет отпущен, – кивнул Джонс. – Ловим мы быстро, но обвинять задержанных не торопимся.

Я с интересом наблюдал, как Джонс совершал обратное превращение – подавленный, унылый неумеха постепенно исчезал, а на его месте появлялся величественный инспектор, важное официальное лицо, полагающее, что имеет право и способно вершить судьбы других. На губах Холмса играла тонкая змеиная улыбка, из которой я заключил, что монолог Джонса получил заслуженную оценку.

– Скоро воксхоллский мост, – сообщил Джонс. – Там я вас высажу, доктор Уотсон, вместе с ларцом. Надеюсь, вы понимаете, что я иду на очевидное нарушение долга, но уговор есть уговор. Я пошлю с вами инспектора полиции, поскольку находящиеся в ларце драгоценности стоят немалых денег. Надеюсь, вы возьмете кэб?

– Да, конечно.

– Очень жаль, что нет ключа. Любопытно все-таки, что там находится в ларце? Кстати, приятель, а где же ключ?

– На дне реки, – коротко ответил Смолл.

– Гм. Не стоило бы добавлять нам забот, мы и так с вами немало повозились. Ну, ладно. Полагаю, доктор, вам не нужно говорить, чтобы вы вели себя крайне осторожно. Когда покажете ларец, приезжайте на Бейкер-стрит, мы все будем там.

Я вышел у Воксхолла и, с трепетом прижав к груди драгоценный ларец, в сопровождении инспектора с фальшиво-добродушным лицом, направился в дом миссис Сесил Форрестер. Служанка, открывшая мне дверь, удивленно посмотрел на меня, так как время для визита было довольно поздним. Тем не менее, она впустила меня, сообщив, что мисс Морстан находится в гостиной, куда я немедленно и направился. Полицейский, проявив невиданную деликатность, остался ждать меня в кэбе.

Мисс Морстан в полупрозрачном белом платье с отороченным алой материей воротом и манжетами, сидела в кресле у раскрытого окна. Она откинулась на спинку, и я увидел ее приятное задумчивое лицо. Струился мягкий свет затемненной настольной лампы, падал на роскошные пшеничные волосы девушки, превращая их в сверкающие золотистые нити. Правая рука мисс Морстан, тонкая и белая, словно выточенная из мрамора, безвольно свисала, подчеркивая картину тихой грусти. Услышав звук моих шагов, девушка вскочила с кресла, и лицо ее от волнения вспыхнуло краской. Глаза ее удивленно и радостно смотрели на меня, на губах появилась нежная улыбка.

– Я слышала, как подъехал кэб, – заговорила она, – но подумала, что это миссис Сесил Форрестер вернулась раньше намеченного. Никак не ожидала, что это будете вы. Ну и какие новости вы принесли мне?

– Я принес вам нечто лучшее, чем новости, – с достоинством ответил я, и поставил тяжелый ларец на стол. – Полагаю, что все новости мира не стоят того, что находится у вас на столе, – продолжил я, стараясь говорить как можно беззаботнее, хотя, признаюсь, на сердце у меня лежала большая холодная лягушка. – Я принес вам ваше состояние.

С ледяным безучастьем мисс Морстан посмотрела на красивый экзотический ящик.

– Вот это и есть то самое сокровище? – спросила она.

– Да. Сокровище великого Агры, – пробубунил я. – Половина содержимого принадлежит вам, вторая половина – Тадеушу Шолто. По самым скромным оценкам вы становитесь обладателями двухсот тысяч фунтов каждый. Вы только подумайте об этом! – с фальшивой радостью в голосе воскликнул я. Теперь вы стали одной из богатейших девушек Англии. Ну, разве это не счастье?

Мне кажется, изображая восторг, я немного переборщил. Мисс Морстан почувствовала мое состояние. Она с нескрываемым любопытством посмотрела на меня

– Вам не кажется, что своим богатством я отчасти обязана и вам? – вдруг спросила она.

– С какой стати? Уж если вы кому-нибудь и обязаны, то не мне, а моему другу Шерлоку Холмсу. Я даже и не догадывался, что скрывается за трагедией в Пондичерри-лодж. Только гениальный Холмс с его поразительной силы аналитическим умом смог предложить гипотезу, которая полностью подтвердилась. Кстати, мы едва не упустили преступников.

– Умоляю вас, мистер Уотсон, сядьте и расскажите мне обо всем, что произошло с вами за то время, пока мы не виделись.

Я в двух словах поведал события, приключившиеся с нами: и о новом методе Холмса, и о появлении в нашей компании Ателни Джонса. Не упустил я и нашу ночную экспедицию, и бешеную погоню по Темзе. Мисс Морстан слушала меня, широко раскрыв глаза. Временами она сильно сжимала веки и, чтобы не вскрикнуть от испуга, прикрывала рот прелестной ладошкой. Однако, я увлекся, и в моем немногословном повествовании начала появляться живописные подробности нашего преследования. К концу рассказа мисс Морстан так сильно побледнела, что я не на шутку встревожился.

– Нет, нет, не волнуйтесь, все прошло, – тихо сказала она, когда я подал ей стакан воды. – Спасибо, не тревожьтесь. Простите, что все так вышло. Ведь это я заставила вас ввязаться в это опасное дело.

– Ничего страшного, – ответил я. – Оно закончено. И это вы меня простите. Напрасно я вам говорил обо всех этих мрачных деталях. Ну, ладно. Давайте поговорим о чем-нибудь более приятном, – я кивнул в сторону ларца. – Я полагал, вам будет интересно взглянуть на его содержимое.

– Ящичек действительно очень красивый, – заметила мисс Морстан, подходя к столу. – Индийская работа, да?

– Совершенно верно, он сделан в Бенаресе.

– Ух, а какой тяжелый! – воскликнула мисс Морстан, пытаясь оторвать от стола массивный ларец. – Он сам, наверное, стоит немалых денег. А где ключ?

– Смолл говорит, что выбросил его в реку. Придется воспользоваться кочергой.

Я засунул конец кочерги под замок, выполненный в форме сидящего Будды, и нажал на нее. Раздался треск и замок отскочил на пол. Трепещущими пальцами я взялся за массивную крышку ларца и, глядя на мисс Морстан, начал открывать ее. Крышка откинулась, но я не увидел на лице мисс Морстан того потрясающего эффекта, на который рассчитывал. Я с сомнением повернулся к ларцу, заглянул в него и оторопел. Внутри его не было ничего: ни самоцветов, ни золота.

Я тупо рассматривал тяжелый ящик, отлитый из металла со стенками толщиной в три четверти дюйма, предназначенный, вне всякого сомнения, для хранения драгоценностей, но в данный момент был предательски пуст.

– А сокровищ-то здесь и нет, – констатировала мисс Морстан на удивление спокойным голосом.

Выслушав сообщение, я некоторое время молчал, пытаясь постичь его значение, а когда постиг, то радостная улыбка осветила мое усталое лицо. С моей души словно камень свалился. Сердце мое пело от счастья – наконец-то исчезло это несносное препятствие, мешавшее мне. Да, согласен, мысль эта чудовищно эгоистична и недостойна истинного друга, но в тот момент я едва не плакал от радости. Сама судьба смела передо мной золотую преграду.

– Какое счастье, – не скрывая своего восторга, проговорил я. – Слава Богу.

Мисс Морстан изумленно посмотрела на меня.

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что теперь я смогу сказать вам, – ответил я и взял ее руку в свою. Девушка не отняла ее. – Я люблю вас, мисс Морстан. Ни один мужчина в мире не испытывал такой любви, какую я питаю к вам. А эти сокровища, это… богатство заставляли меня хранить молчание, и я хранил его. Но теперь его нет, и я могу говорить вам о своей любви. Вот почему я сказал «Слава Богу».

– Тогда и я так скажу, – прошептала она и прильнула ко мне.

Вот так все и случилось. Добавлю только, что если кто и потерял сокровище, я в ту ночь нашел его.

Глава 12
Удивительный рассказ Джонатана Смолла

Ожидавший меня инспектор оказался на редкость терпеливым человеком. Когда я открыл дверь кэба, он дремал, прислонившись к стенке. Однако, увидев пустой ларец, полицейский сразу же нахмурился.

– Плакала моя премия, – мрачно произнес он. – Нет сокровища, нет и денег. А мы-то с Сэмом Брауном, – это мой напарник, – уже придумали, на что потратим причитающиеся нам двадцать фунтов. Жаль, конечно.

– Мистер Тадеуш Шолто – человек богатый, он щедро наградит вас за труды, – попытался я ободрить упавшего духом инспектора. – Вы поймали убийцу его брата, а для него это важнее, чем сокровища.

– Оно-то все, конечно, так, – с сомнением проговорил инспектор. Мой довод его явно не убедил. – Да, плохо дело, – снова заговорил он. – Мистер Ателни Джонс будет недоволен.

Говоря так, инспектор как в воду смотрел. Когда мы приехали на Бейкер-стрит и показали Джонсу пустой ларец, тот едва не упал в обморок. Они с Холмсом и Смоллом только-только приехали. Изменив первоначальные планы, они все-таки решили сначала заглянуть в Скотланд-Ярд, и лишь после этого направились к Холмсу. Мой друг блаженно развалился в кресле, безо всякого видимого интереса наблюдая за Джонсом и Смоллом. Когда я показал ему пустой ларец, он весело расхохотался.

– Ты ответишь за свои штучки, Смолл! – бушевал Джонс. – Где драгоценности?

Смолл лукаво улыбался.

– За кого вы меня принимаете?! – внезапно закричал он. – А?! Или вы думаете, что я вот так преспокойно отдам вам камушки и золото, а сам отправлюсь на каторгу? Нет уж, дудки! Сокровище вам не достать! Они принадлежат нам – мне и еще трем заключенным, которые сейчас лежат в грязном бараке на Андаманских островах! И уж если мы не можем воспользоваться сокровищем, то и никому другому оно не достанется. Я все сделал так, как договаривались мы, отмеченные знаком четырех. Любой из нас четверых на моем месте поступил бы точно так же. Как, хотите спросить? Так слушайте. Когда я понял, что вы нас догоните, я выбросил содержимое ларца в реку. Уж лучше пусть сокровище поглотит тина, чем я отдам его в руки Шолто и его родичей. Драгоценности, ключ от ларца и Тонга – все лежат рядом. Темза – место надежное, оттуда драгоценности никто не украдет. Так что, джентльмены, придется довольствоваться только чугунным ящиком. Рупий сегодня не будет.

– Врешь! – рявкнул Джонс. – Смолл, – взмолился он, – ну скажи, что ты врешь. Э-э-э, нет, – лицо его приняло прежнее грозное выражение. – Шалишь, приятель. Если б ты, в самом деле, хотел выбросить драгоценности, ты бы выбросил их вместе с ларцом. Так легче от них избавиться.

– И легче доставать, – парировал Смолл, бросая на Джонса неистовый взгляд. – А я не собираюсь делать вам подарков. – Если у человека хватило мозгов выследить меня, – он кивнул в сторону Холмса, – то ему ничего не составит поднять ларец со дна Темзы. Сейчас же они разбросаны на расстоянии миль эдак в пять, и вам придется изрядно покопаться в тине, чтоб достать их. Признаюсь, что бросал я их с неохотой, но что делать? Нужно уметь не только выигрывать, но и проигрывать. И плакать я не стану, сокровище сгинуло, туда ему и дорога.

– Смолл, такой поворот меняет все дело, – голос Джонса был грозен. – Если бы ты помог следствию, то суд это учел бы при вынесении приговора. Сейчас же тебе не имеет смысла рассчитывать на справедливое решение.

– Справедливое решение? – язвительно воскликнул Смолл. – Да чихать я на него хотел. О справедливости заговорили… Где же тут справедливость, когда я должен отдать другим то, что по праву принадлежит мне? Я двадцать с лишним лет провел на Андаманах, умирал в лихорадочном бреду, страдал от ядовитых насекомых, гнил в бараке, сносил побои от охранников-индусов, которые рады поизмываться над белым. И все это ради чего? Ради того, чтобы отдать добытые кровью и потом сокровища Агры? Да с какой стати? Нет, не для этого я прошел сквозь Андаманский ад. Да я лучше сдохну в тропиках от голода и жажды или от отравленной стрелы папуаса, чем отдам сокровища, а сам отправлюсь в камеру. Сидеть в тюрьме и знать, что кто-то другой живет во дворце, построенным на мои деньги? Нет уж, благодарю покорно!

Маска невозмутимого стоика была сброшена, и мы увидели истинное лицо Смолла. Дикое, перекошенное ненавистью и злобой. Глаза его недобро горели, на дрожащих от волнения руках тихо звякали наручники. Я посмотрел на него, и по телу у меня забегали мурашки. Теперь мне было понятно, почему, узнав о приближении одноногого мстителя, майора Шолто охватил панический страх. Уж он-то знал, что жалости к нему не будет.

– Мистер Смолл, вы забыли одну существенную деталь: ничего из того, о чем вы здесь упоминаете, нам неизвестно, – невозмутимо вставил Холмс. – Мы пока еще не услышали ваш рассказ, потому не можем сообщить вам, сколь уверенно вы можете рассчитывать на справедливое к себе отношение.

– Я вижу, сэр, вы искренно хотите помочь мне. Хотя именно вам я обязан этими браслетиками, – Смолл пошевелил запястьями, и цепь наручников печально звякнула. – Но я на вас зла не держу, раз вы взяли верх, значит, так тому и быть. Ну, а коли вы хотите выслушать мою историю – извольте. Мне и самому надоело держать ее при себе. Слушайте и можете мне поверить – все, что я вам расскажу – истинная правда, Богом клянусь.

Родился я в Ворчестершире, в маленькой деревушке. Если не потрудитесь съездить туда, то увидите, там и по сей день живут Смоллы. Я частенько мечтал о том, как разбогатею – вернусь туда. Но, видать, не суждено… Семейство наше и мои родственники – люди все богобоязненные и приличные. Мелкие фермеры да мастеровые, люд невеликий, но известный и уважаемый. Я среди них считался выродком, – Смолл мрачно усмехнулся. – Бродяжничал, бражничал, ничем путным не занимался. Все хотел мир посмотреть, а вышло – перекати-поле, да и только. Когда мне минуло восемнадцать, я решил более не обременять своим присутствием семью и отправиться в Лондон наняться матросом. Только не получилось это у меня, подрался из-за девчонки. На корабль-то я попал, но только не как наемный матрос, а как рядовой третьего пехотного полка. Повезли нас в Индию… Ага, благодарю вас, – он взял обеими руками предложенный Холмсом бокал и отхлебнул из него. – Так вот, значит… Солдатом, впрочем, я был недолго. Месяца три я помаршировал да поколол штыком. Потянуло меня, дурака, раз искупаться в Ганге, ну и выкупался… Если б не наш сержант Джон Холдер, прекрасный, надо сказать, пловец, не разговаривал бы я с вами сейчас. Только залез я в воду да отплыл от берега, как – вот тебе раз, крокодил. Отхватил он мне ногу да так чисто, что твой хирург. Я сразу и боли-то не успел почувствовать, а когда почувствовал, то сразу пошел ко дну. Вот тут-то меня сержант и спас. Смелый парень. Бросился в реку, схватил меня за шиворот и доволок до берега. Пять месяцев я провел в госпитале, а когда вышел оттуда с деревянной ногой, меня сразу же комиссовали из армии как непригодного к службе и вообще ко всякой активной деятельности.

Вот так обошлась со мной судьба, в девятнадцать лет сделала меня полным инвалидом. Ох и роптал же я на нее. Но только что Бог не делает – все к лучшему. Не прошло и месяца, как мое увечье обернулось для меня благом. Некий Абель Уайт, богатый плантатор, предложил мне пойти работать к нему надсмотрщиком. Ему порекомендовал меня его хороший друг, наш командир полка. Человек добрый, он заботился обо мне не только в то время, когда я лежал в госпитале, но и после того. Короче говоря, Уайт взял меня, поскольку я его вполне устраивал. И нога моя не была помехой, приходилось больше не ходить, а ездить на лошади. Я был обязан объезжать плантации, посматривать за рабочими и обо всех непорядках докладывать хозяину. Деньги Уайт платил вполне приличные, а работа меня не особо обременяла, так что я был вполне доволен. И обходился он со мной очень хорошо, частенько заглядывал в мой домик выкурить трубку-другую. Белых в Индии мало, вот и тянутся они друг к другу.

Все бы хорошо, да, видимо, не судьба мне долго наслаждаться счастьем и покоем. Вскоре в стране ни с того ни с сего начался бунт. Подумать только, всего какой-то месяц назад мы жили тихо и мирно, как где-нибудь в Кенте или Саррее, и вдруг индусы словно с цепи сорвались. Восстало тысяч двести. И что тут началось! Ад кромешный! Хотя вы и сами все знаете. В газетах, небось, читали. А я, признаться, не большой охотник до газет, поэтому буду рассказывать только то, что видел своими глазами. Плантация наша находилась в местечке, называемом Муттра, это почти у самой границы северо-западной провинции. И день, и ночь небо застилало дымом пожарищ. Восставшие жгли все – и богатые дома, и бунгало вроде моей халупы. Белые с женами и детьми шли нескончаемой вереницей – бежали от мстительных повстанцев. Все спешили в Агру, там находился ближайший британский гарнизон. Абель Уайт уходить не торопился, все говорил, что у страха глаза велики и что беженцы преувеличивают опасность. А как началось, и сам не заметил. Однажды сидел он в своем доме на веранде, курил трубку да попивал виски с содовой и вдруг видит – вокруг все пылает. И глазом не успел моргнуть, как очутился в самом центре пожара. Тогда-то он и забегал, да что толку? Я, Абель Уайт, еще один белый – Доусон, бухгалтер и его жена собрались в доме хозяина, и стали думать, что делать. А что тут придумаешь, когда все кругом полыхает, и везде повстанцы? Странно все-таки устроен человек. Нам бы бежать без оглядки, а мы решили, что нужно подождать, Все, мол обойдется. Ну и дождались. Возвращаюсь я как-то вечером с дальней плантации в дом к Уайту, еду по дороге и вдруг вижу – на пригорке что-то белеет. Подъехал я поближе, наклонился, а это тело жены Доусона, все изрезано да исколото, и уже шакалы и дикие собаки начали объедать его. Проехав дальше, я увидел и самого Доусона. Он лежал, уткнувшись лицом в землю, а рядом с ним валялись тела четырех сипаев. В руке у Доусона был зажат револьвер с пустым барабаном. Я остановился и стал думать, какой дорогой мне лучше подъехать, и в тот же момент заметил клубы дыма. Они шли как раз из того места, где стоял дом Абеля Уайта. Спустя несколько минут показались длинные языки огня, и я услышал треск горящих построек. Я даже не подумал мчаться на помощь хозяину. Что я мог сделать? У меня не было ни возможности спасти Абеля, ни желания бросать свою жизнь под ноги сипаям. Прокравшись немного вперед, я увидел мечущиеся тени. Это были восставшие, они кричали и плясали вокруг пылающего дома. Их красные плащи развевались, и оттого казалось, что пламя все расширяется. Кое-кто из них, заметив меня, начали показывать в мою сторону. Я поторопился убраться, и очень вовремя – у самой моей головы просвистело несколько пуль. Не помня себя, я бросился бежать, помчался по рисовым полям и уже ночью въехал в ворота Агры.

Но, как оказалось, там тоже небезопасно. Вся страна гудела, словно встревоженный улей. Англичане собирались в небольшие отряды, но подавить восстание не могли. Наша власть простиралась всего лишь на расстояние ружейного выстрела. Хуже всего приходилось одиноким плантаторам, они оставались беззащитными перед толпами озверелых повстанцев. Это была война миллионов против сотен. Но самое неприятное заключалось в том, что англичанам приходилось сражаться с регулярными войсками. Против нас боролось не только восставшее население, но даже оснащенная и обученная нами индийская пехота и кавалерия. По нам стреляли наши же пушки. Даже трубы повстанцев, и те были английские. В Агре находился третий бенгальский пехотный полк, немного сикхов, две кавалерийские роты и артиллерийская батарея. Кроме того, был сформирован добровольческий батальон из находящихся в городе британцев – торговцев, служащих. Разумеется, я вступил в него. На мою деревянную ногу никто и не посмотрел, сразу дали ружье и марш-марш вперед. По нашим предположениям, повстанцы должны были появиться в наших краях в начале июля. Мы решили встретить их у Шахганджа и вышли из города. Нам, в самом деле, удалось довольно долго сдерживать бунтовщиков, но у нас начал иссякать порох, и мы отошли обратно в Агру.

Новости приходили к нам – одна другой хуже. Мы им не удивлялись. Посмотрите на карту и вы поймете – Агра находилась в центре огненного кольца диаметром в двести с лишним миль. От Лакхнау – на севере и до Канпура – на юге только и слышались, что треск и грохот пожарищ да мольбы о помощи. Рассказать вам о том, что вытворяли с британцами сипаи, так у вас волосы станут дыбом.

Сама Агра – город большой, нашпигованный верующими фанатиками всех мастей. И каких там только дикарей не было! Горстка британцев просто терялась в лабиринтах грязных кривых улочек. Поэтому командир наш решил вывести нас из города. Мы переправились через реку и закрепились в старом форте, древней крепости Агра. Не знаю, доводилось ли кому-нибудь из вас, джентльмены, читать или слышать об этой крепости. Местечко это довольно любопытное и странное. Таких, я в своей жизни не встречал, а можете мне поверить, повидал я на своем веку немало. Прежде всего, ее размер. Это такая каменная громада, что и представить себе невозможно. Там, собственно, два форта – старый и новый. Мы, солдаты, женщины и дети, все разместились в новой части крепости, и места там еще было порядочно. Представляете? А ведь многие семьи пришли туда со всем своим скарбом и даже с домашними животными. Только новый форт – это спичечный коробок по сравнению со старым. Тот, просто сказать, огромен. Правда, никто из наших там не поселился и даже мы, солдаты, предпочитали без нужды не заходить туда. Так что из жильцов там были одни только скорпионы да сороконожки. Конечно, иной раз мы осматривали старый форт, но далеко внутрь его не заходили. Мы опасались запутаться в лабиринте многочисленных залов и переходов. Да, потеряться там – пара пустяков.

Вход в крепость был надежно защищен рекой, а вот стороны ее и заднюю стену приходилось постоянно охранять. Слишком много там имелось входов. Это касалось также и старого форта. Людей у нас едва хватало, чтобы кое-как отражать атаки, да подавать стреляющим ружья. Поэтому выставить надежную охрану ко всем входам в крепость мы не могли. Их там тьма тьмущая. У нас едва хватало рук только охранять центральную часть форта, да выставить посты у основных входов. Посты состояли из четырех человек – одного англичанина и двоих-троих местных. Мне достались самые дальние ворота, в юго-западной части форта, куда я и заступал на дежурство, в основном ночью. Дали мне двух сикхов и приказали в случае атаки на форт палить из мушкета и сдерживать нападавших до подхода основной стражи из центральной части. До нее было недалеко, не более двухсот метров, но их нужно было пройти по извилистым переходам. Я говорил уже, что там и шагу ступить нельзя, не наткнувшись на какой-нибудь закоулок. Поэтому я сильно сомневался, что подоспевшая стража найдет меня живым. Все мы понимали, что наши посты – это мертвому припарки. Если бы на крепость напали, мы бы и часа не продержались.

И, тем не менее, я был очень горд, что мне доверили командование хоть и крошечным, но все-таки армейским подразделением. Как-никак я был всего лишь новобранцем, к тому ж одноногим. Две ночи я сторожил на совесть, глаз не смыкал, да исподтишка все поглядывал за своими пенджабцами. А они, скажу я вам, детины были хоть куда – здоровенные, высокие, а рожи такие зверские, что оторопь берет. Звали их Магомет Сингх и Абдулла Хан. Одно время они дрались против нас, но потом перешли на нашу сторону. Английский они понимали неплохо, но сами говорили мало, а когда говорили, то уж лучше бы молчали, ни черта я не понимал в их тарабарщине. Всю ночь они стояли вдвоем и все чего-то лопотали меж собой. Я же выходил из ворот и смотрел то на реку, то на небо. Красивое оно там, всегда ясное и звездное. И всю ночь мы слышали бой и рокот барабанов, вопли и крики повстанцев, опьяненных радостью, кровью и опиумом. Они стояли совсем недалеко от нас, почти за самой рекой. Вот такие у нас были соседи. Через каждые два часа к нам приходил офицер – проверяющий. Смотрел, все ли у нас в порядке.

Моя третья ночь выдалась ненастной. Моросил мелкий дождь, в пяти метрах ничего не было видно. В такую непогоду стоять на часах – самое противное дело. С тоски я попытался было разговорить своих сикхов, но те только кивали в ответ. В два ночи прошел проверяющий и это немного развеяло скуку. Поняв, что придется мне додежуривать молчком, я вздохнул и решил закурить трубку. Я присел на корточки, положил мушкет на колени, чтобы высечь огонь и глазом не успел моргнуть, как оба моих сикха уже сидели верхом на мне. Один из них выхватил у меня мушкет, вскочил и навел его на меня, другой поднес к моему горлу широченный нож. Он же вдруг и по-английски заговорил, да так чисто. Прошептал мне в самое ухо: «Лежи, сахиб, и не двигайся. Пошевелишься – прикончим».

Я первым делом подумал, что мои сикхи находятся в заговоре с повстанцами, и что скоро начнется штурм крепости. Наш вход был самым удобным для нападения. Если бы сипаи захватили его, крепость пала бы почти сразу. Всем нам тогда конец: и женщинам, и детям. Вырезали бы нас до единого, никого бы не пожалели. Не хочу показаться вам героем, джентльмены, но, как только эта мысль мелькнула в моей голове, я сразу решил – погибну, но дам знать остальным. Я уже открыл было рот, чтобы закричать, но тот, что держал меня, словно угадал мои мысли. «Не кричи, сахиб, – забормотал он. – Крепость твоя в полной безопасности. Собаки-бунтовщики находятся все там же, за рекой». Не знаю, почему, но я ему поверил. К тому ж, я и крикнуть бы не успел – он бы мгновенно перерезал мне глотку. Поэтому я молчал, размышляя, что же сейчас последует.