Текст книги "Пески Марса [сборник]"

Автор книги: Артур Чарльз Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

11

Дирк надеялся, что астронавты выспались лучше, чем он. Он плохо соображал спросонья, но у него было четкое впечатление, что среди ночи его не раз будил шум машин, разъезжавших по городку. Может быть, где-то случился пожар, но он не слышал завывания сирены.

Он брился, когда к нему зашел Мак-Эндрюс, явно жаждавший поделиться новостями. Заведующий отделом по связям с общественностью выглядел так, словно не спал полночи, что, в общем, так и было.

– Слышали новость? – тяжело дыша, спросил он.

– Какую новость? – спросил Дирк, выключив электробритву.

– Была попытка проникновения на корабль. Саботаж.

– Что?!

– Это случилось примерно в час ночи. Датчики заметили человека, пытающегося подняться на борт «Альфы». Когда к этому идиоту обратился дежурный из бункера, он попытался спрятаться… в сопле «Альфы»!

Потребовалось несколько секунд, прежде чем до Дирка дошел смысл этих слов. А потом он вспомнил, что ему рассказывал Коллинз, когда они смотрели в этот черный, смертельно опасный туннель через телескоп.

– Что с ним стало? – еле слышно спросил Дирк.

– Дежурный обращался к нему через громкоговорители, но он не слышал. Пришлось вытаскивать его с помощью робота. Когда его вытащили, он был еще жив, но облучен так, что никто не решился к нему близко подойти. Через пару минут он умер. Врачи утверждают, что он так и не понял, что с ним случилось, – и не поймешь, схлопотав такую дозу радиации.

Дирку стало немного не по себе. Он сел на кровать.

– Он что-нибудь сломал? – наконец спросил он.

– Мы так не думаем. Он не сумел проникнуть внутрь корабля и к двигателю тоже не подобрался. Опасались, что он мог подложить бомбу, но, к счастью, этого не произошло.

– Он, наверное, ненормальный! Узнали, кто он такой?

– Скорее всего, какой-то религиозный маньяк. Таких за нами целые армии охотятся. Полицейские пытаются узнать, кто он, по содержимому его карманов.

После приличествующей моменту паузы Дирк проговорил:

– Не самое приятное событие перед прощанием с «Прометеем», да?

Мак-Эндрюс чуть насмешливо пожал плечами:

– Вряд ли хоть кто-то здесь суеверен! Хотите посмотреть, как будут заправлять корабль? Заправка назначена на два часа. Я вас подвезу.

Дирк особого энтузиазма не проявил.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Но у меня дел по горло. Да и смотреть будет особо не на что, верно? Я хотел сказать, что закачка нескольких сотен тонн горючего – вряд ли такое уж впечатляющее зрелище. Вернее, для кого-то может быть, и впечатляющее – но только не для меня!

Мак-Эндрюс явно обиделся, но Дирк ничего не мог с собой поделать. В данный момент у него не было жгучего желания снова приближаться к «Прометею». Чувство, конечно, абсолютно иррациональное: разве стоило обвинять гигантский корабль, если он защитил себя от врага?

Весь день Дирк слышал рев вертолетов, прибывавших из крупных австралийских городов. Время от времени с оглушительным свистом на аэродроме садились трансконтинентальные лайнеры. Где вновь прибывшие собрались коротать ночь, Дирк не мог себе представить. Даже в домиках с центральным отоплением было холодновато, а репортеры, разместившиеся в брезентовых палатках, рассказывали жуткие истории про то, как им приходится страдать, и многие говорили чистую правду.

Ближе к вечеру Дирк встретился с Коллинзом и Макстоном в буфете и узнал от них, что заправка прошла без происшествий.

– Мы немножко поволновались и ушли.

– Кстати, – заметил Макстон, – вы ведь, кажется, говорили вчера, что никогда не смотрели на Луну в телескоп? Мы как раз собираемся в обсерваторию. Почему бы вам не пойти с нами?

– Я с радостью – только вы-то на нее наверняка не раз смотрели!

Макстон усмехнулся:

– «Шоу получится так себе», как сказал бы Рэй. Да, я действительно неплохо знаю Луну, но уверен: больше половины сотрудников Межпланетного общества никогда не пользовались телескопом. И самый показательный пример в этом смысле – наш генеральный директор. Он десять лет занимался астрономическими исследованиями, не приближаясь к обсерватории.

– Только никому не говорите, что это я вам сказал, – с величайшей серьезностью произнес Коллинз, – но я обнаружил, что астрономы делятся на две категории. Первые ведут исключительно ночной образ жизни и в рабочее время делают фотоснимки таких далеких космических объектов, которые теперь уже вряд ли существуют. Их не интересует Солнечная система, ее они считают весьма странным и почт непростительным несчастным случаем. Днем такие астрономы спят где-нибудь посреди скал или в теплых сухих местах.

Астрономы, относящиеся ко второй категории, работают в более нормальное время и обитают в кабинетах, заставленных вычислительными машинами и арифмометрами. Теснота им очень мешает, но тем не менее они ухитряются выдавать множество математических расчетов насчет космических объектов (скорее всего, несуществующих), сфотографированных их коллегами, с которыми они общаются посредством маленьких записочек, передаваемых через ночных сторожей.

Эти две категории объединяет одно: никогда, за исключением моментов острейшего умственного помешательства, они по-настоящему не смотрят в телескоп. Тем не менее снимки делают очень и очень недурственные.

– Я так думаю, – рассмеялся профессор Макстон, – что в любой момент может родиться еще один представитель ночной категории астрономов. Пойдемте.

Обсерватория в Луна-Сити была построена большей частью для развлечения сотрудников, среди которых астрономов-любителей насчитывалось куда больше, чем профессионалов. Обсерватория состояла из нескольких деревянных домиков, поспешно перестроенных для того, чтобы там поместилось около десятка телескопов с объективами от трех до двенадцати дюймов. В данный момент полным ходом шла сборка двадцатидюймового рефлектора, но ее завершение ожидалось не раньше чем через несколько недель.

Гости Луна-Сити, разузнав про обсерваторию, пользовались ею, что называется, на всю катушку. Несколько десятков человек выстроились в очереди к телескопам, а их владельцы позволяли желающим поглядеть в окуляр минуты две, сопровождая сеанс импровизированными лекциями. Они вовсе не рассчитывали на такой вариант, когда отправлялись понаблюдать за четырехдневной Луной, и теперь отказались от всякой надежды лично ею полюбоваться.

– Жаль, что не берут по фунту за сеанс, – проворчал Коллинз, задумчиво глядя на очередь.

– Может, и берут, – сказал Макстон. – Вообще-то мы могли бы поставить здесь ящик для пожертвований в пользу обездоленных инженеров-атомщиков.

Купол над двадцатидюймовым рефлектором – единственным инструментом, который принадлежал не частному владельцу, а Межпланетному обществу, – был закрыт, и здание, в котором размещался этот телескоп, заперто. Профессор Макстон достал из кармана связку мастер-ключей и, пробуя их один за другим, в итоге отпер замок. От ближайшей очереди к нему тут же потянулся народ.

– Извините! – закричал профессор, поспешно захлопнув за собой дверь. – Телескоп не работает!

– Вы хотели сказать, что он не будет работать, – мрачно проворчал Коллинз. – Вы знаете, как пользоваться хоть какой-нибудь из этих штуковин?

– Думаю, мы сможем догадаться, – ответил Макстон не очень уверенно.

Высочайшее мнение Дирка об этих ученых сильно поколебалось.

– Вы хотите сказать, – проговорил он, – что готовы рискнуть и подступиться к такому дорогостоящему инструменту, ничего о нем не зная? Да это же все равно что сесть за руль, не умея водить автомобиль!

– Господи всевышний, – возразил Коллинз, весело сверкая глазами, – не считаете же вы и вправду этот прибор сложным! Если уж вам так хочется, сравните его с велосипедом – но только не с автомобилем!

– Прекрасно, – буркнул Дирк. – Попробуйте покататься на велосипеде, не умея этого делать!

Коллинз рассмеялся и продолжал изучать пульт управления. Некоторое время они с профессором обменивались какими-то техническими терминами. Дирк окончательно разочаровался. Он понял, что об этом телескопе его друзья знают не больше, чем он.

После небольшой возни прибор был нацелен на Луну, которая стояла довольно низко над горизонтом на юго-западе. Дирку пришлось довольно долго ждать, пока Коллинз и Макстон всласть насмотрятся. Наконец он не выдержал.

– Между прочим, вы меня пригласили, – укоризненно произнес он. – Или вы забыли об этом?

– Прошу прощения, – извинился Коллинз, с неохотой уступая Дирку место перед телескопом. – Теперь можете посмотреть. Резкость регулируется вот этой круглой ручкой.

Сначала Дирк видел только ослепительный свет с разбросанными тут и там белыми пятнами. Он медленно вращал ручку регулятора резкости, и вдруг картинка стала ясной и резкой, словно гравюра.

Он видел месяц, но кончики его «рогов» в поле зрения не попадали. Луна представляла собой идеальную дугу, без каких-либо неровностей. Однако линия дня и ночи была неровной, ее во многих местах разрывали горы и небольшие возвышенности, отбрасывающие длинные тени на лежащие внизу равнины. Дирк увидел лишь немногие из самых больших кратеров и догадался, что большинство из них лежит в невидимой части лунного диска.

Он сосредоточил внимание на большой овальной долине, граничащей с горами. Долина напоминала дно высохшего океана. Дирк предположил, что это одно из так называемых лунных «морей», но легко было удостовериться, что никакой воды на этой спокойной равнине нет. Все детали просматривались ясно и четко, лишь изредка пробегала рябь, похожая на марево. Луна опускалась в туман, затянувший горизонт, и картинке мешали помехи, обусловленные прохождением света через тысячекилометровую атмосферу Земли.

В одном месте внутри темной части диска сверкало нечто похожее на группу ярких огней, которые в первый момент озадачили Дирка, но он догадался, что это пики высоких гор, на которые падает свет Солнца.

Он понимал, почему люди посвящали свою жизнь наблюдению за перемещениями теней по поверхности этого странного мира, казавшегося таким близким, но до начала жизни его поколения служившего символом недостижимого. Минует жизнь еще одного поколения, но чудеса не прекратятся; всегда найдется что-то новое, на что можно будет посмотреть с помощью еще более совершенной техники.

Что-то закрыло его поле зрения, и он раздраженно обернулся. Луна опускалась ниже уровня купала, а сильнее опустить телескоп было нельзя. Кто-то включил свет, и Дирк увидел улыбающиеся лица Коллинза и Макстона.

– Надеюсь, вы увидели все, что хотели, – сказал профессор. – Мы-то всего по десять минут у телескопа простояли, а вы – все двадцать пять, и я очень рад, что Луна уже зашла!

12

«Завтра мы запускаем „Прометей“. Я говорю „мы“, потому что уже больше нет никакой возможности оставаться в стороне и играть роль равнодушного наблюдателя. Никто на Земле на это не способен; события, которые произойдут в течение ближайших часов, изменят жизнь всех людей, которые когда-либо родятся на свет до скончания времен.

Кто-то однажды охарактеризовал человечество как расу островитян, которые еще не освоили искусство строительства кораблей. Глядя через океан, мы видим другие острова, о которых гадали и размышляли с начала времен. Теперь, через миллион лет, мы построили первое примитивное каноэ; завтра мы отправим его в плавание, оно преодолеет полосу коралловых рифов и исчезнет за горизонтом.

Сегодня вечером я впервые в жизни видел сверкающие горы и величественные пыльные равнины Луны. Местность, по которой вскоре будут ходить Ледук и его спутники, была невидима, она станет видна только после рассвета, который наступит еще через три-четыре дня. Однако и ночь на Луне наверняка невообразимо красива, потому что в это время Земля оттуда видна больше чем наполовину.

Интересно, как проводят свою последнюю ночь на Земле Ледук, Ричарде и Тэйн? Наверняка они привели в порядок все свои дела, и делать им совершенно нечего. Расслабляются, слушают музыку, читают – или просто спят?»

Джеймс Ричарде не делал ничего из вышеперечисленного. Он сидел в буфете с друзьями и осторожно выпивал, рассказывая истории о тестах, которыми его изводили безумные психологи, пытаясь понять, нормален ли он, и если да, то какой вывод из этого сделать. Психологи, которых он высмеивал, кстати, составляли большую часть аудитории. Они позволили ему разглагольствовать до полуночи, а потом отправили спать. Для этого потребовалось шестеро психологов.

Пьер Ледук провел вечер на корабле и наблюдал за экспериментами по испарению топлива, которые проводились на «Альфе». В его присутствии особого смысла не было, но, хотя время от времени кто-нибудь на это обстоятельство вежливо ему намекал, Ледук делал вид, что не слышит. Незадолго до полуночи явился генеральный директор, учинил добродушный скандал и увез Ледука на своей машине в городок, дав ему строгий приказ хоть немного поспать, после чего Ледук два часа пролежал в кровати, читая «Человеческую комедию».

Только Льюис Тэйн – четкий, неэмоциональный Тэйн – провел последнюю ночь на Земле так, как и можно было ожидать. Он несколько часов просидел за столом, готовя черновики и один за другим их уничтожая. Поздно вечером он закончил работу. Старательным, аккуратным почерком было написано то, над чем он так долго размышлял. Он запечатал листок в конверт и присоединил к нему маленькую официальную записку:

Дорогой профессор Макстон!

Если я не вернусь, буду весьма Вам признателен, если Вы позаботитесь о том, чтобы это письмо было доставлено.

Искренне Ваш, Л. Тэйн.

Письмо и записку он поместил в большой конверт и адресовал его Макстону. А потом раскрыл толстую папку с чертежами альтернативных орбит и стал делать карандашные пометки на полях.

Он снова стал самим собой.

13

Послание, которого ожидал сэр Роберт, было доставлено вскоре после рассвета одним из сверхскоростных почтовых самолетов, которые позже должны были увезти в Европу кинопленки с записью старта. Это был краткий официальный протокол, подписанный только парой инициалов, которые весь мир сразу узнал бы даже без помощи слов «Даунинг-стрит, 10», размещенных в верхней строке. Однако совсем официальным послание назвать было нельзя, так как после инициалов той же рукой было написано: «Удачи!»

Когда несколько минут спустя зашел профессор Мак– стон, сэр Роберт без слов протянул ему послание. Американец прочел и облегченно вздохнул.

– Что ж, Боб, – сказал он, – мы свое дело сделали. Теперь настала очередь политиков – но мы будем их подталкивать.

– Оказалось не так трудно, как я опасался; после Хиросимы государственные мужи научились обращать на нас внимание.

– А когда план будет рассмотрен Генеральной Ассамблеей?

– Примерно через месяц, когда британское и американское правительства официально выскажут предложение, чтобы все планеты или космические тела, не заселенные и не присвоенные другими формами жизни помимо людей, и так далее и тому подобное, были объявлены международными территориями со свободным доступом для всех народов, и ни одному суверенному государству не будет позволено присваивать оные астрономические тела для эксклюзивной оккупации или развития там… ну и так далее.

– А как насчет предложения создать межпланетную комиссию?

– Этот вопрос будет обсужден позже. В данный момент важно достичь согласия на первых этапах. Теперь, когда наше правительство официально приняло план – об этом объявят по радио во второй половине дня, – мы можем приступить к черт знает какому лоббированию. Вы в этом деле дока, так, может, напишете небольшую речь на основе нашего первого манифеста – чтобы потом эту речь на Луне произнес Ледук? Подчеркните астрономический аспект и не забудьте упомянуть о том, как глупо даже пытаться привносить в космос национализм. Как думаете, успеете до старта? Если не успеете, ничего страшного, но было бы желательно, поскольку, если придется передавать текст астронавтам по радио, может произойти преждевременная утечка информации.

– Хорошо. Я подготовлю черновик, его проверят политические эксперты, а потом отдам вам, чтобы вы добавили эпитеты, как обычно. Но я не думаю, что на этот раз понадобятся витиеватые пассажи. Как первое послание с Луны, оно само по себе станет вполне увесистым психологическим ударом!

* * *

Никогда прежде ни в одном районе австралийской пустыни не отмечалась такая плотность населения. Всю ночь прибывали специальные поезда из Аделаиды и Перта, тысячи автомобилей и личных самолетов припарковались по обе стороны от взлетной полосы. Джипы непрерывно курсировали вдоль километровой безопасной зоны, сидевшие в них военные отгоняли чересчур любознательных гостей. Никого не пропускали за пятикилометровую отметку, в том числе и кружившие а небе вертолеты.

«Прометей» лежал, озаренный рассветным солнцем, отбрасывая на пески пустыни фантастическую тень. До сих пор корабль казался просто металлической конструкцией, но наконец он ожил и ждал исполнения мечты своих создателей. Экипаж уже находился на борту, когда прибыли Дирк и его спутники. Ради газетчиков и телевизионщиков была устроена маленькая церемония, но никаких официальных речей не произносили. Для этого должно было настать время через три недели.

Вдоль взлетной полосы из громкоговорителей раздавался спокойный голос: «Проверка систем завершена; пусковые генераторы работают на половине мощности; до взлета один час».

Из множества динамиков эхом разносилось по пустыне: «до взлета один час… час… час…», пока слова не затихли далеко на северо-западе.

– Пожалуй, нам лучше занять места, – сказал профессор Макстон. – Понадобится какое-то время, чтобы пробраться сквозь толпу. Хорошенько посмотрите на «Альфу» – больше возможности не представится.

Снова зазвучал голос из громкоговорителей, но на этот раз слова были обращены не к тем, кто находился на месте старта. Дирк догадался, что слышит отрывок из всемирных переговоров.

«Всем радиостанциям приготовиться к передаче. Суматра, Индия, Иран – выходите на связь в течение ближайших пятнадцати минут».

За много километров от места старта из пустыни что-то с оглушительным воем взмыло в небо, оставив после себя белый хвост выхлопных газов – четкий и ровный, будто его начертили линейкой. На глазах у Дирка хвост начал рассеиваться, его разгоняли стратосферные ветра.

– Метеоракета, – объяснил Коллинз в ответ на незаданный вопрос. – У нас их несколько вдоль взлетной полосы, чтобы мы могли узнать о давлении и температуре вплоть до верхних слоев атмосферы. Непосредственно перед стартом пилот «Беты» получит предупреждение, если в плане атмосферных явлений их ожидает что-то необычное. Только об этом Ледуку и придется поволноваться. В космосе погоды нет!

Над всей территорией Азии небольшие стройные ракеты с пятидесятикилограммовым грузом приборов преодолевали стратосферу. Их запас горючего заканчивался в первые несколько секунд полета, но скорости хватало, чтобы они унеслись на сто километров от Земли. Поднимаясь (одни озаренные Солнцем, а другие во тьме), эти ракеты непрерывно посылали на землю радиосигналы, которые затем улавливались, расшифровывались и передавались в Австралию. Вскоре они падали на Землю под яркими парашютами, и большую часть из них можно было найти и использовать вновь. Другие могли упасть в море, или, возможно, им суждено было закончить свои дни в качестве племенных идолов где-нибудь в джунглях Борнео.

Поездка на расстояние примерно в пять километров вдоль запруженной народом и весьма примитивной дороги заняла около двадцати минут. Несколько раз профессору Мак– стону пришлось сворачивать на «ничью» землю, границы которой он проводил самолично. Ближе к пятикилометровой отметке концентрация машин и зрителей оказалась максимальной. Толпа заканчивалась у барьера из столбиков, выкрашенных красной краской.

Здесь из старых ящиков была собрана небольшая трибуна, на которой уже разместились сэр Роберт Дервент и кое-кто из его подчиненных. Дирк с интересом заметил среди них Хассела и Клинтона. Он стал гадать, о чем думают эти двое.

Время от времени генеральный директор брал микрофон и что-то комментировал. Недалеко от трибуны стояли два портативных передатчика. Дирк, ожидавший увидеть батареи аппаратуры, был разочарован. Он понял, что все технические операции проводятся где-то еще, а это просто-напросто наблюдательный пункт.

«Двадцать пять минут до старта, – донеслось из громкоговорителей. – Пусковые генераторы переводятся в режим полной мощности. Всем радарным станциям и обсерваториям главной сети – полная готовность».

С невысокой трибуны взлетная полоса была видна почти целиком. Справа волновались толпы народа, дальше виднелись приземистые здания аэропорта. На горизонте был четко виден «Прометей». Время от времени его озаряло солнце, и тогда его бока сверкали, словно зеркала.

«Пятнадцать минут до старта».

Ледук и его товарищи сейчас лежали в креслах в ожидании первого удара перегрузок. И все же странно было думать о том, что им ничего не придется делать, пока не пройдет почти час. Только тогда высоко над Землей произойдет расстыковка кораблей. Начальная ответственность лежала на пилоте «Беты», которому должна была достаться совсем маленькая порция славы – но, правду говоря, в данный момент ему предстояло совершить то, что он уже успел проделать десяток раз.

«Десять минут до старта. Всем воздушным судам выполнять инструкции по безопасности».

Шла минута за минутой: умирал старый век и нарождался новый. Неожиданно этот безликий голос, звучавший из динамиков громкоговорителей, напомнил Дирку о том угре, тридцать три года назад, когда другая группа ученых замерла в ожидании в другой пустыне, готовясь выпустить на волю энергию, способную зажечь новое солнце.

«Пять минут до старта. Отключить все мощное элект– рообрудование. Отключить электричество в домах».

Толпа вдруг замолкла; взгляды всех собравшихся устремились к гигантскому крылатому силуэту на горизонте. Где-то неподалеку заплакал ребенок, испуганный внезапной тишиной.

«Одна минута до старта. Запуск сигнальных ракет».

Над безлюдной пустыней слева от взлетной полосы в небо взмыли красные сигнальные ракеты. Несколько вертолетов поспешно изменили курс.

«Работает автоматический стартовый контроль. Время синхронизировано…»

Послышался щелчок, и из громкоговорителей донесся еле слышный шелест далекого статического разряда. А потом над пустыней послышался звук, не похожий ни на один из шумов на свете.

В Вестминстере, на другом краю Земли, часы на Биг-Бене пробили час дня.

Дирк посмотрел на профессора Макстона и увидел, что тот крайне взволнован. А генеральный директор едва заметно улыбался, и Дирк вспомнил о том, что полвека англичане по всему миру, сидя у своих радиоприемников, ждали этого звука, доносящегося из страны, которой они никогда не увидят. Он представил себе других изгнанников, которые в ближайшем и далеком будущем будут жить на странных планетах и слушать звук колоколов, доносящихся из глубин космоса.

Когда стих перезвон, наступила тишина, а потом колокол ударил один раз. И громкоговорители внезапно замолчали.

Но ничего не изменилось. «Прометей» по-прежнему лежал на горизонте, будто гигантский металлический мотылек. А потом Дирк заметил, что расстояние от крыльев до горизонта стало меньше, а в следующее мгновение у него уже не осталось никаких сомнений в том, что корабль вырастает в размерах и движется к нему. Быстрее и быстрее, в абсолютной, сверхъестественной тишине «Прометей» мчался по взлетной полосе. Несколько секунд – и вот уже корабль пролетел мимо, и Дирк в последний раз увидел «Альфу» на «спине» «Беты», обтекаемую, остроносую, сверкающую. Корабль скользнул влево по пустыне, только послышался свист рассекаемого им воздуха. Но и этот звук был слишком тихим, а электрическая катапульта работала и вовсе беззвучно. А потом «Прометей» бесшумно исчез вдалеке.

Несколько секунд спустя безмолвие нарушил рев такой мощи, словно на пустыню обрушилась тысяча водопадов со скал высотой в полтора километра. Казалось, даже небо затряслось. «Прометей» скрылся из виду за облаком клубящейся пыли. Посередине этого облака что-то нестерпимо, яростно пылало, и долго смотреть на это пламя было невозможно.

Облако пыли постепенно рассеялось, рев моторов приглушило расстояние. И тогда Дирк увидел, что маленькое солнце, за которым он наблюдал полуприщуренными глазами, оторвалось от Земли и медленно поднимается над горизонтом. «Прометей» вырвался из стартовой «люльки» и поднимался ввысь, к орбите, которая приведет его в космос..

Яростное белое пламя вскоре исчезло в небе. Какое-то время еще был слышен рокот моторов, но вскоре и он утих на фоне шума винтов многочисленных вертолетов.

В пустыню возвращалась жизнь, но Дирк почти ничего не замечал. Он снова задумался об образе одинокого острова в безбрежном океане.

Пусть этот океан был безбрежен, пусть он был бесконечен – но теперь в путь по нему пустились смельчаки. За лагуной, за полосой коралловых рифов первое хрупкое суденышко уплывало к неведомым опасностям и чудесам открытого океана.