Текст книги "NEW-AGE – Эпоха тотального террора"

Автор книги: Артур Аскеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Серьезно? – с удивлением спросил Гедеон, как только распознал смысл слов матери.

– Не всё верно! – поправил отец. – Я ведь не Правителя поддержал, а будущее всего человечества. Идеи у нас тогда были поистине грандиозные. Причем настолько, что коммунизм Маркса в сравнении с ними можно считать – идеологией скотской… Мы бились за великое царство, власть над которым будет принадлежать лишь закону Господнему. А вот Верховный Правитель уже потом пришёл как некий символ. И мы вообще-то его не звали… Что ж, лично я к нему равнодушен, – подытожил отец.

Гедеон досыта наелся, молча слушая говорливого отца, производившего на него не такое-уж большое впечатление. Так было из-за того, что отец рассказывал о своих революционных похождениях и раньше, но при этом всегда разбавлял свои интересные рассказы кучей заумных идей, которые приземленный Гедеон считал просто философской бредятиной, выдуманной какими-то хитроумными мошенниками, стремящимися запудрить голову простому народу. Поэтому ко всему этому идеализму отца наш герой относился скептически, он больше верил в силу рока, чем в какую-то человеческую волю, способную созидать и преобразовывать.

– Пойдём, я тебе кое-что покажу, – произнёс отец с особой важностью. Встав со стула, он тут же рванул к лестнице. Мать стала говорить о том, что нужно сначала доесть, но отец резко ответил:

– Сейчас вернусь и поем.

Гедеон пошёл за отцом. Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, они подошли к небольшой дверке, спрятанной за ширмой. Отец раздвинул ширму, открыл дверь и тут же пошёл вверх по крутой деревянной лесенке, ведущей на чердак.

Чердак был весьма просторный, но в тоже время низок; там было чисто, прибрано, а беспорядок и хаос царил только на большом столе, напротив маленького окошечка – там лежала куча книг, тетрадей и листов с рукописью.

– Теперь это моё место уединения, – торжественно произнёс отец, разводя руками.

– Ничего себе! – воскликнул сын, удивляясь увиденному.– Ты и впрямь здесь постарался. Помнится мне, что ничего такого раньше здесь не было.

А раньше там действительно был простой, заброшенный чердак, в котором хранились всякие ненужные вещи. Но за последнее время отец сделал из него свой уютный тихий кабинет, в котором он мог спокойно поразмышлять над прожитой жизнью и усердно поработать над своими мемуарами.

Отец подошёл к стене, что была чуть ниже самой кровли, а Гедеон уже увидел его держащим в руках автомат. Отец передернул затвор и стал играючи прицеливаться куда-то в окно.

– Вот этим мы раньше и устанавливали порядок и справедливость. Брали такую вот винтовку и восстанавливали себя в правах, проливая кровь, – с улыбкой до ушей, сказал отец. – А что делать было? Иначе никак. Разве путь к свободе может быть легким? Разве комфортом добьешься чего-то? А эта поганая Ясоу тогдабы умоляла у тебя прощение за свою ложь… Эх, ты только представь себе эту картину: вина и возмездие – справедливость! Она солгала и сразу получила сполна. А теперь о таком и мечтать нельзя. Тотальный контроль убил справедливость, равенство, братство. Даже оружие – сакральный символ нашей великой победы над либералами, запретили. Эх, родненькая винтовка моя, – произнёс он, красуясь с этим грозным металлическим оружием в руках, – теперь тебе лишь пылиться на чердаке, а раньше я бы передал тебя сыну.

Смотрелся отец в этот момент воистину очень грозно и воинственно: лицо его украшала роскошная седая борода, а тело черная как смоль рубашка, в руках же был опасный автомат. При этом, оружие будто молодило отца, сделало его совсем похожим на живого энергичного революционера.

– Именно этой винтовкой я вбивал гвоздь в гроб нашего либерализма, нашего греховного потворства, нашей слабости. Видел бы ты меня тогда: молодой статный атлет с густой черной бородой. Но потом всё это захлебнулось и Новый Порядок стал ещё хуже прошлого.

– Да ты и сейчас смотришься круто, – совершенно искренне заметил сын.

– Да брось! Я сейчас старый и дряхлый домосед. Сижу тут, вспоминаю свою жизнь и пописываю мемуары о своей молодости. О тех временах, когда был революционером. О том, как вершил историю своими руками – я оставил свой след в прокламации европейского братства.

– Да, ты великий. Мне есть, чем гордится.

Отец повесил автомат на стену, а сам присел за стол, говоря:

– Как я уже говорил, тебе обязательно сейчас нужно чем-то заняться сынок. Эта кажущаяся статика в политике нашей не более, чем пролог к великим историческим событиям. И ты должен во всем этом участвовать. Это самое главное, это цель твоей жизни. Не просто наслаждаться жизнью, словно животное, есть, пить и спать – так ты будешь подобен либералам, а именно участвовать в великих свершениях. Это твоя экзистенция – твоя главная цель. А просидев в своей коморке всю жизнь, к концу ты будешь словно старый несчастный младенец. Так что доверься воле судьбы и иди вперед к новому миру.

Гедеон серьезно смотрел на отца, который через небольшую паузу продолжил:

– Сейчас ты даже не думаешь об этом… А если я расскажу о тех предположениях насчет того, что будет лет через 10, то ты мне не поверишь. Но я ведь прожил уже многое и знаю, как быстро все меняется и те идеи, которые казались нам фантастическими сейчас воплощены в реальность…

– Так за это вы так рьяно боролись? – спросил Гедеон из желания прервать, наконец, этот благой порыв отца. – За тотальный контроль и за власть одного человека над всеми нами вы воевали?

– В том то и дело, что нет. Мы никогда не шли умирать за Правителя. Мы умирали за идею нового мира, за идею победы над смертью. Мы желали торжества духа. Но наше великое дело – не завершено. Наоборот, оно встало на полпути, на жесткую грань, на ребро. Иногда, что бы победить, нужно приблизить врага – разозлить его. Ещё один шаг вперёд и тогда – победа или крах.

– То есть нужна ещё одна революция? И теперь нужно к чему идти? К всеобщему благу во имя чего?

– Мы мечтали дать людям смысл жизни, великую идею, ради которой стоило бы умирать. Наши головы мыслили эсхатологически, мы хотели донести до других людей это знание. За это мы и воевали. Мы были революционеры, радикалы, партизаны. Нас всех объединяло безудержное стремление к иллюминации всего существующего миропорядка. Но зло, которое мы отправили в бездну, вскоре было заменено Верховным Правителем… Не знаю почему, но любая власть на этой грешной земле оказывается порочной, безнравственной и преступной. Это странно. Ещё я заметил, что каждый безбожный народ стремиться заменить Бога Истинного на бога лживого. И как многобожник высекает из камня презренного истукана, что бы потом ему поклоняться, так и целые народы заменяют свое естественное стремление к вере на глупость – на веру в своего вождя. Так народ без руководства Божьего всегда будет искать себе деспота – тирана, который укажет ему, что делать. Ибо жить человек без приказа не сможет и пусть деспот народ унижает, презирает и возвышается над ним, но только тиран этот умрет, народ сразу скажет: «Верните нам его. Он покажет нам путь, он вернёт справедливость». Но это все лирика по сравнению тотальным контролем…

Гедеон с изумлением слушал, как отец поносил и оскорблял Правителя, но по сути сам Режим; тем самым отец совершал уголовное преступление.

Гедеон очень тихо, будто бы боясь, что кто-то его прослушивает, произнёс:

– Я и не знал, что ты так настроен против нашего Правителя.

– Он – выскочка! Появился вдруг откуда-то и прибрал к рукам власть. Иногда, я вообще думал, что он ставленник либералов и хочет нас просто обмануть. Но все оказалось гораздо страшнее: к власти пришла неведомая доселе по своей жестокости сила. Сила диктатуры, основанная на тотальном контроле, чипизации и полнейшем порабощении человека как свободного индивида. А может власть, таким образом, просто мутировала…

Гедеон усмехнулся:

– Диктатуры? Свободного индивида?.. На что боролись – на то и напоролись. Но как же все эти божественные догмы, заложенные в основы строя?

– Прикрытие. Ширма. Уютное покрывало для иерархичной кучки клерикалов, заменившей закон Божий на службу своим богатым хозяевам.

– Я с тобой во многом согласен, но в чем смысл говорить про это? Пока в сознании людей не сработает какой-то сдвиг, и они не поймут, что власть не так уж хороша, то не восстанут они вновь и ничего не изменится.

Отец почесал свой морщинистый лоб, задумался и сказал:

– А как же Хезли и его «СРС»?– отец с блеском в глазах посмотрел куда-то в сторону,– ух, та маленькая группа людей, рискующая своими жизнями во имя великой идеи. Сколько дел они уже натворили?!

На это Гедеон так сильно расхохотался, что его громкий смех стал слышен даже на улице. Смеялся он искренне – по-настоящему. А все потому, что в его голове сразу всплыла свежая новость о поимке Скайдо Хезли.

– Хезли, Хезли. Взяли нашего героя – теперь ждет его эшафот унизительный.

– Да не может быть! – воскликнул отец, – Его же недавно ещё везде показывали, мол разыскивается преступник. На всех плакатах его физиономия торчала.

В лице отца все больше проявлялась эмоция разочарования, которая будто убивала в его глазах надежду. Гедеон наоборот взбодрился, ему, будто нравилось поражать отца такими новостями. Он уверенно сказал, глянув на встревоженного отца:

– Разыскивали и разыскали… Он с группой ходил через эпохальную стену, а потом его задержали. Хотя может, нет. Может его убили давно, а теперь крутят и рейтинг делают из него. В любом случает такая громкая фигура, в которой больше рекламы, чем качества, выгодна для правительства.

– Террористического качества имеёшь в виду?– с задумчивым видом спросил отец.

– Скорее качества борца против режима. Я ведь общался с ним о многом, и он ведь очень был фанатично настроен сместить власть, а на деле стал простым уличным разбойником.

Отец разочарованно посмотрел в сторону стены и с умным лицом стал говорить:

– Да я же его знал, когда ему 10 лет отроду было. Такой хороший мальчишка, умный, во всем разбирался и за свою честь всегда горой был. И отца я его знал – такой же человек чести. Так что ты не особо смейся то, Хезли не так уж плох, как о нём молвят.

– Может быть. Мне он ничего плохого не сделал, но для других радикалов он пример явно не положительный пример – детоубийца, террорист. Эх, чего только про него сейчас не говорят, даже вспоминать все эти помои неприятно…

– Ну а ты хотел, что бы о нём оды стали петь хвалебные? Он враг режима, а режим контролирует все, и очернить человека, превратить его в негодяя, – не составляет для них никакого труда. С этим лицемерием я столкнулся, как только из под маминой юбки стал вылезать. А сейчас все вообще сильно запуталось и лишь истинный профи может весь этот мир, в котором мы живем раскусить.

– Ты ли такой профи? – улыбаясь, спросил сын.

– У меня опыт, я все насквозь вижу и ни чему не верю. А вот так, что бы сразу втиснутся и раскусить – это не многим под силу.

Отец перестал говорить, а Гедеону не захотелось продолжать беседовать; вместо этого, он решил насладится прекрасными секундами тишины, которая длилась и длилась. Отец сидел задумавшись, а Гедеон расслабленно стал осматривать все вокруг.

Потом, однако, Гедеон решил нарушить свое молчание:

– О чем хоть пишешь-то?

Отец покачал головой и медленно стал отвечать:

– Да мемуары. О молодости, о войне и все такое.

– Это понятно. А конкретнее? Мне бы подробностей разузнать.

– Не буду ничего говорить, даже тебе. Поскольку отношусь к этому делу с особым трепетом и любовью. Это ведь как какое-то сакральное сотворение – оно в таинстве должно быть и никому неизвестно… Но когда все будет готово, так и начитаешься досыта сынок.

– Интересно, – сказал Гедеон, позёвывая.

– Спать что ли, желаешь? Так иди, выспись. Здесь воздух то чистый, не то, что у вас в городе.

– Я был бы не против поспать.

– Так иди в свою комнатку – там ничего не изменилось с твоего отъезда.

Гедеон медленно вышел из чердака, а потом отправился в свою старую добрую комнатку, в которой он провел 17 лет своей жизни и которая, кажется, за столько лет успела пропитаться энергетикой нашего героя. Комната была маленькой, со скучными светлыми стенами и обшарпанными изрисованными обоями. Справа была небольшая кровать, а слева стоял небольшой деревянный столик, который уже давно состарился и стал похож на настоящую рухлядь. Впереди было небольшое квадратное окошко, открывающеё вид на задний дворик и большой трёхэтажный дом.

Когда Гедеон зашёл в комнату, на него сразу нахлынули теплые воспоминания о детстве, проведенном в этой каморке. Гедеон с грустью посмотрел на стол, за которым он, будучи совсем юным школьником, сделал так много домашних заданий. Потом он глянул на свою кроватку и сразу вспомнил о тех сонных и бессонных ночах, проведенных в давно ушедшие годы прошлого. Глянул Гедеон и в небольшое окошко, а потом с грустью вспомнил, как когда – то на заднём дворике он играл с друзьями, с другими детишками, многие из которых выросли совсем не дружественными ему. Тут Гедеон припомнил и настырного заносчивого мальчишку с длинными волосами и суровым пронзительным взором; мальчишку, которого все ласково называли Скаи и говорили, что он небесный юнец с красивыми лазоревыми глазками. Кто бы знал, что из такого мальчугана вырастет человек-террор, подумал Гедеон. От такого, возникшего внезапно, когнитивного диссонанса наш герой даже начал все больше и больше вспоминать призрачные моменты, оставшиеся в памяти, которые были связанны со Скайдо. Припомнил он, как они вместе играли, словно в какой-то сказке; как вместе бегали в тьму под дождем и всегда проводили вдвоем свободное время летом. Вспомнил Гедеон и маленький деревянный домик, в котором жил Хезли и который был раньше на месте большого трёхэтажного дома напротив.

Гедеон всерьез призадумался над этим временем, потом прилег, словно в детстве, на свою кроватку и предавшись размышлениям и мечтам, которые приносили много грусти, стал просто лежать. Уснул он лишь через несколько часов таких раздумий.

Глава 3. Встреча с другом

На следующий день Гедеон находился уже в Метсе, в своей маленькой квартирке, расположенной на четвёртом этаже небольшого, кирпичного дома. Проснулся он в хорошем расположении духа: голова его не болела, а всё тело будто бы хорошо отдохнуло и восстановилось за время долгого, крепкого сна. Это утро совершенно отличалось от предыдущего, проведенного в состоянии тревожного бреда, сопровождающегося сильным исступлением. Теперь Гедеон даже чувствовал некоторый испуг, вспоминая вчерашний рассвет после сильной пьянки. Он снова дал себе обещания проводить свое время другим более ценным образом.

На улице была пасмурная унылая погода. Моросил, вгоняющий в тоску, дождь. Такая унылая атмосфера лишь придавала нашему герою жизненных сил. Настроение в это утро у него было отличное, он будто проснулся новым человеком, что-то переосмыслившим и в тоже время бодрым. Он уже с постели рвался вершить новые, куда более значимые, поступки и деяния; рвался их совершать он не торопясь, обдумывая свои предстоящие поступки и решения.

До этого он, однако, вспомнил свой печальный разговор с Мишель – проституткой, которая оказалась в трудном положении из-за больного сына. И если вчера Гедеон ещё думал о том, что его визит с призывом к другой жизни можно считать пораженческим, то на свежую голову он думал совершенно не так. Визит был удачен, решил он. Гедеон по-настоящему выиграл, так как впервые не просто подумал о совершении благого деяния, но и попытался его свершить. Другое дело, что не вышло. Не вышло сейчас, так выйдет в другой раз, подумал он. Гедеон также переосмыслил плачевное положение Мишель, которому он вчера из-за всех сил сочувствовал. Для этого ему хватило вспомнить ту роскошь, показывающую с одной стороны зажиточность этой дамы, а с другой, что этой девице очень присуще стяжательство.

Думал Гедеон и о визите к своим родителям, который оказался очень приятным, несмотря на некоторые слова, произнёсенные им на повышенном тоне, в адрес матери. Вообще родители на самом деле не просто не рассердились на него, но и поддержали в такой сложный момент. И пусть мать вчера ненадолго стала заблуждаться насчет причин, приведших к отчислению Гедеона и он из-за этого на неё вспылил, на утро вся прежняя неприятность столь колкого момента сошла на нет.

А вот удивление тому, каким все-таки неугасаемым стремлением к справедливости и революции обладает его уже старый отец, все-таки никуда не делось, и Гедеон стал даже думать над причинами того, почему его отец превратился из-заядлого сторонника консервативного порядка в настоящего радикала. Ранеё Гедеон думал об отце, как о бывшем революционере, как о борце с либеральной заразой, который в прошлом прошёл ни один круг ада. В общем, считал он отца одним из огромного числа сторонников возвращения режима железной власти монарха, и верховенства его закона. Теперь же Гедеон осознавал, что отец не так уж прост и его идеи на порядок выше тех, что воплощены в действующем политическим режиме; Гедеон даже заподозрил, что идеи его отца сопряжены с каким-то эсхатологическим пониманием мира, не связанными с материальными ценностями и ориентирами. В этом Гедеон усматривал поверхностную схожесть отца со сторонниками власти Его Величества. Гедеон даже невольно вспомнил Роузи – симпатичную молодую жену Томаса, – которая ждет переход в новый мир, в мир идеальный, совершенно не похожий на этом мир со всеми его изъянами и недостатками. Новый же мир, по мнению Гедеона, может быть только Раем на земле переход на него должен сопровождаться изменением преобразованием законов физики, а также преобразованием биосферы и открытием ноосферы.

И тут Гедеон объединил многих своих близких, знакомых и вдруг пришёл к выводу, что и его отец, Роузи, Ольсон и куча других людей всем сердцем желают этот новый мир получить, войти в него, соприкоснуться с ним. «А разве мне такая мечта чужда?» – неожиданно спросил себя Гедеон и тут же понял, что он тоже является тем, кто мечтает осуществить переход в новый, совершенно иной мир – фантастический, феноменальный, идеальный, который в сравнении с этим миром могущественный оригинал над блёклой тенью. Такой мир должен соответствовать всем человеческим потребностям души и тела, подумал Гедеон. «Так неужели все человечество является носителем этой невообразимой идеи о переходе на новый этап? – воодушевленно спросил себя Гедеон, – а не навязана ли она кем-то?» Он с удовольствием начал сам отвечать на свои вопросы: «Идея эта навязана быть не может просто технически и, скорее всего, просто восходит к естеству человеческому. Слишком уж наш мир неидеален, что бы мы им могли в полной мере удовлетвориться: голод, войны, боль, но хуже всего этот свирепый страх. А всё это вместе, причиняя физические неудобства, несомненно, действуют на психику, ведя соответственно к стремлению человека, боящегося умереть, перейти в другой, совершенно восхитительный идеальный мир».

Долгие размышления привели нашего героя к состоянию сильной эйфории; он начал получать настоящие удовольствия от тех умозаключений, который проецировались и рождались в его напряженной голове. Но вот сама голова уже не выдерживала и вскоре начала болеть, будто давай сигнал, что пора бы уже угомониться. Так, по крайней мере, понял Гедеон и тотчас пошёл налить себе чаю. После он походил по своей небольшой комнатке, сделал небольшую зарядку и выглянул в маленькое окошечко. Ему сильно захотелось прогуляться по маленьким серым улочкам Метса, дабы взбодрится и окончательно разрешить все свои мысленные проблемы. Но просто болтаться по городу Гедеону не хотелось – он всё-таки любил проводить время с максимальной пользой и задумал пойти в продуктовую лавочку к Дэну, дабы набрать себе чистой воды и продуктов. А допивая вкуснейший чай и восхищаясь вкусом чистой воды, Гедеон вспомнил про своих соседей, которые обещали собрать для него немного ненужной электроники. Гедеон надеялся: этого немного хватит, что бы забить продовольствием целый рюкзак.

Собравшись с мыслями, он решился и, надев свою теплую осеннюю куртку с капюшоном, закинув на спину большой рюкзак, пошёл в квартиру, где жило семейство Томаса. Постучавшись Гедеону долго ждать не пришлось. Ему открыли почти сразу же. Открыл сам Томас с обезумевшими, полусумасшедшими глазами на выкате. Вид соседа говорил Гедеону об очень многом. В особенности о том, что у Томаса было что-то не в порядке – он был неряшливый, потрепанный, стоял в белой мятой майке. С гримасой растерянного и взволнованного человека Томас протянул свою сальную руку через порог. При этом протянутая рука Томаса оказалась где-то совсем в стороне от самого Гедеона; Томас будто вовсе не видел, куда её протягивает.

Увидев такого Томаса, Гедеон не захотел начинать говорить, а лишь подождал до тех пор, пока Томас не наберется мужества и не скажет первым слово.

И вот, в сильном исступлении Томас промямлил:

– Ты слышал? Слышал последнюю новость? – голос его был не эмоциональный, крайне сдержанный.

– Хезли взяли, – спокойно сказал Гедеон, вмиг догадавшись, от чего так оторопел его сосед.

– Да черт с ним! На самого Правителя покушались. Бог спас. А вот важных министров – нам уже никто не вернет!

– Да ты что?– удивленно сказал Гедеон, но при этом он и глазом не моргнул.

Наш герой, правда, удивился столь шокирующей новости, но все же это нисколько его не задело, так как слишком уж к нему не относилось. Поэтому он не испытал ни тревоги, ни переживаний. Вообще, любые, шокирующие обывателя, события Гедеон переносил хорошо, даже немного радуясь каким либо изменениям. Ну а тут новость была действительно важной настолько, что в корне меняла много в жизни не только Государя, но и всей страны.

– Вы что, новости то не смотрите? – судорожно промычал Томас. – С утра уже крутят, как вчера сразу четыре покушения состоялись.

– А подробнеё расскажите. Что там говорят по ящику?– спокойно попросил Гедеон, всматриваясь Томасу в его стеклянные покрасневшие глаза.

– Заходите, что вы у порога? – тут Томас ещё раз протянул руку; на этот раз прямо к Гедеону, который её пожал. Однако, Томас тотчас своей большой толстой ручищей затянул Гедеона к себе в квартиру, а потом нервно отбросил руку соседа. Эти действа нашему герою сильно не понравилось и он очень возмутился, насупив брови. Но все же Гедеон догадался, что такое не культурное действо был скорее бессознательным и вызвано сильной оторопью. Но такое осознание нисколько не унимало раздражения нахлынувшеё на нашего героя.

Через секунд пять Томас все-таки извинился и качаясь пошёл на кухню, где располагалась вся семья. Гедеон туда заходить не хотел, он сильно торопился и желал поскорее выйти на свежий воздух, дабы добраться до лавочки.Поэтому ему пришлось крикнуть нервному Томику:

– Подойди-ка сюда лучше.

И Томас подошёл.

– Я тороплюсь сейчас за водой. Времени нет, но когда приду, то загляну к вам обязательно. А сейчас расскажи мне про эти покушения.

Томас, запинаясь, начал объяснять:

–На кортеж Его величества была совершена террористическая атака… Грёбаные убийцы! Изверги! Из ручного гранатомета по машине. Психопаты!.. Бог миловал и та машина, в которой ехал Верховный Правитель не пострадала… Ещё два убийства произошли: застрелили главу «МинИнфо» и одного видного начальника из спецвойск. Ещё: покушение было совершенно на главу КР…

– Это такой высокий, белобрысый. Как его там?

– Скот Лидлоу, со шрамом на левой…

– Да, да точно, на щеке, – кивнул Гедеон.

– Чуть ниже глаза,– поправил Томас.

– И что с ним?

– Бросили под машину динамит.

– Динамит? Что ещё за бред? – удивился Гедеон.

– Ну, или что-то подобное… Так вот Лидлоу сейчас в больнице, но уже готовит удар по «СРС». Удар будет недюжинный, вот увидишь. Так что готовься: скоро и здесь будут рыскать в поисках подозрительных субъектов.

– Мне-то чего бояться?! Пусть они боятся, – сказал Крисствл очень двусмысленно, оставляя только догадываться, кому он желает бояться, «СРС» или правительству.

Но Томаса это нисколько не смутило, он ведь и в мыслях не мог себе представить такого допущения. Он спросил:

– А ты зачем пришёл то?

– Хотел у вас электроники спросить, все-таки вам тоже вода нужна будет.

И Томас сразу после этих слов на всех парах помчался из прихожей. Гедеон же стоял и ждал, когда появится его супруга Роузи и сын. Однако они так и не вышли его поприветствовать. Буквально через минуту Томас вбежал в прихожую с набитым электроникой мешочком; будто бы в состоянии сильной тревоги он забыл про все свои замашки скупердяя и с лихвой набрал разной ненужной аппаратуры, накопившейся за долгие годы жизни.

– Благодарю, здесь даже больше, чем надо, – уважительно произнёс Гедеон, – вам достанется несколько бутылей с чистейшей водой.

– Давай, давай. Забирай все и не жалей, – ответил Томас таким напряжённым голосом, что Гедеон тут же понял: пора идти.

Взяв с собой мешок, Гедеон сразу отправился к себе в квартиру, дабы укомплектовать электронику в рюкзак. Он поднес левую руку к электрозамку, дверь открылась и он вошёл.

«И что этот сумасшедший так волнуется? – улыбаясь, спросил себя Гедеон. – Уж никак же это его не касается, да и никак касаться не может, а он все волнуется и бегает по квартирке своей, словно бешеный кролик. Прямо таки сердце у него душевное, что пожалел двух чиновников– бюрократов. Интересно: а что набожная Роузи по этому поводу также печется? Не должна, вроде как».

Гедеон вывалил на пол все из пакета и стал перебирать технику, в основном это были смартфоны. За все это он мог получить от Дэна двадцать литров чистой воды. Осознав, что получит он её только благодаря Томасу, Гедеон немного по другому воспринял своего юродивого соседа; он теперь подумал о нём, как о довольно хорошем чеговеке, который хоть и был довольно неприятен на вид, но имел при этом какие-то задатки щедрого, безкорыстного человека. Но потом Гедеон почему-то припомнил его предостерегающие слова: « Готовься, скоро здесь будут рыскать в поисках подозрительных субъектов». Эти слова сперва его смутили, а потом зазвучали в голове Криссстала, словно голос, заставляющий серьезно задуматься». А вдруг и, правда, начнутся обыски?– подумал он.– А может уже начались и скоро комитетские морды придут ко мне? Вот поэтому и избавился этот жирдяй от всей электроники… Что бы меня подставить. Хотя зачем тогда он так любезно стал меня предупреждать? Он же был в агонии – не осознавал, что творит вот и кинул все в мешок. Глупый, а не хитрый. Главное что бы, не взяли меня с этой электроникой и не отправили в отдел… Надеюсь, пока патрульные не бродят по закоулкам Метса.»

Гедеон спокойно и аккуратно положил электронику в рюкзак и стал воображать то, что сейчас возможно твориться в городе из-за совершенных терактов. Если целая сеть «СРС» располагается в Метсе, то, несомненно, полиция сразу же направит туда кучу своих парней, подумал он. И такой запоминающийся молодой человек с большим полностью забитым рюкзаком на спине может вызвать у них серьёзные подозрения. Гедеон всё это прекрасно понимал, но при этом он все-таки надеялся на то, что город контролируют дроны, а поэтому смысла запускать реальные отряды, не убедившись в наличии потенциальной угрозы, у правительства не существует. К тому же серьезно опасаться проблем с законом Гедеону не стоило, ведь такое действие, как нелицензированный сбыт электроники подпадал под проступок, а не под преступление. Но и не санкции так боялся Гедеон, а совсем другого, – он больше опасался неприятного общения с сотрудниками правоохранительных органов, которое при всех обстоятельствах может сопровождаться обыском и другими выяснительными мероприятиями. При этом всем, стоит отметить, что Гедеон почти всегда отличался своей законопослушностью и педантичностью в соблюдении императивных запретов и портить свое непорочное имя прекрасного гражданина своей страны ему не очень-то и хотелось. Даже, несмотря на некоторый скепсис в отношении к режиму, который появился у него в последнее время, он все-таки имел перед ним кое-какие моральные обязательства. Однако желание употреблять чистую природную воду, несомненно, превалировало у нашего героя перед такой идеёй фикс, что во всем нужно неукоснительно следовать букве закона. Поэтому Гедеон за свои проступки себя никак не осуждал, и совесть его нисколько не мучила, ведь интерпретировал он такие казусы, нарушающие закон своеобразно: императив закона должен прекращаться тогда, когда в законе отпадает целесообразность.

Широко прошагав до окошка, Гедеон высунул голову, дабы осмотреть пустынную, утреннею улицу и найти где-нибудь оживленное движение. Однако, кроме мелькающих вдали силуэтов людей и ярких прожекторов, летающих, дронов, он ничего не увидел. Не было никакой спецоперации и город тихо, мирно спал. Спали будто бы все жители, и только роботы беспрерывно маячили над маленькими переулками. В городе царила атмосфера полной расслабленности, умиротворённости и даже парящие дроны скорее были похожи на сонных мух, чем на рыскающих церберов города.

– Идти можно, – поговорил себе под нос Гедеон, – никакой операции нет.

Решившись, он пошёл быстрым шагом, будто бы торопясь в опасении, что такое умиротворение на улице скоро может сойти на нет. Накинув на спину рюкзак, он быстро помчался на улицу. Вырвавшись и вдохнув свежего воздуха, Гедеон пошагал по каменному тротуару к лавочке. По пути, ему на удивление, изредка встречались прохожие. Встретил Гедеон даже весьма прилично одетого мужчину средних лет. Правда, одет он был явно не по погоде, в легкий классический костюм – этакий Денди современной эпохи.

Встретилась нашему герою и милая девушка лет этак 20. Гедеон с удовольствием её осмотрел, и насладившись её красотой, пошёл дальше, вдруг и вовсе позабыв обо всех опасностях, которые могли его ожидать – уж слишком по ангельски выглядела это милое создание, что бы о ней не поразмышлять и не помечтать. И это, несомненно, забирало у нашего героя бдительность и внимание. Он как человек задумчивый, пошёл дальше машинально и в сильных раздумьях. Машинально он и завернул в переулок, даже не убедившись в том, что там никого нет.

Переулок был довольно узкий. С обеих сторон нависали пятиэтажные серые дома с маленькими, выстроенными в ряд, окнами. Кроме мусорных баков, фонарных столбов в этом переулке практически ничего не было. Но пройдясь минуту в сторону пешеходной улицы, на которую вел переулок, Гедеон услышал отвратительный звук, идущий откуда-то справа. И он не мог не узнать в этом звуки машинный голос патрульного.