Текст книги "Еда и патроны. Ренегат"

Автор книги: Артем Мичурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

– Самогон не рекомендую, – с видом знатока заявила Катерина, нахмурившись. – С непривычки человеческий облик потерять можно очень легко. А вот наливочки вишневой под свинину – милое дело.

– Эй! Человек! – размахивая руками, проорал Стас, пытаясь перекричать музыкальную компанию, засевшую в дальнем углу кабака.

Смешной мужичок обернулся, жестом дал знать, что расслышал и, отдав посудомойке поднос, засеменил к клиентам, распираемый желанием угодить.

– Слушаю вас.

– Э-э… – начал Стас, но, спохватившись, вспомнил о манерах. – Пусть дама сначала.

– Благодарю, – Катерина сложила свои изящные пальчики и повернулась к официанту, аж присевшему от благоговения. – Мне, пожалуйста, эскалоп свиной, салат из огурцов с помидорами, хлеба и наливки вишневой.

– Графинчик? – уточнил официант.

– Да.

– Прекрасный выбор. Эскалоп сегодня феноменально чудесен, а с наливочкой, я вас уверяю, его вкус раскроется полностью. Словами это не передать, – подхалим завершил свою тираду и переключился на второго клиента. – А вам что подать, милейший?

– То же самое, – коротко ответил Стас, лишив велеречивого прислужника тактического пространства для маневров.

– Сию секунду, – кивнул тот немного расстроено и удалился.

– Шут гороховый, – прошептал Стас.

– Да брось, – Катерина поставила локоточки на стол, опершись подбородком о сцепленные в замок пальцы. – Разве не приятно, когда с тобой по-человечески обращаются?

– Когда по-человечески – да, но вот это, – Стас попытался изобразить подобострастные ужимки, заметно уступая первоисточнику в изяществе. – Это уже перегиб. Ему только в жопу еще осталось меня расцеловать. Не люблю смотреть, как люди унижаются, тошнит.

– Может, ты и прав. Но у него служба такая, и она ему явно нравится. Потерпи.

– Прошу простить меня за нерасторопность, – у Стаса из-за спины выскочил обсуждаемый официант и, вальсируя вокруг стола, поставил на него два графина с наливкой, стопки, вилки, хлеб и салаты. – Основное блюдо сейчас готовится. Еще буквально минут пять и все будет в лучшем виде. Ой, извините, – услужник развернул синюю тряпку и попытался пристроить ее Стасу на колени. – Разрешите, я салфеточку вам положу.

– Слушай, мужик, – Стас решительным жестом остановил назойливого официанта, отнял салфетку и бросил ее на стол, – ты бы это, сбавил бы чуток обороты, а то уже всерьез напрягать начинаешь своей услужливостью.

Мужичок остолбенел, губы у него задрожали, и Стасу показалось, что расширившиеся от удивления глаза вот-вот наполнятся слезами.

– Простите, ради Бога, извините, я… я ни в коем разе не хотел досаждать вам, я…

– Все, завязывай, – Стас сложил руки крестом, пытаясь остановить самоуничижительную словоохотливость, так и прущую наружу. – Молодец. Спасибо тебе. Иди следить, чтоб эскалоп не подгорел.

Официант шмыгнул носом и удалился.

– Ну вот, расстроил человека ни за что, – сказала Катерина и посмотрела укоризненно.

– Да это он меня расстроил. Не понимаю, как люди могут до такой степени себя не уважать. Даже аппетит пропал, – Стас вынул из пузатого графинчика стеклянную пробку и разлил наливку по стопкам. – Ну, предлагаю выпить за встречу.

– А также за уважение к себе, – добавила Катерина, улыбнувшись, и ловко опрокинула свою порцию.

– Забористо, – сипло выговорил Стас, лишившись на секунду возможности дышать из-за растекшегося по горлу термоядерного напитка, крепостью никак не меньше шестидесяти градусов, и потянулся за нарезанным помидором.

– У-ух! Давно я местного пойла не употребляла. Еще по одной?

– Можно, – Стас снова разлил, и произнёс тост: – За роскошную женщину, которая сидит сейчас передо мною.

– Как мило, – Катерина застенчиво улыбнулась и тзынькула своей стопкой о стопку тостующего.

– Разрешишь нескромный вопрос задать? – осторожно поинтересовался Стас, отдышавшись.

– Валяй.

– Почему ты не замужем?

Серо голубые глаза округлились, атласные щечки надулись, и Катерина, не сдержавшись, прыснула со смеху.

– Что? – смутился Стас. – Я какую-то глупость сказал?

– Нет, нет, извини, – махнула Катерина рукой, продолжая хохотать. – Просто… Да, неожиданные ты вопросы задаешь.

– А по мне так вполне закономерный вопрос. Как такая красавица может быть одна? Неужели не сватался никто?

– Была я замужем, – Катерина перестала смеяться и вздохнула. – Всего год как овдовела, и пожить-то толком не успели. Петром звали его. Хороший человек был, жалко… Глупо погиб – какой-то ублюдок зарезал недалеко от дома.

– За что?

Катерина опять глубоко вздохнула, как будто собралась поведать долгую и печальную историю, но, открыв уже рот, замерла, опустила глаза и покачала головой.

– Не знаю… Пырнули и бросили умирать, даже карманы не тронули. А потом по району слухи поползли, будто это я сама его и заказала. Выскочила, дескать, замуж за богатого, да и решила все добро к рукам прибрать. Так что репутация стервы-мужеубийцы за мной тут прочно закрепилась. Кто же теперь свататься-то решится? – бездонные глаза сузились и заиграли озорными огоньками. – Сам не хочешь попробовать?

– Я подумаю, – неожиданно серьезно ответил Стас.

Катерина оценивающе посмотрела на него, рождая своим взглядом мурашки, бегущие вдоль позвоночника, и снова улыбнулась.

– Ты странный.

– Это плохо?

– Нет, совсем не плохо, особенно здесь.

– Что ты имеешь в виду?

– Понимаешь, – Катя замолчала на секунду и нахмурилась. – Не знаю, может быть, это со мной что-то не так, но с тех пор как я появилась в этом городе, меня не оставляет ощущение, будто кругом одни уроды. Кругом.

– Уродов везде хватает.

– Да, понимаю, но… Я сама родом из Гусь-Хрустального и… другие там люди. Вот хоть ты тресни – другие. Городок наш, конечно, поменьше, победнее, и народу не так много, как в Муроме, однако все же не деревня, и в нем есть что делить, есть за что бороться. Но иначе там все, даже не знаю, как сказать, гнилья, что ли, в людях меньше, другие они. Не то чтобы добрее или честнее, а просто человечнее.

– Я и сам заметил, – признался Стас, размазывая по столу мокрый кружок из-под донышка стопки. – Но это еще что. Ты вот пошатайся с годик по деревням да фортам, так тебе потом и Гусь родной змеиным гнездом покажется. Там люди куда проще, чем в городах. Да и могут ли они другими быть, когда отродясь у них заботы все вокруг топоров, мотыг и лопат вертятся? Как поле вспахать в срок, засеять, поливать, полоть, охранять, собирать урожай, потом хранить его, да так, чтоб еще и не отобрали все, над чем трудились полгода. А зимой – дров навозить из лесу, скотину до весны уберечь, от зверья оголодавшего отбиться, в том числе и от двуногого. Когда им про хуйню-то всякую думать? Извини, вырвалось. Оттого, наверное, и люди там лучше, душевнее вроде как. А ты их оттуда вытащи, из деревень ихних, да засунь в этот гадюшник, что Муромом называется, через год-другой большинства и не узнаешь даже, скурвятся, суки, хуже коренных. Я таких видел, знаю, не в Муроме, правда, во Владимире. И чем лучше человек был, тем паскуднее становится. Мягкое нутро у него, не задубевшее. Там-то, в деревне, все просто было и понятно, тяжело, да, но просто. Все знают друг друга как облупленных, все на виду. Если хреново ты относишься к кому, так и смысла нет скрывать, все равно же понятно, а если хорошо – так можешь быть уверен, что и тебе не из подхалимства блядского руку подавать будут. И вот попадает такой простачок деревенский в город. Рубаха-парень, душа нараспашку. А кругом уже волчары местные слюну пускают, хитрые, прожженные. Зазевался – и без портков тут же. Раз наебут нашего хорошего человека, второй наебут, а на третий раз он им уже хуем помашет, ученый. Пойдет и сам прокинет раздолбая от сохи какого-нибудь, такого же, каким сам вчера был. А что? Им можно, а мне нельзя? Потерял свое, так надо назад отбить, и по хрену, у кого именно. Да не просто отбить, а так, чтобы сторицей хватило селянину этому науки. Меня учили, и я научу, да пожестче еще. Большой город, он как болото – затягивает. Оглянуться не успеешь, и уже с головой в жиже. Тут человеческий облик только сильные и упрямые сохранить могут. Стыдно признаться, – усмехнулся Стас, – но я и сам уже квалификацию паскудную подрастерял. Но ничего, Муром быстро в чувства приводит, хоть и больно бывает иногда.

– Ваш эскалоп, – возник, будто из пустоты, словоохотливый официант.

Проявив чудеса сдержанности, ни слова больше не говоря, он поставил на стол две тарелки с круглыми сочными шмотками жареной свинины, после чего так же незаметно исчез.

– Вот молодец! Может же, когда захочет, – похвалил Стас. – Ну, предлагаю за стойкость выпить, чтоб никакие топи нас не засосали.

– Поддерживаю, – ответила Катерина, и они, чокнувшись, опустошили стопки.

– М-м, а под этот – как его? – под эскалоп действительно неплохо идет. Повторим?

– Наливай.

Ласкающая ухо мелодия из лязга ножей и звона стопок проводила в последний путь свинину, салаты и почти оба графина наливки. В желудке образовалась приятная тяжесть, тепло растеклось по разомлевшему организму, и даже мир вокруг стал казаться хоть немного, но лучше. Стас и Катерина смотрели друг на друга чуток затуманенными глазами и думали на очень схожие темы.

– Кхе, слышь, друг, – к столу шаткой походкой прикондыбал несвежего вида хлыщ и, фамильярно опершись Стасу о плечо, задышал в лицо одуряющим букетом из квашеной капусты, самогона и гнилых зубов, – можно с бабой твоей сплясать, а?

Стас поморщился и, задержав дыхание, дождался конца неспешной речи с завершающим ядреным выдохом, имитирующим дружеский смех.

– Я думаю, что не стоит этого делать, – произнес он тихо и спокойно.

– Вот как? – хлыщ развел руками и, скалясь, оглянулся на делегировавшую его компанию из четырех жлобов, находящихся в крайней степени подпития. – Он, оказывается, думает! Представляете? – после чего снова перевел струю затхлого дыхания на Стаса. – Тебе что, жалко, если я шмару твою чуток помацаю?

– Именно так.

– Хе. Ну ты, сука, наглый, – с этими словами хлыщ убрал руку с плеча Стаса и направил ее к себе за пазуху, но до цели рука так и не дошла, заломившись назад и побудив тем самым зубы к стремительной и жесткой встрече со столом.

Самоуверенный ловелас согнулся пополам и с греющим душу хрустом отгрыз от столешницы изрядный кусок, оставив снаружи пять гнилых пеньков, которые раньше, источая зловоние, мирно покоились в ротовой полости, после чего расслаблено сполз на пол.

– А ну-ка жопы свои верните на место! – Стас выхватил пистолет и направил в сторону пьяных мордоворотов, поднимающихся из-за стола. – Пожалуйста.

Краем глаза он заметил, что «Глок» Катерины уже покинул кобуру и смотрит в том же направлении.

– Хватит! – раздался позади властный окрик, сопровождаемый щелчками взводимых курков.

Стас обернулся и не поверил своим глазам – перед ним стоял официант уверенно сжимающий в руках обрез.

– Мне тут крови не надо.

– Никто крови и не хочет, – ответил Стас и медленно убрал пистолет в кобуру, Катерина неохотно последовала его примеру. – Мы уже как раз собирались уходить. Сколько с нас?

– Три монеты ровно.

Стас положил на стол названную сумму и, взяв Катерину под руку, проследовал к двери, сопровождаемый нацеленными в спину стволами.

– Ну ни хрена, – задумчиво выговорил он, стоя на улице, возле крыльца «Мирного атома». – Чего только не бывает.

– Спасибо тебе, – Катерина взяла Стаса за руку.

– Да ладно. Что еще делать-то было? Таких уродов на… – дальше он договорить не смог, горячие обжигающие губы закрыли его рот, выгнав из головы все мысли кроме одной.

– Поедем ко мне, – произнесла Катерина со сладким придыханием.

– К тебе? – глупо переспросил Стас, глотая холодный воздух. – А… да, к тебе. Я только это… в номер заскочу.

– И быстро.

Глава 14

Катерина сладко потянулась, скинув одеяло, и прохлада сырого осеннего утра заставила капилляры сузиться, поднимая крохотные волоски на бархатной коже. Рука скользнула по остывшей простыне и замерла. Серо-голубые глаза раскрылись и тут же сомкнулись вновь под лучами восходящего солнца, заглянувшего в окно. Она села, потерла озябшие плечи, и взгляд ее упал на прикроватную тумбочку, где, придавливая собою листок бумаги, лежал маузер. Катерина едва заметно улыбнулась, пробежалась пальцами по холодному металлу и, вытащив из-под него записку, прочла: «Оставляю ствол тебе на ответственное хранение. Извини, что ушел так, втихую, не могу будить спящего ангела. Есть дела в городе. Скоро вернусь. Целую. Стас».

Муромский госпиталь – большое пятиэтажное здание без затей и украшательств, стоящее почти на самом краю оврага, в паре кварталов от управления безопасников – гудел, словно потревоженный улей. По коридорам носились женщины в белых халатах, таскали позвякивающие склянками коробки и корзины, набитые грязным перевязочным материалом. Какой-то длинный тощий мужик в клеенчатом фартуке орал на медсестер, перемежая ценные указания отборным матом. Тут же в уголке хныкала и утирала сопли молоденькая девчушка, попавшая, видимо, под горячую руку. Впечатление было такое, будто началась война, о которой никто и не предупредил.

– Здравствуйте, – подошел Стас к окошку регистратуры. – Скажите, пожалуйста, где я могу найти Хигматулина Рената Маратовича? У меня к нему дело важное.

Тетка, роющаяся в картотеке, обернулась и, недовольно взглянув поверх очков на назойливого посетителя, молча вернулась к своему занятию.

– Простите, – еще раз окликнул Стас. – Вы не расслышали? Мне Хигматулин нужен. Где его найти?

– Занят он! – рявкнула регистраторша.

– Я вас не спрашиваю, занят он или свободен. Просто скажите, где я могу его найти, и все, больше от вас ничего не требуется.

Тетка раздраженно вздохнула, с сильном напором выпуская воздух из расширившихся ноздрей, и, понимая, что отделаться от назойливого гада просто так не удастся, соблаговолила-таки уделить ему несколько секунд своего бесценного времени.

– На третий этаж ступайте! В операционной Хигматулин ваш, наверное. Все? Могу я теперь делами заняться?

– Спасибо, – сквозь зубы поблагодарил Стас и под неразборчивое бубнение, доносящееся из окошка, пошел искать лестницу.

Длиннющий коридор третьего этажа, тускло освещенный потрескивающими ртутными лампами, был тих, если не считать стонов, доносящихся с нескольких каталок, примостившихся вдоль стены. Все больные, насколько заметил Стас, были одеты в черную форму с нашивками гвардейцев. Проходя мимо очередной больничной каталки, он почувствовал, как лежащий на ней человек с неестественно вывернутой ступней и разорванным, наспех перебинтованным бедром ухватился за его штанину и потянул на себя.

– Братишка, слышь, ты это… позови кого-нибудь, а. Я ногу не чую уже. Шестой час лежу здесь. Забыли они, падлы, что ли?!

Стас по инерции сделал еще шаг, и каталка с цепким пациентом покатилась за ним.

– Хорошо, хорошо, я позову.

Но гвардеец не отпускал, он мертвой хваткой впился в штанину и, запрокинув голову, сверлил Стаса умоляющим взглядом, словно не было больше в целом свете человека, способного ему помочь.

– Позову, сказал. Хочешь, чтобы я тебя по коридору волок за собой? – гвардеец немного успокоился и убрал руку. – Все нормально будет.

Из двери в противоположном конце коридора выскочила женщина и быстрым шагом направилась в их сторону. Раненый услышал стук подошв по кафельному полу и снова взялся причитать.

– Простите, – обратился Стас, подскочив к щупленькой женщине средних лет, несущей лохмотья разрезанной и окровавленной униформы, – Вы не знаете, где я могу найти Хигматулина Рената Маратовича? Мне в регистратуре подсказали…

– Он в комнате отдыха, – бросила женщина, не останавливаясь.

– А это где?

– Третья дверь налево после приемной.

– Сестра-а-а! – жалобно заныл гвардеец, не удостоившийся и капли внимания. – Нога-а-а!

– Простите, ради Бога, – Стас вприпрыжку обогнал женщину и замаячил у нее перед носом. – Тут парень жалуется, что ногу уже не чувствует…

– Не он один, – отрезала та и волевым жестом отодвинула Стаса с дороги. – Не мешайте.

– Извини, мужик, – пожал плечами Стас, проходя мимо раненного.

Тот стиснул зубы, лицо напряглось, раскраснелось, влага, поблескивающая в люминесцентном свете, наполнила глаза и покатилась по щекам, впитываясь в желтую подушку с разводами чего-то коричневатого. Плотно сомкнутые губы задрожали и, пузырясь слюною, произвели на свет тихие свистяще-воющие звуки, полные ненависти и обиды: «С-с-су-у-уки-и».

Стас миновал небольшую рекреацию, уставленную по периметру скамейками, на которых, безвольно потупив глаза, сидели с десяток людей в черной униформе, так плохо сочетающейся с кровавыми бинтами, налипшей ссохшейся грязью и опущенными плечами своих носителей. Отсчитав три двери, он остановился и постучал.

– Не заперто, – тягуче ответил недовольный усталый голос.

Стас повернул дверную ручку и вошел. В маленькой комнатке на кушетке сидел растрепанный человек со стаканом в руках, облаченный в белый халат с красными пятнами. Рядом, на тумбочке, стояла банка, наполненная прозрачной бесцветной жидкостью, источающей характерный запах.

– Ренат Маратович?

– О! Рад видеть вас! – врач поднялся с кушетки, взял стакан в левую руку, а правую протянул Стасу.

Рука оказалась влажной и слегка подрагивающей.

– Не забыли! Это хорошо, хорошо… Присаживайтесь, – Ренат Маратович убрал со стула плащ и повесил его на гвоздь, торчащий из стены. – Разговор у нас будет с вами. Очень славно, что вы именно сейчас пришли, вовремя очень.

– А что это у вас там за жертвы в коридоре? – поинтересовался Стас из вежливости, хотя ответ и так был очевиден.

– Жертвы-то? Это вы, Станислав, правильно выразились. Именно что жертвы, разгильдяйства и шапкозакидательства.

– Рейдеры потрудились?

– Они. Будете? – Хигматулин кивнул на банку и уже потянулся к тумбочке за вторым стаканом.

– Спасибо, воздержусь. А вам-то как, ничего?

– Нормально, – махнул Ренат Маратович рукой. – Сегодня можно чуть-чуть. Шесть часов уже в операционной проторчал, ночью подняли, поспать не успел даже.

– Что там произошло?

Хигматулин вздохнул, повертел стакан в руках, перекатывая его граненые бока между ладонями, и выпил.

– Гвардейцы на штурм пошли, – начал он, поморщившись. – Рейдеров с базы выбили. Впрочем, как рассказывают, те не очень-то и сопротивлялись, отступили почти без шума. У них, оказывается, тоннель быль прорыт! Представляете? Метров семьдесят с базы в лес. Они по нему и ушли все почти. Гвардейцы следом ломанулись. Ну а как тут не ломанешься, когда сверху слюной брызжут и подвигов требуют?! Только вылезли наружу, как тут же под шквальный огонь угодили. Бросились укрытия искать, а вокруг заминировано все. Кто от тоннеля недалеко еще отошел – тем повезло, а остальные… Из сотни с небольшим человек восемнадцать убитых и сорок два раненых. Вот такие дела. Ночью весь этот гуляш к нам привезли. Я лично уже четыре ампутации провел. Четыре! – гневно потряс Хигматулин пальцем. – Вы знаете, что это такое – руки-ноги отрезать людям в полном расцвете сил?

– Да, знаю, – кивнул Стас. – Доводилось.

Ренат Маратович осекся и забарабанил пальцами по тумбочке.

– Ладно, что-то я в лирику углубился. У нас ведь дела есть с вами, обсуждения требующие, а время идет. Мне скоро в операционную возвращаться нужно, коллег сменять. Значит, изложу сжато. В письме, которое Лаврентий Кузьмич передал, речь идет об одном приборе медицинском. Судя по всему, об УЗИ-сканере, если это вам о чем-то говорит.

– Ни о чем не говорит, – честно признался Стас.

– Да и не важно. Главное, что нам известно место, где этот самый прибор находится, и его оттуда нужно принести.

– Информация откуда почерпнута?

– Из письма, я же говорил. Вы меня слушаете?

– Лаврентий Кузьмич откуда о приборе узнал? Сам видел?

– Нет, он пишет, что бандит один рассказал из примкнувших. Описание дает весьма подробное, нарочно такое не придумаешь.

– Сколько прибор весит?

– Вот это хороший вопрос, – похвалил Ренат Маратович собеседника. – Весит он килограмм пятьдесят с лишним. Тихо, тихо, – успокаивающе поднял он руки, видя, как брови Стаса поползли вверх. – Я же не говорю, что вам одному его тащить нужно. Нет. Я нашел еще одного человека, готового составить вам компанию. Человек надежный, проверенный, не подведет. А прибор этот на модули делится, так что вы его сможете разобрать. Килограммов по двадцать пять на каждого придется.

Стас почесал подбородок и скептически хмыкнул.

– Если дело в одной только транспортировке, почему вы тогда к властям городским не обратитесь? Тем более что прибор, наверное, полезный, госпиталю пригодится. Дел-то всего – на телегу погрузить и привезти. Или вы мне чего-то недоговариваете?

– Я не недоговариваю, – слегка раздраженно ответил Хигматулин. – Просто вы меня перебиваете и ситуацию целиком не даете описать.

– Прошу прощения.

– Да. Не все на самом деле так просто. Начнем с того, что прибор этот я госпиталю передавать вовсе не собираюсь, а потому и информацию о нем попрошу не разглашать.

– Понял.

– Что касается телеги – не проедет она туда. Это территория бывшего микрорайона Вербовский, в пяти километрах от Мурома. Местность труднопроходимая, сплошные овраги, да и… не совсем безопасно там.

– Что-то вы, Ренат Маратович, загадками говорить стали, – Стас откашлялся и бросил взгляд на часы. – Я загадки не очень люблю, а по правде сказать, так просто терпеть не могу их. Давайте сразу договоримся – если собираетесь дело со мной иметь, то лучше изложите все, что мне нужно знать для работы, и по возможности подробно. Это облегчит жизнь и мне, на месте, и вам впоследствии.

Хигматулин поерзал на кушетке, покряхтел и, в конце концов, согласно кивнул.

– Хорошо, я расскажу. Ситуация на самом деле весьма… незаурядная. Леса там, как я уже говорил, глухие и непроезжие, кроме того, еще и обитаемые. Про грибников не слыхали?

Стас удивленно исподлобья взглянул на Рената Маратовича, не зная, что ответить на такой дурацкий вопрос.

– Да нет, – махнул тот рукой, видя непонимание на лице собеседника. – Не про тех грибников, что с лукошками.

– А-а. Нет, не про тех я ничего не слышал.

– Шутки, пожалуйста, оставьте при себе. Просили рассказать все, что знаю, вот я и рассказываю.

– Да, извините. Я слушаю.

– Так вот, грибники эти на первый взгляд – что-то вроде помешанных. Невропатологи наши изучали одного пойманного и пришли к выводу, что изменения в поведении этих… существ связаны вовсе не с душевным расстройством, а с патологией тканей головного и спинного мозга. Чем эта патология вызвана, неизвестно. Однако я снова отдалился от темы. Суть же в том, что существа эти довольно опасны. Обычно они бродят по лесу как лунатики, будто в полусонном состоянии. Возможно, это является особенностью их системы обмена веществ. Мы, к сожалению, не смогли провести более подробных исследований, так как отловленный экземпляр не перенес трепанации, но кое-что нам о них все же известно. Едят грибники все, что достаточно питательно и доступно. Грибы, – Хигматулин улыбнулся собственному каламбуру и развел руками, – ягоды, падаль, живность разную вроде ужей или жаб, даже кору жрут в голодные времена. На появление человека реагируют крайне агрессивно. Заторможенность моментально сменяется гиперактивностью. Организм работает на пределе. В течение минут пяти грибники эти способны такие вещи вытворять, что аж озноб прошибает, а потом снова возвращаются в свое агрегатное состояние либо просто падают и лежат неподвижно до трех часов кряду. Это в случае полного истощения. С подопытным так было, когда мы у него восемь минут реакцию вызывали. Он тогда даже клетку погнул, ободрался в кровь весь, так о прутья бился, пытаясь до лаборанта добраться, и вдруг, раз – притих, ноги подгибаться стали, зашатался и упал. Мы его зафиксировали немного погодя, стали замеры делать, так ко второму часу анабиоза сердечный ритм у грибника упал до пяти ударов в минуту! Каково?

– Честно говоря, не знаю. Я в подобных делах слабо разбираюсь.

– Это был риторический вопрос, – улыбнулся довольный собою Хигматулин. – Разумеется, вы не знаете.

– Меня другая сторона данного медицинского феномена интересует. Вы по товарищу этому стрелять пробовали?

– Мы – нет, но вот напарник ваш на Вербовском уже бывал однажды и интересующий вас опыт имеет. Однако и это еще не все, – вздохнул Ренат Маратович. – Грибники грибниками, но в последнее время в тот район по причинам мне не известным зачастили гвардейцы. Шастают по Вербовскому небольшими группами, человек в пять-шесть, и складывается такое впечатление, будто что-то они там ищут. Причем крутятся как раз неподалеку от места, нас интересующего – от онкологической клиники. Меня это, признаться, немного нервирует. А ну как они внутрь полезут?

– Не думаю, что у этих остолопов мозга хватит под слоем пыли медицинский прибор опознать.

– Да им опознавать и не надо. Они же все подряд тащат. А то и поломают еще. В общем, нельзя с этим делом затягивать. Как, возьметесь?

– От цены зависит.

– Я готов заплатить два золотых.

Стас хмыкнул и помотал головой.

– Это не серьезно. Ну, посудите сами, – начал он загибать пальцы, – я в компании незнакомого мне человека должен лезть черт знает куда, мимо этих мутантов или кто там они, хрен разберет; найти какой-то прибор среди кучи всякой рухляди, погрузить эту тяжесть себе на горб и в таком положении пробираться назад по оврагам, рискуя быть сожранным этими вашими грибниками. И все это нечеловеческое счастье за два золотых? Нет. Четыре – вот реальная цена.

Ренат Маратович скривился и снова заерзал на кушетке.

– Ладно, дам два золотых и еще тридцать серебром.

– Три и тридцать.

– Два и пятьдесят. Не забывайте, что я оказал вам услугу и помог с пропуском.

– По рукам.

Стороны скрепили договор рукопожатием, и Хигматулин перешел к следующей части своего коварного плана.

– Ну, раз все спорные моменты улажены, тогда, наверное, вам надо бы с напарником своим встретиться. Он в двенадцать часов будет возле южной проходной ждать, с внешней стороны. Не опаздывайте.

– Я приду. Ренат Маратович, если не секрет, а зачем вам этот прибор понадобился?

Хигматулин заговорщически улыбнулся и, мечтательно глядя в потолок, причмокнул.

– Клинику свою открыть хочу. Мечта у меня такая есть. Чтоб самому себе хозяином быть, чтоб никакая сволочь надо мной не стояла. Обследования проводить буду, диагнозы ставить, лекарства готовить и продавать. Надоел этот балаган сумасшедший, покоя на старости лет хочется, размеренности. Понимаете?

– Понимаю, – кивнул Стас. – Только вот, чтоб самому себе хозяином… это сомнительно. Сверху всегда кто-то будет. Ладно, пойду я, – он встал и снова пожал Ренату Маратовичу руку. – Надеюсь, что скоро увидимся.

– И я надеюсь, очень надеюсь.

Стас вышел на улицу и одернул левый рукав – без пятнадцати девять, до двенадцати еще уйма времени. Он немного постоял, глядя на серое кирпичное здание госпиталя и крутя в голове варианты использования оставшихся трех часов, сориентировался по столбу черного дыма, который густыми клубами поднимался над рубероидным заводом, и зашагал к гостинице.

– Приветствую вас, – осклабился администратор, сидящий на корточках возле кадки с фикусом и рыхлящий землю деревянной лопаткой. – А мы уже начали беспокоиться, не случилось ли чего.

– Не случилось, – бросил Стас и начал подниматься по лестнице.

– Может быть, отобедать желаете? – учтиво поинтересовался администратор вслед удаляющемуся постояльцу, но ответа не получил.

Зайдя в номер, Стас первым делом вскарабкался на стул, отвинтил решетку воздуховода и, потянув за леску, выудил из вентиляционной шахты сверток с пожитками. Развернув брезентовое полотнище на кровати, он проверил целостность содержимого, удостоверившись в полноте комплектации схрона, рассовал вещи по подсумкам и привинтил решетку на место. Закончив с этим, Стас достал из ванны и выжал белье, сутки пролежавшее в отмочке, развесил его на горячей водопроводной трубе, предварительно отмыв ее намыленной тряпкой, рассчитывая хоть немного подсушить исподнее перед выходом. Завел часы на полдвенадцатого и с чувством выполненного долга лег вздремнуть.

– Опять нас покидаете? – осведомился администратор, глядя на человека с рюкзаком, спускающегося по лестнице. – Надолго?

– Навсегда, скорее всего, – ответил Стас и подошел к конторке. – Но кто его знает, вдруг вернуться придется. Так что я сейчас ключи отдам тебе, залог свой заберу, но номер этот до завтрашнего утра не сдавай. Лады?

– Так не положено, – заискивающе улыбнулся администратор. – Залог выдан – номер свободен. Не я правила устанавливаю.

– Слушай, любезный, – Стас облокотился о конторку и приблизился к принявшему настороженное выражение лицу администратора, глядя на того немигающим взглядом, полным холодной решимости, – этот номер мною оплачен до завтрашнего утра, и оплачен с лихвой. Уж кому-кому, а тебе об этом хорошо известно. Так что ты засунул бы свои правила куда поглубже, а то ведь донесу хозяину, как клиентов обираешь и барышом не делишься, – решился Стас на авантюрную импровизацию, не будучи до конца уверенным в том, что этот тип за конторкой не есть хозяин, и уж тем боле, что он не делится.

Но эти слова все же возымели эффект. Через секунду заискивающая улыбка администратора стала шире и заметно добрее.

– Ну что вы? Разумеется, я всегда готов пойти навстречу клиенту и сделаю все возможное для его удобства. Ведь правила не могут описать все возможные ситуации.

– Вот и славно.

Стас оставил ключи, забрал деньги и вышел.

До проходной он добрался даже раньше, чем планировал. На часах было только без восьми двенадцать, а Стас уже успел пройти ритуал сверки подписей, получить назад в целости и сохранности свой автомат и стоял теперь по ту сторону ворот, щурясь под лучами солнца, греющего с каждым днем все меньше. Потенциального напарника видно не было. Мимо проходной сновали туда-сюда люди, некоторые останавливались неподалеку, но только для того, чтобы закурить или высморкаться. Минутная стрелка неумолимо приближалась к двенадцати.

– Как Ренат Маратович поживает? – кто-то сзади легонько похлопал Стаса по плечу.

Он обернулся и увидел перед собой рослого мужика в сером бушлате, черной разгрузке, черных штанах и тяжелых ботинках с высокими голенищами. На плече у него стволом вниз висел РПК-74. Суровая морда, покрытая трехдневной щетиной, сломанный нос и прищуренные почти бесцветные глаза, пристально смотрящие из-под черного берета, косо надвинутого на коротко стриженую голову человека, беззвучно возникшего из-за спины, в комплексе производили довольно неприятное впечатление. Объяснить этого даже себе Стас не мог, но почувствовал сразу, будто спинным мозгом ощутив… даже не враждебность, а дискомфорт. Так бывало, не часто, но случалось, когда рядом находились люди, ничем особо не выделяющиеся и зачастую вообще незнакомые, но словно излучающие вокруг себя некое отталкивающее поле.