Текст книги "Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 4 (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 13

– Ты че, Витя, – удивился Степаныч, – хочешь его выпустить? Просто достать из ямы и все?

– Хочу. Принеси, пожалуйста, лестницу.

– А если он… – Шепнул мне Степаныч. – Ну, выкинет чего?

– Если что, – полушепотом ответил я и похлопал себя по куртке, в области внутреннего кармана.

Поняв, что я вооружен, Степаныч кивнул. Потом ушел на задний двор, через задний вход, к которому можно было попасть из кухни, сквозь небольшой прихожей тамбур.

– Че ты задумал, Летов? – Мирон поднял на меня чумазое лицо. – Че тебе надо от меня?

Волосы бандита, грязные, сбитые в сосульки, казались влажными в свете тускленькой лампочки.

– А ты че хочешь? – Кивнул я ему подбородком.

Мирон непонимающе покачал головой.

– Ты хочешь жить, и чтобы все было как раньше, – сказал я. – Хочешь вкусно жрать, весело бухать и лапать девчонок. Ну а в перерывах между всем этим, делать свои бандитские дела и получать свои бандитские деньги.

В глазах Мирона ни на каплю понимания не прибавилось. Плененный бандит все также недоумевал, чего я от него хочу. Он только смотрел на меня волком, да моргал глазенками.

Тут вернулся Степаныч. Он притащил замшелую старую лесенку, кустарно сколоченную из потемневших от времени досок.

– Че, опускать? – Спросил он.

– Да. Давай, я помогу.

Мы взяли лестницу, опустили ее в яму, поставили к выходу из подвала. Мирон наблюдал за всем этим по-настоящему обалдевшими глазами.

– Вылазь, – строго сказал я, стоя на краю ямы.

– Убивать повезете? – Хмуро спросил Мирон.

– Вылезь, сказал.

Мирон, угрюмый, словно полено, зашевелился, медленно встал. С трудом, на затекших ногах, он проковылял к лестнице, посмотрев на меня, опасливо положил руку на ступеньку. Я жестом приказал ему подниматься.

Бандит помедлил еще пару мгновений, потом все же полез, выбрался в кухню.

– Ну и воняет же от тебя, – поморщился Степаныч.

– Я б посмотрел на тебя, после нескольких дней в этой яме, да еще и с ведром вместо параши.

– Скажи спасибо, что Фима додумался поставить тебе это ведро, – заметил я холодно. – Давай без глупостей. Присядем вон. Есть на чем?

Степаныч покивал и пошел в соседнюю комнату. Я же показал Мирону наган, вытащенный когда-то у него из машины.

– Не дергайся, понял?

Не ответив, он ответ глаза.

Степаныч припер на кухню три самодельных табурета. Поставил за столом, и я пригласил бандита сесть на один из них. Тот робко подчинился. Остальные два заняли мы.

– Степаныч, ты говорил, у тебя есть самогон?

– Был где-то, – покивал тот. – Настойка на малине.

– Принесешь?

– Угу.

– Я не люблю на ягодах, – буркнул Мирон.

– Скажи спасибо, что тебе вообще наливают. Так что хлебать будешь, какой дают.

Степаныч притащил бутылку из-под армянского коньяка с содранной этикеткой. Внутри, в розоватой жидкости, плавали ягодки. Он поставил бутылку на стол, сел.

– Только стаканов нету, – сказал он. – Придется так. С горла прям.

– Ну ничего. Уж разок переживем, – хмыкнул я.

Мирон переменился в лице, глядя на самогон сквозь пухлое стекло бутылки. Я прекрасно понимал, о чем думал сейчас этот человек. Он был уверен, что мы пришли убить его. Что опоим настойкой до беспамятства, увезем на машине куда-нибудь подальше в лес. А потом я застрелю его из нагана, на краю специально вырытой ямы.

Тем не менее он решился. Схватил бутылку грязной рукой, дрожащими пальцами отвернул крышку, стал пить с горла.

– Не ужрись, – начал я, глядя, как быстро ходит кадык на горле бандита. – Мне надо, чтобы ты хотя бы чуть-чуть соображал.

Мирон оторвался от горлышка. Стукнул дном бутылки о стол. Утерся.

– Зачем? – Кривясь от алкогольного послевкусия, сказал он. – Если мне умирать, то хоть не на трезвую голову.

– Я не буду тебя убивать, – сказал я.

Мирон недоверчиво сощурил заблестевшие после настойки глаза.

– Думаю, что, возможно, мы сможем поработать с тобой.

– Как поработать?

– Как я уже сказал, тебе нужно, чтобы все в твоей жизни все стало как прежде. Так уж вышло, что если Горелый узнает о том, что ты сдал нам стрелку – он убьет тебя. Но и меня тоже. Так что мы с тобой в одной лодке. Можем поступить так: я отпущу тебя, ты вернешься к мясуховским. Набрешешь что-нибудь, что после встречи со мной несколько дней отлеживался. По голове сильно ударили. Ну а потом поведешь свою привычную жизнь бандита. За некоторым исключением. Добавим в нее, так сказать, шпионской романтики.

– Какой какой романтики?

– Ты станешь сливать мне все, что происходит внутри мясуховских. Все, что планирует Горелый относительно моей Обороны и масложиркомбината. Взамен Горелый не узнает, что это ты виновен в том, что на стрелке так много народу погибло, в сущность, по полной херне.

– Если ты расскажешь ему обо мне, – сквозь зубы проговорил Мирон, – то сдашь и себя.

– Ну, – я пожал плечами. – Ты умрешь быстрее. До меня-то Горелому еще предстоит добраться. Так что, будет у нас своеобразный статус-кво: ты живешь себе, как жил, но сливаешь инфу, а я получаю нужные мне сведения. Ну или нам обоим кранты, если кто затеет левые движения. Выбор у тебя небольшой. Ты же понимаешь, что мне придется сделать, если ты окажешься.

Мирон молчал долго. Ссутулившись на стуле, он сверлил взглядом столешницу. Потом, наконец, сказал:

– Я должен буду сливать все?

– Только то, что как-то касается меня, Обороны или масложиркомбината. Другие дела мясуховских меня не интересуют.

– Хорошо, – решился наконец Мирон. – Я согласен.

Позже, когда мы уже довезли бандита до города, и высадили там, где он попросил нас остановить машину, видать, у квартиры какой-то своей девчонки, Степаныч спросил меня:

– Витя, ты бы правда прикончил его, если бы он отказался?

– Я знал, – ответил я немного погодя, – что он не стал бы отказываться.

Следующие четыре дня все было тихо. Мы набрали третью смену охраны, Шнепперсон стал готовить документы сотрудников на лицензии. Связавшись с Худяковым, мы начали собирать бумаги на сертификаты охранников для наших новых людей.

Ремонт в прачечной шел полным ходом. Бригада и правда была толковой, и за четыре дня они полостью отодрали оба этажа, вывезли весь строительный мусор. Стали готовиться класть перегородки.

На третий день после освобождения бандита я встретился с Мироном. Бандит сказал, что в мясухе сейчас все стоят на головах. Потому его исчезновение мало кого волновало. Горелый полностью увлечен разборками с армянами, про пропавшие деньги Мирон ничего мне не рассказывал.

На следующий день, вечером, по Армавиру прокатилось эхо громкого события, произошедшего днем: мясуховские с армянами устроили новую перестрелку в районе лесхоза. Гореловские ворвались в чебуречную, где сидели армяне, и началась стрельба. Погибло, как я слышал, три человека. Все бандиты.

Сегодня же, когда я был на конторе, меня посетил любопытный гость.

Уже находясь во дворе, я заметил, как к стояночному карману, перед конторой, подкатила знакомая старенькая БМВ. Из-за руля вышел и направился ко мне Сом.

– Здорова, Летов, – весело протянул мне руку бандит. – Ну как жизнь молодая?

– Идет, – я пожал его грубую ладонь. – А ты тут какими судьбами?

– Да вот, тебя искал. Я ж все обещал машину переписать. Ну, за твою помощь. А ты, я смотрю, уже давно ездишь на ней, как на своей. Ну вот, выдалась свободная минутка, и я решил, что пора пассатику уехать к новому хозяину со всеми концами. У тебя как со временем? Сможешь съездить в ГАИ? Тачку переоформить? Договор у меня уже готовый.

– Смогу, – я кивнул. – Но сначала давай проясним с тобой один момент.

– Какой? – Напрягся Сом.

– А вот пойдем со мной.

Я повел бандита со двора конторы к моей машине. Открыл багажник.

– Витя, да объясни мне толком, че тебе надо? – Удивился Сом. – Че я, багажников в тачках не видал? Так я не только видал, но мне и кататься в них приходилось.

С этими словами бандит кисло улыбнулся. Я ничего ему не ответил, вытащил из багажника старый чемоданчик, полный инструментов, насос и железную трубу. Потом поднял коврик.

– Ты добро свое забери, – начал я. – И верни мне запаску, раз уж на то пошло.

Сом хохотнул, оглядывая содержимое багажного отсека, где должно было покоиться запасное колесо. Только его там не было.

Бандит потянулся туда и извлек на свет… старый утюг. Вместе с ним лежали там автомобильный аккумулятор и зажимы-крокодилы, посаженные на толстые черные провода.

– Я не буду спрашивать, зачем вы возили тут это барахло, – сказал я. – Но мне не надо, чтобы оно тут ездило. Грохочет так, что я думал, у меня стойкам задним кранты приходят.

– Да не, – Сом взял крокодилы. – Эт Серега, один из наших брал. Уже не помню, за каким чертом.

– Ну и хорошо, что не помнишь.

– Лады. Щас заберу. А запаску… Запаску искать надо. Это мы уже потом.

Вместе мы переложили все эти «спецсредства» в багажник к Сому, и когда договорились о времени встречи в ГАИ, я хотел было уже попрощаться с ним, но Сом с этим повременил.

– Стой, Витя, не спеши. У меня к тебе еще одно дело есть, – начал он тихо.

– М-м-м?

– Короче. Завтра Кулым хочет тебя видеть. Уже срочно. Нужно ему с тобой переговорить по одному делу.

– По делу? У вас что-то случилось? – Посерьезнел я.

* * *

Двумя часами ранее. Особняк Кулыма.

– Вижу, что ты уже пошел на поправку, – улыбнулся Кулыму Косой. – Ходишь сам, хоть и с палочкой. За столом сидишь. Да и выглядишь вполне себе бодрячком. Рад, что выздоравливаешь.

– Я бы радовался гораздо сильнее, если бы твой бывший босс не приказал одному из своих киллеров вальнуть меня прямо средь бела дня, – ехидно заметил Кулым.

Они сидели в широкой гостиной комнате Кулымова дома, пили чай. Кулым пока что воздерживался от алкоголя, потому потягивал некрепкий чай, настоянный на каких-то чудесных травах. Напиток этот подарила ему когда-то Маринкина мамка. Сказала, что он стабилизирует ауру. Кулым, конечно, вовсе это не верил, однако напиток и правда оказался вполне приятным на вкус. Косому же, авторитет предложил виски, но тот отказался. Попросил кофе.

Косой выглядел невыспавшимся. Да и вообще, по мнению Кулыма, он несколько изменился с последней их встречи. Скромный костюм новоиспеченный авторитет заменил на более дорогой, итальянский. Если раньше он носил кожаную повязку на раненом глазу только время от времени, то сейчас, кажется, совсем не снимал ее. По крайней мере, на людях

«Показывает свой авторитет, – подумал Кулым. – Старается соответствовать новому статусу. Ну и скрывает слабости. М-да… Как бы я ни относился к Косому, черемушенские попали в сильные руки. В руки опытного мерзавца.»

– Твой товарищ Летов замочил Седого, – буднично пожал плечами Косой. – Не без моей помощи, конечно. Но можешь считать, что Седой получил по полной за свои наглость и тупость.

– Угу-у-у-у… – Хрипловато протянул Кулым. – И как идут дела в организации?

– Прекрасно. Все, кто были под ними, теперь подо мной. Потому я и приехал, собственно. Поговорить со вторым авторитетом, оставшимся рулить на черемушках.

Кулым хмыкнул.

– И чего же ты хочешь, пацан? Чего тебе от меня надо?

– Договориться, всего-то на всего. Ты уже не молод, Кулым. А в городе нынче наступают сложные времена. Сложные для всех.

– А когда это они, времена, были простыми? Особенно для нашего брата?

Косой замолчал, потирая аккуратное ушко маленькой кофейной кружки, стоящей перед ним, на фарфоровом блюдце.

– Да и угрозы на меня не сильно-то работают, – дополнил Кулым.

– Я не собирался тебе угрожать.

– А то я и не слышу.

Косой протяжно засопел.

– Я не хочу нового раскола внутри банды, Кулым. Скорее наоборот. Хочу сплочения. Хочу сделать черемушенских одним монолитом. Крепким орешком, который не разгрызть. А для этого, нам с тобой нужно сотрудничать. Как раньше, как на заре нашей организации. Когда каждый был друг за друга горой.

– Вот как, – выдохнул Кулым. – Говоришь ты, конечно, разумные вещи. Но на каких условиях ты собираешься работать?

– Почему ты всюду ищешь подвоха? – Косой изобразил обиженный вид. – Не уж то так сильно не доверяешь мне?

– А ты забыл, что три недели назад меня пытались прикончить собственные «партнеры»? Да и ты, знаешь ли, показал себя не очень надежным… хм… товарищем, если вспомнить твои терки с Седым.

– Не товарищем, а подчиненным, – поправил его Косой. – Тут ты прав. Подчиняться я не очень люблю. Именно поэтому я и свалил из КГБ.

– Нет, Слава. Я вижу тебя на сквозь, – Кулым ухмыльнулся. – Тебе там, в комитете, было не место, это действительно так. Но не потому, что ты не уважаешь субординацию или не умеешь подчиняться.

– Вот как? – Косой сплел пальцы на животе. – Даже интересно, какое у тебя мнение по этому поводу.

– Доблести в тебе нет. И самопожертвования. Ты обычный шкурник, как и все мы. Таким там и правда не было места.

– Пусть так, – согласился Косой. – Ну и что? Где теперь все эти комитетчики? А я скажу где. Трясутся за собственную шкуру, оставшись без защиты государства. Бояться, что их достанут за прошлые делишки. Так что, где они, а где я. Где мы с тобой.

Кулым хмыкнул снова. Подался вперед, ближе к Косому.

– В аду, – сказал он зловеще. – Мы с тобой в аду, Слава.

Косой почувствовал, как под мудрым взглядом старика, у него мурашки побежали по спине. Бандит удивился этому, но, конечно же, не выдал своих настоящих чувств. Быстро выбросил из головы неприятные мысли, которые навеяли ему слова Кулыма.

– Мы с тобой отвлеклись, – торопливо перевел он тему. – Я предлагаю сотрудничество. На тех же условиях. У тебя остается твое, у меня – мое. Вместе мы рулим Черемушками. Вместе выручаем друг друга, если какая-нибудь мразота решит сунуть нос в наши дела. Кроме того, у меня есть еще одно предложение.

– Какое?

Косой устроился поудобнее на своем месте. Отпил кофе.

– Давай смотреть правде в глаза. Ты уже немолод, Кулым. Неизвестно, сколько еще проживешь. Надо кого-то ставить вместо себя. Кто-то другой должен рулить черемушенскими, когда ты уже не сможешь.

– Вот как? И ты намекаешь на себя? – Хитровато улыбнулся Кулым.

– Да. Конечно, передавать, так сказать, бразды правления надо аккуратно, постепенно. Чтобы переход выглядел естественно. Будто произошел как бы сам-собой.

Косой замолчал, подождал немного, что же ответит на это старик. Кулым молчал.

– Что бы все было еще более гладко, неплохо было бы вдобавок кое-что нам с тобой замутить, – продолжил Косой, когда старик так и не ответил.

– Что замутить?

– Породниться, – улыбнулся Косой. Сколько там Маринке лет? Девятнадцать? Моему вот двадцать один стукнуло. Нравится ему Маринка. Уже не раз братва мне передавала, что он у них за нее выспрашивает.

Кулым задумчиво молчал. Убрав улыбку с лица, Косой добавил:

– Ну так что? Что скажешь на такое?

* * *

Из ГАИ я вернулся часам к четырем вечера. Договор мы подписали, перерегистрировали машину на меня, заплатив все пошлины. Теперь пассат был моей машиной в полном смысле этого слова. И даже ехалось на ней как-то иначе. Если раньше все же было у меня чувство, что я катаюсь на чужой, как бы взятой взаймы машине, то теперь оно исчезло. Другое чувство, чувство собственности заняло его место и приятно грело душу.

Вот только теперь нужно отремонтировать и продать пятерку. Не забыть заехать к моему знакомому мастеру, что живет за городом.

Припарковав машину на стоянке, я вернулся в контору. Уже с порога услышал какой-то спор, который вели между собой рабочие.

– Да я ж говорю, тут сетку надо стелить. Сетку! – Звучал знакомый голос. – Без нее штукатурка у тебя вся обвалиться!

– Если хорошая, то не обвалиться!

– Да где ты, дружище, в наше время, видал хорошую штукатурку⁈

– Че за шум, а драки нет? – Зашел я к рабочим.

Штукатур – невысокий и щупленький мужичок, похожий на цыганенка, спорил с кем-то по своей рабочей части. Я быстро узнал второго спорщика. При виде него нахмурил брови.

– О, здорова, Витя, – обернулся ко мне Егор. – Че, как жизнь молодая?

Глава 14

– Идет потихоньку, – сказал я хмуро.

Штукатур похожий на цыганенка, увидев мою реакцию, как-то недоуменно посмотрел сначала на Егора, потом на меня. Выглядел он, почему-то сконфуженным.

– А ты че, Витя, смотришь так, будто я тебе денег должен? – Добродушно рассмеялся Егор.

Рабочие, что еще трудились в прачечной, затихли. Бригадир-каменщик, до этого погонявший своего подмастерье, обернулся на нас. Остальные мужики тоже поглядывали, словно бы чувствуя, что с незнакомцем, пришедшим в прачечную, что-то не то.

– Пойдем покурим, – сказал я Егору, чтобы вывести того на разговор.

– Ага, давай, – торопливо согласился тот, понимая, в чем дело.

Мы пошли на задний двор. На дворе царил беспорядок, который всегда бывает, когда затеваешь ремонт: у бетонного забора стояли в нестройной стене сложенные кирпичи; кучи песка и гравия лежали у котельной; старая сетка от койки, подпертая доской, высилась над песком; у куч лежало большое, сбитое из досок и листа жести корыто, чтобы замешивать раствор; посреди двора стояла тракторная телега, полная битого кафеля.

Я отвел Егора за телегу. Бывший киллер тут же достал свой космос, стукнул пачку по донцу, высвобождая фильтр сигареты. Отправив ее в губы, он стукнул снова, предложил мне.

– Не курю, – напомнил я.

– А, ну да. Мы ж с тобой не покурить, а поговорить выбрались. Кстати, а мужики-то, рабочие эти, ниче такие. Нормальные. Штукатур у них, правда, неопытный. Он еще даже за мастерок не взялся, а я уже вижу, где может налажать.

Егор стал шаркать колесиком зажигалки, пытаясь выдавить из нее огонек.

– А… сука… Да че с ней, – бывший киллер осмотрел почти полный бачок газа. Потом вздохнул. – Понимаю, Витя, у тебя вопросы. Отвечу на все, что спросишь.

– Почему ты остался? Зачем вернулся?

Егор все же умудрился подкурить, затянулся и выдохнул табачный дым. Потом закашлялся.

– А, зараза! Промокли, что ли?

Я не торопил, пока киллер выкидывал сигарету. Потом он развернул пачку на полную, стал выбирать другую. В этот раз его зажигалка сработала нормально.

– Да пришлось, – начал он наконец. – Думал, что свалим со Светой. Но вот… Остались.

– Почему?

– Мамка у нее… – Помолчав, проговорил Егор, – колхозница. В совхозе каком-то недобитом работает. В станице под городом. В какой, я уже забыл. Ну и, сам понимаешь, несладко ей. До пенсии остался год, а денег нету. Уже третий месяц не платят. Света ей помогала деньгами. Ну я ей, мол, поехали, а она ни в какую. Как мамку, говорит, оставить? Не хочет уезжать.

– Ты сказал, Светка не местная, – напомнил я. – Что она не отсюда.

– Ну… ну да, не отсюда, – поторопился ответить Егор. – С деревни, под Армавиром. А я что, про это тебе не рассказывал?

– Нет.

– Ну вот, – он вздохнул. – Рассказываю. Короче, не так просто там все.

Торопливость в его ответе показалась мне немного подозрительной. Хотя, Егор, вроде, до этого почти не врал, и все то, что он говорил о себе и своей прошлой жизни, на поверку оказалось правдой. Тем не менее что-то в его поведении меня смущало.

– Тебя могут искать, Егор, – холодно проговорил я, не выдав своих подозрений. – Мясуховские тебя знают. Если увидят в городе, будут проблемы, и у тебя, и у Светы.

– Я знаю.

Добродушное выражение исчезло с лица Егора, он стал серьезным и даже мрачным.

– Я очень осторожен, Витя. Но щас по-другому никак. У мамки ее вообще беда. Сидит, жрать нечего. Мужика нету, а ей одной с огородом тяжко. Светка помогает. А если уедем? Кто ж тогда поможет? Короче. Я Светкиной мамке все твои деньги отдал.

– М-да, – засопел я. – Че, все так у вас со Светкой серьезно?

Егор молча покивал.

– Любовь-морковь, – почему-то грустно ответил он. – Светка за меня готова и в огонь, и в воду. Знает, что я не подарок, но ей по фигу. Знаешь, Витя, когда в жизни сталкиваешься с предательством, мало кому хочется доверять. Но, когда встречаешь по-настоящему верных людей, начинаешь ценить их в три раза сильнее. Светка для меня такое сделала, что в долгу я теперь перед ней. И как перед моей женщиной, и по-человечески тоже.

– Тут ты прав. Действительно, верных ценишь гораздо сильнее, – ответил я.

Мы помолчали. Егор почему-то сделался грустным. Показалось мне, что странная эмоция мелькала на его лице время от времени. Была это, то ли грусть, то ли… Отвращение? Бывший киллер поглядывал на меня, и на миг губы его кривились, словно попробовал он что-то кислое и противное.

– Че такое, Егор? Че ты, как соли нажрался?

– Да ниче, – отмахнулся он. – Башка болит. Все, хе… «похмелье», после нашей с тобой гулянки на бетонном заводе никак не пройдет. Стряс, Витя. Ну это по фигу. Короче. Работа мне нужна. Бабла нету. Все мамке Светкиной отдал. Мы договорились, что она это растянет, пока мы со Светой на новом месте на ноги не встанем. Тогда она сможет мамке отсылать денег. А пока нам самим надо заработать. Заработать на билеты. Что б жилье снять на новом месте. На жратву, ну и так далее. Короче, возьмешь меня штукатуром? Я, если надо, могу и разнорабочим подрабатывать. Ну, если тебе тот штукатур, с бригады, больше по работе понрвится.

– А че ты ее мамке все деньги отдал? Мог бы оставить себе и Светке на билет. Там три куска зелени, Егор.

Показалось мне на миг, что Егор будто бы растерялся. Зрачки его забегали, но бывший киллер как будто бы взял себя в руки, торопливо заговорил:

– Да ты ж знаешь, что щас черте че с деньгами твориться. Завтра один курс, сегодня другой. Ни черта непонятно, богатый ты, или уже с дыркой в кармане. Да и беда у Светиной мамы. Крыша прохудилась, течет, когда дождь. Штукатурка с потолка сыплется, как снег зимой. Я ей добавил на ремонт. А то так жить невозможно. Дом-то старый. Из говна и палок, – он рассмеялся. – В прямом смысле. Турлучный. Ну и вот.

– Егор, – заглянул ему в глаза. – Короче, давай по-честному. Нужна работа? Возьму. Но я должен знать, что ты мне не врешь. Что то, что ты сказал – правда, от первого до последнего слова.

Лицо Егора сделалось каменным и безэмоциональным. Пытался ли он так скрыть свои истинные эмоции намеренно, или сыграло в нем то мужское чувство собственного достоинства, когда нельзя показывать чужим людям свои переживания, сказать было сложно.

Тем не менее я не мог пустить все на самотек. Если уж пришел, пусть работает. Ремонт нам нужно завершить как можно быстрее. Однако спускать с него глаза я не буду. Хоть его история и выглядит правдивой, какой-то он все же странный. Дерганый, что ли. Правда, Егор делом доказал, что он может быть надежным человеком. Я прекрасно понимал, что без него не смог бы провернуть ту аферу на бетонном заводе. Прогнать его сейчас было бы гадским поступком.

– Не вру, Витя. У меня щас действительно сложности, и придется остаться тут, в городе. Не надолго, на месяц, может полтора. А потом уедем.

Я покивал.

– Хорошо. Но имей в виду, Егор, если с тобой будут хоть какие-то проблемы, любые, я буду вынужден принять меры. Я не могу подставлять под удар Фиму и Женю со Степанычем.

– Я понимаю, – сказал он, помолчав, и мне показалось, что в голос его вплелись какие-то горькие нотки.

Еще с вечера, когда Степаныч вернулся домой, мы договорились с ним съездить на рыбалку. Планировалось все это дело на следующее утро. Мы решили, что посидим на прудах, которые видели, когда ездили за СВД, а потом избавимся от плетки. После обеда вернемся домой.

– Ты где пропадал? – Спросил я, когда часов в десять вечера Степаныч пришел домой.

– Да так, – отмахнулся он. – Снасти готовил. У меня ж там много че есть: донки, телескопички есть. Ну и старые мои любимые бамбуковые удилища. А вот пару месяцев назад, на рынке, даже спиннинг взял. Еще не пробовал его. Вот, хоть посмотрю, как это добро работает.

Когда утром следующего дня мы подъехали к Степанычеву гаражу, который стоял почти тут же, за домом, в стройном ряду других, дебелых гаражиков из белого кирпича, я понял, что старик лукавил.

– Спининги, значит? – хмыкнул я, когда Степаныч открыл пустой гараж.

Там, рядом с автомобильной ямой, стоял свежесколоченный ящик – гробик, для винтовки СВД.

– Ты этим вчера весь вечер занимался? – Спросил я. – Снова ее законсервировал?

Степаныч не ответил толком. Он только покивал и пробурчал себе что-то под нос.

– Степаныч, ей же хана. Начерта ты ее опять хранить собрался? Мы же с тобой договорились.

– Витя, – глянул ох угрюмо. – Это моя вещь. Я сам решу, как с ней обходиться. Да и вообще, если б не ты…

– Если б не я, ты бы так и носил эту гирю на душе. Давай поступим, как я предлагал. Утопим ее где-нибудь в речке, и дело с концом.

– А если опять понадобиться? – Не унимался Степаныч.

– Не понадобиться. Я понимаю, что просить тебя откопать ее было неправильно. Мы тебе только старую рану разбередили.

– Ай… – Он махнул рукой. – Да ну, Витя. Так это же надо было, что б от Обороны отвести беду. Нормально все. Другого выхода тогда мы не видели. Но только я не согласен топить винтовку. Пусть лежит, где лежала.

– Зачем?

Степаныч, остолбенел, будто бы пораженный моим вопросом. Пару мгновений он старался найти, что ответить. Потом отвел взгляд, поджал свои полные губы.

– Пусть лежит, где лежала, – ответил он хмуро.

– Ладно, – вздохнул я. – Дед упрямый, вот ты кто.

– Не упрямей тебя, – помягчал голосом Степаныч.

Вместе мы взяли снасть, сунули в машину, заложили в багажник ящик с винтовкой. Судя по тому, что этот контейнер получился меньше старого, Степаныч разобрал оружие, чтобы проще было перевозить. Часов в девять утра мы выехали на рыбалку.

* * *

В это время. Армавирский ОВД

Оперуполномоченный Шелкопрядов устало оперся о столешницу своего рабочего места. Потом он протер глаза, глянул на тумбу. Там, в большой эмалированной кружке, покоящейся на разделочной доске, закипала вода. Маленький кипятильник натужно работал, свешивая свой черный хвостик электрошнура, протянувшийся к старой розетке. Рядом, на тумбе, ждала своей очереди полупустая жестяная банка Кафе Пеле. Красная ее крышка, правда, давно потерялась.

Леха – коллега Шелкопрядова взял крышку, чтобы положить туда отраву и загубить, наконец, надоедливую мышь, подъедавшую уголовные дела, что хранились в больших картонных коробках на стеллажах кабинета. Крышка исчезла, а мышь не сдохла и продолжала делать свое черное дело: отмазывать преступников, уничтожая бумажные доказательства, объяснения и справки со скоростью чуть ли не измельчителя для бумаги.

Шелкопрядов с тоской посмотрел на банку. Потом подвинул к себе печатную машинку. Устремил взгляд усталых глаз на маленькие буковки текста протокола, подкрутил бобину, нацелив боек машинки на пустую строку.

Дверь в кабинет открылась, и вошел Леша. Опер принес большую стопку бумаг и несколько уголовных дел.

«Висяки, небось» – с грустью подумал Шелкопрядов, глядя на тоненькие папочки.

– Ну че там, Леш? – Спросил он.

– Кофе сделал?

– Да не. Не закипела еще.

Полноватый Леша протиснулся между своим столом и стеллажом. Положил папки, тяжело сел.

– Тут ориентировки пришли, – сказал он. – Новые.

– Какие? – Спросил Шелкопрядов, не думая даже изображать заинтересованность.

Тем не менее он встал из-за стола, но больше для того, чтобы выключить вскипевшую воду.

– А вот, гля.

Шелкопрядов вытащил вилку кипятильника из розетки. Вздохнул. Потом подошел к столу. Взял первую ориентировку с фотороботом. Вчитался.

– Егор Геннадьевич Гаюнов, – прочитал он вслух. – Так, по УДО. Ого. Нормальная такая статья.

– Ага, – поддакнул Леша. – По УДО вышел. На условке болтался. Месяц как на свободе. Вроде, сначала, отмечался, отмечался, а потом исчез. Вот, в розыск объявили.

– Угу, – равнодушно промычал Шелкопрядов. – А это кто? О…

Он взял другую ориентировку с фотороботом женщины.

– Разбойное нападение? Ни фига себе, – хмыкнул он. – Ты гля.

Он показал ориентировку коллеге.

– Да кого она ограбить-то может? Ты посмотри на рожу. Ее, видать, ветром сдувает, когда по улице идет. Вон, щеки вваливаются.

Леша отложил бумажку по Гаюнову, взял из рук Шелкопрядова другую, с фотороботом женщины.

– Гаюнов, значит, – задумчиво сказал Шелкопрядов, когда его взгляд упал на первую. – Ну ладны. Будем посмотреть.

* * *

– И че ты будешь на спиннинг свой ловить? – Спросил я, заворачивая с Урицкого на Советской Армии. – Там же, небось, силявки одни плавают.

– Да похеру, че там плавает, – улыбнулся Степаныч. – Посидим просто так, хоть отдохнем. А мож, чего и наловим. Я тада засолю.

– Если че и наловим, то, скорее, котам на корм.

– Ну хоть попробую зашвырнуть его пару раз, – сказал Степаныч. – Мне мужик-продавец сказал, что он снасть на сто метров метает. Какая-то на нем крутая американская катушка стоит.

– Да какая она американская? Китайщина какая-нибудь.

– На ней че-то по-американски написано.

– А если б было по-китайски, ты б купил?

Степаныч задумался.

– Нет. Нахрена мне это хламьё?

Ничего не ответив, я только засмеялся.

Перед нами медленно плелся большой самосвал. Норовя его обогнать, я на автомате глянул в зеркало заднего вида, чтобы проверить, не идет ли и там кто-нибудь на обгон. Сразу увидел, как из-за семерки Жигулей вынырнула на встречку и промчала четыре машины разом черная БМВ 525i. Водитель выдавливал, из, в общем-то, не новой тачки всю мощь ее двигателя, да еще и в городе. Обратно в свой поток он нырнул, только когда до встречной машины оставалось метров пятьдесят.

– Долбо#б, – тоже заметил его Степаныч.

– Ну.

Как только встречка промчалась, бэха тут же вынырнула из потока, снова зарычала движком, набирая скорость. Водитель промчал весь автопоток, поравнялся с нами. Машина была наглухо тонированная. Редкость для нынешнего времени. Вероятно, пришла из-за границы уже с полной тонировкой.

Внезапно бэха внаглую вклинилась между мной и самосвалом. Без поворотника она просто дала по тормозам так, что свистнули шины, и стала подрезать меня, стараясь впихнуться обратно в поток.

– Пи#ор, мля, – прошипел я, вдавливая тормоза в пол, чтобы не ударить свой пассатик об жопу этой наглой тачки.

Сзади тоже свистнуло, я увидел, как девятка, шедшая за нами, резко затормозила, чтобы не угодить уже в меня. В следующее мгновение, когда девятка почти замерла на дороге, то внезапно дернулась. Раздался грохот удара. Это следующая за ней машина не выдержала торможения и поцеловала ее в багажник. Обе тачки застыли на проезжей части, позади началась пробка.

Я тут же посигналил водителю бэхи, который плелся за самосвалом и ждал, пока пройдет встречка. Потом я стал моргать ему фарами.

– Дебил, сука, – зло проговорил я.

Я не удивился, когда окно опустилось, и из салона БМВ, с водительской стороны, показалась рука. Рука указала мне припарковаться. Бэха зажгла поворотник, но теперь машина еле тащилась по дороге, пытаясь не дать мне набрать скорость.

– Да ну его на хер, – пробурчал Степаныч. – Поехали, обгоняй.

В следующее мгновение БМВ резко дала по тормозам, пытаясь спровоцировать столкновение со мной.