Текст книги "Шофер. Назад в СССР. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 13

В последний момент Матвей успел закрыться рукою. Удар пришелся ему в предплечье. От неожиданности Серый выстрелил. Пуля ушла куда-то вверх.

Палка переломилась. Кусок попал Матвею в лицо. Он не вскрикнул, только глухо замычал, отшатнулся, болтая головою.

Терять времени было нельзя, и я бросился на Серого. Нырнув ему под руки, сбил толчком плеча в солнечное сплетение. Воздух с хрипением вырвался из груди Серого, и мы рухнули на подстилку сухих листьев. Стали бороться между стволами деревьев.

– Падла! Убью! – Закричал Серый, едва успев чуть-чуть продышаться.

Наган он все еще сжимал в отброшенной куда-то за голову в руке. Пытаясь нацелить его в меня, Матвей напрягся, поднял руку.

– Лежать, – прошипел я сквозь зубы и схватил его за предплечье, сжал, не давая ему навестись.

Серый выстрелил во второй раз. Слышал я, как пуля с характерным звуком рикошета угодила куда-то в дерево.

Бороться с Матвеем сейчас было тяжело. Подстреленная дробью рука ныла. Я чувствовал, как под повязкой намокло, а сама она неправильно съехала вниз, к локтю. Стесняла движения.

В полной темноте было почти ничего не видать. Фонарик, что Серый потерял, когда я налетел на него, освещал кусок посадки где-то позади. Передо мною мелькал светло-серый калейдоскоп картинок: бледное Матвеево лицо, светлая его тельняшка, мельтешащие руки.

– Убью суку! – Процедил он.

Сидя на Сером, я подался чуть назад. Схватив вооружённую его руку, я пытаясь отделаться от другой, что вцепилась мне в ворот рубахи. Дернул что есть сил, затрещали пуговки, и рука его ушла куда-то в сторону. Тогда я напрягся и от души съездил Матвею по лицу правой. Он тут же обмяк.

– Это тебе за падлу, – проговорил я хрипловато. Потянулся было к его руке, чтобы забрать пистолет, но Серый быстро пришел в себя. Снова стал бороться, вцепившись мне в одежду.

– Это тебе… – натужно прохрипел я, – за суку!

Извернувшись, я ударил его по лицу второй раз. Правда, теперь вышло слабее из-за неудобного положения.

– Убью! —повторил он снова, но теперь странным булькающим голосом.

В следующий момент Серый потянулся за наганом второй рукой, захотел перехватить. Я вцепился ему в кисти, чтобы не дать этого сделать. Тогда мы перекатились боком. Почувствовал я, как наткнулся спиной на какую-то неудобную корягу.

Я собрал все свое внимание на пистолете, чтобы не дать Серому воспользоваться им снова, для этого поднял глаза кверху, к нашим рукам, что сплелись там в борьбе за оружие.

Когда что-то сильно ударило мне в челюсть, я не сразу понял, что произошло. Удар тупой болью прокатился по всей голове, отшиб на мгновение слух и зрение. Только осязание осталось при мне. И понимал я, что проигрываю в борьбе за наган.

Руки, горевшие от натуги, скользили, вдобавок, от пота. Серовские запястья выкручивались из моих пальцев.

Только когда я проморгался, то понял, что ударил меня Матвей лбом в подбородок. Это дало ему преимущество. Матвей перехватил ствол левой рукою и опустил, куда-то мне под живот. В последнее мгновение я схватился за теплый металл нагана.

– Убью… – Протянул сквозь зубы в последний раз, а потом хлопнул выстрел.

* * *

Маша не находила себе места. Прежде чем ее закинули домой на милицейской машине, рассказал ей Игорь, куда поедет. От его слов у нее засосало под ложечкой.

Хотела она, было поперечить Игорю, сказать, что не нужно ему бросаться снова в пекло. А вдруг, что выйдет не то? Вдруг случится беда? Однако при чужих мужиках, при милиционерах, не решилась она с ним спорить. Прошептала только Игорю на ушко, что против того, чтобы он ехал с ними.

– Да чего со мной случиться-то? – Шутливо ответил он, прижимая к себе Машу в тесном, наполненном людьми салоне уазика, – не дрейфь. Поеду с ними, а там глянем.

И хоть Маша понимала, почему она постеснялась, сейчас она жалела об этом. Сидя в маленькой комнатке за квадратным кухонным столиком, она думала об Игоре. Глядела на отрывной календарик, что висел на стенке.

Не сразу поняла она, что бабушка забыла оторвать страничку. Маша поднялась со своего места и с хрустом вырвала из календаря вчерашний день. Разминая шершавую желтоватую бумажечку в руках, села она на место.

Внезапно за двором кто-то посигналил.

– Маш, – встала бабушка со своей кровати, – слышь? Чего, нам, что ли, сигналят?

– Да! – Радостно воскликнула Машка, вскочив со стула, – то, небось, Игорь уже вернулся! Заехал ко мне рассказать, как все прошло!

Радостная, наплевав на свой неряшливый домашний халатик, побежала Машка на двор. Выскочив из низенького проходика хатки, застыла она на месте.

Это был не Игорь. Видела она сквозь жердочки низкого их забора, что стоит за двором белая волга. Ее кузов светлым пятном проступал в темноте, которую едва разгоняла уличная лампа.

Маша нерешительно помяла в руках вафельное полотенце, которым хотела стереть со стола, да впопыхах забыла бросить дома.

Задняя дверь волги открылась. Наружу выбрался высокий мужчина, одетый в джинсы и футболку. Когда он покинул машину, вышел и водитель, стал у распахнутой двери, закурил.

– Маш! Маша! – Услышала она знакомый голос, – выходи пошалуйста!

– Ты как узнал, где я живу? – Крикнула Маша строго.

– Фыйди! Просто поговорим и фсе! Это срочно!

Маша вздохнула. Сунула полотенце в кармашек своего халата. Опасливо пошла к забору, но за калитку выходить не спешила.

– Прифет, – приблизился немец Клаус Рихтер. Положил руки поверх заборчика. Его белозубая улыбка будто бы светилась в темноте

Маша не ответила, строго поглядела на иностранца.

– О! – Вдруг встрепенулся он, – ein moment!

Немец вернулся к машине и достал с заднего сидения большой букет.

– Это фам! – Пошел он к Маше.

– Ты как узнал, где я живу?

– О… мой друг, – указал он на мужчину-водителя, – мне помогайт фас отыскать. Он хорошо снает фашу эм… как это по-русски? Das dorf! Терефню!

– Станицу, – поправила его Маша.

– А! Та!

Маша сердито глянула на водителя. Низкорослый с грубоватым, как ей показалось лицом, он зевнул так, будто ни немца, ни ее тут не было. Потом с хрустом почесал щетинистую щеку.

– Здравствуйте! – Спросила Маша у него, – а я вас знаю⁈

Водитель глянул на нее тяжелым взглядом. Не ответив, сел в машину. Захлопнул дверь.

– О! Простите его! – Разулыбался Рихтер, – он мой профодник тут, in der UdSSR. Sein name ist Виктор. Он немношко не раскофорчифый с другими. Только со мной гофорит.

– Езжайте домой, Клаус, – вздохнула Маша, – уже поздно, а я очень устала.

– О! Нет-нет! – Растерянно улыбнулся немец, – я фас сегодня никуда не приглашайт… Фернее… Сегодня нет. Nein. Но сафтро фечером, софу фас ins restaurant. В ресторан. В фаш город.

– Я не могу завтра, – сказала Маша холодно, – у меня работа. Хорошего вечера.

Маша пошла, было к хате, но тут же услышала:

– Nein! Не уходите!

Следом раздался стук открываемой калитки. Маша испуганно обернулась.

* * *

Я почувствовал, как горячая кровь пропитала мне штанину. Пистолет, который упал ко мне из рук Матвея оказался липким и скользким.

– М-м-м-м-м-м-м… – Замычал Серый, откинув голову назад.

Я торопливо отполз от него. Прислонился к стволу небольшой березки. Стал ощупывать свой живот, а нет ли раны. Раны не было. Я понял это очень быстро. Зато был раненый.

Матвей Серый корчился передо мной на земле, зажимая руками внутреннюю часть бедра. Руки его были в черной от темноты крови. Брюки, увлажнившись, облепили ногу.

Когда мы боролись, Матвей случайно выстрелил и пробил себе ногу с внутренней стороны, где-то между пахом и коленом.

Ругаясь матом, он ворочался в сухой листве, расталкивал ее спиной и здоровой ногою.

– Замри, – поднялся я, – кровью истечешь.

– Пристрелю… Землицын… – Прошипел он сквозь зубы, запрокидывая от боли голову.

– Уже пристрелил. Только вот себя. Крови много, – я снял рубашку, стал вытирать ей наган, – видать, задел артерию. Минут через двадцать помрешь.

– Нога… Болит… – Стиснул он зубы.

– А как же? Конечно, болит.

Я сунул пистолет сзади, за пояс, поднял с земли горящий фонарик.

– Дай гляну, – осветил я рану Матвея.

Между измазанных темно-красным грязных пальцев Серого толчками пробивалась кровь.

– Плохо дело. Точно артерия, – я встал, – эх… Машку бы сюда.

Я начал ходить вокруг Серого, искать в листве палку.

– Чего ты делаешь? – Глубоко дыша, спросил он, – чего ищешь?

– Помалкивай. Будешь много болтать – крови больше вытечет.

Отыскав кусок той самой палки, которой и огрел Серого, я привязал к ней рукава моей рубахи.

– Ты чего это? – Испуганно глянул на меня Серый.

– Давай ногу тебе приподнимем. Только аккуратно, – опустился я рядом с ним.

Матвей шипел и кряхтел от боли, пока я прилаживал к ране мою импровизированную шину. Подняв рубашку над ранением, я стал закручивать рукава штопором при помощи палки. Стягивать тем самым артерию,

– Ай! Ай! Мммм! – Застонал Матвей, – больно!

– Терпи, сученышь, – сплюнул я, глянул на Серого.

По его щекам покатились слезы боли.

– Вот как выходит. Значит, в людей стрелять, пистолетом угрожать, это ты можешь, а потерпеть боль, так расплакался, как баба.

– Почему? – Глядя дурными глазами на свою окровавленную ногу, спросил Мятый, – Почему это ты? Зачем это ты?

Я не ответил. Глянул на него волком и дальше стал молча накручивать шину.

– Сейчас я закончу, – ответил наконец я холодно, – схватишься за палку и будешь держать, что есть сил. Доберемся до машины и поедем в больницу. А тогда уж и милиция подоспеет. Я позабочусь.

Матвей не ответил. От потери крови лицо его побелело. Сильнее проявилось в темноте.

– Дурак ты, – сказал он вдруг, – ты это зачем? Я, значить, убить тебя пытался, всю семью твою прикончить, а ты меня спасаешь?

Я снова на это не ответил. Поджав губы, продолжал закручивать рубашку.

– Я ведь не отступлюсь, – сказал он, – не отступлюсь, Землицын… Я ведь вернусь за матерью в Красную. И тогда уж…

– На, держи крепко, – указал я ему на палку, и тот схватил ее грязными руками, скривился от боли.

Я выдохнул, достав наган из-за пояса, сел с Серым рядом. Смахнул пот со лба и сплюнул кровь из разбитых губ.

– Я ж все равно выйду. И запомню, как ты мою жизнь всю поломал, – сказал он угрожающе, – запомню… На всю жизнь запомню… И приду… Меня надолго не закроють. Моть на год… А моть на три. А моть, и на шесть! Все равно вернусь! Поубиваю вас всех к едрени-фени! – Распалялся он в бессильной своей злобе, – а начну с матери твоей! Или с сестры!

Не выдержав я вскочил, наставил на него наган.

Закипело во мне острое желание положить конец тому, кто хочет зла моей семье. Воля отказала начисто. Будто и не было ее никогда. Осталась только тяга к тому, чтобы нажать на спуск.

– Подлюка… – прохрипел я не своим голосом, – откуда ж ты, такая подлюка, взялся?.. Все вы подлюки… Что ты, что брат твой…

Матвей вытаращил на меня большие свои глаза, раскрыл рот. Руки его, сжатые на палке затряслись то ли от напряжения, то ли от страха.

– А может, так оно и лучше будет, – сказал я и взвел курок.

Глава 14

– Ну тогда стреляй! – Матвей бросил шину и привстал на руках, полулежа, как-то испуганно отполз, – чего ждешь⁈

Я сжал зубы, прицелился Серому в голову. Казалось, сердце мое бьется так громко, что его стук перебивает все звуки кругом. Что сейчас, еще мгновенье, и оно не выдержит, выскочит из груди.

– Стреляй! Чего ждешь⁈

Глубоко дыша, я стал прижимать указательный палец к курку. Все сильней и сильней давил я, ожидая, когда же случится выстрел. Когда пистолетная вспышка кратко осветит посадку. Казалось мне, что сейчас я хочу этого больше всего на свете.

– Давай! Застрели меня!

Так оно будет и лучше. Ведь не могу же я оставить в живых такого паразита? А чего он сделал в жизни хорошего? Чего полезного? Кому помог? Кого уберег? Кому сделал добра?

Жену свою бьет, в людей стрелять не боится, психопат, одним словом! Да и брат у него тоже тот еще отморозок. Спекулянт. Одного они поля ягоды. Всех своих близких в больничку отправляют. Нагадят, как безмозглые звери, а я все за ними убираю. Все! Хватит!

Я с трудом сглотнул вязкую слюну. Заметил, как дрожит мушка нагана, наведенная Серому меж глаз.

Без него, без этой падали, мир станет только лучше. Только чище и светлей. И мать свою он не будет изводить. Наверняка ж изводит! Вон, в тот раз, когда работал я скорой помощью, почему Серой стало плохо? Из-за ссоры с сыном!

Ей тоже будет лучше, если этот ненормальный сгинет с концами! Если нет, сживет ее Матвей со свету. Рано или поздно сживет. Жену пальцем больше тронуть не сможет, а мать станет тиранить.

Так мало всего этого, он еще и на жизнь моей семьи решил покуситься… Подонок… Остальное все его зло для меня просто меркнет против этого. Тот, кто желает Землицыным зла, жить не должен.

Всем будет лучше. Правильно говорил тогда Вакулин, что с интриганами нужно их оружием бороться. А с психами, тогда – их оружием! С волками жить – по-волчьи выть.

– Стреляй, Землицын!

– С волками жить, – повторил я свои мысли, – по-волчьи выть.

Матвей посмотрел на меня перепугано. Весь затрясся от боли и страха. Шину он давно бросил. Она провисла, и кровь свободно сочилась из раны. Лицо Серого будто бы вытянулось, осунулось. Он глубоко и хрипло дышал.

– Чего ты плетешь, – сглотнул он очень громко и натужно, – чего такое плетешь⁈ Взялся за пистолет, так доводи дело до конца! Стреляй!

* * *

Россия. 1995 год.

– Игорь! – Суетилась вокруг меня моя жена по имени Галя, – ну мне уже все это надоело! Сколько можно⁈ Сколько можно сидеть без денег⁈

– Деньги у нас есть, Галя, – ответил я спокойно.

– Да разве ж это деньги? Вот у моих подруг мужья зарабатывают так зарабатывают! Вот там деньги!

– Не начинай, – отмахнулся я, – мы уже с тобой это обсуждали.

– Давай обсудим еще раз!

Сидя в большом кресле, я листал газету. На фоне бормотал телевизор Горизонт. Галя же, наряженная в домашний халат нервно слонялась туда-сюда по комнате, не находила себе места.

– Все люди как люди живут! Поднимаются! А ты что⁈ – Кричала она, – ты что делаешь⁈ Я уже устала! Берешься за не пойми какие дела! Защищаешь тех, у кого за душою ни гроша! А уважаемых людей обходишь стороной! Будто специально от больших денег шарахаешься!

– Я уже устал повторять, – не отрывая взгляда от газеты, сказал я, – я не выгораживаю бандитов.

– Да я и не прошу тебя выгораживать бандитов! – Замерла Галя посреди гостиной, уперлась руками в бока, – и без них уважаемых людей полно! Вот почему ты отказался защищать Никиту Сергеевича⁈ Я слышала ваш разговор в офисе! Его друзья предлагали тебе хороший гонорар за то, чтобы ты взялся за его уголовное дело!

– Потому что Никита Сергеевич – бандит, – глядя на Галю поверх газеты, сказал я, – и друзья его – бандиты.

Галя застыла, словно статуя. Выпучила на меня свои серые глаза, приоткрыла рот. Простояв так пару мгновений, она всплеснула руками. Мелко покачивая головой, тронула веки.

– И что ты? Боишься? Боишься их, бандитов? У нас сейчас такое время, дорогой мой, что кто боится, денег не зарабатывает! Вот ты и не зарабатываешь! Все потому, что боишься!

– Дело тут не в деньгах и не в страхе, – я вздохнул, – а в совести. Я не буду защищать бандита. Все. Точка.

Не сказав ни слова, жена вышла вон из гостиной. Я вздохнул снова, отложил газету. Взял продолговатый черный пульт, затянутый в кулечек. Стал щелкать каналы. По НТВ наткнулся на Куклы, оставил.

– Игорь! – Вернулась Галя, – я еще за границей ни разу не была! А у меня все подружки уже пол-Европы изъездили! Тебе не стыдно⁈

– А ты, когда замуж за меня выходила, выходила по любви, или думала, что буду я тебя по Европам возить? – Спросил я.

Жена застыла удивленно. Ничего не ответив, снова заходила туда-сюда по комнате.

– Ну ты же можешь лучше! – Наконец, заговорила она, – Ты умнее других, профессиональнее! Я же вижу! Ты можешь такие бабки зарабатывать! Ну согласись ты на это дело! Согласись! Как же ты не поймешь, что с волками жить – по-волчьи выть⁈

– Это ты не поймешь, Галя, – устало глянул я на нее, – потому я и лучше, что они – волки, а я – человек.

* * *

– Да чего это я, – вздрогнул я после внезапного воспоминания, – чего это я несу? Чего это я думаю?

Устало пошатнувшись, я опустил оружие. Матвей все это время полулежал, напряженный как струна. Теперь, глянув на меня в последний раз, без сил упал. Раскинул руки, запрокинул голову.

– От зараза, – выдохнул я, утирая пот со лба, – чуть грех на душу не взял.

На мгновение у меня даже голова закружилась. Я машинально отступил на шаг и наткнувшись на все ту же корягу, упал на задницу. С трудом выпрямился, сел, положив предплечья на колени и опустил голову.

– Нет, – прошептал я, – не по-человечески это… Не по-человечески.

С усилием я поднялся, щелкнул барабан нагана на пустую камору, опустил курок и спрятал оружие в карман, сам опустился к ноге Матвея.

Сухая листва вокруг нее намокла. Грязновато-серая в полутьме, она почернела от крови. Я взял палку и стал молча накручивать шину. Думать, как закрепить ее, чтоб не протекало.

– Вот зараза, – прошипел я, наматывая спираль шины на палку.

Когда закончил, принялся рукоятью нагана вбивать палку острым концом в землю. Получилось не бог весть что, но как-то держалось.

Хотя Матвей и потерял много крови, я все же надеялся довести его до больницы.

Потом пошел к Белке, чтобы развернуть ее на дороге и поставить с этой стороны, ближе к посадке.

Трасса была пустой. Только изредка промчится какая-никакая машина по дороге, мигнет фарами, да снова асфальт захлестнет вечерняя темнота.

Мотор Белки так и остался заведенным. Устало забравшись в кабину, я согнал машину с обочины, развернул и постановил ее задом к Армавиру, на той стороне дороги. Сам пошел к Матвею.

Когда нашел его в посадке, Серый уже пришел в себя. Слабо шевелясь, он бормотал что-то невнятное. Шину мою, конечно, завалил, и она снова ослабла. Сам же держать ее он и не пытался.

– Вставай, – опустился я к нему, – пойдем. Надо тебе в больницу, пока не помер.

– Чего ты… не застрелил меня?.. Почему?..

– Молчи. И так ослаб.

С трудом я взвалил на себя Матвея. Он при этом тихо застонал, захрипел, стал причитать о своей ноге. Внимательно обходя корневища и сучки, притаившиеся в подстилке, я пошел из посадки.

Забравшись на насыпь дороги, увидел я, как едет с того конца трассы милицейская машина. Как блестит вдали ее проблесковый маячок.

Уазик срулил на обочину, осветив нас с Серым фарами, прислонился к Белкиному носу. Из него тут же повыпрыгивали милиционеры.

– Игорь! Ты, что ли⁈ Мы слышали стрельбу!

– Я-я, тут была стрельба, – побежал я торопливо к их машине, – помогите. У меня тут Серый. Его надобно в больницу доставить.

Трое милиционеров кинулись ко мне, стали принимать раненого.

– Ничего себе тут крови! – Удивился Женя, – он че, подстреленный⁈

– Угу, – ответил я, погружая Матвея в салон, – бедренная артерия.

– Да как ты его? Как его нашел-то? Как поймал⁈

– Потом расскажу, – я отмахнулся, – быстрее его в больницу. Ни то помрет.

Мы погрузили Матвея в машину. В себя он так и не пришел. Потерял сознание еще когда я нес его к дороге.

Женя доложил Квадратько ситуацию и тот сказал, что сейчас прибудет на место. После мы отправили уазик в больницу. Минаев остался со мной. Стал расспрашивать о случившемся.

– Да ты что, с ума сошел⁈ – Закричал на меня Минаев, когда я в общих чертах описал ситуацию, – ты вот так, с Серым мимо нас проехал⁈ Ты знаешь, как это можно по закону расценит!

– Знаю, – глянул я на него хмуро, – еще как знаю.

– Ну и что теперь делать⁈ – Развел он руками, – почему ты не подал нам какой-никакой сигнал! Мы б его прям там и взяли!

– Так, просто не взяли бы, – Пожал я плечами, – я поступил правильно, Женя. Серый был вооружен, – я показал ему наган, – в тот раз я был у него под прицелом. Если б я попытался подать вам сигнал, если б вы дернулись, Серый застрелил бы сначала меня, а потом и еще кого-нибудь из ваших. Вот тебе и вся недолга. Никому этих лишних жертв было не надо.

– А как так вышло то, что вы с ним тут оказались? – Сказал он, принимая пистолет аккуратно, за мушку.

Ну я и рассказал Жене как все было.

– Подстрелил он себя случайно, – сказал я, – пока мы боролись. Ну я его и обезоружил.

– Вот черт психованный, – сплюнул Женя, – это ж выходит, он тебя на расстрел вел? Во зараза… Ты ж прошелся, считай, по кромке!

Квдартатько приехал где-то через полчаса. Вышел в сопровождении троих милиционеров.

– Как ты тут, Игорь? – Подошел ко мне майор, – не раненый? Целый?

– Целый, – сказал я понуро, – немного побитый, но не раненый.

Квадратько ничего не ответил. Остальные милиционеры стояли вокруг с каменными лицами, смотрели напряженно. Кажется, думали, что со мной делать. Может, сомневались.

– Я только с больницы, – наконец сказал Квадратько, – Серый в себя не пришел. Ему оказали первую помощь и теперь готовють в район, в реанимацию. Уж не знаю, доедет ли. Тяжелый он. Много крови потерял. Да и рана, вроде как, плохая. Очень плохая.

– Знаю, – я покивал, – артерия. Крови было много.

Я указал на свою майку, низ которой был вымазан большими пятнами, на брюки, на которых запеклась кровь.

Квдаратько вздохнул, приблизился ко мне и начал шепотом:

– Сможешь показать место, где все было? – Сказал Квадратько, – с района едут следователи.

– Смогу. Там это произошло, в посадке.

Он замолчал. Опустил глаза. Видать, стал размышлять.

– Знаю я, что ты думаешь, дядь Вань, – поднял я глаза на Квадратько, – что меня к тяжким телесным привлечь могут. А ежели он умрет, то к тяжким, повлекшим смерть. Следователи будут крутить как могут. Но ты не переживай. Я смогу себя защитить, ежели придется.

Квдаратько глядел на меня долго. Молчал. Наконец, он с досадою покачал головой, заговорил:

– Не надо никакого места показывать, Игорь. Покамест не надо. Отойдем, поговорим.

Мы зашли за Белкин кузов, и Квадратько сразу начал:

– Ты его подстрелил?

– Нет. Я рассказал Женьке, как все было. Могу изложить письменно, ежели надо.

– Мало этого, – покачал головой Квадратько, – очень мало. Из свидетельских показаний только ты и будешь. Никто больше ничего не видал. Матвей, ежели выживет, может наплесть что угодно. Выходит, твое слово, против егошнего. Наган тоже не улика. Весь кровью да грязью залитый. Мы его, конечно, дактилоскописту отдадим на экспертизу, но толку с того не будет. Вряд ли он чего-то на нем высмотрит.

– Тут нужна экспертиза другого толка, – глянул я на Квадратько, – экспертиза по выстрелу. Баллистическая, то есть. По траектории и раненому каналу можно распознать, что был-то самострел. Что под таким углом ствол находился, что я никак не мог стрелять в Серого.

– А ты чего? – Удивился Квадратько, – знаком с криминалистикой, что ли?

– Интересовался немного.

Квдартатько задумался.

– Да все равно этого мало, – всплеснул руками майор, – как ты ее, эту экспертизу проведешь? Матвей будет незнамо, сколько в реанимации лежать! Эх… – Он отмахнулся, – М-да… Ситуация тут, что шахматный пат! Черт знает, что делать!

– Все будет хорошо, – сказал я спокойно.

– Ладно, Игорь. Погоди тут.

Квадратько вышел из-за Белки, стал приказывать остальным ждать здесь. Сам же он распорядился, что со мной поедет в отделение, чтобы я дал объяснения по случившемуся.

– Немедленно меня вызвать, – сказал он, – как только следователи с району нагрянут. Я тут же подбегу!

Взять решили Белку, а уазик оставили на месте нашего с Матвеем поединка.

В отделении сначала рассказал я Квадратько от и до всю историю, начиная со встречи в гараже.

– Мда, – засопел он, когда услышал про то, как миновали мы милицейский заслон, – это ты по-умному сделал. Хоть Женька на тебя и бухтел, но правильный то был шаг. Без него, не пойми как, все могло обернуться.

Потом я изложил ему все еще и на бумаге. Передал показания.

– Ладно уж, иди Игорь, – сказал он хмуро, – если нужен будешь, кликну.

– Буду, – я встал со своего места, – кажется, мне, что я еще поучаствую в этом деле.

Когда ехал я домой, не шла у меня из головы мысль о том, как же я чуть Серого не застрелил. Да, пусть он и сволочь последняя, но не мог я его в таком состоянии прикончить.

Ладно бы, коль уж в бою, в схватке, защищая себя и своих. Там уж не до размышлений. Но достреливать… Нет. До такого я не опущусь.

И хоть подумал я, что, наверное, рад, тому что выдержал, не пошел против своих принципов, на душе у меня было по-прежнему горько. А Матвей же когда-нибудь вернется.

Решил я, что надобно эту горечь в чем-то утопить. А ничего лучше чем девичья любовь с этим не справится. В тот момент наплевать мне было, что я грязный да в крови. Твердо я знал, что Машка поймет, примет и прогонит мою горечь.

Улыбнувшись своим мыслям, съехал я с главной на гравийку. Погнал машину вниз, к Машкиной хате.

Когда подъезжал, сразу увидел, что стоит у ее двора белая волга. Остановив Белку по ту сторону дороги, прямо напротив волги, я выбрался из кабины. Из волги тоже вышел низкорослый, но кряжистый мужичок-водитель.

А вот во дворе я увидел Машку. Была она не одна. Рядом с ней стоял высокий, широкоплечий мужик. Держал он большой букет.

Машка же, прятала от парня руки, хотя тот и норовил все их тронуть. Растерянно протягивал ей букет. Они о чем-то говорили. Маша – не на повышенных тонах, но жестко, парень – игриво и размеренно. Потом оба оглянулись на меня.

– Игорь! – Скорым шагом пошла ко мне Маша, отстранила со своего пути этого ее ухажера.

Времени я не терял, скорым шагом пошел к ним. Неожиданно водитель преградил мне дорогу.

– Отойди, – сказал я, глядя на него сверху вниз, – чего стоишь? Не видишь, хмырь тот к моей невесте пристает?

– Невесте? – Хрипловато произнес низкорослый.

Было у него очень грубое, матерое лицо с крупными, но правильными чертами. Умные въедливые глаза глядели с хитрым прищуром.

– К невестам в таком виде не ходят, – сказал он, окинув меня взглядом с ног до головы.

– Отойди, – пошел я вбок, но он тут же оказался на пути.

Нахмурившись, я поджал губы. Стиснул кулаки.

– Давай без глупостей, товарищ, – сказал водитель и полез в задний карман брюк. Достал красное в свете фар удостоверение.