Текст книги "Битва при Наци-Туци"
Автор книги: Артем Ляхович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Артем Ляхович
Битва при Наци-Туци
Краткое пособие по выживанию в виртуальном мире
***
Были когда-то две республики: одна называлась Республика Семпрония, другая – Республика Тиция. Существовали они уже очень долго, многие века, и всегда были соседями.
Семпронские ребята учили в школе, что Семпрония граничит на западе с Тицией, и беда, если они этого не запомнят.
Тицийские ребята учили в школе, что Тиция граничит на востоке с Семпронией, и знали, что, если они не усвоят это, их не переведут в следующий класс.
За много веков Семпрония и Тиция, разумеется, частенько ссорились и по меньшей мере раз десять воевали друг с другом, пуская в ход сначала пики, потом ружья, затем пушки, самолеты, танки и т. д. И нельзя сказать, чтобы семпронийцы и тицийцы ненавидели друг друга. Напротив, в мирное время семпронийцы нередко приезжали в Тицию и находили, что это очень красивая страна, а тицийцы проводили в Семпронии каникулы и чувствовали себя там прекрасно.
Однако ребята, изучая в школе историю, слышали столько плохого про своих соседей.
Школьники Семпронии читали в своих учебниках, что война всегда начиналась по вине тицийцев. Школьники Тиции читали в своих учебниках, что семпронийцы много раз нападали на их страну.
Школьники Тиции учили: «Знаменитая битва при Туци-Наци окончилась для семпронийцев позорным бегством».
Школьники Семпронии заучивали: «В знаменитом сражении при Наци-Туци тицийцы потерпели ужасное поражение».
В семпронийских учебниках истории были подробно перечислены все злодеяния тицийцев.
В тицийских учебниках истории были так же подробно перечислены преступления семпронийцев.
Неплохо все перепуталось, не так ли? Но я тут ни при чем. Именно так все и было – так и жили эти две республики. И, наверное, еще какие-то другие республики, названия которых мне сейчас не припомнить.
Джанни Родари. 1964 г.
* * *
Мы с вами живем в очень занятном мире. Начнем с того, что их не один, а два. (Миров, то есть.)
Раньше был один: тот, который мы видим, слышим, трогаем, обоняем и т. д. и т. п.
Правда, еще был (и остался) мир, который существует в книгах, картинах, фильмах и музыке – воображаемый мир. В нем жили и живут Андрей Болконский, Ромео с Джульеттой, Бэтмэн, Иванушка-дурачок, Зевс с компанией богов, Человек-Паук и много, много других интересных жителей – наверно, не меньше, чем в настоящем, всамделишном мире.
Тот мир похож на наш, настоящий, и отличается от него только тем, что его нет. (По этой причине я не уверен, правильно ли говорить о нем «был», «есть» и так далее. Он-то, конечно, был и есть, но как-то по-другому, не так, как наш первый, всамделишний мир. Чтобы не запутаться, будем так и говорить о всамделишном – «мир № 1»).
Во всяком случае, ни у кого, кажется, не возникало колебаний в том, что придуманный мир придуман. Никто в этом не сомневался – до тех самых пор, пока…
Стоп. Давайте вначале разберемся, а может ли такое вообще быть – чтобы кто-то поверил в то, что придуманный мир не придуман, а есть на самом деле. (Малышню, которая верит в Бабая с Дедом Морозом, в расчет не берем.)
Ну, например, в придуманном мире живут не только придуманные жители. Не только Андрей Болконский и Пьер Безухов, но и Кутузов, Наполеон, Александр I. А также много-много других настоящих, взаправдашних жителей мира № 1 – королей, императоров, поэтов, художников, ученых и прочих людей, которым посчастливилось прославиться. (Первое место среди них занимают политики и полководцы – недаром они такие пробивные.)
Коварный вопрос: попадая в книжки, фильмы и картины, они остаются при этом жителями мира № 1, или превращаются в каких-то других людей, которые просто носят те же имена?
Знаю – вы не клюнете на мою удочку и уверенно скажете, что, конечно же, не остаются и превращаются. Во-первых, они там часто делают то, чего не делали их прототипы (недаром и слово такое есть: «прототип»). Пушкинский Сальери травит Моцарта, хоть настоящий Сальери Моцарта не травил. Цари и полководцы во всяких подхалимских книжках белые и пушистые, хоть на самом деле были ого-го какие – палец в рот не клади. И так далее.
Во-вторых, даже если герой, переселившись в книжку или фильм, делает то же самое, что делал в мире № 1 – все равно он не делает ВСЕГО того же. Иначе фильм длился бы столько, сколько длилась его жизнь, а книжка… ну, с книжкой еще сложнее.
В общем, вопрос ясен: жители реального мира, попадая в придуманный, превращаются там в совершенно других людей, и иначе просто не может быть.
А может быть так, чтобы мы не смогли отличить придуманного героя от настоящего? Придуманное событие от реального? Придуманный мир от мира № 1?
* * *
Понимаю – очень хочется сказать «не может»:
– Мы, может, и не можем, а какой-нибудь умный профессор или доктор наук, который все про всех знает, наверняка сможет.
Но я не о том. Может ли быть так, чтобы вообще нельзя было отличить придуманное от настоящего? Чтобы даже умный профессор не смог?
А ведь для этого нужно совсем немного.
Нужно, во-первых, чтобы мы не видели, Как На Самом Деле. А мир № 1 такой огромный, что мы почти ничего и не видим из того, что попадает оттуда в придуманный мир. Не хочет никто книжки писать ни про нас, ни про наших друзей.
А во-вторых, нужно, чтобы придуманный мир обладал одним хитрым свойством, которое появилось в прошлом веке – интерактивностью.
Что это за зверь такой? Это когда текст или картинка не ждут, пока мы обратим на них внимание, а общаются с нами как равноправные собеседники. Как бы общаются, конечно, – но мы об этом забываем.
Само строение слова «интерактивный» показывает, что оно значит: «интер»-(«между»)-«активный» – «активный с двух сторон сразу, а не только со стороны читателя-зрителя». Особенно наглядна интерактивность в компьютерных играх, чья главная задача – стать интерактивнее (правдоподобнее, увлекательнее) реальности. Фильмы тоже норовят вырядиться «под интерактивность»: небывалые зрелища и катастрофы, вызывающие у зрителя 99-процентный «эффект присутствия», заполнили современное кино настолько, что, кроме них, в нем почти ничего не осталось.
На самом деле интерактивного кино не бывает: как его отсняли – таким оно уже и будет, и на «ту сторону» экрана мы никак не повлияем.
Проще говоря, интерактивность – это когда придуманное реагирует на наши действия, «как живое». Когда оно старается стать неотличимым от мира № 1 (хотя бы «на первый взгляд»). Мир № 1 общается с нами «от своего имени», и интерактивность тоже старается делать вид, что ее текст (или звук, или картинка) общается с нами «от своего имени», как самая настоящая реальность.
* * *
Конечно, правдоподобность интерактивного мира – иллюзия. Там, за экраном, нет никаких зрелищ и катастроф, – это все компьютерная графика, состряпанная дизайнером в 3D-редакторе. И телевизор говорит с нами не сам по себе, а просто там, за тем же экраном, обыкновенные люди нажимают обыкновенные кнопки.
Все это мы прекрасно знаем (и, скажете вы, чтобы лишний раз об этом напомнить, вовсе не обязательно было писать книжку на 40 с гаком страниц). Ровно та же история и в обычных, «живых» коммуникациях – например, в театре. Мы знаем: Джульетта на сцене – наша любимая актриса Катя Иванова, и балкон, на котором она стоит, прикреплен не к дворцу Капулети, а к пыльной декорации. Но мы как бы верим, что Джульетта – это Джульетта, а не Катя, и балкон – это балкон, а не деревянная нахлобучка. Верим, по крайней мере, в этот момент – когда смотрим спектакль. Потом зрители зааплодируют, живая и невредимая Катя выйдет на поклон (уже как Катя, а не как Джульетта), и магия театра рассеется, оставив после себя щемящий осадок.
То же – и в кино: здесь Катя хоть и не выйдет на поклон, но – пойдут титры, включится свет, и зрители побредут, обнявшись, к выходу.
А вот в интерактивной коммуникации, хоть мы все это знаем и про нее, сохраняется одна любопытная возможность.
И хитрые люди, которые норовят из всего извлечь выгоду, сообразили, что ее можно использовать незаметно для нас с вами.
Вы уже догадались, в чем дело, да?..
В интерактивной коммуникации есть возможность сделать вид, будто «та сторона» существует постоянно и непрерывно, сама по себе, как мир № 1. Если не напоминать нам, что балкон интерактивной Джульетты – деревянная нахлобучка, а сама Джульетта – Катя Иванова, если она не выйдет на поклон, если не включат свет, и по всему будет казаться, что за закрытым занавесом продолжает жить всамделишная Верона, – может, мы и не вспомним о том, что все это понарошку?
Мы ведь – народ забывчивый, если смотреть правде в глаза.
Как только мы забываем это – происходит удивительная вещь: придуманный мир становится реальным.
Это уже не тот мир, в котором живут Джульетта, Андрей Болконский и Сальери, отравивший Моцарта.
Этот мир реален для нас точно так же, как и мир № 1.
Добро пожаловать в мир виртуальной реальности – мир № 2.
ЧАСТЬ 1. Виртуальный мир
1.1. ПО ТУ СТОРОНУ ЗЕРКАЛ
Если бы ты не мог проснуться – как бы ты узнал, что сон, а что действительность?
«Матрица»
1.
Мы с вами привыкли думать, что виртуальная реальность бывает только в компьютере.
Это не совсем так. Не виртуал – следствие компьютера, а наоборот: компьютер – мощное, но не единственное средство построения виртуальной реальности.
Если она, реальность эта, сидит только в компьютере (книге, картине и т. п.) и их рамки жестко удерживают ее в себе, не давая перехлестнуться вовне – это никакая не реальность, а самый обыкновенный придуманный мир. Это ведь главное его свойство: он намертво впечатан в какой-нибудь артефакт – книгу, картину, партитуру, CD-DVD – и оживает в нем только усилием нашей фантазии. Интерактивность подхлестнет ее, сделает воображаемое почти реальным – но не реальным.
Реальность – это когда придуманный мир вдруг выплеснется из артефакта, как море из картинки в «Хрониках Нарнии», и станет для вас таким же настоящим, как ваша комната.
Я не зря выделил «для вас». Неважно, реален ли потоп в комнате Юстэса Вреда для всех, кто не в ней, даже если Юстэс сошел с ума. Для шизофреника (не бойтесь, это я не про вас), – для шизофреника его бред – не бред, а реальность. А Юстэс с ума не сходил.
– Но мы-то не шизофреники! – все-таки обидитесь вы. – И чудес, как в Нарнии, не бывает.
Да, не бывает. И да, не шизофреники. Просто я показал, какая это странная и неоднозначная штука – реальность. Субъективная штука, – такая, которая может быть настоящей только лично для вас, и ни для кого больше.
Мы не привыкли иметь дело с субъективными вещами, правда? Мы привыкли, что все можно проверить самым простым способом – взглядом со стороны. Когда этот взгляд дает иные данные, значит, кто-нибудь ошибся – или взгляд, или я. Когда таких взглядов много, и они совпадают – значит, ошибся именно я. Но, оказывается, с такой важной вещью, как реальность, все гораздо сложнее.
Правда же, Юстэса с друзьями трудновато будет убедить, что никакого потопа в комнате, никакого Аслана, никакой Нарнии не было, – даже если убеждать возьмется вся Англия с королевой во главе? (А так оно наверняка и было бы, если б наши герои не помалкивали.)
Правда, Сьюзен перестала верить в Нарнию, но это было позже, гораздо позже, когда ее воспоминания слились с детскими снами. Ведь и мы бываем не вполне уверены в том, где был Дед Мороз, которого мы видели когда-то – в реальности или во сне.
2.
Вам снились двойные сны – когда просыпаешься, а оказывается, что попал в сон № 2?
А теперь представьте, что каждое пробуждение вбрасывает вас в новые и новые сны. И когда вы по-настоящему проснетесь, вы уже этому не верите.
Виртуальная реальность – это не только то, что сидит в компьютере. Виртуальная реальность – это придуманный мир, про который мы почему-либо думаем, что он не придуман. Например, потому что забыли о его ненастоящести.
Это не просто иллюзия. Отдельная, частная ложь – кирпичик, а виртуальная реальность – огромный купол, окружающий вас со всех сторон. Он выстроен и из лжи, и из правды. Представьте, что вы хотите развенчать эту иллюзию – а нечем: все, что есть вокруг вас, подтверждает ее.
Значит, все подтверждения – тоже иллюзия? Значит, нужно брать шире?
А если шире уже некуда? Если кажется, что граница иллюзии совпадает с границей мира № 1?
Таких интерактивных иллюзий мало-помалу накопилось столько, что они сплелись в большой-пребольшой, путаный-перепутанный клубок, который вытеснил из наших умов довольно-таки порядочную порцию мира № 1. (Прямо «Матрица», подумают поклонники фантастики, и будут правы.) Ведь львиную долю знаний обо всем на свете мы получаем не собственными глазами и ушами, а из интерактивных текстов и картинок о мире № 1. (Или № 2?)
Клубок иллюзий так спутался, что теперь мы уже не можем достоверно отличить № 1 от № 2, даже если будем все время помнить о деревянной нахлобучке и 3D-редакторе. Ведь, чтобы определить ненастоящесть, нужно, чтобы она смыкалась с чем-то гарантированно настоящим – с Катиным поклоном, включенным светом и титрами.
А если нет гарантии, что Катя – это Катя, а свет и титры – не часть другого действа, такого же ненастоящего, как и первое? Ведь и в фильмах бывают спектакли в спектакле – «Женитьба Фигаро» в «Сибирском цирюльнике», например, или «Снежная королева» в «Дубравке»…
Представьте, что спектакль под названием «Нападение Тиции на Семпронию» поверяется только другим спектаклем – о подлой и неблагодарной Тиции, от которой Семпронии одни беды; тот, в свою очередь, поверяется десятками, сотнями, тысячами других спектаклей про зверства тицийцев, о которых прочтешь – и хочется их перерезать, всех до единого.
Включите тицийское ТВ (если у вас его не глушат) – и вы услышите ровно то же самое, теми же словами, фразами и предложениями, – с одним только отличием: вместо слова «Тиция» будет слово «Семпрония», а вместо «Семпрония» – «Тиция».
Автор по-прежнему приветствует вас в виртуальном мире.
3.
В этом клубке виртуальностей одна подтверждает другую, как бандиты подтверждают обоюдное алиби. Только здесь не две и не десять нитей, а тысячи.
Типичный пример виртуального персонажа – компьютерный ник (аккаунт). Какой угодно: в ФБ, ВК, на форуме, в игре – в любом уголке сети. Конечно, есть вероятность, что он (ник, то есть) почти не наврал о себе. Более того, наверно, таких ников большинство.
Но проверить это мы можем лишь в одном случае: если знаем его лично.
Если мы общаемся с ним только в сети – мы общаемся с виртуальным персонажем (ага, страшно?), даже если тот максимально соответствует реальному. А если не соответствует? Сколько людей, воплощая врожденную тягу к переодеванию, вывешивают на аву вместо своего фото цветочек, Шрека или герб Семпронии? А сколько пишут в анкете – «родной город – Монстрополис, телефон – 666-13-13, место работы – отдел вампиров»? Еще и назовутся Дэном Бесштанным или Доктором Смерть.
Более того, когда ники так не делают – они кажутся нам занудами. Это же как скучно – вешать на аву свое фото (если ты не красотка, конечно), подписываться настоящим именем, указывать настоящий телефон… Как на паспорт, честное слово.
А если ник указал точное ФИО, вывесил правдоподобную аву, расписал по пунктам свою биографию, но все это – вранье?
Таких ников много. Они называются троллями. Кто-то из них просто развлекается (помню, помню, как весело было регистрироваться блондинкой и флиртовать с пылкими Ромео, или стебать глупых снобов, задравших нос выше монитора!..). Переодевание превращается здесь в настоящую азартную игру.
А кто-то делает это за деньги. Дают задание – создать иллюзию, будто тысячи реальных людей думают так-то и так-то – и команда троллей, треща клавишами, расписывает по соцсетям, как семпронийцы ненавидят тицийцев (и наоборот). И нет достоверной возможности отличить тролля от «настоящего» ника, потому что идиотов, увы, хватает и среди настоящих.
Говоря о войне в Персидском заливе, французский философ Жан Бодрийяр назвал такую цепочку «симулякром» (да-да, от слова «симулировать»): все, что мир знал об этой войне, было показано по телевизору.
Никакой гарантии того, что телеверсия войны не была грандиозным спектаклем, нет.
Никакой гарантии того, что основной массив наших знаний о современном мире – не симулятор, – нет.
4.
Мир № 2 так ловко вплелся в мир № 1, так ловко подменил большинство его звеньев, что мы и не заметили, как оказались вместо родного, привычного мира № 1 в огромном зеркальном зале, где миллионы зеркал отражают друг в друге самих себя – вместе с нами и миллионами таких же, как мы, заблудившихся в зеркалах.
Осталось ли у нас хоть что-нибудь достоверное? Ну хоть что-нибудь, о чем можно уверенно сказать – это не иллюзия, не зеркало, не сон?
Конечно. Во-первых, это то, что мы, свидетели-очевидцы, видим сами. В том случае, конечно, если нам видно именно то, о чем мы говорим.
(А то, если вы наблюдали, как ворона каркнула, а поезд тронулся, и потом расскажете, что он тронулся из-за вороны – это свидетельство будет не ахти каким достоверным.)
Еще это – всякие вещи, которые искажай-не искажай – никакой выгоды от этого никому не будет. Например, хоть вы никогда и не были в столице Малайзии и не видели знаменитых небоскребов-близнецов – это не значит, что название «Куала-Лумпур» – вранье, а в близнецах не 88 этажей. Даже если их на самом деле 89 – это значит, что автор путеводителя ошибся, а не что он морочит нам голову.
Еще это – все, что можно проверить экспериментально. То есть – точные науки. (Из них тоже пытаются стряпать симулякры, которые, в отличие от обычных, можно достоверно опровергнуть: они со всех сторон окружены, как антителами, законами Вселенной.)
Еще это – все, что не выдает выдуманное за реальное. Например, литературоведение. Анализ образа Пьера Безухова не может быть миром № 2, потому что никакого Безухова никогда не было, и все это знают.
(Но, скажем, если кто-то напишет «Безухов – яркий пример Великой Роли Очкариков в судьбе мира» – это уже будет кусочек мира № 2. Во-первых, это претензия на историю, во-вторых – еще вопрос, была ли эта Роль такой уж Великой. Так что будьте бдительны.)
…И всё.
Больше от мира № 1 ничего не осталось.
Все остальное – огромная, необъятная сеть симулякров, опутавшая все и вся, растущая из реальности и врастающая в нее.
5.
Ну что, подсчитаем актив и пассив?
У нас осталось не так уж и мало.
Это весь наш непосредственный опыт, включая такую важную, очень важную вещь, как общение. (Реальное, разумеется, а не сетевое.)
Это точные науки – то, что можно проверить с помощью эксперимента.
Это гуманитарные науки – то, что так или иначе имеет дело с придуманным миром.
Это, конечно, и сам придуманный мир – все мировое искусство.
Это многие, многие и многие знания о самых разных вещах.
Но не все.
Разобраться, какие из них могут быть симулякром, нам поможет очень простая штука. Я уже говорил о ней, а вы наверняка поставили против нее галочку на полях.
Это выгода. Когда кому-то почему-то важно, чтобы мы думали именно так, а не иначе. Думали, что у страуса именно три ноги, а его двуногость – злостная клевета семпронийцев (тицийцев).
Этот кто-то может отстоять от конкретного симулякра очень далеко. Ведь строительство виртуального мира похоже на цепную реакцию: дал толчок – и уже многие, многие люди увлеченно громоздят новые и новые зеркала.
Как это возможно?
Очень просто:
Людвиг Четырнадцатый направился прямо к Юкке-Юу и Туффе-Ту. У входа в их нору стояла сама Зайчиха.
– Мои мальчики больше не будут играть с тобой, – сказала она решительно. – Ты и твой брат только обманываете их. Я знаю, как вчера вы забрали у них пакет с медовыми пряниками.
– Разве тетя Зайчиха не знает, что вчера же вечером я вернул кулек? – возразил Людвиг Четырнадцатый.
– Ничего не знаю и знать не хочу! – сердито ответила Зайчиха и захлопнула дверь перед самым носом Людвига Четырнадцатого.
Он вздохнул и направился к другому своему другу – к белочке Агне Попрыгунье.
Белочка сидела на ветке и чистила шишки.
– Здравствуй, Агне! – крикнул ей Людвиг Четырнадцатый и завертел хвостиком. – Спускайся вниз, поиграем вместе.
– Мне нельзя играть с тобой, – ответила Агне. – Моя мама слышала от тети Зайчихи, как ты вчера забрал два мешка медовых пряников у Юкке-Юу и Туффе-Ту.
– Это неправда! – возразил Людвиг Четырнадцатый. – Был только один кулек.
– Это все равно! – И Агне запустила в него шишкой, но промахнулась.
– Это не все равно! – отскакивая, крикнул Людвиг Четырнадцатый. – Я ведь вернул этот кулек зайчатам. Я обманул только Лабана.
– Ну и все равно. Ты обманщик! – И Агне Попрыгунья перепрыгнула на другое дерево.
Людвиг Четырнадцатый чуть не заплакал.
«Пойду-ка я к ежику, – подумал он. – Ежик еще маленький, но уже мудрый».
Маленький ежик жил в старом сарае в глубине леса.
– Алло, Ежик! – крикнул Людвиг Четырнадцатый, подойдя к полуразвалившейся постройке. – Ты дома?
– Нет, – ответил голос. – То есть я хотел сказать: да, я дома, но меня дома нет.
– Не надо, не шути! Ведь это же я, Людвиг Четырнадцатый, твой друг. Выходи.
– Я не шучу, но я не хочу быть твоим другом, – сказал ежик. – Я думал, ты добрый. А теперь я знаю, что ты такой же обманщик, как и другие лисы. Думаешь, я не знаю, что вчера ты отнял три воза медовых пряников у Юкке-Юу и Туффе-Ту?
– Это неправда… – начал было Людвиг Четырнадцатый. – Всего один кулек.
– Нет, это правда, – сказал Ежик. – Моя мама слышала это от мамы Агне Попрыгуньи, которая слышала это от мамы Юкке-Юу и Туффе-Ту.
Людвиг Четырнадцатый понял, что Ежик не станет его слушать, и грустно поплелся дальше.
Теперь у него осталось только два друга: горностаи Оке и Бенгт.
Людвиг Четырнадцатый крикнул в нору:
– Выходите поиграть!
– Могу не, хочу не! – ответил Бенгт.
– Не могу, не хочу! – поправил его Оке.
– Нам нельзя! – закричали вместе Оке и Бенгт.
– Почему? – удивился Людвиг Четырнадцатый.
– Наш ежик слышал от мамы… – начал Бенгт.
– Наша мама слышала от мамы ежика, – поправил его Оке, – которая слышала от мамы Агне Попрыгуньи, которая слышала от мамы Юкке-Юу и Туффе-Ту, что ты выманил четыре горы медовых пряников у зайчат.
– Один кулек… – начал было Людвиг Четырнадцатый. – И совсем не я…
– Мы играть тебя с нами не будем, – перебил его Бенгт.
– Мы не будем играть с тобой, – поправил его Оке.
Ян Экхольм, «Тутта Карлсон первая и единственная, Людвиг Четырнадцатый и другие»
Вы замечали за собой склонность преувеличить то, что взволновало вас, – а иначе предмет волнения выглядит не так весомо, как того требуют обуревающие вас чувства? Если нет – теперь обязательно заметите. Это свойственно всем людям, в том числе, увы (или к счастью), мне.
(Увы, потому что врать нехорошо, и к счастью, потому что фантазия для писателя – штука полезная, как ни крути.)
И Юкке-Ю, и Туффе-Ту, и Агне Попрыгунья, и Оке с Бенгтом не любят хитрого лиса Лабана, затеявшего эту историю. Тем не менее они от души раздувают ее до необъятных пределов, выполняя план манипулятора – Лабана. А уж дальше зеркала такого наотражают, что и самому вдохновенному фантазеру в самом мутном сне не привидится.
Из этого клубка симулякров иной раз очень нелегко добыть первоисточник, напрямую связанный с чьей-то выгодой. Поди догадайся, что бескорыстное мифотворчество горностаев Оке и Бенгта растет из выгоды хитрого лиса Лабана, которого они терпеть не могут!
6.
Итак, в пассиве у нас ни много ни мало – все события и факты нашего реального мира, мира № 1. (Или № 2?) Все события, то бишь, которых мы не видели, о которых знаем из текстов и картинок.
Иначе говоря, это история (события, которые произошли в прошлом) и новости (события, которые произошли только что или происходят сейчас). А вместе с ними – и огромный-преогромный массив самых разных текстов, растущих из минувших и нынешних событий рода человеческого.
То есть это – все наши представления о мире, почерпнутые из медиапространства – из текстов и картинок. Ни больше, ни меньше.
А еще это, конечно же, реклама. Она, как плесень, проникла во все и вся – и не разглядишь иной раз. «Я покорила Одинокую гору высотой 3456 м. над ур. м. в моих замечательных кроссовках SuperHooves! Это было незабываемо!..»
(Думаете, этот текст – о горном походе? Ничего подобного: он о кроссовках.)
– Мда, – скажете вы. – Спасибо и на том, что виртуальный мир не всю Вселенную заграбастал. Но как же быть без того, что он себе отхватил? Как быть без истории? Без новостей? Как жить и не знать, что в мире делается?
– Спокойствие, только спокойствие, – скажу я. – Я не говорил, что все наши представления – ложь. Я говорил, что наши представления, полученные из текстов и картинок – виртуальная реальность, мир № 2.
А он, как мы уже знаем, состоит вовсе не из чистой лжи.
Как вы думаете, каков общий коэффициент вранья в самых бессовестных, самых продажных новостях, просимулякренных по самое некуда?
На самом деле он не так уж велик. Думаю, в среднем – процентов двадцать, а то и меньше. Кто-то, кого манипуляторы упекли в зеркальный зал, ничего, кроме этих двадцати процентов, не увидит. Мы с вами, однако, народ предупрежденный, ученый, – мы можем смело пользоваться остальными восьмидесятью.
Чтобы вранье принесло выгоду манипулятору, оно должно подтвердиться чем-то, что не вызывает сомнений. Какая-то часть таких подтверждений – привычные симулякры, «бесспорные» и «очевидные»; но многие из них все-таки – факты, вроде небоскребов в Куала-Лумпуре. Хоть и не всякий может слетать в Малайзию да проверить, но все же сделать это гораздо проще, чем доказать душевность великого тицийского героя Грызоглота.
«Как сообщает SemproNews, в столице Тиции на площади Нежности снова собралась толпа разъяренных бездельников. Они скандируют слоган „Семпроны-макароны“, требуя геноцида всех семпронийцев и запрета семпронийского языка».
Что здесь правда, что ложь?
Действительно, в столице Тиции есть площадь Нежности; действительно, на ней снова собралась толпа; действительно, кто-то в ней орал этот слоган.
Вот только —
1) Толпа собралась с той же целью, с какой она собирается всегда: выпустить пар.
2) Она состояла в основном не из бездельников, а из обыкновенных людей, уставших от повседневной текучки – студентов, офисных работников, врачей, торговцев и др. и пр. (Бездельники, впрочем, тоже были – как же без них.)
3) Она была не разъяренной, а взбудораженной. Еще бы – такие дела творятся! Люди смеялись, знакомились, общались, взволнованные тем, что привычные рамки вдруг куда-то делись, и можно испытать сильные эмоции, по которым все они так соскучились. Одних девушек-то сколько!..
3) Слоган «Семпроны-макароны» начали кричать семпронийские провокаторы. К ним примкнули наиболее безмозглые любители повыпускать пар. Остальные 98 % толпы ничего не кричали и не делали, а просто стояли и смотрели.
Геноцида семпронийцев и запрета семпронийского языка никто не требовал. Но раз кричали «Семпроны-макароны» – значит, в глубине души (где-то очень глубоко) хотели?.. Как же иначе?..
Итого: основные факты изложены верно, но в сумме, тем не менее, получилось все шиворот-навыворот.
То есть симулякр.
То есть вранье.
Его тут – десять-пятнадцать процентов, не больше; но эти проценты-то и перевернули все с ног на голову – именно так, как нужно было манипулятору.
А что ему нужно? Новым симулякром подтвердить старый, известный всем семпронийцам: все тицийцы только и ждут, как бы сделать им какую-нибудь пакость.
Зачем это ему нужно?
Как зачем? Можно украсть у народа деньги и сказать: это все враги виноваты. Можно начать выгодную войну и сказать: мы защищаемся. Можно сделать что угодно: враг (он же козел отпущения) приготовлен заранее.
Любые «зачем» всегда будут упираться в такого «врага». Он необходим манипулятору, чтобы отводить от своих делишек народный гнев и напускать его прямехонько на объект, препятствующий манипуляторской выгоде.
Конец дружбы с лисенком Людвигом – увы, далеко не самый печальный финал таких манипуляций. Люди отдают свои жизни, здоровье, благополучие, искренне веря, что жертвуют всем этим ради добра, невозможного без победы над «врагом», – а на самом деле работают на манипулятора, подменившего им реальность.
Мне горько это говорить (никаких слов не хватит, чтобы выразить эту горечь): большинство жизней, отданных во имя Великих Идей, на самом деле отданы манипуляторам, которые вертят людьми и их реальностями, как фигурами на шахматной доске.
