Текст книги "Время жестоких чудес"

Автор книги: Артем Лунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Знаю.

– Вам не кажется, что пора бы рассказать ему…

– Не кажется.

– Конь провалился под лед. И он его вытащил. Скажите, наставник, любой ли сможет поднять мыслью коня?

– Любой, если он, конечно, не совсем младенец.

– А увидеть подо льдом?

– Легко.

– А размолоть лед в кашу на протяженности почти в сотню шагов?

– Тоже мне, задачка для ученика.

– А сделать все сразу, быстро и без сосредоточения?

– О! Вот это уже серьезное деяние. Весьма впечатляющий объем контроля и быстрота… Силен мальчишка, я это сразу, хм, увидел. Но сила без умения – ничто. Только и годится, чтобы ломать лед.

– Я думаю, следует ему рассказать…

– Еще не время. Ты понял, мой ученик?

– Я не понял, учитель. Но я повинуюсь.

В начале была боль.

Боль была всем миром, и мир был болью.

Но боль – не ты. Боль не центр мироздания.

Боль – лишь сигнал, бегущий по нервам.

Боль несущественна.

Боль не прошла, но стала несущественной. Алек понял, что твердит заклинание, которому его научили пастыри. Жива разливалась по телу, смывая боль и усталость.

Он открыл глаза. Травный дом. Чего и следовало ожидать. Алек полежал еще немного, наслаждаясь чувством покоя, осторожно тронул жизнь неподалеку.

– Привет, – раздался в ответ шепот. – Вы в порядке?

– В полном, – ответил он, улыбаясь потолку. – А ты?

– Я простыл, и меня не пускают гулять, не говорят, когда я вернусь домой! – пожаловался Гарий.

– Ничего. Я поговорю с Питером.

– Так он тебя и послушает! – фыркнул кто-то в углу.

Алек повернулся.

– А, ты здесь. Я тебя не заметил.

Лина от возмущения потеряла дар речи.

– После того, как ты меня ударил, а потом еще так напугал, я с тобой вообще разговаривать не буду! – прошипела она.

– Ну и не надо, – легко согласился Алек. Лина окинула его презрительным взглядом, но ответ с ходу придумать не смогла. Алек решил, что достаточно провалялся.

– Отвернись.

Лина фыркнула и отвернулась, буркнув что-то вроде: «чего-я-там-не-видела», а Алек откинул одеяло и обнаружил, что лежал в одежде новорожденного. Интересно, кто его раздевал?

Размышляя над этим многообещающим вопросом, он принялся искать свои штаны. Лина созерцала стену, время от времени хмыкая, но Алек почувствовал, как аура девушки изменилась.

– Ты ее бил? – укоризненно спросил Гарий.

– Случайно, – покаянно ответил юноша. – Ударил мысленно. – Ему показалось, что порозовевшие кончики ушей Лины чуть повернулись назад.

– Мысленно? Разве мысленно – больно?

– Больно. Потом объясню, а пока поверь мне на слово, что мысленный удар гораздо больнее настоящего.

Гарий поразмыслил над его словами и, к некоторому удивлению Алека, серьезно кивнул. Парень наконец нашел одежду.

– Погоди, ты что, хочешь выходить на улицу? – забеспокоилась Лина.

– Хочу. И выйду.

Девушка собралась возражать, но вдруг улыбнулась.

– После того, что ты натворил там, на реке, тебя никто не рискнет останавливать…

Алек удивился. В голосе Лины прозвучала ирония и почему-то гордость за него. Но еще более его удивила собственная реакция на ее слова. Вдруг стало хорошо и весело.

– Помнишь, я говорил, что научусь?

Лина вспыхнула.

– Слушай, ты!.. Вой недоделанный!.. Кончай уже дразниться!

– Извини.

Гарий ерзал на месте. Он хотел спросить, о чем идет речь, но стеснялся.

Алек накинул куртку, обулся в очиги. Нетерпеливо посмотрел на Гария:

– Ты идешь?

Мальчуган подскочил, начал торопливо одеваться, путаясь в одежках. Лина возвела очи горе к низкому потолку, Пестрая посмотрела укоризненно, но никто ничего не сказал. Они вчетвером шагнули в сияющее утро.

– Гарий, мне нужно кое-что тебе сказать.

Мальчишка, взбудораженный прогулкой, посерьезнел и нахмурился, живо припомнив, что именно так мать и отец начинали важные разговоры…

– В общем… ты уже большой парень. Почти взрослый.

Вступление ему не понравилось, Гарий выпятил челюсть, чтобы скрыть дрожь губ.

– Говорите.

– Твоя семья уехала из Ред-Рока.

– Акт Шод Тамнэ? – спросил мальчик.

Алек так удивился, что даже не смог этого скрыть:

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, и все. Они уехали. Далеко?

– Далеко.

– Так далеко, что мне их не найти?

– Да.

Глаза Гария заблестели, но он не заплакал, просто смотрел на Алека.

– Я специально ходил, чтобы это узнать… – Собственные слова показались Алеку плоскими и лишенными смысла, и он замолчал.

– Что же мне теперь делать? – спросил мальчик не жалобно, а словно спрашивая совета у равного.

– Все просто, – ответил Алек. – Ты поживешь пока у нас… радоничи, так зовется наше племя. Это добрые люди, и я предлагаю тебе мою дружбу.

– Я принимаю вашу дружбу, – серьезно кивнул мальчик, и они скрепили договор рукопожатием.

– А потом, когда возрастешь, отправишься искать свою семью.

– А вы? Вы пойдете со мной их искать? – спросил Гарий.

– Конечно. Ведь я твой друг, и мне еще нужно попросить прощения у твоей сестры…

Конечно, он и не думал звать соседей на поминки. Конечно, соседи не пришли бы, даже если бы их пригласили.

Тень Избавленного падает на его семью. Никто не подаст им руки, не заговорит на улице о погоде и видах на урожай. Никто не подсядет вечером в кабаке обсудить за чаркой новые известия из Крепи и Кайва. Никто не придет однажды осенним вечером, не заведет степенный разговор о том, что дети подрастают и что пора бы…

Если в обычные дни он мог забыться в работе, то сегодня память огромным болезненным комом ныла в груди. Полгода. Полгода, как злой лес позвал Александра во тьму. Сын. Единственный сын.

Хлопнула дверь. Араган поднял мутный взгляд.

За полгода она выросла в настоящую красавицу, очень похожую на Мариа, какой та была лет двадцать назад. Но никто не придет осенним вечером просить ее венка.

Дочь не удостоила отца и взглядом, стрекозой упорхнула в женскую половину дома. Вчера они опять разругались. Мариа говорила, что поминки, как и положено, нужно править в месте упокоения, то бишь на Мете, поближе ко злому лесу. А Даника ляпнула, что брат жив. Выпороть бы девку, да жена опять ударится в слезы, укоряя его за то, что он был так суров с «бедным мальчиком»…

И что оставалось делать Доражу? Скрипеть зубами да пить ореховую.

Даника проскользнула к себе, старательно отворачиваясь от тяжелого запаха. Отец опять был пьян. Он слишком много пьет в последнее время. И здорово сдал – огрузнел, ссутулился, в волосах и бороде стало больше серебра.

Девушка упала на кровать, не снимая уличной обуви. В доме грязно, руки чешутся взяться за веник и швабру, но нельзя. Поминки. Поминки по живому.

Она и сама не знала, откуда у нее взялась эта мысль. Просто знала, и все тут, хотя очень давно не ощущала брата. Такое случается, когда люди взрослеют, когда очень меняются или…

Есть и третья причина, но Даника просто выжгла ее из себя.

– А я верю, что он жив, – прошептала она в Живу, но Космос помалкивал. Ему не было дела до веры глупой девчонки.

Она привычно поместила себя в центр мира и призвала силу, отправив зов. Пусто, тихо.

– А я верю, что он жив. А, Космос? Ну чего молчишь? Скажи что-нибудь. Подай знак… – Последние слова девушка произнесла чуть ли не в голос.

Скрипнула дверь. Отец куда-то наладился, подумала она, выглянула из-за шторы… и тут же юркнула обратно.

Отец все еще был дома. А в двери стоял патэ Киош собственной персоной.

Араган поклонился, едва не рухнув вниз лицом. Отец пьет больше, чем она думала.

– Патэ Киош… Рад приветствовать вас под ковром… кровом…

Патэ нетерпеливым жестом оборвал приветствие и сказал устало:

– Здравствуй, Араган. В недобрый час пришел я к тебе с дурной вестью…

Данике стало холодно. Слова были точно такие же, как и полгода назад.

Отец сел, патэ остался стоять.

– Ведаю, какой сегодня день. Ночью я, терзаемый мрачными думами, совершил мысленное путешествие на берег Меты, где полгода назад пропал твой сын…

Отец потер грудь, его лицо окаменело, как древняя маска.

– Александр не утонул, как мы думали вначале, – тихим голосом продолжил патэ. – Еретики все-таки поймали его в свои сети…

Дораж, задыхаясь, поднялся. Он не сразу смог заговорить:

– Что они… с ним сделали? Что они сделали с моим мальчиком?

Патэ Киош сокрушенно покачал головой.

– Еретики обратили его.

– Нет… – сказал отец и засмеялся неуверенно, как над не очень удачной шуткой. Повторил: – Нет. Нет!

Он подхватился с лавки и вцепился в рясу патэ, худосочный пастырь словно вытек из огромных ручищ отца. Араган попытался сграбастать его снова, легче было схватить струйку дыма.

– Я убью их! – Он захлебывался рыданиями, Даника впервые видела, как плачет отец, взрослый мужчина. – Я убью вас!.. Что вы наделали с ним?! Как вы посмели?! Почему?!

Крик оборвался рычанием, когда патэ прикоснулся к плечу отца. Араган осел, словно ему подрубили колени, смотрел на пастыря. Тот осенил его Знаком, но благодарности не дождался и тихо вышел.

Отец сидел еще долго, наконец очнулся. Дернул себя за бороду, зарычал что-то злобно и тоскливо и выметнулся вон из хаты, едва не снеся дверь с петель.

Дом Доражей стоял на отшибе, и никто не обратил внимания, что после пастыря и Арагана из дверей выскользнула маленькая фигурка и решительно зашагала прямиком в сторону Меты.

* * *

Они прогуливались по опушке леса. Лина молчала, Алек предавался воспоминаниям о доме. Мало-помалу он понял, почему ностальгия накатила на него именно сейчас.

Ровно полгода бывшие Избавленные, а ныне полноправные воличи, живут в Мечте. Впору праздновать юбилей. Алек в шутку сказал об этом Лине, и девушка вдруг согласилась, что это надо отметить. Они уже совсем было собрались искать остальных, но Алек вдруг замер. Что-то знакомое померещилось ему… теплый воздух над пробивающейся сквозь снег травой дрожал, и в мареве он увидел девичий силуэт…

Сначала он подумал, что Лина снова явилась ему в образе духа… но Лина шагала рядом, бросая загадочные взгляды. Алек затряс головой, призрак затуманился, стал совсем расплывчатым…

Алек взял Лину за рукав. Девушка повернулась к нему, прикрыв глаза и полуоткрыв губы.

– Что?.. – незнакомым голосом сказала она.

– Ты видишь… это? – Лина моргнула, и у парня вдруг возникло чувство, что он сделал что-то не так, свалял редкостного дурака. Девушка отвернулась, глядя в указанную сторону, и тихо ахнула:

– Владычица Небес Ангра!

– Ты думаешь? – спросил неуверенно Алек. По его мнению, призрак никак не походил на порождение темной магии Титанов, каким его изображает Книга. Скорее размазанный силуэт был похож на девчонку младше Лины.

– Смотри внимательней! – зашипела девушка, клешней вцепившись в его руку. – Через Живу смотри, болван, чему тебя только дядя учил!

Алек обиделся было и за себя, и за Майнуса, но покорно взглянул закрыв глаза, и силуэт мгновенно обрел четкость…

– Даника!

– Твоя подружка? – с угрожающими интонациями спросила Лина.

– Это моя сестра! Но как…

Призрак повернулся, махнул рукой в сторону леса. И пропал.

Алек глотал воздух, глядя на то место, где ему только что являлась сестра. Лина сбегала к ручью, принесла пригоршню воды и выплеснула парню в лицо, цапнула за куртку и потащила с силой тролля. Холодная вода помогла.

– Как… – только и смог вымолвить он, когда пришел в себя. – Ты понимаешь, она никогда… не смогла бы… вот так бродить!

– Тебе, наверное, нравится думать, что ты один такой единственный распрекрасный в своей семье, – фыркнула Лина.

– Она обычная, совсем обычная!.. Ее специально проверяли… как и семью, и друзей! Она не могла… Просто не могла!..

– Слова «потоки сильных мыслей» тебе о чем-нибудь говорит?

Алек покопался в памяти.

– А, – вспомнил он, – это правило, по которому чем больше людей в твоем окружении сильны духом, тем быстрее ты сам сможешь достигнуть отмеренного тебе предела духовной силы…

– И превысить его, – закончила Лина язвительно. – Так вот, окружение – это не только люди, которые живут рядом с тобой, но и твои родные и близкие и вообще все, о которых ты думаешь и с которыми поддерживаешь духовную связь…

– Как положительную, так и отрицательную… – не без сарказма дополнил на этот раз Алек. – То есть если я кого ненавижу, у меня с ним тоже духовная связь и я могу его усилить?

– Запросто. Хотя… пути Живы неисповедимы. Злость может помочь победить врага, но это плохой союзник, может обратиться и против тебя. Мне всегда непонятно было, зачем в тесхе те слова про ненависть…

Подростки какое-то время помолчали, вдруг ощутив себя взрослыми и мудрыми. Лине первой надоело это чувство.

– Такой молодой и уже кого-то ненавидишь? – Она потянулась в Живе и ловко плеснула в его сторону водой. Алек не остался в долгу, он взмахнул руками, и вода в ручье поднялась волной.

– Ты не посме… – угрожающе начала девушка и завизжала, когда ледяная вода окатила ее с ног до головы. Алек вскочил, испуганный тем, что натворил. Девушка свернулась на камне в клубок, закрыв руками лицо. Алек хотел провалиться сквозь землю, нельзя же было так, он же знал, что сильнее… Он подошел, неуверенно протянул руку, похлопал девушку по плечу…

И вынырнул из воды, молотя руками по поверхности и вопя что-то невразумительное. Резкий импульс смел его в ручей так неожиданно, что он не успел ничего предпринять.

Лина стояла на берегу и покатывалась от смеха, мокрая рубаха обрисовывала ее фигуру, и Алеку вдруг показалось, что он не в ледяной воде, а в пустыне Базес. Он торопливо опустил взгляд, на дне ручья не было ничего интересного – цветная галька, блики, серебряной молнией мелькнула рыбешка…

Раздвигая грудью воду, он пошел к берегу. Берег был высок.

– Помоги выбраться, – пробормотал он, стуча зубами. Лина наклонилась к нему, протягивая одну руку и цепляясь за ветви тальника. Через мгновение девушка вместе с этими ветвями плавала рядом с ним.

Какое-то время они то ли в шутку, то ли всерьез пытались утопить друг друга, потом Алек заметил, что Лина начала дрожать, и прикоснулся к Узору. Визжа от негодования, девушка взмыла над поверхностью воды и шлепнулась на берег. Алек выбрался обычным порядком…

– Я тебе еще припомню это купание! – пригрозила Лина, скрываясь в своем доме. Алек услышал, как во дворе заахала ее мать, и торопливо ретировался.

Джо, проезжающий мимо их дома на Пегасе, чуть не свалился с коня.

– Какого… Алек, что случилось?

– Я купался, – мрачно ответил парень, присаживаясь на завалинку, стаскивая сапог и выливая из него воду. Пестрая отпрыгнула, брезгливо пофыркивая и прижав уши.

– А раздеться сначала нельзя было? – поинтересовался друг, удерживая жеребца, напуганного движением кошки.

Когда-то конь бегал в общинном табуне Полесья, но Проди, навестив в травном доме молодого войя, сказал, что спасенное добро принадлежит спасителю, и посоветовал беречь коня и беречься самому. Жеребец сменил гнев на милость, он ходил за друзьями как собака. Не мудрствуя лукаво, Алек именовал чалого в честь его короткого полета.

Бают, все пегасы давным-давно повымерли. Надо будет спросить Майнуса, коль скоро старик видел ангела, то мог видеть и крылатых коней.

Алек натянул сухую одежду и отправился к Лине.

Сэра сказала, что дочка «намочила ноги» и теперь будет сидеть дома в качестве наказания и пока не станет ясно, что дело обойдется без простуд. Лина все-таки к нему вышла, закутанная в шерстяное покрывало, под которым, кажется, ничего не было. Шмыгая красным носом – то ли мать напоила ее чем-то согревающим, то ли дело все же не обойдется без простуд, девушка посоветовала ему пойти к ривану, пусть тот и решает, что значит явление призрака.

Алек так и сделал. На половине рассказа Питер прервал его и громко произнес в пространство:

– Майнус, на пару слов…

Через пару минут появился старик. Он улыбнулся мимо Алека и сел в углу, но скоро тоже перебил рассказчика и таким же способом позвал Кристу. Алеку пришлось рассказывать свою историю в третий раз.

К облегчению Александра, никто не стал спрашивать, почему волосы у него мокрые и что они с Линой делали у ручья.

– Ты уверен, что видел именно живого духа? – уточнила Криста. Алеку стало не по себе.

– Живого. Если бы она… я бы почувствовал.

– Кажется, это действительно «потоки сильных мыслей». Ты часто в последнее время думал о сестре?

Алек к стыду своему был вынужден ответить отрицательно. Он думал о матери, о друзьях тоже… а сестру почти не вспоминал.

– Значит, она о тебе много думала, – сделал вывод старик, и Алек почувствовал себя последним мерзавцем.

– Ей что-то от тебя нужно. – Криста насмешливо прищурила синие глаза, словно прочла его мысли.

Их было четверо. Рик, которого долгие дни одиночества в дозоре или на охоте сделали очень чутким к присутствию людей. Видящая Криста, умеющая заглянуть далеко вперед – на несколько верст или на несколько минут. Бэзил, опытный охотник, лучше всех знающий окрестности Мечты. И сам Алек, который пока не мог похвастаться какими-то особыми талантами.

Лыжи были практически бесполезны, к их шерсти лип влажный снег, и отрядники нацепили снегоступы. Ходить в них было целой наукой, Алек за короткое время совершенно выбился из сил, но не отставал от опытных ходоков, он шел на одном лишь упрямстве.

Когда Бэзил объявил привал, Алек заспорил, убеждая всех двигаться дальше. Охотник только пожал плечами, и они шли до самой темноты. Когда уже не было видно, куда ставить ногу, юноша сдался, сел в снег, содрал осточертевшие снегоступы. Торопливо развеяли снег и разложили костер, Криста взялась сторожить первую смену.

Алек не мог уснуть. Тяжелый путь не давал ему мгновения задумываться, но с наступлением ночи пришли мысли, не дающие уснуть, несмотря на усталость.

В конце концов он все же погрузился в чуткую дрему, где причудливо смешались явь и сон. Он увидел темные силуэты деревьев, между которыми пульсировал багровый огонек боли и страха…

– Ты чего? – Дежуривший вторую стражу Дерек удивленно смотрел на Алека. Проснулись остальные.

– Мы должны… Я должен… Я видел… – задыхаясь, выпалил юноша. – Мне надо идти!..

Криста подошла близко, взяла его за уши и заглянула в глаза. Отрывисто кивнула:

– Нас подожди.

Алек приплясывал на месте от нетерпения, ему казалось, что все копаются как стая куриц. Едва Криста затянула последний ремень, Алек сорвался с места.

– Да куда ж ты, черт!.. – раздалось вслед отчаянное.

Он шел на запах боли, улавливая его всем существом. Алек не замечал протянутых веток, проламывался сквозь кустарник, несколько раз упал, набрал снега в очиги и в рукавицы. Краем сознания он слышал треск и ругань за спиной. Не отстают, хорошо.

Внезапно под ногами разверзлась пустота, Алек не успел остановиться и с воплем полетел в пропасть…

– Патэ Киош!

Сон манил, затягивал. Игла блистала в свете Луны, а он…

– Патэ Киош!

…любовался этим сказочно прекрасным и страшным зрелищем. Луна никогда не была такой большой…

– Патэ Киош!

Первым душевным порывом проснувшегося пастыря было желание удавить разбудившего его Ламана.

– Что случилось? – недовольно осведомился старший патэ. Дыхание патэ Ламана было наполнено тревогой.

– Даника Дораж… убежала.

– Как это произошло? – Патэ быстро оделся, снял со стены и прицепил к поясу короткий широкий меч, зарядил громобой.

– Вы как будто не удивлены, патэ…

Киош почесал в затылке и к собственному удивлению понял, что действительно не удивлен. Словно подсознательно ожидал чего-то подобного.

Они быстро шагали к чертогу, Ламан вполголоса рассказывал. Араган Дораж еще днем был пьян, а после посещения пастыря выпил еще, побил жену, хотел побить дочь, не нашел ее и завалился спать. Вечером Мариа разбудила мужа, вылив ему на голову ушат холодной воды. Когда до затуманенного алкогольными парами разума дошло, что Даники до сих пор нет дома, Араган мгновенно протрезвел и прискакал к чертогу, загнав коня, причем чужого.

Наскоро расспросив бледного, как Ночной Хозяин, мужика, Валентино Киош помял в руках рубаху Даники, поглядел в глаза отцу.

Живая

Одна вокруг нет людей лес

Тем легче. Он уже приблизительно знал направление. Подозрение превратилось в уверенность.

В ближайшем лесу никого не было… за рекой…

Поселянин когда-то был неплохим охотником, но годы и горе взяли свое. Он огрузнел, ослаб. А еще он не видел во тьме. Когда Дораж стал настаивать на своем участии в ночном походе, патэ Ламан пристально посмотрел ему в глаза, и тот обмяк…

Пастыри шли по запаху мысли. Это требовало постоянной концентрации внимания, но патэ Киош был опытным священником. Вдобавок он был зол на Данику, это прибавляло сил.

Через несколько часов пути старший пастырь почувствовал, что рядом кто-то есть.

Жива беспокоилась, словно поверхность озерца, в которое бросили камень. Патэ зажмурился, пытаясь разглядеть возмутителя спокойствия.

– Даника, – позвал он…

Пропасть оказалась не такой уж большой. Алек кувырком покатился по склону, вздымая тучи снега и вызывая маленькие лавины. На секунду он потерял сознание, но протянул руки, пошарил в теплой тьме и выдернул себя из беспамятства.

Ощупал голову, руки, ноги. Кажется, все цело. Отбитый бок, боль пульсирует в шишке на лбу…

Раздался звук. Алек смахнул снег с физиономии и удивленно уставился на темное пятно прямо перед ним. Пятно зашевелилось, как зашевелились волосы на затылке Алека. Дохнуло густым звериным запахом…

Медведь, пронеслось паническое. Темное создание поднялось во весь рост…

…и превратилось в девочку в огромной дохе.

– Ой, Алек… а я тебе нож принесла…

Тогда Александр шагнул вперед и обнял свою сестру.

– Я знала!.. Я всегда знала, что ты жив, откуда-то знала совершенно точно!.. Сначала пастыри говорили, что ты утонул в Мете, потом пришел патэ Киош и сказал… Ой, мамочки!

Ее возбужденный шепот прервался всхлипом боли.

– Что, прямо так и сказал? – осведомилась Криста.

Алек с трудом удерживался от того, чтобы оттолкнуть ее и самому заняться ногой сестры, хотя в целительстве не понимал ничего.

Девушка посвистывала сквозь стиснутые зубы.

– Сейчас попробуем поправить… Помоги, убери ей боль!

Кажется, она обращалась не к нему, но парень решительно придвинулся ближе, растопырил пальцы, подражая Рите, когда та лечила пострадавшего в схватке с вепрем Ника. Алек не умел убирать боль у других, только у себя, но не мог позволить, чтобы кто-то…

Даника тихо ахнула, когда теплый, избавляющий от боли поток устремился к ее лодыжке.

– Ты… ты умеешь…

– Ерунда. – Он чувствовал боль в собственной ноге.

– Но ты же погонщик ветров, не целитель…

– Это совершенно не важно. Ты тоже сможешь научиться.

– Скоро? – спросила сестра.

– Я учился месяца четыре, – честно ответил Алек, хотя его Проводник дергал за язык соврать. Даника подвигала ногой, шевельнула пальцами, сказала, что ей не больно, почти, слезы блестели в глазах.

Криста быстро провела пальцами, на коже остались красные следы. Девушка пискнула и прикусила губу. Войя покачала головой:

– Ничего не поделаешь, разводите костер. Если бы она сломала ногу, я бы ухитрилась сделать так, чтобы она могла идти, а вот с растяжением не получится.

– Больно? – обеспокоенно спросил Алек.

– Не больно… почти…

Быстро развели два костра. Даника поела, залезла в спальный мешок брата и продолжила свой рассказ. Но сначала потребовала у всех осенить себя Знаком. Алек с усмешкой повел рукой, выводя два треугольника один на другом, остальные повторили символ веры. Даника успокоилась.

У Бэзила были запасные одеяла. Алек старался не шевелить ногой, которая все еще болела. Он вертел в руках нож, принесенный сестрой, тот самый нож, что подарил ему отец в день, когда сын ушел из дома в Школу. Рукоять была новая, неудобная – старая сгорела в очистительном огне.

Они говорили и не могли наговориться. Алек поведал о сулившем смерть подслушанном разговоре, о бегстве Проклятых, о жизни среди Фременов… Сам расспрашивал сестру о матери и отце, о том, что произошло в Дорнохе за время его отсутствия, но она мало могла ему поведать. После того как он оказался в деревне Проклятых, Доражи ни с кем не общались.

Правда, про Даниэла она могла ему рассказать. Бывшего лучшего друга вроде бы не заботило, что все от него отвернулись. Неприязни деревенские подростки не скрывали, но задевать его в открытую остерегались. Когда пришла пора свадеб, папаша Дэна попытался выпросить венок у Ристов, но нарвался на резкий отказ.

От Алека не укрылся быстрый румянец сестры, когда она деланно беззаботным тоном рассказывала об этом. Он почесал в затылке…

Даника вдруг прервалась на полуслове, испуганно оглянулась вокруг.

– Кто-то окликнул меня, слышал?

– Нет… – растерянно сказал Алек, прислушиваясь. Но не услышал – почувствовал чужое недоброе присутствие.

Спина Бэзила, сидящего на страже, окаменела, Криста вздрогнула и рывком села, в синих глазах отражались угли костра и обрывки снов.

– Кто-то смотрит на нас… Он видит! – Сестра почти взвизгнула, вскочила, топор, воткнутый в поваленное дерево, выдрался и прыгнул ей в руку. Алек беспомощно оглядывался, сжимая в кулаке бесполезный нож.

– Это… это… патэ Киош! Это он смотрит на нас! Алек, спрячь меня! Помоги! – По щекам Даники текли слезы.

Александр с проклятием сделал выпад ножом, наудачу ударил в ночь своей ненавистью…

Патэ Киош уже не кричал. Он только тихонько подвывал на одной ноте, пока Ламан тащил его на закорках через лес. Можно было бы попробовать докричаться до кого-нибудь в поселках, но он боялся. Впервые в жизни боялся пустить в ход мысль.

Младший пастырь видел, как ровные спокойные потоки Живы вдруг взорвались вокруг Киоша черной воронкой, и пастырь как подкошенный рухнул в снег. Одно черное щупальце случайно зацепило патэ Ламана, вся спешно возведенная им защита рухнула, и сознание окаменело от боли. Когда он очнулся, патэ Киош сидел в снегу и трясся, в глазах его не было ни капли разума…

Патэ Ламан не помнил, как выбрался из леса. Он снова осознал себя, когда стоял на коленях перед печью, шепча огненные стишки, которыми не пользовался с детства. Ламан выругался, вышвырнул все лишнее из сознания и рявкнул:

– Гори!

Полыхнуло так, что ему опалило брови. Пастырь оглянулся, недоумевая, где это он оказался, и едва справился с желанием бежать отсюда куда подальше.

Деревня Проклятых. Дом Александра.

Вместо этого пастырь достал меч и разрубил скамейку, отправил в печь. Когда стало тепло, он отрезал кусок козлиной шкуры с кровати и принялся растирать бесчувственное тело патэ Киоша. Тот очнулся, поглядел вокруг дикими глазами и стал вопить, требуя немедленно увести его отсюда. Ходить он не мог, но ползал весьма резво. Патэ Ламан поднял меч – на всякий случай он не убирал оружие в ножны, – сжал зубы и ударил плашмя по затылку старшего. Впавший в детство пастырь охнул и обмяк, Ламан затащил тяжелое тело на койку и простер себя во Свете…

Зима наконец уступила весне. Пели птицы, просыпались деревья, на прогалинах уже вовсю зеленела трава, но в душе Даниэла наступала осень.

Она исчезла.

Александр вернулся за сестрой, и она ушла с ним.

До этого Дэн не представлял, что значит для него эта девушка. Ему нравилась сестра друга, в детстве они втроем водили воображаемые полки на страшных Еретиков, всякий раз одерживая победу…

Когда они повзрослели, играть с девочкой стало как-то несолидно, а потом и вовсе несовместимо с репутацией пацана. Даниэл помнил последнюю игру.

Она была за что-то обижена на них, и Алек, который всегда придумывал сюжет для новой игры, сказал, что Данику украли Еретики и они должны ее выручить.

Дэн в побитых и забрызганных кровью латах прорубил себе путь к подножию башни, где томилась пленница, отшвырнул сломанный меч, передал щит оруженосцу и взбежал по лестнице (взобрался по углу амбара). Даника, лазившая по деревьям и крышам не хуже мальчишек, сидела наверху, надув губы, и меньше всего походила на несчастную пленницу.

– Вы на свободе, сэнири!

А дальше произошло неожиданное. Девочка посмотрела на него и сказала, что она «запятнала себя гневом».

– Потому я должна остаться. А ты уходи, если хочешь сохранить свою жизнь.

– Но я должен спасти тебя, – запротестовал он, чувствуя, что игра вышла за пределы, очерченные другом.

– Тогда – убей. Быстрее, моя темная мощь растет, и скоро ты со мной просто не справишься. – Она отломила кусок коры от досок крыши, протянула ему. Дэн взял «кинжал» и неуверенно замахнулся.

– И помни, что я тебя любила. Прощай.

Кора хрустнула и сломалась, «сэнири» распростерлась на крыше и молча смотрела серыми глазами. Дэн встал на колени, ему вдруг стало настолько страшно, что он мог потрогать свой ужас руками. Впервые в жизни мальчик осознал текучесть времени, его невозвратность, и понял, что навсегда запомнит этот миг. Теплый, наполненный летними запахами ветерок, этот серый совершенно незнакомый взгляд, обжигающее прикосновение, когда он, согласно правилам игры, протянул руку и закрыл ей глаза.

Оглянулся, рядом на крыше стоял Алек. Друг не улыбался, в свете солнца ярко сверкала седина на его висках.

– Я погиб внизу, защищая вход башни, – сообщил он серьезно. – Ты должен уйти не оглядываясь.

– А я погиб здесь, – решительно сказал Дэн. – Когда я убил ее, темная сила освободилась и сломала крышу башни, и я погиб под обломками. Я бы мог спастись, но не желал того, ибо тоже любил ее.

– А башня обрушилась, и нам троим был воздвигнут курган, достойный древних королей и даже Титанов. Да, так все и было.

– Да, так было…

Даника ничего не сказала, только потерла ссадину около ключицы, куда пришелся удар «кинжала». Она встала, не глядя на брата и его друга, вытряхнула опилки из волос и легко махнула с крыши сарая.

Да, так было…

Патэ Ламан привел в деревню патэ Киоша. Старший пастырь выглядел так, словно ему пришлось схватиться врукопашную со всеми тварями Проводника, и Дэн перестал надеяться, что Данику спасут.

Значит, надо заняться этим самому.

Он хорошо подготовился к походу. Сказал родителям, что два дня подряд будет ночевать у родителей мамы в соседней деревне, потому что старики попросили его помочь кое в чем. Сказал бабушке и деду, что долго не покажется. Собрал еду, стащил у отца охотничий нож. Батя не скоро заметит пропажу.

Наступил день, который юноша назначил для своего ходжа. Больше тянуть нельзя, вот-вот пойдут реки. С утренним туманом он выбрался из деревни, к полудню добрался до деревни Проклятых.

Ему хотелось бежать вон со всех ног, но именно поэтому он спустился в долину. Деревня выглядела мирно и спокойно, даже не верилось, что здесь жили отродья людей, поверенные дум Проводника. Рассказать кому, не поверят…

Дэн решился, толкнул дверь, отскочил. Ничего. Тогда он осенил себя Знаком, потянул ручку на себя и вошел внутрь.

Несмотря на запустение и пыль, в доме было уютно и не пахло ничем сверхъестественным. Ему сразу стало ясно, что здесь раньше жила девушка. Эта мысль потрясла Даниэла, раньше он как-то не думал, что девушки тоже могут быть Избавленными.