Текст книги "Архив"

Автор книги: Артем Чурюкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

По лбу побежала теплая струйка. «Теперь точно кровь…» – Антон сжал голову руками, пытаясь унять боль, потом утер лоб тыльной стороной ладони и посмотрел на нее. Ну да, кровь. Вязкая такая, маслянистая какая-то, странная. К врачу сходить, что ли, анализы сдать какие-нибудь… А чего к ним идти, скоро сами сюда приедут да и возьмут свою пробы. Жалко только, что кто-нибудь – да помер опять.

«Жалко, что не я».

По лобовому стеклу расползся причудливый узор трещин. Белесый дым из смятого капота застилал обзор. Слева оглушенный водитель бормочет по-своему, дергая мертвую коробку передач. Справа – помятая дверь с вылетевшей, треснувшей пластиковой панелью. Антон потянул за ручку и оторвал ее нечаянно. Толкнул дверь рукой – не поддавалась. Медлительно, собирая мысли и сознание по крупицам воедино, кое-как извернулся и пнул ее ногой. Вот теперь она вылетела с неприятным лязгом металла и проехалась по асфальту, сыпля искрами и скрежетя.

– Э, ты что делаешь!

– Да заткнись ты…

Антон, отстегнувшись, но ни черта не соображая, вывалился из маршрутки, чуть не повалился на тротуар. Пытаясь успокоить сошедший с ума вестибулярный аппарат, он тряс головой, фокусировался на мостовой, открывал рот, компенсируя давление, и вновь ему привиделось…

Свист снаряда почти над головой, а он все, слушая собственное тяжелое дыхание, бежит и бежит сквозь дымовую завесу, щелкая автоматом вхолостую то в одну, то в другую сторону. Как пацаны, когда играют в войнушку и на месте палок в руках представляют оружие, а ртом изображают его треск, и даже не знают, что такое это самое «тра-тра-тра» на самом деле. Пацаны-то разбегутся по домам на обед и смотреть мультики, а вот Антона подкосит чей-то реальный выстрел, сколько он ни «тра-та-та» -кай в ответ.

Эта пелена горького дыма казалась бесконечной, но рано или поздно она расступится, и он увидит тех тварей, что их накрыли. Они уже близко, за очередным шагом, прячутся за тонкой броней минометов и стационарных пушек, затыкают уши, выпуская в небо очередной снаряд, сопровождая его какими-то молитвами на незнакомом гортанном языке. Или, что страшнее – на до боли похожем на русский.

Дым внезапно закончился, копоть расступилась, а твари оказались людьми, такими же, как он сам: в форме без знаков различий, с руками, ногами, головами и прожитыми жизнями в них. Его собственная пронеслась перед глазами всего за миг между тем, как дуло пистолета уперлось в лоб, и раздался выстрел, а потом противно захрустел ломающийся череп. Тело обессиленно и медленно опадало, залитые кровью глаза, почему-то не лопнувшие от раскрошившего череп давления, выхватили мутно позиции врага, расположенные слишком близко к краю завесы.

А потом наступила тьма.

Голову опять разорвало болью, в ушах противно и оглушающе запищало, и даже раскрытый рот и глубокое затяжное дыхание не помогали. Глаза выдавливало из орбит фантомной болью, мир вокруг плавал разноцветными пятнами и обрывками чьих-то фраз. Его слух выхватывал их, как ненастроенная магнитола, на которой крутили колесико FM-диапазона. Антон скорчился, теряя равновесие, напряжно дыша через рот и фокусируясь на алых капельках крови на асфальте, как очередная из них медленно падает со лба на шершавую поверхность.

Реальность потихоньку возвращалась, и Антон смог привстать, сделать пару шагов, а потом и мысли стали выстраиваться в привычный ритм. Несколько пассажиров уже выбрались из маршрутки и помогали теперь другим. Каждый выходящий сокрушался в адрес водителя, особенно его бабушки:

– Ах ты, тварь черножопая!

– Водить сначала научись, ирод!

– Ничего, я одну войну пережила, вторую переживу и тебя, падлу, переживу!

– Понаехали тут!

И так же и в том же духе. Пусть визжат хоть до усрачки, главное – к Антону почти вернулся слух, хотя противный писк все еще донимал, но уже меньше, в фоне где-то.

Перед маршруткой торчала помятая с задницы легковушка. В момент удара она, визжа тормозными колодками и оставляя горячий резиновый след на асфальте, чуть дымящийся, пнулась на пару метров вперед и застыла, осев. Разбитые задние фонари из последних сил медленно мигают бледно-желтым, бампер уродливо вмят в кузов, обнажая стойки усилителя, краска содрана, местами смешана с окрасом другого автомобиля. По старому асфальту от маршрутки к багажнику легковушки течет ручеек какой-то жидкости, вокруг валяется крошево пластика и стекла, противно хрустящего под ногами.

Антон подошел к такси и помог выбраться пострадавшим. Точнее, просто-напросто выломал еще одну дверь и выдернул ничего не соображающую девушку с пассажирского сидения, впился в грудки, трясанул пару раз, приводя в сознание, и проорал, все еще неадекватно воспринимая громкость окружающих звуков и свой собственный голос: «Вы в порядке?», опасно приблизившись к лицу и губам, вторгшись в личное пространство…

– Да, да, я в порядке, – Ее голос звучал издалека, хотя вот они – сочные полные губы, шевелятся в сантиметрах от его лица. Она, будто окаменевшая от желания, сначала изнывая пялилась в его глаза и изучала рисунки слишком ранних морщин на лице, но потом, придя в себя, оттолкнула.

Антон смутился на мгновение, но отбросил это чувство прочь, как и многие другие. Снова вытер кровь со лба тыльной стороной ладони, обтер ее о казенную форму и осмотрел, что там впереди.

А впереди какой-то дебил выскочил на переход во весь проспект на красный, сел в позе лотоса и торчал там истуканом, то восторженно глядя на скомканные аварией автомобили, то на мигающие обратным отсчетом красные светофоры, то просто вокруг: на толпу, сплетения дорог, вывески на домах, переброшенные кабели между ними и на игольчатые антенны на крышах. Другие прохожие шушукались между собой, снимали происходящее на телефоны, но к нему приближаться – не решались. «Хоть бы скорую кто вызвал… Должны же тут быть камеры?.. И должен же кто-то в них смотреть?.. Должен же?..»

Антон, неровно пошатываясь и припадая на вывихнутую ногу (сам не понял, когда успел), подобрался к парню и, сипя сквозь зубы фразу, спросил:

– Вы в порядке?.. – «Мразь.»

Тот отшатнулся от пустоты перед глазами, раскачался, почти заваливаясь назад, посмотрел на Антона, повторяя его слова:

– Вы?.. В порядке?..

«Солнечный», не иначе… И как только этих аутистов впускают в цивилизованный мир? Где тот человек, что выдает разрешения покинуть уютный мирок умалишенных и войти в мир адекватных взрослых людей, в котором если ты вернулся домой живым и если твой дом остался стоять, а не опал уродливой кучей мусора – уже неплохо? И где сопровождающий его психолог, или как их, блядей, там? Хоть бы в маршрутке с ним оказались. Может, поняли бы тогда, что у каждой жизни есть степень «священности», и инвалидам и ущербным нет места среди нормальных людей – опять мысли цитировали фразы жирных телеведущих.

«А тебе есть место, Антон?..» – шепнул внутренний голос.

– Да, Вы. – Антон ткнул в грудь ничего не понимающему пешеходу. – Вы в порядке? – Антон не мог преступить грани разрешенного, как бы ни хотелось тыкнуть не указательным пальцем, а всеми сразу, жестким напряжением костяшек. А еще лучше стволом, в лоб, или даже сразу в рот… Нет. По крайней мере, не здесь – среди толпы зевак. Будь они наедине, где-то в недрах спальных районов, где теперь правила анархия и пресловутый «закон улиц», Антон позволил бы себе вольности того младшего сержанта полиции по отношению к подростку и выбил из внезапно возникшего перед ним урода несколько зубов и какие-то слова сожаления и раскаяния, даже если тот их не знал до этого вообще. Но сейчас не подобный случай. Антон едва держался на ногах после аварии, а вокруг – уйма невольных свидетелей, от которых не отделаться. Ему за эпизод с заботливой мамочкой с электрошокером достанется, и за опоздание «без уважительных причин» тоже, зачем усугублять собственное положение…

– Я?..

– Да, Вы. – Если так скрипеть зубами, можно и всю эмаль стесать, или треснет еще какой-нибудь особо проблемный зуб, запломбированный лет пятнадцать назад непонятным доктором черт-те как.

– Я да! – Уверенно и понимающе закивал виновник аварии.

– Понятно. – Больше Антону риторически спрашивать было нечего, поэтому он бросил вслед, развернувшись: – Ты – да, а я – не очень. – Парень что-то ответил, но Антон его уже не слушал.

А между тем двое сотрудников охранного агентства, выбежав из какой-то полуподвальной конторы, попытались слиться с толпой и тоже понаблюдать за произошедшим, но их выдавали идеально отглаженные черные костюмы и огромные солнцезащитные очки с зеркальными линзами, скрывающие аж по пол-лица и совершенно неуместные мрачным осенним вечером. Их бритые, блестящие, похожие на яйца головы возвышались над остальными. Один повторял в телефон какую-то фразу, а второй молча напрягал скулы.

Они не могли не привлечь внимания Антона, который ускользающим краем сознания запоминал их образы и откуда они выползли. Сейчас – просто запомнит, а проанализирует – после. И шутку какую-нибудь злую придумает и посмеется про себя. Например: «яйца выползли, а член остался.» – «Хотя нет, не очень.»

Антон хромал обратно к маршрутке, чьим пассажиром совсем недавно был и из чьих недр сквозь открытую мужчинами-пассажирами дверь вываливались громоздкие тетки и старушки с переполненными хламом авоськами на колесиках, громыхая все теми же проклятиями:

– Дебил черножопый!.. Понаехали, блядь!.. Хоть бы водить научился сначала!..

Водитель уже тоже выбрался из машины и, наплевав на клиентов, вытягивал свое «Эээ» и хватался за затылок около развороченного дымящегося капота маршрутки. И тыкал в клавиши телефона, вызванивая владельца таксопарка, чей автомобиль он только что изуродовал.

Антон хромал как раз мимо эпицентра аварии, но остановился, едва завидев грузина. Оглядел весь этот праздник жизни: сорвавшихся с цепей бабулек, толпу зевак, снимающих происходящее на телефоны, гребаного водителя, девушку – пассажирку такси, чье стройное тело в строгом облегающем костюме била нервная дрожь, и сигарета из пачки никак не доставалась непослушными пальцами, и, наконец, на этого «осветленного» дегенерата-аутиста, который во всем виноват, хоть ничего и не понимает…

Посмотрел, прикрыл глаза.

Почудилось сразу: на рассвете бескрайний луг с сочной зеленой травой, промокшие от росы кеды, тихий шелест свежего ветра, его порывы забираются под футболку и треплют белесые волосинки на коже, покрытой мурашками. И кто-то рядом с ним, бросив велик позади, бежит в легком ситцевом платье на голое тело.

Приоткрыл – вот это все: грязь, боль, толпы уродливых безучастных людей, испуганные школьницы…

Очередная миниатюрная трагедия.

Инцидент.

Сплюнул розовой слюной, повернулся, молча дохромал до тротуара, кряхтя присел на бордюр да куда-то, ко всем и ни к кому одновременно, обратился:

– Полицию вызовите кто-нибудь… – Прикрыл глаза. – А то я устал что-то… – И обхватил руками лицо, прячась от действительности в свои фантомные миры: войны, самоубийцы с разноцветными глазами, неведомой свободы…

На удивление, машина «ГАИ» подъехала очень быстро. Сотрудники ГИБДД попытались его тронуть, но он отмахнулся, не вылезая из мешанины своих фантазий: «Потом». И про него почти все забыли, а он сидел там, на лугу, и смотрел на далекий рассвет; как оранжевое солнышко медленно выкатывается из-за дырявых крон далекого соснового леса и бросает алые лучи по сторонам от застывшей фигуры Антона. И тихо там так было, что, если перестать дышать и попросить сердце стучать медленнее, было слышно, как шелестит каждая травинка, и тихие ранние песни луговых пташек. И спокойно так, и тихо в то же время, и хорошо… Где же это? Почему внутри, а не наяву?..

Издалека завыла сирена. За ней вторая, третья, и откуда-то накатил гомон толпы, неразборчивые перешептывания. Как ни старался Антон удержаться за какой-то возникший образ в голове, он соскальзывал. Антон моргал-моргал в ладони да выморгнул его. Мираж соскользнул, исчез, как те утренние сны, и кто-то взял его за запястье и попытался отнять перепачканную кровью руку от лица.

Антон дернулся.

– Спокойно, я врач, я Вам помогу…

Антон стеклянно посмотрел на врача. Тот самый жилистый стареющий мужчина, что хладнокровно вкалывал обезумевшей женщине очередную дозу успокоительного. Веронике как-там-ее? Когда это было? Час назад, два? Казалось – всю жизнь. Слишком длинный день сегодня выдался, а ведь он еще даже не собирался заканчиваться: солнце уже приближалось к горизонту, но осенью оно садится рано.

– Здрасьте…

– Здравствуйте. – Медик, судя по выражению лица, узнал его.

Антон огляделся: пара машин полицейских, которые уже составляли протоколы и опрашивали свидетелей, несколько «скорых» обслуживали потерпевших, с десяток репортерских автомобилей, налетевшие, как коршуны, на добычу: с антеннами и тарелками на крышах и логотипами федеральных каналов – других-то не осталось – по боковинам. Какие-то безликие девушки уже наговаривали в огромные камеры репортажи о происшествии, кто-то даже в прямом эфире, а другие опрашивали свидетелей.

Он, как мог, отмахивался от этого всего, только никак не получалось. И доктор этот пристал. А на фоне в одну из карет скорой помощи погружали носилки с недвижимым телом. Будущих мертвецов Антон умел вычислять, и этот уже не жилец: остекленевшие глаза, целящиеся в небо, и струйка слюны, сползающая из приоткрытого рта.

– Это кто? – Антон кивнул за плечо врачу, и тот обернулся.

– Водитель такси, тяжело ему пришлось.

«Странно, с чего бы? Удар-то был сзади. Ударился затылком о сиденье, да и все тут, даже подушки не должны были сработать. С девушкой-то все в порядке ведь.»

– Не пристегнут был, здорово в руль впечатался, еще когда девушка тормозила перед мужчиной, а потом затылком, ну и в общем…

– В смысле «девушка тормозила»?

– Это раньше была учебная машина, у переднего пассажира есть педали, инструкторские… Ну, вы поняли, – Антон кивнул. – Вот она чутче следила за дорогой, нежели этот.

Так бывает: если умеешь водить, то, когда едешь с идиотом за рулем, мигом реагируешь вдавленной в пол левой ступней. Инстинктивно.

– Понятно… Вас зовут-то как?

– Владимир. Можно, я Вас осмотрю? – Как зовут Антона, Владимиру было насрать, что в целом, объяснимо: у него таких Антонов за смену уже было и еще будет…

– Валяйте.

Дальше пошли какие-то тесты: ярким фонариком в глаза, потом следить за пальцем влево-вправо, померить пульс на запястье, давление, укол экспресс-анализатора крови, ощупать череп, приговаривая: «Так больно? А так? А вот так?». По-всякому было больно. И нога подвывала.

– Сотрясение и ссадина на лбу, надо перевязать, а так – жить будете. Надо бы рентген сделать, посмотреть, что там. – «Есть ли что-нибудь вообще…» – Как минимум я рекомендовал бы пару дней постельного режима. – Антон хмыкнул: ну да, отпустят его отлежаться, как же.

– Ногу еще посмотрите, вроде растянул или вывихнул. Ходить больно и неудобно.

Пока доктор проводил свои манипуляции с ногой, подошли сотрудники ГИБДД:

– Добрый вечер! – «Вечер? Сколько времени-то…» – Антон посмотрел на браслет. – «Ох, твою ж мать!..»

– Не очень.

– Как дела? – То ли к нему, то ли к доктору обратился старший.

– Жить будет. – «Не смешно». – Сотрясение мозга и вывих, который мы сейчас,.. Оп!.. – Острые раскаленные лезвия впились куда-то в область таза, в опасной близости к самому важному органу, и так же резко пропали; Антон даже не успел вскрикнуть, только судорожно вдохнул, зашипел рассерженно и замычал. – Ну, вот и все, – продолжил доктор, – Теперь позвольте обработать мелкие раны.

Антон выдохнул. Только сейчас он понял, что все это время нога ныла тупой болью. Так часто бывает – привыкаешь к боли, а как ее уберут – чувствуешь пустоту и ностальгию. Раньше было лучше, раньше хотя бы болело. Теперь же – просто пусто. «Боль ползет по проводам…» – откуда-то возникла очередная странная мысль.

– Сигарету? – Полицейский протянул початую пачку.

– Не курю. Вам что надо? – Антон огрызался. Привычка, что ли?

– Мы хотели узнать, что с этим делать. – Полицейский пожал плечами, убрал пачку и кивнул в сторону того сумасшедшего, из-за которого тут толпа пострадавших и труп. Нация кивателей и регулировщиков. И аутистов. Их на дорогах всегда было много, даже до войны.

– А я откуда знаю? Ебнутый он какой-то. Вы лучше водителя маршрутки оформляйте, он по телефону разговаривал.

– По телефону? Ясно, а говорит – тормоза не сработали.

Полицейский достал папку с бумагами, раскрыл, извлек из внутреннего кармана ручку и начал что-то дописывать на какой-то очередной листок, который, пройдя все круги начальства, отправится в архив, если не потеряется по бесконечной дороге из кабинета в кабинет в одном здании.

– Пиздит, – лаконично ответил Антон, пока врач легонько водил по лицу ватным тампоном, смоченном в вонючей и пощипывающей перекиси.

– Ладно, с водителем мы разберемся, – полицейский помялся, пытаясь выглянуть из-за фигуры врача и смотреть на Антона, – Но с этим тоже что-то надо делать…

– А я чего? – Надоело быть самым главным. Нет, не так. Надоело быть тем, на кого скидывают ответственность. Коряво немного, зато правда. Правда в этом мире уже вся – корявая. Зато ложь – стройная и сладкая, льется из всех радио– и теле– приемников бесконечным потоком.

Антон продолжил, разглядывая пуговки и ниточки на халате врача, но разговаривая не с ним. Странное ощущение, непонятное.

– Его врачи осмотрели? – Один из них как раз колдовал над перевязкой на его голове.

– Осмотрели, – полицейский кивнул, как игрушечный бульдог на торпеде в маршрутке, над батареей маленьких икон со всеми выдуманными за века святыми. – Травм нет, но он… Как врач сказал-то?.. – Он обратился к другому, но Антон его прервал, закатывая глаза:

– Ебанутый он. В дурку его.

– Ну, можно и так… Как скажете.

Дежурные уже развернулись и двинулись обратно в гущу событий заполнять еще какие-нибудь бессмысленные бумаги, как вдруг Антон вспомнил два странных, чуждых силуэта в толпе, которые слишком подозрительно наблюдали за произошедшим и за тем невменяемым парнем.

– Подождите! – Врач, как назло, закончил и складывал препараты обратно в свою сумку. Разговаривать с его халатом было удобно. Или, на худой конец, оттолкнуть бы его, мол, не волнует меня собственная боль, я – за справедливость! Полицейские повернулись обратно на зов: – За мной.

Антон наконец встал, морщась от боли и легкого головокружения, потягиваясь и немного разминая ногу. Хоть бы Владимир остановил и протянул блистер с парой таблеток обезболивающего, но не дождешься – его и в аптеках не густо осталось, а тут тратиться даже не на помирающую старушку, а из «этих Управленцев», как за глаза называют Антона. А он и привык терпеть. Так что даже «спасибо» не скажет – ему ведь никто не говорит.

«Возможно, потому что все твои… пациенты… уже умерли?»

Они направились вперед, к тому самому человеку, на чьем счету как минимум одна покореженная за сегодня жизнь. Хотя, какой-то очередной иммигрант стал недееспособен. Ну отправят его обратно на родину за счет государства, да и делов-то. Интересно, тот идиот, что все это устроил, хоть это понимает? Нет, скорее всего. Вряд ли он знаком с понятиями «государство» и «иммигрант». И уж точно не знаком со словом «ответственность». Это редкое явление даже для психически здоровых.

Мерно раскачиваясь, он напрягся, когда на его шею легла тяжелая шершавая ладонь и, схватив за воротник застиранной рубашки, рванула наверх и повернула лицом к толпе. Откуда-то со стороны раздался хриплый голос Антона:

– Его кто-нибудь узнает? Видел его кто-нибудь?

Толпа молчала, переминалась, переглядывалась, морозилась. Каждый, глядя на другого, будто вещал в какое-то ментальное пространство две мысли: «ну ты, сосед, давай, говори. Я-то знаю, что ты знаешь» и «А я чего? Я не видел ничего, я вообще мимо шел», пока наконец один из остолопов не собрал волю и яйца в кулак и не крикнул пискливо:

– Ну я видел… он оттуда выходил.

– Откуда? – Антон сначала даже не понял, от кого конкретно исходит голос, и начал заглядывать за плечи ближайшему из зевак, будто изображая, как ему интересно и срочно нужно узнать, откуда выплыл этот умалишенный, что смиренно висел на его руке, смущенно пряча глаза от толпы в старый шершавый асфальт.

– Оттуда. – В шепчущейся толпе вздернулась рука и указала на ближайшую постройку с цокольным, подвальным этажом. Невзрачное здание с решетками на окнах, ничем не приметное, кроме вывески «РосТуры», мерцающей дешевыми красными светодиодами, большая часть из которых уже выгорела.

– Понятно. – Про «РосТуры» Антон ничего не слышал, но название говорило само за себя: очередная контора, которая втридорога предлагала путешествия в полувоенный, оккупированный Крым, где только на далеких диких пляжах можно было затеряться от войны и грохота бомбардировок. Больше уехать отсюда было почти некуда для простых смертных, в Сирию разве что, но там совсем жарко… Поэтому возникал закономерный вопрос: А стоит ли вообще? «Справедливо», отвечало себе подавляющее большинство обывателей и со спокойной душой просиживало плановые отпуска дома перед телевизором или на даче, кто успел ухватить клочок земли в собственность в свое время. Уж лучше так, чем сдохнуть от шальной пули не тобою начатой войны.

– А еще кого-нибудь видел? Тут два бугая в черных костюмах стояли.

– Стояли, да, только делись куда-то. Не знаю куда. – Тот же голосок раздавался откуда-то из толпы, и Антон, по всем правилам, должен был задержать его, найти пару понятых, изложить его показания на бумаге, только как же тут найдешь заинтересованных граждан, не говоря уже о чистой бумаге. Пусть лучше идет, куда шел, целее будет. Антон – сотрудник Управления. Одно его слово перевесит любое другое, подтвержденное показаниями, в суде. «В суде», да, как же. Хех…

– Ладно. Держи – передал одному гаишнику виновника торжества, а у второго потребовал: – Телефон дай.

– Держи… те… – Антон напомнил рядовым сотрудникам МВД глубокую разницу в его положении в иерархии и их, но все же принял тонкий разблокированный, высокотехнологичный, как пела зазывающая реклама РосТех'а по телевизору, ударопрочный кирпичик из пластика, и совсем не потерялся в иконках домашнего экрана. Ведь они для госслужащих примерно одинаковые: иконки сообщений, звонков, диктофона, камеры, распознавания почерка, отпечатков пальцев, и вот эта, нужная Антону – распознавание лиц. Он навел аппарат на потерянного в истории и пространстве парня, зажатого между двумя тушами сотрудников, облаченных в необъятные желтые светоотражающие жилеты, «по фигуре», и рявкнул:

– Смирно стой!

Тыкнул в красную кнопку. Телефон синтетически сымитировал звук спуска затвора и вывел на экран сделанную фотографию.

Фотография все же вышла немного смазанной, потому что этот идиот все так же вертел башкой, разглядывая все вокруг, как маленький ребенок, а не смотрел в камеру. Хорошо хоть не восклицал: «Мама, мама, смотри, какой балкон! А там тоже люди живут?..» Люди в этой стране не живут уже давно, но полицейские точно ответили бы по-другому.

«Лицо не распознаешь. Видать, по отпечаткам придется». Будто бы второй раз сфотографировать, дав предварительно затрещину и рявкнув, нельзя. Впрочем, Антон плохо дружил с техникой, а сейчас, после мощного удара в голову – и с логикой. Иначе экстренно вызвал бы помощь сам, через браслет, а не просил прохожих, прячась от реальности в своих миражах.

Антон уставился в экран, вернулся в основное меню, тыкнул на другую иконку, подошел к имбецилу, дернул его руку под скованное шипение и прислонил большой палец к специальному сканеру. Телефон ощутил касание уникального узора отпечатка, отсканировал его, отправил запрос в базу данных, подождал ответа, и ответ гласил: «Не найдено».

Антон удивленно вскинул бровь, но попробовал еще раз, с тем же результатом после недолгого ожидания. И с пальцем на другой руке («Мало ли, всякое бывает…») тоже попробовал, безрезультатно. Хмыкнул заинтересованно, но продолжать тщетные попытки опознать умалишенного не стал.

Вместо этого он молча развернулся и пошел к тому подвальному турагентству. Пятиэтажное старое здание немного нависало узкими балконами и высокими зашторенными изнутри окнами. А снаружи – решетки, и редко – черные чугунные горшки для цветов с пожухлыми, вялыми растениями, которые подохнут с первыми заморозками, чтобы на их место по весне высадили новые, если, конечно, хозяевам больше нечем будет заняться и если они, хозяева, вообще есть, до сих пор тут живут, а не сбежали давным-давно в теплые-теплые страны.

Вход в офис окаймлялся двумя облизанными сигаретным пеплом мусорными бачками и спускался вниз разбитыми бетонными ступеньками, походящими уже больше на пологий спуск, нежели на действительно пороги.

На панель пластиковой двери, ровно в центре, была приклеена табличка «закрыто», но за тонированными стеклами смутно угадывались силуэты мебели и живого человека: пара диванов по бокам узкого, но длинного помещения, какие-то плакаты на стенах, закрытые деревянные двери там же, сбоку, а в центре – широкая и высокая стойка, за которой – сногсшибательно-сексапильная молоденькая секретарша, которая должна бы радостно приветствовать каждого посетителя и предлагать ему напитки. Или отсосать. Лучше бы отсосать.

На этот раз она рассерженно и испуганно вскочила и показала все свои прелести, как только зазвенели колокольчики, подвешенные около двери. «Не отсосет» – метнулась издевательская мысль.

– Мы закрыты! – «Ну давай, ногой еще топни.»

– Не закрыты. – Антон ответил, отсекаясь от уличной шумной суеты, что врывалась сквозь дверь, пока не сработал доводчик. Антон все ковылял и ковылял через помещение прямиком к ней, пока не пересек длинное фойе, вытащил вездесущее удостоверение, сверкнул им, и секретарша замолчала, краснея, бегая глазами и щелкая авторучкой в руках.

«Кому, интересно, они столько диванов для отдыха понаставили? Еще и кулер с водой в углу воткнули?..»

Он облокотился о стойку регистрации, на которой были хаотично разбросаны буклеты с живописными пейзажами недавно, вопреки желаниям коренных жителей, присоединенных к Российской Федерации территорий и приклеены к искусственному дереву столешницы распечатки с ценами на туры:

– Вы видели этого человека? – Ткнул смартфоном в лицо миловидной секретарши. И правда молоденькая совсем, а не наштукатуренная косметикой стареющая дурочка: длинные русые волосы, нахмуренное в этот момент лицо, зеленые глазки бегали по экрану телефона; белая блузка с полуприличным глубоким декольте, а вот что ниже (черная короткая обтягивающая юбка и лаковые туфли на шпильках, скорее всего) – он не видел, хотя, на секунду, хотел бы. Это очень странное чувство, но приятно думать, что девушка рядом с тобой вызывающе одета. Тем более – на работе. Вдруг ее кто-нибудь здесь трахает? Пузатый начальник ли, или консультант из офиса справа?.. Слева?.. Оба? По очереди или вместе?..

Девочка даже не нахмурилась тоненькими бровками демонстративно:

– Нет, его здесь не было. – Будто отчеканила, а Антон подумал: «Я не спрашивал, был он тут или нет. Я спрашивал, видела ты его или нет». Маленькое несоответствие ответа вопросу, но именно из таких едва заметных, ненароком оброненных слов слагается истина. Или паранойя.

– На улице утверждают, что он вышел отсюда. – Хладнокровно, с напором он продолжил допрос. Вообще это слово утратило смысл в последнее время: допрашивают, когда хотят узнать что-то новое. Правительство следит за всеми, так что Антон не допрашивал, он искал подтверждения тому, что уже и так знал.

– Это невозможно, у нас его не было. – «Да, не было, как же».

– Это потому, что вы не закрыты?

– Да.

– Понятно. – Антон вынес свой вердикт относительно интеллекта секретарши, потом привычно глянул на потолок и сразу же выцепил стеклянные окуляры камеры по углам. – Тогда почему дверь открыта, и вы здесь с двумя охранниками? – «которых здесь сейчас нет».

– У них смена! – Вот ты окончательно спалилась, девочка. Сказала, а потом поняла, что сболтнула лишнего, и замялась, только уже поздно.

– Понятно. – Ничего, он пометку оперу оставит, а там уж сами разберутся. – С вами свяжутся для дачи дальнейших показаний, – Антон не стал продолжать задавать вопросы, на которые не получал прямого ответа для чьего расследования. Это не его дело, и ему, по большому счету, начхать. Его совесть потихоньку пожирает где-то там, на безымянной улице в доме без номера, пришедшая в себя Вероника Петровна, а грядущие сны уже наверняка захвачены трупом Лизы. Что ему до робкой, туповатой девочки-секретарши, хоть и красивой, и невменяемой мрази, из-за которой пострадало с десяток человек? Вдобавок охранники теперь тоже маячат на периферии сознания, покоя не дают. Не могли они сорваться со своих мест просто поглазеть на случайного прохожего и устроенную им аварию. По крайней мере, помогать в столпотворении они точно не собирались – только стояли и глазели, а один что-то шептал в телефонную трубку. Отчет? Запрос дальнейших действий? Кому? От кого? Черт его знает…

Этот странный парень точно был здесь, а назначенные следователи пусть отрабатывают зацепки. Антон им и так помог – нашел эти самые зацепки. А дальше – не его работа. Никто не умер же из тех, кто может произвести на этот тухлый свет военнообязанное потомство весом в 3—4 кило, склизкое и орущее.

Антон думал все это, пока шел обратно к выходу, толкнул локтем дверь и вернулся в гомон улицы. Двое одетых в форму человека ожидали его, придерживая третьего, гражданского, между собой. Странно получалось – права и свобода вроде бы есть у всех, но на деле – кто в этом дурдоме мирового масштаба надел форму (вообще любую) первым, тот и прав. А уж если крепко сжал в руках оружие, то только с такими же «правыми» бодаться. «Может, и правильно» – думал Антон, глядя на придурковатую улыбку зажатого посередине двух туш тощего парня.

Антон подошел к ним и протянул, возвращая, телефон:

– Сделайте пометку, что этот… – Он скептически глянул на парня, думая, что пора бы дать ему имя в своих мыслях, – «гражданин» был в РосТурах перед происшествием. И что это вообще за РосТуры?

Полицейский взял свой телефон и посмотрел на Антона, будто колеблясь, кого из них везти в психушку. Антон немного смутился.

– Ладно, проехали. Довезите меня до Управления.

– Но мы… – Попытались протестовать и переглянуться.

– Довезите. Меня. До Управления.

– Хо… Хорошо…