Текст книги "Camp America"

Автор книги: Артем Русакович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 12. Лагерь-2: американские пионеры.

Американский детский лагерь очень похож на российский. К такому выводу я пришел, проработав в «Лохикане» девять недель. Интересно, что Америка, столь непохожая на Россию, в этом плане принципиально ничем от неё не отличается. Видимо, просто сложно придумать для организации детского отдыха что-то новое, и все страны работают по одной схеме.

Сегодня в Америке очень популярно отправлять детей на лето в лагеря отдыха. Некоторым родителям не хочется делить радости отпуска с детьми, а у многих трудоголиков и отпуска-то не бывает. Так что на лето они с радостью отправляют своих отпрысков к другим людям, которые могут организовать для них полезный и интересный отдых.

Чуть ли не половина участников программы «Camp America» из России направились в штат Пенсильвания. У меня сложилось ощущение, что именно в этом месте сосредоточено наибольшее количество лагерей. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Несмотря на то, что Пенсильванию английские поселенцы освоили еще несколько веков назад, здесь до сего дня сохранилась удивительно красивая и почти нетронутая природа. Северо-восточный уголок штата, в котором находился наш лагерь, походил на Швейцарию – холмы, чистый горный воздух, озера, леса. Очень много живности – лягушки и рыбы, обитающие в озерах, змеи, которые изредка проползают по траве, косули и олени, перебегающие дорогу и заставляющие водителей нервно жать на тормоза. Один раз я даже видел живого медведя: вечером четвертого июля, когда дети у футбольного стадиона готовили праздничную процессию, где-то вдалеке из леса выбежал большой черный медведь и, пробежав по другому концу стадиона, скрылся в лесу. Дети приветствовали его радостными криками – на таком расстоянии он не внушал страха.

В Пенсильвании популярны разные виды отдыха. Зимой холмы засыпает снегом, и некоторые места становятся отличными горнолыжными курортами. Ну а летом, помимо рыболовов, оккупировавших все окрестные озера, в этот край со всех концов Америки приезжают дети.

Наш лагерь находился в достаточно диком и заброшенном месте. Красивая природа, конечно, настраивала на возвышенный лад, но вообще это была жуткая дыра. Ближайший городок, бывший, так сказать, сосредоточением цивилизации (с рестораном «McDonald»s", супермаркетом «WalMart», автомобильным салоном и несколькими магазинами), находился в двадцати двух милях к югу. Нашим же соседом оказался маленький городок Лэйк-Комо (Lake Como), где цивилизованная жизнь была представлена несколькими десятками домов, церковью и почтовым отделением. Из торговых заведений было только кафе, в котором продавали мороженое, и пивной бар. В последнем, правда, мне, как и многим русским, побывать не довелось – в Америке строго соблюдаются возрастные ограничения по употреблению алкоголя. Прямо на входе у лиц молодого возраста проверяют документы, и если данное лицо не достигло 21 года, вход в бар для него закрыт.

От этого городка к нашему лагерю вело несколько миль богом забытой дороги, у края которой изредка попадались дома. И только через несколько минут езды по пустынному проселку человек попадал к небольшому озеру, видел щит с надписью «Welcome to Lohikan», а там нужно было только подняться на вершину холма – и он оказывался в лагере.

Жили здесь все в небольших деревянных домиках темно-коричневого цвета. В них разместили детей, вожатых, лагерное начальство и даже офисы. Конечно, внутри все было обставлено чуть лучше, чем в нашем бараке, и жило там не так много народу. Но все равно – комфортными условиями это не назовешь. Наверно, в такой экзотике есть своя прелесть.

Как и в России, вожатыми в США работают студенты. Во время каникул, когда уже сданы все экзамены и у них появляется куча свободного времени, они приезжают в лагеря на заработки. Причем, платят им по американским меркам не так уж много, но студенты все-таки предпочитают стройкам и ресторанам детские лагеря, где можно совместить работу с отдыхом.

В лагере студенты, переквалифицировавшись в вожатых, не только руководят отрядами, но и ведут занятия по самым разным направлениям. В этом одно из отличий американского и российского подходов к организации детского отдыха. Если наши пионеры в лагерях только гоняют в футбол и участвуют в разной дурацкой самодеятельности, то их американские собратья могут, кроме того, значительно поднять свой образовательный уровень. Специально для них организованы занятия по фотографии, рисованию, гончарному делу, всем видам спорта (теннис, баскетбол, волейбол, верховая езда) и много чего еще. Дети не просто купаются и бездельничают, но каждый день по своему выбору посещают несколько занятий и учатся какой-то полезной специальности.

За время работы мы успели познакомиться со многими вожатыми. В первую неделю, когда дети еще не заехали в лагерь, мне почти каждый день удавалось поговорить с кем-то из них. Помню, довелось общаться со студентом по имени Брайан. Молодой, невысокий парень с черными волосами и южной внешностью – явно из рода итальянских иммигрантов – изучал в колледже кинематографию. Я тоже очень люблю кино, особенно американское, поэтому мы с ним быстро нашли общий язык. В своей специальности он разбирался очень хорошо: знал досконально не только отечественное, но и иностранное кино. Например, рассказал мне про первый цветной советский фильм: "С формальной точки зрения таковым можно назвать «Броненосец „Потемкин“ Эйзенштейна – там был раскрашенный вручную красный флаг». При этом он достаточно хорошо разбирался в политике. Начав говорить о фильмах Стэнли Кубрика и в частности о «Заводном апельсине», мы перешли к обсуждению тоталитарного общества.

– Мне кажется, – сказал Брайан. – Что Америка с каждым годом все больше и больше напоминает тоталитарное государство – то, что описано в «1984» Оруэлла. Смотри, у нас есть почти все характерные черты описанного там общества: умелое манипулирование общественным мнением (сейчас американцы думают, что Саддам Хуссейн связан с Бен Ладеном, хотя на самом деле это не доказано) и сосредоточение власти в руках 5 процентов населения – так называемой элиты. Сейчас пробиться с самого низа на самый верх, как это было с Линкольном, практически невозможно – руководителями страны становятся дети политиков и богачей, которых абсолютно не интересуют проблемы простых людей.

Мне эта речь до боли напомнила статьи российских национал-патриотов, громящих Америку в газете «Завтра» – все эти разговоры про отсутствие настоящей демократии, про власть доллара и тому подобные вещи. И тем более странно было слышать такие вещи от американца – причем, такого, которого нынешняя власть вряд ли чем-то обидела.

– Так какой же выход ты можешь предложить? – спросил я. – Устраивать революцию, бунтовать – как в фильме «Бойцовский клуб»? Я думаю, это обернется для вашей страны еще большими несчастиями. Так что же делать?

– Вот это сложный вопрос. We are fucked, как говорится, – отметил он с иронией. – И у этой проблемы вряд ли есть решение.

И все-таки напоследок я сказал ему, что полное равенство и справедливость невозможны в принципе, а в Америке равноправие продвинулось дальше, чем во многих других странах. Закончился спор ничем, да и было понятно, что молодой студент, пламенно выступавший против несправедливого общественного строя в Америке, не был революционером. Когда на следующий день я увидел его в новенькой, чистой и сверкающей на солнце машине, на которой он собирался съездить в соседний город, то понял – революции в этой стране не будет никогда. Тезис Карла Маркса про пролетариат, которому нечего терять, кроме своих цепей, в США не сработает: даже ярые обличители власти корпораций и денег сами являются собственниками и никогда не захотят потерять дом, машину или другое имущество. А таких людей – которым есть, что терять, и которым не нужны перемены – здесь большинство. Это большинство под названием «средний класс», просто не допустит ни революции, ни переворота.

Через несколько дней после этой дискуссии в лагерь стали заезжать дети. «Лохикан» стал заметно оживленнее, а у нас прибавилось работы, потому что пришлось кормить уже около семисот детей и пару сотен человек из вожатых и лагерного начальства. Американские пионеры (если их можно так назвать) были в возрасте от шести до шестнадцати лет. От русских детей они мало чем отличались – такие же шумные, веселые и сопливые. С их появлением лагерь как-то сразу оживился. Теперь почти везде можно было встретить маленьких американцев, которые вместе или поодиночке шли купаться, занимались в кружках по интересам или готовились к каким-то лагерным мероприятиям.

Одно из таких мероприятий провели в первый же вечер. Как и в России, оно называлось лагерным костром (campfire) и ничем не отличалось от аналогичного явления в российском пионерлагере. Перед стоящей на улице сценой собралось несколько сотен детей: кто сидел на деревянных скамейках, кто прямо на траве – и стали слушать. Я и еще трое русских ребят тоже пришли посмотреть и встали чуть подальше, облокотившись на деревянную изгородь. Дети выходили на сцену, что-то пели и играли на гитарах, выступал кто-то из начальства или вожатых. У нас какой-нибудь ребенок спел бы на гитаре последнюю песню «Сплина», тут же длинноволосый паренек минут десять терзал всех хитом группы «Oar» «That Was A Crazy Game Of Poker»:

 
I say of, you say a
I say revolution, and you say die
I say of, you say a
I say revolution, and you say die dah dah
Day day oh!
 

И что-то в этом роде. Гитариста сменили вожатые, которые покричали имена и названия своих отрядов – а дети, состоящие в них, дружно откликались. После этого на сцену вышел один из представителей лагерного начальства и рассказал историю. Помню я её плохо, да и английский на тот момент знал довольно слабо, но постараюсь своими словами передать общий её смысл:

– У папы с мамой был сын. Рос он умным и добрым мальчиком, учился хорошо, всегда слушался своих родителей. Была у него только одна странность: на каждый свой день рожденья он просил покупать ему мячики для пинг-понга. Он попросил об этом родителей, когда ему исполнилось пять лет, шесть лет и так далее. К окончанию школы он попросил подарить ему коробку с мячиками для пинг-понга. Но, наконец, он повзрослел, поумнел и в честь поступления в колледж попросил подарить ему машину, – рассказчик сделал паузу, – наполненную мячиками для пинг-понга, – смех среди слушателей, – И так повторялось несколько раз. Он окончил колледж, начал с отцом совместный бизнес, который принес им много-много денег. И только одно оставалось неизменным – на каждый значительный повод или праздник он просил дарить ему мячики для пинг-понга. Ему исполнилось тридцать лет, когда случилось несчастье – он заболел смертельно опасной болезнью. Дни его были сочтены. И когда родители, со слезами на глазах спросили, что он хочет перед смертью, он ответил: «Подарите мне грузовик, наполненный мячиками для пинг-понга», – опять смех в зале, интерес к истории все больше возрос. – Родители выполнили его просьбу. И вот как-то раз он ехал на этом грузовике по одинокой пустынной дороге. И неожиданно выехал на встречную полосу и столкнулся с автомобилем. Его грузовик перевернулся, все мячики для пинг-понга выкатились на дорогу. И вот он лежал среди этих мячиков, весь в крови и ждал скорой смерти. Приехали родители, которые увидели, что произошло с их сыном. И тогда отец, не выдержав, склонился к сыну, и спросил: «Сынок, ты скоро умрешь. Пожалуйста, не мучь нас, скажи – зачем тебе нужны были мячики для пинг-понга?», – слушатели напряглись, с нетерпением ожидая развязки. – Их сын глубоко вдохнул, собрал последние силы и ответил: «Я… кхе-кхе… просил вас… купить мне эти мячики, – человек говорил уже охрипшим голосом, – затем, чтобы…», – долгая пауза и рассказчик трагическим голосом объявил: – И он умер.

Секунду стояла тишина, потом все, и мы в том числе, покатились со смеху. Одну такую историю я слышал и раньше, это рассказ из серии «поиздевайся над слушателем, но так, чтобы он с удовольствием это принял». Что и произошло в данном случае.

Кроме лагерных костров, случались другие запоминающиеся мероприятия. Большим событием в жизни лагеря стало празднования Дня Независимости – 4 июля. Утром в главный американский праздник у нас в столовой на музыкальном центре крутили какие-то патриотические песни – а дети, сидя за столами, хором подпевали. Все, даже некоторые русские, поддавшиеся общему порыву, носили футболки, шляпы, даже наклейки со звездно-полосатыми флагами. Правда, если дети относились к этому серьезно, то вожатые – с некоторой долей иронии. Я поздравил одного из них с Днем Независимости, встретив утром в столовой. Он в ответ кисло улыбнулся и сказал, что не в восторге от этого праздника, уж больно он пафосный. А вечером на окраине «Лохикана» устроили фейерверк. Рассыпающиеся в небе огни, громовые раскаты и треск были видны и слышны во всей округе. А за холмами мерцали вспышки другого фейерверка – видимо, из соседнего лагеря.

Еще детей и тех работников лагеря, кто хотел к ним присоединиться, два раза возили в парки развлечений. Как-то утром всех «пионеров» тщательно пересчитали и по отрядам загрузили в автобусы. Процессия из одного-двух десятков автобусов добралась до хайвея, и, выехав на него, гордо двинулась в сторону Аллентауна – города на юге Пенсильвании. На окраине Аллентауна располагался парк развлечений под названием «Dorney-Park»: американские горки, карусели и еще множество аттракционов, поднимающих уровень адреналина в крови до предела. Особенно крутым показался огромный столб высотой с небольшой небоскреб, к которому была приделана передвижная панель с креслами. Люди садились в эти кресла, их тщательно закрепляли, чтобы они ненароком не вывалились, и поднимали на высоту двадцатиэтажного дома. Затем панель с дрожащими от ужаса и восторга людьми несколько секунд падала вниз, как при свободном падении, но потом, после срабатывания какой-то пружины, ехала наверх, чтобы затем снова упасть. Так повторялось несколько раз, пока панель с креслами окончательно не опускалась на землю. Аттракцион, прямо скажем, не для слабонервных.

В тот день с самого утра зарядил нешуточный дождь, и цивильные люди в парк не поехали. Поэтому аттракционы, к которым в обычное время нужно было выстаивать очередь в полтора часа, на этот раз были совершенно пустынными. Только русские студенты и некоторые смелые американские пионеры под проливным дождем бегали от одной американской горке к другой и катались на каждой по десятку раз. И хоть все промокли насквозь, но удовольствие получили огромное. Во второй половине дня дождь уже прекратился, но народу не прибавилось – все сидели по домам, оставив парк в наше полное распоряжение. А к вечеру веселую, возбужденную от аттракционов толпу детей снова загнали в автобусы и повезли в обратном направлении. Иммунитет у американских детей оказался стойким – кажется, никто после этого не подхватил воспаление легких и даже не простудился.

Другим знаменательным событием стал родительский день. Он в американском лагере проходит по-другому, чем в России. У нас словосочетание «родительский день» обозначает обычно маму, которая приезжает к своему сыну, сидит с ним минут двадцать у речки и оставляет гостинцев: бабушкиных пирожков, конфет и бутылку газированной воды «Колокольчик». Но в Америке посещение родителей проходит с гораздо большим размахом.

Утром по единственной дороге, соединяющей нас с цивилизованным миром, в лагерь начинают заезжать машины. Несколько сотен автомобилей ползут друг за другом и заполняют постепенно футбольное поле, которое по такому случаю превращают в огромную парковку. Зрелище незабываемое – когда роскошные машины, одна за другой медленно едут по узкой дорожке. «Доджи», «БМВ», «Мерседесы» и другие автомобили, один другого круче. Я не знаток по этой части, но другие русские ребята утверждали, что в этой процессии не было машины дешевле тридцати тысяч долларов. Так что в «Лохикане» отдыхали дети явно не бедных американцев.

Ну а потом лагерь наводнили родители. Тут, конечно, о бабушкиных пирожках и воде «Колокольчик» можно было позабыть. Мне запомнилась такая картина: отец семейства несет в одной руке огромную коробку чипсов, а в другой – мини-холодильник, наполненный всякими съедобностями. Дети показывают родителям лагерь, знакомят со своими вожатыми. На улице длинный стол превращается в выставку достижений народного хозяйства: родители могут посмотреть на те корзины, глиняные горшки и картины, которые создали их дети за время пребывания в лагере. Там же на улице мы накрываем столы для родителей. Обед длится несколько часов, после которых люди, стоящие на раздаче, валятся с ног от усталости. Лагерь на день превращается в суматошный и шумный дурдом, но вечером, слава богу, все родители постепенно разъезжаются, ужин проходит в нормальном режиме, а назавтра все снова возвращается в привычное русло.

Так и проходили дни в нашем лагере. И, несмотря на множество отличий, атмосфера «Лохикана» напоминала старый советский фильм «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещен» – настолько реалии наших пионерлагерей соответствуют американским. Хоть этот пенсильванский лагерь находится в другой стране, где живут другие люди и где существует другая культура, он очень похож на российские лагеря: те же шумные дети, те же веселые вожатые, добродушные повара и врачи и следящее за порядком начальство. А вдобавок к этому: чистый горный воздух, леса, озера – одним словом, все условия для приятного отдыха. Будучи ребенком, я бы не отказался провести лето в таком чудном месте.

Глава 13. Про американскую провинцию.

В своих заметках я, как правило, описывал американские мегаполисы: Чикаго, Сан-Франциско, Лос-Анджелес. Именно в них сосредоточена экономика страны: там бурлит жизнь, там делается бизнес и политика, там создаются культура и искусство. Поэтому большие города – с населением больше полумиллиона человек – были главными пунктами моего путешествия. Но вместе с тем за время работы в лагере, да и после неё, я успел познакомиться с другой Америкой – Америкой маленьких городов и поселений. Ильф и Петров, поездив в тридцатых годах по этой стране, написали по итогам путешествия книгу «Одноэтажная Америка», памятуя о том, что её основу составляют маленькие города, где нет небоскребов, а все живут в одно– и двухэтажных домах.

Можно долго изучать большие города с их небоскребами, метрополитенами, мостами и площадями – они и правда достойны восхищения и удивления. Но американские мегаполисы, при всем их своеобразии, во многом похожи на российские большие города (прежде всего Москву и Санкт-Петербург) – быстрым темпом жизни, сочетанием нищеты и богатства, блеском одних районов и запустением других, недоброжелательным отношением людей друг к другу. Все это встречается у нас, и США в этом плане не преподносит любознательному путешественнику ничего нового. Но вот американская провинция так сильно отличается от российской, что ей стоит посвятить несколько отдельных страниц.

Почти сразу же по прибытии в Америку я смог посмотреть на то, как живут в провинции. Автобус, на котором я добирался до нашего лагеря, проезжал почти через половину штата Нью-Йорк. Ехали мы по типичному провинциальному хайвею, который на дорожных картах обозначаются трехзначными номерами. Ровная дорога с разметкой, по качеству превосходящая большинство российских трасс, проходила через города, поселки и даже отдельные дома, стоящие у дороги. Это в Америке встречается часто – человек может не сбиваться в кучу с себе подобными, а жить отдельно от всех. Так и стоит в пустынной местности одинокий двухэтажный дом с американским флагом, развевающимся на ветру, и одной-двумя машинами, припаркованными у ворот.

Но, как правило, люди все-таки живут вместе – в городках. Например, наш лагерь располагался в нескольких милях от местечка под названием Лэйк-Комо (Lake Como). Это богом забытое место на северо-востоке штата Пенсильвания у пересечения 370-й и 247-й дорог получило свое название от одноименного озера – полгорода вытянулось на берегу этого водоема. «Полгорода» – это несколько десятков больших домов белого цвета в два-три этажа, с фасадами, украшенными цветами, постриженным газоном перед домом и небольшими деревянными пирсами на набережной озера – часто со столиками и стульями. Там люди рыбачат или проводят пикники на открытом воздухе.

Кстати, озеро было в частном владении – по крайней мере, так гласила табличка на его берегу. В Америке леса и водоемы давно находятся в частных руках. И если судить по тому уголку Пенсильвании, который я видел, частные владельцы – гораздо более заботливые и рачительные хозяева, нежели государство. Казалось бы Америка – одна из самых индустриальных стран мира, а Пенсильвания – один из старейших штатов США. Но промышленный рост не привел к уничтожению природных богатств, как это часто происходит у нас. Все озера северо-востока Пенсильвании чистые и прозрачные, там в изобилии водится рыба, а в окрестных лесах, тоже находящихся в хорошем состоянии, обитают косули и олени.

За всем вышеперечисленным американцы и приезжали в тамошние края. В Лэйк-Комо далеко не все дома служили постоянным жилищем. Многие из них выполняли роль дачи – дома, куда вся семья отправляется летом отдохнуть. Хотя, конечно, позволить себе несколько домов могут только очень зажиточные американцы.

Во всем Лэйк-Комо было только две торговых точки. Бар с пивом и киоск с мороженым – вот и все. В таких уголках часто случается, что ты не можешь купить самые необходимые вещи. Но проблема решается просто – автомобили есть почти у всех жителей, так что съездить в супермаркет за двадцать две мили не представляет большой проблемы. А у некоторых, бывает, и работа находится в десяти-двадцати милях от дома.

Если в большом американском городе человек еще может обойтись без машины, то здесь без неё просто невозможно. Поэтому бывает, что обеспеченность жителей автотранспортом в провинции значительно лучше, чем в больших городах. Без автомобиля жить было бы нелегко еще и потому, что в таких местах почти нет общественного транспорта. Единственное исключение – это школьные автобусы. Небольшие, желтого цвета, с надписью «School Bus», они каждое утро собирают детей со всех окрестностей и возят в школу – возможно, одну на несколько десятков миль в округе – а вечером развозят по домам.

Еще в 22 милях к югу находилось поселение покрупнее. Хонесдэйл (Honesdale) – самый крупный город в округе (штаты в США делятся на округи), то есть, по нашим меркам, райцентр. Здесь уже народу жило больше – около пяти тысяч человек. Но и в этом городе многоэтажек я не видел: все жили в отдельных домах, иногда даже в старых особняках из камня или кирпича. В таких населенных пунктах обычно есть городская площадь, парк, несколько старых каменных церквей и спортивный стадион. Но самое главное – это находящееся на окраине города «торговая зона» (shopping area). Тут расположены несколько больших супермаркетов, кинотеатр, много ресторанов и магазинов, куда приезжают потратить заработанные деньги люди со всего округа. Сюда, собственно, и возил нас лагерный автобус. Как я уже сказал, в Лэйк-Комо я мог купить только мороженое, ну а здесь был потребительский рай с таким выбором, каким не могут похвалиться даже московские гипермаркеты у развязок МКАД.

Как-то раз, во время работы в лагере, я взял два выходных и отправился автостопом в город Ду-Бойс (DuBois) в западной Пенсильвании, чтобы навестить знакомую девушку по имени Снежана из Уфы. Она приехала в Америку по программе «Work&Travel» и работала в этом городке в ресторане быстрого питания «Wendy»s" (очень похожий на «McDonald»s"). Мы обменялись несколькими письмами по Интернету, я позвонил ей пару раз и вот, наконец, решил съездить и проведать её. Заодно хотелось выяснить, можно ли в Америке передвигаться автостопом на длинные дистанции. До этого самое большее расстояние, которое я проехал на попутках в США, составляло 22 мили – путь от Хонесдэйла до нашего лагеря.

Автостоп прошел просто отлично: почти 300 миль я проехал за шесть часов. Уже на выходе из лагеря я остановил первую машину. Девушка, работавшая в лагере прошлым летом и приезжавшая повидать своих друзей, направлялась на юг, в Нью-Джерси, и подвезла меня до 80-го интерстейт хайвея. Здесь, возле развязки, я застопил водителя грузовика – можно сказать, классического дальнобойщика из американских фильмов – крупного и высокого мужика с длинными волосами, бородой и татуировками на руке. Он подвез меня на небольшое расстояние и объяснил по дороге некоторые правила об автостопе в Америке.

Потом голосование на обочине заняло почти пятьдесят минут. Тут я впервые понял, что путешествовать по большим трассам в Америке значительно сложнее, чем по мелким провинциальным дорогам. Машины одна за другой проезжали мимо, и никто даже не обращал на меня внимания. Только один раз какой-то парень из молодой компании, ехавшей в автомобиле, показал интернациональный жест «fuck» (поднятый кверху средний палец) и, улюлюкая, пронесся мимо. Подобных придурков хватает и в России, так что я не разозлился, наоборот, меня это даже несколько приободрило – хоть какая-то реакция, а не холодное равнодушие водителей.

И вскоре остановился какой-то древний потрепанный автомобиль и старик, сидевший за рулем, повез меня дальше. Выяснилось, что он инвалид, живущий на пособие от государства. Старик долго объяснял, каким образом и какую именно травму он получил, работая на заводе. Я в то время знал английский еще очень плохо и понял только, будто что-то случилось с его рукой (с виду вполне нормальной). Но зато внимательно все выслушал, кивая время от времени.

Последним моим попутчиком оказался риэлтер из штата Коннектикут – мужчина лет тридцати, ехавший к своей девушке в западную Пенсильванию. Городок, в который он направлялся, находился по соседству с Ду-Бойсом. Звали его Майклом, и оказался он на редкость приятным и общительным человеком. За разговорами два часа, которые мы ехали, пролетели очень быстро. Он очень удивился, узнав, что я русский, и долго расспрашивал о том, что нынче происходит в России, чем люди там занимаются, как живут. К слову сказать, большую часть обратного пути я проехал с дизайнером, бывшим учителем истории из Огайо – с ним мы тоже долго говорили о различиях в жизненном укладе, системе образования, традициях США и России. Так что наша страна, как я понял, вызывает у простых американцев живейший интерес. Ну а Майкл, в свою очередь, рассказал много о себе, о США и здешних порядках. В частности, я снова услышал, что по Америке давно никто не ездит автостопом: «это очень опасно из-за всяких маньяков и убийц». Когда мы проезжали кладбище, мой попутчик указал на него и пошутил:

– Вот видишь, здесь лежат мертвые хитч-хайкеры.

За время этой короткой поездки мне стало понятно еще одно преимущество путешествия автостопом – это сильно помогает развить английскую разговорную речь. В России на языковых курсах платят деньги, чтобы пообщаться с «живыми носителями языка» – иностранцами, которые как-то попали в нашу страну и не нашли другого полезного занятия. В Америку студенты стремятся в том числе и для того, чтобы поболтать с тамошним англоязычным населением. Но в лагере я, как правило, общался с другими русскими и только изредка перекидывался репликами с американцами. А по пути в Ду-Бойс мне несколько часов волей-неволей пришлось говорить на английском языке – не на том, который можно узнать из книг и учебников, а на живом и настоящем. Кажется, эта шестичасовая поездка дала мне в плане изучения английского больше, чем девять недель, проведенных в лагере.

С Майклом мы под конец подружились, так что он решил пожертвовать своим временем: проехал дальше своего пункта назначения и довез меня прямо до Ду-Бойса. На прощание он протянул мне свою визитную карточку и сказал:

– Будешь в Коннектикуте, заезжай в гости. Съездим на рыбалку – места у нас хорошие.

К сожалению, у меня не было возможности воспользоваться этим предложением: в Коннектикуте – штате, лежащем к северу от города Нью-Йорк – я не был даже проездом.

Ну а моему взору предстала окраина Ду-Бойса. Тут я опять увидел знакомую картину «торговой зоны»: забегаловки, заправки, супермаркеты и ни одного жилого дома. Да и людей тоже было немного. В этот район обычно приезжают на машинах и здесь перемещаются так же. Даже если супермаркет от ресторана отделяет сотня метров, американец предпочтет проехать это расстояние на машине. Там даже не было тротуаров, так что я пошел по обочине, ежеминутно рискуя попасть под машину.

Наконец, торговая зона сменилась районом, более похожим на город: с тротуарами и домами. Пройдя мимо спортивного стадиона, церкви и нескольких жилых кварталов, я вышел к автозаправке. Несколько человек как раз собирались садиться в машину, когда я подошел к ним и спросил:

– Простите, вы не подскажете, как мне найти это место, – и протянул им бумажку с адресом моей знакомой «30 North Park Place» (в Америке принято вначале указывать номер дома, и только потом – название улицы)

Они огорченно сказали, что не знают такого адреса, и остановили с расспросами двух прохожих. Те тоже понятия не имели, где это находится, но один из них уверенно заявил:

– Сейчас мы тебе поможем. Давай спросим в ресторане. А то мы здесь не местные.

Он довел меня до находившегося неподалеку ресторана и попросил бармена помочь мне. Бармен, услышав адрес, тоже с сожалением покачал головой, и спросил у своей помощницы. А она в свою очередь позвала менеджера.

Менеджер – пожилой мужчина в деловом черном костюме – взял у меня листок с адресом и прошел в соседний зал, где за столиками обедали несколько посетителей. Видимо, расспросив их всех и ничего не выяснив, он вернулся и сообщил:

– Извини, я ничего не выяснил, – потом призадумался на пару секунд и громко продолжил. – Нет, я все-таки должен тебе помочь! Пойдем, – мы вышли на улицу, он довел меня до перекрестка и, указав рукой направление, сказал, – Если ты пройдешь немного по этой улице, то увидишь полицейский участок. Спроси там, как найти этот адрес – уж они-то должны его знать.

– Спасибо, – поблагодарил я его и направился в указанном направлении.

Полицейский участок оказался неприметным серым зданием на правой стороне улицы. Узнал я его только потому, что у входа были припаркованы несколько белых машин (с синими полосами на боку и надписью «Police»), а несколько полицейских стояли рядом и о чем-то разговаривали. Я подошел к ним и спросил: