Текст книги "Плачущий осел"

Автор книги: Арон Кобринский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Кобринский А
Плачущий осел

А. Кобринский

ПЛАЧУЩИЙ ОСЕЛ

роман-дневник

пролог

В апельсиновом саду, как раз против моих окон, каждую ночь надрывает голосовые связки беспризорный осел. Может статься, что он кричит, но моментами мне кажется, что он плачет, потому что звуки, источаемые из его пасти, становятся вдруг жалобными и надсадными. Днем дети кормят осла переспелыми арбузами. Он не голоден и тут на тебе – плачет! Плачет, потому что одухотворен. Плачет, потому что не едиными арбузами ослы живы. Но, может быть, все гораздо проще и прозаичнее. Плачет не осел. Плачу я, хотя внешне этого не видно. Любые звуки реального мира (даже те, которые по отношению ко мне нейтральны) резонируют во мне, содействуя появлению невидимых слез. Крик осла, скрежет работающего бульдозера, визг тормозных колодок проезжающей мимо машины – все это пальцы реальности на струнах моей истерзанной души. И я не исключение. У многих эмреповцев (эмигрантов-репатриантов) при малейшем воспоминании о прежней жизни наворачиваются на глазах слезы. Денно и нощно клянут они новую реальность. Прямо таки страдают. Чувствуется, что ностальгия ест их поедом. Но суть в том, что проклятия эти к реальности никак не относятся. Проблема не в ней, а в них. Надо менять себя. Но изменить себя нам, эмреповцам-гомосоветикусам, намного тяжелее, чем давить на реальность. Мы привыкли к ломке и искажению ее божественной сущности.

Не подумай, Якуб, исходя из своего письма, что я полемизирую по поводу того, должен ли поэт отгораживаться от реальности или нет. Предположим, что должен. Но ни в том ли случае, если он досконально знает тот объект, от которого отгораживается? Ты, Якуб, этот объект знаешь. То, от чего ты отгораживаешься, находится в непосредственной от тебя близости. Оно и понятно, что речь не о тебе. Монолог этот о проблемах, которые стоят передо мной и, в конечном итоге, перед любым писателем, прибывшем оттуда. Наше бегство вовсе не означает, что мы куда-то прибыли. Нам, великовозрастным эмреповцам, чтобы прибыть, необходимо сжать километровую дистанцию в отрезок равный ста метрам и на этой короткой дистанции второй раз прорасти сквозь детство (при его гормональном отсутствии), сквозь юность и зрелость. Ортодоксальность нашего мышления не позволяет нам дотянуться до нашего собственного возраста. Многие не выдерживают и сходят с дистанции. Замена поражению – интеллигентно оформленное всхлипывание. Страшнее всего то, что поскольку мы никуда не прибыли, то творить мы можем, копаясь только в том багаже, который оттуда. Но реальность, которая оттуда, демонтирована историей. Перестала существовать. Заменена другой реальностью. В ней нет места тому Тургеневу, который сказал ?прекрасный, свободный и могучий?. И, вообще, неизвестно, есть ли в ней место какому-либо Тургеневу. Вот мы и пишем ностальгически о Мертвом доме, о своей бывшей тюрьме – о Лубянке. Дверь приоткрылась. Мороз. Вверх рукавами фуфайка, На фоне барака обоз, Воронье и сибирская лайка. В сон нырнули уставшие гномы. Догорает в буржуйке огонь. Им свобода без Мертвого дома, Как отрубленная ладонь.

Или такое – аляповатое: Хватает пенсии. Ем гренки. Иврит? – не мучайте меня. Реальный мир Повесил я на стенке Застеночной картиной бытия.

Или это – патологическое: Ностальгия. Пустота душевная. Печень хочется мне Выклевать свою.

Цитируемые мною стихи Христофора Вакса не попытка критики. Поэт он, вне всякого сомнения, талантливый.. . Зависит дух мой от событий внешних. Нет, не боюсь я выглядеть убого. В прибое случая святятся лица грешных И прост Екклесиаст, как синагога.

Я с Христофором Ваксом знаком лично и он мне симпатичен. Сила его духа (при той материальной нищете, в которой поэт прозябает) вызывает невольное уважение. В его подвижнической преданности поэтическому призванию своему для меня неприемлемо другое – именно то, что он отключил от новой реальности все свои ощущения. И, таким образом, выбыв из прежней, он, к сожалению, никуда не прибыл... Я веду к тому, что для того, чтобы отказаться от внешней реальности для сохранения и созидания внутренней, необходимы определенные условия. Первое – отрицаемая реальность должна быть под боком. Ибо, если ты от нее отдален, то отрицать нечего и, очевидно, созидание и сохранение внутренней теряет свои очертания, поскольку созидалась и сохранялась она в противовес внешней. Второе – отрицаемая реальность должна быть познанным объектом. И, действительно, как можно отрицать то, чего не знаешь, или отгораживаться от этого?! Нам, писателям-эмреповцам, подобное противопоказано. Только после того, как мы новую реальность познаем, мы, может быть, добудем для себя право от нее отказываться. Необходимо войти в новую реальность – изучать язык, не брезговать любой работой; во что бы то ни стало контактировать, пусть даже на языке жестов, с местным населением – даже примитивный уровень ?му-му? дает литератору достаточное количество реактивного материала, пригодного для алхимии слова. Если бы мне в течение последующих пяти лет удалось бы написать цикл рассказов, в которых нашла бы себе место новая для меня реальность, условно можно было бы считать, что я с поставленной задачей справился. И только в том случае, если это условное в последующие года перерастет в безусловное, тогда, очевидно, и у меня появится законный декадентский стимул, сопутствующий аристократическому снобизму – выставить обнаглевшую реальность за дверь.

Из событий, которые могут быть тебе интересны – выход в свет книги Лойфмана. Я не хочу останавливаться ни на содержании, ни на качестве его поэзии, ибо черты подонка занимают в его личности гораздо большее место, чем одаренность. Чтобы заметить это, не надо вдаваться в подробности его словотворчества. Достаточно взглянуть на обложку, где под шапкой ?Воскресение ненависти? в виде кающейся грешницы изображена дебелая баба, молитвенно вздымающая к небесам кухонно упитанные десницы. Новоявленная Магдалина сидит, в чем мать родила, на берегу ( похоже, тельавивского пляжа), ягодицами прижимаясь к пяткам так, чтобы публично засвидетельствовать, что аппетитные выпуклости есть не только у Чичелины. Желание Лойфмана привлечь внимание читателя к своей духовной продукции подобной рекламой с коммерческой точки зрения было бы допустимо, если бы не пикантное но...Дело в том, что на обложке со стопроцентным геометрическим подобием изображена Пусик – его собственная жена.

Второе событие и более важное и более приятное. В журнале ?11? опубликован Семен Рубда. Прошел ровно год после того, как стихи Семена попали на стол главному редактору этого журнала. Семен за этот период успел поменять в Москве квартиру, поработать в Югославии таксистом, побывать в Германии.

Видимо время в Израиле движется много медленнее, чем в других странах. Незатейливый, терпеливо перетирающий колючки, восточный орнамент. И такую, вполне понятную абстракцию, многие эмреповцы именуют бюрократизмом – словом активно-воинствующим, социальным, но, к сожалению, взятым совсем из иного мира. Целый год я терпеливо напоминал главному редактору журнала ?11? господину Мануилу Нудману о существовании в его редакционном столе стихов Семена Рубды. В его голосе, в его ответах я ощущал, что человек этот сохранил и под израильским солнцем галутную особенность – подозревать в каждом мелочную расчетливость. ?Не рассказывай сказки, – думал он, – тебя интересует не столько твой друг, сколько ты сам?... В том же редакционном столе лежали и мои стихи. О них я даже не заикался. Это тоже галутная болезнь – сверх щепетильность. Последний раз я позвонил этому человеку в середине июля и снова напомнил о моем друге Семене Рубде. Ответ: ?И вы, и Семен Рубда уже набраны. Ваши стихи пойдут в одном номере. Позвоните мне в сентябре?. Я искренне поблагодарил его. Не скрываю – мне хотелось быть опубликованным в одной подборке со стихами моего лучшего друга. А кому не хотелось бы? Тем более, что все это связано с такими воспоминаниями прошлого, которые неповторимы для нас, эмреполвцев, и в подобных случаях важны, прежде всего, своей мистической значимостью... В середине августа, случайно перелистывая 22-ой номер журнала ?11?, обнаруживаю стихотворение Семена, выделяющееся из всего остального материала эстетически отшлифованным одиночеством. Признаюсь, что моя радость по этому поводу была половинчатой. Своих стихов я, к сожалению, не обнаружил. Таким вот совершенно садистским способом решил отомстить мне господин Мануил Нудман за мою вполне законную и оправданную в наших эмреповских обстоятельствах назойливость. В моих руках два экземпляра ?11?. Один я немедленно отправляю Семену, второй – тебе. Тебе, потому что история Семена, как поэта, коренным образом связана с Днепропетровском и, думается – с твоим влиянием на его творчество.

1

На работе с 7 утра. Пришел Ами. – Какие-то негодяи подожгли хлебную фабрику! – сказал он. – Почему негодяи? – спросил я. – Потому что они совершили зло, – ответил он мне. – Но фабрика загрязняла воздух. Жители требовали перенести ее в безлюдное место. Городские власти бездействовали. В результате поджог. Мы разговорились о добре и зле. Сошлись на том, что нет таких людей, которые совершают зло, исходя из негативной морали. Эта беседа происходила у нас в перерыве между сообщениями о перевороте в Советском Союзе. Горбачев арестован. К власти рвутся гебешники и военные. Ельцин обращается к народу. Просит выйти на демонстрацию протеста. Он требует немедленного освобождения Горбачева. Почти в каждой фразе упоминается Ельцин. В голове логическая цепочка: Ленин – Сталин – Хрущев – Брежнев – Горбачев – Ельцин.

В слесарной мастерской пыль, хлам, куски ржавеющего железа пространство, расколотое хриплым голосом диктора. Ивритом, рвущимся из небольшого замызганного ящика, который когда-то, в былые времена, был похож на радио. Волшебная паутина колеблется вокруг этой коробки. Кажется струнами, к которым прикасаются пальцы музыканта. Мне нужно просверлить несколько отверстий в тавровой балке. Она лежит в углу возле ножниц для резки жести. Поднимаю балку за конец, на котором нет заусенцев. Вижу дохлую мышь.

2

Ася появилась в моей комнате в слезах. Всхлипывая сказала: ?Тоска! Поедает меня тоска. Ну, что я совершила полезного, нужного людям? Что за моей спиной? Пустота! И детей у меня нет! Нет никакого смысла в том, что живу. Никакой пользы?.

Ее горе было настолько искренним, заплаканные глаза светились такой чистотой, что вызвали во мне ощущение виновности. От отсутствия детей страдали в одинаковой степени мы оба. Три года Ася надеялась – ждала беременности, но время обмануло наши ожидания. Мы зачастили к врачам. Одна фаллопиева труба у Аси была удалена еще в молодости. Рентген показал непроходимость второй. Проблемы не обошли и меня. Просмотрев анализы, врач выразился так: ?Море без рыбы?. То ли протоки заросли, то ли какие-то другие причины – в общем надо делать сложную операцию. В Израиле не делают. На Америку денег нет. Теперь я понимаю нашумевшего грабителя-мотоциклиста, нападавшего на банки. Наверно и перед ним стояла такая же проблема.

Переворот в России продолжается. Чем кончится неизвестно – демократией или фашизмом? Время поставило и перед личностью и перед обществом одинаковую задачу. Вместо?пролетарии всех стран объединяйтесь?, гамлетовское – ?быть или не быть!?

Мой сосед по дому, эмреповец, пророчествовал: ?Русскому народу наплевать на то, кто у власти. Ему нужны зрелища и прилавки, полные жратвы. Я это точно знаю. Сам когда-то служил в войсках по усмирению забастовщиков и мятежников. Вызовут самого ершистого на допрос, отобьют печень – вот и вся забастовка. На следующий день он сам на работу приползет, без печени. Муссолини тоже был диктатором. А страну свою по всем показателям поднял на высокий уровень?. Я смотрел на этого эмреповца и думал: ?Вот передо мной яркий тип еврея, бежавшего из России не от фашизма, а от демократии!? 3

Вчера целый день думал о России. О том, что до недавнего времени три фактора определяли характер русского человека сентиментальность, жестокость и страх перед властями. Воспоминания возвратили меня в хрущевские времена, в квартиру – коммунальную, обшарпанную, с гнилыми перекошенными рамами и со стеклами, полопавшимися, по-видимому, еще в 42 году от бомбежек. Стекло решил заменить. Чтобы дешевле – силами своими. Снял размеры и отправился на базар. В стекольной мастерской пахло винным перегаром. Русоволосый стекольщик, пьяно покачиваясь, слушал старинную русскую песню. ?Иисусе, прелесть-то какая!? – истово перекрестившись, повернул регулятор громкости радиоприемника до отказа. Дослушав песню до конца, вытер кулаками слезы. ?Не смей работать при такой песне, – обратился ко второму стекольщику и, сплюнув, добавил, – нет у вас, у жидов сердца!? Второй – шустрый, небольшого роста старик, вздрогнул от его слов. Заработал еще усерднее, но стекло испуганно треснуло под его скрючившимися пальцами. Выпрямившись, отвернулся от обидчика, глядя куда-то в сторону в бездну за пределами мастерской. ?Собирай шмотки и мотай в свой Израиль. Здесь тебе делать нечего!? – сказал светловолосый. В это мгновение в мастерскую вбежал спившийся ханыга. ?Шухер.Воронок отрезвительный прикатил. Менты во все дырки заглядывают. И твою забегаловку не обойдут. Пьянь по всему базару отлавливают?,– прохрипел ханыга. Светловолосый спрятал бутылку за пакет прислоненного к стене стекла. ?Через полчаса вернусь!? предупредил с угрозой и трусливой пьяной походкой вывалился из мастерской... 4

Мы ехали работать по вызову. Ами прихватил по дороге двух молодых ортодоксов...Я с утра не ел. Развязав рюкзачок, вытащил еду. Поглядывая на встречный и тут же уплывающий пейзаж, приступил к завтраку. ?Почему не благодаришь Бога за насущное?? – спросил старший. Я обратил внимание на их лица – скорее восковые, чем бледные, они смотрелись абрисно на темном фоне внутренней обивки машины. ?От постоянного чтения Торы? – подумал я. Старший назидательно продолжал: ?Если возле тебя, утопающего и взывающего о помощи, окажется опытный пловец и вытащит он тебя на берег и, выдавив из твоих легких воду, вернет к жизни; разве ты, очнувшийся, не выразишь ему свою признательность и благодарность?? Я с трудом проглотил, застрявший в горле, кусок недожеванного яблока. ?На земле каждый день тысячи утонувших и тысячи спасенных. Он там не для того, – я поднял указательный палец вверх, – чтобы выслушивать их голоса и отвечать на них вслух. Молча раздает Он, кому – беду, кому – счастье, кому – смерть, кому – спасение. И от нас он ждет не бормотания, а молчаливого устремления. Молиться можно по разному. Скорее бессловесная молитва коснется слуха Его, чем заученная до дыр и произнесенная. В молчании растворена Его великая сущность. Прислушайся!? – сказал я, понизив голос до шепота. Попытка старшего найти контрдоводы отразилась открыто и выразительно. Уши оттопырились еще больше и стали похожими на плавники. Лицо на голову рыбы, выброшенную прибоем на берег и уснувшую от кислородного голодания. Рот приоткрылся. Глаза выпучились.

Воцарилось сосредоточенное молчание и тогда мы все услышали вольный свист ветра, врывавшийся в открытые окна нашей машины, и в этом звуке гамму добавочных – то ли карканье ворон, неизвестно откуда появившихся и кружащихся над кронами бегущих параллельно дороге деревьев, то ли ласковое шуршание шин по асфальту, то ли веселые голоса людей, столпившихся на очередном перекрестке, то ли трепетание флажка с шестиконечной звездой над капотом встречного автомобиля. 5

Суббота. Отсыпаюсь за всю неделю. Кажется выспался. Время послеобеденное. Окно прикрывают жалюзи. Сквозь щели просачивается солнце. Средиземноморское! 6

Натан сказал, что лучше было бы, если бы я работал не с утра, а с 12 часов дня. Он по каким-то причинам приходит на работу поздно. Я понимаю его. Он, как и любой хозяин, хочет контролировать мой труд непосредственно. В принципе, меня такое предложение весьма устраивает. В этом случае я смогу продуктивно разделить день. Первая половина дня умственная работа, вторая – физическая. Сермяжная правда заключается в том, что за первую половину мне никто денег не платит. Горбачев сложил свои полномочия Генерального секретаря КПСС. Ельцин запретил деятельность компартии на территории РСФСР. Многие местные парторганизации объявили о самороспуске. В России кризис – и политический и экономический. Несостоятельность марксистской идеологии очевидна. Но какая идеология в ходе истории оказалась состоятельной? Таковой нет. А если без всякой идеологии? Хочется верить, что человечество замерло именно в этом преддверии.

На таком фоне демонстрация преданности марксистско-ленинским идеалам коммунистической партии Израиля выглядела карикатурно.

Красные флаги (я смотрел телевизионную передачу) вызывали во мне не возмущение, а улыбку. Особенно старчески дребезжащие голоса, поющие ?Интернационал?. Среди дедушек и бабушек ни одного молодого лица. Коммунизм (этот привлекательный когда-то, зовущий к светлому будущему, мастодонт) умирает и я один из свидетелей его агонии. 7

Утро. Двор, захламленный железом. Стена мастерской, идущая зигзагом. Угол этого зигзага Натан попросил освободить от накопившегося металлолома. Передвигая трубу с наваренными по наружному диаметру штырями, почувствовал какое-то прикосновение. По плечу к сгибу моего локтя сбежала ящерица. Особенная. С перепончатыми лапками. С глазами крупными, сетчато-мутными – вполне человеческими. Спрыгнув со сгиба, ящерица начала бегать по выпуклости трубы, ловко лавируя между штырями. Я стал осторожно обходить трубу по диаметру, пытаясь рассмотреть интересного зверька поближе. Ящерица не убежала. Она повторила мой маневр, как бы приглашая поиграть в прятки. Я втянулся в эту игру, думая о том, какой пустой была бы наша жизнь, если бы мы были единственными обитателями вселенной; если бы не все эти звери и птицы, которые нас окружают. Между ящерицей и мной возникла телепатическая связь. Зверек дал мне понять, что и он мыслит. Мы ошибаемся, считая себя венцом Творения. Наблюдая за животными, я пришел к выводу, что многие из них и добрее и умнее нас. А некоторые возвысились до того, что ничего не зная о законе Божьем, не переступают его даже тогда, когда это угрожает им смертью. ?Ма ата осэ?? * – прервал мою задумчивость въедливый голос. Я молча вошел в мастерскую – металлолом, слесарный верстак, порнографический плакат в нише; стеллажи, заполненные профильным железом; Натан, перегнувшийся Г– буквой над свариваемой деталью... __________ * Ма ата осэ? – (иврит) – Что ты делаешь?

,

А. Кобринский, "ПЛАЧУЩИЙ ОСЕЛ", роман-дневник

продолжение I

8

Движение к абсолюту, стремление к абсолюту – пустые слова эквилибристика нашего, далекого от действительности, мышления. Понимание абсолюта, как недостижимого идеала, содержит в себе ложную предпосылку, что абсолют есть некая, удаленная от нас, абстракция. Но истина в том, что мы живем в мире абсолюта. Мы – производное абсолюта. Плотные слой атмосферы являются таким же атрибутом нашей повседневной жизни, как и абсолютная пустота. В том числе и абсолютная свобода.

Камень преткновения всевозможных философских течений – допустимая мера свободы. Если вдуматься в смысл известной формулировки свобода – есть познанная необходимость?, то можно заметить, что в ней сокрыта вся жестокость и идеологическое оправдание будущих диктатур, ибо здесь под познанной необходимостью подразумевается не что иное, как познание необходимости собственного рабства. Последние события показали, что философская платформа большевистского учения искусственна, потому что идеологична – выражает интересы определенной группы людей в ущерб другой. Для того, чтобы свобода была действительно свободой, она должна быть абсолютной – то есть безмерной. Ошибочно возражение, основанное на здравом смысле – мол, такая свобода ведет к разрушению общепринятой морали. Подавляющее большинство всегда придерживалось традиционной этики, несмотря на то, что при нем во все известные исторические времена лилась кровь убивали, грабили, насиловали...База для морали – не идеология, не религия, а биологическая природа человека. На том и зиждутся Десять Заповедей. Наблюдаемые исключения подлежат суду прежде всего потому, что самим фактом вынесения приговора подтверждают незыблемость Закона. Абсолютная свобода, как норма, никак не противоречит иррациональности нашего мышления, ибо она, иррациональность эта, проявляется в единстве с тем, что на свободу совершить преступление имеется свобода обвинить и осудить и соответствующая свобода на право защиты. 9 Когда двери обкомов и райкомов излучали ауру вселенской власти, когда обо мне писали пасквильные статьи, когда над моим сыном устроили преступное судилище, когда нас переселили в общежитие и заставили меня крутиться по перемолачивающим человеческое достоинство бюрократическим инстанциям; когда моя родная сестра кричала мне по прослушивающемуся телефону, что она от меня отказывается, когда мои родители запретили мне сообщить им день и час моего отъезда в Израиль, когда ни они и ни один из моих родственников (большая половина которых, в том числе и мой отец, были убежденными членами КПСС) не проводили меня в справедливо выбранный мною – необратимый, как похороны путь, когда я уехал без тебя и без сына – уехал один, потому что ты провожала меня только для того, чтобы удостовериться, что я не шучу, что я действительно уезжаю – именно тогда писались сегодняшние огненные письмена большой Истории. 10

Ами уволился. Нас двое – я и хозяин. Не работа, а соковыжималка. Прихожу домой усталый. Для творчества не остается ни сил, ни времени. 11

Получил письмо...И снова воспоминания... Брежневская эпоха. Центр города. Гостиница. Верхний ее этаж. Помещение бегущей рекламы. Окно. Площадь. Огромный памятник Ленину. Почетный караул пионеров. Головы над пионерскими галстуками – отсутствие мозгов – полые кабачки с абсолютно выскобленной мякотью – ряд умело изготовленных чучел... Вокруг монумента дугой фасад Министерства черной металлургии. За фасадом зеленого цвета купола церкви и позолоченные кресты, вонзающиеся в серое от дыма и копоти небо.

Мой друг числился инженером по электронике при бегущей рекламе. Мог приходить в любое время и уходить. Никто его не контролировал, а если и да, то нестрого. Мы, проверенный многолетней дружбой, узкий круг интеллектуалов, собирались здесь...Читали свои произведения. Разбирали их достоинства и недостатки. Наши споры сопровождала стандартная закусь (хлеб, колбаса, соленые огурцы), бутылка водки или две три бутылки дешевого вина, именуемого ?чернуха?.

В письме мой друг жалуется на пошатнувшееся здоровье. Не мудрено. Эпоха держала всех нас в атмосфере стрессовых и безвыходных ситуаций. Выдержать могли немногие. Но вот тоталитарный режим рухнул. Мой друг констатирует это, но воодушевления не высказывает. Понятно почему. Демократия заявила о себе во весь голос, но куда девать инерцию ненависти и что выращивать взамен? В его настроении ощущается растерянность, похожая на прострацию...Пишет, что выслал бандероль с книгами. 12 Пришла бандероль. Мандельштам. Пастернак. Цветаева. Зная, что мой друг, приславший мне это богатство, помешан на Фрейде, решил отблагодарить. Выехал автобусом в Тель-Авив...

Улица Алемби. День жаркий. Пестрый поток прохожих. Нищий, читающий под тенистым деревом Тору. Жестяная баночка у его босых ног. Падающие монеты звон, на который он не обращает никакого внимания. Перекресток. Напротив магазин русской книги ?Лепак?. Перехожу на противоположную сторону. У входа в магазин на деревянном помосте занимает свое царственное место Христофор Вакс. Тень, отбрасываемая стеной дома, охватывает и ложе Христофора, спасая его от жгучих лучей израильского солнца. Жара стоит такая, что он, скинув рубашку, оголил торс, не стесняясь ущербности. В месте соприкосновения горба с досками сморщилась кожа. Голова приподнята. В этой позе крупное лицо, обрамленное седой шевелюрой, делает похожим Христофора на льва. Живет он на пособие по безработице, оправдывая свое нищенское существование тем, что у человека, пытающегося заработать на сносную безбедную жизнь, ни на что иное времени не остается. ?Когда же писать? вопрошает Христофор Вакс, – когда читать?? Хозяева книжных магазинов хорошо знают Христофора. Его неприспособленность к хваткой и зубастой действительности вызывает у них сочувствие. Они разрешают ему любой книгой, имеющейся у них в продаже, пользоваться как библиотечной. Многие сталкивающиеся с Христофором Ваксом люди, находят его поведение странным, но по моим наблюдениям человек он абсолютно нормальный. Хорошо знает, чего хочет. Талантлив и тщеславен. Поступки его логичны и закономерны. И все же я в новой для меня реальности, как писатель, отношусь отрицательно к подобному способу творческого выживания. Но об этом я уже говорил в прологе.

Купил в ?Лепаке? избранное Фрейда. Антология содержит шесть очерков. Моего друга ожидает приятный сюрприз, но с отправкой повременю. Вначале прочту сам. 13

Большевики обещали привести народ к изобилию. Исходя из своих убеждений, искренне пытались это осуществить. И что же в итоге? – привели к экологической катастрофе и нищете. В данном случае благие намерения породили зло. И обратное. Антисемитизм, например, и попытка тотального уничтожения евреев привели к образованию еврейского государства и в результате к восстановлению культуры и национального самосознания одного из самых древних народов на земле. И это не исключение из правил. Подобные явления наблюдаются с частотой достаточной для закономерного утверждения зло, при определенном стечении обстоятельств, может способствовать зачатию добра. Ничего нового я этими примерами не открыл, но этическая сторона дела в этом вопросе наталкивает меня на следующую мысль. Если ты не знаешь, к чему приведет твое стремление делать людям добро – к добру или злу, то спрашивается, имеешь ли ты моральное право совершать добрые поступки? И с другой стороны – никакие положительные последствия не могут служить оправданием содеянному злу. Может быть ближе к истине те, кто по ту сторону добра и зла, но не преступное ли это бездействие? Логические построения бессильны разрешить коренные вопросы нашего бытия. Практические попытки возведения подобных конструкций приводят к появлению замкнутых, оторванных от реальной жизни пространств, где умничающие интеллектуалы становятся похожими на пауков в банке. Крушение материалистической философии вовсе не означает, что идеалистическая способна заполнить функциональным содержанием создавшийся вакуум. Мне думается, что древо философского познания полностью оголилось. Старая листва опала. Набухли почки новой философии, которая будет исходить не из абстрактных спекуляций, а из самой сути человеческого сообщества – из его биологической природы наследственно-генетических законов.

14

Здравствуй, дружище! Ты верно заметил, что на поставленные тобою вопросы я, как правило, не отвечаю. Но это не потому, что я что-то утаиваю. Я сторонник того, чтобы строго придерживаться выбранного маршрута. Всякие отклонения, если они не вписываются в плывущий пейзаж, являются нежелательными вкраплениями. То ли это искореженный асфальт на трассе, то ли выбоина, от которой обламывается печень. Считай, что мои письма к тебе доставляются птицей-тройкой по дорогам предусмотрительно отремонтированным – без неожиданных, подлых, выворачивающих наизнанку внутренности, ухабов. Я искренне рад тому, что здоровье твое, в принципе, не пошатнулось. Однако, как ты сообщаешь, диагностика показала смещение дисков позвоночника. У меня когда-то было то же самое, но непрерываемые мною занятия йогой дали потрясающие результаты. В мои 53 года из положения стоя я выполняю акробатический мостик. И, если, как ты говоришь, согласно йоге наша молодость определяется гибкостью суставов, то я – пример неувядаемости. Исходя из моего опыта, я мог бы предложить тебе тот же самый путь, но ты уже пробовал и, плюс к этому, теперешняя жизнь ваша насыщена такими событиями, что вряд ли ты нырнешь в отшельничество. Есть вариант более доступный и быстродействующий. Обратись к костоправу. Только к проверенному, о котором народная молва слагает фантастические легенды. Метод лечения таких болезней, как твоя, таков. Давлением большого пальца проверяется на болевые ощущения позвоночный столб (акупунктурные точки по линии заднесрединного меридиана). В месте обнаружения болевого ощущения (а оно со стопроцентной вероятностью место смещения одного диска относительно другого) ставятся в течение месяца молочные ночные компрессы. Предупреждаю – все это должен рекомендовать костоправ. Я всего лишь подготавливаю тебя к тому, что от него можно ожидать. Когда хрящи несколько размягчатся, костоправ положит на место смещения дисков ладонь левой или правой руки. Другую руку сожмет в кулак и резко ударит по тыльной стороне ладони. Диски тут же станут на свое естественное место. Солевые отложения отшелушатся от кости и постепенно рассосутся. Твоя задача в этот период будет сводиться к тому, чтобы не совершать резких неосторожных движений. Дать дискам время освоиться с непривычным для них правильным положением, закрепиться в нем. Для того, чтобы облегчить тебе поиски костоправа, сообщаю адрес. Небесная 7, Беатриче Борисовна Бергольд. Несколько лет страдала смещением дисков позвоночника. Предлагали операцию. Отказалась. Пользовалась услугами костоправа. Обратись за советом к ней.

Спасибо за книги. Огромное. Но еще больше за поддержку пьянящего ощущения неразрывной связи с родимой землей, которую мне по этическим соображениям пришлось покинуть. Божественнее этого ощущения нет иных, разве что исполнение сокровенного желания получить бандероль с весенними сквозняками из моего детства. Посылаю Фрейда. В этой книге есть несколько работ тебе неизвестных. Прежде всего это богатство я проглотил и переварил сам, поэтому извини за трудовые мозоли – некоторую потертость, которую ты, может быть, заметишь на обложке и на некоторых страницах. Каждый лист этой книги насыщен моей аурой – положительным эмоциональным зарядом, имеющим целебное действие. Прочитав эту книгу до конца, ты впитаешь этот заряд и я тут же это почувствую, ибо и на тебя, моего лучшего незабвенного друга, в этот момент снизойдет благодать душевного здоровья и равновесия.

15

Беер-Яков состоит из двух половин, разделенных большим пустырем. И сам пустырь делится на две почти симметричные части шоссейной дорогой, ведущей из одной половины Беер-Якова в другую. Дома, в основном, одноэтажные богатые виллы с большими земельными участками. Над цитрусовыми садами висит (рукой до него подать) небо, голубизна которого отвлекает от обыденной жизни – очищает – освобождает от желаний и суеты. В один из дней шел я по шоссейной дороге из одной половины Беер-Якова в другую, сконцентрировавшись на этой голубизне. Мое сознание превратило меня в полый сосуд, горлышко которого не спеша всасывало и выдыхало воздух. Плотью моей была обожженная глина. Ощущая хрупкость формы, я двигался осторожно и размеренно, подчиняясь ритмике дыхания и чуть слышному шуму, который оно производило в глиняном раструбе. ?Шалом!? – чей-то голос, царапнув мое пульсирующее в кувшине я, вернул меня в обычное состояние. В цилиндре черного цвета, в такого же цвета костюме-тройнике и в черных зимних ботинках на фоне голубизны, насыщенной испепеляющим потоком солнечного пламени и казавшейся ледяной, хабадник был похож на Мефистофеля. Лицо у чернеца было абсолютно сухим, не то что у меня грешного, покрытого бусинками едкого соленого пота. Глянув в его глаза, я не увидел в них, присущих ему во все прежние времена смешинок иронии и непробиваемой самоуверенности. Можно было подумать, что Фауст совершил нечто непредсказуемое. В экстремальной точке своего самого прекрасного мгновения свихнулся в экстазе от несказанного счастья облил себя бензином и сжег. -Новый репатриант? – спросил хабадник. -Не совсем так, – ответил я, щеголяя тяжеловесным ивритом, – пятый год под этим небом хожу. -Женат? -Вторично. Первая там осталась. -Почему? -Не еврейка. -В синагогу ходишь? – я отрицательно качнул головой и тогда хабадник отбросил всякую деликатность, – обрезан? – я кивнул, – здесь делал? На мое ?кен?* его брови удивленно заострились. -Сколько же тебе лет? -Пятьдесят три. -Я живу в иешиве, – он кашлянул, – приходи надеть тефиллин. -Не хочу! – выдохнул я твердо и резко. -Вернись! – сказал он и требовательно добавил, – вернись к ответу! -Нам всем не миновать ответа – и тебе тоже! – сказал я тихо, окидывая взглядом пустыри, таящие, быть может, в своих рельефных неровностях контуры будущих археологических раскопок. Вчера, когда в низине ближайшие к дороге деревья были поглощены темнотой и покатый склон цеплялся выгоревшей травой за омут блеклого сумрака, на вершине холма гарцевали римские всадники. Среди покачивающихся копий на красновато-пепельном фоне угасающего заката я заметил пешего. Видно было, что его вели насильно, потому что грубо подталкивали, заставляя двигаться. Я прислушался. Выкрики и фразы звучали на незнакомом мне языке. Я запомнил четко произнесенное слово – Иешуа. _______ * кен – иврит -да. 16