Текст книги "Катастрофа"

Автор книги: Арон Кобринский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Кобринский А
Катастрофа

Александр Кобринский

КАТАСТРОФА

(рассказ-повесть)

1

Человек был дураком... О его глупости можно было бы говорить с утра до вечера, но лучше всего об этом говорили факты – 35 лет, а не женат; работая руководителем группы, мечтает найти работу истопника в котельной; ненавидит телевизионные передачи, не может запомнить фамилии знаменитых артистов и многое многое другое... Человека постоянно грызла тоска, потому что друзей у него по пальцам пересчитать можно, вернее считать нечего – ни одного друга, но он не виноват – в этом городе все были умнее его – по этой причине дружить с ним никто не хотел. "Если я тоскую, значит я не совсем дурак, потому что дуракам на этом свете живется весело", – думал человек, но такое самоутешение не помогало – даже наоборот... Человек мог бы умереть от тоски, но помог случай – очищая сарай от накопившегося мусора, нашел ветхий, с облупившейся инкрустацией, ларчик. Не выбросил – отнес на-ходку домой. Открывал с помощью молотка и зубила. Ларчик раскололся. На пол высыпалась груда часов. Все без стекол, многие с обломанными стрелками – дореволюционные: швейцарские, немецкие, французские, американские – были и отечественные. Человек с любопытством рассматривал это богатство. Пересчитал: 24 карманных и 5 будильников. Отложив восемь карманных (серебряный корпус!) хотел остальные выбросить в мусоропровод, но передумал: "Отремонтировать – неплохая была бы коллекция". С этого момента у него появилось хобби. Часовых инструментов в магазинах не было, приобретал втридорога у часовщика. Приходя с работы, наспех ужинал и допоздна возился с часами. Работа двигалась медленно, но упорство победило – пять будильников украсили верх шифоньера... Приступил к остальным. Для реставрации были выбраны карманные часы с серебряным корпусом. Человек осмотрел их снаружи: головка проворачивалась, циферблат был без стрелок выщербленный, с рисками как для минут, так и для секунд. Под цифрой XII значилось – Павел Буре. Крышек было две. Между ними увидел записку. Отложив часы в сторону, осторожно развернул пожелтевшую бумагу. Текст был микроскопический – пришлось взять лупу, – склонив голову над текстом, начал читать:

Часовщиками были мой дед, прадед и прапрадед. Самые сложные работы старых мастеров прошли через мои руки. Для того, чтобы стать первым в своем деле, я изучил механику, физику, химию, математику. В книжном шкафу моего деда я нашел книгу французского мыслителя L а Mettn'e 1.0. "L'Homme machine". Она произвела глубокое впечатление на меня. С тех пор я увлекся биологией и медициной. Мной овладела сумасшедшая идея – создать механический аппарат, способный говорить, мыслить и передвигаться, как человек. Когда умер мой дед, я по его завещанию стал владельцем небольшого состояния. Для того, чтобы осуществить свой замысел, одну из комнат приспособил под лабораторию. Некоторое знание точных наук помогло мне в проведении необходимых опытов. Мозгом аппарата служат модные проводки, соединенные – в определенной последовательности и прикрепленные к внутренним стенкам сосуда; который я условно называю черепом. Внутренность аппарата позволяет закрепить на шарнирах маятник Фуко, который при механическом заводе колеблется, создавая блуждающие токи. Гибкие токопроводящие щетки, выполненные из многочисленных пластин, снимают возникающую энергию и направляют в мозг, откуда сигналы, при необходимости, поступают во все подвижные сочленения аппарата. Медные проводки, выведенные на поверхность, выполняют роль органов осязания. Несколько лет я работал над тем, чтобы сконструировать органы зрения. Анатомические исследования трупов животных и человека (я для этого подружился с тюремным палачом и ветеринаром) помогли мне сделать вывод, что наиболее совершенным зрением обладают коты и кошки – видят в темноте.

Энергия, получаемая от колебания маятника, может быть сконденсирована на создание защитного силового поля, которое делает аппарат невидимым, а также на передачу и чтение мыслей на расстоянии. Я надеюсь, что мое изобретение попадет в руки доброго человека. Как предупреждение сообщаю: нашедшему описание не советую опубликовывать его ни под своим, ни под вымышленным именем. Из личного опыта мне и-вестно, что аппараты, изготовленные в двух экземплярах, находят друг друга и, в случае несовместимости характеров, уничтожают себя и своих владельцев. Подробное описание электрической схемы и механической части находится между стенкой корпуса и начинкой этих часов.

Подпись в правом углу записки была неразборчивой... Человек принялся гадать, как мог попасть этот ларчик в сарай. Квартиру в этом доме получил отец – это было лет восемь тому назад. Сарай был построен по настоянию отца – он даже после ухода на пенсию получал заказы на дом: будучи искусным модельщиком, до самой смерти не оставлял свое ремесло, но часами... Часами никогда не увлекался. "Может дед?" Но из воспоминаний отца ему было известно, что дед был потомственным крестьянином и к тому же бедным, а часы в те далекие времена были большой роскошью. Нет – дед не мог быть хозяином ларчика. "Чудеса да и только", – подумал человек, отделяя начинку от корпуса. Осторожно действуя пинцетом, он вытащил чертеж, развернул и, взяв лупу, принялся за изучение. Содержимое аппарата – это было видно из рисунка, замыкалось в отчетливом контуре, который изображал кота в сапогах. Два месяца ушло на приобретение необходимых деталей – на многие человек делал эскизы и заказывал в мастерских по ремонту велосипедов и швейных машинок. Собирал тщательно, подгоняя шлифовкой каждое сочленение. Обучение продолжалось около двух лет использовались магнитофонные записи, букварь и фильмоскоп. Когда кот научился читать бегло, человек разрешил ему пользоваться небольшой. домашней библиотекой, которая в основном состояла из произведений русских классиков. Книги были прочитаны в самый короткий срок. Емкость памяти у кота была поразительной – все, что читал, запоминал слово в слово. А вчера... Вчера случилось невероятное – кот написал стихи – божился, что сам придумал:

Нас было двое – на меже

Я и Сократ с приставкой "лже".

Яд Лже-Сократа не губил

Цикуту гад как воду пил.

"Лже" был на ядах закален...

Уста, в схоластике стальные,

Глаголили, что он умен

И что глупцы все остальные!

Первый раз тоска покинула человека, впервые у него было сносное настроение – появился друг – пусть механический, но все же друг!

2

Аллея поднималась в гору. По краям, между комьями стылой земли, белели пятна. Холода пошли с ноября, но зима на снег была бедной: как выпал чуть-чуть, так с тех пор его и не видели. Раньше по краям аллеи тянулся литой чугунный забор – литье – затейливое переплетение цветов и листьев. Кое-где к стволам зимующих акаций были прислонены пакеты нового забора железобетонного. "Зачем менять один на другой?" Пересечение двух магистральных улиц. На углу шестнадцатиэтажный дом – заселен недавно: год или два находился под наблюдением – давал осадку. Нижний этаж застеклен – витрины... Вспомнил городские пересуды об этом доме: "Сумасшедший бросился с верхнего этажа хотел доказать, что с зонтиком можно... И, кажется, еще случай – врач рассеянным был: шагнул в проем на десятом, когда лифт был на первом"...

Райпищеторг, ЗАГС, шахматный клуб... Подъезд... Ступеньки привели на четвертый этаж. Выше, облокотившись на перила, пыхтела соседка – отдыхала после утомительного подъема. "Если бы в нашем доме был лифт, она бы уже давно окочурилась. Эти ежедневные путешествия заменяют ей зарядку", – подумал человек и поздоровался.

– Здравствуй, – ответила она ему, выговаривая каждый слог в перерывах между вдохом и выдохом...

Человек вытащил ключ. Рука потянулась к замочной скважине и остановилась замерла... "Если кот встретит меня у входа, пойдут сплетни". Около соседки, прижимаясь к ее опухшим ногам, стояла хозяйственная сумочка. По пузатому, вздувшемуся виду и точечным выпуклостям мягкого коже заменителя он определил, что в сумке картофель. "Момент самый удобный, а то она тут целый час пыхтеть будет".,. Человек подошел к соседке.

– Я помогу вам, – взялся за сумочку.

– Спасибо. Ты самый добрый в этом доме, – соседка отдышалась настолько, что произнесенная фраза была похожей на речь.

Человек улыбнулся... Проводив соседку, сбежал на этаж ниже, быстро открыл дверь, вошел и, предусмотрительно оттянув защелку, беззвучно закрыл.

3

Палатка стояла за боковой стенкой дивана в углу комнаты. Четыре веревки, натягивая палатку, спускались к гвоздям, вколоченным в пол. Вечерний луч, падающий из окна, освещал коврик – иных удобств в палатке не было. Механическому коту они не требовались – даже масленка! – шарниры работали на вечной смазке. Конечности – и те были очеловечены: кот лежал на диване, положив ногу на ногу. Возле головы обложкой вверх лежала раскрытая книга. Байрон – об этом говорили тисненые буквы. "Культура!" – подумал человек и усмехнулся – сапоги у кота не снимались. Одежда, выкроенная из синтетических тканей, служила для камуфляжа – прикрывала искусственную шерсть, натянутую на металлическую оболочку. Кисти рук закрывались тонкими перчатками – открытым местом была только морда: здесь черную шерсть оттеняли белые усы из капроновой лески. На стуле, рядом с диваном, лежала шляпа с перьями. В абсолютной тишине слышалось монотонное тиканье будильников. Последние дни человек стал замечать, что это тиканье раздражает его. Сегодня оно было невыносимым. Человек подошел к шифоньеру, на котором стояли будильники, прихватив по пути лежащую на письменном столе отвертку. Встал на цыпочки, взял будильник и отвинтил крышку. Осторожно притронувшись к маятнику (медному сердцу часов), остановил вращение шестеренок – с остальными поступил так же... Прислушался... Время в комнате перестало существовать. Заскрипели полы... Кот провожал своего хозяина молча. Кухня. Человек открыл кран, подставил руки... Мылил тщательно – ему казалось, что вся дневная грязь прилипла к его рукам. Он знал откуда идет это чувство это его тяготила должность руководителя группы. Назначили приказом – не спрашивали. Все же догадались, что он не способен иметь двойника, а такой безобиден – мешать не будет. "Справедливость!" Пытался – не получилось. С родственными связями (ими был переплетен весь коллектив) бороться невозможно. "Найти бы синекуру рублей на сто двадцать и делу конец" – подумал человек, вытирая руки насухо... Не спеша вернулся к письменному столу и включил настольную лампу. Поставив стул поудобнее, сел...

– Будут бояться, будут бояться – будут бояться кота в сапогах! продекламировал кот

– Тоже ты придумал?

– Мои строчки.

– Я не нахожу в них никакого смысла.

– А я нахожу, – сказал кот. -Они должны убедиться в том, что я не игра больного воображения. Сама реальность моего существования приведет к тому, что они начнут меня бояться.

– Кто они?

– Я имею в виду тех жителей города, у которых есть двойники.

Человек посмотрел на создание своих рук – оно смеялось. Мимика у кота отсутствовала, даже голос был лишен эмоций. О смехе говорили зрачки – они пульсировали: становились то круглыми, то эллипсоидными. Когда зрачки были круглыми, морда у кота была идиотской, когда эллипсоидными – интеллектуальной: пульсация делала ее комичной...

– Откуда ты узнал о двойниках? – спросил человек и посмотрел на будильники: ему показалось, что они начали тикать.

– Прежде всего я прочитал об этом в извилинах твоего мозга, но мне этого было мало и я, включив экран, пробрался в квартиру к одному из жителей. Мне повезло – попал на редактора заводской многотиражки. Не простой все-таки интеллигент! В свободное от работы время разыгрывает из себя гениального литератора!

– Твое баловство к хорошему не приведет!

– Я под колпаком силового поля как у бога за пазухой. Только при тебе.., кот замолчал и закрыл глаза – задумался.

– Что при мне?

– Только при тебе я не пользуюсь силовой защитой, – сказал кот и, открыв глаза, продолжал, – редактор в этот день внушил себе, что он критик. Постепенно вошел в раж – сначала разговаривал с самим собой, а потом – потом и второй появился... Я сразу потерял всякую ориентацию – их было двое – один похож на другого как две капли дождя. Из их диалога я выяснил все – теперь пусть тебя не волнует, что двойник и хозяин неразличимы,

– Меня это не волнует, – сказал человек,

– Можно подумать, что ты незаинтересованная личность, – возразил кот. Благодаря счастливой находке – чертежу в часах Павла Буре, ты заполучил меня и, убедившись в моих достоинствах, невольно вспомнил о своих обидчиках.

– О каких обидчиках ты говоришь?

– О тех самых, которые способны приспособиться к любому унижению, лишь бы играли роль. Что такое тоска эти люди не знают. Клыкастость помогает им выжить в любых условиях. Твоя замкнутость, твое одиночество, твой уход в себя – все это результат того, что эти люди превращают тебя в омегу.

– В какую омегу?!

– В ту самую курицу, которую все клюют. Не притворяйся ангелом – разве ты не решил использовать меня как орудие своей мести?

– Замолчи! – крикнул человек так, что от его голоса все пять будильников вздрогнули и начали тикать. Раздраженно посмотрев на будильники, человек повернулся к столу, схватил отвертку, отбросил ее и сказал, – ты говоришь правду – и совсем тихо, – продолжай!!!

– А часы не помешают? – спросил кот, кивнув мордой в сторону шифоньера и, как настоящий джентльмен, прикрыл тыльной стороной перчат-ки пульсирующие зрачки.

– Пусть тикают, – сказал человек и устало махнул рукой.

– Ты хотел бы убивать, но боишься задеть невиновных?

– Ты угадал, – подтвердил человек, – я не желаю быть преступником.

– Я помогу тебе, – сказал кот, изменив положение на диване – повернул морду к хозяину, – я знаю как это сделать.

– Неужели ты можешь мне помочь? – спросил человек, смачивая слюной губы: от волнения они пересохли.

– В оболочке твоих врагов совмещены две субстанции. Одна из них – человек, другая – ядовитое насекомое. Назовешь ли ты преступлением убийство скорпиона или, скажем, гадюки?

– Нет!!!

– Я сделаю все, чтобы в домах этого города завелась моль. Хотя ее и так достаточно, но нужно, чтобы ее было больше. Хозяева, пытаясь избавиться от насекомых, будут обрызгивать каждую щель. Теперь ты сам можешь догадаться, как осуществится твоя месть, – сказал кот и зрачки у него сделались круглыми как у настоящего идиота.

4

Перед тем как напустить моль, кот совершил проверочный обход. Ни один дом в городе не был забыт. Чтобы быть неузнанным, кот перевоплощался то в председателя домового комитета, то в участкового, то в работника санэпидемстанции.

Заглянем в квартиры одного из домов вместе с ним. Фанерная перегородка отделяет комнату от коридора. Клетушка. Мать и дочь. Дочь замуж не вышла проморгала, а теперь поздно. В этом городе симпатичных девушек – пруд пруди, а у нее потухшие глаза и оплывший подбородок. "Все мужчины подлецы!" – мать это вполне поддерживает. У матушки моложавое лицо и сохранившиеся телесные формы. Муж не успел замучить: нашел другую – с квартирой!..

Кухня. Паутина на карнизах. Провода под слоем пыли. Видны оголенные участки. Четыре газовых плиты – каждая на две семьи. Коридор длинный. Дверь. Здесь живет семья и старуха. Слышно как она стонет. "Ничего не поделаешь", говорит невестка и думает, – "до каких пор?" Полы с уклоном в одну сторону стена дает осадку. А за этой дверью живет одинокая женщина. Десять квадратных метров. В комнате постоянно горит свет. Окно забито фанерой. Вставить стекла невозможно, потому что рама гнилая. На стене, под самым потолком, углубление видна штукатурка. "Меня чуть не убило", – говорит женщина, подписывая жалобу, и тяжело вздыхает.

Этажом ниже живет глухонемой. Пришлось объясняться знаками. "О-о-о!" восклицает он, читая текст. Подписывает, показывая на стены. Они мокрые. У соседки, которая живет над ним, лопнула труба отопления. Загорается лампочка. Глухонемой идет открывать дверь. Входит женщина. Глухонемой тащит ее за рукав. Подводит. Показывает на текст и что-то быстро-быстро объясняет на языке знаков. "А-а-а!" – восклицает женщина (она тоже глухонемая). Ей, по наивности, кажется, что завтра дом поставят на капитальный ремонт.

В квартире напротив живут две семьи. В одной семье муж пьяница, в другой проживает неизвестно кто: день и ночь стучит на пишущей машинке. Оба подписали безоговорочно.

И следующий подъезд в этом же доме – такой же коридор и такие же квартиры..." У нас только на втором этаже капитальный ремонт сделали", говорит женщина, вытирая от подсолнечного масла руки. "Там тузы живут", добавляет другая..." И до вас писали. Из этого роя ничего не выйдет", говорит мужчина, всматриваясь в текст. "Маслом каши не испортишь", – возражает женщина. На бумагу ложится ее резкая и четкая подпись. Только "туз" подписываться отказался. "Я не нуждаюсь", – сказал, подталкивая к выходу. "Мы не нуждаемся", – это был хор, выглядывающий из-за широкой спины "туза": мать, жена и великовозрастный сын...

Кот не забыл и подвалы. Когда подписей было достаточно, положил жалобу в конверт и, смазав края водопроводной сыростью, заклеил. На конверте значился адрес: "ГОЛОС СТАНКОСТРОИТЕЛЯ".

5

Квартира отличалась от соседских нестандартной начинкой: мебели было немного – основное место занимали книжные полки и самый ценный товар книги... Перемена обстановки была необходимой как для психического равновесия, так и для того, чтобы поддержать в себе творческое настроение, но у хозяина была такая работа, что командировка была для него целым событием – вот почему он приспособился к тому, чтобы создавать иллюзию перемены в пределах четырех стен. Недавно он сдвинул шкафы в угол комнаты, вырезав из общей площади небольшой участок. Вход в это искусственное помещение был занавешен дерюгой. Внутри стоял стол, заваленный книгами. Хозяин сидел на стуле, упираясь локтем в колено – голова задумчиво лежала на живой подставке, глаза были закрытыми. "Каждый пишет как он дышит", – магнитофон хрипел, но хозяин привык к этим помехам: он был погружен в таинство песни по ее смыслу. Пел любимец хозяина Окуджава. "Пинг-понг, пинг-понг"... Хозяин насторожился и, раздраженно выключив магнитофон, покинул убежище.

Жена сидела на диване – раскладывала пасьянс. Около дремал породистый пес. Когда заговорил звонок, пес и ухом не пошевелил, потому что ему снилась подруга-собака, которую держали этажом выше.

Хозяин открыл дверь.

– Проходи, – сказал он двойнику с недовольством. Тот вошел и направился было в комнату, но хозяин предостерегающе показал рукой на кухню, – подожди там!..

Комната...

– У меня страшно разболелась голова, – взял лежащую среди книг грелку.

– Кто это был? – спросила жена, тасуя карты.

– Спрашивали, где живут Садовские, – соврал и подумал, – "не приведи, Христос, чтобы она увидела Евсея вне меня"...

Хозяин пришел на кухню, держа грелку на голове и, подтолкнув стул к кухонному столику, сел напротив двойника. Антипод поднаторел в интеллектуальных спорах настолько, что стал проявлять неуважение к учителю. Вот и сейчас утонченно-иронический взгляд говорил хозяину: "Я знаю почему ты не пригласил меня в комнату".

– Говори уже! – сказал хозяин и в порыве раздражения сдвинул грелку так, что она съехала на глаза.

– Я могу говорить только тогда, когда ты на меня смотришь, – сказал двойник и хозяин нехотя приоткрыл глаз, – вот теперь я могу говорить, выдержав паузу, скорбно добавил, – вид у тебя загнанный!

Открытый зрачок болезненно расширился. "Это ничтожество издевается надо мной", – подумал хозяин, но двойник смотрел так наивно и преданно, что вспыхнувшее подозрение тут же улетучилось. Хозяин успокоился – расслабил шейные позвонки – голова повисла как у тряпичной куклы.

– Понимаешь, – замолчал, голова вскинулась: поправив грелку, прислушался в комнате скрипели пружины, – Лиза, не забывай, что у меня мигрень, – крикнул и, обращаясь к двойнику, продолжал, – понимаешь, недавно я стал сомневаться в значимости того, что мною сделано. Я писал сложные вещи с разработанным сюжетом – это были не рассужденческие произведения, а конкретные: я рисовал. Каждое слово писалось не с бухты-барахты – оно было обдумано, но два месяца тому назад мне пришло в голову проделать эксперимент: я написал стихи без предварительной подготовки – наспех! Прочитал их одному знакомому понравились, другому – тоже понравились, прочитал третьему – говорит: "Лучше, чем ты писал раньше!" Но я то знаю, что лучше – я на то, чтобы знать это, годы потратил. И все же сомневаюсь. Проклятый эксперимент! А вдруг они правы, а вдруг, – хозяин наклонился к двойнику и шепотом спросил, – окно, это не окно, стекло – не стекло?.. Слова для меня, – продолжал он, – утратили связь с обозначаемыми понятиями. А что касается морфологии, то я даже за словом "мама" в словарь лезу, потому что забываю как оно пишется – с удвоенным "м" или с одним, – хозяин замолчал и печальным взглядом открытого глаза осмотрел знакомую до мельчайших подробностей кухню.

Полочки для посуды, устаревшие стулья, тряпка, поварежка, хлебница обычные предметы домашнего обихода, но разделенные на два лагеря: одни приобрели характер хозяина, другие – хозяйки. Столик – костлявый, приземистый, с туго закрывающимися дверцами, стоящий на кривых – изогнутых, как у кавалериста, ножках: он подражал своему хозяину и был похож на него. Кран был медным – имел профиль жены, Только лампочка на 45 ватт никому не принадлежала – обоим светила одинаково.

– Я могу примирить результаты твоего эксперимента с тем, что ты писал раньше, – сказал двойник. – Признавая в Пушкине только вершины – "Бориса Годунова", "Полтаву", "Евгения Онегина" (у Есенина этими вершинами для тебя были "Черный человек" и "Пугачев", у Блока – "Двенадцать", у Маяковского "Облако в штанах") – так вот, признавая эти вершины, ты смотрел на них как на аналоги. У тебя не было промежуточной стадии в творчестве, не было движения от подножия к вершине. Вернее не так – движение было, но ты сказал себе: "Буду честным, войду в литературу только так. Мозговые мозоли, которые я набил при восхождении – путь к совершенству несовершенен и поэтому права на существование не имеет". Не потому ли в твоем творчестве нет...

– Евсей, мне нужна кухня, – крикнула Лиза, придав своему голосу интонацию враждебной кротости: войти без разрешения она боялась – кухня была для мужа излюбленным местом философского размышления.

– Можешь подождать пару минут?! – выкрикнул хозяин, постучав кулаком по тонкой перегородке. -Продолжай, – сказал он обращаясь к двойнику.

– В твоем творчество отсутствует кострубатость, присущая движению – нет случайности. Ты каждую фразу математическим расчетом на вечность проверяешь, а это еще ни у кого из смертных не получалось. Знания у тебя большие, но пользы от них мало. Они загромождают твой мозг, вырабатывая в нем яд – этому помогает и раздвоение, причину которого ты лучше меня знаешь. Ну что ты без меня? спросил и, не дождавшись ответа, добавил, – ядовитое насекомое!

– Подлец! – выдавил сквозь зубы хозяин, забыв о том, что двойнику положено знать все: давно – еще на последнем курсе университета он почувствовал на щеках какие-то уплотнения. Он водил по ним языком, открывал рот и часами рассматривал перед зеркалом ротовую полость – уплотнения росли (это были защечные мешки – точно такие, какие бывают у грызунов). Первые дни думал, что это рак, но в онкологическую клинику обращаться боялся – догадывался, что тут что-то другое. Выдержка оказалась не напрасной. Уплотнения росли все медленнее и медленнее. Через два года рост прекратился. Появление защечных мешков было единственное в своем роде приспособление организма к яду – он в них накапливался. -Подлец! – повторил хозяин, – как ты связываешь оскорбление, которое я только что услышал, с примирением.

– С каким примерением? – спросило отражение у отражения, ибо иногда их мышление многоератно передаваясь от одного к другому, теряло свои ясные очертания.

– Того, что я написал сейчас, с тем, что я писал раньше, – ответило одно из них, считавшее себя хозяином (себя собой!) и с улыбкой посмотрело на своего собеседника:

– То, что ты называешь оскорблением, всего лишь к слову пришлось. А примирение действительно есть – оно у тебя от творческого бессилия. Не уговаривай себя, что ты экспериментировал ради шутки. Ты потому к подножию спустился, что у тебя на вершине ничего не получалось. Здесь, у подножия, ты позволил себе раскрепоститься – писать без аналогов... Да! – знакомые твои, пожалуй, правы – новые стихи написаны лучше.

– Такие стихотворения как эти, – отнял одну руку от грелки, сунул в брючный карман и вытащил блокнот, – такие как эти, – повторил он, стукнув записной книжкой по столу, – я могу писать по тысяче штук в год.

– Не получится, – сказал двойник, посмотрев на свою противоположность в упор. -Все, что выходит из-под пера смертного, даже если это абсолютная белиберда, является выражением его внутреннего мира, который не бесконечен в своем объеме.

– Ты хочешь сказать, что я ограничен в своей сущности, что у меня нет достаточной глубины? – спросил, стараясь быть сдержанным.

– И это, – ответил двойник, – и то, – продолжал он спокойно, – что до того, как приступить к "Евгению Онегину", Пушкин написал около пятисот стихотворений: даже самые слабые из них естественны, потому что это был путь от подножия к вершине. Согласись, что обратное движение является аномальным ведет к деградации.

– Сволочь! – прошипел хозяин, оголив зубы: передние были желтыми от постоянного курения десятикопеечного "Памира", на клыках просматривались капельки метилизотиоционатного цвета.

– Кого ты там уничтожаешь? – спросила жена, постучав по перегородке. Ругайся не ругайся, а я все равно иду.

6

Предупреждение было серьезным.

– Прячься, – сказал хозяин, хватая двойника за руку.

Двойник стал бледнеть, становиться прозрачным – он быстро входил в своего хозяина. Ког-да жена появилась на кухне, Евсей сидел один. Грелка лежала на столе.

– Еша, будем ужинать, – сказала Лиза и потянулась к грелке.

– Не трогай, – сказал муж, хватая грелку, – сам уберу.

Он не хотел, чтобы жена знала о его притворстве – к больной голове холодную грелку не прикладывают! Хозяин пользовался допотопным методом лечения мигрени – во время приступов заливал грелку горячей водой и клал на голову. Он был уверен, что от такого контакта увеличивается приток кислорода к сосудам головного мозга. Хозяин зашел в комнату, положил грелку на прежнее место, подошел к собаке – погладил и, откинув дерюгу, задумался...

– Скотина, что нового в городе? – мысленно спросил он двойника – Евсея, прозябающего внутри Евсея.

– Мороженое продают без шоколадной глазировки.

– И это все?

– Ешенька, иди кушать, – позвала жена. -Кофе или чай будешь пить?

Кофе был горячий. Евсей дул на поверхность, выбирая из сахарницы рафинад. Пил вприкуску. И привычки и внешность у него были потомственными. Евсей надкусил смоченный уголок рафинада и задумался, перебирая в памяти генеалогическое древо своего рода – здесь были все те, чьи гены путешествовали в его клетках: попы, князья, фабриканты, купцы, помещики, крепостные и даже раввины – о последнем кричали узко посаженные глаза. Среди ответвлений встречались и с гемофилией, и с лишними пальцами, но с защечными мешками и с железой, которая вырабатывала бы яд – нет, – таких еще не бы-ло! "Отклонение от нормы? А вдруг положительная мутация – может быть я новый вид Homo Sapiens на земле?" Ободрив себя сверхфантастическим предположением, Евсей прикоснулся губами к стакану. Отхлебнул. Кофе еще не остыл и кадык судорожно подскочил вверх. Зазвонил телефон. Лиза приподнялась...

– Сиди, – сказал Евсей и поспешил в комнату.

– Я слушаю... А – это ты!.. Сама понимаешь, что мне это все... Ладно, уделю... Двадцать минут – не больше!

– Кто звонил? – спросила Лиза: из кухни до-летал ее зычный голос и хлесткий удар ладонью по столу,

– Чего ты стучишь?

– Это я моль прихлопнула. Я уверена, что эта гадость из ничего рождается, – сказала Лиза и повторила. -Еша, кто звонил?

– Оно тебе надо, – хозяин положил трубку и вернулся.

Лиза допила кофе, накормила собаку и пошла раскладывать пасьянс. Верный пес побежал за хозяйкой. Евсей остался на кухне. Раскрыл записную книжку, начал "доводить до ума" очередное стихотворение. Речь шла о старике, которого немцы расстреляли на проселочной дороге. Дорога была обобщенной – пыльная, бесконечная, уходящая на закат. Стихотворение заканчивалось так: старик падает, хватается руками за сердце, "как болят мне ноги" – шепчет и умирает. Местечковое выражение не смущало Евсея – оно было к месту – оно было близким ему и миллиону предполагаемых читателей. Да, фраза ему нравилась – сказано было расковано: "По-нашему – по-чечеловски!" Чечелевка – бывшая окраина города. Там Евсей провел свое детство. В том, что оно было голодным, виновата его бабушка – бывшая графиня безумно любила животных. "Кошачье отродье!" – оно запомнилось ему своей прожорливостью. Варенье жрали! – старуха даже к сладкому своих мяукалок приучила. Котов и кошек Евсей ненавидел. Детство было не только голодным, но и босяцким. Бедный мальчик был вынужден стать карманником. Ворованные копейки уходили на бутерброды, Еда на виду у всех была делом опасным, но Евсей не прятался... Даже теперь, когда он дорос до права называться интеллигентом, если ему угрожали насчет морды– (надо заметить, что случалось и такое!), он находил в себе мужество и предупреждал: "Учтите, я из чечеловских!" Героическое время говорило само за себя. Хулиганы по-жимали ему руку – думали "свой" и находили более покладистую жертву. Нет, комплекса неполноценности у него не было – душевная чистота мешала ему завершить стихотворение фразой "как болят мне ноги" – и не только это! – он был прирожденным аналитиком: любое сомнение, даже подсознательное, должно иметь причину и следствие – "Мне мешает мелодия. Какая? Ах, да – вот она", – чтобы проверить себя, стал напевать текст. Остановился. "Болят мои раны!" – подобие найдено. "Все, что угодно, только не плагиат", – подумал и, гордясь собой, честно, по-пушкински зачеркнул чечелевскую находку,

7

"Пинг-понг, пинг-понг; пинг-понг, пинг-понг" – звонили назойливо, Евсей захлопнул записную книжку и, поспешно сунув ее в карман, пошел открывать дверь.

– Сюда, – сказал он, показывая рукой на кухню. -Лиза, я занят, – голос был повелительным. На кухне появилась блондинка. Одной рукой она прижимала к животу сумочку, другой – рулон, Вид у нее был не столько решительным, сколько старался таким казаться. Зрачки смотрели в разные стороны – создавалось впечатление асимметричности: такой взгляд бывает у эпилептиков. Хозяин подошел к вешалке, понюхал пальто с кожаными вставками и огненно-рыжим ворсом: пахло типографией.