Текст книги "Катастрофа"

Автор книги: Арон Кобринский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Ну, что у тебя, показывай, только побыстрее, – выпалил, влетая на кухню с сигаретой в зубах.

– У меня предпраздничный выпуск. Наш редактор заболел, а я ни бум-бум, сказала она писклявым голоском и присела на краешек стула. -Ничего, если я закурю, – открыла сумочку. -Материал у меня есть. Сама отпечатала. Евсей, помогите разместить.

– Разворачивай свое хозяйство, да поживее, – резанул хозяин и выбежал. Вернулся с линейкой-строкомером. Да! – он редактор заводской многотиражки... Выше не получилось, но все равно – те, кому это было нужно, те его знали. Что говорить – газетчиком он был опытным! К нему даже за помощью обращались. Вот и сейчас... – Ищи передовицу! Шапка или заголовок? Дай мне эту "собаку", затараторил и выхватил из рук блондинки отпечатанный текст. -Раз, два, три, четыре, пять.., – зашевелились его губы, подсчитывая количество строк. -Смотри, верно подсчитала! – воскликнул с наигранным изумлением, сверив получившуюся в уме цифру с карандашной надписью на отпечатанном бланке. -Я начинаю уважать тебя, – добавил и, не глядя на макет, точным движением отчертил линию.

– Евсей, скажите, – блондинка затянулась и выпустила к потолку аккуратные кольца дыма. -Мой директор порядочный человек?

– Ты всегда была неисправимой дурочкой, ~~ шепнул и, стараясь переменить скользкую тему, пробубнил, – расскажи лучше, как тебе работается?

– Меня недавно в партком выбрали. Обязанностей прибавилось. Вы же знаете, что отказывать не в моем характере.

– Тебя скоро депутатом сделают, – сказал хозяин с иронией. -Вот будет хохма. Приду к тебе на поклон, а меня молодой мужчина – твой секретарь – не пропустит.

Рассмеялись оба. Работа двигалась к концу. Евсей сделал последнее движение и облегченно вздохнул – макет был разбит на гранки.

– Я еще до утра над ним сидеть буду, – сказала блондинка, сворачивая свое добро в рулон. -Вы, Евсей, умный – расчертили и все, а мне разбираться надо, Я за этот выпуск головой отвечаю,

Хозяин проводил гостью, помог одеть пальто и открыл дверь.

– Попытайся разобраться сама, – сказал громко и нарочито. Меня от всего этого, – постучал указательным пальцем по рулону, – тошнить начинает. И не вздумай звонить! Мне Мандельштама дочитать надо.

Сквозь дерюгу светилась настольная лампа. Хозяин читал.

– Получилось! – сказала Лиза и с наслаждением зевнула; собрав карты в колоду, покинула диван и направилась к прикроватной тумбочке. -Евсей, я ложусь!

Когда хозяин откинул дерюгу, диван был застелен. Жена лежала лицом к стене. На темном полосатом одеяле белела бархатная рука. Евсей скинул штаны и, выключив свет, юркнул в постель.

– Лиза! – сказал он, прижимаясь к теплому телу.

– Будем спать, Ешечка – я сегодня устала.

8

Стены окрашены масляной краской – цвет синий.

– Совсем как у нас на кухне, – голос девочки.

– Сколько тебе лет? – голос мужчины.

– Лас, два, тлы!

Идет регистрация. На табло указан номер рейса... Разнообразная форма клади не характеризует хозяев – на лицах доминирует комплекс терпеливого ожидания. Редко встретишь взволнованного предстоящим полетом пассажира,

– Вылет рейса откладывается ввиду неблагоприятных погодных условий, голос диктора.

Лица быстро примелькались. Евсей почувствовал усталость и тут же направился к свободному креслу. Мужчина показал пальцем на журнал – занято!

– Вылет рейса откладывается, – повторил голос диктора.

– У них день Аэрофлота, – сказал первый.

– Понятно! – сказал второй.

– Празднуют! – добавил третий.

Жужжание голосов... Но что это! – курилка превратилась в маленький городок... До отхода поезда остается несколько часов... "Надо убить время", думает Евсей и, припрятав билет в портмоне, отходит от кассы... Улица... Кинотеатр... Афиша,,. Художественный фильм "Механизаторы". Евсей сворачивает в парк. Присаживается на скамейку... Шелестят кроны... Аллея... С противоположной стороны сидит молодая женщина. Она напряженно смотрит в глубину парка. Неожиданно поднимается и подходит к Евсею. "Извините... Я в этом городе впервые. Никого не знаю. Как назло ни одной женщины. Спросить могу только у вас. Вы не подскажете, где тут поблизости общественное место". Евсей смущенно улыбается: "Я сам не из этого города". Женщина оставляет на скамейке сумочку (будто го-ворит ему: "Я вам доверяю и это!"), мило улыбается и уходит в заросли, которые почему-то превращаются в людей – это тот же аэровокзал знакомый до мельчайших подробностей – сейчас пассажиров в нем значительно больше – пахнет сном, усталостью и потом. Возле стен, подстелив под себя газеты, лежат те, у кого обстоятельства победили ложный стыд – привычку к комфорту. Евсей присаживается на кафельный пол... Через несколько минут он лежит на полу, подсунув под голову портфель, и чувствует при этом глубокое удовлетворение. Теперь ему становится понятно, почему у нищих философское выражение спокойствия на лице является главенствующим – это потому, что почти все желания у них вызваны не размышлениями, а житейской необходимостью... Около (то туда, то сюда) шаркают чьи-то ноги. Неожиданно Евсей замечает, что он голый. Скрестив ладони на срамной области, Евсей бежит по лестнице мимо де-вушки, которую он когда-то любил.

– Скоро премьера, – кричит какая-то женщина. "Это ее мать", – констатирует Евсей постыдный факт своей жизни, вспомнив мимоходом, что любимая живет в другом городе. "Как же она здесь очутилась? "Евсей чувствует, что он прозрачен – любимая смотрит на свою матушку сквозь него. Запыхавшись, он подбегает к своей квартире, открывает дверь... Коридор полон знакомых... Женщины... Мужчины... Евсей не обращает на них внимания. Его интересует батарея. Он хорошо помнит, что там сушатся плавки.

– Батарея слева, – кричит Лиза, приподнимаясь и выглядывая из-за плеча более высокой подруги.

Одевая плавки, Евсей видит, что женщины беседуют так, будто ничего не произошло. "Я для них как мужчина не существую. А существую ли я вообще?" От ужаса Евсей просыпается, ощупывает себя и, убедившись в том, что он существует, облегченно засыпает...

Качается ковыль, поют жаворонки, стрекочут кузнечики... Нет! – это ему показалось – это в его карманах звенит мелочь – копеек 70 – для ужина денег вполне достаточно, но дело не в этом. Во всем виновата кассирша, которой нет. Евсей увидел, как кресло вздрагивает под ее тучным телом, как вращается рукоятка кассы – и все это без кассирши. Тарелка со шницелем, чай, вилка и хлеб повисли в воздухе, опустились на клеенку. Поднос уплыл в раздаточную, медленно покачиваясь над круглыми столиками. А где же посетители? Где официант? Официант тоже был невидимкой.

Евсей выскочил из столовой (она стояла на краю поселка фасадом к дороге)... Клубилась пыль. Блеяли овцы. Слышались гортанные крики пастухов. Собачий лай будоражил окраину и угасал, выплеснув себя степному закату.

– Эй, – Евсей крикнул, прислушался...

– Ий-ий-ий, – ответило ему эхо.

"Куда идти? В степь? Но я оттуда только пришел". Евсей постоял, подумал и направился вглубь поселка. Там пахло тушеным мясом – в ноздри проникал запах, там слышалось позвякивание посуды, ерзанье сковородок... "А это конфорка", определил Евсей по металлическому поклацыванию. Над хатами струился дым. Евсей заглядывал во дворы, прижимался к заборам, смотрел в щели... Людей не было.

Щелчок... Еще один... Похоже на оплеуху... Голоса... Ругань...

– Эй!

– Ий-ий-ий, – результат тот же – никого.

В одном из переулков Евсей заметил женщину: сквозь спину, бедра и стройные ноги просвечивался кустарниковый плетень. Евсей остановился (замер от неожиданности).

– Подождите! – крикнул.

– И те... и те.., – к Евсею вернулся собственный крик: эхо!

"Обойду весь поселок, буду стучать в каждую калитку, я найду ее, – он принял такое решение, потому что из потому что птицы падали в небо (не надо учитывать те гнезда, в которых были кукушки!)...

Шелестела листва...

Ветки, отяжелевшие от плодов, сгибались.

ЭТО БЫЛО ЗЕМНОЕ ТЯГОТЕНИЕ!

– Ловите яблоко, – сказала она: ее появление в саду было неожиданным.

Евсей поймал брошенное яблоко. Остановился, стараясь не спугнуть то, что искал.

– Что вы делаете в моем саду? – спросила.

– Я... я ищу квартиру, – соврал. Женщина улыбнулась...

– Я не держу квартирантов.

– Мне известно, что у вас в прошлом году был квартирант.

– Разве это мужчина!.. Кожа желтая... Худой... Кости просвечиваются... Я взяла его потому что.., – женщина смущенно замолчала.

– Вы боитесь сплетен? – спросил. -Я, кроме вас не видел в поселке ни одной живой души.

– Вы плохо знаете местных жителей!

– Все равно мне идти некуда... Я останусь у вас.

– При одном условии, – ее лицо стало серьезным, – каждый день вы будете смотреть на меня так же восторженно, как сейчас.

– Клянусь!

– Посмотрим, – сказала она, таинственно улыбнувшись.

Через месяц жизнь стала казаться невыносимой,

– Пойди за бурачком и капустой, пойди за бурачком и капустой, пойди за бурачком и капустой, – Лиза пилила его до тех пор, пока не добилась своего.

9

Овощной магазин... Но тут Евсея догоняет новенькая "Волга" – въезжает прямо на тротуар. "Поедемте на литературньш вечер", – говорит водитель, – "вас там ждут с нетерпением. На "Волге" Евсей еще не ездил. Заманчиво."Я начинаю пользоваться популярностью". Садится в машину. Милиционер почтительно подносит руку к козырьку – туловище и ноги образуют тупой угол – поэт личность неприкосновенная. Лобовое стекло расширяет кругозор. По обтекаемым формам скользит город. "Милый Евсей, если бы не вы", – водитель замолчал, обгоняя старенький, первого выпуска "Запорожец", – "за въезд на тротуар без кругленькой не обошлось бы". Тусклый витраж рыбного магазина убегает вправо. Знаменитость молчит: "Почему милый, да еще на вы?" – думает и вдруг замечает, что машина едет сама. Водителя нет, но за спиной сидит женщина, и вид у нее озябший – прячет руки в меховой муфте – утонченные черты лица напоминают блоковскую Незнакомку. Литературный салон. Стол накрыт белой скатертью. Вино, водка, сало, колбаса, сыр и заварные пирожные. "Выпьем за Евсея!" – говорит Незнакомка: сквозь края хрустальной рюмки просвечивают ее алые губы. "Пардон", – возражает худая дама с впалыми щеками и плоской грудью, – "я пью за хозяина и хозяйку этого дома". "Выпьем за то, что мне удались альфрейные работы", говорит хозяин, пытаясь разрядить обстановку... Все четыре стены салона имитировали интерьер деревянной избы. На потолке орнамент в стиле барокко ландыши, сирень, розы и соловьи с раскрытыми клювами. "Евсей, почитайте ваши стихи", – говорит Незнакомка, обворожительно улыбаясь. "Они не уважают меня, первый тост позволили себе не в мою честь", – подумал Евсей, но необычная обстановка помешала ему высказать эту мысль вслух. И все же не выдержал взорвался: "Вы все равно меня не поймете, потому что я профессионал, потому что у меня филологическое образование, а у вас его нет. Вы все пешком под стол ходили, когда Шенгели считал меня своим другом. Я с детского возраста к Светлову за советом ходил. Поэт неважнецкий, но умница – "Гренаду" все-таки написал! А вы...", – не в силах выразить свое возмущение, обратился к хозяину, – "какая у вас специальность?" "Инженер-литейщик", – ответил тот: ему нравилось, что назревает спор и вечер, может быть, получится интересным. "Очень хорошо", – воскликнул Евсей и залпом осушил рюмку, – "допустим я в литейном деле болван... Можете поверить, что это не так, но допустим... В этом случае", – продолжал он, – "будете ли вы смеяться, надо мной, если я начну читать вам лекцию по литейному делу? "Хозяин промолчал, "Отвечайте!" потребовал Евсей. "Вы мой ответ сами знаете", – сказал хозяин, почувствовав, что в заданном вопросе скрывается логический подвох. "Отвечайте!!!" требование повысилось до крика. "Разумеется буду", – выдавил из себя хозяин. "Позвольте и мне посмеяться над вашим желанием послушать мои стихи. Я не могу читать их людям, которые в этом ничего не понимают. Кесарю – кесарево", сказал Евсей и .добавил, – "я с дилетантами дело не имею!" "Разрешите вам возразить", – сказал белокурый молодой человек: его улыбчивая простота заставила Евсея насторожиться, – "я тоже пишу стихи, хотя образование у меня церковно-приходское, а может и того нет". "А вы почитайте, – сказал Евсей, – и мы увидим... Можете не стесняться, – добавил отеческим тоном и заверил с иронией, – я кое в чем разби-раюсь!"

"Нипочем мне ямы, нипочем мне кочки", – начал белокурый без подготовки и продолжал: – "хорошо косою в утренний туман выводить по долам травяные строчки, чтобы их читали лошадь и баран – в этих строчках"... "Такого потока дерьма я еще ни разу не слышал", – перебил Евсей молодого поэта. "Да это же Есенин!"– сказала Незнакомка и побледнела – превратилась в прозрачную льдинку: хозяин, хозяйка и все остальные тоже были нереальными. "Двойники, настоящие двойники", – подумал Евсей... И о себе – "болван, когда ты научишься их распознавать!" Мысль была настолько .четкой, что слово "болван" отпечаталось на потолке. "Болва"... Потом – "бюна", потом – "гюна"... И наконец – "слюна"! Челюсть начала двигаться самопроизвольно, обнажая почерневшие от яда клыки. Евсей кашлянул и перевернулся с левого на правый бок.

Через несколько секунд машина времени уносила его в будущее. Часовая стрелка крутилась как бешенная – десять тысяч оборотов в минуту. Просторный зал. Лекцию читает академик с мировым именем. Евсей чувствует это по уве-ренной интонации докладчика и по тому внима-нию, которое уделяют ему слушатели. "Итак", – говорит докладчик, – "современной наукой установлено, что для более точного словесного описания свойств предмета необходимо, чтобы вы ощущали эти слова так, будто придумали их впервые. Настоящее произведение искусства", – продолжал он, – "может появиться у художника только тогда, когда запоминание свойств предмета у него контактирует с игрой в воображаемое отсутствие памяти. Вы, представители"... Евсей перестает слушать – он начинает втягивать воздух в ноздри как ищейка. Обоняние говорит ему, что в лекционном зале нет ни одного двойника. "Такого не может быть. Благородненькие! Я их сейчас по Фрейду – психоанализ покажет", – подумал и смело подошел к лектору. Тот продолжал так, будто нетактичность слушателя была предусмотрена им заранее: "Я нахожу, что Гомер не изображает ничего, кроме последовательных действий, и все предметы он рисует лишь в меру участия их в действии, притом обыкновенно не более как одной чертой"... "То, о чем вы говорите, касается конкретного видения, – выкрикнул Евсей, – "я сделал это теоретическое открытие еще в девятнадцатом веке. Почему вы в своей лекции не делаете соответствующих ссылок?" "Уважаемые художники", – продолжал докладчик, – "я привел вам цитату из основной работы Гетхольда Эфраима Лессинга "Лаокоон", которая была опубликована в восемнадцатом веке, а что касается этого сольерчика", – голова лектора слегка качнулась в сторону обвинителя, – то мнение психиатров таково: так как названная болезнь является неизлечимой, больного необходимо отправить в такой век, который позволил бы ему наиболее полноценно приспособиться к окружающей среде"... Лекционный зал стал сужаться, превращаясь в кабину, Часовая стрелка завертелась еще быстрее. Евсей тяжело вздохнул и перевернулся с правого на левый бок... На этом боку ему приснилась его же комната. В комнате много гостей. Одни беседуют, другие – похваливая хозяйку, пьют кофе. Евсей наклонился над шахматами. Решает задачу. Он должен ее решить. Он должен доказать им гибкость своего ума. По комнате расхаживает человек. У него курчавая борода. Нос приплюснут. Кто он? Фишер или обыкновенный негр? Пес бегает по комнате от одного гостя к другому. Тычется в колени. Принюхивается к половым органам. "Федя, вы пишете как Пастернак!" – утверждает грудной женский голос. Федя отталкивает пса и с ангельским видом смотрит на свою собеседницу. Взрыв. Стена, на которой висит портрет Хемингуэя, падает. Пыль оседает. По безлюдной улице идет человек. Он оголен по пояс. Скрюченные пальцы трут шелушащееся пятно. Человек подходит к рухнувшей стене и смотрит вверх. Гости разбежались. Один Евсей смело стоит на краю пропасти. "Эй", – кричит человек, – "смотри, что ты со мной сделал!" Человек медленно поворачивается, чтобы Евсей мог обозреть пятна, похожие на экзему. "Это у тебя от ожога", – кричит обвиняемый. "Врешь, – говорит человек, – это у меня от того, что ты отнял у меня любовь к жизни. Когда боль от этой потери утихнет, я стану глухонемым, Я не одинок в своем горе", – добавляет он и тут же на перекрестке появляется толпа. Люди несут на вытянутых руках тарелки. На лицах написано молчание, губы сомкнуты. На тарелках вещественное доказательство – языки и барабанные перепонки Евсеевых жертв. "Лови, гад!" – кричит человек и, взяв тарелку у ближайшего свидетеля, бросает в приговоренного: миллионы тарелок летят в голову Евсея. Одна из них попадает ему в висок, Евсей падает. "И ты, Брут!" шепчут его губы. На слове "плебеи" сердце у Евсея останавливается, но это еще не конец. От остывающего тела отделяется двойник и говорит: "Я отомстил тебе!" Евсей делает титаническое усилие – приподнимает голову. "За что?" – спрашивает он у двойника, одолевая свою смерть. "За то, что ты не пускал меня к Лизе". "Бабах!" – голова обиссиленно уда-ряется о пол. В проем смотрят звезды. На кирпич-ном уступе сидит кот. Пес рычит и трусливо пятится к дивану. Кот замирает и, напружинившись, прыгает. "Мне уже все равно", – думает покойник. "Бабах, бабах, бабах!" – звенит у него в ушах. "Что это?" – спрашивает он у себя и, открыв глаза, осознает свое пробуждение.

– Попалась! – воскликнула Лиза при очередном хлопке и посмотрела на мужа, – не спишь?

– С ума можно сойти – по мозгам лупишь, а я с утра,,, – Евсей повысил голос...

– Тебе все равно пора на работу, – перебила Лиза. – Без двух минут семь... Я, с тех пор как проснулась, двадцатую прихлопнула... Проклятая моль! – в сердцах добавила и пошла на кухню, – Ешенька, тебе котлету подогреть?

– Она на сливочном?

– На том и другом.

– Ты же знаешь, что у меня желудок!

– Не злись... Может ты молочную колбасу бу-дешь?

10

Привокзальная площадь. Пересечение трамвайных линий. Транспортное сердце города. Мост. Несмотря на мороз – лужа и пар над ней. В этом месте постоянно лопалась теплотрасса. Поворот. Дребезжание. Забор серо-зеленого цвета. Евсей приготовился к выходу.

– Станкостроительный, – объявил водитель... Проходная. Евсей поздоровался с дежурным – пропуск не показал: редактора многотиражки знают все – от разнорабочего до директора. Основной корпус.

– Здравствуй, Бутурин, – поздоровался с молодым парнем: тот стоял возле токарного станка и следил за вращением кулачкового па-трона.

– Здравствуйте, Евсей Иакович, – в голосе чувствовалось уважение.

– Ну как твой ДИП-300? – спросил и остановившись возле станка, похлопал ладонью по станине.

– Приспособление выжимает из него последнее, – ответил токарь.

– Ну, ну,– – сказал редактор неопределенно. – Будешь стараться, в центральной газете напечатаем.

Помещение многотиражки находилось в административном корпусе. Ряд вагонеток. Черная и цветная стружка. Металлический переходный мостик с рифленным настилом. Центральная заводская лаборатория. Выщербленный асфальт с вкраплениями стекловидного шлака... Дверь– "ГОЛОС СТАНКОСТРОИТЕЛЯ"... Помощница – Анна Михайловна Щербак: белое лицо – белое от малокровия и пудры особенно щеки с прожилками склеротического характера.

– Что нового?

– Небольшая авария в штамповочном.

– С жертвами?

– Обошлось...

Редакторское кресло. Стол. Плексиглас. Письмо. Текст: Просим активно помочь заводскому жилуправлению выделить комиссию для решения вопроса о том, необходим ли комплексный капитальный ремонт дому, простоявшему 75 лет.

Евсей улыбнулся и, открыв ящик, положил письмо в одну из папок. Зазвонил телефон.

– Алло... Завком?!.. Буду через десять минут.

11

Начало разговора было неприятным.

– Почему вы, Евсей Иакович, не посоветовавшись с нами, опубликовали в центральной прессе статью о Николае Славко?

– Так он же от пожара целый пролет спас!

– Славко пьяница и прогульщик, – разве вы не знали об этом?

– Это к его благородному поступку не имеет никакого отношения.

– Вы не возражайте. Ошибок в нашей работе не должно быть. Впредь все публикации подобного рода должны согласовываться с заводской администрацией. Как работник, Евсей Иакович, вы нас вполне устраиваете, но... При всем уважении к вам – да вы и сами все прекрасно понимаете, – председатель завкома изобразил подобие улыбки, уголки губ у него приоткрылись и вдруг Евсей увидел знакомые утолщения.

– Я больше не подведу вас, – сказал он, испытывая к председателю неодолимую симпатию, – Я постараюсь...

– Можете не продолжать, – председатель при-поднялся для рукопожатия, – мы полностью доверяем вам!

Евсей восторженно пожал протянутую руку и, потрясенный неожиданным открытием, удалился.

12

А человек снов не видел – спал как убитый. Ровно в 7 часов утра зазвонил будильник. Человек тут же проснулся... Одевался зевая, нехотя, но когда вспомнил вчерашний разговор, дело пошло живее. Перед тем, как умыться, поставил на плиту чайник. Пил наспех...

– Ухожу на работу!

– Я тоже должен уйти, – сказал кот, высунувшись из палатки.

– Зачем?

– Моль уже появилась, но разве наша цель в этом? – Она в ином – ее успешное осуществление зависит от концентрации хлорофоса. Я боюсь, что санитарные нормы не соответствуют нашему замыслу. Тот раствор, который продается в аэрозольных баллончиках, ненадежен. Самые сильные из насекомых после опрыскивания промышленным раствором выживают.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Жители об этом знают. Опыт у них богатый, особенно у женщин, – сказал кот и продолжал, – спасаясь от моли, они будут раствор приготовлять собственноручно. Я сделаю все возможное, чтобы в химических магазинах всю неделю продавали кристаллический хлорофос.

– Собирайся быстрее, – сказал хозяин, посмотрев на будильники.

– Я готов, – сказал кот и, включив силовую защиту, стал невидимым.

Троллейбусная остановка находилась возле книжного магазина. Было холодно. Человек шел, поеживаясь. Прохожие оглядывались: им казалось, что человек не в своем уме – у себя спрашивает и сам себе отвечает.

– Чем твой вчерашний поход закончился?

– Обошел все дома. В одном из них написал жалобу. Все жильцы подписались, кроме одного. У него Туз фамилия.

– А о чем жалоба?

– О том, что дом требует капитального ремонта.

– Думаешь поможет? – в голосе человека послышалась ироническая нотка.

– Каши маслом не испортишь, – ответил кот запомнившейся ему фразой. – Я, как только с хлорофосом улажу, загляну в ту организацию, где этот Туз работает. И еще в некоторые. Я и на твоей работе побываю. Не бойся – не увидят.

Возле книжного магазина хозяин и невидимый собеседник расстались.

13

Все склады находились за городом. Разыскав нужный склад, кот появился там в качестве ревизора Колбасникова. Фамилию для задуманного дела выбирал тщательно и не ошибся. Начальник склада Белилкин почувствовал к ревизору такую симпатию, что выложил на стол всю документацию о имеющихся на складе товарах и тут же предложил взятку.

– Не могу, – сказал ревизор.

– Почему? – спросил удивленный Белилкин.

– Меня засекли!

– Надо быть осторожным, – сказал Белилкин сочувственно.

Ревизия прошла успешно. Простив начальнику склада сбыт олифы в левые руки, инспектор посоветовал ему немедленно отправить в химические магазины кристаллический хлорофос.

– Разве мою олифу хлорофосом замажешь, – у меня на такой случай дефицит припрятан.

– Нужен хлорофос, – сказал ревизор и, похлопав Белилкина по плечу, добавил, – не волнуйся, в кругах все договорено.

14

К двенадцати часам дня все химические магазины города были завалены кристаллическим хлорофосом.

Очередь. Прилавок, Колода для рубки мяса.

– Почему выдаете второй сорт за первый. Я требую книгу жалоб и заведующего, – голос был настойчивым.

– Вы, уважаемый гражданин, не хамите, – сказал мясник, отряхнув с белого халата липкие мозговые косточки и добавил, – а то и этого не получите!

– Я требую...

– Не мешайте работать, – крикнул мясник, побагровев, – а то милицию позову!

– Не мешайте работать, – поддержала продавца очередь.

– Я требую книгу жалоб и заведующего.

– Берете? – спросил мясник у женщины, которая стояла за спиной жалобщика.

– Беру, беру, Васенька, – сказала та, поставив на прилавок сумочку.

– Кто следующий? – крикнул мясник и победоносно посмотрел на жалобщика.

– Мне нужен заведующий.

– Кто вы такой?

– Я ревизор Колбасников. Лицо мясника смягчилось:

– Сразу бы сказали... Я... Я сейчас! – убежал, вернулся, – пройдите, показал на дверь, – ведущую в служебное помещение.

– С собой возьмете или домой отвезти? – спросил заведующий, показав на огромный сверток.

– Что в нем.

– Говядина – первый сорт!

– Отвезете, – сказал Колбасников, бросив на стол клочок бумаги.

– Так это же тот дом, в котором я живу! – изумился заведующий, прочитав адрес.

– Я очень рад, – сказал ревизор и добавил, – что у моей сестры такие соседи.

– Она в ужасных условиях живет. Неужели вы, при ваших связях, ничего не могли сделать? – спросил он, сделав ударение на "вы", и в глазах у него мелькнуло подозрение.

– Я недавно в этом городе работаю, – сказал Колбасников, – оботрусь: через полгода все будет улажено.

15

Легко догадаться, что "туз" и заведующий магазина – одно и то же лицо. А сестра?.. Сестрой была та самая женщина, которая говорила, что капитальный ремонт сделали только на втором этаже. "Надо побывать у моего", – подумал кот, глянув на часы, висящие на перекрестке. Улица привела его к монолитному зданию. Кот посмотрел вверх – этажи – чередование стекла и бетона. Вестибюль. Толпа. Книжный прилавок. Продается "ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ" – с нагрузкой: "ПРОИСКИ БУРЖУАЗНОЙ ИДЕОЛОГИИ", автор – Ф. Хоменко. Кот поднялся на второй этаж и заглянул в один из отделов.

– Афанасенко, а вы почему билеты не купи-ли? – спросила женщина.

– Да это же халтурный спектакль! – отве-тил тот.

– Смотри, без премии останешься! – пре-дупредила женщина...

Из кабинетной пристройки вышел мужчина. Глаза строгие. В очках.

– Афанасьев, Вавилов, Зеленская, Воскообйник... Завтра, в 9 часов утра быть на городских складах.

– Зачем? – четыре возмущенных голоса,

– Картофель перебирать! – отрезал начальник и, сморщив лоб, посмотрел на своих подчиненных поверх очков, – возражения будут? – спросил грозно и, поправив пиджак, вернулся в кабинет.

Звонок. Топот. Тишина. Перерыв окончен. Карандаши. Головы. Шуршание калек. Чертежи. Доски. Четыре молодых специалиста. Скука. Искать своего хозяина перехотелось. Кот понял, что там обстановка была такой же. Улица, Прохожие. Сутолока. Пар из ноздрей и ртов. Почта, адресное бюро, парикмахерская, кирпичный забор, больница... Хирургическое отделение... Коридор, медсестра, шприц... Большой палец нажимал на никелированный шток до тех пор, пока из иглы не брызнула струя, образовав на стенке абстрактный рисунок... Кот посмотрел на медсестру и увидел, как на фотографии, ее внутренний мир, ее жениха и озлобленность за то, что внеочередное дежурство помешало назначенному свиданию.

– Юрчик, котеночек! – воскликнула она, увидев своего жениха. – Как ты сюда попал – без халата?

– С черного хода, – ответил кот, прижимаясь к возлюбленной. – не уколи меня, лапочка.

– Да это сегодня одну старуху привезли. Горбатая, скрюченная... Одной ногой в могиле стоит, а покоя не дает – стонет и стонет... Сейчас успокою тройную дозу димедрольчика вспрысну, уснет как миленькая!

– А вдруг не проснется?

– Ну и черт с ней. Все равно безнадежная. У нее гнойный аппендицит лопнул, а оперировать нельзя. Не выдержит. Хирург боится, что на столе помрет. Подожди, я быстро, – держа шприц наготове, пошла по коридору, приостановилась и, улыбаясь через плечо своему Юрчику, вошла в одну из палат. Вернулась и, облегченно вздохнув, положила шприц, – не понадобился!

– Умерла?

– Мг! Скоро будет обход, так что иди, Юрчик. Встретимся завтра. Угадай, что мне хочется?

– Меня! – сказал кот, жалея о том, что не может мурлыкать.

– Не угадал, – сказала она, поцеловав его еще раз, – мальчика или девочку?

И снова улица.

Аптекоуправление – мимо. Вечерняя школа – мимо. И новый перекресток. Регулировщик – движение рук, повороты туловища и головы, доведенные до автоматизма.

– Я, когда вырасту, буду регулировщиком, – говорит кроха, дергая молодую женщину за рукав. – Мама, а кем наш папа работает?

Детский садик No3, "БУРАТИНО"... Шрифт стандартный. Виноводочный магазин. Фонтан, уснувший до середины весны, и обрамленное колоннами здание. Полированная дверь. Пластмассовая рукоятка с медными набалдашниками. Раздевалка. Проходная. У входа милиционер.

– Вам куда?

– По личному вопросу.

– Сбрейте бороду, – сказал милиционер, ощупывая посетителя пронизывающим взглядом, – фотоаппарат сдайте швейцару, парикмахерская напротив.

Скуластое лицо милиционера было непроби-ваемым. Посетитель вернул швейцару жетон и, накинув на себя пальто, вышел на улицу. "Того, что я видел, вполне достаточно для диагноза", – подумал и не ошибся – разрозненные куски соединились – духовный облик города обрел реальные очертания. Именно поэтому, начиная с сегодняшнего вечера, события в каждом доме разворачивались по разному, но стержень – стержень катастрофа имела общий, а главное – расплата за раздвоение находила свои жертвы независимо от должности, профессии и величины оклада.

16

Трамваем ехать не хотелось... Ударил мороз, но пальто было расстегнутым задыхался: духота подступала изнутри – это его душил голос двойника" "Отпусти меня", – умолял он, – "дай подышать свежим воздухом, в оболочке твоего духа даже йог астматиком станет, я за целый день настрадался до такой степени, что тебе и не снилось. Отпусти!" – клянчил двойник, – "я клянусь, что не приду домой раньше тебя. Евсеюшка!" – на глазах у двойника выступили слезы, "отпусти!" – заплакал, – "я не виноват, что говорю тебе правду и только правду – она единственное условие моего реального перевоплощения – ты негодяй, Евсей Иакович – вернее тебя таким сделали – отпусти!!! – не будь трусливым хотя бы по отношению ко мне – я клянусь оставить..." "Заткни свою дохлую пасть!" приказал хозяин, – "твоя правда как рыбья кость в моих миндалинах застревает, но теперь я плевать на тебя хотел – ну как тебе понравился этот, с защечинами? – оказывается не один я с такими на свете живу. Отпусти! – заладил как попугай... Думаешь, что я удерживать тебя буду?.. Можешь поискать себе другого хозяина – я не обижусь – разбогатеть не разбогатею, а зарплата прибавится... Вечером все равно вернешься", – подумал напоследок и, застегнув пальто на все пуговицы, забыл о своем двойнике. Двойник даже не оглянулся: покинув своего хозяина, растворился в толпе.