Текст книги "Том 5. Чудеса в решете"
Автор книги: Аркадий Аверченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 37 страниц)
Одесситы в Петрограде
Утро в кафе на Невском, где «все покупают и все продают».
– А! Канторович! Как ваше здоровье?
– Ничего себе, плохо.
– Слушайте, Канторович… чем вы сейчас занимаетесь?
– Я сейчас, Гендельман, больше всего занимаюсь диабетом.
– Он у вас есть?
– Ого!
– И много?
– То есть как много? Сколько угодно! Могу вам даже анализ показать.
– Хорошо, посидите. Я сейчас, может быть, все устрою.
Убегает.
* * *
Наталкивается на Шепшовича.
– Гендельман, куда вы бежите?
– У меня есть дело. Не задерживайте меня. Я продаю.
– Что вы продаете?
– Диабет продаю.
– Диабет? Гм… Много его есть у вас?
– Положим, он есть не у меня, а у одного человечка.
– У какого?
– Вы замечательный наивник! Я, может быть, на этом заработаю – так я ему обязательно должен сказать, чтобы он из-под носу вырвал!
– Вы мне можете не говорить, но я вас заверяю, что вы без меня диабета не продадите.
– Серьезно?
– Он спрашивает! Я вам скажу, что теперь весь диабет проходит через мои руки.
– Кому же вы его ставите?
– Гендельман! Не надо считать меня идиотом. Это настолько мой хлеб, что я вам даже ничего не скажу.
– Ну, хорошо. Так сделаем это дело вдвоем.
– А вагоны?
– Ой, эти вагоны – вот у меня где сидят. Чистое с ними наказание. Ну, у нас, впрочем, есть специалист по вагонам – Яша Мельник.
* * *
– Яша! Здравствуйте, Яша! Вы могли бы достать нам вагонов?
– Под чего?
– Под диабет.
– Что это за диабет?
– Здравствуйте! Только сегодня на свет родились! Диабет есть диабет.
– Может, дрянь какая-нибудь!
– Дрянь? А если я вам покажу анализ – что вы скажете?
– Если анализ есть, так какой там разговор? Вагоны будут.
– Значит, все и устроено!!
– А у кого диабет?
– Это еще пока секрет. Но мне сказано, что я могу иметь его, сколько угодно.
– Почем?
– Что почем? Вы раньше скажите вашу цену, а потом мы уже поговорим о моей цене.
– Слушайте! Вы мне должны рубль на пуд уступить.
– Рубль? Я вам тридцать копеек не уступлю! Вы же знаете, что сейчас диабет с руками отрывается.
– Серьезно?
– Он спрашивает! Вот смотрите: Моносзон! У вас есть диабет?
– Нет.
– Видите? Эй, молодой человек… Как вас… Вот вы, в коричневом. У вас есть диабет?
– Нет.
– Вы видите? Вы расспросите все кафе – и почти ни у кого не будет диабета.
– Хорошо. Мальчик! Дай, милый мальчик, перо и чернила – мы напишем куртажную расписку. Значит, будем работать на проценте. Мои – пятьдесят (я же продаю!), Яше за вагоны – двадцать и вам, Гендельман, за то, что вы найдете нам диабет, – тридцать процентов. Согласны?
– Еще я буду торговаться! Хорошо. Но где же ваш покупатель?
– Я сейчас буду к нему звонить. Мы в три дня это все и покончим! Сделаем хорошие деньги. Яша! Я пойду в комитет звонить, а вы работайте насчет вагонов.
– Уже!
– Алло! Это военно-промышленный комитет?
– Да.
– Слушайте! Вы интересуетесь диабетом?
– Что? Алло, что вы говорите?
– Диабетом интересуетесь?
– Чем?
– Диабетом! Вы только скажите: хотите вы иметь диабет? Так вы его будете иметь.
– Вы – идиот!
– Что? Алло! Разъединили. Это центральная – прямо какой-то бич народов. Центральная? Дайте мне 628-62. Это что такое? Это военно-промышленный комитет? Слушайте… Вы можете через меня очень быстро иметь диабет, – хотите?..
– !!.
– ?!!!
– !!
– …?!!
– !!.
* * *
Через десять минут Шепшович приближается к Яше Мельнику и Гендельману.
– Ну, что?.. Поговорили с покупателями?
– Гендельман! Скажите мне правду: кто вам сказал, что у него есть диабет?
– Слушайте… Раньше бы я вам не сказал, потому что вы бы из-под носу дело вытащили, но раз мы уже подписали куртажную расписку, так я вам скажу: диабет имеется у Канторовича!
Шепшович со зловещим спокойствием:
– Может быть, вы скажете, сколько у него этого диабету?
– Э-э…Мня…Тысяч тридцать пудов…
– Так-с. И почем?
– Э… семнадцать рублей пуд… Вы же сами понимаете, что раз на рынке диабету почти нет…
– Хорошо, хорошо… Скажите, это цена франко Петроград?
– А то что же!
– Тогда я вам скажу, что вы, Гендельман, не идиот – нет! Вы больше, чем идиот! Вы…вы… я прямо даже не знаю, что вы! Вы – максимум! Вы – форменный мизерабль! Вы знаете, что такое диабет, который есть у Канторовича «сколько угодно»?! Это сахарная болезнь.
– Что вы говорите? Почему же вы сказали мне, что весь диабет проходит через вас?
– А!! Если я еще час поговорю с таким дураком, так через меня пройдет не только диабет, а и холера, и чума, и все вообще, что я сейчас желаю на вашу голову!!!
Французская борьба
Французская борьба, как и всякий одряхлевший, обветшавший организм, скончалась неожиданно и по самой пустяковой, незаметной для здорового организма причине…
В один из обычных «борьбовых» дней, когда знаменитый «дядя Ваня», под звуки марша, вывел свою разношерстную команду на цирковую арену и, построив всех чемпионов полукругом, заревел своим зычным голосом:
– В настоящем международном чемпио…
– Неправда! – крикнул чей-то звучный голос с третьего ряда.
Дядя Ваня споткнулся и недоумевающе взглянул на перебившего.
– То-есть… что неправда?
– Да вот вы сказали «в настоящем международном» – это неправда.
– Что именно? – обиделся дядя Ваня. – Неправда, что он настоящий, или что он международный?
– И не настоящий он, и не международный.
– А какой же он?
– Вам лучше знать. Только он не настоящий.
Дядя Ваня пожал плечами и пошел дальше:
–..чемпионате, организованном в интересах спорта для борьбы за первенство мира…
– И это неправда, – твердо сказал голос уже из первого ряда.
– Что… неправда?
– Что вы говорите «в интересах спорта»… Ну, при чем тут интересы спорта?
– Как это… так… при чем? Спорт же – вы сами знаете…
– Знаю, знаю, – засмеялся зритель. – Потому и говорю: не верю.
Дядя Ваня скрыл смущение и гаркнул дальнейшее:
– …для борьбы за первенство Мира…
– Неправда! – крикнул кто-то из второго ряда. – И в Одессе, и в Харькове, и в Ахтырке, и в Виннице сейчас борются в цирках за первенство мира…
– Ну, так что же?
– Сколько же у вас миров, если в каждом паршивом городишке ваши дармоеды возятся на пыльных коврах «за первенство Мира»?
– Дядя Ваня, – крикнул с галерки сиплый, дружески-фамильярный голос. – Не втирай очки.
Дядя Ваня призвал на помощь все свое самообладание и крикнул:
– Победителям будут розданы следующие призы…
– Неправда!..
– Что? Господи, Боже ты мой… Что же неправда?
– Вот это… что победителям…
– Почему?
– Ну, какие они победители? Тоже спорт нашли! Ха-ха!
Дядя Ваня чуть не плакал:
– …следующие призы: большая золотая медаль.
– Неправда! Не верим!
– Да медали хоть поверьте! – стукнул страшным кулаком себе в грудь дядя Ваня.
– Не хотим! Довольно верили! Хватить!
– Да чему ж вы тут не верите: обыкновенная большая золотая медаль…
Со всех сторон кричали:
– Неправда!
– Нет! Не может быть!
– Она не обыкновенная!
– Не большая!
– Не золотая!
– Не медаль!
– О, Господи! – надрывался дядя Ваня. – Да ведь что-нибудь борцы получат?
– По морде они получать!
– Брось, дядя Ваня! Иди спать.
– Господа, господа! Так же нельзя… Вас много, а я один. Если у публики есть какие-нибудь заявления, пусть она говорит по очереди. Вот вы… чего вы от меня хотите?
– Я? От вас? Конечно, хочу… Скажите, дядя Ваня, у вас нет продажного бензина? Я вчера в кафе принял заказ на 3000 пудов… Может, продаете?
– Господа! Это коммерческое дело, а мы… в интересах спорта…
– Борьба тоже коммерческое дело!
– Дядя Ваня! А где теперь Вахтуров?..
– Вахтуров в Одессе! Сейчас его Пеликан избирает почетным гражданином города Одессы и ее окрестностей!
– Как низко пал Вахтуров!..
Увидев, что публика как будто отвлеклась в сторону, хитрый дядя Ваня воспользовался случаем и гаркнул:
– Сегодня состоятся борьбы следующих пар…
– Неправда! – взвизгнул женский голос.
– Что неправда?
– Все неправда! Не сегодня! Не состоятся! Не борьбы! И никаких пар нет!
– Мадам, что вы! Да два борца – разве это не пара?
– Ничего подобного! Вы с вашими борцами – два сапога пара!
– Дядя Ваня, брось. Охота… Иди спать.
– Пррошу внимания! Борется первая пара: сэр Джон Кукс, Англия…
– Неправда! Он армянин! Какой же он сэр, если еще на прошлой неделе нам у Макаева шашлык подавал…
Дядя Ваня сделал вид, что не слышит.
– Сэр Джон Кукс, Англия и Лиман Фрей, негр, Тимбукту!!
– Дядя Ваня, какой же он негр, ежели он белый.
– Он очень чистоплотный… часто моется…
– Вот тебе раз!.. А говорят: черного кобеля не отмоешь до бела.
– Прошу почтеннейшую публику моих негров с собаками не смешивать! Вторая пара индус Кахута, Индостан…
– Индус? Да я с ним давеча разговаривал, – так по-ярославски и чешет.
– Он за это будет оштрафован, успокойтесь! Вторая пара…
– Дядя Ваня, – проникновенно сказал искренний юный студентик из ложи. – Мне скучно.
Солидный господин в первом ряду вынул золотые часы, взглянул на них и сказал:
– Досточтимый дядя Ваня! Чтобы не тратить зря драгоценного времени, сделаем так: пусть они не борются, а просто вы скажете нам – кто кого должен побороть. Ей Богу, это все равно. А вечер будет свободный – и у вас и у нас.
– Прравильно! – заревел мальчишка с галерки, подражая голосу дяди Вани.
Грустным, полным затаенной боли взглядом, обвел дядя Ваня всю свою понуренную команду… Всем было не по себе, все сердца щемила боязнь за будущее.
– Доборолись? – ядовито прошипел дядя Ваня. – С вами, чертями, и не в такую историю втяпаешься. Тоже, борцы выискались… Ступайте домой.
И, рявкнув по привычке: «Парад, алле!», тихо побрел за борцами, которые гуськом, с понуренными головами, убитые, молча покидали арену.
* * *
Так кончится французская борьба на Руси…
Скука человеческая вознесла ее превыше леса стоячего, скука человеческая и положить ее на обе лопатки.
Разбредутся безработные борцы, всякий по своему делу, и не скажут даже напоследок своему предводителю:
– Avе, дядя Ваня! Morиturи te salutant.
Не скажут, ибо не только не знакомы с латынью, но и по-русски подписываются так: «Борец Сиргей Петухоф».
Один час в кафе
Труднее всего угнаться за веком. Только что ты, запыхавшись, догнал его, оседлал, как следует, вспрыгнул и поехал на нем, – как он снова делает скачек, сбрасывает тебя и снова, сломя голову, мчится вперед, а ты плетешься сзади – усталый, сбитый с толку, ничего не понимающий.
Все это время я думал, что не отстаю от века, а на днях мне пришлось с горечью убедиться, что это резвое животное снова оставило меня далеко позади.
* * *
Недавно я зашел в первое попавшееся кафе на Невском.
Цель у меня была весьма скромная, но достойная всякого уважения: выпить стакан кофе. И только.
Оказывается, что в 1915 году это не считается целью. Это только средство. Не успел я усесться за столиком, как какой-то не особенно щеголевато одетый господин, чахлый и запыленный, подошел ко мне и, положив руку на край стола, спросил, таинственно озираясь по сторонам:
– Рубашки есть?
– Есть, – ответил я немного удивленный выбранной им темой разговора при столь поверхностном знакомстве со мной.
– Продаете?
– Нет, зачем же, – с достоинством ответил я. – Мне самому нужны.
– Жаль. А то бы дело сделали. Термометры вам нужны?
– Какие термометры?
– Обыкновенные, лазаретные.
Тут я вспомнил, что у меня дома не было ни одного термометра. «Заболеешь еще, – подумал я, – нечем и температуру смерить».
Это соображение заставило меня ответить с полной откровенностью:
– Нужны. Сколько?
– Что сколько?
– Термометров. Предупреждаю, что у меня немного. Могу предложить 120 гроссов.
– Господи Ииcyce! На что мне столько! При самой тяжелой болезни я обойдусь одним.
Он в ужасе поглядел на меня, отшатнулся и поспешно отошел к самому дальнему столику.
Другой господин, толстый, упитанный, в песочного цвета костюме, подошел ко мне в ту же минуту. Приблизил ко мне отверстый тяжело дышащий рот и вполголоса спросил:
– Свинцовыми белилами интересуетесь?
– Нет. – проверив себя мысленно и не колеблясь, отвечал я.
– Дубильную кислоту имеете?
Мне надоели его бессмысленные вопросы и приставания; чтобы отделаться от его предложений, я решил прихвастнуть:
– Имею.
– Много?
– Сто пудов, – тупо уставившись в стакан с кофеем, буркнул я.
– Беру.
– Как так берете?
– Продаете вы ее?
– Что вы! Как же я могу продать… Она мне в хозяйстве нужна.
– Простите, – с уважением склонился передо мной господин песочного цвета. – У вас кожевенной завод?
– Три.
– Очень приятно. Почем у вас пуд выделанной, для подметок?
– Пятьсот рублей.
Господин испуганно запищал, как резиновая игрушечная свинья, из которой выпустили воздух, и в смятении уполз куда-то.
Если он был сбить с толку и растерян, то и я был сбит с толку и растерян не менее его.
Я ничего не понимал.
Третьего господина, подошедшего ко мне, обуревало лихорадочное любопытство узнать, интересуюсь ли я ксероформом.
– Нет, – нервно ответил я и иронически добавил: – А вы подковами интересуетесь?
Он ни капельки не обиделся и не удивился.
– Помилуйте! С руками оторву. Сколько у вас кругов?
– Сорок тысяч.
– Чудесно. А почем?
– По тысяче сто.
– За тысячу?
– Конечно. А то за что же?
– Сбросьте по три сотни.
– Не могу.
– Ну по две с половиной. Ей Богу, иначе нет смысла.
– Что ж делать, – холодно пожал я плечами. – Кстати… (спокойно, но сгорая тайным любопытством, спросил я) для чего вам такая уйма подков?
– То есть как для чего? Для военного ведомства.
Краешек завесы приподнялся передо мной. Проглянуло ясное небо.
– Вот оно что! Серной кислотой интересуетесь?
– Интересуюсь. И кофе интересуюсь.
– А асбестом?
– Конечно. Бензином… тоже…
– И сливочным маслом?
– Особенно. Но сейчас я много дал бы за нефтяные остатки.
– Серьезно, много дали бы?! У меня есть.
– Что вы говорите! Где?
– Дома. Собственно, это скорей керосиновые остатки. Лампа, знаете ли на кухне горит, ну оно и оста…
– Черт знает, что такое! – вскипел мой собеседник. – С ним о деле говоришь, а он шутит! Мне слишком дорого время, чтобы…
– Да черт вас возьми! Кто к кому подошел: я к вам, или вы ко мне?! Кто к кому обратился с разговором?.. Я к вам или вы ко мне?! Черт вас разберет, что вам нужно?!. Для чего мне ксероформ? Для чего дубильная кислота? У меня все есть, что мне нужно, а излишек я вам могу предложить'! Кофе вы интересуетесь? Маслом вы интересуетесь? Пожалуйста – вот оно! ешьте! Бензин вам нужен? У меня есть дома ровно столько, сколько вам нужно, чтобы вывести пятна на вашем костюме!!
Тон его сделался мягче.
– Вы, очевидно, первый раз здесь, вот вам и странно. Серьезно вы мне кофе предлагали или шутя?
– Серьезно. Садитесь.
* * *
Мы пили уже по второму стакану кофе, и я с грустью чувствовал, что никогда век не скакал так резво и никогда мне больше не угнаться за ним.
Какие-то люди подходили к моему новому знакомому и вели самые непонятные разговоры.
– Вы хотите сверлильные, фрезерные?
– Нет, я даю.
– Почем?
– Три тысячи шестьсот, франко Ревель.
– Вагоны ваши?
– Даю вам хоть сто вагонов. Кстати, беру трехдюймовое железо…
– Лондоном интересуетесь?
– Благодарю вас. Могу сам вам дать Лондона сколько угодно.
– А термометры?
– Возьму с удовольствием. Почем?
– 21 за дюжину.
– Что вы мне говорите! А в аптеке какая розничная цена?
– Рубль шестьдесят.
– Почему же вы с меня хотите рубль семьдесят пять за опт?
– Почему что вы идиот. Вы в аптеке достанете один-два термометра. А пойдите, попробуйте купить сто – вам дадут по шее.
Перед моими глазами происходили чудеса. К моему новому знакомому подходил человек, у которого ботинки от ходьбы пешком свирепо разинули рты, и говорил этот человек:
– Имею восемьдесят автомобилей. Интересуетесь?
«Как! – простодушно думал я. – Человек имеет восемьдесят автомобилей и так упорно и настойчиво ходить пешком?!. Чудак он? Оригинал-миллионер?»
А мой новый знакомый деловито возражал ему:
– Нет, автомобилями не интересуюсь. А вы скажите лучше, когда вы мне отдадите четыре с полтиной, которые взяли на прошлой неделе?
Я слышал такое предложение:
– Имею шестьдесят тысяч рубашек. Интересуетесь?
Не удивительно ли было, что счастливый обладатель шестидесяти тысяч рубашек имел на своем теле шестидесяти тысяч первую рубашку – такую грязную, что если предположить и остальные шестьдесят тысяч рубашек в таком же состоянии, то тысяча прачек должна была бы в течение недели приводить эти рубашки в мало-мальски сносный вид.
Больше всего меня поражала та легкость, с которой возникали громадные дела, ширились тут же на моих глазах, росли и, почти дойдя до благополучного конца, вдруг с треском рушились из за сущего пустяка, при чем (надо отдать им справедливость) инициаторы предприятия не особенно горевали о гибели почти налаженного колоссального дела, а сразу же приступали к возведению другого не менее колоссального здания, снова рушившегося.
– Дровами интересуетесь?
– Чрезвычайно. Много есть?
– Десять тысяч вагонов.
– Великолепно! подходить!.. Почем?
– По столько-то.
– Франко Петроград? Цена подходящая. Это именно то, что мне нужно. Где дрова?
– В Финляндии.
– Чудесно. Сделаем дело. Вагоны вы беретесь достать?
– Вагоны будут.
– Так пойдемте писать условия!
– Пойдемте.
– Кстати: а сколько вагонов вы мне дадите ежедневно?
– Мне железная дорога обещает по десять вагонов.
– Сапожник вы. У вас десять тысяч вагонов, а вы мне будете присылать десять вагонов в день! Это на три года, а мне на эту зиму нужно.
– Что ж делать, если больше вагонов не достану.
– Ну, черт с ним! Жаль. (Пауза) А шрапнельной сталью вы интересуетесь?
– Почем она у вас?
Какие нужно иметь нервы, чтобы так быстро примириться с крушением уже почти налаженного дела, результат которого должен на всю жизнь обогатить человека?!..
* * *
Подошел к нам изможденный узкогрудый молодой человек и сказал моему новому приятелю:
– У меня есть носки.
– Беру. Много?
– Сорок тысяч.
– Почем?
– 11 рублей дюжина. Франко Выборг.
– Подходит. Образцы есть?
– Есть.
– Покажите.
К моему изумлению, владелец сорока тысяч пар носков поставил ногу на свободный стул, засучил одну штанину и похлопал по собственному носку, довольно пострадавшему от времени:
– Вот.
И никто не удивился; все наклонились и стали ощупывать носок. Погоня за рублем убила у этих людей то, что было у меня с избытком: непосредственность восприятия.
И я понял всю драму этого владельца сорока тысяч пар носков, получившего образец для предложения коллегам и вынужденного силой обстоятельств носить этот образец совсем не в том месте, где ему надлежало быть.
И подумал я: бедняга ты, бедняга! Ну хорошо, что это только носок, а не другая какая-нибудь часть туалета, показывание которой заставило бы тебя раздеться в этом шумном многолюдном кафе – до рубашки. Хорошо, что тебе пришлось показать образцы носков, а не кофе, хлеба, сахару и масла…
Как бы, бедная твоя голова, показал ты их?
* * *
За тот час, что я провел в этом удивительном кафе, совершилась там только одна торговая сделка: я уплатил наличными за приобретенный мною товар (кофе, хлеб, масло) 1 руб. 70 коп. франко кафе наличными.
Что надо сделать
Нами получено письмо от неизвестного читателя, подписавшегося скромно и мило: – «Петроградец».
В тоне письма и подписи чувствуется солидный человек, а отнюдь не вертопрах какой-нибудь, желающий ошеломить читателя мимолетной ракетой трескучей мысли; мысль автора проста и остроумна, несмотря на кажущуюся сложность её осуществления. Вопрос, которого касается автор, не только назрел, но и перезрел, и если его, выражаясь аллегорически, не срезать во время, он, как некий плод, с треском упадет на головы заинтересованных людей.
Одним словом, письмо, написанное нашим читателем, умно, тонко и исчерпывающе.
Мы гордимся нашими читателями.
Вот письмо:
«Милостивый государь, г. редактор!
Я уже много лет читаю ваш остроумный журнал и очень люблю его. (поистине удивительно чутье и вкус этого скромного псевдонима, под которым, на основании вышенаписанного им, можно заподозрить крупную личность, обладающую сильно развитым художественным вкусом. Примеч. ред.) Во всяком вопросе, к которому вы подходите, вы берете быка за рога. (И верно. Берем. Это наш принцип. Но какова у автора наблюдательность! Примеч. ред) Надеюсь, что на этом основании, вы и дадите на страницах вашего уважаемого и талантливого (но каков вкус у человека! Примеч. Ред.) журнала место моему письму…
Читали ли вы когда-нибудь, господа, Майн-Рида, именно те его романы, в которых он описывает пиратов Коромандельскаго берега, бразильских разбойников и дикарей, водящихся в болотистых местах Амазонки.
Положа руку на сердце, кого они вам напоминают?
Угадали. Ну вот то-то же. Я так и знал. Действительно, получается такое впечатление, что все перечисленные отбросы земного шара перенесены в Петроград, одеты в извозчичьи армяки, посажены на козлы и двинуты сомкнутым конным строем на публику, предводительствуемые одним из членов городской думы, одетым в красный мундир, мокасины на голых ногах и шапку, сделанную из старой сигарной коробки. В ушах у этого члена думы сверкают две коробки из-под сардинок, а нос проткнут дамской булавкой. Он скачет впереди, испуская воинственные крики и науськивая всю свою банду на оторопевшую беспомощную публику.
– Что такое петроградский извозчик?
Кто этого не знает,
На грязном обшарпанном экипаже сидит бесформенное оборванное существо, рычащее, кусающееся и плюющееся.
Право, больно подумать: ведь это наш же русский человек, брат наш по родине, который крестится на каждую церковь, который имеет или имел папу и маму, поминаемую им отнюдь не в приливе сыновней любви.
Это грязное, обшарпанное, ободранное, зловонное существо, сидящее скорчившись на козлах – ненавидит всякого седока острой длительной ненавистью, а седок тоже ненавидит его и – боится.
Что бы сказал лондонец или парижанин, если бы кто-нибудь выпустил на лондонские или парижские улицы несколько тысяч грязных пиратов с грубыми голосами, озверевших разбойников, которые бы подстерегали в глухих местах доверчивых прохожих, усаживали их на особые приспособленные для грабежа тележки и, провезя их для отклонения подозрений несколько кварталов – грабили бы и обирали этих доверчивых прохожих.
Да ведь человека, который организовал бы эту страшную банду, лондонцы давно бы уже повесили во дворе мрачного Ньюгэта или Тауэра по приговору коронного суда. Мы, петроградцы, – почти все нервные, раздражительные люди; 1/4 всей этой нервности вызывается петроградскими извозчиками.
Идете вы по улице. Захотелось вам поехать.
– Извозчик!
Он тускло и равнодушно глядит на спину своей лошади.
– Извозчик!! Свободен?
Такой же бы получился результата, если бы вы звали сфинкса у академии:
– Сфинкс! Свободен?
Молчит, каналья, подлец этакий, чтоб его лихорадка взяла!
– Изво-о-озчик!
Еле заметное движение головы,
– Чего орешь? Занят. Не видишь, что ли.
Это – когда он занят. Вот – когда он свободен:
– Извозчик!
– Пожалуйте! Куда прикажете?
– На Троицкую. (Он стоит на Караванной).
– Рублик пожалуйте, без лишнего,
– Что-о? А по таксе не хочешь ли?
– На кладбище тебя повезу по таксе, вот куда.
Вы, возмущенный, идете дальше. За вашей спиной ставится точка этому краткому разговору:
– Жулик. Туда же.
Подумайте, ведь это наш же брат, русский человек, обычно такой добрый, отзывчивый к чужому горю, ласковый и приветливый,
Кто его сделал таким?
Наверное, городская дума устроила где то под землей тайную школу, и особые инструкторы в тиши ночей тайно учат всему этому извозчиков. На свою же голову.
– Извозчик! Надеждинская, семь гривен.
– Положите полтора.
– А по таксе не хочешь?
– Плевали мы на вашу таксу.
Мыслите логично: городская дума придумала свою таксу, извозчики плюют на нее; значить – они плюют на думу.
Деловому петроградцу приходится целый день носиться по городу на извозчиках. Вопрос: что от него остается вечером после десятка вышеприведенных разговоров. Вот к устранению и разряжению всей этой нервности бедного петроградца и ведется вся сущность моего делового проекта.
Вот мой проект: за день извозчики доводят петроградца, благодаря городской думе, до состояния близкого к истерике.
Избивать каждого извозчика, дабы сорвать злость – некультурно. Да он и не при чем.
Разыскивать какого-нибудь из членов думы – культурно, но хлопотливо. Что же предлагаю я? В Англии сейчас живет негр, бывший знаменитый боксер Джонсон. У него лицо от тренировки – как камень: хоть поленом по нем бей – глазом не моргнет.
Следует выписать этого негра Джонсона, избрать его в члены городской думы и выставить на Невском в особой специально устроенной будке.
И вот, когда у кого-либо из петроградцев, едущих на извозчике, уж очень накипит на сердце – петроградец останавливает на Невском извозчика, соскакивает с экипажа и, подскочив к негру и крякнув, со всего размаха ударяет это твердокаменное чудовище по лицу. Негру все равно (он тренирован), а петроградцу сразу сделается легче, ибо он высказал свое мнение о петроградском муниципалитете – в самой категорической форме Вот мой проект!
С почтением к вам
Петроградец.
Р.S. Содержание негра Джонсона город должен взять на себя, а если откажется – обложить извозчиков.
Петрогр.»
