Текст книги "Десять дней одни втроем"

Автор книги: Аркадий Минчковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Валёнка – Шерлок Холмс

Вот какая история произошла в один из этих дней.

Утром, только я открыла глаза, входит с веранды папа. Мохнатое полотенце у него, как шарф у морского пирата, на голом животе завязано – и говорит:

– Товарищи, происшествие! У нас исчез умывальник.

Валёнка бросил «Тайну старого замка», которую читал с раннего утра, вскочил с постели и – только грязные пятки засверкали – вон из дома. Я, конечно, за ним. Прибегаем и видим: в самом деле от умывальника только ржавый гвоздь в стволе остался. Валёнка обрадовался:

– Вот здорово! Значит, здесь ночью были рецидивисты!

Папа пожал плечами:

– Совершенно загадочно. Эмалированный таз на месте, а умывальник пропал.

Валёнка для чего-то потянулся к гвоздю, не достал до него и говорит:

– Похититель был высокого роста.

– С чего ты взял? – спрашиваю.

– С того, что достал умывальник, не влезая на табуретку.

– Откуда ты знаешь?

– А оттуда. Не видишь, таз стоит на месте?

– Ну, а если он его снял, а потом на место поставил?

– Сообразила, – говорит Валёнка. – Станет тебе преступник еще порядки наводить!

– Ну, хорошо, – сказал папа. – Какого бы роста ни был похититель, а мыться всё-таки нужно. Несите воду и кружку. Будем поливать друг другу.

Но Валёнка потребовал, чтобы мы не мылись на старом месте. Он и так был очень недоволен, что мы там стоим.

– Вы тут все следы затопчете, а потом попробуй разберись, где ваши, а где жуликов.

Мы с папой ушли в сторону, а Валёнка сбегал к бабе Нике, принес от нее сантиметр и стал им вымерять что-то на земле под сосной, где висел умывальник. Потом притащил увеличительное стекло, которым выжигал всякие штуки на палках, опустился на колени и принялся ползать, что-то разглядывая на песке. В конце концов он нашел обгорелую спичку, поднялся и говорит:

– Так, понятно. Здесь был мужчина. Он был не один.

Можно было подумать, что это написано на спичке.

– Откуда ты это взял? – удивилась я.

Он посмотрел на меня как на несмышленыша и только вздохнул:

– Что был мужчина – ясно из размера следов, а что не один – из этой спички. Видишь, какой короткий конец остался: это значит, что прикуривало несколько человек.

Я не стала спорить, подумала: может быть, и правда, шайка воров сперва покурила, а потом стащила наш умывальник. Валёнка еще долго ползал по траве, но нашел только Маргариткину пластмассовую ванночку и пуговицу, про которую тоже, наверное, сказал бы, что ее потеряли здесь преступники, если бы она не была точно такой, какие оторвались от пальто у самого Валёнки и потерялись уже после нашего приезда на дачу.

Папа еле заставил его выпить кружку молока, потому что Валёнка всё время куда-то рвался и доказывал, что разведчик не должен терять ни одной секунды.

После завтрака он сбегал за своим Нолькой. Они взяли Бума на поводок и дали ему понюхать землю под сосной, с которой исчез умывальник. Бумка пошмыгал, пошмыгал носом и сразу же куда-то потащил мальчиков. Я хотела бежать за ними, но папа сказал, что у нас и так дела хватит и что пускай пустяками занимаются Валёнка и Нолька, а я должна быть умней.

Прошло, наверное, полчаса. Папа только уселся за свою машинку, а я принесла воду и хотела стирать сарафанчики кукле, как прибежал бледный Нолька. Губы у него трясутся, сам запыхался.

– Идемте, – говорит он папе, – вашего Валёнку забрали в милицию.

– То есть как это в милицию, за что? – поднялся из-за стола папа.

– За то, что он украл умывальник, – продолжает Нолька, а сам дрожит.

Я сразу заревела, потому что испугалась, – а вдруг нашего Валёнку посадят в тюрьму и я его больше никогда не увижу.

– Перестань, Шурик, помолчи! – прикрикнул на меня папа, – Дай разобраться. Что ты тут такое городишь, Ноля, кто украл, какой умывальник?

– Ваш умывальник…

– Наш умывальник украл Валёнка? Ничего не понимаю!

– Ну да, он ваш, а может быть, и не ваш… Идите скорее, а то его в камеру засадят.

– Папа, пойдем скорее! – кричу я.

– Бог знает что за дурацкая история! – воскликнул папа, хотя вообще-то и не верил в Бога. – Придется идти… Что там еще такое…

Он пошел в комнату надевать брюки, а я скорей отрезала хлеба и сделала два бутерброда с колбасой, чтобы Валёнка не умер с голоду, если его не выпустят из милиции. Тут я еще вспомнила про Бума и спрашиваю Нольку:

– А Бумку тоже забрали?

– Нет, – говорит Нолька. – Бума не посадили. Валёнка его раньше отстегнул, и он куда-то сбежал. А поводок у Валёнки.

Папа вышел в новых брюках. Он даже носки надел.

– Ну пошли. Где находится милиция?

Нолька побежал нам показывать дорогу, Видно было, что он очень трусил. Мы с папой шли рядом, и я, на всякий случай, взяла его за руку.

– Постой, не беги. Рассказывай по порядку, как это случилось, – стал на ходу расспрашивать Нольку наш папа.

– Ну вот, значит, мы пошли за Бумкой, – с перерывами, чтобы успевать дышать, начал Нолька. – Он нас так тянул по следу, что мы еле за ним поспевали.

А Валёнка говорит, что он всегда знал, что Бум настоящая ищейка, только у него не было случая показать себя… Ну вот, Бум привел нас на Озерную улицу, прямо к забору писательницы… Знаете, такая розовенькая с белым, очень красивая.

– Кто? – Папа даже остановился от удивления. – Кто розовенькая с белым – писательница?

– Да нет, не писательница – дача ее. – Как ни тревожился Нолька по пути в милицию, а засмеялся, потом стал дальше рассказывать: – Ну вот, подтащил нас Бум к забору, а сам лает, скулит – в сад рвется. Валёнка говорит: «Наверное, воры теперь в этом саду орудуют. Жаль, оружия у нас нет. Хорошо бы их тут всех захватить. Ну, ладно, полезем – выследим их потихоньку…» Бума он отстегнул, и тот сразу в лазейку под оградой. Ну, а мы с Валёнкой – через верх. Забор там невысокий, вроде нашего… Перелезли мы, значит, и пробираемся потихоньку между кустов и деревьев, чтобы нас не заметили. Только прошли немного, Валёнка как схватит меня за руку и шепчет в ухо: «Смотри, я не я буду, если Бум не мировая ищейка. Видал?!» Я посмотрел, и глазам не верю… Ну, честное пионерское – голубой ваш умывальник на стене сарайчика за садом висит! «Ага, попались! – говорит Валёнка. – Значит, они его у нас украли, а сюда продали, чтобы следы замести… Что делать, в милицию пойти заявить, что ли?» А потом подумал и говорит: «Ничего мы заявлять не станем, а заберем свой умывальник – вот и всё. Пусть знают, как ворованное у жуликов покупать…» Он подошел к сарайчику, перевернул ведро, которое стояло у стены, залез на него и снял умывальник. Ну, тут мы назад, скорей к забору… Про Бума вспомнили, но громко звать его не стали. «Ладно, – говорит Валёнка, – сам придет. Дорогу знает». Только мы к забору подбежали и хотели перелезать, как кто-то как завопит: «Караул, воры!.. Милиция, милиция, воры!..» Мы скорей на забор, но тут чувствую – меня за штаны схватили и держат. Так что я ни туда ни сюда двинуться не могу. Смотрю, и Валёнка с умывальником на заборе застрял. Стащили нас на землю, и видим – перед нами тетка старая в очках. Сердющая! Наверно, сама писательница, только почему-то в переднике клеенчатом. Валёнку за шиворот держит, а сама как по радио орет: «Воры, воры забрались. Люди, на помощь!..» Валёнка струсил, но сам ей в ответ кричит: «Это у нас жулики умывальник украли!» А писательница еще хуже стала кричать: «Ах, ты еще врать!.. Вот я сейчас возьму палку да отхлестаю тебя, тогда будешь знать, какой тут ваш умывальник!.. – И опять вопит: – Милиция, милиция!» За забором собралась толпа. Все нас с Валёнкой ругают. Дядька в шляпе говорит: «Этого нельзя так спускать, чтобы с малых лет приучались… С пустяка всё начинается». А писательница разоряется: «Да мыслимое ли дело, то весло украли, а то ночью полгрядки клубники «Красавицы» очистили…» Валёнка видит, что дело плохо, и как заревет: «Не брали мы никакой вашей красавицы, и весла нам не надо. У нас и лодки-то нет, а умывальник наш, наш, вот и всё!» Ну, тут его и повели в милицию, и толпа вся с нами идет, и еще мальчишки бегут. Валёнка так и шагает с умывальником… А тут еще какая-то старушка: «Глядите, прилично одетый, поди, дачник… Вот до чего дошло…» Ну, а я потихоньку, потихоньку – и в толпу. Выбрался из нее и скорей к вам… Теперь придем, наверное, и меня заберут.

– Действительно, глупая история, – сказал папа. – Этого нам только и недоставало.

Тут мы дошли до милиции. Я, на всякий случай, папиной руки не выпускаю. Входим все трое в дом и видим: за барьером сидит у стола наш Валёнка – лицо от слез мокрое. Напротив него милиционер что-то записывает. А на столе лежит наш умывальник. Тут же тетка высокая в очках стоит. Я сразу догадалась – писательница. А у барьера еще люди и мужчина с усами, в соломенной шляпе, про которого Нолька рассказывал.

– Вы про всё пишите, – требует писательница, – и про клубнику, и про то, что у нас давешнюю весну лопату унесли…

А Валёнка ревёт и сквозь слезы приговаривает:

– Никакой я не знаю лопаты… Нас весной тут и не было.

– Ты не реви, парень, разберемся, – говорит ему милиционер – и к писательнице: – А вы, гражданка, давайте только по существу дела.

Но тут Валёнка увидел нас с папой и Нолькой и застыл с открытым ртом. А папа наклонился через барьер к милиционеру и сказал, кто он и зачем пришел.

– Это, значит, ваш мальчик? – спрашивает милиционер.

– Да, мой, товарищ дежурный, – кивнул папа. – «Отрицать не приходится.

– Ну, хорошо, – сказал дежурный. – Я сейчас начальника позову.

Он встал и пошел в другую комнату за начальником, а писательница сразу как накинется на папу:

– И не совестно вам, гражданин? Сами инженеры, наверное, а детей распустили… Разбойниками растут, через чужие заборы лазают, людей грабют!.. – Тут она и Нольку узнала. – Вот и этот с ним заодно был. Самих родителей привлекать надо да штрафы с них брать!

Папа говорит:

– Вы, пожалуйста, не горячитесь. Вы же не знаете, в чем тут дело.

Нолька поскорей стал за папу прятаться. Писательница еще что-то хотела сказать, но в это время пришел начальник милиции. Он велел Валёнке успокоиться и рассказать всё как было.

Валёнка заикается и слезы глотает и начальнику всю историю рассказывает. Тут и Нолька осмелел и вышел из-за папиной спины.

– Мы, – говорит, – товарищ начальник, вместе с ним были, честное слово, он не обманывает.

– Так, – выслушав их, сказал начальник. – Понятно. – И к писательнице: – А вы, гражданка, хозяйкой, дачи являетесь?

А та говорит:

– Нет, я не хозяйка, я у них, у писательницы Валёнтины Осиповны, живу, В саду помогаю и за сторожиху.

Валёнка посмотрел на нее снизу вверх, и даже слезы у него по щекам течь перестали. Видит, раз это не сама писательница, так уж не так и страшно.

– Верно всё это? – спрашивает начальник нашего папу. – Так они всё рассказывают? И про умывальник правда?

– Действительно, – говорит папа, – у нас ночью таинственно пропал умывальник. И действительно, насколько я помню, точно такой же голубой.

А сторожиха как закричит:

– Да вы что, гражданин, с ними заодно? Я этот умывальник сама в хозяйственной лавке у станции покупала!

– Да я и не настаиваю, что это именно наш умывальник, – успокаивает ее папа. – Я только говорю, что очень похож на наш.

Тут усатый дяденька в соломенной шляпе вмешался.

– Да чего же, – говорит, – тут особенного. У нас, почитай, в каждом дворе такие умывальники. И все голубые… Других в нашей лавке уже три года, а то и больше, не продавали.

– Конечно, это недоразумение, – сказал папа начальнику. – Эти молодые люди книжек про диверсантов и разведчиков начитались. Ну вот, в результате подражания сыщикам и перестарались.

Начальник милиции покачал головой и рассмеялся:

– А где же твоя ищейка, разведчик? Один поводок остался.

И все, кто был в милиции, засмеялись, будто обрадовались тому, что Валёнка оказался не вором, а разведчиком.

Валёнка увидел, что ему, наверно, сегодня в тюрьму не придется идти, вытер лицо рукавом и тоже стал улыбаться. А сторожиха перестала кричать и только свой умывальник оглядывает. Не испортил ли в нем что Валёнка. Я, конечно, знала, где наш Бумка. У писательницы жила рыжая собачка Куська – хорошая Бумкина знакомая. Бум ее очень любил и как только вырывался с нашей территории – к ней в гости бегал. Ну, он и потащил Валёнку и Нольку к лазу под писательским забором, а они думали, что это он их по следу воров ведет. Но я ничего не сказала, а то еще могли Бумку поймать и отдать собачникам.

– Ну, ладно, протокола мы продолжать не будем и этого вашего горе-следопыта отпустим, – сказал папе начальник. – А вы уж его своей властью домашнему аресту, что ли, подвергните, чтобы в другой раз через чужие заборы не лазил.

– Примем надлежащие меры, – кивнул папа начальнику и пожал ему руку. Дежурный милиционер тут же разорвал и бросил в корзинку бумагу, на которой всё про Валёнку записывал. Тогда все, кто с Валёнкой в милицию пришел, стали расходиться и так смеялись, что можно было подумать – посмотрели кинокомедию.

Ну и мы отправились домой. По дороге Валёнка сперва молчал, а потом видит, что папа его не ругает, осмелел и говорит:

– А если она наврала, эта сторожиха, и это всё-таки наш умывальник? Может, они заодно с ворами действуют?!

Но тут папа рассердился.

– Слушай, умолкни, пожалуйста, Шерлок Холмс новоявленный, – сказал он. – И так с тобой позор на весь поселок. Прямо стыд… И вот что… Если я у тебя еще хоть одну книгу про шпионов увижу, я ее тут же выброшу, а ты перед библиотекой как хочешь отвечай. Тебе пора Тургенева читать, а ты всё разной чепухой увлекаешься.

Валёнка сразу умолк и до самого дома больше ни слова не проронил, потому что знал – в таких случаях с папой лишнего лучше не болтать.

Пришли все домой, и папа сразу же, не снимая хороших брюк, сел за машинку и велел ему не мешать, сказал, что он и так достаточно времени потерял на этот поход за Валёнкой.

А умывальник наш на другое утро, откуда ни возьмись, на месте оказался. Сперва мы ничего понять не могли, и Валёнка решил, что, наверно, ворам стыдно стало и они ночью умывальник назад принесли. Но потом пришел Нолька, и всё стало ясно. Оказывается, вчера, когда уже стемнело, мальчики в войну играли. Борька Скутальковокий был главным командиром и другим сигналы подавал. Он-то и снял наш умывальник и стучал в него – боевую тревогу объявлял. А потом, когда кончили играть, он спутал и повесил умывальник на сосну возле домика, где жили Чики. Там тоже гвоздь был вбит. Ну а Валёнка ничего этого не знал, вот и побежал в погоню за ворами. Вечером Борька потихоньку, чтобы ему не попало, наш умывальник принёс и повесил на место.

Когда папе всё это рассказали, он даже рассмеялся, а Валёнка обрадовался и говорит:

– Всё-таки я правильно определил, что преступник был высокого роста!

Но тут папа на него так посмотрел, что Валёнка сразу же замолчал и в тарелку носом уткнулся.

Ну, а насчет Бумки, так он еще к обеду как ни в чем не бывало вернулся. Всех обнюхал. Видит – все дома, всё в порядке, и преспокойненько улегся в тени, высунув язык и вытянув ноги. Видно, он здорово набегался и решил отдохнуть. Ему и дела было мало, что из-за него произошло. Он и до сих пор не знает, сколько в этот день нам всем хлопот доставил.

А время всё-таки идет

Прошла неделя, как мы жили одни втроем с папой, и мы уже, кажется, ко всему привыкли.

Между прочим, хотя у нас теперь часто не бывало супу и компот мы тоже не варили, а мамины пирожки и ватрушки я только во сне и видела, – денег у нас уходило куда больше, чем у мамы.

– Ничего не понимаю, что за прорва? – удивлялся папа.

Он послал меня к бабе Нике и велел принести от нее счеты, которые, конечно, баба Ника возила с собой на дачу. По вечерам, когда Маргаритка уже спала, баба Ника садилась у окна, что-то отсчитывала и записывала в школьную тетрадку.

Я принесла счеты. Они были такие маленькие и аккуратные, что так и хотелось поиграть в кассиршу. Папа взял их, уселся за стол на веранде и тоже стал что-то считать и отмечать самопишущим пером на бумажке.

Он долго стучал колесиками на, счетах, быстро записывал и поминутно смотрел на облезлый потолок веранды. Но, наверное, ничего там не увидел, потому что в конце концов всё перечеркнул, а счеты поднял и, тряхнув ими, смешал все колесики. Потом он положил счеты и сказал:

– Совершенно не понимаю, как это мама укладывалась? У нас с тобой, Шурик, неизвестно куда ушла уйма денег.

Я ничего не сказала, только вздохнула. Что же мне было говорить? Ведь ни я, ни Валёнка еще ничего не зарабатывали, а папа из-за нас тоже сидел дома да еще почти не находил времени для работы. Но тут папа посмотрел в мою сторону, улыбнулся и подмигнул мне:

– Ничего, Шурик, с голоду не помрем! Придется съездить в город и затронуть некоторые сбережения.

Он еще сказал, что нам предстоят кое-какие расходы, потому что к приезду мамы всё надо привести в идеальный порядок и тут без расходов не обойтись.

К этому времени случилась еще одна печальная история. В нашем доме вдруг всё сделалось грязным. Не подумайте, я не о посуде говорю. Посуду мы с папой мыли вместе, а Валёнку от этого занятия освободили. Он бы иначе обязательно что-нибудь себе в помощь изобрел и перебил бы последние тарелки и чашки.

У нашего Валёнки это очень даже здорово выходило, что ему ни поручат – он так сделает, что лучше его ни о чем не просить.

Ну, например, пошлет мама Валёнку за булкой, – он обязательно забудет сумку взять и принесет батон с чернильными печатями от своих пальцев. Или заставят его ботики под краном мыть – он такую пачкотню разведет, что мама после него кухню дольше, чем он боты мыл, убирает.

Так и на даче было. Скажут Валёнке, что нужно веранду подмести, – он так постарается, что потом песок, как на пляже, под ногами хрустит.

Вот и приучил всех к тому, что он всё очень плохо делает и лучше от него ничего не требовать, А ему от этого только хорошо. В городе и с Бумкой я больше гуляю, и Курнаве песок ношу. На даче тоже папе во всем помогаю. А Валёнка весь день где-то носится, и ему нисколечки не стыдно, даже очень рад. Если его о чем-нибудь попросят, он вздохнет и посмотрит так, будто говорит глазами! «Пожалуйста, не заставляйте меня, а то, вы же знаете, я обязательно всё плохо сделаю, и вам же хуже будет». Папа и правда думает, что от него всё равно толку мало, постыдит его и отпустит, А Валёнке только это и нужно. Он убежит подальше и играет в пинг-понг с Борькой и Нолькой. Как будто мне меньше его играть в пинг-понг хочется.

С утра Валёнка по двору гоняет, а мы с папой посуду моем. Хотя, честно говоря, много нам теперь посуды мыть не приходится. Мелкие тарелки у нас все чистыми в шкафчике стоят, а суп и второе мы из глубоких едим. Сперва съедим первое, а потом на его место сардельки с макаронами или что там у нас… Пара сказал, что так проще и экономичнее, по крайней мере мы с Валёнкой суп до конца съедаем. Но, конечно, он это говорил только потому, что не хотел лишней посуды мыть. Раньше, когда хозяйством заведовала мама, он говорил, что есть из одной тарелки не по-человёчески.

В общем, посуда у нас с утра была чистой. Куда хуже было с остальным.

Раз днем папа говорит Валёнке:

– Слушай, переоделся бы ты. Пойди надень свежую рубашку. На что твоя майка похожа?

А Валёнка отвечает:

– Я бы давно надел, да ни одной чистой нет – все грязные.

Тут мы с папой заглянули в «чистый» чемодан – так он у нас назывался – и увидели, что в нем совсем пусто. Зато корзинка, в которой лежало грязное белье, была до того набита, что и не закрывалась. Оказалось, не только у Валёнки, но и у меня и у папы ничего чистого не осталось. И полотенца, которые висели на гвоздиках, были последними, и скатерть, которую мы два дня назад на стол постелили, уже вся в разноцветных пятнах была. Особенно, конечно, там, где Валёнка сидел.

– Вот так задача, – вздохнул папа. – Я ведь это как-то упустил. Оказывается, всё нужно регулярно стирать, иначе мы погибнем.

Валёнка поскорей говорит:

– Я бы стал стирать, да не умею.

Папа даже прикрикнул на него:

– Помолчи ты хоть немного! Кто не знает, что ты ничего не умеешь!..

Тут еще, как раз в этот день, у нашего папы случилась беда. Утром он проснулся чуть свет, взял в кровать бумаги, которые вчера печатал, и стал на них что-то поправлять и вычеркивать. Потом он задумался, а самопишущее перо рядом с собой положил и забыл про него. А перо у него текло, и вдруг папа видит: на новенькой чистой простыне, которую он только вчера постелил, – круглое чернильное пятно. Папа испугался не меньше, чем мы с Валёнкой, когда что-нибудь натворим. Он вскочил, стал бегать босиком по комнате.

– Вот, будь оно неладно, это паршивое перо!.. Ну, теперь мне и нагорит от мамы!..

Я хотела его успокоить и говорю:

– Папа, эти чернила отстирываются, я знаю. Он, не веря, посмотрел на меня:

– Ты думаешь?! Тогда скорей неси в чем-нибудь воды и мыло тащи… Попробуем спасти простыню.

Я принесла воду в эмалированной миске. Папа сунул в нее кусок простыни, который был запачкан, и стал натирать туалетным мылом «Ягодка». Но от этой стирки только еще хуже получилось. Раньше пятно было не больше хорошей чернильной кляксы, если ее раздавишь между страницами тетради, а теперь оно вдруг как поползло во все стороны и сделалось в середине синее, а по краям голубыми разводами. Папа спохватился и давай скорей отжимать воду. Но море всё шире расплывалось, не остановишь. Тогда папа закричал:

– Шурик, Валёнка! Скорей ножницы, не то мы всю простыню погубим!

А Валёнка стоит на кровати, смотрит, как интересно чернила расползаются, и плечами пожимает.

– Я не знаю, где у нас ножницы. Они давно потерялись.

Но ножницы у него же под кроватью нашлись. Папа схватил их и давай скорей вырезать из простыни место, которое чернилами заплыло, Он вырезал порядочный кусок и говорит:

– Ну вот. По крайней мере этим смелым хирургическим вмешательством мы спасли здоровую часть простыни, а кусочек можно и новый вставить, почти незаметно будет.

Тут и Валёнка вмешался:

– Можно было бы и не вырезать, – говорит. – Можно было побольше еще помочить и всю простыню голубой сделать. Очень даже было бы красиво – голубая простыня.

Но папа на его глупые слова не стал обращать внимания. Он сходил и выбросил в грязное ведро чернильный кусок, а потом вернулся и долго смотрел на вырез в простыне. Затем вздохнул и сказал:

– Жаль, Шурик, что здесь нет ателье бытового обслуживания, как у нас на Петроградской. Оно бы и на даче было очень кстати.

Когда папа узнал, что у нас всё белье стало грязным, он очень рассердился, что на даче нет приема в механическую стирку.

– Удивляюсь, – говорил папа, – как будто люди в чистом только в городе должны ходить!

В эти дни папа то и дело бегал консультироваться с бабой Никой, но стирать сам он, конечно, не мог, тут бы и консультация не помогла, и тогда он сказал:

– Придется найти женщину, заплатить ей как следует и попросить всё выстирать. Для умелой женщины это пустяки.

Папа отправился к Чикам, спросить их бабушку, не знает ли она тут поблизости женщины, которая могла бы нам помочь. Но знакомой женщины ни у Чиков, ни у других соседей не отыскалось. Правда, пришла одна маленькая старушка, посмотрела на корзину с бельем и сказала, что белье хорошее и она бы его с радостью постирала, да у нее нет сил… Вот если бы скинуть ей годков двадцать… Она еще рассказала, что работала раньше в доме отдыха, а теперь на пенсии, и что у нее сын – майор в Киеве, а дочка в Оренбурге, и они ей помогают и шлют письма, а внучки прислали открытки с картинками, и что она скоро поедет погостить к внучкам в Киев.

Старушка ушла, а папа пожал плечами и сказал:

– Совершенно непонятно, зачем она приходила.

Потом еще приходила молодая тетка в сапогах на босу ногу. Ее прислала комендантша. Тетка тоже посмотрела, что нужно стирать, и сказала, что может прийти завтра. Она велела нагреть побольше воды и купить мыла и стирального порошка. Папа очень обрадовался и сказал, что всё будет сделано, пусть не беспокоится.

Мы купили четыре куска ядрового мыла и две пачки порошка «Снежинка». Папа встал пораньше и натаскал воды. Он налил ее всюду, куда только можно было налить. Мы поставили греть воду и на примус, и на керогаз, и еще на бабы Никину керосинку и стали ждать тетку. Но она так и не пришла, а явилась комендантша и сказала, что тетка уехала в город и приедет завтра, если управится за день в городе.

Тогда папа поснимал с огня воду и сам стал собираться в город. Потому что, во-первых, у нас уже не было ни копейки, денег, а во-вторых, он должен был обязательно побывать в своем институте. Папа сходил к бабе Нике и попросил приглянуть за нами, пока его не будет. Потом он надел пиджак и летнюю шляпу, взял портфель и сразу сделался не дачным папой, а городским. На прощанье папа поцеловал нас, сказал Валёнке, чтобы он вел себя как порядочный человек, погладил Бумку и ушел на станцию.