Текст книги "Десять дней одни втроем"

Автор книги: Аркадий Минчковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Наши дела и заботы

Но вообще-то у нас и без толстого Люсика было столько всяких дел, что времени ни на что не хватало.

Мы еще спали, когда приходила молочница и мама брала у нее молоко. Потом мама снимала с гвоздя сумку и уходила на рынок. Я всё это видела, но глаза слипались, и я снова засыпала. А наш Валёнка и вовсе не открывал глаз. Разбудить его вообще-то было не легче, чем заставить ложиться спать. Мама уже возвращалась с базара, когда мы просыпались. Умывальник был наполнен свежей, холодной водой. Мы вставали и по очереди мылись. Обливаться водой утром, конечно, приятно, а вот чистить каждый день, зубы куда хуже, но – что поделаешь!

А нас уже ожидал завтрак. Мама принесет геркулесовую кашу, и Валёнка начинает по привычке кривить лицо. Уж очень мы эту геркулесовую не любим, а тут, как нарочно, из жёлтой дачи доносится: «Люсик, кушай… Люсенька, надо слушаться маму и кушать…» Валёнка вздохнет, подвинет к себе тарелку и начинает вовсю ложкой работать. Потом он залпом выпивал стакан молока, будто опрокидывал его в себя, вытирал рукой рот и спрашивал:

– Ну, всё?

– Всё, – отвечала мама. – Можешь идти. Валёнка в один миг исчезал. Я тоже кое-как доедала всё и убегала играть.

И вы знаете, просто удивительно, как медленно тянулось время за завтраком и как оно незаметно летело потом. Не успеешь в лапту наиграться или сходить с кем-нибудь из взрослых покупаться – мама уже зовет обедать. И всегда почему-то этот обед наступает тогда, когда так не хочется уходить с улицы. А тут еще мой руки, а то и лицо.

Обедаем мы с Валёнкой так быстро, будто у нас сейчас поезд уйдет, и не спорим, едим что дадут. Во-первых, спорить с мамой всё равно напрасно, а во-вторых, в окна только и кричат на разные голоса:

– Ну, скоро вы там?

– Валёнка, Шурик, давайте скорей, а то мы начинаем!

Валёнка запихивает еду за обе щеки, лишь бы поскорей освободиться и убежать. Котлеты он даже на ходу уплетает. Доест макароны или картошку, а котлету хвать в руку! Мама и слова сказать не успеет, а его уже как ветром с веранды сдуло.

И опять вовсю пошла игра. До того набегаемся – ноги не ходят. Тут мне вдруг захочется покататься на велосипеде. И странное дело – так наш «Орленок» неделю стоит и скучает. Никто на нем и прокатиться не думает. А стоит лишь мне к нему притронуться – обязательно и Валёнке тут же приходит желание кататься, и он, не долго думая, уже хватается за руль. Ну и я, конечно, не уступаю.

– Чур, я первая!

– Ну да, еще чего?! Я первый взял!

– Нет, я первая хотела.

Валёнка отрывает мои руки от рамы.

– Ты еще только хотела, а я уже взялся.

– Нет, я первая!

– Ты за мной уцепилась!

– Нет, это ты меня обогнал и схватился.

– Пусти!

– Не пущу!

Валёнка замахивается на меня кулаком, но я от велосипеда не отступаюсь, а только зажмуриваю глаза. С закрытыми глазами не так страшно. Но Валёнка не бьёт, только толкается.

– Оставь, говорю!

– Не оставлю! Велосипед на двоих. Валёнка отпихивает меня всем своим телом.

– Мама! – кричу я.

В дверях появляется мама:

– Что у вас такое? Перестаньте сейчас же!

– Да, а что он… – не сдаюсь я.

– А что она… – басит Валёнка.

– Постыдитесь вы, – начинает мама. – Ну пускай первый покатается один, потом другая…

– Я была первая!

– Нет я. Она врет!

– Ты врешь!

Мама не на шутку сердится. Валёнка готов меня прямо съесть. Но тут я вдруг начинаю думать, что могу, конечно, покататься и потом, а сейчас пойти к Танечке и поиграть в «дочки-матери». Но только я решаю уступить Валёнке, потому что я старшая и должна быть умнее его, как он сам неожиданно бросает велосипед, и «Орленок» с грохотом и звоном падает на пол.

– Ну и катайся! Я нарочно. Мне не очень-то и хотелось, – заявляет Валёнка и уходит с веранды.

– Катайся сам! – кричу я ему вслед.

– Не буду, не уговоришь!

– Подумаешь, и я не буду!

Я поднимаю велосипед и ставлю его к стенке. Кататься почему-то уже не хочется. Наш «Орленок» опять одиноко стоит на веранде, а я ухожу вслед за Валёнкой. После ссоры мы минут пятнадцать не разговариваем друг с другом, но как-то так получается, что скоро нам опять приходится играть вместе.

А тут уже наступает время, когда нужно ужинать и пить чай.

И как раз в эти минуты бывает так хорошо на нашем дворе! Солнце, огромное, красно-золотое, проглядывает сквозь стволы сосен. Теперь на него уже не больно смотреть. Ветер стихает, а тени делаются такими длинными – нельзя и поверить, что это твоя тень. Всё вокруг становится оранжевым, и стекла веранды горят таким ярким пламенем, что кажется – за ними пожар. Если это в начале лета, то небо вовсе не темнеет, только делается бледным. В эти минуты комары еще не спускаются на землю, а роем крутятся высоко над головой. И совсем не верится, что уже настало десять часов, Но тут-то и требуют, чтобы ты ложился спать. К этому времени мама и бабушка Люсика откричали свое и Люсик тоже утих. Приходит время ложиться и нам, а тут только бы почитать! Ночи такие светлые, можно и не зажигать электричества.

Валёнка вдруг становится таким тихим, будто его вовсе тут нет. Возьмет книгу, уткнется в нее, усевшись где-нибудь в уголке веранды. Но маму не проведешь. – Валёнчик, спать, – говорит она.

– Ну чуточку почитать, мамик… – жалобно упрашивает Валенка, и я тоже помогаю ему.

– Пора, – требует мама. – Читать надо было раньше.

Валенка вздыхает и идет к своей постели. Но он только хитрит, что собрался спать, а на самом деле прячет книгу под подушку. Потом он пускается на всякие выдумки, даже пытается читать под простыней. Он это называет маскировкой. Но все его хитрости давно известны. Мама подходит к кровати и отбирает у него книжку.

– Всё ясно, прекрати свои фокусы, – говорит она. Делать нечего. Валёнка опять вздыхает и, натянув простыню до глаз, отворачивается к стене. Но он не спит, а чертит пальцем по стене «точку, точку, запятую…» и человечка. Я хорошо знаю, о чем в эти минуты вздыхает наш Валёнка. Он думает о том, что взрослые малопонятливые и бесчувственные люди, а все права почему-то на их стороне. А у ребят никаких прав. Валёнка мечтает о том, чтобы и у ребят были такие права, по которым им подчинялись бы взрослые. Он на этот случай уже придумал некоторые правила. Он бы, например, всем взрослым давал перед обедом рыбий жир, и не по столовой ложке, а по разливательной. Потому что они – взрослые и им больше нужно. А книг, которые они хотят читать, он бы им тоже не давал, и тем более ночью, в постели. Еще бы он запретил взрослым с шестнадцати лет вход в кино на те картины, на которые пускают детей.

И спать бы он им тоже велел ложиться вовремя, и еще много было придумано Валёнкой всякого, чтобы взрослые поняли, как трудно быть ребятами, и стали к ним подобрей.

Валёнка лежит в кровати, чертит пальцем рожицы на стене и решает, что он ни за что не станет спать, а так и будет лежать до утра с открытыми глазами. Пускай, раз его заставили! И… тут же засыпает еще раньше меня и свистит носом.

С чего всё началось

Мы уже давным-давно жили на даче и так к ней привыкли, словно и не было никакой Петроградской стороны и нашего темного двора-колодца. Бум чувствовал себя прекрасно. Высунув язык, он целыми днями галопом летал вдоль ограды нашей территории и лаял на всех собак и кошек, которые пробегали мимо. На кошек он наводил такой страх, что они в ужасе убегали от него. К собакам же Бум относился по-разному. Чем больше была собака, тем больше он ее ненавидел. Маленьких собачек, наверное, принимал за щенков и потому вообще не обращал на них внимания. К тем, кто был пониже его ростом, относился терпимо, а иногда даже при встрече ласково повизгивал. Но кого Бум не переносил, так это немецких овчарок. Стоило показаться овчарке – Бум как с цепи срывался, летел вдоль ограды, лаял, казалось, сейчас разорвет овчарку на куски, хоть она на него и смотреть не хотела. Но, кроме шума, в общем, ничего не бывало, потому что Бум лаял на собак с нашей стороны забора, а на улицу выбегать не решался. И еще он не терпел лошадей. Только покажется за оградой лошадь – с Бумом прямо собачья истерика начинается. И ничем его не уймешь, пока не скроется с его глаз повозка. Видно, он лошадей за громадных овчарок принимал.

К вечеру Бум так уставал от всех своих дневных дел, что, вытянув ноги и высунув язык, как убитый валился на пол веранды и даже не стучал хвостом, когда я проходила мимо.

Курнава тоже была довольна дачей. Она, наверное, вспомнила, что происходит от тропических хищников, и, как в африканских джунглях, лазила по деревьям и гонялась за птицами. Что касается нас с Валёнкой, так тут и спрашивать нечего… В общем, всем очень даже хорошо жилось.

А потом вдруг всё переменилось. Началось с того, что вечером почтальон привез на велосипеде телеграмму. Мама раскрыла ее, прочитала и говорит:

– Это от папы. Мне нужно срочно ехать в город. Меня вызывают в комитет женщин.

Дело всё в том, что хотя наша мама с тех пор, как появились мы с Валёнкой, домохозяйка, но она еще борец за мир. Маме часто присылают письма матери из разных стран. Это очень нравится Валёнке. Как придет какое-нибудь письмо, он сейчас же выклянчит у мамы конверт и сдирает с него марку. Всякими марками у него заклеена целая тетрадь. Есть даже одна африканская, и он ею так хвастается, что можно подумать – сам за ней в Африку ездил. Раз даже мамина фотография была напечатана в журнале «Советская женщина», и папа сказал, что получается – мама действительно борец. Зимой мама иногда уходит на собрания, а мы остаемся с папой и ждем ее. Но летом маму никуда не зовут, и мы на даче забываем, что она борец. Да и вообще, она хоть и называется общественницей, а на самом деле самая обыкновенная мама и ничем таким от других мам не отличается. Ну вот, а тут маму вызывают летом.

– Наверное, с кем-то встречаться, – говорит мама. – Не знаю, что и делать, как вас одних оставить?

Я, конечно, молчу, потому что не люблю, когда мама уезжает, а Валёнка как всегда:

– Чего такого. Если ненадолго – поезжай!

– Ну, хорошо, – согласилась мама. – Завтра с утра съезжу.

– Только вечером возвращайся, – говорю я.

– Ну конечно. Что за вопрос…

С вечера мама сварила нам суп, сделала котлеты и еще приготовила компот и рисовый пудинг. Утром рано она объяснила мне, что и когда нужно есть, и уехала. Бабу Нику она попросила приглядеть за нами и, когда придет время, разогреть нам еду. Мама сказала, что надеется – мы уже большие и что всё будет хорошо, а мне, как старшей сестре, велела следить за Валёнкой. Она хотела вернуться пораньше, но наказала, чтобы мы, в случае чего, не ждали ее и ложились спать.

Одни

И вот мы, впервые в жизни, остались одни на целый день.

Валёнка очень обрадовался такой свободе и сразу же заявил, что у него сегодня будет выходной день от молока и чтобы я не воображала, потому что он всё равно слушаться меня не собирается.

Обедали мы в этот день, конечно, совсем не вовремя, потому что не хотелось уходить, пока не позовут обедать всех других ребят, а их звали в разное время. Позовут Борьку и Танечку, – Нолька и Чики останутся. Потом Чиков зовут, а Танечка уже вернется, и мы опять носимся. Наконец пришла баба Ника и сказала, чтобы мы немедленно шли обедать или она расскажет маме, что мы за дети. Мы не стали спорить, а побежали домой и, не вымыв рук, очень быстро съели суп и второе. Конечно, только столько, сколько хотели, а не хотели мы почти ничего, потому что весь день забегали домой и «кусочничали».

После обеда осталась грязная посуда. Я говорю Валёнке:

– Давай вместе вымоем. А он отвечает:

– Давай лучше ты! Я не умею. Еще разобью.

И убежал, а я осталась. Мне стало обидно. Почему это – ели вместе, а мыть я одна должна?! Но потом я подумала: «Ладно уж, вымою, но попозже». Я собрала все грязные тарелки, блюдечки и ложки, сложила их на кухонный стол и ушла играть с девочками.

Вечером, когда всех уже зазвали ужинать, мы с Валёнкой вернулись и видим – наша посуда на столе прикрыта газетой. Подняла я газету, а посуда, как в сказке по щучьему велению, вся вымыта.

– Здорово! – удивился Валёнка. – Это ты, да? Мне стало стыдно.

– Нет, – говорю, – это, кажется, баба Ника.

– Вот хорошо!

– Что же тут хорошего, когда чужая бабушка наши тарелки моет?

– А может, она их любит мыть?

– Ты думаешь?

Но тут явилась сама баба Ника и сказала, чтобы мы ложились спать, раз нашей мамы до сих пор нет. Баба Ника стояла до тех пор, пока мы не выпили по кружке молока и не стали раздеваться. Тогда она повернула выключатель, велела нам запереться и ушла. Валёнка задвинул засов и лег в постель. За окнами всё гуще синело. Мы стали думать, когда же приедет наша мама. Нам очень хотелось дождаться ее. Вдруг Валёнка поднялся с кровати, подошел к окну и осторожно открыл его.

– Ты куда? – испугалась я.

– Ч-шш, молчи.

Валёнка высунулся в окно, да так, что чуть не вывалился на улицу. Потом он опять встал на ноги, снова потихоньку закрыл окно:

– Спит. Свет потушила. Давай читать.

– А мама приедет – рассердится.

– Да мы услышим, потушим свет и сделаем вид, что спим.

– Ну, ладно.

Я нашла свою книгу, а Валёнка включил свет и вытащил из-под подушки свою. Последнее время он читал книги только про шпионов. На обложках обязательно нарисовано что-нибудь страшное: или взрыв, или хватают за глотку какого-то шпиона с револьвером в руках. Валёнка на месте спокойно сидеть не может, когда читает эти книги. Только и слышишь от него: «Вот здорово его, собаку, майор распознал!» или: «Обязательно найдется гад, не уйдет!» Спросишь его:

– Кто, Валёнка?

– Шпион, конечно! Не мешай! – И отмахнется сердито.

А мне тоже очень интересно. В этих книжках такие истории, что прямо от страха дрожишь. Но мне ни одной из них до конца дочитать не удается. Валёнка только кончит читать одну книжку – сразу бежит на другую менять.

Ну вот. Мы улеглись и читаем. Я свою книгу, про веселую семейку цыплят, Валёнка свою – конечно, про шпионов. Но долго нам читать не пришлось. Валёнка так торопился узнать, скоро ли поймают диверсанта, что только и листал одну за другой страницы. Потом он крикнул:

– Ага, попался, лазутчик!

– Не мешай, – сказала ему я.

Валёнка немного полежал молча, потом говорит:

– Давай спать. Поздно.

Мне тоже уже хотелось спать, и мы погасили свет. В это время на улице зашумели деревья и дождь забарабанил в окна нашей комнаты.

– Где же наша мама? – вздохнула я.

Валёнка не ответил. Он помолчал, потом спросил:

– Шурик, ты бы побоялась встретиться один на один с диверсантом?

– А какой он?

– Какой?! – Валёнка тихо свистнул. – Каким хочешь прикинется. Может, в шляпе, на вид как артист. А захочет, бороду седую наклеит – будто старик.

– А как же его узнать?

– А никак не узнаешь. Только бдительный разведчик догадаться может, а ты никак. Вот будет рядом с тобой по улице ходить, в карманах револьвер и ампулы всякие.

– Они, наверное, страшные. Я бы увидела и убежала.

– А он хитрый. Прикинется добреньким, возьмет за руку и заведет в катакомбы.

– В какие катакомбы?

– Обыкновенные. Диверсанты всегда с жертвами в катакомбах расправляются. Заведет и застрелит из бесшумного пистолета.

Мне стало страшно.

– Валёнка, – говорю, – а тут близко нет диверсантов?

– Откуда я знаю. Их всюду могут сбросить. Вот наступает ночь, они и спускаются с парашютом на землю. Приземлится, передаст своим, что прибыл. Потом закопает рацию и начнет в населённый пункт «Н» пробираться.

– В «Н»? А может и к нам сюда?

– Еще как. Особенно в плохую погоду. Диверсанты всегда в ветер, в дождь действуют.

– Ой, Валёночка, а если он у нас на территории приземлится?

– Сейчас вполне может. Потом придет, постучит и попросится побыть до утра.

– Я ни за что не пущу! Не говори мне больше ничего. Я спать не буду.

Валёнка захохотал:

– А ты будь бдительна! С диверсантами нужно так держаться. Сделать вид, что ты ничего не заметил, а сам сразу в милицию.

– В такой дождь?!

– Конечно. В любую погоду. Это наш долг.

– А если он тебя из бесшумного?

– Нужно разгадать и перехитрить врага. Прозеваешь – получишь нож в спину.

И тут мы услышали на улице чьи-то шаги. Я вся затряслась.

– Валёнка, слышишь?

– Слышу, – шепчет он.

– Зажги скорей свет!

– Зачем?

– Зажигай, а то я кричать буду!

Он вскочил и зажег свет. Шаги сразу стихли.

– Не будем гасить, – сказала я. – Где это наша мама?

– Давай спать, – сказал Валёнка и зевнул. – Это я нарочно. Никаких тут нет диверсантов, и потом комендантша территорию сторожит.

– Хорошо. Только ты больше ничего не говори.

Мы опять загасили свет. Дождь за окном не утихал. Где-то у потолка запел свою тоненькую песню комар.

– Валёнка, ты не спишь?

– Сплю.

– Ну спи.

Я повернулась к стене. И вдруг услышала, как скрипнула калитка и кто-то стал пробираться к нашему домику, потом взошел на крыльцо. Нет, это были не мамины шаги. Те легкие, чуть слышные, а эти… И вдруг кто-то постучал в дверь. Я чуть не умерла со страху. Села на кровати. Сквозь темноту вижу – напротив уже сидит Валёнка и, не мигая, смотрит на меня.

– Валёнка, слышишь? – шепчу я.

– Что?

– Стучали.

– Тебе показалось, – говорит он, а сам заикается. Это у него, когда он чего-нибудь испугается. В это время застучали погромче. Проснулся и залаял Бум. Он всегда лает, если кто-нибудь дома. Хочет показать себя сторожем. А когда остается один – забирается под кровать и тихонечко там лежит, будто его и нет. Боится, как бы воры и его из дому не унесли.

– Давай бабу Нику разбудим, – говорю я.

– Нет, – говорит Валёнка. – Оружия нет – лучше молчать. Пусть думают, что здесь одна собака живёт. – А у самого зуб на зуб не попадает.

Тут в дверь застучали еще сильнее. Тогда мы с Валёнкой вместе крикнули:

– Мы не откроем!

И вдруг такой знакомый голос:

– Это я, Шурик. Открой!

– Ой, папочка!

А Валёнка – сразу к двери и отодвигает засов.

– Я так и знал, что это ты. А она боялась, думала – диверсанты, глупая.

– Какие диверсанты? – удивился папа. – Я сперва мимо прошел, а потом еле в темноте нашу виллу отыскал. Ну и погодка…

И входит в комнату, в плаще с капюшоном, с портфелем и пишущей машинкой.

– А где же мама? – спрашиваем.

– Мама сегодня не приедет. Завтра обо всем посовещаемся, а сейчас – спать!

И только тут я почувствовала, как хочу спать. Забралась в постель и лишь успела подумать, что Валёнка зря так обижается на взрослых. Всё-таки хорошо, что они есть на свете. С ними не так страшно. Но тут и уснула.

Один день без мамы

Утром, словно и не было дождливой ночи, снова светило солнце. Как только мы проснулись, папа провел совещание.

– Вот что дети, – сказал он. – Вы уже, надеюсь, вполне понятливые и самостоятельные люди?

Валёнка кивнул головой. Я тоже согласилась.

– Мама наша уехала, – заявил папа.

– Как так уехала, куда?!

– Здрасьте вам с кисточкой… Новости! – удивился Валёнка.

– Спокойствие, – поднял руку папа. – Она уехала за границу, в Польшу, с делегацией женщин. Ее пригласили. Вы должны только гордиться, какая у нас мама.

– Надолго? – спрашиваю я.

– В Польшу, если на «Ту-104», так ерунда – три часа. В один день можно туда и назад слетать, – говорит Валёнка.

– Они поехали на пароходе, – сказал папа. – Но всего на десять дней. Мама боялась вас одних оставить, говорила, что лучше поедет когда-нибудь в другой раз. Но я уговорил ее. Сказал, что мы отлично справимся сами. Как, по-твоему, Шурик, я правильно поступил?

– Правильно, – говорю я, а сама думаю: «Ой, как же это мы целых десять дней будем жить без мамы?!»

– И я так думаю, – продолжал папа. – Что такое десять дней – пустяки!

– Конечно. Что тут такого? – пожал плечами Валёнка. Ему всё нипочем. Он очень даже храбрый на словах.

Папа говорит:

– Я это время поработаю дома. Видите, даже машинку привез с собой. Так, стало быть, справимся мы втроем? – и тут же сам ответил: – Безусловно… Ну, а теперь с места за дело! Где тут у вас умывальник?

Папа снял очки, и я повела его к умывальнику.

– Ага, прекрасно! – воскликнул он и только засучил рукава и намылил руки, как вода кончилась. Напрасно папа гремел носиком умывальника: оттуда перестало и капать. Я побежала к ведру, но и оно оказалось пустым. Пришлось вылить остатки воды из чайника, чтобы папа сумел смыть с рук пену.

– Где у вас тут берут воду? – спросил он.

– У водников. Мама оттуда носит.

– Ага, у водников. Понятно.

– Ты не думай. Это так детский сад называется. Хочешь, покажу?

Папа взял ведро, и мы пошли в сад водников за водой.

– Отличное утро, – сказал папа, когда мы вышли за калитку.

Утро и вправду было хорошее, свежее. Сквозь верхушки сосен проглядывало такое чистое небо, словно оно выспалось и умылось дождем. Капельки на траве искрились маленькими бриллиантиками, а чуть пройдешь по ней, сандалии от росы становились черными.

– Всё-таки далеко маме ходить за водой, – решил папа, когда мы возвращались.

– У нас на территории есть своя колонка, но она сломалась, и никто не приходит ее чинить.

Мы вернулись. Папа снял рубашку и снова стал умываться. Мылся он долго, как в городе. Фыркал и лил воду на затылок, шею и руки.

Потом мылись мы. Я – как всегда, а Валёнка, наверное, из подражания папе, стал тоже ни с того ни с сего фыркать и ахать и попусту расплескал полный умывальник воды.

– Ну, – сказал папа, вытираясь, – поскольку наше утреннее совещание прошло в атмосфере полного взаимопонимания, теперь необходимо дружно приготовить завтрак… Напиться молока, что ли… Есть у нас молоко?

– Есть, есть! Нам молочница приносит! – закричали мы вместе.

– Прекрасно, – сказал папа. – Молоко нужно пить на воздухе. Это старая врачебная истина.

Я отыскала кастрюлю с молоком, и мы разлили его в две кружки и стакан. Папа нарезал хлеба. Вынули вчерашние, оставленные нам мамой, холодные котлеты.

– Чудесный завтрак, не правда ли? – спросил папа.

– Ага, главное, нету каши, – закивал головой Валёнка. – Но тут он отхлебнул молока из кружки и скривил страшную рожу. Молоко оказалось кислым. Я вспомнила, что мама не успела его вчера вскипятить, как делала всегда, а я забыла об этом сказать бабе Нике.

– М-да, чуть кисловато, – согласился папа. – Ну что же, есть выход. Из этого молока, по теории, должна получиться превосходная простокваша, и мы уничтожим ее вечером. Поставим эти кружечки на солнце… Вот так, а сейчас попьем чаю. Тоже хорошо. Древний китайский напиток. Где чайник?

Я сбегала и притащила чайник.

– Наполним его, – сказал папа. Но оказалось, что воды в ведре уже нет. Это папа и Валёнка вылили ее всю на себя, когда мылись. Папа взял ведро и, ни слова не говоря, опять отправился в детский сад к водникам. Но когда вернулся, сердито сказал:

– Всё-таки безобразие, что сломалась колонка и никого это не волнует. Придется поднять бучу.

Он наполнил чайник водой и хотел включить плитку, но мы объяснили, что электричество на даче с шести часов.

– Порядочки, – пожал плечами папа и стал разжигать керогаз. Но как разжигается керогаз, папа не знал.

– Вот странно, – сказал он. – С этими системами мне никогда не приходилось иметь дела. Вы не знаете, где инструкция?

Но где инструкция, мы не знали. Тогда в дело вмешался Валёнка. Но у Валёнки тоже ничего не получилось. Я, конечно, сто раз видела, как мама разжигала керогаз, и решила помочь. Мы все трое перемазались в саже и пропахли керосином, а противный керогаз всё не разжигался и лишь коптил черным, вонючим дымом, от которого Валёнка беспрерывно чихал.

– Вот если бы это был двигатель внутреннего сгорания или электропечь, я бы знал, в чем тут загвоздка, а так… Вероятно, он испортился, – печально заключил папа, в десятый раз со всех сторон осматривая керогаз.

– Давайте позовем бабу Нику, – посоветовала я.

– При чем тут баба Ника? Тут не твоя баба Ника, а механик нужен, – сказал папа. Но бабу Нику он всё-таки позвал. Папа хотел убедиться, что керогаз действительно сломался.

Баба Ника, как только явилась, сразу определила:

– Керосину мало, вот и не горит!

– Вы думаете? – удивился папа. – Всё может быть. А ну, Шурик, есть у нас керосин?

– Есть! – крикнул Валёнка и, опережая меня, кинулся в переднюю, где у нас стояла керосиновая банка, но вдруг застыл на месте, как статуя в парке. Он вспомнил, что вчера был четверг и ему следовало сходить за керосином, а он и не подумал это сделать.

– У нас керосин весь, – пробормотал Валёнка.

– Ладно, я одолжу, – жалеючи вздохнула баба Ника. Она сходила к себе и принесла огромную, дополна налитую керосином зеленую бутыль с пробкой, привязанной веревочкой к горлышку.

Скоро наш керогаз засветился синеньким ровным огоньком. Мы поставили на него чайник.

Когда вода вскипела, папа насыпал в чайник чуть ли не полпачки чая, чтоб чай был покрепче. Мы все уселись за стол, и тут выяснилось, что пить чай не из чего, так как во все кружки и чашки, какие были у нас, мы разлили молоко, чтобы из него вышла простокваша. Пришлось опять пойти к бабе Нике и принести от нее посуду.

Часам к двенадцати мы всё-таки напились чаю, и тогда папа сказал:

– Теперь следует заранее подумать и об обеде. Что бы нам такое приготовить на обед?

– Суп, – сказала я.

– Да, конечно, но какой?

– С мясом, – сказал Валёнка.

– Понятно, – кивнул папа. – Значит, нужно мясо. Ну, а на второе?

– Котлеты, – говорю я.

– Мясные! – кричит Валёнка. – Есть мясорубка.

– Предположим. Значит, опять-таки требуется мясо. Нужно пойти и купить его. Ты что-нибудь понимаешь в мясе, Шурик?

– Я ничего не понимаю, – заявил Валёнка, хотя его и не спрашивали. – Я лучше пойду, папа. Меня ждет Нолька.

Папа махнул рукой, и Валёнка сразу исчез, а мы с папой остались вдвоем.

– Что вы тут делали с утра? – спросил папа.

– Мама ходила на базар.

– Вот и мы пойдем. Где сумка?

Я отыскала мамину базарную сумку, и мы пошли.