Текст книги "Константин Великий"

Автор книги: Аркадий Малер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Зная об этом, нельзя удивляться тому, почему среди римлян были люди, подобные политику и мыслителю Катону Старшему (234–149 до н. э.), который после каждой своей публичной речи прибавлял: «А кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен» (Ceterum censeo Carthaginem esse delendam). В 146 году до н. э. Карфаген был полностью уничтожен римлянами. Характерная деталь – узнав о вторжении римлян, жена карфагенского вождя Гасдрубала бросила своих детей в огонь и сожгла себя, хотя ее муж готов был сдаться в плен. Война Рима и Карфагена отражала противостояние двух типов отношения к ценности человеческой жизни.

К сожалению, еще во время Второй Пунической войны Македонский царь Филипп V Антигонид из страха перед Римом вступил в союз с Ганнибалом, считая, видимо, карфагенскую гегемонию не столь опасной, как римскую. Тогда римлянам пришлось поддержать греческие города в борьбе против наследника Македонской империи, поверженного в битве при Киноскефалах в 197 году до н. э., что вольнолюбивым грекам весьма понравилось – еще в 224 году до н. э. они оценили разгром римлянами иллирийских пиратов, терроризировавших греческие корабли и побережье.

Македонское царство и Ахейский союз в равной степени наследовали греческой экспансии, и поэтому их противостояние было выгодно любому их противнику. Но после того, как римляне разгромили новую македонскую армию в битве при Пидне в 168 году, опасения греков стали заметны, и поэтому тысяча «ахейцев» по подозрению в измене были вывезены в Рим. Среди этих пленников оказался полководец и мыслитель Полибий (200–120 до н. э.), будущий автор многотомной «Всемирной истории» и апологет Римской республики.

5. Открытие Эллады

Для лучшего понимания назревающих взаимоотношений Греции и Рима – этих двух столпов Античности – весьма показательно сравнить позиции грека Полибия и римлянина Катона Старшего. Прежде всего нельзя не признать, что, если называть вещи своими именами, интеллектуальная культура Древней Греции была несравнимо совершеннее римской. К середине II века до н. э., когда Греция вплотную столкнулась с Римом, ее интеллектуальная культура полностью состоялась, как та кладовая, из которой все Средиземноморье будет черпать свои смыслы и мифы на многие века вперед. В Греции уже полностью сформировались поэзия и проза, драма и театр, архитектура и наука, риторика и историография, а главное – философия, эта великая культура мысли, главными воплощениями которой были Платон и Аристотель, чьи имена знали все образованные люди на всех трех континентах. На этом фоне у Рима было только хорошо организованное государства и то самое римское право, идеи которого восходили к греку Солону.

Примечательна также принципиальная разница между греческим и римским типом цивилизации: если греки жили в отдельных городах-государствах (полисах), любое объединение которых воспринималось как посягательство на их независимость, то римляне с самого начала создавали единое централизованное государство, вырастающее из одного города. У каждого из этих типов были свои достоинства, но в данном случае и на многие столетия преимущества Рима были налицо. Однако нельзя сказать, что римляне сразу открыли те сокровища, которые несла с собой Греция. Этос римского гражданина был ориентирован на созидание сильного масштабного государства, обдуваемого всеми ветрами, и поэтому спартанский аскетизм, выносливость и целеустремленность ценились здесь больше, чем отвлеченные рассуждения и изящные искусства афинской культуры, более того, сами греки к этому времени все больше получали славу сладкоречивых болтунов, чем великих воинов. Поэтому прибывшее в 155 году до н. э. в Рим афинское посольство, включавшее таких философов того времени, как платоник-скептик Карнеад, аристотелик Критолай и стоик Диоген, вызвало у римлян разные впечатления. Услышав рассуждения Карнеада о применимости принципа вероятности к реальной жизни, Катон Старший заподозрил в них опасность для римской национальной культуры, активным апологетом которой он всегда выступал. При этом сам Катон был уникальным представителем римской интеллектуальной культуры, вполне сопоставимым со своими греческими соперниками: достаточно сказать, что именно ему мы обязаны самим понятием «культура», впервые зафиксированным в его работе «De agri cultura» («Об аграрной культуре», 160 г.). В противоположность римскому политику Катону греческий политик Полибий увидел в сближении двух культур взаимное обогащение и не испытывал никакого снобизма в отношении Рима. Как мудрый политик, он не скрывал, что считает поражение под Пидной необратимым для Греции, и одновременно увидел в Риме защитника греческих начал от мира варваров.

Полибий утверждал, что уникальная по своей сложности государственная система Римской республики практически идеальна, потому что сочетает в себе элементы трех типов государственного устройства, которые вывел Аристотель в своей «Политике» и считал наиболее предпочтительными: монархию, аристократию и политию. В формальном отношении все эти типы различались количеством граждан, участвующих во власти: монархией правит один, аристократией – немногие люди, политией – многие. Вообще, слова «полития» и «политика» происходят от греческого слова «полис» ив этом смысле уже указывают на ту сферу интересов, к которой причастно определенное множество людей. Но множество это не большинство, и поэтому необходимо различать понятия «политии» в широком и узком смыслах. В широком смысле «полития» – это любое общественное устройство, любой «полис» в узком смысле – только то устройство, где правит большинство. Аристотель считал, что основным критерием предпочтительного устройства государства является «общая польза», которую нельзя путать с пользой одного, немногих или большинства, но при этом источником власти могут быть и один человек, и немногие, и большинство, если они руководствуются этой общей пользой, и поэтому монархия, аристократия и полития вполне приемлемы. Если же монархия ставит интересы одного человека выше общей пользы, то она вырождается в тиранию; если аристократия ставит интересы немногих людей выше общей пользы, то она вырождается в олигархию; если же полития ставит интересы большинства выше общей пользы, то она вырождается в демократию. Общая польза – понятие качественное, польза большинства – понятие количественное. В наше время понятие «демократии» стало настолько необсуждаемым, что при описании аристотелевской классификации на место устаревшего слова «полития» подставляют саму «демократию», которая вырождается не в саму себя, а в «охлократию», то есть власть толпы.

Для образованных людей поздней Античности политическая теория Аристотеля была классической, и она сохранила такой статус до сегодняшнего дня. Одним из самых заметных проводников аристотелевской мысли в Риме был Полибий, увидевший в системе Римской республики синтез всех трех предпочтительных типов государственного устройства по Аристотелю: монархическое начало присутствовало во власти консулов и тем более власти диктора; аристократическое начало откровенно заявляло о себе в Сенате; начало политии очевидно прослеживалось в полномочиях трибутных комиций и народного трибуна. Причем именно политии, а не демократии в аристотелевском смысле, потому что в политии большинство способно выбирать и распределять властные должности в соответствии с объективными заслугами кандидатов, служащими «общей пользе». Конечно, восхваляя порядки Римской республики, Полибий имел в виду саму схему консульско-сенатско-трибной власти, потому что в реальности многие люди на своих местах злоупотребляли своим положением и хотели бы упростить эту схему, предпочитая свои интересы «общей пользе». Но для того, чтобы оценить теоретическое значение римской системы, необходим был взгляд со стороны греческого политического философа, и этот взгляд совершил пленник римской армии Полибий.

Завершающим аккордом римской экспансии в Греции стала битва со Спартой – последним оплотом воинственного греческого духа, которая восстала против Рима, но потерпела сокрушительное поражение в битве при городе Коринфе, около деревни Левкопетры, в 146 году до н. э. – в том же году, когда римляне уничтожили Карфаген. Можно сказать, троянцы вернулись к ахейцам через тысячу лет и отомстили за свое давнее поражение, по пророчеству Анхиса, – во всяком случае, многие почитатели мифа об Энее именно так воспринимали эти события. Лишними доказательствами в пользу этой интерпретации было название греческого союза – Ахейский и тот факт, что виновница Троянской войны Елена была спартанской царицей.

В наибольшей степени греко-римский синтез отразился в религиозной мифологии обеих языческих традиций, где уже до этого происходило стремительное взаимное «узнавание». Еще в 240 году до н. э. греческий поэт из италийского Тарента Ливий Андроник перевел на латинский язык «Одиссею» Гомера, положив начало находить греческим богам и героям латинские аналоги. Так, греческая Гея становится Теллус, Эрос – Амуром, Хронос – Сатурном, Зевс – Юпитером, Гера – Юноной, Арес – Марсом, Посейдон – Нептуном, Аид – Плутоном, Деметра – Церерой, Персефона – Прозерпиной, Афродита – Венерой, Гефест – Вулканом, Аполлон – Фебом, Артемида – Дианой, Гермес – Меркурием, Дионис – Либером, Геракл – Геркулесом, Одиссей – Улиссом и т. д. Латинизация греческого Востока неизбежно сопровождалась эллинизацией римского Запада, и если римское начало воплощалось в государственных и правовых формах, то греческое начало воплощалось в тех смыслах, которые существовали по ту сторону этих форм. И так же как Александр Македонский нес всему миру греческую культуру, так и орлы римских легионов с середины II века до н. э. несли с собой идеи греческих философов, которых иные полководцы почитывали между боями. К концу I века до н. э. трудно было не заметить, что половина империи говорит на греческом языке, причем самая богатая и образованная половина.

6. Рубикон перейден

В I веке до н. э. Римская республика, распростертая по берегам трех континентов, оказывается в ситуации затяжного кризиса, связанного в первую очередь с вопросом о власти, которая как будто бы уже не выдерживает того общественного многообразия и территориальных масштабов, которые она пытается удержать в единстве.

Одним из факторов этого кризиса стали явные конфликты между римлянами и всеми остальными жителями Италии, не имеющими прав римских граждан, но уже давно живущими под властью Рима. В результате так называемой Союзнической войны 90–88 годов до н. э. все италики становятся римскими гражданами, что делает весь Апеннинский полуостров оплотом римской цивилизации. Другим фактором кризиса стали социальные противоречия между интересами сенаторской аристократии, воплощенными в движении оптиматов, и интересами плебса, воплощенными в движении популяров. В определенном смысле эти движения служили прототипом будущих партийных противостояний «правых» и «левых» в Европе.

Еще в 105 году до н. э. консул-популяр Гай Марий радикально реформирует армию, утратившую должную мобильность: солдаты теперь могут забирать себе все захваченные в бою трофеи, а после 25-летней службы они получают земельный надел на завоеванных территориях. Эта реформа привлекла в армию множество людей, не имевших возможности повысить свой социальный статус, а римское присутствие в новых провинциях еще более укоренилось. Кроме этого, Марий четко структурировал римскую армию: каждый легион (примерно 6 тыс. человек) делился на 10 когорт, а они в свою очередь на 6 центурий и 10 центурий в первой когорте. Центурия состояла из 100 человек, как явствует из самого названия, которые жили и питались вместе в одном лагере, а также перевозили с собой все имущество и снаряжение каждого солдата, превращаясь в основную боевую единицу армии. Однако у этой эпохальной реформы были свои издержки: новые солдаты служили уже не столько республике, сколько своим полководцам, а сама армия превращалась в подобие мужской корпорации с самостоятельными политическими интересами.

Именно этим воспользовался бывший помощник Мария, но теперь сторонник оптиматов консул Луций Корнелий Сулла, объявивший войну своему бывшему начальнику – фактически это была первая гражданская война в истории Рима (88–82 гг. до н. э.). Благодаря реформам самого Мария Сулла впервые в истории создал прецедент захвата Рима войсками магистрата с мотивацией «освободить родину от тиранов», но вскоре ему пришлось отправиться на победоносную войну против царя малоазийского государства Понт Митридата VI Евпатора, захватившего Грецию. В это время Рим захватывает Марий и устраивает там настоящий «революционный» террор против своих врагов-оптиматов, о котором римляне будут помнить как о третьем кошмаре после тирании Тарквиния Гордого и нашествии карфагенян Ганнибала. Террор Мария продержался несколько месяцев 87 года до н. э., потому что в январе следующего года он умер, а через несколько лет, в 82 году до н. э. в Рим триумфально возвращается Сулла, который должен «навести порядок». Триумфально – в буквальном смысле слова, потому что triumphus – это особая церемония торжественного парада войск римского главнокомандующего, который возвращается в город с победой над опасным врагом. Право на триумф давал Сенат, а сама церемония обставлялась как полноценная демонстрация величия и силы полководца, ведущего за собой все возможные трофеи от униженных военнопленных до диковинных животных.

Впоследствии отсюда возникла идея строить триумфальные арки при входе в центр города, под которыми может проходить вся процессия. Надежды на Суллу среди римлян, особенно консервативной ориентации, были настолько велики, что народное собрание и Сенат наделили его полномочиями диктатора, причем, не на шесть месяцев, а до тех пор, «пока Рим, Италия и вся римская держава, потрясенная междоусобными конфликтами и войнами, не укрепится», – как писал историк Аппиан (I в.). Диктатура Суллы наглядно показала те неизбежные пороки, которые возникают в том случае, когда один человек получает абсолютную власть на неограниченный срок. Теперь Рим переживал такой «контрреволюционный» террор, на фоне которого бесчинства Мария все забыли. Основу террора составляли введенные Суллой списки лиц вне закона – проскрипции. Все члены проскрипционных списков должны были быть убиты, их имущество конфисковано, а их потомки лишались всех прав. За убийство такого человека гарантировалась награда, а за укрывательство – смертная казнь. Количество имен в проскрипциях постоянно пополнялось за счет все новых и новых «врагов народа», с которыми сводили личные счеты такие известные политики, как Помпей, Красс и Лукулл, а само выискивание новых жертв превратилось в бизнес. В 79 году до н. э. Сулла неожиданно для всех ушел в отставку, а судить его de jure было невозможно, поскольку Сенат заранее оправдал все его действия. Примечательно, что Сулла умер в результате тяжелой затяжной болезни неизвестного происхождеия: его тело покрылось огромным количеством вшей, и их невозможно было удалить, потому что их было все больше и больше. В этой мучительной кончине как будто бы было предупреждение всем будущим тиранам, которые с христианской точки зрения могут быть при жизни наказаны такими страшными болезнями.

В 73–71 годах до н. э. в Италии вспыхнуло восстание рабов под предводительством гладиатора Спартака, вновь спровоцировавшее римских граждан задуматься об укреплении власти и наведении порядка. Восстание Спартака было подавлено совместными усилиями полководцев Гнея Помпея и Марка Красса, за что они были избраны консулами в 70 году до н. э. и начинают конкурировать между собой. В то же время Помпей повторяет путь Суллы – его выдвигают как главнокомандующего очистить море от пиратов, а потом еще и окончательно разделаться с Митридатом в Малой Азии, продолжающим конфронтацию с Римом. В 61 году до н. э. Помпей с триумфом входит в Рим, но наученные трагическим опытом римские сенаторы не спешат дать ему власть, поскольку боятся повторения истории Суллы. Одновременно с этим в Риме существовало еще два крупных моральных авторитета – это Марк Красс и лидер популяров Юлий Цезарь, которым приходит удачная идея объединиться всем вместе для дальнейшего раздела сфер влияния (так называемый первый триумвират). Но надо ли говорить, что честолюбивые претензии всех трех политиков не могли закончиться миром. В 56 году им удалось договориться, что каждый из них получает по одной провинции сроком на 5 лет: Цезарь – Галлию (современную Францию), Помпей – Испанию, Красс – Сирию. Показательно, что если Цезарь, будучи проконсулом Галлии еще в 58 году до н. э., наводил там порядок, подавляя мятежи кельтов и германцев (см. его «Записки о Галльской войне»), то Помпей остался в Риме с мотивацией «следить за порядком» в столице. В 55 году до н. э. Красс начал войну с Парфянским царством – геополитическими наследниками империи Селевкидов в Месопотамии, коих они выгнали оттуда еще в 129 году до н. э. Однако Красс был убит в бою с прафянами, и в Италии осталось два авторитета – оптимат Помпей и популяр Цезарь. Тогда первый начинает распускать слухи про второго, что он хочет захватить всю власть, поскольку экстравагантное желание Цезаря соединить свое пятилетнее проконсульство в Галлии и консульство было довольно заметно. В результате сложных политических интриг в 52 году до н. э. сам Помпей получил статус «консул без коллегии» и при полной поддержке Сената и всей партии оптиматов был провозглашен главнокомандующим с чрезвычайными полномочиями. Для Цезаря это означало закат политической карьеры, но в 49 году до н. э. он с войсками переходит границу своей провинции, реку Рубикон, и движется на Рим.

Хотя силы Помпея в количественном отношении были больше, он бежал из Рима, и его жизнь закончилась в Египте, где он искал поддержки у регентов малолетнего Птолемея XIII против Цезаря, но нашел смерть, поскольку был убит ими в надежде получить награду от нового римского вождя. Вслед за Помпеем в Египет отправляется Цезарь, где он проводит много времени при дворе Птолемея XIII, а оттуда отплывает в Сирию, где после подавления местного восстания возвращается в Рим.

Став единоличным правителем Рима, Цезарь стремится юридически оформить свою абсолютную власть, тогда возникла неожиданная идея соединить статус консула и проконсула с диктатурой. Дело в том, что даже бессрочная диктатура, как у Суллы, страдала определенной аморфностью: давая все вообще, она не давала ничего в особенности. Несколько раз он становится и диктатором, и консулом при поддержке Сената, пока в 44 году до н. э. его не избирают диктатором пожизненно и консулом на 10 лет. С этого момента фактическая власть в Риме навсегда будет сконцентрирована в руках одного человека, и начало этой тенденции положил именно Цезарь. Именно ему также принадлежит инициатива называть главу государства императором как владеющим основным империумом над всей территорией республики. Он вводит традицию величать победителя приветствием «Imperator!», и этот специальный правовой термин отныне становится весьма популярным. Но не надо забывать, что идея единоличной власти в языческой культуре неизбежно сопряжена с религиозным культом и определенные элементы сакрализации новой власти уже присутствовали при «консульской диктатуре» Цезаря.

В формировании психологии и взглядов Цезаря – политика, определяющим образом повлиявшего на дальнейшую историю Рима, – важное значение имеют два факта из его юношеского опыта. Во-первых, еще будучи мальчиком в 87 году до н. э., во время марианского террора, он получил звание фламиния Юпитера, то есть жреца верховного бога римского пантеона, в связи с чем был хорошо знаком с жизнедеятельностью жреческих коллегий. В 63 году до н. э. его жреческая карьера достигла предела: он был избран на пожизненную должность великого понтифика (Pontifex Maximus) – главы коллегии государственных жрецов, заведовавших всеми религиозными вопросами и отправляющих соответствующие культы. Таким образом, будучи лидером демократического движения популяров, он вместе с тем был пожизненным главой религиозного культа, верховным жрецом всего Рима, и отношение к нему было соответствующее среди тех людей, которые относились к этому культу достаточно серьезно. Во-вторых, с установлением диктатуры Суллы Цезарь, связанный с врагами диктатора, чудом не попадает в проскрипционные списки и уезжает в Малую Азию, где служит в штабе местного пропретора и развивает тесные дипломатические связи с царем Вифинии, страны на севере Малой Азии, Никомедом. Существует версия, что монархические порядки азиатских стран произвели сильное впечатление на него и именно отсюда возникло его стремление к единоличной власти. В 44 году до н. э. вместе со статусом великого понтифика эти стремления достигли своего апогея: Цезарь был главой всех возможных иерархий римского государства. Он также был первым правителем Рима, чье лицо стали изображать на монетах, что для многих римских граждан было очень непривычно. Осталось только сказать, что патрицианский род Юлиев, по принятой легенде, получил свое название от Юла, сына Энея, почему Цезарь считал себя прямым потомком богов. В 45 году до н. э. он построил в Риме храм своей «праматери» – Венере Прародительницы, от которого сегодня осталось три колонны. Однако беспрецедентная по своим полномочиям диктатура Цезаря продержалась несколько недель – 15 марта 44 года до н. э. он был убит на заседании Сената большой группой заговорщиков, среди которых был его друг Брут.

Римляне панически боялись установления новой диктатуры, а тем более новой монархии. Цезарю предлагали в завершение всех своих регалий назваться царем, подобно главам эллинистических монархий Востока – baaitaw; по-гречески или гех по-латински, но он все-таки отказался, в то время как его собственным латинским именем Caesar стали переводить эти понятия на другие языки: именно отсюда возникли немецкое слово «kaiser», русское слово «кесарь» и само слово «царь». При этом специфический режим Цезаря породил в политологии специальный термин «цезаризм», означающий такую государственно-правовую систему, в которой формально сохраняются все признаки республики, но реально власть принадлежит одному человеку, безраздельно господствующему над всем обществом. Авантюрный «цезаризм» часто противопоставляется консервативному «легитимизму», то есть системе династической монархии, признанной другими монаршими династиями.