Текст книги "Счастье жить вечно"

Автор книги: Аркадий Эвентов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Аркадий Маркович Эвентов
Счастье жить вечно

От автора

В Калининградскую область, на крайний запад Советского государства, на земли, отошедшие к нашей стране в результате победы над гитлеровской Германией в Великой Отечественной войне, прибыли переселенцы – колхозники Порховского района, Псковской области.

В одной из деревень новой советской области они столкнулись с пожилым человеком, меньше всего желавшим этой встречи. Спасаясь от нее, он и бежал сюда, в эти края, когда они еще были Восточной Пруссией – логовом фашистского зверя. Переселенцы узнали своего односельчанина, имя которого с первых дней войны и по сей час произносят на Псковщине с проклятиями, – Ивана Андреева. Они не замедлили задержать его и доставить в органы Государственной безопасности.

Перед следователем Зосимом Ивановичем Будиловым предстал матерый волк – сын мироеда-кулака и сам душой кулак. Когда до древних стен Пскова докатились орды оккупантов, Иван Андреев пошел к ним в услужение, стал полицаем в деревнях Порховского района.

Десятки километров терпеливо и настойчиво исходил следователь Будилов следами войны по псковской земле, изобличая преступника. Бродил он сквозь густые леса тайными партизанскими тропами. Шел дорогами и проселками, рядом с которыми то там, то здесь установлены строгие и скромные памятники. Под ними спят вечным сном солдаты и офицеры Советской Армии вместе с боевыми друзьями – партизанами Великой Отечественной войны. Ночевал Будилов в деревнях, где рассказы крестьян сплетают в одно неразрывное целое легенды и были о тех, кто сражался за Родину в тылу врага.

Один такой рассказ особенно его заинтересовал и стал впоследствии важным звеном в цепи улик следственного дела полицая.

На юго-восточной окраине деревни Старищи Будилову показали кладбище наших воинов. В центре возвышался бетонный обелиск. Тень от него ложилась на могильный холмик. Здесь погребен замечательный юноша, – сказали следователю крестьяне, – Валя Мальцев, школьник из Ленинграда, герой-партизан. Жизнь Валентина Мальцева оборвала пуля изменника Родины Ивана Андреева.

Свершилось правосудие. Убийца партизана фашистский полицай получил по заслугам. В памяти народной ничего, кроме омерзения, он по себе не оставит. А ленинградский школьник Валя Мальцев, герой Великой Отечественной войны, как бы поднялся из небытия, чтобы вечно жить в благодарных сердцах советских людей, в подвигах нашей молодежи.

Эта повесть о нем адресуется в первую очередь юным читателям, – кому сейчас столько же лет, сколько было Валентину, когда он вошел в бессмертие. Тем, кому, как эстафету, пронесенную сквозь жестокий огонь битвы с фашизмом, передал он свое бесстрашное и доброе сердце, пламенную сыновью любовь к Родине.

Повесть написана по воспоминаниям боевых товарищей Валентина, по его письмам родителям и младшей сестре. В основу документального повествования положены также письма и дневники ныне покойного профессора Михаила Дмитриевича Мальцева – отца партизана, и другие реликвии его семьи, которые бережно хранит сестра Валентина – И. М. Мальцева, научный сотрудник Академии наук СССР. Многое почерпнуто из материалов следственного и судебного дела Андреева.

Приношу глубокую благодарность работникам органов Государственной безопасности полковнику Н. Г. Федотову и подполковнику З. И. Будилову за большую помощь, которую они мне оказали при сборе материалов о партизане Мальцеве и в работе над повестью.

Глава 1
Испытание

Уже не один раз выходили трое юношей на улицы родного города, опустевшие, погруженные в темноту ночной воздушной тревоги. Над ними высоко-высоко, в бездонном черном небе, образуя фантастические арки, скрещивались лучи прожекторов. Свет их струился, и было похоже, что это вовсе не лучи, а реки протекают там, в высоте, отражая мерцающий блеск луны. Они то распадались на части, то сталкивались и вновь сливались, то вдруг застывали, как гигантские шпаги, встретившиеся в единоборстве.

Волна за волной накатывались громы орудий. Волны рождались все ближе и ближе. Можно было подумать, что пушки, стреляя, меняют позиции, быстро передвигаются с места на место. Это движение начиналось где-то далеко за городом, за морским простором, проходило через пригороды, гулко вливалось на центральные улицы и площади. Так с определенной очередностью вступали в действие пояса зенитной обороны Ленинграда.

Трое юношей с благодарностью и надеждой следили за лучами прожекторов. Они казались им заботливыми руками, которые прикрывали замерзший, голодный, осажденный врагом, но непреклонный город, старались отвести от него беду. Как было не вскрикнуть от радости, не возликовать всей душой, когда вражеский самолет силился и не мог вырваться из цепких лучей, а те, схватив его мертвой хваткой, вели по темному небосводу, держа под прицелом зениток. И вот уже вспыхивают вокруг бомбовоза разрывы снарядов. Один… Второй… Третий… Еще один, и – прямо в светлячок, пригвожденный прожекторами к черному куполу неба!

Но у юношей нет времени наблюдать за тем, что происходит на небе. Не для того вновь сегодня, в тревожную ночь, вышли на улицы Валентин Мальцев и его друзья, такие же, как и он, комсомольцы – вчерашние школьники.

Прильнув к стенам зданий, чтобы не пострадать от осколков зенитных снарядов, парни сворачивают в переулки, застроенные громоздкими мрачными домами старого города.

Дома погружены в темноту. Светомаскировка соблюдается строго. Ленинградцы постигли ее искусство, зная, как она для них жизненно необходима. Под фашистскими самолетами должна быть только непроницаемая темнота. Пусть сбрасывают свой смертоносный груз, где придется, а не точно в цель, пусть не удастся им оставить осажденный город без хлеба, воды, света.

Но почему же нет-нет, а немецкие летчики достигают цели, и тяжелые бомбы обрушиваются то на больницу, то на крупный продовольственный склад? Могли бы разве они сделать это в такую вот темную ночь, не получив помощи с земли?

В семье бывает не без урода. Были, конечно, уроды и в славной мужественной семье ленинградцев, изумлявшей весь мир беспримерным героизмом, готовностью на любые жертвы во имя победы. В советском городе, даже схваченном стальными тисками блокады, фашизм не мог рассчитывать на «пятую колонну», которая до того распахнула перед ним ворота многих европейских городов. Враг вынужден был довольствоваться здесь ничтожно малым в сравнении с тем, что находил задолго до решающего удара в стены Мадрида, Парижа, Праги… Но и это ничтожно малое явилось для него большой и важной находкой.

Фашистские лазутчики, предатели Родины были где-то здесь, в лабиринте улиц, в громадах затемненных домов. Днем они ничем не выдавали себя: рядом с тобой работали на заводе, строили баррикады, стояли в очередях… А когда наступала ночь и с дьявольской пунктуальностью в одни и те же часы и минуты фашистская авиация принималась бомбить Ленинград, гадина высовывала ядовитое жало: вдруг покров светомаскировки рвала на части сигнальная ракета, пущенная с земли, и бомбовозы врага, получив точный ориентир, выходили на цель.

Валентин Мальцев – худощавый, высокий и стройный парень – вместе с двумя своими товарищами (он назначен старшим) совершают очередной обход отведенного им сектора наблюдений. Внимательными взглядами окидывают они дома. Нет, темнота нигде не нарушалась. Неужели они снова вернутся ни с чем? Но ведь ракетчики действуют, точно известно!

Вдруг на узенькой тупиковой улочке, где дома заслоняли друг друга, образуя глубокие колодцы-дворы, все трое внезапно замерли. Наверху такого колодца они и увидели то, что с нетерпением ждали, ради чего бодрствовали не одну тревожную ночь… Это и обрадовало их и возмутило: из окна шестого этажа (этаж они определили мгновенно) кто-то послал в небо навстречу немецким бомбовозам сигнальную ракету.

Они знали этот двор и этот дом. Знали его еще по мирным дням. Здесь жили их товарищи по пионерской дружине, а позднее – комсомольской ячейке. Отсюда направлялась, бывало, их веселая компания на фабричный стадион, расположенный невдалеке.

Первым стремлением было – тотчас же броситься в темный, но знакомый подъезд, взбежать по крутой узкой лестнице, сорвать с петель дверь, за которой укрылся предатель, задушить его собственными руками!.. Ну, а если ракетчик не один и враги вооружены? Голыми руками разве их возьмешь? Только спугнешь, дашь возможность уйти. А у комсомольцев, помогавших отрядам противовоздушной обороны, руки действительно были голыми: Валентин и его друзья не имели оружия.

– Будем действовать иначе, хладнокровнее и благоразумнее, – сказал Мальцев, с трудом сдерживая волнение. – Ты, Василек, бегом в штаб, доложишь дежурному. Потом приведешь сюда кого следует. Скорее, как можно скорее!

– Я не перепутаю подъезды? – растерялся Василек, щупленький, совсем еще мальчик. Он готов был, не мешкая, помчаться в темноту под градом осколков.

– Не беспокойся, этого не случится. Возле нужного подъезда тебя будет ждать Коля. – Мальцев повернулся к другому юноше:

– Ты меня, Коля, приведешь туда, – Валентин махнул рукой в сторону, откуда взвилась ракета. – Запомнишь квартиру и спустишься вниз, к подъезду. Станешь здесь «маяком».

– А как же ты? – недоумевал Коля. – Я вернусь к подъезду без тебя? Значит ты там…

– Верно: я останусь там. Дождусь вас. Сделаю все, чтобы они не ускользнули.

– Валя, не слишком ли рискованно? Они могут тебя убить! Может быть, вместе постережем у дверей, не дадим им уйти?

– На войне без риска нельзя. Так – за дверью – мы их вряд ли задержим. Будем действовать наверняка. Быстро и решительно.

…На стук ответили не сразу. Но Валентин чувствовал, что там, за дверью, стоит человек. Притаившись, разглядывает его в щелочку или замочную скважину. Что он может увидеть в такой кромешной тьме?

Наконец, дверь приотворилась и над цепочкой, державшей ее изнутри, прямо в глаза Валентину ударил луч карманного фонарика. Полоска яркого света на короткий миг ослепила его, она быстро обшарила всю фигуру юноши, проникла за спину, прочертила вдоль и поперек пустоту лестничной площадки и только после этого исчезла.

– Тебе кого, паренек? – услышал Мальцев старческий голос. – Чего шатаешься по этажам во время тревоги? Почему не в бомбоубежище?

– А вы, папаша, почему не в бомбоубежище? – полушутливо ответил Валентин. – Не боитесь? И я не боюсь. Нисколечко! Мне бы только не одному быть, а на людях.

– Что-то я тебя не припоминаю, парень. Откуда взялся в нашем доме?

– Да я пришел проведать тетку и двоюродную сестру. И неудачно. Не успел поздороваться, сразу – сирена. Они, как оглашенные, бросились в подвал. Про меня и вовсе забыли. До гостя разве, когда тревога? Где там! Ну, я в подземелье – не ходок, нет, нет! Там куда страшнее, чем здесь, на верхотуре. Вышел на лестницу, слышу – у вас тут кто-то есть, вот, думаю, подвезло. И решился постучать, пересидеть с людьми тревогу. Пустите? Не прогоните?

– Зачем прогонять? Заходи, раз ты такой смелый. Да еще, если каждый шорох слышишь. – Старик ехидно хихикнул. Заскрежетала снимаемая с двери цепочка. – У меня действительно гости, ты угадал. Ученики мои. Спасибо им, не забыли больного учителя, не оставили старика в одиночестве.

За Валентином захлопнулась дверь.

По-прежнему невидимый в темноте, хозяин квартиры шаркал впереди ногами, по всей вероятности, обутыми в валенки. Голос его смягчился, стали преобладать доброжелательные тона:

– Не побоялись остаться со мной на такой вышине, прямо тебе под брюхами самолетов. Молодцы, ребята! Да и ты, видать, парень-гвоздь. Проходи, проходи. Смело ступай за мной, в коридоре пусто, не ушибешься. Что тут стояло, все, как есть, пошло на топку, ничего не осталось. Мореный дуб, что тебе антрацит…

Его заглушили сильные взрывы. Дом дрогнул, закачался. Валентина неожиданно бросило в сторону, прижало к стене. Где-то рядом со звоном посыпались стекла.

Внезапно снова наступила тишина. И голос старика послышался над самым ухом:

– Склады с бензином бомбят. Понимаешь? Прямое попадание! Неужели точно в баки? Ах, черт подери!

Было не понять: спрашивает он или утверждает, и для чего поминает черта – сокрушаясь или радуясь?

Старик ввел Валентина в большую комнату, обставленную массивной мебелью, устланную коврами. Здесь было светло от свечи, горевшей в углу на комоде. После непроницаемой темноты, царившей на лестничной площадке и в прихожей незнакомой квартиры, обыкновенная свеча показалась такой яркой, излучающей столько света, что Валентину на мгновение почудилось, будто комната озарена электричеством. Ясным ласковым светом, от которого он уже совсем отвык.

У красивого камина струила тепло чугунная печурка. Пахло сырыми дровами, нафталином, печным и табачным дымом. На диване и в креслах сидели тепло одетые молодые люди. Их было четверо.

Валентин сразу приметил напряженность и рисовку в подчеркнуто небрежных позах. Он встретил колючие, трусливые и недоверчивые взгляды, перехватил молниеносный настороженный разговор этих глаз.

– Здравствуйте, – непринужденно сказал Валентин, расстегивая стеганку.

Он снял шапку-ушанку, старательно пригладил пышные темные волосы. Так же спокойно сел на предложенный ему стул, огляделся, радушно воскликнул:

– О, да у вас целое общество! Можно будет за беседой позабыть о бомбах и смертях, не так ли? Очень рад познакомиться.

Валентин встал и еще раз поклонился. Молодые люди ответили молчаливым небрежным кивком головы.

– Мы тут говорили о музыке, о книгах, – заторопился хозяин.

Теперь видно было, что он совсем не стар: густая борода и усы не имели седины и не соответствовали молодому, без морщин, энергичному, но очень неприятному, отталкивающему лицу.

– Хорошая штука – беседа культурных, образованных людей. Но… – Он вдруг бросил в сторону своих учеников быстрый и выразительный взгляд. – Но я, знаете ли, не могу задерживать моих друзей. Нельзя же до бесконечности пользоваться их вниманием. Как раз перед самым вашим приходом я рекомендовал им сойти в бомбоубежище. Хватит для меня рисковать!

Тут и вы, кстати, пришли. Значит я останусь не один. И они могут не тревожиться. Нам с вами, надеюсь, не будет скучно? А им пора, пора!

Ученики, как по команде, разом вскочили, стали торопливо нахлобучивать шапки, повязывать башлыки, одевать рукавицы. Ни один из них и словом не обмолвился, чтобы остаться.

«Старик» выпроваживал своих учеников. Его ласковый говорок явно имел два значения – одно для неожиданного пришельца и другое – для этих четырех парней с воровски бегающими злыми глазами. И говорок хозяина, и подозрительная поспешность его гостей, все, что они здесь делали до прихода Валентина и делают сейчас, руководствуясь скрытой командой субъекта, который специально отрастил бороду и имитирует старческую речь, – все это убеждало Валентина, что он пришел по точному адресу, поспел вовремя. Теперь смотри, не оступись!

Но внешне он по-прежнему был весел и беззаботен. Лицо его выражало только огорчение, что «общество» расстраивается и большой душевной беседы не получилось. Трудно было заподозрить в этом с виду наивном простаке какие-нибудь другие мысли, другие намерения.

– Как жаль, что вы уходите, – сокрушался он. – Ну еще бы парочку минут побыли вместе с нами. Куда спешите? Тревоге скоро конец. Бояться нечего, ничего не случится.

– Нельзя, нельзя! Пусть уходят, – снова заторопился «старик», не давая своим подопечным открыть рта.

– Тогда вместе хотя бы посмотрим на белый свет, – нашелся Валентин. – Из ваших окон, вероятно, вид на город такой, что дух захватывает. Разве увидишь подобное из бомбоубежища! Правда ведь? Погасите, пожалуйста, свет, приподнимем штору и посмотрим. Очень интересно!

– Что ж, наш юный гость, пожалуй, прав, – раздался голос хозяина. – Повремените уходить. Федор! Погаси свечу. Илья! Займись шторой. В крайнем окне. Александр! Не стой, помоги ему. Осторожно, без лишнего шума. – Он говорил мягко, но властно. Молодые люди были на редкость исполнительными, знали здесь каждый уголок, действовали привычно и организованно. Комната погрузилась в темноту.

Но прежде, чем поднялась штора, какой-то тяжелый предмет свалился со стуком с подоконника.

– Что там? – изменившимся голосом закричал «учитель». – Что вы наделали! Болваны!

Все четверо «учеников», толкая друг друга, переругиваясь, ринулись к окну, бросились на пол, шарили там, тяжело дыша. Они не заметили, что Валентин ловко опередил их и уже успел поднять, подержать в руках, узнать упавший предмет и, как ни в чем не бывало, положить его в сторонку на пол. Пусть найдут! Пусть подумают, что он ничего не заметил. Ошибки быть не могло: с подоконника упала ракетница. Та самая, которая стреляла этой ночью на глазах у Валентина и его товарищей. Та, что служила фашистским бомбовозам. И окно, у которого он сейчас стоял, было именно «тем» окном.

В широкий светлый прямоугольник перед ним открылось небо. Обычное жуткое небо бессонных тревожных ночей Ленинграда. Небо, исполосованное мерцающими струями прожекторных лучей, пробуравленное снарядами, что вспыхивали в бездонной высоте, разрывались там, образуя причудливые букеты, которые таяли и вновь возникали, то вдали друг от друга, то рядом. Небо, вспоротое пунктирными полосами трассирующих пуль.

Небосклон был окрашен зловещим багрянцем пожара, полыхавшего далеко внизу, на земле, на порозовевшем снегу. Зарево оттуда поднималось все выше. Вместе с клубами черного дыма оно растекалось на все четыре стороны, как кровавое пятно на тонком бинте, покрывшем свежую рану.

Валентин простоял у окна, сколько считал возможным, подольше. Он слышал за спиной возню, перешептывание. Наконец, ракетницу, видимо, нашли и, оправдываясь, поспешили передать «старику». Тот при этом в сердцах наградил кого-то проклятием. Но «учителя» можно было понять и иначе: человек негодовал по адресу немецких летчиков, варварски сбрасывавших бомбы на горящие жилые кварталы.

Потом в комнате все успокоилось, и после короткой тишины вновь завязался разговор о том, как здесь, на шестом этаже опасно во время тревог, – ну, прямо над твоей головой идут самолеты, попробуй, выдержи такое испытание нервов!

Беседовали все так же только Валентин и хозяин квартиры. Остальные упорно хранили молчание. Оно держало Мальцева в напряжении. Каждую секунду можно было ожидать, что не в меру разговорчивый, разбитной «старичок» догадается о хитрости своего внезапно объявившегося, незваного гостя, или же на всякий случай решит избавиться от ненужного подозрительного свидетеля. Видать по всему: стоит бородатому лишь моргнуть и эти четверо молчальников, озлобленных, готовых на все, уберут Валентина со своего пути, нисколько не колеблясь перед самыми крайними мерами.

Но Мальцев ничем не выдавал своих опасений. Он старался непринужденно поддерживать беседу. Ему нужно было достичь своего: протянуть время.

А парни, как бы угадывая намерения Валентина, вновь заторопились уходить. Штору быстро опустили, опять вспыхнул яркий язычок свечи. «Учитель» и «ученики» стали прощаться. Еще минута и планы Мальцева безнадежно рухнут. Нет, он так просто не отступит! Уйти им не удастся!

– Я думаю, ребята, – перешел он на панибратский тон, адресуясь непосредственно к парням, – зачем, собственно, вам спускаться в убежище? Давайте лучше расскажем или покажем друг другу, кто что умеет. Чем плохо? Так и ночь пройдет быстрее.

Заметив, что они растерянно переглядываются и ждут указаний, Валентин решил идти напролом, играть сразу всеми своими козырями. Важно ведь выиграть еще каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут. Сомнений быть не могло: наряд для поимки ракетчиков уже мчится сюда на автомашине.

– Почин, говорят, дороже денег, – вот я его и сделаю, – продолжал Мальцев. – Выступлю первым. Прошу уважаемых зрителей занять места поближе к печке. Согласно купленным билетам. Номер моей программы построен на игре с огнем. Факир огня не боится. В этом вы сейчас доподлинно убедитесь. Уселись? Нет, нет, не так. Стулья прошу поставить полукругом. Считайте, что вам повезло, вы в цирке.

Он, не торопясь, сам переставил стулья. А внимательных глаз не спускал со «зрителей». Дело шло на лад: парни были заинтригованы, они с интересом усаживались возле печки, забыв на время о своем «учителе», который тоже не прочь был посмотреть чудачества своего веселого гостя. Что ж, раз гость готов их повеселить, почему бы не предоставить ему такой возможности? Пусть чудачится! С таким легкомысленным мальчиком это совсем не опасно.

– Еще несколько минут, и вы убедитесь, почтенные зрители, что огонь для меня – ничто. – Валентин вошел в роль, говорил и действовал уверенно. – Вы увидите, что обыкновенная человеческая рука, – он повертел ладонью перед лицами любопытствующей публики, – самая обыкновенная, ничем, абсолютно ничем не прикрытая рука, способна выдержать на себе огонь. Вот так… Внимание, внимание!.. Представление начинается! Маэстро, марш!

Валентин распахнул дверцу печки, коротким движением извлек оттуда докрасна раскаленный уголек, положил его себе на ладонь и медленно поднес к глазам зрителей. Уголек обдал лица жаром, «публика» отшатывалась. Но рука, на которой лежал уголек, ничем, действительно, не защищенная рука, не дрогнула. Она и не пыталась его сбросить. Зрители привстали от интереса. Впились глазами в лицо Валентина: ну, факир, каково тебе, небось, скривишься от нестерпимой боли!? И снова сели, пораженные. Ни один мускул на лице Валентина не дрогнул. Он по-прежнему улыбался, весело приговаривал:

– Я же вам говорил, что огонь мне не страшен. Пожалуйста, буду держать сколько вашей душе угодно. Жара не чувствую. Боли – тем более.

– Фокусник! Право же, самый настоящий факир!

Они снова – и «ученики», и «учитель» – встали. Нет, это, действительно, необыкновенно, – то, что он делает! Окружили Валентина плотным кольцом, склонились над ладонью, держащей уголек, рассматривали ее, как диковинку.

– Вы, может быть, думаете, что пригорит кожа? – тем временем интриговал их «факир». – Дудки! Она у меня луженая.

Если бы они только знали, какую адскую боль он терпел! Она разбегалась от ладони по всему телу, ударяла в мозг. Хотелось закричать. Хотелось, забыв обо всем, вырвать жало, которое впивалось все глубже. Но этого делать нельзя! Нельзя отступать от плана, который он себе наметил и выполнит во что бы то ни стало! Пусть хлопают глазами и пренебрегут осторожностью. Этого ему только и нужно!

Один из парней вдруг стал принюхиваться, громко втягивая ноздрями воздух. Он толкнул локтем своего соседа:

– Чувствуешь? Горит.

– Что горит? Где?

– Мясо. Человеческое мясо на руке у факира.

Действительно, по комнате стал распространяться специфический горьковатый запах паленой кожи.

– Вот тебе и луженая рука! – радостно завопил парень, который первый обнаружил подозрительный запах. – Врет он, врет!

Все бросились к Валентину.

– Так и есть, горит!

– А я вам говорю – горит совсем не моя рука, – невозмутимо отрицал Мальцев, – пожалуйста, смотрите.

– Нет, горит рука. Ну и терпеливый, черт!

– Фокус его – брехня!

– Зачем он тут паясничает?

– Что ему от нас нужно?

– Для чего ты сюда пришел? Отвечай! Брось свои фокусы!

Молчальники вдруг заговорили все разом, горячо и исступленно. Перед лицом Мальцева замелькали кулаки.

В этот критический момент раздался громкий и настойчивый стук в дверь. Оттуда послышался твердый голос:

– Отворите немедленно! Проверка документов.

– Спокойствие! – властно предупредил «старик». – Документы у всех в полном порядке?!

И снова нельзя было определить – спрашивает он или утверждает. Прощупав «учеников» колючим взглядом, «учитель» вобрал голову в плечи и, старательно шаркая валенками, засеменил к двери.

В комнату вошли вооруженные люди. С ними был Василек. Они увидели Валентина, который, сморщившись от боли, перевязывал носовым платком обожженную ладонь.

– Что здесь произошло? – строго спросил командир наряда противовоздушной обороны.

– Ровным счетом – ничего, – залебезил перед ним хозяин квартиры. – Маленькое веселое представление: факир укрощает огонь. Документики – пожалуйста, прошу вас, товарищ. – Он распахнул бумажник, быстрым и угодливым жестом заправского официанта поднес его командиру.

Валентин шагнул к «старику», здоровой рукой отстранил протянутый бумажник. Прямо глядя в глаза врагу, произнес, уже не сдерживая волнения и ненависти:

– Документы можно пока не показывать. Успеется. Предъявите прежде всего ракетницу. Да, да, не удивляйтесь. Вас это не спасет. Не валяйте дурака! Слышите?.. Ракетницу, из которой был подан сигнал фашистским бомбовозам… Она у вас потом свалилась с подоконника. Помощники ваши неуклюжие подвели. Перестарались. Ваша и их песенка спета, подлецы!

«Учитель» стал пятиться, ударился спиной о выступ камина, взвыл, как побитая собака.

– Руки вверх! Ни с места! – скомандовал командир наряда. – Приступить к обыску!