Текст книги "Любовь под прицелом"

Автор книги: Аркадий Карасик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

2

Однажды отец попросил купить им с матерью кое-какие продукты. Мать заболела, а у бати одно упоминание о магазинах вызывает такой взрыв негодования, что мы с матерью буквальна глохнем.

– Чтоб я стоял в треклятых очередях и улыбался жуликам? Лучше выгоню два куба кладки, перелопачу на бойке десяток ведер раствора! Мое дело – деньги заколачивать рабочими руками

честным трудом, а не принижаться до частного извоза! – пустил он в меня остро отточенную стрелу. – Или у нас,.рая, детей нет, или мы их не выкормили с тобой, а? Или я не заслужил покоя самоотверженным трудом на старости лет?

Мать скрывалась в своем привычном убежище – на кухне. Прикрыла остекленную дверь и сидела там, выжидая, когда выговорится и умолкнет неугомонный супруг…

Мне прятаться некуда. Разве только – в туалет? Но это слишком унизительно. Неизвестно, когда отец иссякнет, а сидеть на толчке, разглядывая наклеенную на дверь картинку с изображением обнаженной девицы, – радости мало. Пришлось нехотя выдать обещание.

– Ты прав, батя, – попробуйте вслух усомниться в его правоте, узнаете, что это означает. – Завтра же после работы загляну в магазин…

Конечно, можно попросить Ольгу, но нет никакого желания вступать с женой в незапланированный контакт. Раскричится, высчитывая на пальцах, что она, несчастная, делает для своей семьи, сетуя на то, что безжалостный муж взваливает на ее слабые плечи заботу о его родителях. Появится на помощь теща… Нет, Ольгу просить не стану, все сделаю сам…

А Фимка? Ведь она такой же «ребенок», как и я… Нет, не такой же. После праздничного обеда, посвященного ее освобождению из тюрьмы, сестра ушла в глубокое подполье… Небось молодожены наверстывают упущенное. Так что надеяться на помощь сестры нереально.

Итак, остаюсь один я.

После смены поехал в универсам, расположенный неподалеку от родительского дома. Тащить через весь город полную сумку с уложенными в нее сверху тремя десятками яиц – удовольствие маленькое. Я представил себе переполненные автобусы, где пассажиры активно оттаптывают друг другу ноги, обрывают пуговицы, норовят заехать локтем в лицо.

Прошелся по магазину из конца в конец. В наличии имелось всё, что мать заказала. Даже овощи лежат на прилавке, стыдливо прикрывшись этикеткой, на которой крупно выведена цена.

Набил сумку и вопросительно взглянул на клочок бумаги с перечнем продуктов, которые надлежало купить… Все? Нет, не всё. По закону подлости не оказалось яиц. Всегда лежат горкой или в упаковке, а сейчас – пусто, будто все без исключения курицы ушли на больничный.

Рискну появиться у родителей без яиц. Мать промолчит – она у нас умная, все понимает. А вот отец выльет на многострадальную мою голову очередной ушат гнева… А вдруг позабудет про яйца? Не забыл.

– За что ты меня, Колька, не любишь, а? – грозно спросил он, оглядывая выложенные на кухонный стол продукты. – Что я тебе сделал плохого? Ишь, какого детину выкормил, а ты… Знаешь ведь, стервец, утреннее мое меню: тройка яиц в мешочек, малосольный огурчик, да чашка чая с бутербродами… Все в наличии, а где яйца? Мало я тебя в малолетстве порол, вот и не внушил почтения к родителю…

Отец покраснел от гнева и обиды, замахал пудовыми кулачищами. Будто сам себе аккомпанирует. Как бы этот аккомпанемент не пришелся по мне! Батя – мужик серьезный, в азарте может и заехать…

В кого я уродился? Батя – скандалист, мать – серая мышка Я – ни то и ни другое, помесь какая-то беспородная. Со всеми соглашаюсь, от осложнений и скандалов шарахаюсь в сторону, настоять на своем не умею. Не зря попал под женин каблук…

– Будут яйца, будут! – успокоил я разбушевавшегося отца. – Просто в ваш магазин еще не завезли… Поеду в Можайку, там наверняка есть…

– Ты – на колесах? – уже тише спросил отец.

– Осточертели мне «колеса»! Хотя бы денек отдохнуть о» них…

Отец с умиротворенной улыбкой на широком рыхлом лице похлопал сына по плечу, слегка подтолкнул в спину. Будто благословил на ратный подвиг. Никогда не скажешь, что совсем недавно он был недалек от того, чтобы отправить меня в нокаут…

Можайский магазин покупателями не перегружен. Очереди, конечно, есть – как без них? – но не серьезные, существующие, мне кажется, для того, чтобы люди, привыкшие к старым временам, не скучали, не потеряли, как принято выражаться, локтевую связь с себе подобными.

Я двинулся по длинному залу, будто полководец, принимающий парад. Оглядывал прилавки и витрины. Не то чтобы полное изобилие, но жить можно. Даже при бьющих по голове ценах.

Где же молочно-яичный отдел? Правда, нужен не только он, ибо мать на прощание вспомнила и забила в мою память добрый десяток ранее упущенных наименований продуктов. В том число сметану.

И вдруг я замер, словно неожиданно натолкнулся на красный свет семафора.

Впереди шла… Любаша.

В джинсах, голубой куртке с откинутым капюшоном, с распущенными волосами она выглядела если не королевой, то уж принцессой – точно. Казалось, что все мужчины, начиная с четырнадцатилетних пацанов и кончая престарелыми ветеранами, вмиг позабыли о покупках и уставились на красавицу.

Обо мне и говорить нечего.

Некоторое время я шел за девушкой. Останавливался вместе с ней у прилавков, смотрел невидящими глазами на консервы, рыбу, мясо. Передвигался к следующему отделу. Снова разглядывал витрины и прилавки.

Любаша придирчиво выбирала продукты… Уж не для Тихона ли?… Она взвесила рыбу, отобрала овощи и направилась к кассе. Только здесь я осмелился догнать ее.

– Здравствуйте, Любаша…

– А-а, извозчик! – нисколько не удивилась она, будто мы расстались какой-нибудь час назад. – Оказывается, вы не только машины водите, но и снабжением занимаетесь, семью обеспечиваете… Похвально… Велика ли семейка?

Вопрос задан с явным подтекстом. Дескать, то, что ты женат, не сомневаюсь, а вот о детишках хотелось бы узнать. Сколько их, какого возраста?

Зачем ей понадобились мои анкетные данные?… Впрочем, скрывать нечего, чист, как стеклышко…

– Родители озаботили… Жена с тещей сами покупают, детей не завел… Живем втроем, – отчитывался я, будто перед строгим кадровиком. – Отец с утра до вечера работает, каменщик он на стройке. Мать часто болеет, вот и приходится помогать…

– Вот как? – удивилась Любаша. На мой взгляд, не удивляться нужно, а соболезновать. – Вдобавок ко всем положительным качествам вы еще и преданный сын…

– А разве вы не помогли бы своим родителям?… Только не притворяйтесь этакой бездушной, жестокой – не поверю.,.

– Женщины немного душевней мужиков. Поэтому я не устаю удивляться чертам вашего характера…

И снова – подтекст. О каких «чертах» идет речь? Очередная насмешка или искреннее уважение?… Да-а, разговаривая с девушкой, приходится все время держаться начеку, будто за рулем взбесившейся машины.

– А вы, наверно, печетесь о Тихоне? – нанес я ответный удар… либо постарался уйти от разговора о своих «положительных качествах». – Болезненный он человек… у вас.

– У меня?

Приветливая улыбка растаяла, превратившись в страдальчес-ю гримасу. Глаза остро блеснули. Губы приоткрылись, показывая крупные, безупречной формы зубки.

– Простите, Любаша, – неизвестно за что извинился я – не нагрубил же, не нахамил. – Просто я никак не могу понять, в каком качестве вы находитесь в этой… компании… Надеюсь, мое недоумение не обидело вас?

– Нет, не обидело… А знать, кто я и что я – вам не следует! Сама во всем разберусь – не маленькая… Короче, извозчик, мне налево, вам направо. И примите добрый совет: не забивайте голову чужими проблемами, можете напороться на крупную неприятность… К тому же, если не ошибаюсь, у вас своих проблем – сверх головы!

Резко повернулась и, вызывающе покачивая стройными бедрами, пошла в кондитерский отдел.

Вот это характер – на троих мужиков хватит и еще останется!

Подумал я, подумал и, не обращая внимания на покупателей и продавцов, ринулся за девушкой. Будто позабыл сообщить ейнечто важное, от чего зависит не жизнь, конечно, но судьба – наверняка. Наша с ней судьба, общая.

– Любаша! Погодите, Любаша!

Девушка остановилась. На лице – ни следа недавнего негодования – прежняя улыбка, приветливая и слегка насмешливая.

– Что случилось? Наводнение? Или пожар?

Я остановился, не зная, что сказать. Зачем я догнал ее после получения суровой отповеди? Извиниться? А за что?

– Что же вы молчите, извозчик?

– Не знаю, с чего начать, – честно признался я. – Захотелось проводить вас…

Любаша не удивилась. У меня возникло впечатление, что она заранее знала о моей несуразной просьбе и заранее решила ответить согласием.

– Ну что ж – проводите. Сейчас набью сумку продуктами, расплачусь, и пойдем… Кстати, вам ведь тоже нужно приобрести продукты… Объединим усилия?

– Обязательно объединим, – радостно согласился я.

Будто дружная, любящая пара, мы обошли отделы. Я занял очередь в кассу. Любаша то и дело прибегала, сообщала суммы, необходимые для уплаты за продукты. Наморщив лоб, что-то высчитывала на карманном калькуляторе. Смеялась и сердилась одновременно.

Уже направившись к выходу, вдруг вспомнила:

– Про селедку мы забыли! И масло у меня кончается… А вы яйца так и не купили? Попадет же вам от отца, ох как попадет!

Смеясь и подкалывая друг друга, мы возвратились к прилавкам. Покидать Можайку ни мне, ни, похоже, ей не хотелось.

Почему?

3

В голову вбито два гвоздя, длинных и ржавых. Их не вытащить, от них не избавиться – ноют и ноют. Дома, на работе, и машине, даже во сне.

Первый – зачем я понадобился Тихону и его дружкам? В качестве водителя машины? Глупость. В наше время приобрести легковушку, в том числе иномарку, легче легкого. Купить права, имея в кармане деньги, и того проще. Возиться же со мной – накладно и опасно. Мало ли какой «гвоздь» вобью себе в башку, и, чтобы избавиться от него, махну в ту же прокуратуру. Так, дескать, и так, нарушают права человека, попал в бандитский вертеп, выручите, спасите, вы за это получаете мои налоги. И спасут – повяжут преступников… Стоит ли Тихону рисковать?

Заманить в шайку еще одного человека? Еще глупей. Прежде всего, сейчас добровольцев, желающих набить карманы, предостаточно. И потом сомневаюсь, чтобы для «заманивания» потребовалась столь длительная и сложная операция.

Второй «гвоздь» – почему муниципалыцики, взяв у меня подписку и завладев паспортом, не интересуются моим времяпровождением. Ни разу не вызвали для допроса, очной ставки пли уточнения обстоятельств совершенного преступления. Даже не позвонили. Закрыли дело? Хотелось бы, конечно, поверить в такой благодатный исход, но… Сомневаюсь, чтобы перевозка наркотиков и возможное их распространение были квалифицированы, как легкая шалость. За это сажают, а обо мне забыли… Значит, держат «на крючке», следят, выжидают, когда преступник успокоится и выйдет «на связь» с сообщниками, чтобы накрыть всех сразу…

Имелся еще и третий «гвоздь», маленький и вовсе не ржавый. Я изо всех сил старался позабыть о его существовании, но частенько он беспокоил, ворочался… Все же кто такая Любаша, как она связана с Тихоном?

Часто на улице я неожиданно останавливался и оглядывал людей, машины, витрины магазинов. В первые дни стремился обнаружить слежку. Все тихо, ни одной подозрительной личности. Непонятно. Потом уже искал не слежку – девушку. Должны

же мы встретиться!

Какой же я глупец! Тогда, после блуждания по магазину, я провел ее к дому, остановился возле подъезда, церемонно пожал руку и… ушел. О свидании – ни слова, хотя эти слова так и вертись на языке, так и рвались наружу. В тридцать с гаком лет я будто возвратился в наивную свою юность…

Чаще всего «гвозди» беспокоят меня на работе. Дома их забивают хозяйственные дела и заботы: купить картошку, запастись продуктами, пристроить обрушившуюся на меня денежную лавину.

Я усиленно изучал рекламу, выбирая акционерные общества и банки. Кому отдать предпочтение? Выберешь тот же «Гермес», а его руководитель соберет в дипломат вложенные в общество купюры и махнет, скажем, в Швейцарию. На постоянное место жительства. И я останусь с носом, в прежнем полунищем состоянии.

Зато на работе сяду за стол в прорабке, упрусь взглядом в изученные до мелочи чертежи и ломаю голову над чертовой проблемой: как вытащить два ржавых «гвоздя» и избавиться от шевеления третьего.

Прибежит в прорабку замороченный бригадир с заковыристым вопросом, а я никак не могу в этот вопрос врубиться. По несколько раз переспрашиваю. В голове – Тихон с дружеской улыбочкой и жестоким блеском в глазах; милиция потрясает моей подпиской и паспортом; сыщики, почему-то в старомодных котелках и с зонтиками в руках, подглядывают из-за углов…

Кажется, пора обращаться к психиатру…

– Ты что, прораб, часом не сбрендил? – удивляется рассерженный бригадир, потрясая накладной. – В третий раз прогну подмахнуть требование, а ты уставился на меня, будто на икону Богоматери и мычишь… Перебрал, небось, вчера и никак не можешь очухаться… Верный способ – надо похмелиться…

– Вот именно, перебрал, – наконец врубаюсь я. – Только не спиртное виновато… Понимаешь, задачки у меня с добрым десятком неизвестных, никак не могу разобраться… Эх, если бы – перепой! Немедля хватанул бы похмелку – и все дела.

Ничего не понявший бригадир соболезнующе кивает, а, выйдя за дверь, многозначительно крутит пальцем у виска. Дескать, поехала крыша у нашего прораба, пора его в психушку везти…

Нет, не к психиатру – в прокуратуру. Там вылечат.

Мысль о явке с повинной не раз и не два приходила мне в голову. Но я с испугом гнал ее вон. Если бы не «дело о наркотиках» – давно бы сдался. Попадем с Тихоном и Владькой в одну камеру по одному и тому же делу – что они со мной сделают? Убьют – туда и дорога, но ведь изувечить могут…

Сейчас я уже не гнал назойливую мысль о явке в прокуратуру, наоборот, обсасывал ее, прикидывая, как лучше осуществить, что сказать, в чем признаться… Пожалуй, пора поторопиться, пока не давит груз более серьезных преступлений…

Однажды бездумно шел по улице, машинально выглядывая «слежку», и вдруг остановился возле подъезда отделения милиции. Сейчас войду и просто скажу: «Пришел с повинной». Наручники оденут? А зачем, если я доброволец?… До входной двери – шагов десять, не больше. Но для меня – десять километров, одолеть которые так и не хватило сил…

Что же я собираюсь делать? После признания меня не выпустят – отвезут в ту же Бутырку… А я хочу жить на воле, мне решетки и издевательства надсмотрщиков противопоказаны.

Так и не дошел до входа, повернулся и бегом, весь в поту, помчался на стройку, где уже заканчивался обеденный перерыв.

Нет, нет, лучше вкалывать, переругиваться с бригадирами, получать замечания и выговоры от начальников; не спать, перевозя из города в город непонятные тихоновские «посылочки»; зубатиться с женой и тещей.

В общем-то, беспокоили меня на работе мало. Бригадиры состояли из опытных мастеров, построивших не один объект разного назначения и этажности. Начальник стройучастка, похоже, начисто забыл, что у него есть прорабы, бегал по начальству, выбивая материалы и инструменты, часами просиживал у проектировщиков, добиваясь упрощения больно уж сложной конструкции. Короче, занимался своими делами. Точно так же, как

в застойные времена.

А я занимался своими проблемами. Пытался извлечь заржавелые «гвозди», разрешить неразрешимое.

Этот день остался в памяти надолго.

Приблизительно за полчаса до конца смены, когда я, растолкав по полкам шкафа до смерти надоевшие чертежи, мечтал об ужине у матери, дверь в прорабку предупреждающе заскрипела. В комнату вошел… Тихон. В широком плаще и в берете – в своей обычной униформе.

Странно, откуда он узнал место моей работы? По запаху, что ли?

– Извини, Николай, за неожиданный визит, – скупо улыбнулся он, по-хозяйски усаживаясь за стоящий возле окна стул. Осмотрел в окно подступы к прорабке, перевел взгляд на меня. – Дело

такое, что пришлось побеспокоить… Поехали, поговорим.

– Я – не на машине…

– Пошли, пошли, что-нибудь придумаем. Беседовать здесь – ни мне, ни тебе не с руки… Сам понимаешь.

Кажется, я превратился в рыбку, глубоко заглотнувшую предательский крючок с денежной наживкой. Не сорваться, не нырнуть в глубину – напряженная леска тащит добычу наверх. Туда, где обессилевшей рыбке грозит неминуемая гибель.

Я покорился судьбе и первым шагнул за порог прорабки. Тихон, будто конвоир, следовал за мной, командуя, налево, направо.

Миновали ворота. Один из бригадиров с недоумением проводил нас взглядом. До конца смены добрых пятнадцать минут, а прораб уже намылился домой. Раньше такого никогда не было.

Или, на самом деле, у прораба поехала крыша?

«На самом деле, – подумал я. – Попал бы ты в такой переплёт, сам бы сбрендил».

За ближайшим к стройке перекрестком – шикарная иномарка, по-моему, «мерседес». За рулем осклаблился в наглой улыбочке Владька. Вот, дескать, мы каковские, на каких машинах ездим, не чета твоему задрипанному «москвичу»!

Краешек первой проблемы прояснился, «гвоздь» наполовину вышел из изболевшихся моих мозгов. Я нужен Тихону не в роли извозчика»… А в качестве кого?

– Садись, Николай, не стесняйся, – Тихон открыл дверь машины, заботливо посадил меня, сам уселся рядом. – Собрали мы с Владькой остатки деньжат, и купили сносную машинку. Не скрою, туго пришлось, твое освобождение из кутузки стоило немало…

Очередной намек на «долг чести». В последнее время Тихон частенько вспоминает о нем, чередуя это воспоминание с паспортом и подпиской. Я сделал вид – не понял.

– Поехали. Туда, где машин побольше, а народу поменьше. Разговор предстоит больно уж острый – как бы не порезаться…

Владик вел машину сверхотважно – метался по улице, менял полосы, подсекал медленно ползущие «москвичи» и «жигули», дважды лихо проскочил на красный свет. Тихон не останавливал лихача, не делал ему замечаний – задумчиво поглядывал в окно. Будто проигрывал предстоящую беседу.

Наконец, мы припарковались к тротуару рядом с какой-то фирмой. С одной стороны – «БМВ», с другой – «жигули-девятка». Прохожих мало – магазинов поблизости нет, а прогуливаться в наше время не только вредно для здоровья, но и опасно для жизни.

– Вот теперь можно поговорить спокойно, – на лице Тихона – ни следа недавней улыбки: брови нахмурены, губы сжаты, слова цедит медленно, скупо. – Звонил тебе домой – ответила женщина. Не жена – ее манеру говорить я уже усвоил, когда беседовал по поводу твоего исчезновения, – наверно, теща. Она терпеть не может, когда звонят мне или Ольге, считает – все новости обязательно должны проходить через хозяйку, то есть через нее. – Подозвать тебя отказалась. Вот и пришлось заявиться на работу.

– Ничего страшного, ко мне часто приходят, – изобразил я этакую значимость своей мелкой личности. Тихон пренебрежительно усмехнулся и снова нахмурился.

– Пора тебе выходить на… международный уровень. Хватит работать по мелочам. Мы тебе доверяем, знаем – не скурвишься, побоишься. Если не за себя, то за тещу, – снова ухмыльнулся он. – И за жену, конечно… Введение понятно?

– Понятно, – словно эхо, повторил я.

– Завтра уезжаешь в Самарканд. Поезд уходит днем. В Самарканде тебя встретят. Возьми конверт – в нем лежит письмо и деньги на дорогу. Там же – паспорт. Обошелся он недешево, но сейчас возвращения долга не требую – вычту из заработка…

– Но я ведь работаю…

– Твои проблемы. Возьми за свой счет или в счет очередного отпуска. Мы – не благотворительная организация, придется тебе покрутиться, поработать умишком. Но получишь солидно…

Последнее замечание смело все мои возражения. Если Тихон говорит «солидно», это означает, что сумма, которую я получу, будет как минимум в два раза больше обычного вознаграждения за поездки по области. Ради нее можно и за свой счет взять недельки две. Начальник не должен отказать, после сдачи девятиэтажной башни наступил период недолгого затишья.

– Что я должен везти? Если наркотики – отказываюсь. Снова подставляться не хочу.

– Не волнуйся, Коля, не транжирь дефицитные нервы. Наркотиками мы не занимаемся. И опасно, и накладно. Тот случай – единственный. За него я намылил Владьке шею – до сих пор болит…

Владька покаянно склонил голову. Но мне показалось, что сделал он это не от сознания допущенного промаха, а для того, чтобы скрыть от меня насмешливую улыбку.

– Что будет упаковано в посылке, знать тебе не обязательно. Даже опасно… Скажем, пакет с письмами интимного характера.

– В прошлый раз вы тоже говорили: успокойся, не выдумывай. А в портфеле оказался наркотик, – жалобно вымолвил я, будто выпрашивал у палача, поднявшего свой топор, пощаду, которой не будет.

– Сказано, не замусоривай себе мозги! – зло прикрикнул Тихон. – Может быть, менты подсунули наркоту, может быть, завалялся с прошлой передачи, а Владька не заметил… Все может быть. Мы не всегда были святыми, как сейчас, и наркотиками баловались… Теперь завязали… Прекрати трястись, будто лист на ветру.

Я приободрился. Если в портфеле не наркотик – бояться него. Хотя… Тихон может передать своим дружкам что-нибудь и страшней…

– Взрывчатка? – выдохнул я.

– Штаны стирать не придется? Нет там никакой взрывчатки, самая безобидная посылка из всех, какие перевозит железная дорога… Еще вопросы имеются?

– Не лучше ли отправить почтой?

– Говори, да не заговаривайся. Я плачу, ты делаешь. Значит, мне лучше знать, с какой оказией посылать пакеты!

Никакой я не инженер – обычная мышь с прищемленным хвостом. И сколько бы я ни крутился, ни вертелся, пытаясь освободиться – хвоста не вытащить из мышеловки, не удрать.

Поэтому я покорно склонил голову. Все сделаю, что поручите, только не отдавайте на съедение коту, пожалейте.

– И еще хочу предупредить. Твой паспорт мы вызволили, подписка уничтожена, но ты по-прежнему у милиции на крепком крючке. Одна попытка предать нас, одно лишнее слово, и – за решеткой. Сам знаешь, что грозит человеку, повязанному с наркобизнесом.

Я снова безвольно кивнул и спрятал в карман конверт.