Текст книги "Любовь под прицелом"

Автор книги: Аркадий Карасик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

3

Обычно Ольга не замечает моих ночных «прогулок». Или делает вид, что не замечает? Супружеские объятия – редкость, спим отдельно. Когда я возвратился, чем занимался, похоже, ее не интересует.

А на этот раз – допрос с пристрастием. Что произошло? Вспышка обиды или ревности?

– Где ночевал?

– В машине. Подвернулись выгодные пассажиры. Гляди, – жестом фокусника раскинул перед женой заработанные деньги. – Пришлось повкалывать…

– С кем повкалывать? – с издевкой спросила Ольга. – Говори уж прямо: ночевал у любовницы, она и заплатила за хорошую «работу».

– Может быть, отложим этот разговор на вечер? Устал ведь – ночь за рулем, ездить сейчас небезопасно, а сейчас мне на работу…

– …за которую ты получаешь гроши, – закончила за меня жена. – Права мама, ты – тунеядец и мерзавец, каких мало. Мало того, что не в силах содержать жену достойно, так еще и гуляешь… Того и гляди, подцепишь «венеру», заразишь меня… Ну, как тебя по-другому назвать? Мерзавец и подлец!

На кухне, где проходила супружеская «разборка», появилась тёща, женщина необъятных габаритов с мощным бюстом и короткими ногами. Делая вид, что гасит разгорающийся конфликт, она активно принялась подбрасывать в него «дровишек».

– Бедная моя доченька! Не нервничай, не трави себя. Мужики все одинаковы, они нас не поймут… Надеюсь, Коленька образумится, найдет вторую работу… Знает же он, как трудно мы живём…

– Этого мало? – Я показал на разбросанные по столу купюры.

Что тут поднялось! Ольга перешла на непечатные выражения, тёща разбавляла их ядовитой, но подслащенной водичкой. Отмолчаться не удастся. Молчание – по мнению матери и дочери – признание вины, и оно неизбежно влечет за собой самые жесткие наказания. В виде оскорблений и угрожающих размахиваний кулаками.

Единственное спасение – не дожидаясь обещанного завтрака, бежать на стройку. Под аккомпанемент упреков я быстренько побрился, постоял под холодным душем и облачился в рабочую «униформу» – костюм с темной рубашкой и ярким галстуком.

В редкие дни мира мы выходили из дому вместе с Ольгой. Я – на стройку, она – в префектуру. На этот раз жена в категоричной форме уведомила: предпочитает отдохнуть от моего присутствия, просит не звонить ей на работу, но ровно в семь с четвертью быть дома. Для продолжения «допроса».

Меня настолько измучила бессонная ночь и связанные с ней страхи, что я был не в силах отшутиться или возмутиться. Молча отправился «запрягать» «москвича». Теперь можно пренебречь обычной экономией и ездить на работу не в переполненном общественном транспорте…

Управление готовило к сдаче девятиэтажный дом. Спешно настилались полы, подгонялись окна и двери. Из квартиры в квартиру сновали «малярки» – подкрашивали, подмазывали.

Будто сонная муха, я переползал с этажа на этаж, односложно отвечал на вопросы мастеров, кивал бригадирам. Следить за качеством выполняемых работ, гонять алкашей, отсыпающихся по углам, не было ни сил, ни желания.

Меня донимала одна мысль: почему я не признался Никите в том, что возил в Ногинск подозрительных пассажиров?… Каких там подозрительных – явных бандюг, угрожающих мне оружием.

Причина одна: надежда на получение через десять дней обещанных «кусков». Признаешься, Тихона и Владика арестуют, и желанное вознаграждение пойдет прахом.

Когда, утомившись, я забрался в вагончик и уселся за письменный стол, делая вид, что изучаю давно изученные чертежи, заявился свояк. В штатском облачении – нечто среднее между спортивной курткой и пиджаком – он выглядел менее внушительно, чем в милицейской форме. К тому же был малость навеселе, видимо, приняв после дежурства обычную дозу.

– Здорово, Коля, – провозгласил он, усаживаясь напротив меня. – Дремлешь помаленьку?

– Утром здоровались, – недружелюбно ответил я. – И чего тебе неймется! На твоем месте опрокинул я бы стакашек и отрубился до обеда.

– Не один опрокинул – два… Не помогло. С твоей сеструхой не уснешь. Погнала за краской. Вздумалось панели в прихожей подновить. Заикнулся, было – устал, всю ночь глаз не сомкнул – куда там! Шагай и все тут! Не то пожалеешь… Крутой характер у Фимки…

– Поймали бандюг? – с тайной надеждой спросил я.

– Разве поймаешь, – раздосадовано развел руки в стороны Штопор. – Они, небось, доехали на автобусе до кольцевой, пешочком перемахнули ее и – в области. Садись на любой транспорт и жми в любую сторону… А мы, идиоты, проторчали на выездах…

– С поклажей далеко не ускачешь… Небось, груз у них тяжелый, на себе не потащишь…

– Да уж, тяжелый, – вздохнул Никита. – Из института, где работает Фимка, прихватили какой-то радиоактивный изотоп. Из-за него и разгорелся шум. Начальство твердит: пол-Москвы отравить можно… Налей полведерка салатовой краски, а? Фимка нынче в отгуле, ожидает. Вернусь пустой – раскричится, слезы – рекой… Больно она нервная…

Да– а, нелегкая судьбина у свояка! Сестренка при случае и приложить может так, что только часа через полтора очухаешься. Ручка у ней -дай Бог мужику…

Позвал я кладовщика, велел налить бидончик краски. Наспех придумал: Никита – представитель соседнего участка, нужно помочь. При случае и они ответят тем же.

Кладовщик, худой до прозрачности человек, хитро ухмыльнулся. Дескать, знаем мы эту «братскую» помощь, сам по вечерам переправляю к себе домой олифу, краски и другие строительные «деликатесы». Но возражать не стал, подхватил Фимкин бидончик и вышел из прорабки…

– А на кой ляд ворам изотоп? – продолжил я интересную беседу. – На рынке не продашь – желающих не найдется…

– Отправят в ту же Прибалтику. Или – в Германию… Да не в покраже дело. Тот изотоп в свинце хранился, так они, дуроломы, чтобы было полегче, вытащили его из футляра… Сами заработали дозы и встречным поперечным подарили…

Голова у меня закружилась, сначала медленно, потом с такой скоростью, что я ухватился за край стола. Страшно захотелось остаться одному и тщательно обдумать ситуацию.

Но Никита ни за что не уйдет без краски, а кладовщик почему-то задерживается.

– Самое паршивое, что следователь почему-то решил: без наводчика не обошлось. Вообще-то его можно понять. Откуда преступникам стало известно о наличии изотопа, откуда они узнали, где он спрятан? Понимаешь? Вот и шерстит всех подряд… Как бы не добрался до Фимки…

Я автоматически кивал, соглашаясь с услышанным. Значит, и на мою долю пришлась солидная доза радиации… Правда, сидел я за рулем, Тихон и Владик своими телами защищали меня и излучения, но разве это надежная преграда? Не свинец же…

– …свадьбы, как таковой, мы с Фимкой решили не устраивать… Обычный обед послезавтра. Соберется вся семья… Ты с Ольгой тоже обязательно приходи…

Сегодня же отправлюсь к врачу. Пусть проверит, положит в больницу. Есть же препараты и лекарства, «откачивающие» радиацию… Нет, об изотопе лучше не заикаться. Из поликлиники немедленно позвонят в милицию – так и так, обратился человек… И маховик начнет раскручиваться… Где был, с кем общался? Конечно, сошлюсь на незнание, но кто поверит?… Господи, когда же перестанет болтать настырный свояк?

Наконец появился кладовщик с полным бидоном краски. Никита распрощался и ушел…

4

На свадебный обед пришлось пойти.

Когда мы с Ольгой появились в обставленной новой мебелью квартире молодоженов, отец с матерью были уже там. Язвительно покашливая, батя, будто опытный сыщик, обследующий место преступления, бродил по комнатам, заглядывал во все углы. Даже туалет не обделил вниманием. И не просто разглядывал столы и стулья – интересовался их стоимостью, местом покупки, временем приобретения.

– Значит, диванчик в полмильена стал? – хмыкал он недоверчиво. – М-да, цены пошли аховые… Спальный гарнитур не в Доме мебели куплен? Сколько плачено?

– Тридцать тысяч, – гордо чеканила Фимка, косясь в сторону молчащей матери. – Да еще приплатили за доставку и сборку… Никитушка избегался…

– Так… Я вот подсчитал кое-что, – отец медленно листал записную книжку, отыскивая нужную запись. – Ежели не считать квартиры, остальное обошлось в мильен с гаком… Откуда взялись этакие деньжища? – гневно выкрикнул он, обличающе ткнув пальцем в Никитину грудь. Будто надумал покопаться в его нутре и вытащить добровольное признание. – На зарплаты и премии можешь не ссылаться – не приму!

Я видел, как медленно бледнел свояк, как сжимались в кулаки толстые его пальцы. Врежет сейчас тестю… Нет, не врежет – слаб в коленках. Батя – каменщик, тысячи кирпичей в смену пропускает, не руки – кувалды.

Назревал скандал. Словно нарыв, который вот-вот лопнет и из него польется гной взаимных обид и оскорблений.

Фимка собирала в носовой платок обильные слезы. Ольга намертво вцепилась в меня, удерживая от участия в ссоре. Мать сжалась в углу, со страхом глядя на разбушевавшегося мужа.

А я, между прочим, и не думал ввязываться. Голова занята Тихоном и Владькой. Если они не заболели – Бог миловал и меня. Заболели – сразу помчусь к врачам, сдамся на их милость…

– Ну что ты, Иван, раскочегарился, – из своего угла молила мать. – Значит, накопил Никита денег, готовился к семейной жизни… Его хвалить нужно, не ругать…

– Накопил? – еще пуще разъярился отец. – С каких таких прибытков? Пусть ответит: где взял?… Не зря придуман анекдот: может ли осел кормиться на асфальте? Уж не зятька ли имел в виду придумщик?

Общими усилиями уговорили отца успокоиться. Ворча и угрожая докопаться до источников доходов рядового инспектора ГАИ, он позволил осмелевшей матери усадить себя за стол.

– Когда расписались? – обратилась мать к зятю. – На венчание подали?

– А это еще зачем? – угрюмо, не до конца остыв после выступления настырного тестя, спросил Никита. – Расписываться, венчаться… Древность! Ежели мы с Фимкой рассоримся, никакие записи-прописи не помогут…

– Как же так, – недоумевала мать. – Грех-то какой жить невенчанными, нерасписанными…

– Мода пошла нынче такая, – снова закипятился отец. – Обошли вокруг ракитова куста и – все дела. Нам, старая, не понять молодых. У них своя религия… подзаборная…

– Так-то оно, может, так, – не унималась мать, не до конца поняв реплику мужа. – С распиской да венчанием вроде спокойней… Пойдут дети, как их называть по отчеству?

– Конечно, на меня, – гордо выпятил широченную грудь Никита, словно заранее хвастаясь своим отцовством. – Не откажусь… Не подумайте, ради Бога, чего плохого. Я ведь от оформления не отказываюсь, готов хоть сегодня, хоть завтра… Даже уговаривал Фимку. Разве ее переспоришь! Такую власть забрала – аж страшно делается…

– А ты не лезь бабе под каблук – не зажмет, – посоветовал притихший отец. – Нынче они, ох какие умные. С единого взгляда засекают: кто – мужик, а кто – полосканное бельишко. Соответственно и ведут политику.

Фимка засмущалась… Гляди-ка, бедовая моя сеструха, от которой в детстве дворовые пацаны ревмя ревели, научилась краснеть… Я мельком оглядел изменившуюся после замужества Фимку, поудивлялся ее смущению и снова углубился в безрадостные мысли.

Застольная беседа доходила до меня, как сигналы из другой галактики. Вот уже третий день я сам себя обследовал: нет ли усталости, не кружится ли голова, не слабеют ли ноги? По-моему убеждению, именно эти симптомы свидетельствуют о радиоактивном облучении.

Слышал – нужно больше пить молока и ни в коем случае не потреблять спиртное. Забил молочными пакетами холодильник и убрал подальше бутылку водки…

Вот и сейчас подливал в свою рюмку нарзан. Никита и Фимка, занятые хозяйственными делами, этого не заметили, но отец подозрительно поглядывал в мою сторону. С каких это пор сын стал трезвенником?

Часов в восемь вечера, когда уставшие родители хотели оставить молодежь одну, в дверь позвонили. Никита и Фимка, недоумевая, переглянулись – неужто гости? – и дружно побежали открывать, следом за ними – родители, мы с Ольгой.

Лейтенант милиции и два милиционера… А им-то что нужно? Может быть, сослуживцы новобрачного?

– Серафима Ивановна Чернова?

– Я самая, – тихо призналась Фимка.

– Разрешите ваш паспорт…

Новобрачная осторожно всхлипнула, принесла паспорт и подала лейтенанту. Никита стоял – столб столбом, глядя расширенными глазами на происходящее.

– Вы здесь не прописаны. Почему не живете по месту протеки?

– Замуж вышла…

Интересно, кто подсказал лейтенанту новый Фимкин адрес? Впрочем, какое это имеет значение.

– Ознакомьтесь с ордером на задержание и обыск…

Глава 2

1

Стыдно признаться, но семейные неприятности не особенно волновали меня. Скорее всего, причина подобного равнодушия связана с похищенным изотопом. Вернее, не с ним, а с последствиями его перевозки на моей машине. Возможными последствиями.

В конце концов, арест сестры не столь уж страшное событие. Если она непричастна к похищению – выпустят. Правда, без веских оснований ни один прокурор ордера на арест не подпишет, но мало ли бывает ошибок в той же прокуратуре?

К тому же на следующий день после появления в квартире нежелательных гостей, похитивших новобрачную, Никита помчался к своему начальству с просьбой о помощи. Милиционеры всегда во всем друг друга поддерживают…

Отделка девятиэтажной башни шла своим чередом. Бригады состояли из опытных мастеров, контролировать их – пустая трата времени. Я просто отсиживал в прорабке «задочасы», изредка прогуливаясь по этажам.

Слабость не появлялась, сердце работало в обычном ритме, голова не кружилась. Может быть, Тихон и Владик вовсе не те идиоты, схлопотавшие смертельные дозы? Или они защитили своего «извозчика» телами, загородив багажник с изотопом?

Об этом я точно узнаю только после поездки в Ногинск. Дни проходили один за другим, а я все еще не решил: ехать или не ехать?

С одной стороны – деньги. Перспектива получить практически ни за что почти «поллимона» притягивала не хуже самого мощного магнита. Кроме денег, получу информацию о здоровье бывших пассажиров. Это, пожалуй, важнее.

С другой стороны – давила боязнь влипнуть в уголовную историю. Попробуй потом доказать следователю, что я был только «извозчиком», что ничего не знал о воровских делишках «калужских предпринимателей».

Деньги пересилили, и я решил: еду. Будь что будет!

Отпросился с работы часов в пятнадцать. Сослался на плохое самочувствие, температуру, головную боль. Знал, проверять не станут, больничный не потребуют. С несчастными двумя бригадирами мастер справится, а я, ежели потребуется, позже отработаю.

Дома – никого. Жена на работе, теща гуляет по магазинам, ее любимое занятие: рассматривать товары и узнавать цены на товары, которые ей никогда не купить. Похлебал рыбный суп, запил кефиром. Спасибо и зато, обычно вообще есть нечего.

Как всегда бывает в рабочие дни, в гаражах – безлюдье. Только около въезда в кооператив возится со своим стареньким «запорожцем» пенсионер Яковлев, которого все автолюбители именуют почему-то Якобом. На дурацкую кличку старичок не обижается, отвечает стеснительной улыбкой или многозначительным подмигиванием. Он считается у нас великим знатоком машин и всегда всем навязывает помощь, если не делом, то советом.

Вот и сейчас, увидев, что я подкачиваю шины, оставил в покое измученный «запорожец» и поспешил ко мне.

– Куда ехать нацелился? Встречать кого на вокзал или – по магазинам?

– Дела, – неопределенно проинформировал я любопытного деда и перешел на другую сторону «москвича». Авось, отстанет. – Сейчас поломаешься в дороге – бесплатно никто не поможет.

– Время-времечко, – сокрушенно заохал пенсионер. – Сколько держишь давление в шинах?

Ну, все, вцепился обеими клешнями! От колес перейдет к карбюратору, от него перескочит к коробке передач. А мне сейчас авто разговоры нужны, как нашей кошке слабительное.

– По инструкции, – буркнул я в ответ так неприязненно, что любой другой понял бы и отстал. – Как положено.

Кажется, до Якоба дошло. Но он не ушел, просто переключился на другую тему. Такую, что у меня закололо под ложечкой.

– Кстати, хочу спросить: что у тебя с милицией? Набедокурил по пьянке?

– С какой… милицией? – Я одолел трудную фразу в два приема.

– Вчерась один в мятой куртке искал тебя. Спрашивал, как поймать? А я что, я не знаю… У меня тормоза забарахлили, мне не до ответов.

Якоб снова свернул на излюбленную стежку, но я не прерывал его. Неужели менты что-то нащупали? Или просто догадываются? Странно, ищут в гаражах, домой никто не заглянул. Что я, ночую рядом с машиной? Обычно свидетеля или обвиняемого находят дома или на работе…

– Вон Васька намедни подцепил на Ярославском пассажира. Дело обычное. «Куда ехать?» – «В Кунцево». – «Пятьсот». – «Поехали». Только тронулись – милиция. Пассажира – в наручники, Ваську тожеть поволокли… Туда-сюда, подписку о невыезде, документы заарестовали. Васька, ты его знаешь, всполошенный, по нем давно психушка плачет, криком кричит, мол, ентого черномазого в первый раз вижу… Куда там, не поверили… Потому я и спрашиваю: зачем тебя менты ищут, по какой надобности?

– Не знаю…

– Должен знать! Потому как милиция зазря цеплять не станет – не та фирма… Да вот, о фирме! Купил я вчерась на рынке свечи. Поглядишь – нормальные, те, которые нужны. А на поверку… Вон движется твой мент, – прервался Якоб, и показал корявым пальцем на въездные ворота в кооператив.

По проходу между рядами гаражей медленно, помахивая веткой, шел мужчина в джинсовой куртке. Проходя мимо поднятого на домкрате «запорожца», он остановился, осмотрел разобранное колесо, заглянул в открытый гараж.

Подошел к нам.

Батя, там пацаны ничего у тебя не стащат?

Якоб испуганно глянул на свою машину и трусцой побежал к ней, забавно вскидывая высохший зад. Мы весело засмеялись.

– Знаю я таких мужиков, разговорчивых, – подмигнул мне мужчина. – Прилипнут – не оторвать. А мне нужно поговорить с вами, так сказать, с глазу на глаз. Вот и приврал малость, чтобы деда сплавить…

Я кивнул. Брешите, мол, сколько угодно, разрешаю. Мужчина вздохнул, извлек из нагрудного кармана удостоверение. Показал мне. Не доверяя зрительным способностям собеседника, представился:

– Расследование особо тяжких преступлений. Следователь Вошкин Сергей Сергеевич… Присядем?

Начинался мелкий нудный дождик. Сидеть на воле неуютно, забираться в гараж не хочется. Пришлось пригласить следователя в машину.

Где– то в области живота утробно екало, будто туда переместилось насмерть перепуганное сердце. Но я постарался улыбаться как можно приветливей. Конечно, улыбки выходили мученические, наверное, так улыбались узники в камере пыток.

– Слушаю вас, Сергей Сергеевич.

Вошкин молчал. Он с преувеличенным вниманием разглядывал бегающего вокруг «запорожца» старика Якоба, который безуспешно искал мифических пацанов.

Я тоже умолк. Мое дело отвечать на следовательские вопросы, а не соваться со своими замечаниями.

Наконец, следователь повернулся ко мне.

– Может быть, мой визит выглядит глупым, но, поверьте, Николай Иванович, поговорить нам просто необходимо. В первую очередь – в ваших интересах.

– Поговорим, – безразлично согласился я. – Если надо…

– Обязательно надо!… Понимаю ваше недоумение. На самом деле, вместо того, чтобы навестить вас дома или на работе, или пригласить к себе, следователь приходит в гаражи… Но мне не хотелось нарушать семейный покой. Мало ли что подумает жена… Появиться у вас на работе – вызвать ненужные вопросы у тех же подчиненных. Пойдут догадки, сплетни. Пригласить к себе – вроде рановато… Понимаете ситуацию?

– Понимаю, – односложно одобрил я поведение следователя.

Когда же он перейдет к делу? Его извинения и объяснения, наверное, имеют цель вывести меня из состояния равновесия, заставить размягчиться, психологически сдаться… Зря старается, ничего из этого не получится. Поскольку я ни в чем не виноват, мне не в чем признаваться и каяться. Если и перевозил на своей машине краденое, то по незнанию и… по необходимости. Ведь намного лучше слушаться опасных пассажиров, чем получить нож в бок или пулю в грудь…

– Ваша сестра, Серафима Ивановна Чернова, арестована…

От неожиданности я онемел. Двигал губами, шевелил языком, но – ни звука. Будто в немом кино. Но там хоть титры имеются, а здесь тишину нарушает один «запорожец» Якоба.

Ожидал я не известия об аресте Фимки, о чем знал и без сообщения следователя, а допроса о недавней поездке в Ногинск. И вдруг – резкий поворот. Я почувствовал, как подо мной в буквальном смысле слова заходило сиденье «москвича».

– Что же вы молчите? – насторожился Вошкин. – Если решили отказаться от родства с подследственной – зря. Ничего не получится. К тому же мера пресечения избрана для предотвращения нежелательных контактов вашей сестры с действительными преступниками. Серафима Ивановна проходит по делу, как возможная наводчица… Бояться вам нечего.

– А я ничего не боюсь. Интересно только, долго ли вы собираетесь держать за решеткой невинного человека?

– Пока не будет окончательно доказана невиновность.

– Вот ее и допрашивайте… А что вам нужно от меня?

– Видите ли, фактов, доказывающих причастность Серафимы Ивановны к преступлению, немного, но они все-таки имеются. Все мы не безгрешны, все ошибаются, вот и я боюсь совершить ошибку, которая может навредить вашей сестре. Для полного, всестороннего анализа мне нужно знать о подследственной все, абсолютно все. Поверьте, ваша откровенность во многом поможет мне и… ей.

Интересно, что хотел бы услышать от меня дотошный следователь? С кем сестра дружила в детстве? Какими болезнями болела? Какие отметки получала в школе? Были ли у нее в девичестве мужчины или Никита – первый?

Глупо и наивно.

Вошкин ожидал ответа, не сводя с меня испытующего взгляда. Кажется, даже упорное мое молчание он укладывал в определённые графы и строки некой следовательской анкеты.

Прошло пять минут… десять… пятнадцать… Я исследовал обстановку вокруг «запорожца» Якоба. Следователь исследовал мою физиономию.

– Жаль, – вздохнул он, – очень жалко… Не получается у доверительного разговора.

– Не получается, – буркнул я. – Потому что беседа – ни о чём. Обычное сотрясение атмосферы, ковыряние палкой в навозной жиже…

– Не скажите, – возразил внешне добродушно следователь, позавидуешь его выдержке, лично я бы давно уже перешел на тяжёлый мат. – В лаборатории, откуда похищен изотоп, сотрудников – по пальцам можно пересчитать. Доктора и кандидаты наук отпадают, подозревать их нет оснований, все они проверены, перепроверены… Остаются три лаборанта: двое мужчин и ваша сестра…

– Значит, научное звание – нечто вроде отпущения всех грехов: и настоящих, и будущих?… Конечно, дело ваше, но мне не ясно одно: чем я могу помочь следствию? И могу ли вообще?

– Повторяю: мне важна каждая мелочь… К примеру, как относится сестра к новым нарядам, покупает их готовыми либо шьет сама? Может быть, пользуется услугами портных? Кто они, где живут, что собой представляют? Если у сестры имеются драгоценности – купила ли она их или получила в подарок? От кого, по какому случаю?

– Не знаю! – зло выкрикнул я. – Если бы знал – все равно вам не сказал бы! Неужели трудно понять – брат сестру не продаст! Ни при каких условиях, понимаете, ни при каких? Простите за прямоту, но психологически вы – голый, круглый нуль. И как только таким «нулям» доверяют решать человеческие судьбы?

– Или, к примеру, – невозмутимо продолжал Вошкин, пропуская мимо ушей мои оскорбительные выпады в его адрес, – вышла Серафима Ивановна замуж – кто такой ее муж? Нет, нет, не с точки зрения специальности или биографии – меня интересуют, так сказать, моральные устои. По любви он женился или по расчету?… Ведь ваша сестра… как бы это выразить, не блещет красотой…

– Можете считать, что разговора у нас действительно не получилось, – процедил я сквозь накрепко сжатые губы, с трудом удерживаясь, чтобы не врубить «психологу» прямым в нос. – Лучше будет, если мы распрощаемся… Желательно – навсегда.

– И, наконец, меня особенно интересует круг знакомств: подруги, мужчины… Поверьте моему опыту, нередко анализ родственников и друзей играет в расследовании преступления решающую роль.

Спорить с Вошкиным бесполезно, это все равно, что пытаться вступать в полемику с работающим радиоприемником. Ни приемник можно перевести на другую волну либо вообще выключить, с Вошкиным, к сожалению, такой прием не удастся. Когда собеседник окончательно выходит из себя и начинает грубить, ругаться, следователь как бы выключает слух. Можешь посылать его к матушке либо к бабушке, он не реагирует, продолжает твердить свое.

Я рывком открыл дверь машины, предлагая собеседнику покинуть салон. Но Вошкин не торопился. Помолчал, будто собираясь с силами для решающего броска. Я насторожился. Что еще собирается преподнести мне человек с «вшивой» фамилией?

– Кстати, слышал – вы числитесь неплохим автомехаником. А у меня – несчастье: «жигуленок» забарахлил, что случилось, не могу понять… Посмотрите? Гараж неподалеку – три остановки автобусом…

Вступать в конфликт с человеком, в руках которого, можно сказать, судьба твоей родной сестры, – глупее трудно придумать. А тут подбрасывают нечто вроде спасательного круга: исправишь машину – добрее сделаюсь по отношению к твоей преступной сестричке.

Все правильно. Рыночные отношения…

– Посмотрю, почему не посмотреть… Только не сейчас. Извините, Сергей Сергеевич, тороплюсь…