Текст книги "Фантастика 1964"

Автор книги: Аркадий и Борис Стругацкие

Соавторы: Еремей Парнов,Роман Подольный,Илья Варшавский,Генрих Альтов,Анатолий Днепров,Дмитрий Биленкин,Владимир Савченко,Михаил Емцев,Владимир Щербаков,Ромэн Яров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

ВЛАДИМИР САВЧЕНКО
АЛГОРИТМ УСПЕХА

Все талантливые люди пишут по-разному. Все бездарные – одинаково и даже одинаковый почерком.

И. Ильф, Записные книжка

1. ДВА РАЗГОВОРА С ДИРЕКТОРОМ

25 марта в кабинет директора Института вычислительной техники академика Пантелеева решительно вошли два инженера из отдела машинных расчетов: худощавый рыжеволосый Володя Кайменов и плотный, невозмутимо круглолицый Сергей Малышев.

– Валентин Георгиевич, мы просим вас принять на хранение этот пакет, – пронзительно глядя на академика зелеными глазами, сказал Кайменов.

Пантелеев прикинул на руку небольшой конверт, на котором была крупно написана дата: “25 марта 196… года” – и больше ничего.

– О, под сургучной печатью! – Он присмотрелся. – С номером тридцать четыре от двери машинного зала… А что в нем?

Инженеры замялись. Кайменов посмотрел на Малышева. Тот индифферентно повел широкими плечами: мол, ты это затеял, ты и выкручивайся.

– В нем некоторые бумаги… которые… Валентин Георгиевич! Мы потом все расскажем. Даже больше: вы сами распечатаете этот пакет и ознакомитесь с его содержанием.

– Что ж, – улыбнулся академик, доставая из кармана ключ от сейфа, – пусть полежит. Я тоже люблю тайны.

Второй разговор между Валентином Георгиевичем и Кайменовым состоялся десять дней спустя, четвертого апреля. На этот раз Кайменов был разыскан и доставлен в кабинет с помощью секретарши Зоечки. Пантелеев яростно вышагивал по кабинету.

– Послушайте, Владимир… э-э… Михайлович, что вы там нагородили на межинститутском семинаре? Я имею в виду ваше сообщение “Организация труда исследователя”. Прежде надо дело сделать, а потом, прошу прощения, бить в колокола.

– В сообщении только формулировалась постановка задачи, Валентин Георгиевич, и не более…

– Мне пересказывали, как она “формулировалась”: будто алгоритм “электронного организатора” чуть ли не вошел в быт нашего института! Не хочу вас огорчать, но такие поступки я вынужден буду рассматривать без скидок на вашу молодость, житейскую неопытность и прочее. Вам поручена серьезная работа, рискованная, как и всякий общественный эксперимент. А преждевременная, мало обоснованная реклама скомпрометировала уже не одну научную идею…

Кайменов раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но директор не предоставил ему для этого паузы.

– И потом эти опоздания на работу! Вот, – Валентин Георгиевич взял со стола карточку Кайменова: на таких карточках автоматические часы на проходной отбивали время прихода и ухода сотрудников, – четыре красных числа за последние два месяца! Недурно для человека, который намеревается организовать труд исследователей, право, недурно!

– Да, но…

– А ваши взаимоотношения с Павлом Николаевичем! Мало того, что академик Феофан Степанович Мезозойский со времени последней конференции, на которой вы имели удовольствие высказаться по поводу его доклада, смотрит на меня, прошу прощения, чертом, так вы еще позволили себе в присутствии сотрудников поставить под сомнение целесообразность пребывания Павла Николаевича на посту моего заместителя в частности и в нашем институте вообще! Не находите ли вы, что для решения данного вопроса существует Ученый совет, администрация и ваш покорный слуга наконец? Павел Николаевич Шишкин – кандидат наук, заведующий отделом. Вы же хоть и, несомненно, способный человек, но все это, прошу прощения, еще в перспективе…

– Есть! – сказал Кайменов. – Павел Николаевич! Понятно? Валентин Георгиевич, распечатайте конверт, который мы с Малышевым вам вручили, – Конверт?! Ах, да… Но при чем здесь эта ваша запечатанная тайна? Впрочем, пожалуйста!

Загремела дверца сейфа. Директор сломал печать на пакете. Оттуда выпал ворох усеянных цифрами лент и сложенный пополам лист.

– Валентин Георгиевич, прочтите, пожалуйста, пункт первый.

Пантелеев сменил очки. В этих очках с круглой черной оправой он сразу становился похожим на дореволюционного интеллигента,

– “В период со второго по шестое апреля П.Н.Шишкин на… на-капа-ет… – академик поморщился, – … Валентину Георгиевичу на Кайменова следующее: 1) о его опозданиях на работу; 2) о его вызывающем поведении и 3) о сомнительной общественной характеристике…” Любопытно!

Валентин Георгиевич покосился на дату перекидного календаря на своем столе, затем на дату, написанную на конверте.

– Любопытно. “Пункт два. Примерно в это же время… (Кайменов сделал движение, будто намереваясь вырвать листок, но субординация превозмогла, он опустил руку.)… П.Н.Шишкин будет уговаривать Валентина Георгиевича не включать в алгоритм “электронного организатора” функции распределения жилой площади, премий, перемещений в штатах. Если Валентину Георгиевичу этим заниматься обременительно, то он согласен принять перечисленные функции на себя. Мотивы: 1) умелое использование этих функций улучшает управляемость системы (института) и 2) Кайменов – человек без общественного и административного опыта и может неправильно запрограммировать в машину эти функции…” Послушайте! – Пантелеев поднял глаза на инженера и шумно выдохнул. – Разговор шел при закрытых дверях!.. Гм! Впрочем, какое подслушивание, даты не те, к тому же Мотив номер один высказан не был. Павел Николаевич изложил второй описанный у вас мотив и еще…

– Что? – Кайменов понял, что теряться нельзя.

– Что это может быть истолковано как попытка подменить машиной общественность…

– И что вы ему ответили? – наседал Кайменов.

– Что общественность у нас не простая, а научная: если Кайменов не осилит программирования, его всегда смогут подправить. В конце концов это лишь эксперимент… Послушайте! – опомнился академик. – Не вы должны меня спрашивать, а я вас! Что вы там затеяли?

– Небольшая сверхурочная работа… На общественных началах… – Кайменов начал бочком отходить к дверям: не выдержав взгляда Пантелеева, приложил руки к груди. – Валентин Георгиевич, единственное, что я вам могу сказать наверное: на плане работ по “электронному организатору” это не отразится. Ей-богу!.. Валентин Георгиевич, а про мою характеристику было?

– Было! – сердито ответил директор. – И вот что: если вы намереваетесь передавать мне подобные пакеты и впредь, не употребляйте, пожалуйста, в них слово “капать”!

Малышев дожидался в коридоре. Увидев распаренное, как после бани, лицо Кайменова, он спросил сочувственно:

– Пострадал?

– Ох, с битым стеклом… Хорошо, что я вовремя попросил его распечатать пакет. Дай сигарету…

– Ну и?..

– Совпадать-то совпадает, но многого мы не учитываем. Павел Николаевич работает более тонко…

2. РОЖДЕНИЕ “ПНШ-2”

Этому разговору предшествовала сцена в кабинете директора, в результате чего и возник проект алгоритма “электронный организатор”.

Однажды в январе Валентин Георгиевич пригласил в свой кабинет инженеров-программистов. Встреча была назначена на 10.00, и, разумеется, никто не опоздал.

До 10.25 Валентин Георгиевич бурно разговаривал по телефону с директором Главцветметсбытенаба.

Судя по колебаниям мембраны, тот требовал пропустить машинные задачи главка вне всякой очереди и угрожал Госпартконтролем.

В 10.26 прибыл командировочный из Экономсовета республики: координировать систему плановых расчетов. Координация длилась до одиннадцати и разнообразилась телефонными разговорами с конторой “Нефтегаз”, обкомом профсоюза машиностроителей, тремя управлениями совнархоза, Госавтоинопекцией, редакциями одного научного и одного научно-популярного журнала и двумя частными лицами по неотложным делам.

В 11.00 с возгласом “Валентин Георгиевич, Госплан наступает на пятки!” вбежал начальник отдела кадров согласовывать штатное расписание на предстоящий год.

В 11.30 смирно сидевшие на стульчиках программисты начали негромко роптать. Пантелеев закончил разговор с начкадрами, запер за ним дверь, выключил снова начавший звенеть телефон и обратился к инженерам:

– Что, не нравится? Между прочим, мне тоже… Вот мне и захотелось, чтобы вы понаблюдали, как некогда довольно квалифицированный математик превращается в кондового бюрократа и головотяпа. Да, именно так. Я передвинул на четыре пункта в плане решение задач для Главметцвет… Главцветмет…

– …санбат, – подсказал кто-то.

– Вот именно, благодарю вас! А что прикажете делать? В Гоопартконтроле я, несомненно, доказал бы, что значимость задач этого главка непропорциональна настырности его директора, но сколько бы на это ушло времени и сил! И координировал с представителями Экономсовета я кое-как, для порядка, и штатное расписание мы составили наспех, потому что Госплан действительно наступает на пятки. Потом придется ездить, выпрашивать нужные единицы… Словом, пора с этим кончать! – Пантелеев решительно тряхнул серебряной шевелюрой. – Для других мы неплохо решаем организационные задачи, а сами… сапожник ходит без сапог. Итак, задача номер один: оперативное планирование заказных работ. Заказы поступают непрерывно: одни важные, другие нет. Смешно выстраивать их в порядке живой очереди, как в магазине. Идея такая: директор или Ученый совет оценивают по выбранной шкале чисел значимость каждой работы. В машину вводятся эта шкала и сведения о возможностях выполнить задачу: загрузка машин, мастерских, кто из специалистов чем занят, кто в отпуске, в командировке, кто на бюллетене. Машина вырабатывает оптимальный график выполнения заказов: сроки, количество и качество специалистов, занятых в каждой работе, машинное время, заказы для мастерских, для отдела снабжения – все.

Подобную схему можно применить и для перспективных исследований, которые мы ведем. Вовсе не обязательно ждать конца года, чтобы развить полученный в начале года поисковый результат, или, наоборот, прикрыть работу, бесперспективность коей выяснилась во втором квартале. Здесь дирекция и Ученый совет также задают шкалу важности результатов. Задача машины: оперативно планировать перераспределение сил и средств между успешными и неуспешными работами.

И, наконец, я прошу вас подумать: не сможем ли мы применить машины к различным внутренним проблемам? Вот, например, обеспечение жилплощадью.

Известно, что количество выделяемых нам горсоветом квартир и комнат всегда заметно меньше числа желающих. Известны также хорошо продуманные постановления и инструкции, которые определяют, кого и как нужно обеспечивать квартирами. У нашей профорганизации есть исчерпывающие данные о нуждающихся. И тем не менее, как вы знаете, каждое распределение не обходится без обиженных, обойденных, без распрей, испорченных отношений… Между тем эта проблема, на мой взгляд, не сложнее, скажем, машинного проектирования заводов. А мы ведь проектируем их!..

Стоит подумать и над автоматизацией штатных перемещений. Мы все достаточно хорошо знаем друг друга, и, кроме того, мы – математики. Поэтому, мне кажется, мы можем выразить не только в осторожных словах, но и в числах научные и деловые качества каждого, его заслуги, его опыт, превратить в логические схемы его наклонности и идеи… Конечно, – поднял палец академик, – решающее слово во всех случаях останется за администрацией и общественностью. Но наш институт – это большая и сложная система. Машина поможет нам оптимально и полно развивать ее.

Итак, объявляю внутренний конкурс на лучшую идею алгоритма “электронный организатор”! – торжественно заключил Валентин Георгиевич. – Срок конкурса – одна неделя. Думайте, готовьте предложения. В следующий понедельник обсудим и решим, кому поручить,

– А вы не опасаетесь, Валентин Георгиевич? – лукаво спросил Кайменов. – Вот перейдут ваши директорские функции к машине – и в один прекрасный день…

– …“электронный директор” подсидит живого? – закончил его мысль Пантелеев. – Нет. Умному человеку (а я, с вашего разрешения, отношу себя к таковым) незачем бояться машин. Видите ли, единственный способ быть всегда сильнее машин – это использовать их. Что мы и будем делать. Все! Встретимся через неделю! – И академик включил телефон, который сразу, как будто только ждал этого момента, зазвонил.

– Нет, все-таки он мечтатель, – вздохнул Малышев, когда они с Кайменовым вышли из кабинета. – Математики, они все мечтатели. На бумаге оно просто.

– Мечтатель, – весело согласился Кайменов. – А сейчас время мечтателей, разве ты не заметил?

Неделю спустя Кайменов предложил план работ по алгоритму “электронный организатор”, который и был принят. Для отработки алгоритма ему выделили недавно закупленную машину “М-117”.

А потом… случилось так, что Володька Кайменов назвал Павла Николаевича Шишкина дураком…

За витринными окнами машинного зала сгущались фиолетовые сумерки. Над шестью серыми шкафами “Молнии-5” (самой старой из машин института, еще на электронных лампах) шипели воздуходувки системы кондиционирования. На пульте ее, за которым работал Сергей Малышев, загорались и потухали ряды неоновых лампочек. Оправа нервно отщелкивал цифры печатающий автомат.

Кайменов сидел спиной к товарищу, возле другой, недавно установленной в зале машины “М-117”.

Она выглядела куда менее эффектно, чем “Молния”, – всего один шкаф и пультик величиной с тумбу. Но “М-117” умела делать многое.

Малышев заправил между роликами вводного устройства “Молнии” перфоленту с новой программой, запустил ее на считывание, потом записал в журнале номер и название задачи.

– “Составление оптимального графика перевозок красителей органических по Южной и Юго-Западной дорогам”, – прочел, склонясь за его спиной, Кайменов и выругался. – Ну, Шишкин, ну, Павлуша! Устроил себе кормушку на всю жизнь. Оптимальный маршрут перевозок молока пастеризованного, оптимальный график перевозок хлеба печеного, оптимальный график перевозок овощей ранних. И, наконец, неслыханный взлет мысли: оптимальный график перевозок красителей… Постой, а почему именно красителей органических, почему не шкатулок палехских? Ага, понятно: созвучно эпохе!

– Ну, видишь ли! – Сергей возвел брови, чуть откинул голову, значительно сложил губы. – Все-таки это расширяет возможности применения машин.

– Да, да, конечно! Странная вещь наука! Будь это на заводе, давно бы смекнули, что человек строгает одну и ту же деталь, только под разные размеры, А здесь… Расширяет возможности применения, ха!

– Слушай, отвяжись, – огрызнулся Сергей, утрачивая невозмутимость. – Я Шишкину говорил, что пора решать универсальную задачу о перевозках всех грузов по всем магистралям.

– А он что?

– Произнес, что эти частные задачи превыше всего и прежде всего!

– А ты что?

– Попросил разрешения заняться составлением универсального алгоритма в свободные часы.

– А он?

– Лучше бы я не говорил о свободных часах! Он тотчас выдал мне еще две папки частных задач на погрузки-разгрузки, развозки-перевозки. Там есть даже про стиральное мыло.

– А ты что?

– Слушай, иди от меня по-хорошему! – окончательно взбеленился Малышев. – Тебе хорошо, ты работаешь по заданию Валентина Георгиевича…

На пульте “Молнии” замигал верхний ряд неонок: машина переработала серию подпрограмм, ждала дальнейших команд оператора. Сергей привычно защелкал тумблерами, ввел команду контрольного пересчета. Кайменов вернулся к своей машине, выключил питание; на сегодня у него было все. Он снял халат, повесил его в шкафчик, спрятал в письменный стол бумаги.

– Сереж, ты скоро?

– Еще минут двадцать.

– Давай закругляйся, я подброшу тебя на мотоцикле.

Кайменов прогулялся по залу. Около окна его посетила новая идея. Он вернулся к пульту “Молнии”, дождался, пока Малышев кончит играть тумблерами и клавишами, заговорил:

– Кстати, о возможностях машин! Почему никто еще не догадался применить кибернетику к организации личной жизни человека, а? Современная жизнь сложна: сотни дел, намерении, проблем, поступков, событий. Как распределить время, чтобы осталось и на свидание с девушкой, на театр, на отдых? Как встретиться с нужным человеком? Как уклониться от встречи с ненужным? Как не опаздывать на работу, как распределить деньги до получки? Как строить взаимоотношения с родственниками, чтобы легче жилось? Как и где отдыхать? Какие идеи стоит осуществлять, какие нет? И в какой последовательности? Как получить справку? Как получше наладить свой быт в этом городе? А может, не стоит и налаживать, плюнуть да уехать…

– В Рио-де-Жанейро! – фыркнул Малышев, просматривая ленту с числами решений машины.

– Нет, зачем? На Тихий океан, в Кобеляки, на целину. Эмпирически живем, понимаешь? А жизнь все стремительнее: радио, телефон, самолеты….. От нашего города до Москвы долетаешь так быстро, что не успеваешь обдумать командировку! И так во всем: медлительный человеческий мозг не успевает осмыслить и сопоставить все, выбрать из тысяч вариантов наилучший. А ведь этот вариант – твоя жизнь, человек!

Голос Володьки звучал задумчиво:

– Дороги, которые мы выбираем… Ни черта мы их не выбираем, живем как придется, хватаемся за что поближе, что на глаза попалось. А потом грызет неудовлетворенность. Вот ты замечал: в книгах, в фильмах – в хороших, конечно, – жизнь описана всегда как-то интереснее, ярче, логичнее, чем она есть на самом деле. Вроде бы люди тем же занимаются: влюбляются, работают, враждуют, страдают, дружат, изобретают, но все у них как-то ловчее выходит, совершеннее!

– Ну, замечал, – кивнул Сергей.

– А знаешь почему? У писателя есть время продумать поступки и дела своих героев. Книгу, где описываются события одного дня, он, может, пишет год. Фильм, который мы смотрим полтора часа, снимают несколько лет. А у нас нет такого времени на обдумывание! Жить приходится каждый день, успевай только поворачиваться. Продираемся сквозь чащу неотложных житейских мелочей, и не хватает у нас порой ни времени, ни сил на самое главное в жизни: творчество, подвиги, настоящую любовь, настоящую дружбу. Остается осадок, и чувствуем мы себя не то что несчастными, а как-то не очень счастливыми… А вот если передать машинам всю серую житейскую требуху, – Кайменов прищелкнул пальцами, – то можно организовать отличную жизнь! Если голова человека не занята мелочами, он каждый день сможет прожить интересно, даже талантливо – лучше, чем в книгах!

Сергей снизу глянул на горевшие зеленым огнем глаза товарища.

– Идеистый ты парень, Володька, только идеи у тебя какие-то… шальные. Скажи: сколько стоит час машинного времени, например, у моей “Молнии”?

– Рублей триста…

– Триста сорок. Задача средней сложности решается на ней за восемь-десять минут. Кто же станет платить пятьдесят карбованцев, чтобы выяснить, почему ему не хватает десятки до получки?

– Так ведь это только сейчас так, – горячо взмахнул руками Кайменов, – пока все на ноги становится! Алюминий когда-то стоил дороже золота, а теперь из него кастрюли делают. Развернется микроэлектроника, наладят серийный выпуск – и через десять лет кибернетические машины будут иметь размеры и цену радиоприемников. К тому времени надо иметь общедоступные алгоритмы, чтобы кибернетика вошла в жизнь, в быт, в труд каждого! Талантливо прожить каждый день, – со вкусом повторил он. – Нет, над этим надо думать сейчас…

Защелкал печатающий автомат, выталкивая из металлической части бумажную ленту с колонками цифр. Сергей дождался, пока он кончит, оборвал ленту, стал заносить числа в журнал. Кайменов, насвистывая, стал прохаживаться по залу.

В этот момент наверху раскрылась дверь, появился Павел Николаевич Шишкин. В облике Павла Николаевича все было прямым: прямые темные волосы, прямой нос, прямоугольный волевой подбородок, прямая спина и прямой взгляд из-под прямых, как черные палочки, бровей. Зачем он появился здесь во внеурочный час: просто ли для порядка, дать ли руководящие указания и продвинуть науку – осталось невыясненным. Павел Николаевич спустился в зал, обласкал взглядом деловито склонившегося над пультом Малышева и заметил праздную фигуру Володьки.

Последовал искрометный диалог:

– А вы почему не работаете и находитесь здесь?

– Я? Я работаю… Я думаю.

– Думаете?! – Шишкин оскорбленно распрямился. – Попрошу вас думать не в рабочем помещении!

Кайменов остановился, склонив голову, и стал похож на козла, готового боднуть. Некоторое время он рассматривал Шишкина, как предмет, требующий размышлений. Потом в глазах его заблестели искорки, и Володька спросил самым доброжелательным тоном:

– Послушайте, Павел Николаевич, вам никто не говорил, что вы дурак?

– Н-нет, не гово… – От неожиданности энергическое лицо Шишкина на миг раскисло, но тут же налилось лиловой кровью. – Что-о-о-о? Эт-то вы говорите мне? Вы – мне?! – Он хлопнул себя ладонью по нагрудному карману пиджака.

Кайменову уже нечего было терять. У него сузились глаза.

– Если хотите получить настоящий звук, бейте себя не в грудь, а в лоб… Бездарь!

Малышев, хоть и был перепуган таким поворотом событий, тем не менее заметил, что на лице Шишкина выразился не гнев, а страх. Тот ловил ртом воздух.

– Да я вам!.. Я вас… выговор… уво… в двадцать четыре часа! Ввввв…

Павел Николаевич ринулся к лестнице, яростно рванул дверь не в ту сторону, вылетел из зала. Вывихнутая дверь беспомощно покачалась на петлях и застыла.

– Ну, ты да-ал! – Малышев поднял глаза на товарища, хлопнул себя по коленям. – И кто тебя за язык тянет? Нажил себе врага, поздравляю!

– Но ведь он дурак. Как это я раньше не понял?

– Ну, видишь ли… – Взмах бровей, движение головы и губ. – Что значит “дурак”? Это понятие относительное… Кстати, я не считаю, что Шишкин дурак, без ума на таком посту не удержишься. И потом у него высшее образование, степень…

– Ты не темни! – Кайменов рассердился, у него покраснело правое ухо. – Никакое это не относительное понятие, самое что ни на есть абсолютное. Высшее образование, ха! Если дурака учить, он не станет умным – он просто будет больше знать… Конечно, он не клинический идиот, тех легко различить. Дурак, бездарь, посредственность – не в названии дело. Но есть определенный тип людей… Ведь любое дело поганит…

Снова защелкал цифропечатающий автомат, но Малышев не обратил на него внимания, повернулся к Володьке:

– Допустим, он дурак, бездарь, но ведь достиг!.. Значит, может. С этим надо считаться, а не воевать… как тот чудак с ветряными мельницами.

Кайменов не обратил внимания на шпильку. Он сел, упер локти в колени, а кулаки в щеки.

– Вот это самое интересное. Достигают. Как? Почему? Непонятно. И ведь ясно, что за человек… Вот, скажем, Валентин Георгиевич: ведь насквозь должен этого Шишкина видеть – что ни таланта, ни ума, ни порядочности. И гнать. А он наоборот даже: приближает, возвышает…

– Валентин Георгиевич талантливый математик, – пожал плечами Малышев, – а не талантливый специалист по подбору заместителей. К тому же Шишкин охотно берет на себя хлопотливые дела: по обеспечению работ, по штатам, по всяким щекотливым внутренним конфликтам. В них Валентин Георгиевич в силу своего высокого полета мыслей вникать не любит.

– Не научно ты как-то рассуждаешь, – покачал головой Кайменов. – В самом деле, спутники запускаем, управляемым термоядерным синтезом скоро овладеем, а перед заурядной глупостью и подлостью часто оказываемся беспомощнее котят. Почему здесь нет научного подхода? Неужели эта задача труднее других? А может, просто никто не брался?

– Вот ты и возьмись, – фыркнул Малышев.

Кайменов закурил сигарету, начал размышлять вслух.

– А ведь если разобраться… Как преуспевают Шишкин и ему подобные? Во-первых… во-первых, у них узко ограниченная цель: благополучие во что бы то. ни стало. Они не утруждают себя поисками смысла жизни, анализом своих и чужих переживаний, размышлением над общечеловеческими проблемами, вообще лишней игрой ума. Логика упрощена. Во-вторых, поведение их в большой степени предсказуемо. Обратись к тому же Шишкину с самым несложным делом – можно наперед сказать, что он никогда сразу не разрешит: либо откажет, либо что-то изменит, либо “отложит вопрос”, чтобы доказать свою значимость и нужность. Верно?

– Верно! – подтвердил Сергей, с удовольствием захлопывая журнал. Он поднялся, сделал несколько энергичных движений, чтобы размять затекшее от сидения тело. – Берусь еще предсказать, что теперь он устроит тебе веселую жизнь.

– Очень вероятно! – оживился Кайменов. – В этом же все и дело, понимаешь? У них определенные алгоритмы поведения! “Я тебе – ты мне”, “не нами установлено – не нам отменять”, “око за око, зуб за зуб”, “умный в гору не пойдет, умный гору обойдет”, “разделяй и властвуй”, “каждый за себя”… Понимаешь, эти житейские алгоритмы имеют четкую логическую структуру! Их можно выразить символами математической логики и электронными схемами. Смотри: “я тебе – ты мне” – типичная схема с положительной обратной связью. “Око за око…” – схема с отрицательной. “Тише едешь…” – линия задержки. “Умный в гору не пойдет…” – типичная схема “не – или”, универсальный логический элемент из транзистора и двух диодов. А “разделяй и властвуй” – это вообще принцип разбиения сложной информации на элементарные двоичные символы, которые легко перерабатывать! Слушай, Сережка, – Кайменов вскочил на ноги, – давай промоделируем Шишкина, а?

– Смотри, как бы он тебя не промоделировал, – холодно ответил Малышев.

Он подошел к электрощиту, повернул два переключателя. Погасли лампочки на пульте “Молнии”., перестали завывать воздуходувки. В зале стало непривычно тихо. Сергей снял халат, надел пальто и берет, протянул Кайменову кожаную куртку.

– Одевайся, поехали… Хорошая у тебя кожанка. Сколько заплатил?

Володька поставил кожанку на пол. Она осталась стоять колоколом.

– Слушай, ты, – медленно сказал он, – специалист по перевозкам банного мыла. Я тебе всерьез предлагаю: давай промоделируем на “М-117” поведение Павла Николаевича Шишкина. Это можно сейчас сделать, а другого такого случая не будет…

– Знаешь, я, пожалуй, поеду троллейбусом, – Сергей повернулся к лестнице. – С тобой и в пустом-то зале разговаривать жутковато, а уж ездить на мотоцикле – слуга покорный.

– Ты, я вижу, совсем отупел на погрузочно-разгрузочных работах! Скидывай пальтишко, садись – я тебя развивать буду… Ты про данные института мозга слышал?

– Ну, слышал, – скучающе сказал Малышев. – “Из нескольких миллиардов нервных клеток коры головного мозга даже у талантливого человека задействованы лишь десятки миллионов, а у посредственного – миллионы или даже сотни тысяч…” – и все такое… Так что? Все равно это гораздо больше, чем транзисторов в твоей “М-117”. А ведь транзистор – это еще не нервная клетка.

– Правильно. Теперь слушай дальше. Этот миллион клеток у Павла Николаевича перерабатывает всю информацию, которую он получает от органов чувств в сыром, так сказать, виде. В машины же мы всегда вводим не сырье, а полуфабрикат: информацию, закодированную в двоичные числа и логические схемы. То есть мы разгрузим машинный мозг Павла Николаевича от этой тяжелой работы. Далее. Будем моделировать не все его поведение, а только служебное, от девяти до пяти. Этим мы сразу отсекаем дела семейные, состояние здоровья, воспоминания детства – огромный кусок информации. Служебная же информация в большой степени подчинена не эмоциям, а законам логики – это Валентин Георгиевич теоретически обосновал. Причем и эту информацию мы очищаем от шелухи подробностей: какое у меня было выражение лица, когда я с ним мило поговорил, какого цвета глаза секретарши Зоечки, – оставляем только суть. Двадцать восемь тысяч оперативных ячеек “М-117” это вполне потянут, а объем памяти у нее огромный.

– Ну, допустим, – согласился Сергей. – А откуда мы возьмем необходимую служебную информацию? Да еще ведь надо ее закодировать!

– А вон она, в шкафу! – небрежно повел головой Кайменов. – И уже подготовлена для ввода в память машины…

– Где?! – взвился Малышев.

– Шесть папок. Ты что, забыл; что я готовлю алгоритм “электронного организатора”? Да скинь пальтишко-то, упреешь… Я ведь тебе о том и толкую, что другого такого случая не будет. Во-первых, у нас в руках вся писаная информация: о структуре института, о сотрудниках, готовы схемы взаимоотношений с внешними организациями, инструкции обо всем – от присуждения степеней до выделения квартир. Во-вторых, мы с тобой и сами в курсе дела, располагаем неписаной информацией для оперативной памяти. В-третьих, есть конфликт между Шишкиным и мной, то есть та ситуация, когда все качества человека проявляются наиболее ярко. И в-четвертых, в нашем распоряжении машина…

– В нашем ли? – усомнился Малышев. – Она ведь казенная.

– Да в том-то и дело, что я сейчас имею право, даже обязан, прежде чем моделировать “электронного организатора”, проработать на машине задачи такого же класса! Мне это в план записано, понимаешь?

– Хм… – Сергей стал расстегивать пуговицы на пальто. – Покажи папки.

Кайменов сунул руку в карман, встал.

– Вот ключ, вон шкаф. А я пока сбегаю в магазин, куплю чего-нибудь поесть.

– Сигарет не забудь, – пробормотал Сергей, отпирая шкаф.

Володька действительно потрудился на славу. Сведения о научных работах, данные бухгалтерии, отдела кадров, местного комитета, требования к результатам научных работ, организационная и научная структура института, взаимоотношения общественных организаций, данные тематического плана, постановления, регулирующие работу института, – все было расписано в шкалы сравнительной оценки и расчерчено в виде логических схем.

– “Шкала значимости должностей, – читал Малышев. – Директор – 900, замдиректора – 450, начальник отдела – 360… так далее… ведущий инженер – 160, старший инженер – 130…” Узнаю тебя, ведомость зарплаты! “Шкала значимости научных степеней и званий”, ну, это тоже понятно. “Шкала административных воздействий”: повышение в должности – 1 000, премия 700–200, благодарности в приказе – 50… сотруднику ничего не будет – нуль… – Сергей усмехнулся. – Что ж, математически правильно: если шкала охватывает и положительные и отрицательные числа, должен быть и нуль. “Выговор – минус 50, выговор с лишением премии – от минус 100 до минус 600… Увольнение – минус 1 500…” Здесь Володька упростил, увольнения бывают по разным статьям. Впрочем, для начала сойдет.

Он взял лист из другой папки. “Схема административной подчиненности”. Директор и заместитель заключены в квадратики, от директора – линии к кружочкам, в которые вписаны начальники отделов, от начальников отделов – разветвления к руководителям тем, от них – к исполнителям. От замдиректора Шишкина разветвления к отделу кадров, к руководимому им отделу, к снабженцам, мастерским, службе обеспечения. Правильно. “Схема внутренних научных связей”: директор – Ученый совет – отделы, тематические группы – исполнители…

Вернулся Кайменов, выложил из карманов кожанки колбасу, булочки, сигареты, две бутылки кефира.

– Послушай, а что это за пунктирные линии? – спросил Малышев.