Текст книги "Капитан звездолета (сборник)"

Автор книги: Аркадий и Борис Стругацкие

Соавторы: Александр Беляев,Иван Ефремов,Георгий Гуревич,Генрих Альтов,Анатолий Днепров,Николай Томан,Михаил Зуев-Ордынец,Валентина Журавлева,Виталий Савченко,И. Нечаев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Он запнулся. Серое облачко вдруг возникло под стеклянным полом кабины, и одновременно такие же облачка появились по бокам самолета. Кто-то невидимым железным кулаком ударил по фюзеляжу.

– Зенитки! – вскричал Крейбель.

“Самая подходящая обстановка для того, чтобы слушать лекцию по астрономии”, – подумал Бэдбюри. Самолет круто рванул кверху.

– Ловкие мерзавцы! – проворчал Крейбель, маневрируя рулями. – Уже успели пустить в ход свои дрянные хлопушки! Теперь я не стану удивляться, если через пять минут нам на хвост сядет немецкий истребитель…

Они благополучно выбрались из полосы обстрела и пошли на большой высоте. Плохо видя земные ориентиры, Крейбель вынужден был непрерывно следить за приборами. Не выпуская из рук штурвала, он то и дело оглядывался – видимо, опасался нового нападения. Все же он успевал время от времени, нагнувшись к трубке, прокричать англичанину что-нибудь о своем “белом карлике”.

Это странное вещество, имеющее какую-то связь со звездами, обладало, по его словам, громадной разрушительной силой.

Крейбель утверждал, что один грамм “БК” производит такое же действие, как хороший 150-миллиметровый фугасный снаряд. Один грамм – это ничтожная, почти невидимая пылинка! Ничего не стоит начинить ими обыкновенные пули, и тогда один простой пистолет мог бы заменить батарею мощных гаубиц.

Поистине “величайшая сенсация”! Следовало ли, однако, принимать это всерьез? Крейбель имел обыкновение подшучивать над своим другом журналистом за его невежество в естественных науках. Не шутит ли он и на этот раз? Вряд ли! Хотя Бэдбюри почти ничего не понял из его отрывистых замечаний о природе “белого карлика”, зато он держал это вещество в руках. Оно было в тысячу раз тяжелее железа, золота, свинца; почему же оно не могло быть в сотни тысяч раз разрушительнее нитроглицерина или аммонала?

– Представьте себе, – говорил Крейбель, – армию, имеющую в своем распоряжении много “белого карлика”. Это грозная армия, неправда ли? Каждый рядовой боец из винтовки или даже из пистолета бьет по противнику снарядами, не уступающими по своему действию шестидюймовым. Один единственный пулеметчик заливает позиции врага дождем таких снарядов – сто штук в минуту! А артиллерия этой армии стоит далеко в тылу и выбрасывает орешки с “БК” в стратосферу. Пролетев километров пятьсот, орешек падает где-нибудь в Эссене и одним махом стирает с лица земли какой-нибудь заводик вроде крупповского…

– Вы делали такие опыты? – недоверчиво спросил Бэдбюри. – Вы проверяли это?

– Нет, – сказал тот, усмехаясь, – на Круппе я, к сожалению, этого еще не проверял, а маленькие пульки с одним граммом “БК” мы испытывали… Но вам, кажется, сейчас представится возможность лично убедиться…

Он показал пальцем направо. Бэдбюри увидел немецкий самолет, круживший в нескольких сотнях метров над ними. Фашистский пилот высовывался из кабины, махал им рукой, очевидно, предлагая приземлиться. Чтобы не оставалось никаких сомнений, он направил на них пулемет и снова повелительным жестом указал на землю.

– Опустите-ка стекло, – сказал Крейбель англичанину. Оба самолета стали сближаться. В каких-нибудь ста метрах от фашистского истребителя Крейбель дал резкий крен. Продолжая управлять самолетом левой рукой, он правой достал из кармана пистолет, прищурился и выстрелил.

На одно мгновение вражеский истребитель заволокло облаком бледного синеватого пламени, потом оттуда вырвался еще столб пламени и книзу стремительно полетели дымящиеся обломки самолета.

– Вот, – невозмутимо сказал Крейбель, пряча пистолет. – Исследователю никогда не мешает лишний раз проверить свое открытие.

Он внимательно оглядел небо и, убедившись, что никто их больше не преследует, продолжал:

– Если хотите знать, это всего только третье испытание “белого карлика”, а в воздухе – даже первая проба. Мы с Истером добились решающих результатов только в самое последнее время, когда все кругом уже кишело немецкими агентами. Они сидели в дирекции, в конструкторском отделе… Всюду они совали свой нос, атмосфера была уже отравлена, и нам приходилось всячески изворачиваться, чтобы сохранить в тайне результаты работ. Но они кое-что все-таки разнюхали: и про разрушительное действие “БК” и про истеровскую броню. Это они забрались к Истеру третьего дня, чтобы выманить или похитить у него наши изобретения. Но Истер был не из тех, кого можно запугать или сбить с толку. Однако не находите ли вы, что нам следует приготовиться к новому визиту истребителей и надеть парашюты? Мало ли что может случиться…

Вероятно, чтобы сократить путь, Крейбель срезал угол и пошел над территорией Германии. Угроза вторичного нападения теперь была особенно велика, и Бэдбюри молча последовал примеру Крейбеля, подвязывавшего парашют. Впрочем, был ли в этом какой-нибудь смысл? Если бы им пришлось выброситься из самолета, то на земле их ждал бы не слишком хороший прием. Или, может быть, Крейбель надеялся со своим волшебным пистолетом пробиться к границе в крайнем случае пешком.

– Я не возражаю, – сказал Крейбель, покончив с парашютом, – если вы пустите теперь в большую прессу некоторый намек на то, что вы слышали и видели. Я потому и вызвал вас, когда убили Истера, что мне нужен был свидетель – благожелательный свидетель, понимаете, на всякий случай… В П. я все успел уничтожить перед бегством, там не осталось никаких следов. Кроме Истера и меня, никто ничего определенного не знал ни о “БК”, ни о броне. Те немногие килограммы “БК”, которые мы успели изготовить на лабораторной установке, я увез. Они вот здесь, в чемодане, и еще у него…

Он кивнул головой назад, туда, где лежал завернутый в штору труп Истера.

Так вот в чем было дело! Вот зачем надо было разжать его руки! Вот зачем они, надрываясь, похищали это мертвое тело! Чтобы “белый карлик” не достался немцам…

Бэдбюри вспомнил странный разговор о кремации, который происходил утром в доме Истера: “Этого нельзя допустить! Не то город взлетит на воздух…” Теперь все разъяснилось! Однако какое отношение ко всему этому имели звезды? И что, собственно, представлял собой этот чудовищно тяжелый “белый карлик”? Бэдбюри хорошо запомнил, но плохо понял ученую фразу Крейбеля: “Мы получали сверхмощные потоки протонов и уплотняли их с помощью новой силы, не подвластной еще ни одному другому физику в мире. Я имею в виду внутриядерные силы сцепления…”

Крейбель уверял, что все это “очень просто”. Но англичанин был на этот счет другого мнения. И, пристально вглядываясь в далекие холмы, синевшие на горизонте, он думал о том, что ему, пожалуй, и в самом деле придется скоро последовать ироническому совету Крейбеля и засесть за изучение точных наук.

– Видите ли, Бэдбюри, – сказал ученый, когда под ними замелькали заводы и шахты Рурского бассейна, – вы, конечно, никогда не предполагали, что Иосиф Крейбель – романтик. Но у каждого из нас бывают критические минуты, когда мы преображаемся и на момент становимся совершенно другими людьми. Могу привести яркий пример – смерть Эдуарда Истера. Это был величайший скептик и сухарь, какой когда-либо существовал в мире. Но он умер, как романтик, как настоящий герой. У него в квартире стоял наш первый аппарат для изготовления “БК”, первая несовершенная конструкция, работавшая на токе высокого напряжения, – впоследствии мы от нее отказались. Когда убийцы проникли к нему, он, очевидно, испугался, что они завладеют этим аппаратом и двумя шариками “БК”, которые он хранил у себя. И он предпочел убить себя, чем отдать их фашистам… По-видимому, он первым делом схватил вещество, зажал его в кулаках, а потом грудью бросился на включенный аппарат. Он уничтожил его током высокого напряжения, устроив короткое замыкание через свое собственное тело. Напишите об этом, Бэдбюри, – может быть, вы хоть немного разбередите совесть трусов…

Бэдбюри слушал, съежившись, и молчал. Было зверски холодно, и он совершенно окоченел. Досада охватывала его, когда он вспоминал о том, что они могли бы уже сидеть сейчас где-нибудь в кафе, в тепле и безопасности. Но все же он был доволен и испытывал глубокое профессиональное удовлетворение.

Нет, не зря гитлеровские танки и грузовики мчались от границы до П. со скоростью пожарной машины. Очевидно, фашистские главари решили, что после покушения на Истера Крейбель вздумает бежать, и тогда добыча окончательно ускользнет из их рук. Бэдбюри вспомнил мотоциклиста из гестапо, пытавшегося задержать Крейбеля перед самым отлетом. Несомненно, он ворвался в П. вместе с авангардом оккупационных войск. Вся эта колонна пронеслась через весь город, не останавливаясь, прямо на завод, а оттуда на аэродром за Крейбелем. У них были основания торопиться.

Что последует дальше? Ясно, что история “белого карлика” только еще начиналась. “Кто знает? – размышлял Бэдбюри. – Может быть, мир станет свидетелем любопытнейших событий, если патриот Крейбель попытается использовать свое могущественное оружие против поработителей его родины?”

…Истекал третий час их воздушного путешествия. Самолет вышел, наконец, к морю. Впереди смутно темнела береговая линия Ютландского полуострова.

– Бензин на исходе, – озабоченно сказал Крейбель. – Надо дотянуть, дотянуть во что бы то ни стало: не падать же нам в воду в десяти километрах от берега!..

– Вы дотянете, Крейбель, теперь нам нечего беспокоиться, – сказал Бэдбюри.

Странный стук неожиданно заставил их замолчать. По металлическим бокам кабины снаружи защелкал частый град. Крейбель и Бэдбюри переглянулись, пораженные одной и той же догадкой: неужели их все-таки настигли?

Над морем в боевом строю шла тройка быстроходных германских истребителей. На этот раз фашисты не делали никаких предупреждений, не угрожали, – они просто расстреливали беглецов из двенадцати пулеметов.

– Черт побери! – сказал Крейбель. – Признаюсь, у меня сейчас совсем нет настроения драться: у нас осталось бензина на пятнадцать минут. Но делать нечего! Опустите, Бэдбюри, стекло!

Он повернул самолет и с бешеной скоростью повел его прямо на врагов. Но те не приняли этой лобовой атаки. Они ускользали в стороны и, проделывая головокружительные эволюции, все норовили зайти Крейбелю в тыл. Пули продолжали колотить по фюзеляжу, по плоскостям и в двух местах пробили стекла кабины.

– Дело дрянь! – ворчал Крейбель, работая ручкой и педалями. – К сожалению, я не тренирован для высшего пилотажа… И у меня не сверхскоростной истребитель, развивающий шестьсот километров в час… Вот что, Бэдбюри: выбрасывайтесь-ка – и поскорей! Подберут! Если я не сумею уйти от них, я выпрыгну вслед за вами.

Бэдбюри колебался.

– Прыгайте, прыгайте! – закричал Крейбель и с силой пожал ему руку.

Через секунду Бэдбюри уже висел в воздухе под куполом парашюта и медленно опускался к воде. Он не думал о страшной опасности, которой подвергался сам, а с волнением и страхом наблюдал за Крейбелем. Мотор самолета скоро замолк, и он стал планировать по пологой линии, преследуемый истребителями. Очевидно, в баках иссяк бензин.

Вдруг под самолетом мелькнула темная фигура. Через мгновение над ней раскрылся упругий белый зонт, но еще через мгновение шелк сморщился и обвис на прыгающих по ветру стропах…

– Оборвался! – со стоном вскричал Бэдбюри. – Проклятие. Он забыл отстегнуть “белого карлика”. Темная фигура молнией пронеслась в воздухе и со страшной силой врезалась в волны. И почти в тот же момент над головой Бэдбюри раздался оглушительный грохот: самолет Крейбеля вспыхнул и разломался на тысячи кусков.

Бэдбюри плохо помнит, что произошло потом. Он тонул и был уже без сознания, когда его подобрал немецкий катер береговой охраны. Очнулся он в Берлине, в тюрьме, откуда его некоторое время спустя препроводили в концентрационный лагерь. Он пробыл там три месяца, три страшных месяца, которые больше научили его сочувствовать чужим страданиям и ненавидеть, чем все сорок лет предыдущей жизни.

Чудом удалось ему выбраться из неволи и добраться на родину.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Редакция английской газеты сочла нужным дать к статье Бэдбюри небольшое примечание. Автор его – кембриджский физик, сравнил Иосифа Крейбеля с Резерфордом. Разумеется, в этом примечании не было и не могло быть ничего, кроме некоторых элементарных разъяснений и неопределенных догадок, но для читателя, мало знакомого с новейшей физикой, оно, возможно, представит известный интерес. Приводим его поэтому целиком.

“Белыми карликами”, – писал ученый-кембриджец, – современные астрономы называют звезды особого типа, обладающие сравнительно небольшой величиной и огромной массой. Плотность их вещества в десятки тысяч раз больше плотности любых, даже наиболее плотных земных веществ. Астрономы объясняют эту чудовищную плотность “белых карликов” тем, что атомы их материи разрушены под воздействием сверхвысокой звездной температуры и обломки этих атомов стиснуты внутри звезд колоссальным давлением наружных слоев.

Всякий атом, как известно, состоит из положительно заряженного тяжелого ядра, вокруг которого обращаются отрицательные электроны. По своей величине ядро в тысячи и десятки тысяч раз меньше всего атома, но почти вся масса сосредоточена именно в нем, в этом неуловимо малом центре атома. В раскаленных Недрах “белых карликов” с атомов ободраны все электроны, и ядра там существуют самостоятельно. Оголенные от электронов эти, ничтожные по величине, но сравнительно тяжелые, частицы могут уплотняться в десятки тысяч раз сильнее, чем более громоздкие целые атомы. Вот почему на “белых карликах” в единице объема может быть сосредоточено в тысячи раз больше вещества, чем у нас на Земле.

В истории науки известен случай, когда новое вещество было обнаружено сначала на звезде – на Солнце, затем уже, много лет спустя, и на Земле. Я имею в виду историю открытия благородного газа гелия. Теперь мы видим повторение этого случая. Исследователи Иосиф Крейбель и Эдуард Истер изготовили на Земле сверхплотное звездное вещество – “белый карлик”. Насколько можно судить из сообщений мистера Бэдбюри, они воспользовались для этого ядрами атомов водорода – протонами.

Сконцентрированные в небольшом объеме протоны должны обладать колоссальной разрушительной силой. Вообразите гигантскую молнию, “упакованную” в наперсток, или “луч смерти”, сдавленный, сжатый до тысячекратной плотности материального тела. Это и будет нечто, похожее на “белый карлик” Иосифа Крейбеля.

Для нас, правда, остается совершенной загадкой, каким образом он мог до поры до времени удерживать это вещество в “покорном” состоянии и свинцовой оболочке. Но зато мы отлично можем себе представить, что должно произойти, когда мириады стесненных протонов внезапно выпускаются из свинцового плена. Освобожденные ядра мгновенно должны разлететься в стороны, “наброситься” на окружающие целые атомы – атомы воздуха, воды, земли, домов, человеческого тела… Они будут рвать их на части, отбирать у них электроны. Произойдет грандиозное разрушение материи, распад, взрыв, катастрофа…

Для науки особенно интересно знать, каким именно способом Крейбелю удалось сконцентрировать миллиарды миллиардов протонов в небольшом объеме. На звездах ядра атомов стиснуты благодаря колоссальному давлению, которое господствует в центре этих небесных тел. Искусственно создать такое давление на Земле немыслимо. Очевидно, Крейбель и Истер нашли какие-то новые мощные силы и использовали их для уничтожения “ободранных” атомов водорода. Какие же это силы? Внутриядерные силы сцепления, сообщает нам мистер Бэдбюри, со слов самого Крейбеля. Но если исследователи действительно раскрыли природу внутриядерных сил и с помощью аппаратов неизвестной нам конструкции научились управлять ими, то это открытие, несомненно, могло бы произвести величайшую революцию в науке и в технике. Овладев силами, действующими внутри атомного ядра, человечество получило бы возможность по своему произволу использовать неисчерпаемые, грандиозные запасы внутриатомной энергии. Кроме того, оно оказалось бы в состоянии создавать из составных частей ядра любые комбинации: иначе говоря, из любой глины можно было бы искусственно изготовить все бесконечное разнообразие вещества, какое существует в мире!

Потрясающие перспективы!

К сожалению, тот, кто владел этой величественной тайной, лежит теперь на дне Северного моря, храня на себе свое чудесное звездное вещество”.

А. Днепров
Электронный молот

1

Капитан развернул листок бумаги и прочел: “Дорогой друг! Податель этого письма мне хорошо известен. Увы, его семья перенесла тяжелое несчастье. Отец, небогатый фермер, в прошлом году скоропостижно скончался. Горе лишило мать возможности двигаться и, по-видимому, навеки приковало к постели. Всего в семье – семь человек. Тот, который передает тебе это письмо, – самый старший и, следовательно, кормилец семьи. Его имя Фред Аликсон. Я помню, ты хотел иметь хорошего помощника. Если ты возьмешь его к себе в лабораторию, не только обретешь такового, но и сотворишь доброе христианское дело. Мы так часто забываем Евангелие, где говорится о помощи ближнему. Обнимаю тебя, старина. Твой верный Август”.

Итак, Фред, вы пересекли континент, чтобы работать у меня? – спросил Кеннант высокого, немного сутуловатого блондина с большими голубыми глазами (на которые с выпуклого лба наползали белесые волосы).

– Да, профессор. Мне это посоветовал ваш друг, Август Шредер.

– Хорошо. Что же вы умеете делать?

– Все, что вы прикажете. Я не боюсь никакой работы.

– А ваше образование?

– О, не очень много. Три курса факультета естественных наук. Больше не хватило денег и…

– Ясно, ясно.

Кеннант уставился в одну точку и несколько минут тер поросший щетиной подбородок.

– А как поживает Август? – спросил он наконец.

– Спасибо. Хорошо. Он по-прежнему коллекционирует марки.

– А как его здоровье?

– Пока не жалуется. Правда, иногда, особенно осенью и весной, у него шалит сердце.

– Сердце, говорите?

– Да, – ответил Фред. – Мой отец тоже умер от сердца.

Кеннант, покашливая и продолжая тереть подбородок, несколько раз прошелся по кабинету. Затем он остановился возле Фреда и посмотрел на него своими слезящимися глазами.

– Ну, добро. Я вас беру. Беру потому, что вас рекомендует мой лучший друг. Вам надлежит благодарить не меня, а его.

– О, профессор… – Фред сделал резкое движение в сторону Кеннанта, чтобы пожать ему руку. Старик с седой гривой, покоящейся на белоснежном воротнике, испуганно попятился назад.

– Нет, нет, нет… – произнес он торопливо, подняв руки на уровень нагрудных карманов пиджака. – Я вам сказал, благодарить будете Августа.

Молодой человек смущенно подвигал в воздухе длинными неуклюжими руками и спрятал их в карманы брюк.

В течение нескольких минут оба молчали. Фред смотрел на странную установку. Она напоминала по виду несколько вдвинутых друг в друга коротких труб, обернутых черным изоляционным материалом. Кеннант наблюдал за выражением лица молодого гостя. Наконец он сказал:

– Собственно говоря, а вы знаете, чем мы будем заниматься?

– Признаюсь, нет. – Фред виновато улыбнулся.

– Штука, на которую вы смотрите, называется линейным ускорителем.

– Вот как. Значит, на этом приборе ускоряются ядерные частицы?

– В некотором смысле, да. Если только электроны можно назвать ядерными частицами.

– Ускоритель электронов? – спросил Фред. Кеннант кивнул головой и, обойдя обернутые в черный материал трубы, включил рубильник. На мраморном щите вспыхнула красная лампочка. Застучал вакуумный насос.

– Сейчас нам придется выйти в другую комнату. Энергия ускоренных электронов составляет около пяти миллионов электроно-вольт. Пробиваясь наружу через тонкую алюминиевую фольгу из камеры ускорителя, они создают сильный фон гамма-излучения. Это небезопасно.

Профессор и его новый ассистент быстро вышли из лаборатории в смежную комнату, плотно закрыв за собой тяжелую дверь, обшитую листовым свинцом.

Кеннант уселся за письменный стол и, перелистывая какие-то бумаги, казалось, совершенно забыл о своем новом ассистенте. Фред бесшумно переминался с ноги на ногу и оглядывался. На небольших столиках в углах комнаты стояли металлографический микроскоп и микропроектор. У входной двери возвышался огромный массивный сейф. Это был некрашеный чугунный ящик высотой более полутора метров со стенками, по крайней мере, сантиметров десять толщиной.

– Вам придется познакомиться с работой электронного молота, – снова произнес профессор Кеннант.

– Электронного молота?

– Да. Это, конечно, фигуральное название. Однако оно в некотором смысле передает основную идею. Электронами можно ковать металл. Да, да, и, если хотите, вы попали в кузницу атомного века. А я – кузнец в этой кузнице.

Кеннант прищурил глаза и лукаво улыбнулся.

– Ну, что ж. Я с удовольствием буду вашим подмастерьем, если вы этого пожелаете. – Фред тоже улыбнулся.

– Добро. Но прежде всего вы должны понять основную идею. Вы знаете, для чего куют металл?

Фред задумался. В нынешний век очень часто задают с первого взгляда чрезвычайно простые вопросы, на которые проще всего ответить в том случае, если ты ничего не смыслишь в современной науке.

– На этот вопрос лучше всего мог бы ответить какой-нибудь потомственный кузнец, – заметил Фред смущенно.

– Значит, не знаете. Ну что же, я вам расскажу. Конечно, очень коротко. Остальное вы прочтете в книгах. Металл подвергают ковке не только для того, чтобы придать ему нужную форму, но для того, чтобы сообщить ему некоторые важные свойства. Когда мы обрабатываем металл ударами молота, мы создаем на его поверхности плотный слой, делающий изделие прочным. Происходит упрочение металла.

– Ясно, – сказал Фред.

– Ковку металла можно с успехом вести только до определенного предела. Если через норму перевалить, металл будет трескаться из-за внутренних напряжений.

– Представляю.

– Все это – внешние признаки. Более важно то, что происходит внутри металла, подвергающегося ковке. Вы знаете, что происходит внутри?

– Нет, не знаю.

– Ковка искажает кристаллическую структуру металла. Атомы металла сближаются. После ковки образуется более плотная, чем вся остальная масса, оболочка. Она-то и придает металлу прочность.

– Понимаю.

– Теории на сегодня достаточно. Я иду обедать, а вы садитесь за мой стол и читайте вот это.

Кеннант протянул Фреду книгу, которая называлась “Изменение структуры металлов при ковке”.

– Хорошо, я ее прочту.

– Я вернусь часа через два – три. Если вздумаете уходить, ключ в двери. На первом этаже института сдадите дежурному.

Фред, усаживаясь за столом профессора, кивнул головой.

Когда дверь закрылась и шаги Кеннанта затихли, Фред несколько минут листал книгу. Затем он отодвинул ее и стал рассматривать стол, за которым сидел. Придвинув к себе роскошный чернильный прибор – позолоченная бронза на черном мраморе, – он обнаружил под ним огромную дыру. Это было бесформенное отверстие, сделанное каким-то тупым инструментом. Лохмотья изуродованного дерева торчали во все стороны. Вокруг отверстия виднелось еще несколько – поменьше.

Окончив осмотр письменного стола, Фред тихонько поднялся, прислушался и прошелся по комнате. Затем подошел к сейфу и вначале слегка, а после изо всех сил потянул за ручку дверцы. Сейф был заперт. Когда Фред тянул за ручку, изнутри внезапно раздалось шипение и треск. Фред сделал огромный прыжок в сторону и вытер потный лоб. Потом он снова подошел к сейфу и еще раз, без всякого результата, подергал за ручку дверцы.

2

Круглая вогнутая чашка из хрома была закреплена в специальном зажиме, насаженном на вращающийся вал. Когда вал начинал вращаться, чашка совершала колебательные движения вверх и вниз, вправо и влево, описывая в пространстве сложную траекторию.

– Совсем как эпициклы Платона, – заметил Фред, глядя, как металась во все стороны металлическая чашка. – Для чего все это?

– Это необходимо для того, чтобы электронный пучок обработал всю поверхность, – ответил Кеннант. – Если электроны все время будут ковать одно и то же место, оно мгновенно накалится добела и, наконец, расплавится. Этого допускать нельзя.

– Вы говорите, энергия электронов равняется пяти миллионам электроновольт?

– Да, Фред. При этой энергии электроны способны смещать атомы металла с узлов кристаллической решетки. Атомы металла сближаются и обработанная поверхность приобретает большую плотность. Точь-в-точь, как при ковке металла молотом. Если обычное расстояние между атомами хрома равно примерно трем ангстремам, то после его обработки электронным молотом это расстояние уменьшается до одной десятой ангстрема. Вы представляете, что это значит?

Фред непонимающе заморгал глазами.

– Плотность вещества обратно пропорциональна кубу расстояния между атомами. Не трудно сообразить, что после электронной ковки плотность металла возрастет более чем в тысячу раз. Если вес одного кубического сантиметра хрома равен семи граммам, то один кубический сантиметр кованого хрома будет весить более семи килограммов.

– Ого! Совсем как звездное вещество. Говорят, плотность вещества, из которого построены некоторые звезды, фантастически огромна. Один кубик этого вещества весит несколько тонн.

– Совершенно верно. Это происходит за счет уплотнения атомных ядер.

– Значит, вы хотите воспроизвести звездное вещество? Кеннант подошел к импульсному генератору и включил напряжение.

– Давайте выйдем. Сейчас начнется электронная обработка металла.

Кеннант и Фред прошли в соседнюю комнату, оставив за собой ревущий генератор. Электронная ковка хромовой чашки началась.

– Значит, вы хотите воспроизвести звездное вещество? – повторил вопрос Фред.

Кеннант уселся за стол и долго смотрел в глаза своего помощника.

– Дело в том, мой молодой друг, что создание звездного вещества – не главная задача. Все, что я делаю, необходимо для решения одной чрезвычайно важной прикладной проблемы из области оптики.

– Вот как? Оптики? – удивился Фред. – А я считал, что вы занимаетесь чисто металлургической проблемой.

– Нет. Все это необходимо для другого. Я решил построить гамма-микроскоп.

– Гамма-микроскоп?

– Да, гамма-микроскоп. Он поможет людям видеть отдельные атомы и, может быть, даже электроны…

– Вы шутите, профессор, – недоверчиво произнес Фред.

– Нисколько. В обычных микроскопах используются световые лучи с длиной волны от четырехсот до семисот миллимикрон. Примерно таковы минимальные размеры объектов, которые можно изучать в этих лучах. Существуют микроскопы, где используются ультрафиолетовые лучи. Это позволяет видеть объекты размером в десяток раз меньше. Чем меньше размеры микроскопических тел, которые мы хотим наблюдать, тем короче должна быть длина волны света. Размеры атома – около одного ангстрема. Это соответствует гамма-лучам.

– Но как вы эти гамма-лучи сфокусируете, как вы заставите их подчиняться законам геометрической оптики? Ведь это невозможно.

– Возможно, – продолжал Кеннант. – Для этого необходимо иметь материал, из которого, как вы правильно заметили, нужно создать фокусирующие устройства для гамма-лучей. Не трудно догадаться, что это вещество должно обладать огромной плотностью, то есть очень малым межатомным расстоянием. Если расстояние между атомами вещества будет значительно меньше длины волны гамма-лучей, они от него будут отражаться, как свет от обычного зеркала.

– Вот как! И для этого вы и занимаетесь электронной ковкой металла?

– Да.

– Но ведь это же здорово! И вам это удается?

– Почти, – ответил Кеннант, – вот посмотрите на эту диаграмму.

Кеннант подвел Фреда к стене, на которой висела схема зеркального микроскопа.

– Здесь изображены три сферических зеркала. Это – параболический конденсатор. Это – объектив зеркала, в который вводятся гамма-лучи. Изображение формируется на люминесцирующем экране.

– Все это, действительно, очень просто. Конечно, за исключением получения материала для изготовления зеркала, отражающего гамма-лучи.

– Вот в этом-то и помогает электронный молот. Минуту помолчав, Фред как бы в раздумье заметил:

– Если такой материал можно изготовить, то тогда можно построить и прожектор гамма-лучей…

– Для чего? – насторожился Кеннант. Седые брови его нахмурились.

– Ведь это был бы идеальный прожектор лучей смерти, о которых так давно мечтали…

– Что? Лучи смерти? – профессор встал и сурово посмотрел на своего помощника.

– Ну, да. Можно изготовить большое параболическое зеркало и в его фокусе укрепить источник гамма-излучения, например, кусок кобальта с атомным весом 60. От лучей такого прожектора невозможно было бы скрыться даже за каменной стеной.

– Мне не нравятся эти разговоры, Аликсон. Выбросьте их из головы. В моей лаборатории думать о смертоносных приборах я категорически запрещаю.

Старик несколько раз прошелся по кабинету.

– Попытка использовать мои работы для этой цели уже была. Но успехом она не увенчалась и, я думаю, не увенчается.

Кеннант вышел. Фред слышал, как в “электронной кузнице” хлопнул рубильник. Профессор выключил электронный молот. Через несколько минут он вернулся, держа в руках обработанную хромовую чашку. Открыл сейф и спрятал ее внутри. Ни слова не говоря, он покинул помещение.

3

– Теперь, Фред, вы знаете, как и что нужно делать. Я уезжаю дня на два и поручаю вам обработать эти хромовые параболоиды. Они нам пригодятся для конденсатора будущего микроскопа. Только прошу вас, после обработки немедленно прячьте их в сейф и до моего приезда не трогайте. Понятно?

– Да, профессор.

По лицу Фреда мгновенно пробежала какая-то тень и сразу исчезла. Он посмотрел на своего шефа.

– Ключ от сейфа вы мне оставите?

– Конечно. Учтите, эти параболические зеркала чрезвычайно ценны. Помните, вы мне говорили о лучах смерти? Так вот, эти зеркала особенно пригодны для этой цели. Если бы военное министерство нашей страны знало, что они у нас имеются, оно бы не поскупилось ни на какие деньги, чтобы их приобрести. Поэтому повторяю, каждое изготовленное зеркало немедленно прячьте под замок. Вот вам ключ.

Кеннант протянул ключ от сейфа. Фред обеими руками прижал его к груди.

– И еще, – продолжал Кеннант, – если у вас случайно разобьется какое-либо из этих зеркал, в моем письменном столе находятся хромовые заготовки. Вы можете повторить опыт.

– Разобьется? – удивился Фред.

– Да. Они иногда разбиваются. После электронной ковки они часто становятся хрупкими. Итак, вам все ясно?

Кеннант несколько минут походил по лаборатории, внимательно осмотрел все приборы и установки и остановился у двери.

– Заклинаю вас. Каждое вновь изготовленное зеркало немедленно прячьте в сейф. Это крайне необходимо, понимаете? Если вы этого не будете выполнять…

– Что вы, профессор! – воскликнул Фред. – Я все сделаю так, как вы сказали.