Текст книги "Канада, пахнущая смолой"
Автор книги: Аркадий Фидлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
В последующие годы, когда могущественные акционеры компании начали, словно в сказке, загребать огромные прибыли, преждевременно сгорбившийся, немощный человек рассказывал своим заслушивавшимся детям истории, также напоминающие сказку. Он говорил, что далеко за морем был король лесных странников, который воевал смелее, чем сами индейцы, открывал необъятные страны, вселял в королей самые смелые надежды, боролся с министрами, водил за нос злобных губернаторов и привозил из леса сокровища; но злые волшебники, почитатели золотого тельца, терзали его на каждом шагу и постоянно захватывали его добычу…
26. «Hudson's Bay Company»
Так, порожденная двумя французами, английская «Компания Гудзонова залива» за короткое время превратилась в невиданную силу. Достаточно сказать, что, наделенная исключительными привилегиями, она долгие годы была монопольным владельцем четырех пятых всей территории Канады, абсолютным властелином с суверенными правами. «Hudson's Bay Company»– ее сокращенное наименование, в обиходе ее называли «Почтенной Компанией». Местопребыванием ее всегда был Лондон. 275-летний юбилей она отметила пышно. Существует и поныне – богатая, все еще живучая, хотя уже без привилегий.
В первые же дни своего существования компания обогатилась в результате случайной, странной конъюнктуры. По-видимому, Англию тогда овевали холодные ветры, ибо люди там страдали от ревматизма и головных болей, ввиду чего вошло в моду носить меховые шапки. Когда появились шкурки бобров, англичане уверовали, что этот мех избавляет от головных болей успешнее, чем другие меха. Поэтому – мех бобров стал утехой всех лысых и ревматиков, а с течением времени вошло в моду одевать в меха и другие части тела. Меха получили признание также и среди женщин. И тогда ежегодно в Европу стали привозить по полмиллиона шкурок зверей.
Знаменательно, что из Англии вывозили в Россию много бобровых шкурок, представлявших важную статью оживленных в те времена торговых отношений между этими странами. После получения в собственность острова Ванкувер на тихоокеанском побережье и основания там порта компания развернула широкую заморскую торговлю на Тихом океане. За вывозимые в Китай шкурки она получала оттуда большие партии чая, которые продавала в Европе с огромной прибылью.
Основная деятельность компании заключалась в меновой торговле с канадскими индейцами. Охотникам платили за пушнину товарами: ружьями, порохом, одеялами, инструментами. Денежной единицей являлась шкурка бобра. Например, за пистонное ружье индеец вынужден был отдавать стопку бобровых шкурок, уложенных одна на другую на высоту, равную длине этого ружья! Это был для компании великолепный бизнес, тем более что англичане, известные ловкачи, начали специально изготовлять ружья с исключительно длинными стволами.
Едва на реках взламывался лед, как индейцы группами на сотнях лодок, доверху нагруженных мехами, отправлялись к Гудзонову заливу. Каждый краснокожий «гость» сначала получал две стопки рому. Спаиваемые чувствовали себя на седьмом небе, и торговля шла вовсю – так, как хотелось компании. Несколько недель длился дикий разгул, а затем, изнуренные, с головной болью и ничтожной выручкой, охотники исчезали в своих дебрях, участникам же компании в Лондоне доставались сказочные прибыли. Время от времени, чтобы успокоить совесть, принимались – на бумаге – запреты спаивать индейцев. Но поскольку такие запреты наносили ущерб интересам компании, то о них быстро забывали. Сто двадцать тысяч литров рому, вполне законно згавезенных в Канаду только в одном 1692 году, произвели большее опустошение среди местного населения, чем вражеское нашествие, но зато дали сто двадцать тысяч бобровых шкурок «Почтенной Компании».
«Компания Гудзонова залива» была для англичан отличной школой по созданию и укреплению заморских колоний; в этой области они достигли впоследствии большой сноровки. Вокруг Гудзонова залива англичане уже не истребляли «туземцев», как на юге, у побережья Атлантического океана, а «мирно» использовали их так, как хотели; с индейцев сдирали шкуру (вернее, шкурки), проводя политику беспощадной экономической эксплуатации, позже столь усовершенствованную колониальной системой в странах с «цветным». населением. Достаточно привести хотя бы упомянутый пример: бобровые шкурки, приобретенные в Канаде за одно ружье, в Англии стоили столько же, сколько сто двадцать таких ружей.
Конкуренция легкомысленных французов не была страшна компании, зато подлинная опасность надвинулась со стороны соплеменников. К концу XVIII века несколько предприимчивых шотландцев, жителей Монреаля (в то время находившегося уже во владении англичан), основали конкурирующее общество «North West Company». Оно умело использовало лесной опыт французских купцов и охотников; у него служили наиболее смелые знатоки, леса и метисы, поэтому не удивительно, что новая компания широко проникла в леса. Ее посланцы первыми достигли Тихого океана, а Макенэги даже доплыл по большой реке, названной позднее его именем, до Полярного моря.
«Северо-Западная Компания» начала отвоевывать влияние и шкурки у своей соперницы с Гудзонова залива. Тогда соперница встревожилась: начала посылать своих агентов в глубь лесов и охотнее, чем прежде, заигрывать с индейцами. Более того: во имя бизнеса подавляла расовую предубежденность, предлагая агентам жениться на индианках, по примеру шотландцев из враждебного лагеря.
Но и этим не кончилось: ненависть конкурентов, разгоревшаяся в северных лесах, дошла до кровопролития. Загремели выстрелы из-за угла, разразилась настоящая гражданская война. Люди гибли с обеих сторон.
Подумать только, из-за чего происходили все эти убийства, нападения, проявления ненависти? Из-за шкурок бедных бобров!
Тогда забурлило общественное мнение Англии, заставив правящие круги вмешаться в лесную драму. Обеим соперничающим компаниям пришлось объединиться. Разумеется, «Компания Гудзонова згалива» вышла победительницей и сохранила руководящую роль. С этого момента в течение нескольких десятков лет она единолично управляла всем материком от Гудзонова залива до Тихого океана и Полярного моря.
Сеть из более чем ста факторий паутиной опутала канадские леса. Наиболее смелых агентов компании манили громадные, малоисследованные лесные массивы на западе – богатейшая кладовая пушнины, охотничье эльдорадо. Туда, в дебри, шли люди с железной волей и богатым опытом, несгибаемые пионеры и открыватели. Для своих товаров они строили крепкие блокгаузы, подлинные крепости, которые называли фортами. Эти форпосты, в которых поселялось преимущественно по одному человеку, нередко отстояли друг от друга на сотни километров; им неоткуда было ждать помощи; они противостояли многочисленным случайностям. То были бастионы приключений.
«Такой агент, – говорится в описании середины XIX века, – был абсолютным властелином в своем районе: его слово имело силу высшего закона. В суровые зимы, когда индейцы умирали с голоду, он решал вопросы жизни и смерти целых племен. Никто не осмеливался поднять на него руку. Подобно папе римскому, он считался непогрешимым».
О грубом своеволии некоторых агентов компании мы знаем из произведений Кервуда и Лондона.
С развитием цивилизации такой огромный охотничий заповедник и такое странное государство в государстве не могли сохраниться. Плодородные земли Канады как нельзя лучше подходили для сельского хозяйства, поселенцы уже проникали с плугом в леса и прерии: власть «феодальной компании» все больше тормозила прогресс и была бельмом на глазу.
В 1869 году, когда окрепла государственная власть в западных провинциях, суверенные права перешли к канадскому правительству и компания утратила свои привилегии. Но, потеряв мнимые выгоды, сколько приобрела она подлинных! Прежде всего она получила неплохую компенсацию наличными, за ней было признано право собственности на несколько миллионов гектаров аемли – именно тех, где ныне добываются наиболее ценные ископаемые. Разумеется, компания сохранила все свои фактории. Хотя официально монополия на торговлю пушниной отменена, но в силу обстоятельств и она сохранилась за компанией по сей день.
Именно после утраты политических прав компания приобрела, как никогда раньше, небывалую экономическую силу, о какой даже и не мечтали первые акционеры XVII века. В больших канадских городах «Н.В.С.» владеет огромными торговыми домами, по рекам плавает множество ее пароходов, на двух океанах она имеет флоты под своим флагом. Нужно ли удивляться, что директора компании наживают сказочные богатства и что один из них, благородный лорд Стрескон, смог на собственный счет экипировать для английской короны кавалерийский полк против буров?
И до сего времени могущественное влияние компании распространяется в Канаде на все лесные пространства – повсюду, где кончается цивилизация и начинается безбрежье лесов и тундры. «Почтенная Компания» так же, как встарь, манит необыкновенными приключениями, разжигая воображение британской молодежи.
Френкленд, агент «Hudson's Bay Company» в Обижуане, с гордостью показывает мне обозначенные на стенной карте Канады фактории компании. Они всюду: от восточной оконечности Лабрадора до устья реки Макензи. Вот там, в форте Макферсон, служит личный друг и коллега Френкленда. На фасаде его пакгауза красуется такая же вывеска, как и здесь, в Обижуане, выписанная старинными письменами:
«Hudson's Bay Company incorporated 2nd May 1670»
Те же самые буквы и слова, не изменившиеся в течение более двухсот пятидесяти лет, виднеются повсюду – в Обижуане, так же, как в Монреале и Лондоне, на всевозможных письмах и конвертах компании, на ее посылках, картонках, банках, одеялах. Это эмблема старинной традиции и некогда больших привилегий. Френкленд любит компанию, как сын – мать.
В прежние времена агенты, жившие в глуши в одиночестве по многу месяцев, часто доходили до помешательства, безлюдье приводило их в отчаяние. Ныне компания дает им радио и журнал «Beaver» («Бобр») – наиболее, пожалуй, читаемый и самый полезный журнал на английском языке. Богато оформленный, со множеством великолепных фотографий, редактируемый самими сотрудниками компании, он любопытен как хороший журнал, освещающий жизнь на факториях, публикующий сообщения из самых глухих лесных углов. Безумия от одиночества уже не существует. Его успешно преодолели «Бобр» и радиоприемники,
27. Индейцы кри
В Обижуане живет более шестидесяти семей индейцев кри. Это одно из ответвлений могущественного племени, разбросанного на огромном пространстве в лесах к югу и западу от Гудзонова залива. Люди эти хорошо сложены, статные, рослые и при этом тихие, спокойные и честные.
До тех пор пока белые не вложили в руки охотников-кри огнестрельное оружие, им даже и не снились войны, подобные тем, что вели ирокезы или сиуксы. Получив оружие, они стали выходить из лесов на юг, в прерии, чтобы добывать мясо бизонов. В те времена они уже предпринимали смелые походы к самому подножию Скалистых гор, побеждая другие племена, особенно сиуксов и черных стоп. Они побеждали, так как превосходили противников более совершенным оружием. Однако они не думали о завоеваниях: на севере хватало лесов. Более того: когда ассинбоины, ветвь сиуксов, обратились к кри зга помощью, лесные индейцы великодушно уступили им часть охотничьих угодий для постоянного жительства, и с того времени по сей день оба племени связаны нерушимой дружбой.
Кри никогда не воевали также с белыми – ни с англичанами, ни с французами. Краснокожие охотники поставляли пришельцам пушнину, став главной опорой «Компании Гудзонова залива». Лесная охота всегда была и осталась поныне основой их существования. Лес – их стихия.
В Обижуане белые построили им небольшую школу. Учительница-француженка знакомит индейских детей с жизнью и делами белых, расхваливает красоту их городов. Но после окончания школы дети кри не торопятся познакомиться поближе с миром белых. Кажется, никто еще не выехал в Квебек: молодежь бежит на север. Туда ее тянет природа и голос крови – на тропы волков, лосей, медведей и бобров.
В Обижуане белые построили также церковку. Опрятную, симпатичную, светлую. Индейцы кри легко приняли христианство: им была близка проповедь единобожия и любви к ближнему – они задолго до белых признавали великого духа Маниту и любили людей и животных.
Два-три раза в год в Обижуан приезжает миссионер, владеющий языком кри, служит мессу, произносит проповеди. Надо сказать, что индейцам несколько убогой кажется новая вера, хвастливо утверждающая, что только у человека есть душа. Как же так? А медведь, а бобр, а деревья – разве у них нет души? Родятся, живут, чувствуют – без души?… Все же, несмотря на свои сомнения, индейцы аккуратно посещают церковные службы, слушают миссионера, который часто рассказывает им любопытные историйки и привозит небольшие подарки взрослым и лакомства детям.
Никто лучше кри не знает леса и его красот. Ни один белый человек никогда не сравнится в этом с кри, за исключением разве французского траппера Жана Мартэна. Но Жан Мартэн жил почти двести лет тому назад и уже стал легендой. Зато нынешние познания кри – отнюдь не легенда: они могут предсказать погоду по виду растительности, понять голос птицы, раскрыть историю сломанного стебелька травы, разгадать тайну следа. Мудрый бобр – их брат, только он принял вид зверя. Сильный медведь – их двоюродный брат, выносливое дерево – их друг. Индеец кри не считает себя лучше их. Нет! Наравне с ними он житель лесов и потому, как и лес, чуток, честен, великодушен и полон достоинства.
Способности индейца кри нещадно эксплуатируют белые. Он служит им проводником в лесах, когда идут поиски скрытых в земле минералов. Несмотря на то что много белых трапперов ставит на звериных тропах железные капканы, большая часть пушнины и по сей день поступает от индейских охотников. Поэтому индеец нужен белым. Поэтому они охотно строят для него небольшие школы, присылают миссионеров и ставят аккуратные домики в каком-нибудь Обижуане. В этих домиках даже имеются швейные машины и стиральные доски. Но рядом с домиками индеец ставит свои полотняные палатки. Днем, по обычаю белых людей, он находится в доме. Ночью, по обычаю своих отцов, он спит на земле в палатке.
В начале осени все индейцы с женами и детьми покидают Обижуан и разбредаются по северным лесам до самого озера Мистассини и залива Св. Якова. Наступает пора большой охоты и расстановки капканов на пушного зверя. Охотники уплывают за десятки миль на своих моторках, а возвращаются лишь под конец зимы – уже на санях, запряженных собаками. Каждая семья добывает за этот период шкурок в среднем на 500–600 долларов. В Обижуане их продают Френкленду, агенту «Компании Гудзонова залива». За эти шкурки индейцы получают разные товары: бензин, муку, одежду, капканы. Не так уж много товаров, чтобы у хороших людей не закружилась голова от излишеств, – ровно столько, чтобы держать кри в постоянной зависимости от компании, которая отлично зарабатывает на них.
Охота на пушного зверя – единственный заработок индейцев кри; источник их существования – охота и рыболовство. Охота обеспечивает им также и пищу на каждый день: кри разрешается охотиться на лося без ограничений в течение всего года. Обижуан съедает ежегодно до ста пятидесяти лосей, но не имеет ни пяди пахотной земли.
В 1776 году европейцы одарили леса севера вторым – наряду с повальным алкоголизмом – страшным бедствием: оспой. Ужасная эпидемия в одном только этом году унесла половину индейцев кри.
Третье бедствие привезли с собой белые незадолго до первой мировой войны. В 1911 году было закончено великое дело цивилизации – строительство северной железнодорожной магистрали от Квебека (через ст. Оскеланео) на запад до Виннипега. Но одновременно белые, работавшие на строительстве, занесли в леса неизвестные здесь раньше венерические болезни. Племя кри вновь начало вырождаться и гибнуть. Лишь после многолетней борьбы удалось победить это бедствие. Индейцы вышли из столь тяжелого испытания разбитыми и униженными.
А сегодня?
Появилось четвертое бедствие – туберкулез. Поистине трагична цивилизация белых в Америке! Ее прикосновение злополучно для индейцев, подобно прикосновению грубых пальцев к крыльям мотылька: оно сдирает краски и губит. Губит даже тогда, когда белый человек проявляет дружбу и хочет – а он не всегда хочет – сохранить жизгнь «туземцам».
Белый человек как будто проявляет доброжелательность к индейцам кри. Он громко заявляет, что желает им добра. И потому снабжает кри своим оружием для борьбы за существование, навешивает моторы на их каноэ, покрывает их тела шерстяной одеждой, снабжает их своими продуктами – мукой, сахаром, хлебом. Результат этих даров цивилизации – заболевание легких. Ведь индеец – лесной человек. А лесной человек всегда носил одежду из лосиной шкуры, оберегающую его от дождя лучше, чем шерстяная ткань: он никогда не знал шерсти. Лесной человек всегда питался лесной пищей: мясом зверей. Ему была чужда пища полей – хлеб и мука.
Теперь Обижуан втянут в круговорот мировой экономики. Иными словами – белому человеку нужны меха. Он посылает за ними в лес простых индейцев кри и платит им изысканными товарами: моторами, бензином, шерстью. Одежда из шерсти прокладывает среди индейцев дорогу легочным заболеваниям.
Цивилизаторы знают об этом, но в Манчестере не производят одежды из лосиной шкуры! Стало быть, индейцы в Обижуане должны одеваться в шерстяную ткань и харкать кровью…
Один из наиболее видных индейцев кри, проживающий в Обижуане, – Джон Айзерхофф, бодрый шестидесятилетний старец с красивым точеным лицом и мудрыми глазами. Джон – правая рука Френкленда. У него мягкая улыбка и открытый взгляд. Он знает все тайны леса. Вероятно, знает все убежища лосей. По совету Френкленда беру его в проводники. Старик отвезет нас к озеру Першо, или Першамб, где будто бы находится охотничий рай. Озеро далеко – в сорока милях от Обижуана.
Ищу на карте озеро Першо, или Першамб, но там его нет. Скорее всего такое озеро вообще не существует, это фантазия Джона Айзерхоффа. Джон выдумал его, чтобы выцыганить у меня побольше бензина для своей моторки. Бензин дорог, а врать он научился у белых людей.
Это единственное жульничество старого Джона. С тех пор он говорит только правду. Отвозит меня на озеро Чапмен и показывает мне великолепную дичь. Много долгих ночей старик спит в своей палатке, стоящей рядом с моей. Дружно гребя, мы подплываем к зверям. Джон – хороший товарищ в лесу. Лед недоверия начинает таять в нем, когда он убеждается, что я не такой, как другие белые, что я готов даже поверить, будто у деревьев есть душа. Но пока индеец оттаивает, нужно уже расставаться с ним и возвращаться к своим.
Прощаясь, Джон предлагает мне отправиться с ним зимой на охоту за пушным зверем. Передо мной вдруг открывается возможность испытать большое приключение, проникнуть в сердце лесной поэзии, где царит «белое безмолвие» Джека Лондона. Но я отказываюсь: дома меня ждут мои обязанности…
– Правда! – сочувствующе улыбается Джон. – Мы принадлежим лесу и деревьям, а вы, белые, – каменным городам.
Вдруг Джон Айзерхофф, индеец из племени кри с красивым точеным лицом, заходится долгим изнурительным кашлем. Значит, и его не миновал губительный дар, завезенный из каменных городов белого человека.
28. Любовь бедной Покахонтас
В факториях «Компании Гудзонова залива» скрещиваются пути всех лесных людей. Туда ведет случай.
Рано утром на третий день нашего пребывания в Обижуане кто-то с грохотом вваливается в дом Фргнкленда и будит нас. Оказывается – четверо путников из Соединенных Штатов: профессор какого-то университета и три молодых студента. Они проводят экскурсию по рекам. Вот уже две недели туристы плывут по лесам. Стали бронзовыми от солнца, шумливыми от избытка воздуха, опьянены лесом, как и мы три дня назад. Смеются и проказничают, как расшалившиеся мальчишки. Заражают нас и весь дом стихийным весельем.
Торжественно вносят свои запасы продовольствия – «ура!»; профессор стряпает блинчики – «ура!»; Френкленд готовит кофе – «гип, гип, ура!» Я открываю мясные консервы. Шикарный завтрак, сытный, шумный, полный радостных криков. Гости кладут ноги на стол и на книжные полки, но мы не слишком сердимся на них: проделывают они это с ребячьей прелестью и юмором, сами осмеивая себя за это. Кто-то из них разворачивает мою монреальскую газету недельной давности.
– Свежая газета! – рычит профессор и бросается на нее, как лев на добычу. Лихорадочно ищет результатов бейсбольных матчей.
Утолив первый голод, братия успокаивается. Рассказывают о своих переживаниях в пути. Слышу, как одного из них называют Рольфом. Рольф? Это имя мне знакомо. Рольф?
Американцы замечают мое любопытство и весело кричат:
– Да, это настоящий Рольф!
Теперь я припоминаю: недавно довелось мне читать историю какой-то известной индейской королевны, жизнь которой (триста пятьдесят лет назад) была едва ли не самой романтической историей, сотканной судьбой.
Девушку звали Покахонтас. Еще до того как англичане поголовно истребили ее племя, она вышла замуж за одного из них, Рольфа. Ее потомки, кажется, живы и по сей день и гордятся таким происхождением.
– Рольф! Но, к сожалению, не из тех «настоящих»! – кричит студент, смеясь, как и все остальные.
Но профессор и коллеги не принимают его возражений и утверждают весело, что он именно из тех, «настоящих». Призывают меня в свидетели. Я присматриваюсь к нему. Рольф статный, атлетически сложенный юноша с каштановыми волосами и темными глазами; у него действительно смуглое лицо, нетипичное для американцев.
– Ну, что? – шутливо грозит ему профессор… – Сразу видно, что в тебе течет индейская кровь!
– Моя бабка, – клянется всеми святыми Рольф, – моя бабка была гречанкой!..
В то время когда хохочущие гости шутливо ссорятся между собой и подтрунивают, я спрашиваю Френкленда: нет ли среди его книг истории Покахонтас? Разумеется, есть…
Не было бы Британской империи, если бы в прежние века среди англичан не нашлось недисциплинированных авантюристов, в числе которых наряду с людьми честными было много мерзавцев, подонков и пиратов, плававших под черным флагом. Первые годы существования Виргинии – лучшее доказательство этому: создается впечатление, что нынешний гангстеризм, столь распространенный в Соединенных Штатах, не был чужд уже первым англосаксам, прибывшим на американскую землю три с половиной века назад.
Вот, например, на рубеже XVI и XVII веков Джон Смит. Черт, а не человек – такой темперамент! Казалось бы, законченный негодяй. Хотя ему неплохо жилось в зажиточном доме, он тринадцатилетним сопляком удрал в море. Искал по свету приключений, устремляясь только в те страны, где шла война. Четыре года воевал в Голландии против испанцев. Потом ера-жался во Франции. У него было много дуэлей из-за красивых женщин. Всюду он находил преданных друзей и лютых врагов. Был, по-видимому, чертовски красив: женщины липли к нему, словно мухи к меду. Поплыл однажды из Марселя, но во время шторма матросы выбросили его за борт, поскольку Смит был еретиком, а стало быть, и виновником бури. Спасся чудом. Позднее Смит воевал с турками, попал к ним в плен и, проданный как невольник, был подарен наложнице султана, прекрасной Трагабизанде. Вспыхнула любовь. Джон провел в Царьграде божественные часы: ел и пил, любил и даже толстел. Идиллию нарушил Тимур, брат Трагабизанды. Он похитил любовника сестры и хотел его умертвить. Джон освободился, убил Тимура и на его коне удрал на север, к казакам. Там Джона подкормили, а затем авантюрист через Польшу, Германию и Голлан-дню возвратился в Англию, чтобы вскоре совершить всемирно историческое деяние: стать великим пионером колонизации, «отцом Виргинии», национальным героем Англии.
В 1607 году по поручению английского правительства Смит переплыл Атлантический океан во главе 105 эмигрантов и на нынешней Джемс-Ривер, в штате Виргиния, основал первое английское поселение на американской земле – Джемстаун. Смит оказался отличным командиром и организатором. Однако вскоре обнаружилось, что его люди – дрянь, законченные дармоеды, ловцы фортуны, беспутные сыновья аристократов, накипь. Работать они не хотели. Уже спустя несколько недель в колонии начался голод.
Смит совершил несколько разведывательных экспедиций в глубь края, но прежде всего нанес визит королю Погаттану, жившему в верховьях реки. Властелин южных индейцев алгон-кинов принял Смита с враждебной сдержанностью, однако в конце беседы, покоренный привлекательной внешностью Смита, не только согласился с пребыванием белых пришельцев на своей реке, но даже оказал им продовольственную помощь.
Во время этого визита привлекательную внешность Смита оценила также пара юных очей, черных и пылких: в сердечко двенадцатилетней девочки запало колдовское зерно. Но пока об этом ни Смит, ни кто-либо другой так и не узнали.
Дела в колонии белых шли все хуже и хуже. Люди бездельничали, мечтая о легком обогащении, об открытии золота. А так как сокровища не находились, обманувшиеся в своих надеждах, обозленные колонисты начали бунтовать и грызться друг с другом. В то же время участились их столкновения с индейцами, и вскоре Погаттан пожалел о своей доброте к наглым и неблагодарным захватчикам.
Во время одной из охотничьих экспедиций товарищи Смита вопреки его запрещению напали на индейцев, переполнив чашу их терпения. Алгонкины истребили отряд, Смита же взяли живьем и связанного привели к ногам Погаттана. Военный совет постановил предать пленника смерти, отрубив ему голову. Но, когда приступили к церемонии исполнения приговора, произошло нечто совершенно неожиданное.
Из королевской свиты стрелой вылетела девочка. Припав к приговоренному, она закрыла его своим телом, смело и громко протестуя против приговора. Девочка решительно заявила, что желает взять пленника себе в мужья и, согласно обычаю, потребовала немедленного освобождения. В немом изумлении король Погаттан таращил глаза на свою двенадцатилетнюю дочку Покахонтас. Члены военного совета долго скрежетали зубами, но противиться смелой девочке было трудно. За нею стоял обычай. В результате Смита освободили. Ошеломленный больше всех, он воочию убедился, что и на новой земле ему сопутствовали прежняя удача и женская привязанность.
Так изменилось его положение. Как нареченный королевны Смит несколько недель гостил при дворе Погаттана, окруженный благосклонностью индейцев. Неутомимому покорителю сердец новая роль пришлась по душе, и он искренне полюбил девочку. В Покахонтас ему открылось необычайное существо. Несмотря на юный возраст, она была смышленой, великодушной, обладала сильным характером, при всем этом была красива и обаятельна, выделяясь своей миловидностью из всего королевского окружения.
Когда через несколько недель Смит вернулся в Джемстаун, у него волосы стали дыбом при виде того, что он застал там. Болезни, нехватка продовольствия, беспомощность и убийства – бедствия, характерные не только для английских пионерских начинаний, – уменьшили число поселенцев со 105 до 38 полуживых, одичавших скелетов, злых и опустившихся. Смит с трудом навел порядок в поселке.
Вскоре из Англии прибыла новая партия эмигрантов. К сожалению, это были такие же отбросы общества. С ними Смиту пришлось еще больше помучиться. Когда он был на месте, ему еще кое-как удавалось сохранять власть над бандой; но едва он отправлялся в глухие углы, как тотчас же преступные инстинкты и безделье брали верх в колонии. Начало колонизации Виргинии складывалось бесславно.
Часто возникали распри с индейцами. В большинстве случаев виновниками были белые. Краснокожие воины давно бы уничтожили это осиное гнездо, если бы не Покахонтас. Словно ангел-хранитель, защищала она колонию, как волчица, боролась за жизни поселенцев, смягчая гнев своих братьев. Несколько раз предотвращала нападение на Джемстаун. Она любила и, верная своей любви, предавала интересы своего народа. Это был трагический героизм молоденькой девушки; любовь маленькой индианки охраняла жизнь двухсот разнузданных англичан.
Пришел еще один корабль из Англии и привез наконец немного приличных людей, стремившихся к честному труду. Но именно в это время на колонию обрушился тяжелый удар. Во время случайного взрыва пороха Джона Смита ранило, и, чтобы спасти жизнь, он вынужден был немедля уехать в Англию. Уезжая, Смит поклялся опечаленной девушке вернуться тотчас же после излечения.
Только теперь все поняли, как нужна была колонии твердая рука Смита. После его отъезда поселок превратился в ад. Снова начался голод, усилился хаос, участились разбои, никто не работал, дошло даже до людоедства. Отношения с индейцами стали натянутыми – наступил период ни войны, ни мира. Отчаявшаяся Покахонтас не знала, что предпринять. Она потеряла влияние на своих соплеменников и утратила их расположение. Ее едва не обрекли на изгнание; с белыми она не решалась сблизиться, так как они стали похожими на диких зверей.
Среди англичан был некто Арголл, капитан каперского корабля, плававшего под английским флагом, – человек без совести, работорговец, пират и бандит. Когда он узнал случайно о том, что Покахонтас находится вблизи лагеря белых поселенцев, он решился на подлое дело. Напал со своей бандой на королевну, захватил ее и с триумфом привез как пленницу в Джемстаун. Затем потребовал от ее отца, короля Погаттана, огромный выкуп. Трудно представить себе, что творилось в голове девушки. Ее унизили и пленили люди, которых она столько раз уберегала от верной смерти. Жестокая награда за великодушие!
Когда Погаттан, возмущенный бандитским поведением Ар-голла, ответил презрительным молчанием, жители Джемстауна решили отомстить и стали подумывать о том, чтобы продать девушку в рабство плантаторам с острова Ямайка. Но до этого не дошло. Один молодой человек по имени Джон Рольф, по уши влюбленный в очаровательную девушку, предложил ей свою руку. Предложение было принято: у несчастной Покахонтас не было другого выхода. Впрочем, от добрых людей она узнала, что Джон Смит, неверный возлюбленный, забыл о ней и вообще не собирался возвращаться в Джемстаун. Жизнь и тут болезненно ранила ее.
Проблеск счастья сверкнул ей, когда рядом оказался заботливый муж. Приняв христианство и пройдя некоторую подготовку, она легко усвоила манеры белых и вскоре выехала с Рольфом в Англию. Встретили ее с почетом: представленная ко двору и хорошо принятая там, Покахонтас стала любимицей лондонского общества. В Лондоне она родила сына, Томаса Рольфа.
