Текст книги "Принцип причинности"

Автор книги: Аркадий Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

4. Рукопись

У Васьки были густые жёсткие кудри, как у Пушкина. Но он в свои шесть лет ещё не знал, кто такой Пушкин, и не понимал, что с шевелюрой ему повезло, а лишь жутко злился, когда дети дразнили его кудрявым. Злился и на взрослых, когда те говорили о его волосах. Кудри были настолько густы и мелко скручены, что их не брала ни одна расчёска. Однажды в садике дети так довели Ваську, что он вылил себе на голову кисель и попытался разгладить волосы. Не вышло. Может быть, поэтому он рано начал сквернословить. Знал он два ругательства – «японский городовой» и «насрать под рыло». Детские издевательства настолько глубоко въелись в его душу, что разговоров о кудрях он не терпел и тогда, когда стал взрослым. Славка прекрасно знал о его слабости и запретной темы не касался. Наверное, поэтому они крепко дружили. Третьим в компании хороводился Андрюшка, мальчик щуплый, тонкий душой и ранимый. Приезжал в деревню он только на каникулы, к бабушке, а всё остальное время жил в городе с родителями.

Ну а лето дружная компания проводила вместе. У обычных мальчишек и шалости обычные – пострелять из рогатки по пустым консервным банкам, а то и по бутылкам, стырить гороха или огурцов с соседнего огорода (они отчего-то всегда вкуснее своих), попускать кораблики из щепок по ручьям, построить песочные крепости, покатать машинки и тому подобное. Времени было много, раздолья – тоже.

Деревня Кадочниково состояла из пяти улиц с добротными деревянными домами и ещё одной – из трёх кирпичных трёхэтажек и одной пятиэтажки. Место это было тихое, с речкой, прудом и маленьким, ещё при царе построенным заводом, который выпускал примусы, поварёшки и швейные иглы. Из инфраструктуры имелись колхозный рынок, два магазина и клуб. В клубе ежедневно крутили кино – в двенадцать дня и в шесть вечера, и ребятишки бегали смотреть, выклянчив у родителей или бабушек десять копеек. Про Чингачгука, неуловимых мстителей и трёх мушкетёров, а на Фантомаса – старались сходить дважды, и днём, и вечером. Кому не удавалось раздобыть денег, рвали в огороде лук и торговали им на рынке, по десять копеек за пучок. Бывало, в клуб приходили чужие ребята, из Серебровки, деревни с той стороны пруда. Мальчишки сторонились и побаивались их – чужаки всё же. Серебровские, похоже, сами боялись местных и потому держались вызывающе. Однако до столкновений дело не доходило. После вечёрнего сеанса в клубе устраивали танцы, и пацаны, встав на цыпочки, заглядывали в окна. На танцы приходили взрослые ребята – лет семнадцати, а то и больше, и из Серебровки, и из дальней деревни, Суханки, что лежала где-то за Плешивой горой. Изредка бывали драки, «по правилам» – до первой крови. Пожалуй, драки на танцах были единственными криминальными событиями, которые случались в этом патриархальном сонном местечке. Размеренная неспешная жизнь в Кадочниково может и была скучна, но пацаны от этого только выигрывали, потому что во многом благодаря этому им была предоставлена полная свобода – бегай, где хочешь, только будь дома к обеду и к ужину. Обедали все в одно и то же время – по заводскому гудку. Вечером дозволялось гулять до захода солнца.

Безоблачную жизнь мальчишек сильно омрачала Эльвира Георгиевна, пенсионерка, бывшая учительница начальных классов. Андрюшкина мама наняла её в качестве репетиторши, чтобы он при поступлении в школу попал в хороший класс. Эльвира Георгиевна была тучной и краснолицей, ярко красилась и ярко одевалась, причём абсолютно безвкусно. Но самое ужасное, что она была чрезвычайно исполнительна, невероятно активна и не терпела возражений. Ни от кого. А особенно – от сопливых пацанов. Поэтому на орехи доставалось всем – Эльвира решила на общественных началах подтянуть и Ваську со Славкой. Впрочем, Васька от неё быстро избавился. Мальчик вдумчивый и любознательный, он пытался вникнуть во всё и отвечал на вопросы не так, как учили, а как думал сам. Чем постоянно сбивал Эльвиру Георгиевну с толку, а то и доводил до тихого бешенства. Забавно, что Славке и Андрюхе его ответы совсем не казались странными, скорее они были очевидными. Во всяком случае, понятными – это точно. К примеру, экзаменует она их, спрашивает:

– А теперь ты, Василий, скажи нам, сколько месяцев в году?

– А в каком? – не задумываясь ни на миг уточняет Васька.

Ребятам-то ясно, что в этом году, текущем, месяцев осталось только половина, в том году, который будет их двенадцать, а в том, что прошёл, ни одного не осталось. Но Эльвиру Георгиевну такой ответ вводил в состояние ступора – она надолго замолкала, хлопая глазами, и пыталась понять, что Васька имел в виду.

Или в другой раз спросила (поиздеваться что ли?):

– Вася, ты не устал писать палочки?

– Да, – ответил Вася.

И Эльвира Георгиевна опять сошла с рельсов.

И как она не понимала, что он отвечал правильно, мол, да, не устал я. Словом, не любила она его. И он её тоже не любил. Потому что она каждый день отпускала сочные комплименты Васькиным кудрям, чем его страшно бесила. Взаимная нелюбовь позволила ему полностью отлынить от занятий, и устных, и письменных. Андрюхе же приходилось честно и терпеливо высиживать с ней дома по два часа. Ежедневные муки он выдерживал героически и даже ни разу не пожаловался на нелёгкую жизнь. Пару раз в неделю попадался и Славка, если оказывался в урочный час в поле зрения Эльвиры Георгиевны. Обоих она усаживала за стол и заставляла выводить чёрнилами палочки. Если строчка получалась неровной, приходилось переписывать. Славка моментально присвоил ей кличку Шапокляк. И хоть Эльвира внешне совсем не походила на старушку Шапокляк, а совсем даже наоборот, была полной её противоположностью, кличка к ней приросла насмерть. Очевидно, из-за её вредности и въедливости.

Самым же плохим было то, что она не только учила мальчишек писать и читать, она считала своим долгом воспитыватьих. Делала она это с убийственным однообразием, приводя в пример некоего мальчика Вову из Серебровки. Стоило что-то сделать не так, как Эльвира-Шапокляк включалась и словно граммофонная пластинка повторяла одни те же слова. Даже наперед было известно, что именно она скажет. Звучало это примерно так:

– Ну как ты пишешь! Неужели не видишь, что криво получается? Вот Вова из Серебровки старается, и у него всегда получается ровно. Поэтому уроки он делает быстро и идёт себе гулять.

Или так:

– Почему у тебя рубаха грязная? Вот у Вовы из Серебровки рубаха всегда чистая и выглаженная.

Или:

– Что у тебя в карманах? Зачем тебе эта гадость? Камешки, пружинки, железки какие-то… Вот у Вовы из Серебровки карманы всегда пустые, он не набивает их всяким ненужным хламом, и поэтому выглядит всегда опрятно.

Начало причитаний бывало разным (Опять коленку разодрал! Не смей ковырять в носу! Не болтай ногами за столом! Где пуговицу потерял? Почему руки не вымыл?), а конец одинаковым – вот мальчик Вова из Серебровки…

Андрюша сносил это брюзжание стойко, терпеливо ждал, когда Шапокляк договорит и можно будет продолжить писать. А про себя думал: зачем вообще нужны карманы, если в них ничего нельзя положить? Ведь наверняка их изобрели специально для того, чтобы нужные вещи можно было носить с собой…

В результате педагогических упражнений Эльвиры Георгиевны и Славка, и Андрюша так люто возненавидели серебровского Вовку, что их горячими чувствами проникся и Васька. Спрятавшись в тёмном сарае, за поленницей, они поклялись побить пай-мальчика, как только встретят. После очередной головомойки Шапокляк они даже решили пойти войной на Серебровку. Дважды они собирались в поход, но оба раза экспедиция проваливалась. В первый раз потому, что у Славки отобрали штаны в стирку, и пришлось всем троим сидеть у него дома. А во второй раз Васька сломал ногу. Они втроём прыгали по очереди с сарая. И все уже благополучно приземлились раз по пять, когда Васька решил усовершенствовать процесс. Он стырил с кухни половик, повязал его на шею и прыгнул с ним, как с парашютом. И сломал ногу. Славка с Андрюшкой не сразу поняли, что дело неладно. Славка успокаивал, мол, чего ревёшь? Вот я в прошлом году так треснулся об косяк – ещё больней было, и то не ревел. Но Васька ступить на ногу не мог, пришлось идти с повинной к родителям. Ваську отец увёз в больницу, на мотоцикле.

Вернулся он в гипсе, героем. Ходил с настоящими костылями, деревянными, покрытыми лаком, с резиновыми наконечниками, прям как взрослый. Андрюшка со Славкой страшно завидовали ему. Целых три дня. Потом – привыкли. Это выдающееся событие и отодвинуло экспедицию возмездия на неопределённый срок. Ребята ограничились тем, что ещё раз тайком собрались в сарае и снова дали жаркую клятву побить ненавистного Вову во что бы то ни стало. До этого у мальчишек был только один секрет и заключался он в том, что наши ученые изобрели новую бомбу – электрическую, и об этой страшной тайне знали только в детском саду, куда ходил Васька, а больше нигде. Второй секрет – клятва – был куда секретнее, потому что о нём знали только трое. Если, конечно, не считать Андрюшкиной бабушки и Васькиной младшей сестры. И Славкиных родителей.

В те годы повсеместно деревенские детишки бегали оборванцами, часто донашивали одежду старших братьев. А если учесть, что у старших тоже часто бывали старшие, и особой опрятностью ни те, ни другие не отличались, становилось ясно, что плачевное состояние штанов и курток было нормой. На этом фоне мальчик Вова, каким его описала Шапокляк, выглядел белой вороной. Он представлялся гладко причёсанным, упитанным, всегда чистым, отутюженным, застёгнутым все пуговицы. Не бегающим, а только степенно шествующим. Словом, натуральный Мальчиш-Плохиш из кино «Военная тайна», того самого, про Мальчиша-Кибальчиша, где надо только день простоять да ночь продержаться. Вечерами мальчишки мечтали, какой сладкой будет месть. Оторвать все пуговицы! И все карманы! Извалять в пыли! И дать разок по носу. И пендаля под зад. Чтоб знал, как быть образцовым! Но судьба распорядилась по-своему.

* * *

Как-то раз, аккурат после обеда, Андрюшка вышел на улицу один. Он шёл к Славке, чтобы обсудить важнейший вопрос. Какой именно – он забыл на полпути, потому что увидел на деревянном тротуаре великолепнейшего жука – огромного, чёрного с зелёным отливом и с рогом на носу. Жук уверенно полз по доскам, часто перебирая ногами. Андрюшка затаил дыхание и стал подкрадываться к нему, согнув ноги в коленях и изо всех сил стараясь не раскачивать доски тротуара. И едва он подобрался на расстояние вытянутой руки, как жук, будто почувствовав опасность, скользнул в щель и исчез в траве. Вот незадача! Андрюшка в сердцах топнул ногой по доске. Он заглянул в щель. Нет, не видно. Сбежал. И ведь не поверят, вот обида!

Он выпрямился и зашагал по тротуару, засунув руки в карманы. Навстречу ему, по улице, пылил милицейский УАЗик с синей полосой на борту. Досада так глубоко сидела у Андрюшки в сердце, что он взял да и показал машине язык. Показал выразительно, скорчив рожу и наклонившись вперед. УАЗик немедленно остановился, из него выскочил щуплый сержант и побежал к Андрюшке. Тот постоял немного в нерешительности, чего это он ко мне бежит? Потом нервы не выдержали, развернулся и дал дёру. Но сержант нагнал его в три шага, схватил за руку и потащил к машине. Андрюшка не сопротивлялся – не вырывался и не кричал, а шёл спокойно. И также безропотно дал посадить себя в машину. Он не думал о том, что с ним сделают, он наблюдал за соседскими пацанами, которые выглядывали из-за кустов напротив. И чувствовал, что становится героем, затмевая не только Васькины костыли, но и драку взрослых ребят возле клуба в прошлый вторник. Шутка сказать – милиция за ним гонялась и увезла на машине! Уж теперь-то его зауважают и перестанут дразнить городским, а то и бояться будут. Гулко хлопнула дверь с решётчатым окном, сержант забрался вперед, к водителю. Рыкнул, прокашлялся мотор, и машина, набирая ход, поехала по улице.

Андрюшка выглянул в окно. Машина доехала до конца улицы, миновала клуб и свернула направо, на плотину. Через несколько минут УАЗик был уже на другом берегу. Там он ещё раз повернул направо и въехал в Серебровку. Проехав немного вдоль улицы, машина остановилась. Хлопнула дверка. Через несколько секунд распахнулась задняя дверь. Яркое солнце брызнуло внутрь, Андрюшка от неожиданности зажмурился.

– Вылезай, – послышался голос сержанта.

Только теперь Андрюшка испугался. Он спрыгнул на дорогу и предстал перед милиционером, всем своим видом выражая раскаяние. Руки из карманов он вынул, голову опустил и с тоской рассматривал свои видавшие виды сандалии.

– Ну что, понял, кому можно показывать язык, а кому не строит? – осведомился сержант.

– Понял, – тихо, одними губами ответил Андрюшка.

– Ну то-то же, – удовлетворенно резюмировал сержант. – А чтоб наука не забылась, домой пойдёшь пешком. Тут километра три, не больше.

И уехал. Андрюшка провожал машину глазами до тех пор, пока она не скрылась за поворотом. Потом глубоко вздохнул и пошёл домой. Он развернулся, занося в повороте ногу, и замер. На пыльной дороге стоял мальчишка лет семи. С ёршиком непослушных волос, в драных сандалиях, рваных штанах на единственной лямке, в восхитительно грязной, некогда клетчатой рубашке. На острой коленке, выглядывавшей сквозь выдающихся размеров прореху в штанах, бесстыдно красовалась великолепная, ещё свежая, припухшая царапина. Сразу видно – свой человек!

С деловым видом ковыряя в носу длинным грязным пальцем, мальчишка во все глаза смотрел на Андрюшку – изучал. Андрюшка смерил его взглядом и засунул руки в карманы. Парнишка шикарно сплюнул сквозь зубы и спросил:

– Ты что, знакомый им?

– Кому? – не понял Андрюшка.

– Ну, мельтонам.

– Не-а.

– А что ж они тебя пйивезли? – этот «свой человек», как оказалось, не выговаривал букву «р», заменяя её то на «л», то на «я», а то на «й», в зависимости от слова и обстоятельств.

– А я в них кирпич кинул, – соврал Андрюшка.

– А почему тогда отпустили?

– А я не попал.

– Ясно… Ты из Кадочниково?

– Ага.

– А не знаешь там такого мальчика Андлюшу?

– Ну я Андрюха.

– Нет, дйугого. У котойого штаны не йваные.

– Ну знаю я ещё двух Андрюх… Но, вроде у обоих рваные были.

– А ещё там у вас есть Андйюхи?

– Не знаю… А что?

– Да есть там у вас один гад. Не кйичит, не йугается и всё вйемя йуки моет.

– Нет, таких не знаю, – признался Андрюшка.

– Эх, жаль. А я мечтал найти этого гада и хоёсенько вздуть!

– Слушай, – вспомнил вдруг клятву Андрюшка, – а у вас тут в Серебровке есть такой мальчик Вова? Который тоже всегда чистый и всегда причёсанный?

– На этой стойоне, в Сейебйовке, только один Вова – я, – заявил парнишка и в подтверждение своих слов ткнул себя в грудь оттопыренным большим пальцем.

– Точно?

– Да чтоб мне сдохнуть!

– Ну, значит, врёт она.

– Кто?

– Шапокляк врёт.

– Кто-кто?

– Ну, Эльвира. Георгиевна. Это же она тебе сказала про мальчика Андрюшу?

– Ну да. Она. А ты откуда знаешь?

– Да потому что мне она всё время говорит про мальчика Вову из Серебровки. Вот мальчик Вова, говорит, из Серебровки, старается. И у него, говорит, всегда получается ровно.

– А мне то же самое – пйо мальчика Андйюшу из Кадочниково!

И они крепко пожали друг другу руки. Через какие-то полчаса Вовка был уже в курсе всех Андрюшкиных дел, и уже заочно проникся симпатией и к Славке, и к Ваське, и изъявил желание прийти, потрогать гипс на ноге. Само собой, после такой встречи и после того, как налицо выяснилась явная и неоспоримая общность интересов, Вовка стал четвёртым в неразлучной команде, несмотря на то, что он из Серебровки. Вот так и рождается настоящая мужская дружба.

Однако время было уже позднее, и Андрюшка заторопился домой.

– Я пойду, – сказал он, – а то попадёт.

– Давай, – понимающе ответил Вовка, тем более сколо всё йавно кино по телевизолу начнётся…

– А двадцать четвёртого июля я буду своей кошке устраивать день рождения. Если конечно она не успеет спрятаться. Так ты приходи. Я живу на улице Королёва, дом двенадцать.

– Пйиду, – серьёзно пообещал Вовка.

И счастливый приобретением нового друга, Андрюшка зашагал домой. Уже издалека он услышал за спиной голоса. Один – Вовкин, другой – незнакомый.

– Вовка, айда в прятки играть, – позвал незнакомый голос.

– Не, Саска, не пойду. Я уже посол! – отвечал важно Вовка.

– Какой посол? Чьей страны?

– Да не посол, а посол! Домой я посол, кино смотлеть.

– Какое?

– Пло спионов, Ссыт и месь!

И Андрюшка припустил бегом. Он тоже хотел посмотреть кино про шпионов. Кроме того, дома его ждала бабушка и, наверное, уже беспокоилась. Когда он миновал плотину и свернул на улицу Королёва, его обогнал милицейский УАЗик, тот самый. И Андрюшка помахал ему рукой.

Бабушка действительно его ждала. Поскольку слухи по деревне распространяются со скоростью мысли, бабушка давно знала про милицию. И поэтому ждала его не просто так, а с ремнём. Неудивительно – ведь она любила своего внука.

Наутро Васька со Славкой пришли к Андрюшке – того в наказание за вчерашнее не пустили гулять на весь день. И они до вечера обсуждали вчерашние события, возмущались враньем Шапокляк и тем, как здорово Андрюшке удалось её отшить. Когда она завела свою песню про пай-мальчика, мол, почему у тебя пуговицы нет, вот у мальчика Вовы из Серебровки все пуговицы на месте, Андрюшка ядовито осведомился: уж не Мишин ли фамилия того мальчика? И Шапокляк ничего не смогла ответить, только стала пунцовой от негодования и стыда. А ещё мальчишки возмущались по поводу несправедливости и строгости наказания.

– Сильно болит? – участливо спросил Славка.

– Сильно. Ремнём же пороли-то… Но сидеть могу.

– Ну ничего, пройдёт, – пожалел его сердобольный Васька. – Она ведь почему тебя выпорола? Потому что любит. Японский городовой…

Они немного помолчали, думая о жизненных трудностях. А потом Андрюшка глубокомысленно произнёс:

– Дельфины любят людей, они их спасают. Акулы тоже любят людей, они их едят.

– Да, – согласился Васька, – любовь бывает разной.

А Славка ничего не сказал, только вздохнул.

5. Рукопись

…потому что на носу уже был Новый год. Ваське подарили клюшку, настоящую, детскую, а вовсе не взрослую с укороченной батиной ножовкой ручкой. Каток возле клуба только сегодня днём залили горячей водой из шланга. Значит, можно уже! В хоккей! Васька, конечно, усвистал на улицу – играть. И не столько погонять шайбу, сколько похвастаться клюшкой. В декабре темнеет рано, но маленький каток возле клуба освещается яркой лампой, подвешенной над входом, и ещё прожектором. Поэтому гулять разрешалось допоздна. А ещё Ваське повезло в том, что его дом был совсем недалеко от клуба – он стол на той же улице, и клуб даже было видно из окна, если прислониться лбом к стеклу.

Мама позвала его домой полдесятого. Вышла из ворот и закричала: «Вася! Ва-а-а-а-ася! Домой!». Вася – мальчик послушный, поэтому через каких-нибудь двадцать, от силы тридцать минут он явился. Весь в снегу, от валенок до макушки, со свежей дыркой на колене, распаренный, румяный и весёлый.

– Мам, мам, я пришёл, – закричал он, на ходу сбрасывая шубку и избавляясь, дрыгая по очередности ногами, от валенок. Шубку, шапку на белой бельевой резинке, валенки и драные штаны с начёсом он раскидал по полу в коридоре, и с шумом ворвался в кухню. Причём ворвался не один – он тащил за собой закутанное серой шалью по самые глаза существо. Существо было ощутимо меньше Васьки, шло вперевалку, валенки были ему велики, а шаль в том месте, где должен находиться рот, была украшена мелкими бусинками льда. Существо покорно следовало за Васькой и молча хлопало огромными синими глазами.

– Это ты кого к нам в гости привёл? – поинтересовалась мама, ловко мешая шипящую на сковороде картошку.

– Это не в гости, мам. Это Нинка, Серёги Катугина сестрёнка. Она будет теперь с нами жить!

– Почему с нами?

– Она теперь наша – я её у Серёги на клюшку сменял!

Мама выронила нож. Папа отложил газету. А дедушка полез в платяной шкаф, туда он заглядывал за парадным пиджаком с медалями или за ремнём. Васька здраво рассудил, что сегодня пиджак ему ну никак не нужен, тем более вечер на дворе.

Словом, пришлось отцу одеваться и вместе с Васькой идти искать Серёгу, чтобы выменять обратно клюшку. Нинку вернули родителям, и жила она с ними вместе ещё много лет, согласно прописке. Ваську, как ему ни было удивительно, не выпоро-…

6. Рукопись

После окончания четвёртого класса Вовка из Серебровки научился наконец выговаривать букву «р». В остальном мало что изменилось, Андрюшка, Васька и Славка всё так же беззаветно дружили друг с другом, всё так же приходила Шапокляк – подтягивать троечников. Команда неразлейвода приносила немало хлопот деревенским жителям. Ну никак не сиделось им спокойно, вечно они изобретали что-нибудь этакое, вечно придумывали «научные эксперименты».

Ну вот, к примеру. Как-то раз Ваське достался метеорологический воздушный шар – за то, что он помог синоптикам собрать оборудование перед грозой. Огромный красный шар, надутый водородом. Васька поначалу даже боялся брать шнур в руки – а ну как унесёт в небо? Но шар его поднять, конечно, не смог, да и тянул-то вверх не очень сильно. Осмелев, Васька припустил с горки, где стояла метеостанция, вниз, в деревню, да и там мчался во весь дух – чтобы никто не отобрал и не подбил шар из рогатки. Отдышался он только в своём дворе. Привязал шар покрепче к торчащей из земли трубе и понесся к Славке – чтобы тот объявил общий сбор.

Через четверть часа Васька, Славка и Андрюшка держали военный совет – что делать с внезапно обрушившимся на них сокровищем. Вовку позвать не успели – очень уж далеко за ним бежать, а дело не терпело отлагательств. Пока шар не сдулся, пока его не испортили, надо было торопиться. Предложение, собственно, было только одно: что бы такое поднять на шаре, чтобы было интересно. Бутылку с запиской отмели сразу – улетит в тайгу, кто её там найдёт? Да и что писать? После недолгих споров мальчишки решили запустить стратонавта, живого пилота. Тем более кандидат имелся – пойманный позавчера суслик, которому даже не успели придумать имя. Суслика хотели выдрессировать и показывать в цирке. Но он дрессироваться отказывался, а только злобно пищал, пытался цапнуть за палец, поедал пшеницу и гадил. Сидел он в пустом аквариуме, прикрытом сверху фанеркой. Васька всегда оставлял щель, закрывая аквариум, для доступа воздуха. А на фанерку укладывал кирпич – чтобы суслика не утащил кот Мишка. Рассудили пацаны так: суслику всё равно тут не жить – родители запрещают его держать, если они его не выкинут, так Мишка доберётся. А отпускать его в чистое поле – тоже верная гибель. Вот если запустить в небо – то улетит далеко. Шар сдуется со временем и посадит суслика на землю. Только надо, чтобы он мог сбежать после приземления. Хотели запустить его в корзине, но та, которую нашли, оказалась слишком тяжёлой. Оставалась ещё опасность, что суслик сиганёт через борт и разобьётся. Поэтому поступили так: из широкой тесёмки соорудили петлю и закинули её суслику за шею через подмышки. Получилось здорово – пока тянешь за тесёмку, суслик подвисает в воздухе, как заправский парашютист, отпускаешь её – спокойно освобождается.

В шестнадцать часов тридцать минут местного времени воздушный шар ВВАС-1 с сусликом на борту благополучно стартовал с Васькиного двора, несмотря на то, что суслик лететь не хотел – негодующе пищал, плевался и вырывался изо всех сил, чем едва не сорвал важное мероприятие. Пуск произошёл в торжественной обстановке. Васька, Андрюшка и Славка вытянулись по стойке «смирно» и отдали честь. Славка произнёс короткую речь:

– Сегодня мы запускаем первого кадочкинского стратонавта, ему предстоят нелёгкие испытания, но мы верим, что он справится с возложенным на него партией и правительством заданием! Ура, товарищи!

Васька с Андрюшкой не поняли, причём тут партия и правительство и какое задание было у суслика, но всё равно дружно закричали «Ура!», и Васька перерезал тесёмку.

Шар покачнулся и плавно, чуть накренясь начал подниматься. Суслик задергался и запищал громче. «Ура!» – закричали мальчишки в три глотки. Суслик то ли из вредности, то ли с испуга обгадился, но ни в кого не попал. Шар поднялся над двором, и, подхваченный ветром, степенно поплыл в сторону пруда, причём суслик едва не ударился о печную трубу. Мальчишки выскочили со двора – наблюдать. Шар, никем не замеченный, миновал улицу Королёва, пролетел над двором дяди Миши, и скрылся за кронами тополей. Мальчишки побежали вокруг, на берег пруда, на плотик, где женщины обычно стирают бельё. К счастью, плотик оказался пуст, и им не пришлось на всякий случай прятаться в кустах, в неизбывном страхе – а вдруг попадёт? С плотика было прекрасно видно, как величаво проплывал по небу красный шар, даже суслик был виден – маленькое плюшевое тельце под казавшейся огромной рядом с ним тушей шара. Ветер посвежел, и шар прибавил ход. Он миновал Долгий мост, пролетел над Страшным мысом, а потом, круто повернув, направился в сторону Серебровки. Вскоре он превратился малюсенький шарик, не больше чем от пинг-понга, а спустя несколько минут и вовсе исчез. Мальчишки, затаив дыхание, следили за всеми его эволюциями до тех самых пор, пока он не растаял в небе. Вернувшись во двор, они принялись живо обсуждать событие. Спор шёл о двух вещах: на какую высоту поднимется шар и когда он спустится на землю. Спорили долго, до хрипоты, но к согласию так и не пришли. Поэтому решили сходить к синоптикам и спросить у них.

Едва затих спор, как во двор ворвался Вовка. Запыхавшийся, краснолицый, взволнованный, даже возбуждённый: глаза выпучены, рот перекошен, размахивает руками, а сказать ничего не может.

– Чего случилось-то? – спросил его Славка, – ты откуда такой взбаламученный?

– Там, там, там… – тяжело дыша пытался произнёсти Вовка.

– Что там?

– Там, в Серебровке… Над моим домом – воздушный шар с лётчиком! – выпалил наконец Вовка.

Что тут началось! Мальчишки хохотали, сгибались пополам, держась за животы, падали на спину, дрыгая ногами, стукали друг друга по плечам и куда попало. Вовка решил, что ему не верят, и, сердясь всё сильнее, начал истово убеждать, что шар на самом деле был. И был красный и большой. А под ним висел лётчик! Серьезность его слов, а пуще того – возмущённое выражение лица только подливали масла в огонь: мальчишки хохотали так, что им не хватало воздуха, чтоб вздохнуть. Вовка уже надул губы, намереваясь обидёться на всю жизнь, и повернулся было лицом к воротам, как его остановил Васька. Он вытер слёзы грязными кулаками и севшим голосом объявил:

– Не сердись, Вовка. Дело в том, что это был наш шар, ВВАС-1.

– Как это – ваш?

– Ну так. Мне синоптики подарили.

– А почему ВВАС?

– Ну как почему? – перебил Славка, – потому что Васька, Вовка, Андрюшка и Славка!

– Здорово! А лётчиком кто?

– Суслик!

– Да? А мне показалось – человек.

– Да какой там человек… Шар даже Ваську поднять не может.

– Ясно. Ну, может и так. Он далеко был. И высоко. Я мог ошибиться. А почему вы меня не позвали на старт? – И Вовка уставился на Славку.

– Понимаешь, – начал мямлить тот, – бежать до тебя далеко… А тебя могло дома не оказаться, как в прошлый раз. А времени у нас не было – шар могли и стырить.

– Так ведь и вас фиг найдёшь, – парировал Вовка. – В Серебровке-то найти легче, я или в кузнице, или на лесопилке, или у магазина. А вас где искать? Пропадаете неизвестно где. Вот вчера днем, где были?

– На пекарне…

– Вот видите! Откуда я знаю, где вас искать. Хоть бы записку оставляли, что ли.

– А точно! – загорелся Андрюшка, – Давайте устроим тайник! И будем все туда записки складывать, кто, мол, куда пошёл и зачем. И где его искать. А?

– Здорово! – поддержал Славка, – Только не просто так, а будем писать секретные записки с указанием места и времени встречи.

– А если перехватит кто? – засомневался Андрюшка.

– Кто?

– Ну те же браться Бусыгины.

– Да… Это может быть. Вот что! Тут нужна конспирация. Чтобы если кто найдет записку – не понял, о ком идёт речь, – заявил Славка.

– Я придумал как нам зашифроваться! Я поменяю имя с фамилией, и стану Мишкой Володиным, – выпалил Вовка Мишин.

– Классно! А я тогда стану Левкой Славиным! – поддержал идею Славка Львов.

– А я – Петькой Васиным, – с энтузиазмом заявил Васька Петров.

– А я, пожалуй, не буду менять имя с фамилией, – грустно сказал Андрюшка Козлов.

Пацаны с жалостью посмотрели на него.

– Да, – сказал Славка, – Могут понять не так. Ну, тогда будешь ты Казимир Андреев.

На том порешили.

– А все-таки зря не позвали на пуск. Обидно, – вздохнул Вовка.

– Ничего, ещё шар заработаем. Уж без тебя не запустим, – уверил его Васька.

Тайник мальчишки устроили в укромном месте – заброшенном силовом щите, который висел на фонарном столбе, ночами освещавшем водосброс на плотине. Место удобное, людей мало, а мальчишек – того меньше, и просматривается хорошо, посторонний незамеченным не подойдет, не подсмотрит. Опять же – на полдороги от Кадочниково до Серебровки – никому не обидно. Кривой гвоздь, которым открывали замок, спрятали тут же, возле столба, под камнем. И секретная почта заработала.

Однако первая же депеша едва не перечеркнула саму идею переписки. Согласно договорённости, Андрюшка прибежал к тайнику на следующий же день, сразу после обеда. И обнаружил сложенный вчетверо тетрадный листок в линейку. Записка была лаконичной. Она гласила: «Срочно принесите ЁТ! Михаил Володин». Андрюшка запер щит и побежал домой. В дедушкиной столярке его ждали Васька со Славкой.

– Ну что, принёс?

– Ага, принес. Только я не понял ничего.

– Ну-ка, дай мне, я прочту, – авторитетно заявил Славка.

– На.

Славка прочитал записку, почесал затылок.

– М-да… Ясно вот что. Писал это Вовка – раз. Ему понадобился ЁТ – два. Нужен он ему срочно – три. Осталось узнать, что такое этот самый ЁТ.

– Ишь, умник! Это и без тебя ясно. А вот что за ЁТ такой – загадка…

– У тебя словарь какой есть?

– Есть.

– Тащи. Сейчас разберёмся.

Но они не разобрались и со словарём. Версий получилось всего три: ёлочная трость, ёмкостной тиристор и ёхорный танец. Все остальные слова на букву «ё» не подходили вовсе. В большей степени оттого, что это были фамилии. Впрочем, бурятский народный танец тоже отпадал, потому что принести его не было никакой возможности. А зачем Вовке понадобилась трость или тиристор – тоже непонятно. Ломали головы мальчишки долго, но кроме Ёшкина коТа ничего не придумали. Кот, впрочем, тоже не подходил, даже по буквам… Писать же, что они не знают, что такое «ЁТ» им показалось недостойным себя и даже стыдным. Поэтому они сочинили такую записку: «ЁТ найти нигде не можем. Принесём позже. Лев Славин». Ответное послание получили на следующий день: «ЁТ больше не нужен. Обошлись зелёнкой. Михаил Володин».