Текст книги "Копи царя Иоанна"

Автор книги: Аркадий Бакторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

6

Подъем прозвучал, как всегда, во время сновидений, что роднило его с обычным пронзительным будильником, который каждое утро заставляет опомниться тысячи законопослушных граждан, старающихся не опоздать на службу. Максим заворочался на своем втором этаже железной армейской кровати (в общежитии позаботились о комфорте рабочей силы), смял к стене одеяло (и оно там было, наконец, новое, настоящее) и потянулся. Вставать, естественно, не хотелось после стольких часов без сна, да еще и, первый раз за полтора месяца, с настоящей кровати. Но не вставать было просто даже подумать абсурдно.

Утро начиналось в суматохе. В главном тоннеле началась толчея из новопривезенных рабочих, от которых Максим безуспешно попытался выяснить, кто они такие и как сюда попали, потом в том же узком тоннеле попытались организовать построение по отрядам (каждая штольня общежития образовывала отряд). Потом был так же скомканно организованный завтрак за сооруженными из грубых опалубочных досок столами (что тоже было прорывом в области подземной жизни). Монахов распределяли командирами отрядов, к которым также приставили на первое время вооруженную охрану. Максиму повезло – несколько человек, с которыми он привык работать, пока не стали трогать и разбивать – механики должны были сегодня закончить с проходческими щитами и наладить поставку руды в цех переработки, где из кимберлитовой глины должны были извлекать алмазы, да и не только: в кимберлитовой глине много полезного кроется.

Первым делом необходимо было переместить машины в длинную поперечную штольню последней «окружной», проведенной накануне революции. Оттуда должны были начаться, а частично уже были намечены ранее, тоннели, уходящие далеко на запад, в сторону от поселения, из которых и предполагалось извлекать кимберлит. Остальное население подземелья отправлялось на финальную стройку установки и наладки оборудования в производственном гроте. Так жизнь системы перемещалась с юго-востока, где был старый жилой грот, на север и запад.

Первый щит с огромным количеством выдвинутых вперед шестерен, образующих диаметр окружности, неторопливо поплелся в заданном направлении. По габаритам он едва-едва проходил, в некоторых местах пришлось даже несколько расширить тоннели. Проблематично было везти его по криволинейным штольням соловецких копей, но неприятности сопровождали Максима и компанию только до широкого тоннеля окружной; здесь щит проходил свободно, и последним рубежом, который необходимо было преодолеть, стал узкий и практически девяностоградусный поворот в маленькую штоленку, едва прокопанную при царе на несколько метров вглубь, где и предполагалась ему работать.

Водрузив, наконец, тоже старинную в своем роде машину на исходную позицию, механики во главе с главным инженером отправились за следующим агрегатом, с которым возни было гораздо меньше. После мытарств с проходческими щитами началась работа «повеселее» – по окружной наскоро клали рельсы шахтерской узкоколейки, которая уходила в тоннель и вела к разгрузочному мосту в производственном блоке. Отчасти железная дорога уже была готова – смонтирована по длине рельс на шпалах, но собирать полотно из таких сегментов – занятие не из приятных. В общем, день прошел в неестественной суматохе и спешных приготовлениях. Система теперь была целиком наполнена жизнью: там и тут сновали многочисленные бригады, на дне грота люди казались муравьями, трудящимися над созданием гигантского муравейника – лебедки и транспортеры перемещали несоразмерные человеческим размерам конструкции, стремительно складывающиеся в одну сложную систему. Под вечер ветка узкоколейки была собрана, и вагонетки застыли возле ленточных транспортеров проходческих щитов. С завтрашнего дня планировалась уже полномасштабная работа в новом режиме, режиме выработки и первичной обработки, в котором и должна была профункционировать нелегальная алмазная шахта столько, сколько сочтут необходимым «наверху». Поэтому на устранение разного рода неполадок, несостыковок, да и просто на проверку на работоспособность времени оставалось считанные часы уходящего рабочего дня: считалось, что оплошности во время подготовительных стадий были невозможны.

Петрович и Максим (Ян с утра отправился обратно на поверхность) носились повсюду на нервах, особенно Антон, то и дело вынужденный совершать забеги в свой кабинет, чтобы захватить очередную кипу схем и чертежей и бросить на полку такую же стопку документов по уже проверенным объектам. Работу, похоже, сегодня вовсе не собирались прерывать сном, недостающие часы проверок отбирали у ночи. Убедившись, что тот или иной объект готов к эксплуатации, бригады перемещали туда, где работы еще не завершились. В полвторого ночи Антон прибежал на окружную, весь взмыленный, и на бегу передал Максиму, чтобы щиты начинали работу и прошли бы хотя бы по метру вглубь, а руда по узкоколейке должна была пройти путь до разгрузки, которую тоже необходимо было проверить. По команде Максима со скрежетом и периодическим визгом от того, что шестерни буровых систем чиркали о гранитный потолок штольни, щиты начали ползти внутрь породы, куски которой сваливались на шкандыбающие и слегка провисающие ленточные транспортеры, с которых кимберлит посыпался в чрева вагонеток. Грохот стоял страшный, а каменный потолок вибрировал от работы машин. Все это продолжалось недолго, и щиты умолкли, перемолов метр слежавшейся алмазоносной глины. Затем шахтный тягач, похожий на те, что используют при строительстве метро, потащил состав вагонеток в сторону грота. На участке Максима испытания прошли успешно. Через полчаса Антон снова возник из темноты с еще более уставшим, но довольным видом: все основные системы работали нормально, и часть бригад уже отправили в жилой сектор; то же Антон пришел и объявить – пора было идти в северное крыло.

Максим во второй раз очутился в еще не привычной обстановке первого общежития жилого северного сектора. Запрыгнув на второй этаж и разлегшись на пружинистой кровати, он вдруг ясно услышал похрустывание рядом с левым ухом. Приподнявшись на локтях, он поводил рукой по подушке, и наткнулся на непонятно откуда взявшийся лист бумаги. «Тетрадь!» – вспомнил моментально Максим. Ведь у него пропала тетрадь с новой историей Соловков, тогда, при ночном обыске в гроте. Ее забрали? Обидно, столько сил было потрачено хотя бы для того, чтобы написать это. Но кого она там интересует? Максим опомнился. То, что он сжимал в руке, было вовсе не тетрадным листом. В таком случае, что это? Клочок был на ошупь значительно толще обычной фабричной бумаги, немного грубоват, шершавый и явным образом старый. Не могло быть сомнений – это была записка, одна из тех таинственных записок, непонятно каким образом попадающих в подземелье. Но как она могла попасть в общежитие? Никакого входа, кроме того, что был в главном тоннеле, который находился под неусыпной охраной все время, в жилое крыло не было. Тем более, что каждая отдельная штольня перекрывалась от главной галереи решеткой с тяжелым навесным замком. Значит? Это было сделано официально или полуофициально, так как тому, кто подложил эту записку, необходимо было иметь хотя бы ключи от всех встающих на пути замков и разрешение от охраны. Максим вскочил с кровати и подошел к подвешенному в конце штольни негаснущему фонарю. Под его желтыми лучами Максим развернул сложенную пополам записку.

7

«Дальнейшее продолжение работ невозможно. Оно приведет к полному разрушению гранитной плиты, в которой сейчас наметились, а за последние сутки значительно углубились трещины из-за вибраций, связанных с выработками. Дальнейшее изъятие кимберлита приведет к затоплению системы водами Святого озера, а также разрушениям на поверхности. Как человек, контролирующий проходческие щиты, вы обязаны сделать следующее для спасения людей и побега: во время добычи поверните на юго-восток и пройдите метров триста в этом направлении. Тогда вы пересечетесь с тайным тоннелем на Муксалму, откуда есть еще один выход на поверхность. Нам необходимо наладить связь: в конце жилой штольни в правом углу внизу постучите три раза по стенке».

Максим опешил. То есть как это «постучите»? И вдруг ему пришла в голову ошарашивающая мысль: ведь стоит сейчас ворваться обыску, как у него обнаружат записку, и тогда не отвертеться, как в прошлый раз. Стоп. Тогда в чем логика? Ведь прошлая записка вроде как оказалась неожиданностью для самих спецслужб. Странно, но то, что держал Максим, было адресовано ему, именно ему, а не носило абстрактно-угрожающий мистифицированный характер, как это было раньше. Да… орфография в письме, которое Максим сжимал в руке, была новой, новой, пореформенной, без вычурных и пугающих «ятей» и твердых знаков. Все это не укладывалось в голове. Монахи уже спали или мирно дремали, не подавая особых признаков бодрствования. Где-то недалеко за выходом, слева в тоннеле у главной решетки дремала охрана. Максим, с биением в сердце, тихонько подошел в угол галереи, к стене, и легко пнул три раза боковую стену внизу.

И тут же отпрянул. В углу, в толще кимберлита, послышались шуршание и возня, затем часть стенки, по незаметным линиям трещинок в породе, на которые никто никогда не обращает внимания, стала отходить, кто-то отодвигал ее внутрь, и перед Максимом предстал узкий лаз.

– Залезайте! – прошептал снизу чей-то голос, – не бойтесь, вы вернетесь вовремя!

– Кто вы?! – выпалил Максим громким шепотом, пот выступил и градом скатывался по его лбу.

– Что вы кричите! Нас же заметят, и вам же будет хуже от вашей охраны, залезайте, ногами вперед, скорее!

– Кто вы, покажитесь немедленно! Что вы от меня хотите, – Максим пятился назад, к противоположной стенке.

Из проема показалась сначала узкая женская бледная кисть, от которой начинался черный рукав, весь в складках, затем выглянуло белое лицо. Голова была спрятана под капюшоном черного плаща или мантии, сливающейся с чернотой проема. Это было лицо девушки, а может быть, женщины, выглядящей чересчур молодо. Виден был только сам овал лица, ни один волос не выбивался наружу, верхнюю часть лба туго охватывал платок. Само по себе лицо обладало чертами довольно тонкими. Впрочем, об этом тоже было тяжело судить: тьма отбеливает губы, щеки, делает белесым весь кожный покров. Но она не была альбиноской – глаза были такими бездонно-черными, как темень подземного мира. Ошарашенный Максим не запомнил лица, он беспорядочно зигзагообразно шарил глазами по всему, что происходило в углу штольни.

– Пойдемте, скорее, времени мало, – прошептала девушка.

Максим был в растерянности. Тайна сама раскрывалась перед ним. Это была она, женщина в черном, наводившая страх на обитателей подземелья, автор странных записок, вводивших в заблуждение даже верховное руководство организации. Она появилась из какого-то другого мира, действительно, из альтернативного подземелья, о котором не знал никто, даже монахи, хранители соловецких секретов.

– Вы знаете… – почему-то пробормотал Максим, – они уже подозревают… они вас найдут…

– Не успеют, пойдемте, а то и вы не успеете.

Максим сделал несколько неуверенных шагов в сторону лаза. Фигура исчезла.

– Пролезайте, здесь узко, – раздалось из глубины. – Потом только дверь за собой закройте, она сбоку, плотно прижмите.

Максим заглянул внутрь пещеры, вот на что это было больше похоже, им вдруг снова овладела тяга к неизвестному и таинственному, как это было тогда, когда он бежал вниз по пролетам лестницы, ведущей в недостроенный бункер вождя всех времен и народов. Максим сел на пол, просунул в отверстия ноги, затем, карабкаясь, забрался в лаз целиком, перевернулся на живот, так, что только голова оставалась снаружи, нащупал справа от себя деревянный щит с двумя ручками. Это и была «дверь». С обратной стороны дерева был кимберлит, маскирующий вход. Максим приложил эту заслонку ко входу и очутился в кромешной тьме, хоть глаз выколи. Он лежал на пологом спуске. Внизу снова послышался шорох и зажегся неяркий желтый луч, какие источают туристические фонарики с одной маленькой лампочкой.

– Спускайтесь! – прозвучало снизу полушепотом.

Максим пополз вниз. Встать на ноги было невозможно: потолок был всего в тридцати-сорока сантиметрах от пола. Через несколько метров пологого спуска Максим почувствовал ровный пол под ногами, встал на четвереньки и полностью выполз в узкую галерею.

– Здесь уже можно стоять, – сказала женщина в черном и посветила фонарем в сторону Максима.

Он находился в штольне высотой в человеческий рост и шириной не больше полуметра. Лаз, откуда он вылез, начинался высокой аркой, а пол начинал уходить вверх, так что потолок сначала тоже был высоким, но потом все приближался к полу, так что в конце концов оставался только тот узкий проем, через который Максим попал внутрь. Сама галерея уходила в две стороны дальше на север и на юг, в сторону командных пунктов.

– Пойдемте за мной, – сказала фигура и быстрыми беззвучными шагами направилась в южную сторону. Максим поспешил следом. Галерея была однообразной, узкой и длинной, извивающейся, видимо приближающейся к каким-то другим подземным помещениям. Иногда такие же лазы уводили куда-то наверх. Перед некоторыми девушка сбавляла шаг и кралась на цыпочках. Максим тоже старался не шуметь. Минут через пятнадцать почти что бега по тайному подземелью галерея пересеклась с такой же, отходящей от нее на восток, наверное, Максим плохо уже соображал в направлениях. Один лаз, промелькнувший слева, был значительно шире, наверх даже уходила лестница, вырубленная в кимберлите.

– Грот, в котором вы раньше жили, – шепнула девушка на бегу.

– Дальше на юг подземелья, где я никогда не был, – ответил Максим, – говорят, там бесполезно копать, порода пуста.

В ответ девушка усмехнулась и продолжала бежать, не сбавляя темпа. Прошло еще минут десять, лазы прекратили возникать по бокам, галерея выпрямилась и более не петляла. Еще через некоторое время стал виден конец – винтовая лестница, уходящая вверх в узком колодце. Изрядно устав, Максим поднялся по ней два пролета, следуя за своей проводницей, и оказался в гроте, таком же, какие были в системе. Девушка нажала на выключатель, и на потолке загорелись две лампы дневного света.

Грот был круглый, и из него в разные стороны расходились широкие штольни, такие же, как и в подземелье монахов. Над головой все та же необъятная гранитная плита. По стенам и в центре стояли древние-древние деревянные столы, а также стеллаж с книгами. Любой исторический музей дорого бы заплатил за такую обстановку. Мебель была сделана из толстых досок, подогнанных друг к другу с точностью до миллиметра, она вообще вся казалась вылепленной из деревянной материи, настолько не цепляли глаз сглаженные углы. На столах века семнадцатого стояло много различной современнейшей аппаратуры, среди которой были легко различимы своими барабанами сейсмографы, фиксирующие содрогания земли. Максим огляделся, потом посмотрел на хозяйку странного помещения, связанного сетью тайных ходов со всем подземельем.

– В некоторых местах, далеко на севере и на востоке, как раз в сторону Муксалмы, плита дала видимые трещины. Это случилось во время того, как вы строили выход. Вчера плита снова содрогалась. Она только кажется незыблемой, на самом деле, гранит изнутри сильно напряжен и покрыт сетью мельчайших трещин и разломов, – сказала она, обратившись к Максиму.

– Вы хотите сказать, что наши работы могут обрушить эту громадину?

– Именно.

– Но тогда вам незачем было звать меня, я не в силах остановить происходящее. Я и сам пленник.

– Скажите своему главному инженеру, он хороший человек. То есть, возьмите его с собой при побеге.

– При побеге?

– Спасти остров может только одно – затопление системы.

Девушка подошла к стеллажу и достала двухцветную карту подземелий: красным были обозначены гроты и штольни той системы, в которой Максим провел все это время, а синим – тонкие нити галерей тайной подземной паутины.

– Смотрите, – продолжала девушка, – на вашем уровне вот здесь (она провела пальцем по карте) проходит тоннель отсюда до Муксалмы, до него вы можете дойти за несколько дней с помощью проходческого щита. Дойдя до него, необходимо тут же бежать, потому что я узнаю, когда это случится, и начну затапливать систему.

– Почему вы не сделали всего этого раньше? Тут же копались бандиты, и только потом пришли мы!

– Они не особо-то и копали, можно было надеяться на сохранение всего этого.

– Вы так и не объяснили мне, кто вы и где я, и почему мы там, где по моим прежним представлениям, только залежи пустой породы. Вашего грота и ходов нет ни на одной карте.

– Нет, это правда. Прошу извинить, я не представилась. Меня зовут Варвара. Мы с братом – потомки старинного рода. В семнадцатом веке, во время осады монастыря, наши предки были за его стенами в числе ревнителей истинной веры.

– Вы старообрядка?

– У вас это так называется.

– А как же грот и тоннели? Почему никто не знает о них?

– Расскажу на обратном пути. А пока смотрите…

– Кстати, времени у вас мало: в течение недели сюда явится команда с ультразвуковыми приборами, которые могут обнаруживать пустоты.

– Смотрите: на Муксалме тоннель выходит в просторный подвал, там вы найдете лодки. Все они с моторами и заправлены. Теперь смотрите сюда. Это карта семьсот четвертого года. Я оставлю ее там же, в одной из «казанок». На ней обозначен путь через болота – так называемая «Государева дорога», волок, через который протащили корабли с алмазами. Вам будет нельзя светиться в крупных городах, да и вообще в России. Волок идет в сторону Питера, вы будете двигаться по нему до… смотрите, вот на современной карте покажу, вот досюда, отсюда есть тайная тропа, по ней можно попасть в Финляндию, не попавшись пограничникам.

– А дальше? Чего нам, простите, ловить в Финляндии без документов и так далее! Нас же просто депортируют оттуда в Питер!

– Не беспокойтесь и слушайте. Тропа доведет вас досюда, это пустующая деревня. Там вас встретит мой брат, он приедет туда из Лондона через два дня. Он все устроит.

– И что?

– Все. Потом живите, как хотите, только езжайте подальше от России.

– Вы сдурели! Вы выносите приговор всем нам и всему, что здесь…

– Вы сами выносите! Нечего было рыть алмазы…

– О вас знают монахи?

– Нет. Они не знают, что я здесь, и не знают, кто я.

– Так что-то все-таки знают. Прекратите говорить недомолвками. Вы собираетесь затопить все подземелье! А вдруг вода подмоет опоры плиты? Вы же не представляете последствий!

– Успокойтесь. Не представляет последствий ваше руководство, которое с лихвой отобьет затраты за те считанные месяцы, которые система простоит при таких темпах. На остальное им плевать, и на вас в том числе.

Она посветила фонарем на часы, висящие на стене грота. Половина шестого утра.

– Через полчаса у вас подъем. Пойдемте назад.

– Вы так и не сказали, кто вы, и что это за место. С чего я вообще должен вам доверять, может, вы одна из них, и все это просто…

– Вряд ли. Вы просто давно не спали. Пойдемте.

Девушка встала и стала спускаться вниз, в узкую галерею. Максим в последний раз окинул взглядом небольшой грот. Над проемом арки, из которой вела лестница вниз, висело старообрядческое распятие, в стенах ярко блестели крупицы алмазов. Странно, ведь наверняка грот располагался далеко на юге, где, по всем сведениям, порода пуста.

Максим вновь следовал за темной худой тенью в слабом свете фонарика. То, что женщина рассказала за полчаса обратного пути, поразило воображение Максима.

8

Никоновская реформа загоняла ревнителей старой веры и с давних времен присущего церкви государственного могущества дальше на север. Соловецкий монастырь, символизировавший также и экономическую мощь церкви благодаря своим недрам, стал последним оплотом отчаянного яростного сопротивления. Некоторым отступать было некуда – попади они в руки царским войскам, несчастливая участь постигла бы их. Да и Москве не терпелось вновь обрести контроль над тайными приисками. Никон, сам в прошлом монах и настоятель Соловков, прекрасно осознавал необходимость скорейшего взятия крепости. Не так-то просто это было сделать отряду стрельцов, организовавших осаду монастыря, а на деле оказавшихся заложниками северного климата, холодного моря, становившегося проходимым только к лету. Никаких коммуникаций, по берегам беднейшие рыбацкие деревушки, а перед ними стены – толще, неприступнее, чем даже три линии обороны московской Соборной площади.

Осада затягивалась на годы. Но поражение раскольников к этому времени уже было фактом, а сдача соловецкой крепости – вопросом времени. И это прекрасно осознавал и Никон, и укрывавшиеся за стенами раскольники. Выхода у них не было, и Москва не очень беспокоилась: ни капитал, ни преследуемые не могли теперь скрыться; раздражало только одно: дело затягивалось. А между тем Никон даже не подозревал, что происходило в эти годы под островами.

Под землей закипела работа. Непокорные монахи, понимая, что может ждать их после взятия крепости, решили обустроить себе убежище среди залежей кимберлита. На старинной карте подземных разработок, которую Антон несколько раз показывал Максиму, есть несколько штолен, одиноко уходящих в разные стороны и вскоре обрывающихся, не прорастая вглубь отростками и не соединяясь с остальными галереями поперечными штоленками. Это значило, что в этих местах порода более не была алмазоносной. Когда Никон покинул монастырь, от главного входа резко на юг только намечалась штольня. Причем за отвоеванные у земли десять-пятнадцать метров она успела дать три очень крупных самородка. Казалось, монахи двигались в нужную сторону. После Никона работы продолжались от рассвета до заката, иногда в две смены. Галерея на протяжении метров пятидесяти представляла собой большой широкий тоннель, который потом начинал ветвиться подобно кроне дерева, покоящейся на высоком стволе. У сформировавшейся и привычной подземной системы за пару лет появился громадный отросток, полностью меняющий облик монастырского подземелья. И тут с материка свалилась осада. Тогда в головах блокадников родился план. Никон, да и никто в Москве не знал еще об объемах работ, проведенных в южном направлении алмазного рудника.

В то время, пока под стенами стоял лагерь царских стрельцов, глубоко под монастырем, в копях, срочно была прорублена огромной толщины поперечная штольня, по карте отсекавшая новый рудник от старой системы. Эта штольня представляла из себя тоннель, на несколько метров глубже уровня пола подземелья, около пятнадцати метров в ширину, расходящийся от южной штольни по периметру всего нового рудника, замыкаясь в кольцо. Как будто под гранитным щитом кто-то возводил крепость. Образовавшийся «ров» стали ускоренными темпами заполнять пустой породой. Кстати, в одном месте над новой системой гранитный потолок был сильно поврежден, в плите была небольшая трещина, что позволило втайне проделать второй выход, совсем маленький и незаметный, где-то в лесу, довольно далеко от монастыря. Радости в осажденных стенах не было предела. Фактически кольцо блокады было разомкнуто – ведь теперь никто не мешал потихоньку бежать, покинуть монастырь, не показываясь при этом на поверхности. Но этому не суждено было сбыться. Все оставались внутри обители.

Под землей, в прочном кольце из пустой породы, наткнувшись на которую, на Соловках сразу же переставали копать, возник, наверное, первый в истории России, а может, и мира, бункер, в современном смысле этого слова. В обособившуюся часть подземелья в срочном порядке была перенесена библиотека, некоторые ценности, внизу были подготовлены помещения, годные для проживания. Поэтому, когда наконец приступ увенчался успехом, многие успели спрятаться в подготовленное убежище. Другие не выдали тайны. Это было не принято.

Прошло время бунта, и Соловки подчинились новой династии, как некогда были верны Рюриковичам. В казну начали налаживаться секретные поставки алмазов. Работавшие в южной штольне наткнулись на абсолютно пустую породу, прошли еще четыре метра и забросили это направление. С тех пор в никому не известном мире подземных Соловков появился незамеченный остров – отгороженный со всех сторон «бункер» старообрядцев.

Но почему же предатель Феоктист, показавший стрельцам слабое место крепости – подземелье сушила и Белой башни рядом с мельницей, почему он-то не выдал тайны? А может, в монастыре решили, что готовы к сдаче? Ведь все необходимое было уже перенесено в бункер. Вполне возможно.

Часть монастырской библиотеки пропала, но этому не придавали большого значения. Ведь главным было то, что Соловки снова стали надежным поставщиком казны Алексея Михайловича. Составили новые планы подземелий, которые в библиотеке бункера под Арбатом считались самыми старинными – более ранних не сохранилось. Считалось, что все более ранние документы утратились во время «сидения». Что ж, это так. Просто их забрали с собой под землю старообрядцы, не пожелавшие подчиниться царю.

Проводница Максима по тайным ходам этого «другого мира» была потомком одного из довольно известных до революции заводчиков, многие из которых были старообрядцами. А старообрядческое происхождение обязывало ее хранить семейную тайну, которую род хранил с семнадцатого столетия – тайну «Соловецкого сидения». Потом революция, сломавшая и искалечившая как минимум девяносто миллионов судеб – все население Империи. Но ее семья выжила, привыкла к советской действительности и не стала приносить себя в жертву за умершие старые порядки. Поэтому они остались наверху и не скрывались под асфальтом, как группа хранителей секрета основного подземелья монастыря. И связались с ними, не сообщая все-таки при этом о своих подземных Соловках, но став глазами и ушами находившихся всю советскую эпоху под землей монахов.

Тень беззвучно скользила по узкой галерее. Максим слушал и не заметил, как перед ним возникла арка с уходящим вверх полом – проход, ведущий в штольню монахов в общежитии. В голове не очень укладывалось, почему же помещение должно быть затоплено: неужели и вправду иного выхода нет? И неужели тут скоро вот-вот рухнет потолок? Максим понимал только одно: остановить ее уже нельзя. Она затопит систему, и думать надо уже только о том, как бы спастись. Можно, конечно, все сдать начальству… но ведь появился настоящий шанс бежать, о чем рабы подземелья уже даже забыли думать.

Утро должно было прогреметь через полчаса. Дверь в подземелье раскольников тщательно закрылась за Максимом, так что теперь никто не мог различить ее очертаний на шероховатой плоскости кимберлитовой стены. Максим тихо залез на свой второй этаж, чтобы не нарушать отчетностей при подъеме. Вот-вот должен был начаться второй день работы системы в штатном режиме. Все спали; после бессонной ночи Максим больше всего боялся заснуть в остававшиеся полчаса. Но странно, организм, казалось, был уже на пределе, но спать не мог. Словно шестым чувством Максим ощущал разлитую в воздухе напряженность.

Вез десяти подъем. Вдруг Максиму послышалось, что где-то далеко к югу раздались один за другим два приглушенных хлопка. Выстрелы?! Но кто это мог быть? Она? Но почему? Ее заметили и пришлось отстреливаться? Максим приподнялся на кровати. В дали главного тоннеля послышались приглушенные шаги. Шли несколько. Через пять минут шаги были слышны уже отчетливо.

– Стой, кто идет! – прокричали хором два охранника входа в жилой блок.

– Смена караула! – весело ответил чей-то голос, но тем не менее, шаги замерли. Послышались шорохи, потом неразборчивая тихая речь.

– Проходите, – дала добро охрана. Трое человек с автоматами и фонарями встали у решетки, перекрывающей дорогу в жилую штольню монахов и Максима.

– Подъем! – вдруг крикнул один из них. – Всем встать к противоположной стене, руки за голову! Никакого сопротивления!

С этими словами второй загремел связкой ключей, подбирая подходящий, чтобы открыть замок. Сонные монахи повскакивали со своих кроватей и начали машинально толпиться в конце штольни, куда в один ряд не помещались. Максим пробился к стене.

– Это конец! – шепнул он оказавшемуся рядом с ним знакомому еще с тех пор, как они бурили новый выход, – это конец, в метро было точно так же, сейчас нас расстреляют! Бежим, здесь есть подземный ход!

– Мы останемся здесь, что бы ни происходило с нами, – к Максиму повернулся самый старший, Иван Фролович, тот, кто встретил его с Александром Андреевичем в самом начале. Его слово было законом для всех монахов.

Инстинкт самосохранения снова овладел Максимом, как тогда, в пылающем вагоне. Он не отдавал себе отчет, что делает, зачем-то шепнул: «Не поминайте лихом!», пригнулся, с силой пнул угол стены и покатился кубарем в проход, в падении перевернувшись на живот, разодрав локти, подполз к дыре и запер «дверь». По узкой галерее он устремился вслепую бегом, в темноте спотыкаясь и падая… но он не ошибся. Три длинные автоматные очереди каноном отбарабанили дробь за его спиной. Галерея бессмысленно петляла, Максим держался обеими руками за стены, иногда проваливались в зияющие по бокам прохода. Он остановился отдышаться. Погони не было. Но не заметить его пропажи они в конце концов не могли. Разберутся чуть позже, и тогда начнется… точно! Ведь вот-вот должна была приехать бригада с аппаратурой для обнаружения тайных ходов. Теперь Максим не мог быть спокоен даже в штольнях и гротах, веками сохранявших тайну раскольников. Словно ошпаренный, он бросился вперед: нужно было успеть, успеть предупредить ее, а потом бежать, бежать по тому самому тоннелю, на какой-то остров, Максим не запомнил названия, и потом, не оборачиваясь, куда угодно, но подальше, подальше… Вдруг за поворотом впереди он увидел, как на стене замелькали отблески фонарей, а из штольни, ведущей налево, послышались шаги. Это были не ее шаги, а те же самые, громкие шаги ног, одетых в тяжелые берцы!

– Стоять! Стрелять буду! – раздался пронзительный женский голос из той же галереи. Она шла перед ними, убегала от них беззвучно!

– Свои! – отозвался Максим.

– В грот, дальше, как говорила! – прокричала она, а затем в ненарушаемой веками тишине раздались звуки выстрелов, молниеносное шипение, а потом – грохот. Земля, то есть, кимберлит, задрожала, от стен на пол посыпались маленькие отслоившиеся кусочки. Тишина.

– Ты что остолбенел, бежим! – рядом с действительно застывшим на месте Максимом мелькнула черная тень, схватила его за руку и потащила дальше по темной штольне.

– Почему все… – зашептал было Максим.

– Все, они убили их, начальника и друга твоего, инженера. Монахи сами остались?