Текст книги "Изнанка (СИ)"

Автор книги: Арина Рекк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Глава 1

Все хорошее рано или поздно заканчивается.

Вот так же и у меня. Беременность подошла к концу, и начались, мать их, роды!

Стискиваю зубы, а вместе с ними и руку мужа. Не зубами, всего лишь пальцами, так что зря он кривится.

– Терпи, – цежу сквозь зубы.

– Ты мне еще дышать правильно посоветуй, – сдавленно отвечает.

Очередная схватка проходит, и я с облегчением вздыхаю, даже не пытаясь сдержать нервный смех. Акушерка, которая до самих родов только периодически заглядывает в палату, посматривает на нас, как на сумасшедших, но никто не виноват, что мне достался муж с чувством юмора, и все время между адскими болями нам весело.

– Ох ты ж, черт, – отнимает у меня свою ладонь и недоверчиво смотрит на пальцы, откуда вообще в тебе столько сил? Нужно было рожать в другой больнице, поближе к травмпункту.

– Зато тут наверняка отличная реанимация.

– Подумай о ребенке, ему нужен отец, – улыбается Антон.

Очередная схватка превращает вырвавшийся у меня смешок в мычание сквозь стиснутые зубы.

– Ты умница, Тоня, дыши, – нервничает муж, массируя мою поясницу в попытках уменьшить боль.

– Я дышу!

***

– Еще немного, Тоня, – слышу акушерку. Если бы не ее спокойный голос, мне было бы намного сложнее. – Давай, девочка, последние усилия…

Снова стискиваю пальцы Антона и… мое вымученное мычание прерывается само собой, потому что вдруг накатывает неимоверное облегчение – закончилось мучение, которое ярые романтики называют чудом появления на свет. Видимо, эти люди никогда не рожали.

Когда слышу требовательный и возмущенный вопль – самый первый, хриплый крик нашей малышки – забываю обо всем. Приподнимаю голову и смотрю на завернутую в пеленку крошечную дочку, которую акушерка с улыбкой передает в руки ошарашенного Антона. Это было наше пожелание, чтобы малышку сначала отдали ему, но сейчас я об этом не помню, сконцентрировавшись всем своим существом на ребенке. Мне казалось, я уже любила ее раньше, но сейчас понимаю, что ничего о любви не знала. Невольно тяну руку, желая скорее прикоснуться к этому чуду, которое так жаждала увидеть все девять месяцев, и акушерка подталкивает Антона ко мне.

Встречаюсь глазами с мужем и закусываю губу, чтобы не разреветься от переполнивших эмоций, потому что, кажется, он и сам с трудом сдерживается. Укладывает малышку мне на грудь, но продолжает держать дрожащую ладонь на крошечной головке.

И надолго прижимается губами к моей макушке.

Впервые у нас обоих не хватает слов.

И вряд ли они сейчас нужны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2

Шесть месяцев спустя

Сегодня мое первое занятие в школе вождения. И впервые я оставила Вику с Антоном. Не то чтобы я не доверяла мужу, но не волноваться, причем за обоих, не могла. С трудом заставила себя сосредоточиться на объяснениях инструктора и кое-как дождалась конца занятия.

Как назло, долго ждала такси, а потом еще и попала в пробку на выезде из города – жизнь за городом имеет свои минусы. Меня не было целых три часа, и я уже основательно извелась.

Но вот наконец-то вхожу во двор с разбросанными по недавно подстриженному газону игрушками и с облегчением выдыхаю, понимая, насколько беспочвенными были мои тревоги.

В тени дома под небольшим, посаженным Федором Ермолаевичем – бывшим армейским командиром моего мужа – деревом, подложив под голову круглую подушку, спит Антон. На его животе, раскинув руки и ноги, укрытая крошечным одеялком, сопит Вика.

Отмерев спустя пару минут, достаю из сумки телефон и фотографирую парочку со всех возможных ракурсов. И только на последнем фото замечаю улыбку Антона.

– Не спишь? – спрашиваю шепотом.

– Ты топаешь, как слон, – говорит, не открывая глаз.

Убираю телефон обратно в сумку, скидываю босоножки и осторожно ложусь рядом, стараясь прижаться к его боку как можно теснее и не потревожить малышку.

– А почему сразу не сказал?

– И лишить тебя удовольствия?

– Классные получились фото, – поворачиваюсь на бок, подкладывая локоть под голову, и невесомо провожу ладонью по спинке дочери.

Антон в ответ только улыбается, по-прежнему не открывая глаз. Тоже смеживаю веки и, кажется, успеваю задремать, но Антон вдруг подает голос.

– Тоня.

– М?

– Давай заделаем еще одного?

– Кого? – распахиваю глаза.

– Ребенка.

Тщательно обдумываю предложение, снова закрываю глаза и с улыбкой отвечаю:

– Давай, но чуть-чуть попозже.

Глава 3

Тут будет эротика! Кто не любит, смело пропускайте, на сюжет не влияет)

От автора: Текст писался под Adelitas Way – Vibes и Adelitas Way – Dirty Little Thing. Песни есть на стене в группе в ВК.

Год спустя

«Еду домой» – читаю короткое сообщение и закусываю губу, пытаясь сдержать слишком бурное предвкушение.

Вика на весь вечер осталась у Федора Ермолаевича, а потому впервые за полтора года с момента ее рождения мы с Антоном останемся вдвоем. Волнуюсь как перед первым свиданием. Хотя нет, наверное, все же сильнее, потому что организовывать сюрпризы всегда волнительно.

Придирчивым взглядом осматриваю накрытый в просторном зале круглый стол. Сервировка готова, но сами блюда прибудут только через тридцать минут – ужин я заказала в ресторане с доставкой, потому что за прошедшее время так и не освоила готовку в достаточной степени, чтобы своими кулинарными шедеврами не испортить ужин.

Пристально осматриваю короткое обтягивающее платье без бретелей, размышляя, не переборщила ли, и стараясь не одергивать едва прикрывающий ягодицы подол. И никакого белья, разумеется. Такой образ непривычен, но мне уже не восемнадцать, и, учитывая мои планы на сегодняшний вечер, встречать мужа с работы в сарафане как-то…

Надеваю туфли на высоченном каблуке, осматриваю в зеркале макияж, поправляю завитые русые локоны и борюсь с желанием тут же все смыть и переодеться в привычные домашние шорты и майку.

Когда прибывает заказанная еда, расставляю ее на столе, приглушаю свет и плотно задвигаю шторы, погружая комнату в полумрак. Поправляю незажжённые еще свечи и нервно одергиваю задиравшуюся до пояса юбку. Растерянно останавливаюсь в центре зала.

Я снова Хатико.

Чтобы не сходить с ума от ожидания, иду в ванную и в сотый раз за последний час пытаюсь найти изъян в непривычном образе. И именно этот момент Антон выбирает, чтобы приехать домой. Из ванной я не слышу машину, но прекрасно слышу, как открывается входная дверь.

– Тоня?..

О, черт! Глубоко вдыхаю, выдыхаю.

– …Ты где?

Да иду я, иду! Выхожу из ванны и упираюсь взглядом в спину заглядывающего в зал Антона. Приходит в голову выдать томным голосом «не меня потерял, красавчик?», но от пошлости фразы невольно вырывается смешок. На который Антон и оборачивается.

Любопытство, видимо, вызванное накрытым столом, как по команде сменяется недоумением, разбавленным заинтересованностью. Пошлой… очень пошлой заинтересованностью. Зеленый взгляд медленно скользит по мне от груди вниз, так, что мое волнение по поводу макияжа и прически кажутся бессмысленными. Когда он доползает до кромки платья, переступаю ногами, позволяя ткани задраться немного выше. Вижу подскочивший кадык на горле мужа и, наконец, понимаю истинное предназначение вечно задирающегося подола.

С улыбкой закусываю губу и вызывающе упираю руку в бок. Взгляд его подскакивает к моим глазам.

– Голодный? – спрашиваю провокационно, не зная точно, имею в виду остывающую в зале еду или… нечто другое.

– О да, черт возьми, – медленно растягивает губы в улыбке, давая понять, что он-то как и имеет в виду то самое «нечто другое», и делает шаг навстречу.

Я стою на месте просто потому, что не привыкла передвигаться на таких шпильках, и лучше я буду красиво стоять, чем некрасиво ходить. Когда муж подходит совсем близко, для надежности облокачиваюсь спиной и затылком о стену. От его близости перехватывает дыхание. Большие горячие руки ложатся на живот, медленно скользят, обхватывая талию, и я судорожно сглатываю, теряя азарт соблазнения, сама вдруг становясь той, кого соблазняют. Невольно тянусь навстречу губам мужа, но он, оттягивая момент, прижимается ко мне бедрами, и от ощущения его напряженного паха дыхание прерывается, а глаза сами собой закрываются.

Одна его рука ползет вверх и словно специально едва задевает грудь. Скользит по шее, зарывается в волосы и до упора запрокидывает мою голову. Проводит большим пальцем по нижней губе, оттягивая ее вниз, и я тут же слизываю прикосновение. И, наконец, чувствую его губы на своих. Его язык и вкус. В поцелуе нет нежности, это и правда голод. И я отвечаю тем же.

Не помню момент, когда мои руки оказываются в его волосах, но стараюсь прижать его рот к своему как можно сильнее. Чувствую столкновение зубов, и это немного отрезвляет обоих. Отрываемся друг от друга и, дыша, как после забега, просто смотрим друг другу в глаза. Тянусь к нему и снова целую, ловлю губами его верхнюю губу и прикусываю. Это откидывает меня в прошлое, напоминает о летней прогулке, его джипе и смятой между нами цветочной обертки*. У Антона вырывается смешок, и я понимаю, что и он думает о нашем первом поцелуе. Провокационно улыбаюсь в ответ, с предвкушением вспоминая, чем закончилось то свидание.

(*события подробно описаны в романе «Дом напротив»)

Антон подхватывает меня под задницу, и платье окончательно собирается на поясе, обнажая все, что ниже.

Сильные пальцы тут же ныряют между ягодиц с намерением двинуться дальше, но растерянно замирают, нежно ощупывая по кругу камешек, ради которого все и затевалось.

Антон удивленно отстраняется, и под его взглядом я отчаянно краснею.

– Сюрприз, – улыбаюсь нервно.

– Умеешь удивить, – теперь предвкушающе улыбается он.

Надавливает на находку, с интересом наблюдая за моей реакцией. Прячу лицо у него на шее, потому что мне приятно, но я смущена до крайности. Антон поднимает руку и мягко оттягивает мою голову за волосы. Целует. Отрываюсь и под его тихий смех снова прячу лицо. Наша спальня на первом этаже, совсем недалеко от ванной, и Антон доходит до нее в два шага. Опускает меня на постель и отстраняется, окидывая взглядом. Пытаюсь сомкнуть бесстыдно раскинутые в стороны ноги.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌– Лежи так, – отдает короткий приказ, снова раздвигая почти сдвинутые бедра.

Он сидит задницей на своих пятках и поглаживает нежную кожу в считаных сантиметрах от развилки шершавыми от тренировок ладонями. Он все еще в рубашке и джинсах, и потому я чувствую себя особенно… развратной.

Антон

Вот уже гребанные четверть часа борюсь с тем, чтобы не задрать малышке юбку и не вставить. Но, блядь, несмотря на то, что она встретила меня как развратная шлюшка, сейчас ее щеки горят как у девственницы, и этот контраст меня убивает. Хочу впитать его в себя, насладиться и растянуть момент. А потому с трудом отрываю ладони от тонкой, смуглой кожи внутренней поверхности бедер, перемещаю их вниз и медленно скольжу по икрам, снова к бедрам, перемещаю ладони на ягодицы и задираю их вверх, вырывая из приоткрытых розовых губ стон удивления пополам с наслаждением. Хочу посмотреть, чем она меня решила удивить, и гулко сглатываю, не замечая, как сжимаю ладони, сминая ее задницу. Зависаю, не в состоянии оторвать глаз от анальном пробки с крупным синим камнем и сочащихся влагой гладких складок выше.

Удерживая ее одной рукой, провожу по ним пальцами, чувствительно задевая клитор, спускаюсь ниже и тяну пробку на себя, не пытаясь пока ее вытащить.

Дыхание Недотроги сбивается, и я перевожу взгляд на ее лицо. Ладони запутаны в волосах, голова откинута, нижняя губа закушена, грудь судорожно вздымается.

– Маленькая извращенка, – стараюсь, чтобы голос звучал одобрительно, но прорываются насмешливые нотки. – Хочешь, чтобы трахнул тебя сюда? – нажимаю на пробку, погружая ее глубже.

Малышка кивает.

– Не слышу. Хочешь анал?

– Да, – выдыхает, снова покрываясь румянцем, который спускается по шее и скрывается за линией платья. – Хочу попробовать, – уточняет, видимо, на всякий случай, и я снова не сдерживаю смешок.

Тяну руку к ее груди и стаскиваю раздражающую ткань, наслаждаясь порозовевшей кожей и острыми сосками.

Намерено оставляю их без внимания, возвращая руку на задницу, и приподнимаю ее еще выше, практически сгибая Недотрогу пополам. Тоня не разочаровывает – обхватывает руками ноги и сжимает ладонями полушария груди, стискивая соски в тонких пальцах. Открытая для меня, вся напоказ. Член в штанах пытается пробить себе дорогу на свободу, и становится почти больно, но руки заняты. Наклоняюсь и провожу языком снизу вверх, задевая пробку и останавливаясь, только когда кончик языка упирается в клитор.

– Моя развратная шлюшка, – говорю это с особым удовольствием, и малышка стонет в ответ.

Приникаю к ней в поцелуе, слизывая сладость и выбивая из нее новые стоны. Скольжу пальцами во влажную глубину.

– Охренеть ты течешь, – чувствую, как после моих слов плотно смыкаются ее внутренние мышцы.

Аккуратно вынимаю пробку и ныряю влажными пальцами в не успевшее сомкнуться отверстие ануса, которое тут же плотно сжимается. Тоня замирает и прислушивается к ощущениям.

– Нравится так?

– Да.

– Малышка подготовилась? – спрашиваю и снова, блядь, звучит насмешливо, но Тоня от этого только сильнее заводится, и я в который раз этому удивляюсь.

– Да, – снова краснеет, так и не открывая глаз, и я пытаюсь сдержать смешок, чтобы не смутить ее еще сильнее. Ощущение, будто дай ей возможность – сбежит.

Погружаю в нее третий палец, растягивая, и малышка настороженно замирает. Снова трогаю ее губами, ласкаю языком, и Тоня с готовностью отвлекается, сжимает грудь, выкручивает соски и… блядь, я готов кончить в штаны, потому что член уже трахает ткань джинсов даже без моего участия.

Опускаю Недотрогу и с усилием расстегиваю тугую пуговицу на натянутых до упора штанах. С облегчением выдыхаю, освобождая напрягшуюся до боли плоть. Тоня на таблетках, и я уже давно не ношу с собой презервативы, и сейчас как никогда жалею об этом, потому что приходится тянуться до прикроватной тумбочки и шарить в ящике рукой, в надежде отыскать давно не используемые резинки.

– Там чисто, – бубнит, прикрывая ладонями лицо, и я замираю. – Я же сказала, что подготовилась.

Когда я спрашивал о подготовке, то имел в виду растянувшую тугие стенки пробку, но это… это как будто у меня день рождения и новый год одновременно.

Медленно выпрямляюсь, так и не найдя ненужные уже презервативы. Настойчиво развожу ее руки в стороны и целую в губы, вкладывая всю нежность, на которую вообще способен. Целую ее в попытках отвлечь, потому что это уже похоже не на смущение, а на зарождавшуюся панику.

Тонкие дрожащие пальцы нащупывают мелкие пуговицы и медленно расстегивают мою рубашку. Я не тороплю, даю ей возможность успокоиться, а мне прийти в себя и осознать, что снова лишаю ее девственности. Отрываюсь от сладости губ и вглядываюсь в голубые глаза, понимая, что все, связанное с Тоней – это лучшее, что случилось в моей жизни.

Наконец, чувствую прикосновение ее ладоней к моей груди и животу, и как уверено она обхватывает напряженный член, сжимая его именно так, как мне нравится. На этой территории она уже давно освоилась. Выпутываю руки из рубашки, с трудом выскальзывая из треснувших манжетов. Приподнимаю малышку, стаскиваю собранное на поясе платье и снова склоняюсь над ней.

– Я люблю тебя, Тоня, – выдыхаю, осознавая это как никогда остро.

– И я тебя, – закусывает губу и обнимает за плечи.

Скольжу членом между складок и пытаюсь не зажмуриться от остроты ощущений. Спускаюсь немного ниже, прижимаясь к испуганно сжатому колечку.

– Расслабься, – шепчу, невесомо целуя в губы. – Мы просто попробуем, но ты всегда можешь меня остановить.

Тоня кивает. Как и полтора года назад, обхватываю ее лицо ладонями и медленно протискиваюсь в неимоверно узкое, скользкое от ее влаги отверстие. Тоня морщится, но не сжимается. Хотел бы я, чтобы в первый раз ей было так же невозможно охренительно, как мне сейчас. Не хочу растягивать приятный для меня, но болезненный для нее процесс, и одним резким движением проникаю на всю длину.

И вопреки ожиданиям, Тоню выгибает мне навстречу, а ее ноги плотно обхватывают меня за пояс, подтягивая ее выше и толкая меня к ней навстречу.

– Не больно?

– Нет, совсем нет. Еще так, пожалуйста, – шепчет жарко, и я со стоном снова двигаюсь вглубь нее.

А потом снова и снова, резко вколачиваясь в податливое, желанное тело до искр из глаз и тупого мата вместо мыслей.

Тоня протискивает руку между нашими телами, и мне башню рвет от мысли, что она ласкает себя. Отстраняюсь и сажусь задницей на пятки, потому что должен видеть это. Сжимаю худые бедра, и когда Тоня невозможно сжимается внутри, выгибается, со стоном ныряет пальцами во влагалище и стискивает покрывало второй рукой до треска ткани, не выдерживаю и кончаю как никогда в жизни следом за ней. Спину выгибает, член пульсирует, пальцы стискивают смуглую, нежную кожу до синяков, и я не могу сдержать хриплый от перехватившего горло судорожного спазма стон.

Кажется, это длится и длится, пока я, наконец, не падаю на все еще содрогающееся от оргазма напряженное тело. Чувствую ее пальцы в волосах и позорно хочу рыдать от счастья. Теперь уже сам утыкаюсь ей в шею, с трудом пытаясь протолкнуть воздух в легкие.

Глава 4

Тоня

Пара часов спустя

– Привет, мартышка, – весело говорит Антон, присаживаясь на корточки посреди газона в нескольких шагах от Вики, терпеливо ждет, а потом и подхватывает неуклюже подошедшую и радостно улыбавшуюся ему дочь.

Она вся в песке, который Федор Ермолаевич завез на участок специально для ее персональной песочницы. Мартышка, оправдывая прозвище, цепко хватается перепачканными ручками за шею мужа, и Антон встает, почти не поддерживая ее, повисшую на нем и от того неимоверно счастливую.

Они встречаются вот так каждый вечер, но, кажется, это никогда не надоест никому из нас. Включая умильно наблюдавшегося за картиной Федора Ермолаевича, который вышел на пенсию и все свое время теперь тратит на превращение своего шикарного сада в детскую площадку.

– Ее игрушки, – протягивает мне объемную сумку, которая путешествует с Викой, куда бы мы ни поехали.

– Спасибо, что присмотрели, – благодарю с улыбкой, пока Антон щекоткой доводит ребенка до сумасшествия, но Федор Ермолаевич только отмахивается. И так всем ясно, что он с радостью возится с Викой и без стеснения называет ее внучкой.

– Останетесь на ужин?

– С удовольствием!

Ведь до накрытого в зале стола мы так и не добрались.

***

Уставшая за день Вика заснула еще на подходе к дому. Проснулась ненадолго на время купания, но потом снова вырубилась, так что в кроватку ее укладывали уже глубоко спящую. Беру ее сумку и иду в ванную – смою с игрушек налипший песок, пока Антон выбирает фильм для вечернего просмотра. Набираю в ванну немного воды и приступаю к сортировке – плюшевое в стиралку, все остальное в ванну. Внутри сумка тоже в песке, поэтому и ее собираюсь закинуть в стирку, но мое внимание привлекает маленький, размером с десять копеек, зеленый стеклянные шарик.

Задумчиво кручу его в руке и, пока в очередной раз не забыла, выключаю воду и иду к мужу.

– Антон, не покупай ей больше такие мелкие игрушки, – показываю шарик.

– Я думал, это ты, – говорит рассеяно, бросая на меня короткий взгляд.

Задумчиво кручу шарик в руке, разворачиваюсь и ухожу. Завтра обязательно поговорю с Федором Ермолаевичем. Хотя мне казалось, воспитав трех детей, он должен знать, что вот такие красивые мелкие вещи дети и пихают куда не следует.

Как-то я отвернулась на две секунды, и Вика почти засунула в нос косточку от арбуза. Шарик для ее носа еще слишком большой, но малышка очень целеустремленная.

Захожу в детскую и кладу шарик в небольшую стеклянную банку, которая уже почти заполнена такими же разных цветов. Возвращаюсь в ванную, домываю и раскладываю сушиться игрушки и заваливаюсь на диван к Антону – он уже вывел фильм на экран телевизора.

– Что смотрим?

– Вышел второй «Аватар». Нравится такое?

– Ты же знаешь, что да, – трусь щекой о его голое плечо.

Чувствую долгий поцелуй в макушку и не могу сдержать счастливого вздоха.

***

Прошла неделя с тех пор, как я нашла стекляшку в сумке дочери и поговорила сначала с Антоном, потом с Федором Ермолаевичем, а потом и с родителями, у которых Вика, впрочем, бывает не так уж и часто. И вот сегодня я снова нашла шарик, на этот раз приглушенного сиреневого цвета.

Антон давно спит, а я лежу на спине и верчу в пальцах очередную стекляшку, которая в лучах лунного света будто светится изнутри. Никак не могу понять, где Вика их находит, и мне это не нравится. Понимая, что уснуть сейчас вряд ли смогу, решаю больше не мучиться и выпить чего-нибудь горячего, что-нибудь успокаивающее и усыпляющее. Если правильно помню, еще должен остаться ромашковый чай.

Резко откидываю одеяло и выползаю из постели, даже не заботясь о том, что муж может проснуться. Обычно просыпается он перед тем, как выехать утром из дома и до машины доходит в полусне. Хотя иногда мне кажется, что он просто делает вид, что уже не спит.

Поправляю задравшуюся майку, выхожу из комнаты и резко замираю, видя тусклую полоску света под дверью комнаты дочери.

От страха сердце подскакивает к горлу, и я толкаю дверь в детскую.

Вика на полу строит башню из мягких кубиков. Напротив нее, обняв колени, сидит подросток с короткими светлыми волосами. Он слишком близко к дочери и, чтобы прикоснуться к ней, ему только руку протянуть. Мне же нужно пересечь комнату, между нами край кроватки и раскиданные по ковру игрушки. Наши с ним взгляды встречаются. В моем наверняка паника, в его – досада.

– Антон! – кричу изо всех сил, надеясь, что если муж не проснется, то крик хотя бы спугнет странного гостя.

Вика вздрагивает, испуганно оборачивается, но тут же радостно мне улыбается. Пытается встать, неуклюже заваливается, но её ловит парень, и меня захлестывает ужас от того, что теперь она у него на руках.

– Ты кто?! – в голосе проскальзывают истеричные нотки.

– Сложно объяснить, – спокойно отвечает, не отпуская обнявшую его шею дочку.

– Зачем тебе Вика?

– Я с ней играю, – пожимает плечами.

– Зачем?!

– Какого… – слышу за спиной голос Антона и чувствую неимоверное облегчение – не думала, что он проснется.

Не разбираясь особо, он повторяет свой трюк с метанием предметов*. Несмотря на то, что неведомая мне вещь летит с такой скоростью, что в воздухе видно только мелькнувший розовый мазок, парень успевает отвернуться, прикрывая Вику плечом.

(*о меткости Антона и его трюках подробнее в романе «Дом напротив».)

Пластиковая коробочка с закругленными краями, которая оказывается радио-няней, тормозит, зависает в воздухе, так и не достигая цели, и падает плашмя. Звук поглощает ковер с толстым ворсом, но я все равно вздрагиваю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌ – Я все объясню, – говорит подросток, едва заметно поворачивая голову. – Только не надо больше кидаться предметами.

***

Где-то на изнанке, за несколько лет до рождения Вики

Рэв спускался в подвал по каменным ступеням и, несмотря на свои шесть лет, задумчиво хмурил брови. Сфера предков светилась в темноте запертой комнаты, и свет этот, казалось, проходит даже сквозь толстые каменные стены и тяжелую, обитую металлом дверь. Мальчик с силой сжал тяжелый ключ, свисающего с его шеи на слишком толстой цепи. Отец говорил, что истинные короли тщательно скрывают свои страхи, но в темном подвале можно не претворяться. И хоть не дрожала рука, вставляющая ключ в появившуюся из ниоткуда замочную скважину, сердце заходилось как сумасшедшее.

Мальчик понимал, что обряд разделения души – это привилегия, но от этого не становилось легче. Любая привилегия несет с собой ограничения – это ему тоже объяснил отец. «Разделение души» способно уберечь короля – дать ему возможность вернуться после смерти.

Рэв впервые спустился к предкам без сопровождения отца. Уперся ногами в пол, с трудом открыл тяжелую дверь и на миг зажмурился от ударившего в глаза холодного голубого света. В центре на кованой серебряной треноге полыхает белыми молниями наполненный расплывчатыми тенями ярко-голубой шар. Закрыв за собой дверь, вернул ключ на шею и медленно приблизился к сфере, пристально разглядывая в её глубине призраков умерших королей.

Танцующие вокруг сферы молнии бросали блики на сосредоточенное лицо мальчика, высветляя до прозрачности голубые глаза. Рэв поднял ладони и без колебаний протянул их сквозь жалящие молнии, чтобы приложить к сфере. Он впервые прикасался к ней. По пальцам растеклась прохлада, а голову наполнили разрозненные голоса.

Рэв не закрывал глаза, хотя зажмуриться хотелось. Не отнял руки, хотя хотелось отскочить. Он вслушивался, пытался разобрать, что шепчут ему умершие. Это было не обязательно, но где-то там, в глубине, его старший брат – истинный наследник, тот, чье место пришлось занять Рэву.

«Рэв…», – услышал и замер, боясь, что ему показалось.

– Амин, – прошептал одними губами, плотнее прижимая к сфере ладони.

«Ты справишься, Рэв, это несложно».

– Я знаю, – сказал, для убедительности нахмурив брови, но правда в том, что он не был в этом уверен, и кому, как не бывшему наследнику, знать об этом.

«Мы еще увидимся, Рэв».

– Я скучаю, Амин, – Рэв все-таки зажмурился, просто потому, что будущие короли не должны показывать своих слез.

Но шепотки смолкли, молнии больше не кололи кожу – сфера признала кровь династии де´Ферир. Со вздохом опустив руки, отступил на шаг и снова нахмурился, глядя на творившуюся магию. Монолитная сфера раскалывалась, раскрывалась, словно цветок, и из ее центра вдруг вырвался поток света, вынуждая наследника отвернуться и снова зажмуриться. Воздух вокруг вибрировал и звенел. Стараясь контролировать сбившееся дыхание, Рэв стиснул ладони, не замечая выступившую на лбу испарину.

Все прекратилось так же резко, как началось. Комната погрузилась в полумрак. Открыв глаза, Рэв снова увидел объятую молниями сферу. Свет ее казался приглушенным, в нескольких сантиметрах над ней парил многогранный синий камень – часть сферы, сосуд, в котором будет покоиться доля его души. Чтобы достать кристалл, мальчику пришлось встать на носки и даже опереться рукой о треногу. Заполучив кристалл, с любопытством повертел пока пустой прозрачный камень и равнодушно убрал его в карман брюк. Закончилась первая часть обряда.

Сняв с шеи ключ, отворил дверь, с трудом ее за собой закрыл и направился к выходу из подвала.