Текст книги "Пышка с характером"
Автор книги: Арина Ларина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 15
Утро началось с сильного тычка в бок и расплывчатого блина с глазками, который маячил перед Марусиной физиономией и медленно трансформировался в некое подобие человеческого лица. Когда она окончательно проснулась и села, вздрагивая от холода и недосыпа, блин окончательно приобрел очертания портрета любимой свекрови.
Портрет сурово прокаркал:
– Сколько можно спать, работать пора, не в городе… Никто тебе кофеев в постель не понесет!
– Доброе утро, – попыталась Маруся настроить беседу на более дружелюбную волну. Не вышло.
– Да день уже давным-давно, – рявкнула мама. – Восемь часов, обедать скоро!
«Спятила бабка, – решила Маруся. – А Витя где?» – неожиданно вспомнила она о своем семейном положении, наткнувшись взглядом на спинку собранного дивана.
– Витя где надо. Давай вставай, на огород пора.
«И где он?» – злобно подумала Маруся, выбираясь из-под теплого одеяла и с трудом распрямляя затекшие за ночь ноги. – Мы что, отдельно будем тут спать? Этак меня сегодня вообще на коврик у дверей положат!» – размышляла она, напряженно улыбаясь мрачной Раисе Гавриловне.
– Мне б в туалет, – робко вякнула Маруся, с трудом натянув на себя сарафан под тяжелым взглядом свекрови, застывшей посреди комнаты, как памятник.
– Только быстро.
– Господи, как в тюрьме. Съездили в гости, – ошарашенно пробормотала Маруся, бочком пробираясь мимо свекрови. – А где он?
– На мальчишнике, – язвительно сообщила Раиса Гавриловна, неодобрительно шаря взглядом по обтягивающему сарафану.
– А… В каком смысле? – Маруся на мгновение представила кучку деревянных будок, собравшихся в кружок и обсуждающих свои проблемы, похлопывая дверцами и позвякивая защелками. – Тьфу! Да туалет где?
– На огороде. – Свекровь развернулась и вышла, оставив ее в задумчивом одиночестве.
– На огороде, – пробубнила Маруся. – Это где? Опять в кустах, что ли?
Но в самом конце перепаханного картофельного поля действительно нашлось скособоченное строение. Маруся опасливо открыла дверцу. Защелки не было, в смрадном воздухе метались жирные черные мухи, под потолком колыхалась громадная паутина.
– Хочу домой, – сама себе сообщила Маруся.
Выпив на завтрак кружку холодного молока, она навесила на лицо выражение радости и отправилась искать Раису Гавриловну. Та гремела в сарае и отчетливо материлась.
– На! – Из сарая к Марусиным ногам вылетела ржавая тяпка. – Иди лук полоть.
Маруся взяла двумя пальчиками орудие труда и отправилась искать лук.
К глубокому разочарованию Раисы Гавриловны, у невестки оказалась с собой коротенькая юбочка с футболкой и тапочки. Конечно, чувство глубокого удовлетворения мог принести только вид Маруси в сарафане, на каблуках и с тяпкой посреди огорода… Но се ля ви.
– Какого черта Витька пропал, – злилась Маруся, бродя вдоль грядок. – Я что, одна тут должна горбатиться. Тоже мне… Привез беременную жену и бросил на поругание вандалам. Ну и мамаша… Ведьма. Ей бы метлу, ступу, и к звездам…
Развлекая себя подобными мыслями, она пыталась найти хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее лук. Все грядки были покрыты ровным ковром неизвестной растительности.
– Что ты без дела шляешься! – Цепкая рука в рваной перчатке схватила ее за плечо и поволокла вдоль смородиновых кустов. – Вот тут лук, поли давай. А то ходит тут… – И хозяйка потопала к дому, оставив Марусю в раздраженном недоумении.
Она присела и поворошила траву.
– Ну и где здесь лук? Вот сейчас как повыдергаю все и оставлю вот эти беленькие цветочки…
Лук был малюсеньким, но спутать его с травой было сложно. Просто хотелось сделать что-нибудь «доброе» для любимой свекрови.
Ногу защекотало. Маруся нагнулась, вздрогнула и с визгом затопталась на месте, пытаясь стряхнуть с колена неизвестного жука. В окне кухни появилась довольная физиономия Раисы Гавриловны.
Приглядевшись повнимательнее, Маруся с ужасом поняла, что огород просто кишит всевозможными жуткими насекомыми, гусеницами и прочей многоногой живностью. Если бы она была каким-нибудь насекомоведом, то, несомненно, получила бы удовольствие от соседства столь богатой фауны. Но она была обычной городской девочкой, поэтому многообразие ползающих вокруг неизвестных усато-ногастых созданий ее невероятно удручало. Все относительно. Через час Маруся уже равнодушно стряхивала с себя обнаглевших многоножек, а через два – перестала с воем убегать от пролетавших мимо пчел и шмелей. Голову пекло, спина болела, ее начало подташнивать.
«Может, сказать ей про беременность?» – устало думала Маруся. Но интуиция подсказывала, что будущая бабуля не обрадуется новости. Да и Виктор просил держать все в тайне. Глупость, конечно, но ей и самой не хотелось посвящать эту мерзкую тетку в самое сокровенное. Она прислушалась. Внутри было тихо. Маруся замечталась, представляя крошечного человечка, растущего внутри. Никак не удавалось представить его личико…
– Девушка, а что вы делаете сегодня вечером?
Маруся резко обернулась и уставилась на усатого мужика, навалившегося на забор. Похоже, он давно тут висел, наслаждаясь «видом сзади». Она покраснела и довольно резко ответила:
– На мне сегодня вечером огород будут вспахивать. Занята я сильно.
– Ну-ну. Райка может. Ты ее лягни, когда с бороной пойдешь. – Мужик нехотя отлепился от забора и побрел прочь.
«С чем я пойду? – обалдела Маруся. – Неудачно я пошутила. Уж больно шутка на правду похожа». – Она опасливо оглянулась. В окне кухни было пусто.
Дополов лук, Маруся с трудом разогнулась и побрела к дому. На крыльце сидел Виктор.
– Что у нас на обед, Ласточка? – блаженно щурясь, томно проворковал муженек.
– Сейчас тяпкой как тяпну! – рявкнула Маруся, замахнувшись на него орудием труда.
– Тебе нельзя волноваться, – заботливо сообщил муж, проворно отползая подальше от жены.
– А кто тут волнуется? Никто не волнуется! Все отлично! Я в восторге. Спасибо, что привез меня к маме! У меня столько впечатлений… Ты, случайно, не знаешь, где мой муж ночевал? И где он шлялся, пока я батрачила на его мамашу?
– Чего ты завелась-то? Почему батрачила? Ты помогала матери…
– Заметь, твоей матери, пока ты…
– Ну ладно, все! До чего ж у тебя характер плохой, – вспылил Витя. – Правильно мама сказала…
– Ну-ка, ну-ка, что там наша мама сказала? – Маруся наплывала на мужа, угрожающе помахивая тяпкой.
– Мариш, не надо, тебе нельзя нервничать. Ну, с ребятами мы засиделись, молодость вспомнили…
– Ясненько. Конечно, что ж человеку в старости-то, на закате дней, так сказать, еще остается? Зубы на полку и, трясясь хилым старческим телом, вспоминать былое! Я что-то не пойму никак, мы вроде ребенка ждем, или тебе, может, кажется, что у тебя внучек будет? И жена твоя, старуха дряхлая, по ночам беззубым ртом шамкает и ни о чем таком и не мечтает? А?! Ты, если погулять хотел, на фига меня сюда тащил? Маме помогать? Вот и помогай сам! Нашли себе домработницу, эксплуататоры!
– Ну, Зая, не злись, тебе вредно…
– Заботливый ты мой! – Маруся последний раз махнула тяпкой перед носом Виктора и швырнула огородный инвентарь ему в руки. – На обед у нас будет мама.
– В смысле?
– Загрызем старушку.
– Дура ты. Я серьезно. Жрать охота. Червячка бы заморить…
– Извини, не догадалась тебе червячков накопать.
Виктор обиженно засопел и побрел в дом. Маруся двинулась следом.
– А обед твоя жена не приготовила, – доложила мама. – Я весь день по хозяйству, а эта свиристелка…
– Эта свиристелка все сделала и теперь хочет на бал! – заявила «сельхозработница», привалившись к косяку.
– Во, грязная, немытая, и к продуктам прется, – не растерялась Раиса Гавриловна. – Никакого понятия о чистоте. Сразу видно, что городская!
– Да вот, уж такой у меня дефект! Не за печкой меня нашли, как некоторых!
Назревал скандал с перспективой рукоприкладства. Виктор занервничал, не зная, чью сторону занять. Маруся мстительно прищурилась и, уставившись на мужа, потребовала:
– Ну, если обеда нет, вези меня в город, в кафе поедим!
– Вот, – назидательно подняла указующий перст Раиса Гавриловна, – так я и знала. Им, гулящим, только по ресторанам бы шастать!
– Позвольте вам напомнить, – уперла руки в бока Маруся, – что я, во-первых, жена вашего сына, а не «гулящая», во-вторых, я у вас в гостях, а воспитанные люди гостей на прополку с утра пораньше не выпихивают, а в-третьих, я мать вашего будущего внука!
Свекровь обмякла и опустилась на стул. Наглая девка смотрела на нее победительницей. Значит, все? Будет ребенок, и прощай мечты о нормальной невестке? «Мать вашего внука»! Да нет у нее никого, кроме Дианочки, и не будет! Какой еще внук? От этой?! Да пропади они все пропадом! Раиса Гавриловна с ненавистью посмотрела на Марусю. Еще неизвестно, кто кого!
– Вот как, – горько сказала она Виктору. – Твою мать из дому гонят, а ты молчишь.
Обалдевший сын не нашелся что ответить. Мать была, мягко говоря, не совсем права, никто ее не гнал, но это же мать…
Пообедали в гробовом молчании. На замечание Раисы Гавриловны убрать со стола Маруся не отреагировала. Она встала и бросила Виктору:
– Пошли, я погулять хочу по деревне!
– Вот позор-то, – отчаялась Раиса Гавриловна, глядя вслед удаляющейся парочке. В чем заключался позор, она и сама бы себе не смогла ответить. Просто все было не так, не по ее!
– Ты такой раньше не была, – осторожно заметил Виктор, опасливо покосившись на молчавшую жену.
Они шли уже минут десять вдоль заборов, из-за которых поблескивали любопытные взгляды, и не разговаривали. Он первым решил нарушить напряженное молчание, от Маруси веяло холодом и злобной решимостью.
– Какая жизнь, такие песни, – кратко оповестила супруга, даже не глянув его сторону.
– Маму можно понять.
– Я не обязана понимать твою чокнутую маму. И угождать ей тоже не обязана! Если она не умеет себя вести, то это ее проблемы. И твои, – помолчав, добавила она.
– Не смей так говорить о моей матери!
– Я от нее тоже не в восторге, но не веду себя как мегера! Она подняла меня в восемь утра и отправила на огород! Я что, Золушка на выезде?! Она мне даже позавтракать не дала! Взрослый человек. Ну, не нравлюсь я ей, и ладно! Неужели трудно потерпеть пару дней, мы же к ней не на всю жизнь приехали!
– Вот именно. Ты моложе, вот и потерпи сама!
– Я твоя беременная жена! Я не собираюсь ничего терпеть! Я полдня простояла в жару на огороде, мне это вредно! А ты где-то там шлялся, молодость вспоминал!
– Она пожилой человек, у нее была очень тяжелая жизнь, учись снисходительно относиться к слабостям окружающих! Нельзя так.
– Нельзя?! То есть я должна прощать вашей семейке мелкие слабости? Тебе пьянки, гулянки и отсутствие денег, а мамаше – ее гадский характер? А мне? Что вы мне должны прощать? Я имею право на слабости? Или вас надо гладить всегда только по шерстке, а чуть что не по-вашему, сразу – ой-ой-ой, раньше я такой не была! Я раньше не была беременной!!! А теперь вот залетела! Другие мужья с будущих мам пылинки сдувают, соки давят, в консультацию вместе ходят, а ты? Что ты для меня сделал? Вывез на природу воздухом подышать? К мамуле своей ненаглядной!
Маруся начала наступать на Виктора, тесня его к забору. Краем глаза она заметила, что две тетки с ведрами, которые тащились за ними почти от самого дома и уже давно миновали пару колодцев, так и не остановившись, сейчас стояли метрах в пятнадцати и с отсутствующим видом смотрели куда-то в сторону.
– Может, в вашей семейке так принято, – с новыми силами набросилась она на мужа, приободренная наличием зрителей, – а я не желаю быть ни ездовой собакой, ни рабочей лошадью! Когда твоя мамаша жила у нас, я пыталась наладить с ней нормальные отношения, а она мне постоянно пакостила! Какой ты мужик, если не можешь постоять за свою жену?
Виктор наконец тоже заметил, что вокруг начал скапливаться народ, привлеченный Марусиным криком, и поспешил разрядить ситуацию:
– Мариша, я все сделаю, как скажешь, не кричи, маленькому это вредно!
Маруся, не ожидавшая столь быстрой капитуляции, осеклась и недоверчиво посмотрела на мужа.
– Потерпи, малыш, до завтра. А с утра мы уедем. Ладно?
– Ладно.
Победа почему-то не радовала. Скандал оставил неприятный осадок. Раньше Маруся никогда так себя не вела. Оказалось, что быть робкой и покладистой совсем необязательно. Она сделала то, за что всегда презирала базарных баб. Точку зрения свою отстояла, недовольство окружающим высказала, но удовлетворения не получила.
«Значит, еще не все потеряно, – попыталась она утешить себя. – Раз базарю без удовольствия, надежда не стать со временем мегерой пока жива. Может, с ним так и надо было вести себя с самого начала?»
Почему-то пришла на память поговорка: Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит. Это совсем ее расстроило. Такие фортели на уровне подсознания могли пошатнуть убежденность Маруси в истинности чувств к мужу.
«Я его не люблю, что ли?» – спросила она себя. И тут же затрясла головой, отгоняя эту неподходящую мысль. Внутри рос и набирался сил его ребенок, значит, отца она должна любить. Кому должна? Наползала депрессия. Необходимо было срочно переключиться. Маруся представила лицо Раисы Гавриловны и начала фантазировать на тему отправки любимой «мамы» в космос. Когда она уже нахлобучила ей на голову шлем с антенной, старту межзвездного корабля помешал Виктор, дунувший ей в лицо:
– Ты чего разулыбалась? О чем мечтаешь? О хорошем?
– О глобальном, – порадовала его Маруся. – Пошли купаться!
Глава 16
Лето было непривычно жарким. Легкий токсикоз помучил Марусю лишь пару недель и отступил, освободив место для других проблем. Все в ее состоянии было новым, непривычным и пугающим. Приходя к участковому врачу, она дико нервничала, ела глазами суровую тетку, что-то быстро писавшую в карте, и пыталась расшифровать непонятные каракули, выползающие из-под пера эскулапши. Неожиданные вопросы, разрубавшие тишину кабинета, заставали Марусю врасплох, и ей приходилось несколько раз повторить про себя услышанное, прежде чем смысл прояснялся. Вопросы пугали. Хотелось узнать что-нибудь ободряющее, но, выслушав ответы пациентки, врач еще больше хмурилась и что-то дописывала, поджав губы. После каждого посещения консультации выяснялось, что с беременностью все не так. То доктора не устраивали анализы, то давление, не говоря уже о стремительно увеличивающемся весе. В конце июля как гром среди ясного неба на нее обрушилось сообщение, что она уже давно должна чувствовать шевеления ребенка. В горле застыл тугой ком, из глаз хлынули слезы.
– Он… умер? – Маруся поняла, что сейчас потеряет сознание от ужаса произошедшего.
Врач пару раз недоуменно хлопнула глазами, поразглядывала беременную сквозь очки, наклонив голову вбок, как курица, после чего сухо спросила:
– С чего вы взяли такую глупость?
– Ну… так это… не шевелится… – Маруся судорожно всхлипнула, пытаясь справиться с истерикой.
– И что?
– И… не знаю.
– И ничего! – отрезала врач, раздраженно добавив что-то вполголоса, явно нелестное для будущей матери. – Приходят тут, сами себе диагнозы ставят! Сейчас не шевелится, потом будет. Запомните дату первых толчков. Все! Следующая.
Маруся на онемевших ногах выползла в коридор и двинулась к выходу. Очень хотелось пореветь в полный голос, но она стеснялась спешивших мимо людей. Надо дотерпеть до дома. Кружилась голова, тело было каким-то ватным, ноги почти не слушались. Животик уже довольно отчетливо проступал под складками одежды, однако место Марусе никто не уступал. Чуткие сограждане лишь отворачивались и начинали с острой заинтересованностью разглядывать пейзаж за окном. Внутри нарастала обида. Впервые ей действительно было плохо и хотелось сесть. Она навалилась на сидящего перед ней мужика, который уже просто сворачивал шею, пытаясь изобразить, что не видит беременную. В этот момент Маруся вдруг отчетливо ощутила мягкий нежный толчок, даже не толчок, а осторожное поглаживание. Как будто малыш пытался утешить и успокоить ее. Это ласковое движение наполнило Марусю такой безмерной радостью, влило в нее столько новых сил, что даже гудящая голова мгновенно прошла. Захотелось выйти из душного троллейбуса и пройтись пешком. Уже на остановке она поймала взгляд упорного мужика, не желавшего уступить ей место. Он торопливо отвернулся.
Лариса растерянно сидела перед пустой шкатулкой и нервно теребила непослушный локон, выбившийся из красивой прически. В этой маленькой коробочке она хранила те немногие драгоценности, которые ей дарили ее малочисленные мужчины. Она никогда не носила их, поскольку хотела оставить дочери на черный день. На улице их могли украсть, отнять, да мало ли неожиданностей подстерегает женщину в темных городских переулках! А так Лариса всегда знала, что Наиночка не останется без средств к существованию. Это был ее фонд, уверенность в завтрашнем дне, наследство.
О шкатулке не знал никто, кроме нее, соседки Гали и Наины. Галя была невысокой, улыбчивой толстушкой, всегда готовой выслушать, посопереживать и выручить в трудную минуту. Именно она одергивала судачивших на лавке старух, когда те начинали перемывать кости молодой и незамужней Ларисе и домысливать всякий вздор. У Гали подрастали трое сыновей, старший уже пошел в ПТУ, а младший учился во втором классе. Мужа несколько лет назад сбила машина. Он так и не оправился после аварии и тихо угас на больничной койке, успев напутствовать сыновей, чтобы не пили. Сам он попал под колеса по пьянке, так что Галя надеялась, что наглядный пример навсегда отпугнет мальчишек от зеленого змия. Она была простодушной и доброй теткой, которой Лариса всегда могла излить свои горести и которая внушала доверие открытой улыбкой и ямочками на полных щеках. Поэтому она не расстроилась, когда однажды пришедшая попить чайку Галя увидела на столе ящичек с драгоценностями.
– Ой, красотища-то какая! – восторженно выдохнула она и с детской непосредственностью уставилась на поблескивающие камни.
– Хочешь примерить? – улыбнулась Лариса.
Но Галя в страхе замахала руками, словно мельница, и отшатнулась:
– Упаси бог! Еще сломаю, я потом век с тобой не расплачусь!
Настаивать Лариса не стала. Они долго пили в кухне чай с принесенными Галей пирожками и обсуждали свои женские горести. Их мнения сходились во всем, кроме одного.
– Ох, избаловала ты девку, – неодобрительно качала головой соседка, глядя на презрительно фыркающую Наину. – Где это видано: третий десяток пошел, а она не готовит, не стирает, не убирает, а мать при ней домработницей! Еще и голос повышает. Да кто б из моих парней только вякнул, враз по обоям бы раскатала! Нешто так можно: на мать родную гавкать? Она тебя поила, кормила, растила…
– Иди к своему корыту, – злилась Наина. – И не умничай тут! Она меня не растила и не кормила, а бросила! Не лезь в чужую семью!
После подобных отповедей Галя обычно краснела и торопливо прощалась с Ларисой, сердито поджимая губы и возмущенно косясь на хамку.
С одной стороны, Галя была, конечно, права, а с другой… Дорого ей стоило то минутное увлечение: вся жизнь под откос!
И вот теперь Лариса ошарашенно смотрела в пустую шкатулку и пыталась понять, кто мог забрать содержимое.
– Опа! – В комнату влетела Наина. – А где все?
– Это я у тебя хотела спросить, – промямлила Лариса.
– Ну, спроси, раз хотела, – нахально кивнула Наина. – Вот так прямо и спроси: не ты ли, доченька разлюбезная, сперла цацки!
– Наина! Как ты можешь?! Я не подозреваю тебя ни в чем!
– Да-а? Так что же ты хотела спросить?
– Ты никому не говорила?
– А ты? Никому не говорила? – нагло выкатила глаза дочь и скривилась.
– Никому, – смутилась Лариса.
– Значит, мыши съели. Кстати, у нас вчера вроде гости были.
Гости вчера действительно были, но Лариса покрывалась липким потом, когда начинала думать на эту тему. Утром как обычно забежала Галя перехватить трешку до получки, а вечером заходил Федор.
Федор работал водителем у какой-то исполкомовской шишки и жил двумя этажами выше. Как только Лариса переехала в этот дом, одинокий сосед пришел к ней предложить свою помощь. Но тогда у Ларисы были кавалеры, стеснительного мужичка она всерьез не воспринимала, и он на много лет завис в положении то ли безответно влюбленного, то ли просто ремонтника при незамужней даме. Федор столярничал, чинил розетки, вешал тяжелые шторы, помогал переставлять мебель, в общем, был разнорабочим. Первой не выдержала Галя.
– Лар, ты что мужика мучаешь? Либо гони его совсем, либо приголубь, – безо всякой дипломатии заявила она однажды подруге, многозначительно подняв брови.
Лариса даже не сразу поняла, о ком речь. Она настолько привыкла к молчаливому присутствию Феди, что уже воспринимала его почти как необходимую деталь обстановки, а не как мужчину. Вариант «приголубить» ей даже в голову не приходил. С таким же успехом она могла начать присматриваться к местному сантехнику. Но Галины слова ее тогда встряхнули, и в последнее время она стала приглашать Федора просто так: посидеть, посмотреть телевизор, поесть домашних наваристых щей. Лариса даже начала вместе с ним мечтать о домике в деревне, куда Наиночка будет привозить к ним внуков, и тут такое дикое и необъяснимое событие. Ни на Галю, ни на Федора она подумать не могла. Но не сами же они ушли! Вообразив, как по-змеиному уползают за порог квартиры цепочки и браслеты, а за ними, подскакивая и шевеля тараканьими лапками, спешат кольца и серьги, Лариса поежилась.
Придя домой, Маруся сбросила одежду и стала вертеться перед зеркалом, рассматривая округлившуюся талию. Все бы ничего, но вместе с животом стремительно увеличивались и все остальные объемы. Причем значительно обгоняя растущий животик.
Виктор, восхищенный нынешними размерами Марусиного бюста, тихо столбенел при виде этого богатства и не замечал, что жена раздается в ширину. На всякий случай, дабы предвосхитить возможные вопросы, ему уже было сказано, что беременные сильно полнеют, но это временно. Виктор лишь покивал, не очень интересуясь подробностями. Раз временно, ну и ладно!
Вся ее одежда давно была разложена по полочкам за ненадобностью. Маруся перешла на мамин гардероб, но в августе стало ясно, что и платья Валентины Макаровны ей уже малы. Мама первой забила тревогу. На очередном приеме в консультации акушерка неодобрительно покачала головой и заявила:
– Если будете набирать вес такими темпами, то сами рожать не сможете.
Подобный поворот событий Марусю не устраивал. Но и бороться с проблемой было невозможно. Она уже давно сидела на диете, питаясь, как кролик, зеленью и фруктами. Если бы было можно, она бы вообще не стала есть, но это повредило бы маленькому. Это был тупик, оставалось только ждать родов, надеясь, что вес сам придет в норму.
Наступила осень, завалившая бедную Марусю новыми бедами. Ей было абсолютно нечего надеть. Ни колготок, ни рейтуз требуемого размера в магазинах не было, не говоря уже о том, что магазины вообще не радовали особым разнообразием товаров. Купленный Валентиной Макаровной бюстгальтер угрожающего вида и жутковатого фиолетового цвета оказался мал. Поскольку это был самый большой размер, менять его смысла не было. Маруся сказала маме, что бюстик подошел, и в тоске зашвырнула его в шкаф. Через неделю Виктор, рывшийся на полках в поисках носового платка, вытянул эту чудовищную шелковую конструкцию, похожую на двуспальный гамак, и, вытаращив глаза, долго разглядывал шедевр отечественной промышленности. Маруся молча подошла, выдернула страшную находку из рук онемевшего супруга и гордо произнесла:
– Это мама купила, мне он сильно велик, сошью что-нибудь для малыша.
– Из этого можно сделать пару шляп с полями, будем с тобой в одинаковых щеголять, – прозаикался Виктор, не отрывая взгляда от «гамаков». – Не надо для ребенка ничего делать… из этого…
В октябре Маруся уже стеснялась выходить на улицу. Мамино пальто на ней не сходилось, поэтому она дефилировала по улице в экипировке бомжихи: незастегнутое внизу пальто было перехвачено под грудью ремнем, а огромный живот, замотанный пуховым платком, выпирал, как торпеда, закрывая обзор. У Маруси выработалась привычка ходить, слегка вытянув шею вбок, иначе увидеть, что творится под ногами, было невозможно.
Маруся страшно комплексовала по поводу своего внешнего вида и старалась выбираться на улицу только в случае крайней необходимости. Виктор опять начал пропадать по вечерам, пить, а однажды не пришел ночевать.
Зато измученной ожиданием Марусе позвонила неизвестная девушка, разговор с которой довел и без того раздражительную беременную до бешенства.
– Вы Марина? – осторожно прошелестела звонившая.
Напуганная длительным отсутствием супруга, Брусникина решила, что ей звонят если не из морга, то уж, во всяком случае, из больницы.
– Я… Брусникина Марина Игоревна, – послушно отрапортовала она и начала трястись всем телом, беспокоя этим «землетрясением» малыша.
– Вы ведь никогда не любили его, – заунывно прогундела девица и всхлипнула: – Вы так и не смогли сделать его счастливым.
Расценив прошедшее время, употребляемое в повествовании, как подтверждение факта отбытия супруга в мир иной, Маруся стала тихо подвывать, представляя себя одинокой молодой вдовой у засыпанного цветами гроба.
– И он тоже никогда вас не любил, – не унималась девица, и Маруся согласно захлюпала носом, мол, да, не любил. Что уж теперь…
– Вы обманули его ожидания. Разве вы похожи на женщину мечты? Да на вас без слез не взглянешь: центнер сала в драном халате, – вещала неизвестная. – Вы обязаны были за собой следить, чтобы соответствовать такому потрясающему мужчине.
– Я что-то не поняла. – Старательно втаптываемая в грязь Маруся перестала убиваться по безвременно ушедшему Виктору и, звучно высморкавшись, поинтересовалась: – А вы кто?
– Я его любимая и единственная, – с апломбом заявила девица.
– Так он не умер?
– Кто?
– Витька!
– Не Витька, а Виктор, я бы попросила с уважением относиться к моему мужчине, – злобно процедила неизвестная.
Маруся похлопала глазами, неуверенно посмотрелась в зеркало, потом легонько ущипнула себя за руку: это был не сон. Ей действительно звонит очередная любовница. Ситуация напоминала дурной анекдот, где главным действующим лицом являлась стервозная толстая жена, мешавшая воссоединению двух любящих сердец. Маруся яростно засопела, поняв, что убиваться на могиле Виктора ей не придется и этот подлец не лежит одинокой тушкой в холодном морге, а продавливает чужой диван.
– Больно резво ты тут распоряжаешься, – выдохнула она, решив отомстить нахалке по полной программе. – Ты очередь-то соблюдай. Думаешь, одна такая? Да вас, как мух, на… на сироп слетелось. Еще подеритесь. Разбирайтесь там между собой, я не против, мне не до мужиков сейчас, сама понимать должна. Кстати, спасибо за помощь. Даже не знаю, как я без вашей бабской солидарности обходилась бы. Мужик у меня с потенцией, ему внимание нужно, а я сейчас слегка не в состоянии, так что флаг тебе в руки. Он сегодня у тебя, не у Людки разве?
– У меня, – обалдело икнула собеседница.
– Странно, сегодня Людкин день вроде… Или нет? Точно, Катькина очередь сегодня, у нее муж в баню по четвергам ходит. Слушай, а что, он Катьку-то бросил? Экий ветреник! Ну, с почином тебя, будем знакомы. Как, кстати, тебя звать-то? Мы же вроде как родственники теперь.
Познакомиться с новой родственницей Марусе не удалось. Из трубки понеслись сердитые короткие гудки. Еще неизвестно, кто кого потряс новостями. В любом случае, Виктору с его очередной пассией сегодня будет не до романтики.
Всхлипывая от пережитого оскорбления, Маруся перезвонила Ларисе.
– Плюнь и забудь. Любит он тебя, не морочь себе голову. Ты пойми, у мужиков все просто: никаких чувств, сплошная физиология. Кто юбку задрал, тому и обещают райские кущи. Возвращаются-то они всегда к жене. Завтра на пузе приползет, помяни мое слово. Все они столуются по месту прописки. Кстати, не вздумай взбрыкивать, он у тебя прописан, если что, выдрать его из своей памяти ты сможешь только с куском квартиры. Не стоит он таких жертв.
Когда на следующий день вечером Виктор явился после работы как ни в чем не бывало, разразился жуткий скандал. Маруся орала, кидалась в него всем, что попадало под руку, и, наконец, загнав мужа в ванную комнату, где он благополучно закрылся, высказала все свои соображения по поводу их семейной жизни.
Повторилось все то же самое, что было после памятной встречи Нового года. Только с двумя небольшими нюансами. С одной стороны, теперь супруги находились в разных весовых категориях, и Виктор побаивался мощного Марусиного напора, а с другой, несмотря на все угрозы, Маруся уже не смогла бы уйти от него, поскольку разводиться накануне родов стало бы верхом глупости. Если уж она и решилась бы на подобный шаг, то пара месяцев погоды не сделают. Подать заявление можно и позднее. Кроме выплеска адреналина и освобождения от отрицательных эмоций, никакой иной смысловой нагрузки эта ссора не несла.
Попинав дверь и огласив подробный список мужниных проступков, украшенный яркими эмоциональными характеристиками как супруга, так и его ближайших родственников и подруг, Маруся поостыла. За дверью была тишина. Она поскреблась и, не получив ответа, навалилась на дверь всем телом. Косяки угрожающе заскрипели.
– Э, – ожил супруг, – сейчас дверь сломаешь! Чего делаешь-то, корова! Кто чинить потом будет?!
На «корову» Маруся обиделась. Мысленно она все еще воспринимала себя стройненькой и гибкой. Подсознание отказывалось мириться с действительностью. То, что отражалось в зеркале, походило на шарж и выглядело неправдоподобно. Этого просто не могло быть. Свое нижнее белье Маруся давно прятала в дальнем углу шкафа, на виду оставались хорошенькие лифчики и трусики из добеременного периода. Помня реакцию мужа на фиолетовый «шедевр», Маруся решила не рисковать. Иногда у нее появлялась мысль, что по габаритам она уже давно обогнала свою предшественницу. Ее страшно нервировали подозрения, что и Виктор думает о том же.
«Ничего, – утешала она себя. – Вот рожу и похудею».
Но убежденности в этом Маруся не чувствовала. Вот оно как повернулось. Да нет, не может быть! Не станет живота, пропадут и все эти кошмарные килограммы. Кто бы мог подумать, что она начнет сравнивать себя с Вероникой и сравнение это будет не в Марусину пользу.
С Виктором они, конечно, помирились. Некоторое время он ходил тихо и даже пытался помогать по хозяйству. Потом снова начались пьянки, но ночевок вне дома он себе не позволял. Немаловажную роль в этом сыграл последний аккорд в их ссоре, жирная точка, поставленная разгоряченной в бою Марусей.
– Еще раз загуляешь, прибью, на фиг! – И она поднесла к его физиономии здоровенный кулак, покрутив им у самого носа блудного супруга. Кулак выглядел столь внушительно, что даже его хозяйка оторопела, глядя на свою некогда хрупкую ручку.
