Текст книги "Прямо по замкнутому кругу"
Автор книги: Арина Холина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 3
На выходные загородный дом Сергея превратился в галерею. Были художники – одни нормальные, другие – с причудами, с подвывертом, третьи – уважаемые, признанные, с буржуазными замашками.
– Каждый свой холст я окропил… – бормотал художник с причудами, разглядывая две свои картины – портреты полуобнаженных дам.
Девушка лет тридцати, журналистка, с недоумением взирала на него сверху вниз – художник вряд ли доставал ей до плеч.
– Могу и ваш портрет нарисовать, – уверял он журналистку. – Только вот нужно окропить… Художник и муза, тесная связь, единение…
Журналистка, уловившая наконец его мысль, расхохоталась, похлопала портретиста по плечу и присоединилась к компании знакомых, среди которых был и нормальный художник.
Тот с удивлением разглядывал стопку с дорогой водкой (третью по счету).
– Да я вчера только приехал из Серпухова, – говорил он известному писателю, который рассказал, что видел дома у одного влиятельного политика его картину. – Выставка вчера была. А у меня там баня, сосны… Мастерскую построил, да… На природе так хорошо работается! В Москве я не могу. В Москве только пить…
– Да я же не Никас! – возмущался неподалеку известный авангардист. – Я же не пойду к Лужкову с портретом: «Вот смотрите, царь-батюшка, как я вас симпатично нарисовал!» Никас же не художник, он – пластический хирург! Там подрезал, здесь замазал…
– И получает столько же! – усмехался литературный критик, который никуда не выходил без сопровождения двух гладеньких юнцов. Всегда разных.
– Ну, знаешь! – фыркнул авангардист. – Зато меня японцы покупают сериями. Йоко Оно, кстати, купила. Я бы ей картину подарил, конечно, но она же через галерею – пришла и купила… Ты ведь меня знаешь – я ля-ля не развожу. Надо вообще переезжать туда, но очко играет…
Были богемные девушки в эксцентричных нарядах – их непохожесть на фифочек с пластмассовой грудью привлекала офисный народец. Менеджеры, деловые люди, владельцы производств и предприятий с восторгом разглядывали симпатичные мордашки, украшенные странными шляпками, и удивлялись, выяснив, что за большинством красоток стоят богатые отцы со связями в высших эшелонах власти.
У красоток были влиятельные друзья, которые не ухаживали, конечно, за столь оригинальными особами, но ничего не имели против богемной свиты, которую возили за собой по всему свету.
Были и актрисы, и балерины, и артисты мюзиклов, и писатели с писательницами – и все они казались милыми, симпатичными, обаятельными, необыкновенными.
Новички, впервые или случайно попавшие на прием к Сергею, тушевались и робели – их представление об избранном обществе все еще ограничивалось системой ценностей журнала «GQ», помноженной на откровения Оксаны Робски: они-то думали, что «все крутые» вечно пропадают в бермудском треугольнике «Дягилев» – «Симачев-бар» – Третьяковский проезд, где и знакомятся с девушками, чей образ сложился на основе постеров журнала «Плейбой».
Сергей являлся для всех непререкаемым авторитетом. Ему было всего тридцать пять, а его банк уже стал частью холдинга, который владел медиаресурсами, несколькими салонами очень дорогих автомобилей, торговал предметами роскоши, имел собственный ювелирный завод и фабрику косметики. Холдингом вместе с партнерами владел отец Сергея, но банк сын создал сам, с нуля, хоть и оперировал доходами отца и партнеров.
Мать Сергея была известной художницей, бабушка – легендарной художницей, чьи плакаты до сих пор раскупали на сувениры. Отсюда и его интерес к искусствам, и дружба с богемой, и меценатство.
В ближний круг, насчитывающий человек триста, Сергей не пускал кого попало – он тщательно отбирал знакомых, отсекая людей случайных, которыми движет лишь вульгарная ненасытность и праздное любопытство.
Андрей крепко держался за однокурсника – он знал, что не заслужил этого общества, что его здесь терпят из деликатности. Он не был остроумным собеседником, неважно разбирался в искусстве и литературе, выделялся слишком откровенными замашками яппи и считался слишком буржуазным.
Но его тянуло сюда, в яркую толпу законченных эксцентриков (если не сказать сумасшедших) – людей талантливых, образованных, интересных.
В эту субботу он злился на Дашу за то, что сам себя принудил взять ее на эту вечеринку. Даша будет в шоке. Даша растеряется. Даша будет ходить за ним по пятам и молчать. Она слеплена из другого теста.
Андрей курил дурь во вторник, среду и четверг. Курил умеренно, соображал, ходил на работу, но реальность тем не менее представала в тумане фальшивой легкости, несбыточных надежд и той обманчивой радужности бытия, которую дарит марихуана.
В пятницу он сообразил, что больше жить под гнетом самообмана нельзя. Отрезвление прошло мучительно. Андрей лежал на диване, смотрел телевизор и отказывался думать о том, куда завела его жизнь. То и дело поблизости мелькала Даша, которая якобы берегла его покой, а на деле каждые пять минут спрашивала, что такого сделать для его счастья.
«Заткнуться!» – мечтал Андрей, в полной мере ощутивший жуть страдания тех, кого истязали древней пыткой – сажали под кран или что там было в древности, из чего на макушку текла вода. Медленно, по капельке.
Без скандала не обошлось. Парадная форма одежды, о которой сдуру упомянул Андрей, в Дашином представлении выглядела как настоящее вечернее платье в пол, с открытой спиной, плюс туфли на шпильке, дорогая сумочка-клатч. В таком виде можно заявиться на вечер в честь присуждения Нобелевских премий, в оперу, на благотворительный прием к Горбачеву, но уж точно не на вечеринку Сергея. Даша смотрелась бы там белой вороной.
– Даш… гм-м… а что у тебя еще есть из одежды? – поинтересовался Андрей.
Даша обиделась.
– Да надевай что хочешь! – кричал он. – Говно вопрос! Только я никуда не поеду!
Она расплакалась, несказанно обрадовав Андрея, – пафосный вечерний грим был окончательно испорчен.
Андрей засунул Дашу в машину и отвез в магазин «умной» английской одежды, где купил ей подходящее платье. Даша нарядом осталась недовольна – у нее был консервативный вкус, что Андрей считал отсутствием вкуса – все простенькое, без изюминки, бежевое, голубое и белое.
У Сергея было шумно. Играла молодая рок-группа, богемные девицы выплясывали на террасе, три рэппера – два известных и один начинающий – организовали спонтанную битву фристайл.
Даша первая разглядела знакомых – обнялась с девушкой в винтажном бальном платье, с которой, как выяснилось, ходила в колледж. Андрей был возмущен (тем, что Даша здесь, оказывается, не чужая), но несколько успокоился, когда девица попыталась склеить его на террасе.
– Привет! – Пьяный, но не чрезмерно, Сергей обнял его и похлопал по спине. – А, Дашк, давно не виделись, – мимоходом произнес он, клюнул ее в щеку и предложил вина.
– Вы знакомы? – удивился Андрей.
– Сто лет! – кивнул Сергей. – Помнишь, как ты не пустила меня на день рождения потому, что я трех трансвеститов притащил? – хохотнул он, обращаясь к Даше. – Ты чего, с ума сошел? – прошипел он на ухо Андрею, оттащив его в сторону. – Это же зануда номер один!
– Да ладно, Сереж… – отмахнулся Андрей. – Типа скромная приличная девушка. Чего плохого?
– Ой! – испугался Сергей. – Не узнаю тебя! Я, наверное, пропустил момент… в туалет вышел… когда тебе заменили мозг на чип от общества призрения сирых и убогих.
– Слушай… – Андрей затолкал Сергея в туалет. – У меня типа проблемы.
– Проблемы – это фигня какая-то! – заявил Сергей.
– Не то что бы проблемы… – Андрей развел руками. – Ну… Мне тридцать пять. И что?
Сергей не понимал.
Андрей присел на край биде – унитаз занял банкир.
– Куда я иду?
– Ой, бл… – поморщился Сережа.
– Да не «ой, бл…», а это реальная фигня! – разозлился Андрей, который знал то, чего Сергей не знал, но поделиться с ним не мог.
– Скажи мне, что хочешь жениться, и что Даша будет хорошей женой, и я, так и быть, дам тебе телефон своего психотерапевта, – сказал Сережа.
– Серый, ты говнюк! – обиделся Андрей.
– Ты не выживешь рядом с ней, – заверил бывший однокурсник. – Она тебя погубит.
– И что ты предлагаешь?!
– Есть одна тема. Пойдем на кухню, чаю попьем.
Они пробрались на кухню, заперли дверь и устроились за длинным столом.
– Андрюха, у тебя кризис самоидентификации, – сообщил Сергей, налив себе чаю.
– Да я так сразу и понял, – согласился Андрей, рассматривая кружку с чаем.
– Не надо разбазаривать и так-то небогатый запас остроумия! – огрызнулся Сережа. – У меня к тебе серьезный разговор.
– Да ты чего? – хмыкнул Андрей.
– Есть люди. Они тобой интересуются, – многозначительно произнес Сергей.
Стоп!
Андрей оторвал взгляд от столешницы и заглянул банкиру в глаза. Он уже слышал эту фразу.
На этот раз она не произвела на него большого впечатления. Он и жаловаться-то Сереге начал лишь потому, что хотел оправдаться за Дашу, пытался изобразить внутренний кризис – тогда бы Сергей его пожалел и не стал пенять на то, что он приволок девицу, которая покрывается язвами, услышав матерное или околоматерное слово.
Обратная последовательность. Механизм саморазрушения нарушен.
Позавчера член совета директоров, совладелец фирмы, в прошлой жизни Андрея должен был приехать на работу на «Ламборгини». На новой «Ламборгини».
Все машины Андрея куплены через вторые руки – он пока не мог себе позволить настоящий взрослый автопарк.
Андрей помнил приступ острой зависти – его душа рухнула как подкошенная и корчилась от боли, а он, Андрей, взирал на нее с презрением и сожалением о том, что ему досталась такая жалкая и никчемная душонка.
Совладелец был младше его на три года – умный, талантливый мальчик, золотая голова, жених знаменитой телеведущей.
Вчера Андрей должен был встретить Алину. Тогда, в его прежней жизни, ночью, на ее кухне, куда она отправила его за апельсиновым соком, Андрей некоторое время стоял со стаканом в руке, уставившись на старинный буфет, на мраморную столешницу, на бронзовую люстру, и думал о том, что нет у него привычки к роскоши. Благородной привычки. Не капризов зажравшегося баловня, а нравственных страданий при виде чего-то дешевого и некрасивого.
Вошла она.
Андрей тогда вожделел и проникал не в Алину – он брал сладкую жизнь: жадно, агрессивно, неутомимо. Он рвался к мечте.
На следующий день, на этой самой вечеринке у Сергея, куда тот пригласил его в последнее мгновение (но, проживая жизнь заново, Андрей еще в понедельник знал, что в пятницу банкир его позовет), приятель должен был сделать ему заманчивое предложение. Предложение, которое должно было вознести его к мечте.
Андрей жаловался тогда, что хочет дом за полтора миллиона. А год назад – чистая правда – он мечтал всего лишь о квартире за пятьсот тысяч. И когда Сергей предложил сделку, он не верил собственному счастью. Его даже вырвало от волнения, перед тем, как он отправился на подписание договора. Кредит ему выдал банк Сергея.
Сукин сын! Он ведь ловко разыграл эту подставу. Не зря ходит к психотерапевту – знает, на какие точки давить.
О’кей. Он, Андрей, будет сидеть дома, злиться на Дашу, растолстеет, купит эту гребаную собаку… Он будет жить.
На плечи давило. Бетонная плита, рухнувшая на него несколько дней назад, теперь удобно лежала на горбу.
Андрей не хотел так жить. Наверное, он просто слишком испугался и теперь перестраховывается. Сделки с Серегой-двурушником это не касалось. Здесь все прозрачно.
Андрей выслушал Сергея и сказал, что подумает. Пусть этот гаденыш помучается. Точнее – сначала порадуется, а потом – помучается.
Оставив Сергея в недоумении (которое тот неумело скрывал), Андрей выбрался из кухни и разыскал Дашу, терзаемую художником, что «опрыскивал» картины. Судя по ужасу на лице девушки, художник-маньяк предложил ей все, что описал маркиз де Сад, и, возможно, добавил еще от себя.
Но выяснилось, что пьяненький художник держался скромно – он всего лишь рассказывал Даше о значении длины половых членов в истории искусства.
– Вы бы видели, какие у Кунса фаллосы! – восторгался художник.
– Простите, – Андрей улыбнулся и притянул Дашу к себе.
– Андрей, как это понимать? – лепетала она.
Он старался не реагировать на ее слова. Как понимать?! Как пьяный бред талантливого психопата, которого надо было осадить с самого начала! «Тебе двадцать семь лет, дочка!» – хотелось рявкнуть ему.
– Даша, постой тут, я выпить принесу, – сказал он.
– Не бросай меня! – Даша схватила его за руку.
– Видишь девушку в платье цвета морской волны? – спросил он. Даша кивнула. – Она тебе кажется подозрительной? – Даша помотала головой. – Это писательница Маша Царева, замужем, есть ребенок, – Андрей считал, что наличие мужа и детей успокоит Дашу. Он подвел ее к писательнице. – Маша, привет, я Андрей, мы с вашим мужем и Коротковыми, помните, сидели в «Чипполино»… – Маша помнила. – Это моя девушка Даша, она обожает ваши книги. Я ее на минутку с вами оставлю.
И, не глядя на Дашу, не оборачиваясь, Андрей сбежал к бару, роль которого играла столовая.
– Прочитали?
Он даже не сразу понял, что это к нему обращаются. Обернулся. Та самая девушка с бульвара.
– О, привет… – вдруг смутился он.
Девушка была прекрасна. Пышная юбка-пачка серого цвета, дымчатая. Небесно-голубой свитер без рукавов с высоким горлом. Стеклянные бусы. И белая искусственная роза в волосах, как у испанки, Карменситы…
– Понравилось? – спросила девушка.
– Что?
Выражение лица у него, наверное, было самое что ни на есть идиотское.
– «Американские боги». Книга.
У нее были такие красивые скулы… Андрей даже и не думал, что скулы могут завораживать.
– Книга? Ах, книга! Так это вы ее оставили? – воскликнул он.
– Ну да, – кивнула она.
– Здорово! Так… прикольно! – О боже, он произнес это детское слово! – Вам не жалко было?
– В тот момент – нет. Вы так забавно спали там, на скамейке. Я решила, что такому человеку пригодится хорошая книга. К тому же я тогда ее только прочитала и мне хотелось поделиться впечатлениями.
– А я похож на человека, которому пригодится хорошая книга? – Андрей задавал один дурацкий вопрос за другим и тут же стыдился этого.
Но девушка только усмехнулась.
– Вы все сами поймете, – сказала она и ушла.
Андрей видел, как она уходила, и колыхалась юбка-пачка, и изгибалась спина, и стучали каблуки, обтянутые серебристой кожей… Она была прекрасна. Может, конечно, обычная дура, которая хочет произвести впечатление, но…
Андрей принес Даше вино, себе – виски, но настроение уже было не компанейское.
– Хочешь домой? – спросил он у нее.
– А ты? – в ее глазах была мольба.
А ведь Даша единственная, кто не бросил бы его… тогда. В той жизни. Если бы он ее не сломал. Ей, наверное, тоже было больно – только он об этом ничего не хотел знать. Неожиданно он ощутил щемящую благодарность. Она сказала только:
– Э-э… Так мы не поедем на MTV?
Тем вечером вручали кинонаграды.
Андрей обнял Дашу, поцеловал в макушку. Даша обмякла, а он поймал взгляд той самой девушки. Она смотрела сквозь него.
Глава 4
Без четверти восемь солнце уже скрылось за горизонтом.
* * *
В это время на Сухаревской площади, во втором подъезде дома, выходящего на Садовое кольцо, сценарист Александр Гинзбург поставил последнюю точку в рукописи и крупными буквами написал КОНЕЦ. Одновременно он испытывал и облегчение, и подъем. Александр любил это чувство – ты уходишь от чего-то прекрасного, чтобы встретиться с удивительным.
Он получит деньги, уедет в… Марокко, а вернется к началу съемок, и будут артисты, режиссер – его друг, и суета, и невроз, и творческий катарсис… Сценарист Гинзбург был счастлив. Сейчас он позвонит своей девушке (она ждет звонка), и они отметят финал в их любимом ресторане.
* * *
Ровно в ту же минуту на Пашу Сорокина, журналиста, подвизавшегося на освещении международных конфликтов, бросилась девушка, за которой он заехал, чтобы забрать ее и угостить в кафе ужином. С девушкой он встречался уже пятый раз, и все было серьезно, только вот Паша никак не мог взять в толк, как же она к нему относится.
Девушка обняла, поцеловала Пашу, прижалась и сказала, что очень его хочет. Паша пробормотал, что он все не так себе представлял. Девушка ответила, что это не просто секс, что она не хочет кино, не хочет кафе, а хочет только Пашу – она это поняла, и она его, наверное, любит.
* * *
В семь часов сорок шесть минут студентка последнего курса юридической академии Наташа ударила ногой по кровати своего любовника и заявила, что он жлоб и козел. Любовник сделал вид, что не понимает, о чем речь, что он не готов к очередной женской истерике. Наташа ответила, что перед тем, как спать с кем попало, надо было подготовиться к тому, что его схватят за задницу, а то он выступает не только жлобом, козлом, но еще и тупицей. Она собрала вещи, а когда уже была в дверях, любовник наконец осознал, что происходит, и попытался ее удержать. Наташа заявила ему, что он глупый, жадный, перестал за ней ухаживать, а секса у них не было с ее прошлых месячных – теперь она знает почему. Наташа ехала в лифте и радовалась, что избавилась от обременительных отношений с человеком, с которым у нее нет ничего общего.
* * *
В семь сорок семь Лере, проститутке, дежурившей на Ленинградском шоссе, позвонила тетка из Нарофоминска и сказала, что умер отец.
Это было неожиданное, незаслуженное счастье. Мать Леры погубил рак, когда девочке было три года, ее воспитывала бабушка, сошедшая с ума накануне Лериного тринадцатилетия. Отец с трудом узнавал дочь – все эти годы он пил, отбирая у бабушки пенсию. Однажды отец не узнал Леру и попытался ее изнасиловать. Не получилось – к тому времени он уже ходил под себя и целыми днями спал, как многие пьяницы, а потому был немощен и неуклюж. Лера убежала из дома и в итоге оказалась здесь, на трассе. К счастью, квартира все еще была государственной, и прописана там только она, Лера.
* * *
Жизнь продолжалась. Повсюду люди встречались, влюблялись, расставались, веселились, грустили… Андрей Панов завидовал всем – за то, что они не знают, что будет завтра, а потому имеют полное право ошибаться.
Вместе с Дашей он сидел за столом в доме ее родителей – и это было самое унылое воскресенье в его жизни. Хотя, конечно, случались в его жизни разные эпизоды, однажды он провел выходные в аэропорту Хитроу… были ночи без сна на работе, как-то раз он отметил собственный день рождения в пробке на Рублевском шоссе… Но тогда было хоть занятно.
А сейчас его арестовало семейство из рекламы бульонных кубиков – и каждая новая секунда падала и разбивалась вдребезги, со звоном напоминая о бездарно потерянном времени.
Андрей не считал себя эстетом, но он умел слушать и учиться.
Он узнал, что нельзя помыкать домработницей.
Что хайтек – дурной тон.
Что бильярдная в загородном доме – пошлость.
В доме Дашиных родителей все говорило об отсутствии вкуса и о чрезмерных претензиях. Отсутствие вкуса вынудило хозяев обставить дом в бежевых тонах, претензии – восполнить недостаток фантазии стоимостью вещей. Каждое окно покрывало такое количество дорогой материи, что его хватило бы на занавес для Большого театра, а от излишества бахромы, золотого шитья, кистей на витых шнурах рябило в глазах. Мебель была одновременно и резной, и инкрустированной, и расписной, а именные диваны, ценой в автомобиль экономкласса, по старой мещанской традиции накрыли тряпочками и пледами – чтобы гости задницами дыры не протерли. Не хватало только застелить ковры пленкой или скатать, чтобы не затоптали.
Андрею, который приехал в костюме, при галстуке и в лучших ботинках от «Берлутти», выдали тапочки, и он чувствовал себя так глупо, что стеснялся встать из-за стола.
– Выдвигаюсь на следующее место, сразу ставлю незацепляйку на офсете, потому что место очень зацепистое было по осени. Первый заброс – первый внятный удар! Вытаскиваю виброхвост – следы хорошие есть, а рыбы – нет. Зацепляйка-то нормальная, но ничего не цепляет! – Отец Даши, Владимир Олегович, сделал драматическую паузу, заглянув в глаза каждому слушателю. – Быстренько меняю на свой стандарт: чебурашка, двойник, виброхвост и второй заброс – первый судачок!
Однажды в Лондоне Андрей познакомился с немой девушкой. Они гуляли весь день и провели замечательную ночь у нее в Кэмдоне, в домике, похожем на тысячи других в округе. Они объяснялись жестами, пантомимой, записками. Он ни с кем не был так близок, никого не хотел понять так, как ее. И ему казалось, что он рассказал ей всю свою жизнь – ведь девушка в прямом смысле понимала его с полуслова. Читала взгляды. Всем сердцем улавливала интонации. С ней он слышал как растет трава и как плывут облака.
Отца Даши он не мог понять, хоть в самом начале и нафантазировал себе уютный семейный вечер. Настроился даже смотреть фотографии.
За один вечер Андрей выслушал столько историй о рыбалке, сколько не узнал за всю свою жизнь. Он зевал, скучал, разглядывал тарелку, но воодушевленный папаша то ли не мог поверить, что кого-то действительно не интересует рыбная ловля, то ли его это не волновало. Наверное, он привык считаться только со своими интересами. А это значит, что он либо очень влиятельный человек, либо ни с кем не общается. Скорее второе – отец Даши выпускал мебель, а это хоть и выгодно, но вряд ли приближает к истинной власти.
– Андрей, налить тебе лимонад? Андрей! Лимонада хочешь? – разволновалась Даша.
– А? Что? – вздрогнул Андрей, которого ее голос вывел из оцепенения.
– Тебя папа совсем заговорил? – улыбкой она словно извинялась.
– Даша… – укорила ее мать.
Папаша, кажется, намеревался всерьез обидеться.
– Нет, что вы! – воскликнул Андрей и замахал руками. – Мне безумно интересно! Я очарован!
– Как жаль, что вы не останетесь, – в который раз заметила мать Даши, Ольга Анатольевна.
Здесь правил возрастной шовинизм. Женщина за сорок превращалась в даму с именем-отчеством, имела право носить на себе лишних двадцать килограммов и с вдохновением рассказывать о врачах.
С самого начала она до смерти измотала Андрея легендами о каких-то остеопатах, которые вылечили ее от всего.
Отец, мужчина пятидесяти лет, считался неоспоримым авторитетом, и все гости плясали под его дудку.
Он заставил Андрея пробовать какую-то особенную селедку. Селедку Андрей не выносил. Наверное, от него теперь разит луком, так как без лука селедку есть не положено – это же все знают.
Андрей посмотрел триста семнадцать фотографий с рыбалки на Мальдивах – шесть взрослых грузных мужчин и морская гладь во всех возможных вариациях. Мальдивы в кадр не попали.
Андрей посетил мастерскую, где Владимир Олегович хвастался инструментами, в которых Андрей ровным счетом ничего не понимал и понимать не желал.
«Может, они хорошие», – с отчаянием думал Андрей, покуривая на балконе под причитания Ольги Анатольевны о вреде курения.
– Андрюша, вы много курите? – переживала она.
– Достаточно, чтобы рак легких убил меня раньше чем Альцгеймер, – ответил он, выпустив дым.
Ольга Анатольевна сокрушенно покачала головой.
Последние две недели Андрей был сам себе противен. Он выслуживался на работе. Был мил, заботлив и человечен. Наверное, со стороны казалось, что он вступил в секту адвентистов седьмого дня.
Ему трудно было хорошо относиться к людям. Он их не любил. Не понимал, почему их всех устраивает жалкое существование: работа с девяти до шести, почему им хорошо, когда они смотрят телевизор и жрут креветки с пивом, почему не видят залысины и привыкают к рыхлому брюшку, почему считают, что для того, чтобы остепениться, надо жениться, и что такое вообще это самое «остепениться»?…
Андрей не считал себя метросексуалом.
– Метросексуал – это гомосексуалист, который занимается сексом с женщинами, – сказал однажды его знакомый гей. Друг Алины.
Метросексуалы были злые и выглядели «слишком». Загар, зубы, бархатный пиджак, волосок к волоску, бабские капризы, истерики, охи и ахи насчет новых революционных носков от «Прада»… Андрею было смешно. Он нашел себя в продуманной небрежности, иллюзорном невнимании к вещам, в выверенной естественности.
Он презирал людей уже за то, что те плохо выглядят, носят стоптанные мокасины или же не задумываются о том, какой портфель выбрать.
И вот он попал в засаду с теми, кого на дух не выносил – с патриархами отечественного мещанства, апологетами среднего класса, которые только и мечтают, что о баньке на свежем воздухе, о шашлычке из баранины, словом «вегетарианец» в их кругу можно смутить дам, а анекдоты из серии «возвращается муж из командировки» или про тещу придуманы нарочно для них.
Даша, конечно, немного отличалась от мамы с папой. Выяснилось, что она не такая бука, какой представлялась. Одевалась она, разумеется, кошмарно – джинсы, простая белая рубашка, пиджачок без затей в офисном стиле, туфли на среднем каблуке – нечто старушечье, коричневое или бежевое.
Но и она, оказывается, выходит в свет.
Неделю назад они побывали на выставке. Автор, приятель Дашиного папы, рисовал портреты, пейзажи и натюрморты – классический набор для гостиной, бильярдной и столовой. Видимо, некто в мэрии именно так и понимал искусство – количество световых бликов на груше оставило столь глубокий след в душе какого-то чиновника, что тот организовал музей имени Автора. Не такой, как у Церетели, и послабее, чем у Шилова, но все же в центре, и с выставками в Манеже, и со школой искусств.
Художник показался Андрею педантом и технарем, но кругом ходили его расфуфыренные поклонники, так что Панов приберег критику на десерт.
Андрей часто появлялся в модных продвинутых галереях. И туда наряжались. Но оригинальные платья были продолжением творческого эго, а их обладательницы не выглядели как арабские жены, таскающие на себе все самое ценное на случай непредвиденного развода.
Даша была знакома со многими. Она представила Андрея супруге чиновника-благодетеля, которая так разволновалась, дебютировав в роли гранд-дамы, что держалась напряженно и высокомерно. Кроме изысканных манер, дама отличалась необыкновенным нарядом, сшитым, видимо, из той же парчи, что пошла на шторы в доме Дашиных родителей. Золото, много золота, странный покрой, как будто к квадрату пришили юбку-трапецию, и прямоугольники-рукава, а круглый воротник украсили жгутом из того же материала.
Андрея она удостоила беглым взглядом.
– Дашенька, как папочка с мамочкой поживают? – спосила дама, взяв Дашу за ручку.
– Ой, спасибо, хорошо, – Даша расплылась в улыбке. – Передавали вам привет. Мама что-то приболела, не смогла прийти. Выставка замечательная! Андрей, тебе нравится?
Андрей пожал плечами.
Гранд-дама буравила его взглядом.
– Что, молодой человек – не большой ценитель искусства? – дама обратилась к Даше, будто Андрей был маленьким ребенком, который не отвечает за свои слова.
– Ну, да… – смутилась Даша.
– Нет, ну почему же! – встрял Андрей. – Я очень люблю искусство. Но только здесь я его что-то не замечаю.
Больше всего его вывело из себя то, что дама не обратила на его слова ни малейшего внимания. Видимо, его приняли за крепостного, за смерда, который носит ридикюль барышни, пока та развлекается в свете.
– Простите… – Андрей тронул даму за локоток. – Мне очень неловко… Наверное, мне не стоило высказывать свое мнение… А уж тем более в обществе такого признанного ценителя живописи… Признанного мировым сообществом… Извините, бога ради, но можно ваш автограф? – Он уже вынимал из сумки белый пригласительный и ручку. – Галина Павловна, не откажите!
Повисла тягостная пауза.
– Елена Иннокентьевна… – прошептала Даша.
– Какая Галина Павловна? – вдрогнула дама.
– Вишневская… – забормотал Андрей. – А разве вы не Вишневская?
Шутка была старая и глупая, но Елена Иннокентьевна купилась.
Даша позеленела и утащила Андрея в угол, где тот, по ее мнению, не мог никому навредить. Андрей кусал ногти, умирая от желания покурить, пока Даша отчитывала его за дурное поведение.
Но и там их разыскали ее настырные знакомые. Девушка Дашиного возраста, о чем невозможно было догадаться, так как она сделала все, чтобы выглядеть на сорок. Строгий коричневый костюм, жилетка, блузка кисельного цвета и сумка «прощай, молодость». Рядом с ней топтался молодой человек, с волосами, которые выдавали его главный секрет – он никогда не смотрелся в зеркало.
– Андрей, – расслабилась наконец Даша. – Это Оля, мы с ней в институте учились! Андрей работает в группе компаний «Маклай».
– Очень интересно, – с выражением тюремной надзирательницы произнесла Ольга. Она порылась в сумочке, нашла визитку. – Ольга Безбородко, глава отдела рекламы и маркетинга газеты «Проспект бизнеса и инвестиционных технологий weekly».
Андрей растерялся, услыхав такое заковыристое название. Ольга, видимо, несколько преувеличивала свое значение для современной экономики – поэтому ерничать он не стал, вспомнив недавнее возмущение Даши. Безбородко кивнула молодому человеку. Тот изъял из портфеля экземпляр газеты и передал, как нечто хрупкое и очень ценное, Андрею.
– Наша газета издается тиражом пятьдесят тысяч экземпляров. Распространяется она по элитным торговым точкам, ресторанам, кафе и деловым центрам. Мы на рынке сравнительно недавно, но динамика роста, узнаваемость увеличиваются с каждым годом. Мы ведем переговоры с авиарейсами – хотим захватить сегмент дистрибуции в бизнес-классе и залах ожидания VIP. Нашим клиентам мы гарантируем всестороннюю поддержку, упоминая их раз в две недели, и скидки на рекламные площади при длительном сотрудничестве…
Андрей перевел глаза на Дашу. Та улыбалась и маленькими глоточками потягивала шампанское. Неужели она не понимает, что ее подруга шпарит наизусть рекламное предложение в смутной надежде на то, что Андрей, который пришел сюда развлечься и отдохнуть, купит рекламу в этой проклятой газете, чтобы только от нее отвязаться?!
Даша не понимала. Она ничего не понимала.
В прошлую субботу Даша потащила его знакомиться с подругами. Андрей вздохнул с облегчением – милые девушки, хорошо одеты, свеженькие, хоть и не без лишнего веса… Но в ожидании кесадильи он загрустил.
– Иванов мне работу предложил, – сказала одна.
– И что? – отозвалась другая.
– Не знаю, – первая пожала плечами.
– Что? Я не расслышала, – вмешалась третья.
– Иванов мне работу предложил, – с охотой повторила первая.
– А-а… И что? – заинтересовалась третья.
– Не знаю, – первая пожала плечами.
– Девушки, а кто-нибудь из вас занимался групповым сексом? – спросил Андрей.
Даша покраснела и пнула его в бок.
– Не, я серьезно, – настаивал Андрей.
Самая смелая, с лицом, напоминающим птичье, призналась:
– Я занималась. А что?
Андрей не любил эти «а что?». Вызов? Смущение?
– Ну, просто интересно, как к этому относятся женщины, – пояснил он свой интерес. – Как это было? Два мальчика и девочка? Две девочки и мальчик? По очереди или одновременно?
