Текст книги "О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери"

Автор книги: Ариадна Эфрон

Хорошо бы вы смогли приехать к встрече старого нового года, мы бы его чудесно, сказочно встретили все вместе!

Приезжайте отдохнуть, поработать, осмотреться, хотя бы только так, а дальше видно будет.

К. Г. сейчас в Ялте, он болен и чувствует себя настолько плохо, что мы просто не решаемся добавлять к этому волнение за тебя. Он только что получил в грубой форме отказ «Нового мира» печатать его уже объявленный в том же журнале автобиографический роман (последняя часть «Дальних лет», Одесса, двадцатые годы, Бабель и т. д.), и после этого состояние его ухудшилось еще. Я думаю немного погодя написать ему, а сейчас рано.

Все уладится и устроится, только приезжайте. И – помимо всего мне просто хочется, чтобы ты познакомился с чудесными людьми, с чисто Ольгиной простотой и радушием предлагающими вам передышку под их кровом и крылом. Все будет хорошо, спокойно и тихо, вы сможете быть самими собой без оглядки на всё и вся.

Целую тебя крепко, дорогой мой, люблю тебя и всегда с тобой.

Твоя Аля.

ДЕТСКИЕ СТИХИ

Марина Ивановна включила в свой сборник «Психея», вышедший в Берлине в 1923 году, – двадцать стихотворений Али, озаглавив их «Стихи моей дочери» и отметив, что ей семь лет.

Марина Ивановна хотела опубликовать и прозу Али. В 1923 году она собиралась подготовить к печати книгу «Земные приметы» (весна 1917-го, осень 1919 г.) – это первый том, а второй – «Детские записи» – Алины записи. «Такой книги еще нет в мире. Это ее письма ко мне, описание советского быта (улицы, рынка, детского сада, очередей, деревни и т. д. и т. д.), сны, отзывы о книгах, о людях – точная и полная жизнь души шестилетнего ребенка. Можно было бы воспроизвести и факсимиле почерка (все ее тетради – налицо)».

 

«Спите, Марина…»

Спите, Марина,
Спите, Морская Богиня.
Ваше лицо будет скрыто в небесных морях.
Юноши будут давать Вам обеты в церквах.
Звери со всех сторон мира
Будут реветь под цыганской звездою любви.
Не в гробе, а в гроте
Уснете, Морская Богиня.
Море глубоко пророет чертоги для Вас…
ВАША КОМНАТА
Пахнет Родиной и Розой,
Вечным дымом и стихами.
Из тумана сероглазый гений
Грустно в комнату глядит.
Тонкий перст его опущен
На старинный переплет.
А над изголовьем грозным
Серебром сверкает – Ястреб,
Царь ночей.
 

 

<СЕРЁЖЕ>

Это сердце скрывает всю грусть.
Трехугольные брови тоскливы.
Тонкий палец прижатый к губам
Сторожит, – не придет ли она
С героической розой в губах.
Эта роза растет в страсти моря,
Глубина этой розы любовь.
 

 

МНЕ

Я устала быть госпожой.
Мне приятно быть рабой.
Чтобы руки владели косой
А глазища – слезой.
Я устала быть госпожой,
Мне приятнее быть рабой.
Чтоб привычной рукою прясть
Перед смертию лен.
 

 

«Чей конь далеко ржет…»

<…>
Чей конь далеко ржет?
Войны.
Чей голос жалобный вдали?
То голос матери, вдовы, —
Невесты, дочки, мы.
 

ЗАПИСИ

Об А. Блоке

«Александр Блок – такой же великий поэт, как и Пушкин…»

«Деревянное лицо вытянутое. Темные глаза опущены, неяркий сухой рот, коричневый цвет лица. Весь как-то вытянут, совсем мертвое выражение глаз, губ и всего лица…»

Об А. Белом

«Это был небольшого роста человек, с лысиной, быстрый, с сумасшедшими как у кошки глазами…»

О В. Иванове

«…неопределенные, туманные глаза, горбатый нос, морщинистое желтое лицо, потерянная сдержанная улыбка. Говорит с легкой расстановкой, не шутит, все знает, учен, и не грамоте и таким вещам, а учен, как ученый. Спокойный, спокойно ходит и спокойно глядит, не пламенный, а какой-то серый…»

ИЗ ЛАГЕРНЫХ ПИСЕМ М. И. ЦВЕТАЕВОЙ

<В Москву>

Княжпогост, 4 апреля 1941 г.

[175]175
  Адрес: г. Москва Покровский бульвар, дом 14/5, квартира 62 Эфрон Георгию Сергеевичу. На конверте надпись красным карандашом рукой Цветаевой: «Кыня! Получила письмо в 9 ч. утра – и не прочла!».


[Закрыть]

Дорогая мама, получила от Вас вчера открытку, сегодня открытку, и открытку от Мура. Очень рада; что, тьфу тьфу не сглазить, наладилась наша переписка. Только из Ваших открыток я узнала что и где папа, а то за всё это время не имела о нем и от него никаких известий, и не подозревала о его болезни. Ужасно это меня огорчило. Как жаль, что не дошли до Вас мои московские открытки! Знаете ли Вы, что в Бутырках принимаются, 1 раз в месяц, продуктовые и вещевые передачи? Продуктовые – масло и сахар, каждый до 3-х кило. Для подследственных – с разрешения начальника тюрьмы, после решения – просто так. Открытки Ваши читала и перечитывала, и всё так ясно представляла себе. Больше, чем когда-либо жалела, что не была с Вами. В смысле условий в Москве мне было неплохо – идеальная чистота, белье, хорошие постели, довольно приличное питание, врачебная помощь, и главное – чудесные книги. Читала и перечитывала, не переводя дыхания, как никогда в жизни. Были и книги в старых изданиях – Брокгауза и Тезки,[176]176
  Т. е. дореволюционные издания акционерного издательского общества Ф. А. Брокгауза – И. А. Ефрона.


[Закрыть] – в частности перечла всего Лескова, и новые издания. Как я вспоминала Вас, читая какую-н<и>б<удь> чудесную книгу, вроде «Волшебной горы» Манна,[177]177
  Роман (1924) немецкого писателя Томаса Манна (1875–1955).


[Закрыть] или «Жизнь Бенвенуто Челлини, написанную им самим».[178]178
  Книга итальянского скульптора, ювелира, писателя Бенвенуто Челлини (1500–1571).


[Закрыть] Когда получила однотомник Пушкина, чуть не расплакалась от радости. Знаю наизусть всего Евгения Онегина, Декабристок, много стихов с английского в отвратительных переводах. Ехать мне было грустно. Надежда сильнее фактов – я всё ждала что, как было обещано, пойду домой. Живу неплохо, только неизвестно, надолго ли на одном месте. Если будет перерыв с письмами – не волнуйтесь, значит поехала дальше. Мама, Вы пишете о вещах – мне жаль, если пришлете хорошее, свое. Всегда есть шансы, вернее мальшансы,[179]179
  От фр. Malchance – неудача.


[Закрыть] что они пропадут.

Денег, о которых пишете, еще не получила. Работаю в швейной мастерской, стараюсь. До сих пор не осознала того, что со мной произошло, всё надеюсь на чудо. В нашем общежитии люди относятся ко мне изумительно, и в первый раз в жизни мне нечем поделиться с теми, кто делится со мною. Огромное спасибо за вещи, переданные мне в Москве. Они очень тронули меня, и очень помогли, а то совсем замерзла бы. Единственное, чего не доставало – простыни, до сих пор сплю на пальто, но от этого отнюдь не страдаю. Очень рада, что Мулька помогает Вам, я так и думала. Получила от него вчера длинную и нежную телеграмму. Не отозвалась ли на нем моя история? Это было бы слишком обидно. Мама, пришлите мне пожалуйста Вашу карточку, Мура теперешнего и маленького, и папу. Как мне жаль, что пропали все фотографии и письма, взятые у меня. Особенно жаль карточек. Неужели вещи Вы получили только летом? Я сделала всё зависевшее от меня, чтобы получили Вы их к холодам. В выходной напишу Вам и Мульке большое письмо, сейчас совсем засыпаю. Крепко крепко обнимаю, целую, люблю.

Аля

Г. С. ЭФРОНУ

<В Москву>

4. 4. <19>41 <Княжпогост>

Дорогой мой Мур! Получила твою открытку от 10.3.41, первый привет после такого перерыва. Пишу тебе вечером после работы, радио чуть попискивает, и глаза слипаются. Устала. Мулька писал мне о тебе много хорошего. Как жаль мне, братик, что мы так далеко друг от друга! И как много думаю о тебе, и другим рассказываю, какой у меня брат. Меня тронула твоя фраза о том, что ты «охладел к призванию художника, и никогда не вернусь назад». Спроси у Мульки – он объяснит тебе, что понятия «всегда» и «никогда» не существуют, и почему. Рада, что изучаешь Маяковского и Багрицкого. Нашел ли среди моих книг сборник о Маяковском под редакцией Лили Брик? Нашла ли мама французские старинные альманахи, к<отор>ые я ей предназначала? Почему не ходишь в театры? С такой теткой, как Лиля, «все пути и все дороги (в театр) для тебя открыты». Я бы с удовольствием сходила сейчас в театр им. Вахтангова, на что-угодно, кроме, само собой разумеется, «Аристократов» Погодина.[180]180
  Пьеса «Аристократы» (1934) драматурга Николая Федоровича Погодина (1900–1962) о стройках первых пятилеток, в которых принимают участие и насильственно привлеченные к труду представители уголовного мира.


[Закрыть]

Ты будешь смеяться, но за последние полтора года я сама сделалась знатоком Чайковского, не слыша при этом ни единой его ноты. Прочла о нем очень много, и очень он меня заинтересовал – неврастеник, или, как говорит Мулька, «шизофреник», не гений (даже в детстве не вундеркинд, а просто впечатлительный ребенок), мягкий, неуверенный в себе, начавший композиторскую деятельность поздно и случайно, обожавший семейную жизнь и через год совместной жизни разведшийся с женой, одним словом «ам слав»[181]181
  От фр. âme slave – славянская душа.


[Закрыть] во всем своем величии, во всей своей слабости. Советую тебе, если это тебя заинтересует, раздобыть книгу брата Чайковского, Модеста,[182]182
  Модест Ильич Чайковский (1850–1916) – драматург, либреттист, критик, младший брат композитора; автор трехтомной биографии «Жизнь П. И. Чайковского» (1900–1902).


[Закрыть] о П. Чайковском, а также «Переписку Чайковского с Н. Ф. фон-Мекк»[183]183
  Надежда Филаретовна фон Мекк (1831–1894) – жена российского капиталиста К. Ф. фон Мекка, меценатка, покровительствовала П. И. Чайковскому.


[Закрыть] (последнее существует в двух томах, изданных «Академия».) Так ты собираешься быть критиком? По-моему, ты им всегда был. В общем семья наша из литературы не выходит. Со временем – или когда оно будет, буду писать и я. «Записки из Живого Дома».[184]184
  Парафраз заглавия романа Ф. М. Достоевского о каторге «Записки из Мертвого дома» (1860–1861).


[Закрыть]

Север красив, величествен и холоден. Но верится тому, что существуют теплые моря, и что где-то цветут мимозы. Собаки и кошки ходят в замечательных природных шубах. У меня на работе есть старый рыжий кот с объеденными ушами, я зову его – Старик, Рыжий, и он бежит, говорит дрожащий протяжный «мяу», и устраивается на моих коленях, что неудобно ни ему, ни мне. Очень хочется, чтобы Мулька приехал. Если да, то путь привезет альманах «Дружбу народов», я боюсь что по почте вдруг не дойдет. В выходной напишу подробнее. Крепко целую. Пиши. Аля

<На полях:>

Передай от меня привет Лиле, Зине, Вере, Коту, Дм<итрию> Ник<олаевичу>[185]185
  Д. Н. Журавлеву


[Закрыть] и Нинке[186]186
  Н. П. Гордон


[Закрыть] моей, с которой было «так мало прожито, так много пережито». Сейчас по радио передают «Письмо Татьяны». Артистку учила определенно не Лиля.

ЭФРОН Е. Я. И ШИРКЕВИЧ З. М.

13 июля 1942 года

«Дорогие мои Лиля и Зина! Ваше письмо с известием о смерти мамы получила вчера. Спасибо вам, что вы первые прекратили глупую ИГРУ в молчание по поводу мамы. Как жестока иногда бывает жалость!

Очень прошу вас написать мне обстоятельства ее смерти – где, когда, от какой болезни, в чьем присутствии. Был ли Мурзик при ней? Или совсем одна? Теперь, где её рукописи, привезенные в 1939 году, и последние работы, главным образом переводы, фотографии, книги, вещи? Необходимо сохранить и восстановить все, что возможно. Напишите мне, как и когда видели ее в последний раз, что она говорила. Напишите мне, где братишка, как с ним, в каких условиях живет? Я знаю, что Мулька ему помогает, но достаточно ли?

Ваше письмо, конечно, убило меня. Я никогда не думала, что мама может умереть, я никогда не думала, что родители смертны…»

… «Если бы я была с мамой, она бы не умерла. Как всю нашу жизнь, я бы несла часть ее креста, и он не раздавил бы ее…»

«…Мамины тетради я доставала наугад – и ранние, и последние, где между терпеливыми столбцами переводов навечно были вмурованы записи о передачах отцу и мне, наброски безнадежных заявлений всем, от Сталина до Фадеева, и слова: „Стихов больше писать не буду. С этим – покончено“. Читала их по ночам, когда затихала коммунальная квартира. Напрасно думала я, что когда-то выплаканы все слезы – этого было не оплакать. И требовала вся эта мука не слез, а действий, не оплакивания, а воскрешения».

ИЗ ПЕРЕВОДОВ А. ЭФРОН

<ПОЛЬ ВЕРЛЕН>

 
О сердце бедное, сообщник муки крестной.
Вновь возводи дворцы, обрушенные в прах,
Вновь затхлый ладан жги на старых алтарях
И новые цветы выращивай над бездной,
О сердце бедное, сообщник муки крестной!
Пой господу хвалу, воспрянувший певец!
Румянься и белись, морщинистый обманщик!
Из ржавых недр тяни за трелью трель, шарманщик!
Бродяга, облачись в торжественный багрец!
Пой господу хвалу, воспрянувший певец…
Во все колокола звоните, колокольни…
Несбыточный мой сон обрел и плоть и кровь!
В объятьях я держал крылатую Любовь,
Я Счастье залучил в убогий мир свой дольний…
Во все колокола звоните, колокольни!
Я шел плечом к плечу со Счастьем, восхищен…
Но равнодушный Рок не знает снисхожденья.
В плоде таится червь, в дремоте – пробужденье,
Отчаянье – в любви; увы – таков закон.
Я шел плечом к плечу со Счастьем, восхищен…
 

О ПОЭТИЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ МАТЕРИ

«…Все сиротство написанного ею, но ей больше не принадлежавшего, представало мне во весь рост в каждом стихотворении… Любое, ею созданное, произведение теперь принадлежало всем и никому, оказывалось во власти любых вкусов, пристрастий, отрицаний, конъюнктур, толкований. Каждый… действуя от имени и во имя пока еще мифического „широкого читателя“, был вправе нарушать и игнорировать волю автора, его замысел, менять местами краеугольное и второстепенное, клеить ярлыки, за уши притягивать, освещать, приглушать, обходить. Ибо именно в этом, как очень скоро для меня, неискушенной, выяснилось, и заключалась одна из основных задач составителей в лето господне 1955. Впрочем, мне ли, прожившей бок о бок с матерью почти всю ее творческую жизнь, было поражаться несоответствию верблюда и игольного ушка, – таланта и времени?..»

<…>

«Мы так бесконечно богаты, пока есть глаза во лбу (пусть хоть и с очками глаза!) и дыхание в груди (пусть хоть и с присвистом дыхание!) – и пока мы не утратили способность любоваться и радоваться!!»

«Хочу дожить до пенсии и пожить на пенсии и записать то, что помню о маме; я ведь очень много помню, и не „просто так“, а: как писала и почему писала то-то и то-то; чему была подвластна и чем владела. Мы ведь прожили вместе целую жизнь…»