Текст книги "Млечный Путь: Рассвет Башни Мрака"

Автор книги: Аргам Егорян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Из истории Земли

1

21-й век стал началом конца человечества.

В 2042 году началась Третья Мировая Война. Нет, и раньше резня не считалась чем-либо странным. Люди постоянно брали оружия и шли друг на друга что тысячелетия назад, что сейчас. Но эта война перевернула всё – мир изменился. Она унесла жизни 459 миллионов людей и нанесла непоправимый удар планете. Некогда зеленая планета приняла пустынный очерк.

Но человек не умеет выносить уроки из своих ошибок. Человеку не сидится на месте.

Вот и в 2080 году развернулась война гораздо страшнее этой. Самая губительная война в истории Земли! За 17 лет войны умерло 1/3 населения человечества. 3 миллиарда трупов лежали на поверхности всего земного шара. Катастрофа убила все мечты о светлом будущем.

Абсолютное большинство стран исчезло с лица земли. На арену вышли сверхдержавы.

К концу 21-го века в мире насчитывалось 14 сверхдержав, разделяющих мир на свои сферы влияния. На территории Африки сформировались две страны: Южно-Африканская Федерация – на юге континента, Лидия – на всей остальной территории Африки. Южная Америка разделилась на три державы: Аргентина, Монтевидео и Америка. В Северной Америке всё также – три страны: Канада, США, и Нью-Йорк. Австралия соединила к своим территориям Новозеландские острова. А Евразия разделилась на Японию и 4 огромных империи: Европа, Россия, Китай и Азиатский Союз.

Они и дальше продолжали грызаться между собой, выяснять отношения ради увеличения власти, распространять свои интересы ценой жизни обычных людей.

Но помимо человека-воюющего развивался и человек-созидатель. Правда, созидал всё для одной цели. Четвёртая мировая война спровоцировала создание новых поколений боевых роботов. Механические боевые машины, наделенные искусственным интелектом, вскоре эволюционировали в совершенных солдат – биороботов.

Во второй половине 21 века человек обнаружил примитивные формы жизни на Марсе, Юпитере и её спутнике Европе. Люди впервые осознали, что они не одни во вселенной. Надежда увидеть подобное себе разумное существо крепла.

В 2151 году люди получают сигнал из открытого космоса. Часть людей воодушевилась новостью, а часть боялась истребления от руки сверхцивилизаций.

Спустя четыре года, первый в истории внеземной летательный аппарат преодолел Луну и подлетал к Земле. В Париже человек впервые поприветствовал инапланетянина.

В то время, как Земля только-только открыла для себя внеземную жизнь, в галактике Млечный Путь насчитывалось свыше тысячи планет и спутников с разумной жизнью. Большинство планет сохраняли свой суверенитет, но существовали и альянсы, могущественные и амбициозные. Галактика кипела жизнью. Галактика кипела войнами.

Земля вошла в число свободных планет Свободной Зоны, да бы отгородить себя от галактических войн.

Шёл 23-й век…

Глава 1. Лейтенант Стюарт

2

Северная Африка. Лидия. Северо-запад страны. 2215 год. 11 февраля. 08:36.

Восходящее солнце освещало безграничный океан песчаных дюн. Тяжёлый и раскалённый воздух окутал всё пространство удушающей пеленой, несмотря на раннее время. Нагретый воздух мог бы запросто расплавить ноздри и ротовую полость, попытайся сделать вдох без защитной маски.

На сотни и тысячи километров картинка оставалась неизменной – оголённый песок, многочисленные дюны, то большие, то маленькие. Испепеляющее солнце, душный воздух и отсутствие дождей превратили жизнь в этих местах в сущий ад. Странно, как вообще в таких условиях выживали разные звери, будь то пресмыкающиеся, насекомые или даже млекопитающие.

Подул первый ветер. Безмятежный и грациозный, он рисовал волны на полотне природы оранжевыми и жёлтыми цветами, их всевозможными оттенками. Но зной и не думал отступать. Ветер гладил всё тем же раскалённым прикосновением. Волны на тех дюнах с одной стороны сверкали, будто улыбаясь солнцу, а с другой – прохладная тень покрывала песок, пока солнце не поднялось бы выше, да бы улыбнуться и остальным песчинкам в этом океане.

И девственность природы осталась бы такой же непоколебимой, если б не приближающееся напоминание о существовании человека. Если б не грохот двигателя.

На расплывчатом фоне оранжево-красного солнца виднелись всё более различимые очертания летающего мотоцикла. На высоте в метр от земли этот быстроходный, внушительный аппарат уверенно двигался на запад, поднимая за собой тонкую струю пыли.

Два двигателя внизу механизма держали его в воздухе, а дополнительный, более мощный двигатель позади мотоцикла, позволял ему разогнаться до огромных скоростей. Рукотворному зверю словно было наплевать на жару, отсутствие воды и окутавший его пылевой занавес. Этот зверь умел только громко рычать и мчаться вперед без оглядки.

За штурвалом сидел темнокожий мужчина в шлеме. Его крепкие руки намертво вцепились за штурвал и сжимали его так сильно, будто от этого зависела скорость аппарата. Та уверенность, с которой он держался на сиденье при такой большой скорости, позволяло предположить, что этот мужчина довольно опытный ездок. И, без сомнений, он спешил.

– Лев – Гиене! Лев – Гиене! – повторял он. – Да ответьте же! Лев Гиене, как приняли?

Но ответа не последовало. Тогда этот мужчина, тридцати – тридцати пяти лет, посмотрел на голограмму на визоре прямо перед своими глазами. Это была своего рода тепловая карта местности, где ясно выделялась одна большая группа, к которой по синему пространству быстро двигалась одинокая красная точка.

– Проклятие! – прокричал ездок.

Его мотоцикл продолжал мчаться на бешеной скорости. Военная одежда на нём, короткая причёска, суровый взгляд, крепкое телосложение и висящее позади него оружие не оставляли сомнений. Ездок – воин. И не просто воин! Это – офицер армии Нью-Йорка. Их было легко отличить от военных других стран из-за яркой черной униформы, похожей на одеяние палача. Стильно и устрашающе – как и задумывали авторы униформы, желающие, чтоб их воины на сражениях выглядели как вестники смерти, а на парадах – как величественные боги.

– Лев – Гиене!.. Мать вашу, да ответьте! Пожалуйста, парни… кто-нибудь! – уже молебно исходили последние слова с его уст.

Но по ту сторону продолжала царить тишина. Утратив надежду дождаться ответа, он надавил ногами изо всех сил на педали, и мотоцикл с оглушающим рёвом разогнался ещё сильнее.

Наконец вдали стали видны какие-то шатры. Но тревожное предчувствие всё никак не покидало.

По всей окружности лагеря пролегали окопы. На относительно небольшом друг от друга расстоянии в любое время суток там вели дежурство солдаты, задачей которых было наблюдение за периметром и защита лагеря. Но поскольку местоположение лагеря врагам была неизвестна и никогда реальной угрозы атаки или диверсии не было, а покой только изредка нарушали блуждающие по мёртвой пустыне животные, то солдаты часто просто сидели в окопе, в прохладной тени, дожидаясь своих сменщиков. Порой дежурные не были против и поспать на вахте, что и, собственно, в тайне делали.

Грохот издалека приближался, а из окопа никто так и не поднял голову, не сделал предупреждающий выстрел. Вместо этого показались тонкие столбы дыма, что поднимались ввысь над лагерем. Постепенно сомнение у ездока сменилось на уверенность – случилась беда!

Через пару секунд он промчался над окопами, где, по идее, должны были находиться дозорные, что должны были расстрелять его уже на подлёте. Никого не было.

Мотоцикл начал снижать скорость. Он приближался к шатрам вплотную. Наконец открылась вся картина. Сотни и тысячи людей лежали рядом с разорванными шатрами, воронками от взрывов, разбитой техникой.

Сердцебиение у мотоциклиста участилось. Дышать стало тяжело. Мотоцикл остановился. Только сейчас представилось возможным ощутить настоящую атмосферу, царящую в мёртвом лагере. Повсюду были разбросаны трупы, запах свежепущенной крови въелся в песок. Дышать стало сложнее.

Воин оставил двигатель включённым – мотоцикл левитировал на небольшой высоте. Он медленными шагами проходил между телами мёртвых. Стояла невыносимая вонь, что только усиливалась от тепла нагретого песка. Куда бы не смотрел воин, везде его взгляд находил кровь, внутренности, отстреленные конечности. От стариков до детей, от могучих воинов до инвалидов, от мужей до жён – кто-только не лежал в этой могиле под открытым небом.

Воин смотрел по сторонам, еле сдерживая дрожь внутри себя. Он подбегал то к одному, то к другому изрешечённому пулями несчастному, в надежде найти хоть одного выжившего. Но в глубине себя он отлично понимал, что отряды биороботов не оставили бы живой души.

Где-то в середине лагеря воин в чёрном нашёл огромную воронку. Перед глазами так и проявилась картина, где неожиданный и мощный взрыв глубокой ночью приводит жителей лагеря в хаос. Так и пробегали перед глазами эти бедняги, что в панике хватались за ружья и испуганно кричали.

Глаза застыли. Словно это происходит сейчас. Вот подстрелили девушку в жёлтой обуви; вот ноги высокого парня оторвало взрывом; вот маленькая девочка лет четырёх падает на влажный от пролитой крови песок, с огромным пулевым отверстием в спине; вот ещё один горит прямо в машине, без шанса выбраться из огненного плена.

Воин слышал вопли всех, кто пал.

Но его внимание вдруг привлекло нечто особенно страшное. Он привстал, сделал пару неуверенных шагов и остановился над телом какого-то старика. Воин наклонился к бездыханному телу, взял старика на руки. Он приложил ладонь мёртвого старца к своей щеке, в надеже почувствовать вновь его успокаивающий, мирный пульс. Невозмутимость и непоколебимость старика придавали величия его и без того благородному, но более не живому облику. Воин смотрел на лицо человека, которым восхищался всю жизнь, и старался запомнить каждую его морщину на лице, каждый шрам, запомнить синий цвет его глаз, жёсткую тёмную кожу, сухие от пустынного ветра и всевозможных невзгод губы, кудрявые волосы, покрытые грязью и пылью лишь из-за того, что великий старик просто не имел свободного времени на умывание и не хотел растрачивать воду, которая могла бы пригодиться его солдатам или детям и женщинам. Воин восхищался этим худощавым и хрупким на вид человеком. Но кто, если не этот крепкий воин знал истинной мощи этого тела и этих рук, что сейчас, несмотря на всю свою жёсткость, прижимались к его щекам нежно. Столько лет воин брал с него пример и любил своего наставника, покровителя, идейного вдохновителя! А сейчас этот человек лежал на его руках, без возможности более встать.

По щеке солдата покатилась слеза. Горькая и солёная, маленькая долька воды в которой помещалась вся боль и опустошение могучего, как скала, воина.

Он плакал впервые за всю свою нелегкую жизнь. Даже когда был ещё совсем ребёнком, которому приходилось проходить суровые испытания, чтоб укрепить тело и дух, когда родители были убиты прямо перед его глазами, когда его любимую девушку – первую любовь жестоко изнасиловали и расстреляли вместе с сотнями других невинных подростков, даже когда он обучался в жесточайших условиях, голодал или оставался один на один с жаждой, даже когда он убил своего первого врага или получил серьёзную рану на ноге, даже когда ему пришлось внедриться в стан врага и терпеть присутствие так ненавистных им людей… даже тогда этот воин терпел, подавлял всю ярость в себе, был настолько суров и невозмутим, насколько это возможно. Но сейчас он плакал. Воин закрыл глаза. Уж лучше темнота, чем это страдание.

Почти минуту воин оставался неподвижным, пока наконец не собрался силами. Жизнь научила его быстро адаптироваться под ситуацию, какой бы сложной она не была. Он вытер с лица слезу, опустил руку старика, положил его тело на мягкий, горячий песок.

Воин не смог произнести и слова. Он лишь молча встал, оглянулся ещё раз. Теперь придётся смириться с очередной разлукой. С разлукой теперь уже длиною в вечность.

Воин в строгой чёрной форме пошёл к своему мотоциклу. Но прежде, чем пуститься в путь, он в последний раз оглянулся. Когда-то это были его братья и сёстры по оружию, теперь они – лишь воспоминание. Вечером никто из них уже не ляжет в свою кровать, никто не будет гадать, куда на сей раз сбежал его ребёнок, никого уже не будет волновать чей черёд стоять на дозоре, никому уже не будут мешать эти чёртовы блохи… Всё уже в прошлом…

Двигатель завёлся мягким гулом. Воин умчался из лагеря на всей скорости.

А солнышко так приятно гладило по щеке! И даже ветер стал нежным, и песчинки как никогда мягкими.

Воин, на груди которого висела вшитая бирка с именем “Джон Стюарт” мчался на огромной скорости в ту же сторону откуда приехал.

3

Лидия. База войск Нью-Йорка. 14:13.

Среди пустынной глуши, меж песчаных дюн возвышалась стена.

Огромная стена защищала нью-йоркскую базу как от вражеского штурма, так и от песчаных бурь или диких животных. На северной стороне крепости находились главные врата, а на юго-западной – ворота автопарка. Оба входа были под постоянным наблюдением. К юго-западному входу подъехал Джон Стюарт. Он заглушил двигатель на время и посмотрел на камеру рядом с въездом в автопарк. Сканирование прошло удачно. Через пару секунд ворота перед ним распахнулись, и Джон заехал на базу. Дверь за ним закрылась. Не останавливаясь перед солдатом, махавшему ему рукой, Джон помчался в один из ангаров. Солдат, в такой же чёрной форме, как у Джона, удивлённо смотрел ему вслед, недоумевая, почему офицер не остановился. Последовав за ним, солдат пошёл в сторону ангара.

Джон стоял рядом со своим мотоциклом и спешным образом вводил какие-то указания на панели управления.

– Сэр! – донёсся голос солдата, которого проигнорировал Джон.

Но и сейчас Джон не обращал внимания на него, продолжая усердно бить пальцами по клавиатуре.

– Господин лейтенант! – подходил он ближе, чуть ли не подбегал.

Молча, Джон углубился в монитор. Наконец солдат подошёл вплотную. Джон нажал на последнюю кнопку, монитор закрылся, и он с облегчением, но незаметно для назойливого солдата, выдохнул.

– Что стряслось, сержант? – выдал Джон, повернувшись к солдату.

Солдат немного растерялся, оцепенев на месте.

– Так что случилось, солдат, чего это ты так усердно звал меня?

– Сэр, ночью Вы… Вы выехали из базы без каких-либо записей и…

– И что, сержант? – перебил его Джон и ещё больше сбил с толку.

– Но как же, сэр? – пытался собраться с мыслями сержант.

– Я не обязан отчитываться перед тобой!

Он пронизал солдата, ниже по званию, своим суровым взглядом. И солдату ничего не оставалось делать, кроме как поддаться. Джон, больше ничего не желая слышать, просто решил уйти. Но стоило ему оказаться за спиной солдата, как он снова услышал его голос:

– Сэр, но по уставу Вы обязаны записаться как при выезде из базы, так и по приезду.

Джон остановился. В его голове крутились всевозможные ответы на уместное замечание солдата. Тут уже звание не имеет значения – устав есть устав! И Джон чуть было не растерялся. Но уже через секунду он повернулся к солдату, который всё ещё стоял к нему спиной и боялся смотреть на офицера. Джон подошёл к сержанту и встал прямо перед ним. Бедный солдат потел от одного лишь дыхания лейтенанта, стоящего перед ним и обжигающего его своим взглядом. В голове у сержанта крутился всего один простой вопрос: “Почему, чёрт возьми, я с ним связался?!”. И ведь никто его за язык не тянул, чтоб так дерзнуть перед вышестоящим лицом. Но сделанного уже не воротишь. Оставалось лишь подождать исхода.

– Ты хороший солдат, – услышал он внезапно для себя и машинально поднял глаза на Джона. Тот продолжил. – Это похвально, что ты так чтишь устав. Такие солдаты как ты – редкость, сержант!

Глаза сержанта сразу же загорелись радостным сиянием от услышанного. Как он был рад увидеть лейтенанта, который не кричит на него, а смотрит с улыбкой и хвалит.

– Но пойми одну вещь, – продолжил Джон. – Не всё, чем мы тут занимаемся, обязано подчиняться уставу. Иногда приходиться поступать иначе. Оглянись, сержант! Мы в чужой стране. Кругом война. Тут не пройдут игры по честным правилам. Порой приходиться выполнять миссии, о которых остальному миру не обязательно знать. Понимаешь меня?

Джон двумя руками ухватился за плечи солдата, и тот в одночасье ощутил мощь этого воина, который определённо знал о чём говорил.

Может и вправду за этим стоит нечто такое, о чём обычному сержанту не положено знать? Может лейтенант выполнял особую миссию? А кто знает? Это же должно быть известно только ему и кому-нибудь из главнокомандующих. Может сегодня и решился исход войны? И теперь он – непримечательный парень из глуши Западней Виргинии неким образом связан с этим исключительным событием. Может и о нём вспомнят в книгах истории?

– Это секретное задание, и никто об этом не должен знать! Я не могу рассказать о миссии, иначе мне пришлось бы убить тебя. – Джон словно прочёл мысли простака и добавил. – Если ты выполнишь мою просьбу, обещаю сделать всё, чтобы тебя не забыли, когда настанет время торжества, хорошо?

Слова Джона гладили уши бедного сержанта. Он так и представлял, как возвращается в родные края и гордо красуется орденом перед всеми знакомыми. Он уже видел, как его статую ставят рядом со статуей героя Третьей Мировой Войны – его одногорожанина Дэвида Кроули, который спас во время войны 1200 сирот. Может и заслуга сержанта поменьше заслуги Кроули и жизнью он не рисковал, как последний, но кому до этого есть дело, когда на груди блестит эта ослепляющая золотая медаль героя войны?

Джон видел, как этот солдат уже достиг Валгаллы в своих грёзах. Он был у него в кармане. Джона это даже улыбнуло, впервые за весь этот кошмарный день.

– Так я могу рассчитывать на Вас, сержант?

– Конечно, сэр! – ответил он опьянённым голосом.

– Вот и отлично! Идите теперь на свой пост и продолжайте нести службу так же хорошо, как сейчас. И запомните, никому ни слова!

– Слушаюсь! – теперь уже с уверенностью произнёс пока ещё неизвестный массам герой.

Джон похлопал его по плечам и дал честь. Сержант даже чуть растерялся от наплыва гордости. Он тоже поднёс руку к виску и встал смирно, набрав полную грудь воздуха.

Джон опустил руку и поспешил удалиться, пока вокруг сержанта продолжал витать заряжённый патриотизмом и чувством гордости воздух.

– Сержант Даниэль Бракколи, – издалось из-за спины Джона. Он остановился.

Джон повернулся и непонимающе посмотрел на сержанта.

– Что, сержант?

– Даниэль Бракколи – мое имя, сэр. Когда сообщите руководству о миссии, не забудьте меня, пожалуйста.

Джон смотрел на сержанта и удивлялся, как можно быть настолько наивным, да даже нет, настолько тупым, чтобы не понять, что это обычный развод. А еще его сильно начало интересовать, люди выше какого уровня IQ могут призываться в армию Нью-Йорка. Джон мог бы с ходу назвать семь собак, которые были и то умнее сержанта Браколли. А он в жизни видел всего восемь собак.

– Хорошо, – еле уговорил себя ответить Джон.

– Бракколи, Вы запомните? Это как брокколи, только вместо О нужно говорить А.

Не верящий своим ушам Джон молча кивнул головой. И все-таки нет, Джон понял, что может назвать восемь собак – умнее, чем сержант. Больше терпеть глупости солдата Джон не мог. Он поспешил уйти оттуда.

Солдат же вернулся в комнату пропускного пункта и сел рядом с другим солдатом-вахтером. Второго солдата чуть удивил одурманенный сослуживец. Он смотрел на него и понимал, что тот витает где-то далеко в своих небесах.

– Ну что ты узнал у него? – спросил второй солдат, но не смог вернуть сержанта на землю. – Сержант, посмотрите! Лейтенант двигался на запад. Данные остались в резервной базе, но из основной они были стёрты несколько минут назад. Он что-то пытается скрыть.

Сержант медленно повёл на второго солдата свой взгляд.

– Если он удалил данные в основной базе, – сказал он каким-то пафосным, несвойственным себе голосом. – То и из резервной базы мы это обязаны стереть!

– Но так ведь нельзя! Что происходит?

Сержант одарил сослуживца странным взглядом, который то ли должен был напугать его, то ли заинтриговать. Но ни то, ни другое не получалось, ведь взгляд второго солдата был нацелен на муху, витающую безмятежно над головой сержанта. Бедная муха скорее всего и не подозревала, что кружится над будущим героем своей страны.

– Не спрашивай, что происходит, солдат!

– Но почему? – второй солдат продолжал больше смотреть на наглую муху, чем на сержанта.

Сержант взял паузу. Видимо она должна была подчеркнуть серьёзность происходящего и нагнетать обстановку.

– Если я скажу тебе, то мне придётся убить тебя.

Второй солдат с недоумением вглядывался в своего безумного собеседника.

…Джон проходил сквозь толпы солдат. Одни бегали, одни просто сидели в курилке, хотя сторонников традиционного курения становилось всё меньше и меньше. В эти дни больше встречались те, кто предпочитал сойлы – аппараты, которые прижимались ко рту и доставляли наслаждение сойлерам – принимающим этот наркотик – опьяняя их газом со всяческими психоделическими, наркотическими ингредиентами. Ещё больше было тех, кто предпочитал “Визуальный поток” – наркотик для глаз, или “Аудоирест” – аудионаркотики. Но солдатам такие развлечения не дозволялись во время войны, так что приходилось довольствоваться сигаретами – пережитками прошлого.

Пройдя мимо огромного количества военной техники и солдат, Джон наконец зашёл в медцентр. Глаза Джона пытались побыстрее привыкнуть к белым стенам медцентра и ярко-белому люминесцентному освещению.

– Обязательно такое яркое освещение? – спросил Джон, прикрывая ладонью глаза.

– Если свет яркий, значит так и нужно, – донёсся женский голос из-за стеклянной двери.

Джон прошагал вперёд. В комнате со стеклянными стенами, сидела девушка в белом докторском халате и обследовала руку одного солдата. Джон молча встал в сторонке и стал ждать. Длинноволосая девушка взяла со стола небольшой цилиндрический аппарат и одним из краёв наложила на раненую руку солдата. Рана, которая до этого красовалась на левом плече солдата и кровоточила, зашилась, не оставив малейшего следа, кроме уже потёкшей по руке крови. Девушка салфеткой потерла больное место и с руки бесследно пропали все напоминания о ране.

Солдат поблагодарил её и быстро удалился из медцентра. Девушка поставила все приборы на стол и встала. Только сейчас Джон заметил стоящего рядом с ней биоробота класса М-5 – робота, чей металлический скелет был покрыт пластической оболочкой, которое придавало ему формы человека, очертания человеческого тела и лица.

– М-5 4990, приберись тут, – сказала девушка роботу.

– Слушаюсь, Доктор Элиот! – ответил робот с мягким женским голосом, хотя нотки механического начала в нем всё же улавливались.

Девушка повернулась в сторону Джона и с улыбкой на лице посмотрела на него. Джон не мог оторвать взгляд от её больших зелёных глаз и румяных щёк. Он смотрел ей в глаза, горя желанием утонуть в их безграничной красоте. Если б только он мог, он тотчас же бросился бы в эти зелёные реки радужки с оттенками жёлтого и голубого. Эти реки с бешеным потоком унесли бы его в глубины её глаз, в эту пленяющую черноту, туда, где стирается грань между реальностью и вымыслом, между вселенной и пустотой. Если бы он мог… Но он способен лишь издали наслаждаться их видом.

– Опять ты засмотрелся, – неловко произнесла она.

– Опять, – неловко ответил он.

Они встретились взглядами на мгновение и снова отвели глаза в сторону. Но улыбка на лице Джона простояла недолго.

– Что-то стряслось, Джон? – заметив это, спросила девушка.

– Нужно поговорить наедине.

Девушка неоднозначно посмотрела на него. Она знала, раз он так огорчён, значит произошло нечто важное.

– М-5 4990, зайди на дежурство вместо меня, – снова обратилась она к мед-роботу.

– Слушаюсь, Доктор Элиот, – вновь послышался нежный голос из уст робота.

Девушка пошла в глубь медцентра, Джон последовал за ней.

– И часто за день ты слышишь это “Слушаюсь, Доктор Элиот”?

– Достаточно, чтоб уже не обращать внимания.

Девушка дошла до кабинета, на верху которого большими золотыми буквами на табличке чёрного цвета красовалась надпись: “Доктор Джейн Элиот”. Джейн и Джон зашли внутрь. Джон закрыл за собой дверь на замок.

– Что-то серьёзное произошло, как я понимаю, – сказала Джейн.

Джон бросил на неё пронзающий взгляд. Джейн ещё не видела Джона таким подавленным. Что могло сломать такого сурового воина? Джона она знала очень долго. Доктор видела его всякого – задумчивого, веселого, еще чаще безэмоционального настолько, что казалось, будто Джон – не человек, а кусок льда, сурового, бесцеремонного, воинствующего куска льда. Но вот такого озадаченного и подавленного Джона она еще не видела. Она пыталась понять, что гложет его и одно знала точно – что бы это не было, это нечто слишком значимое.

Джон молча уселся на кресло перед рабочим столом Джейн. Он посмотрел на неё, но скоро отвёл глаза в сторону, не сумев найти подходящих слов, чтобы начать свой рассказ. Джон опустил голову. Послышался его тихий голос, наполненный горечью и сожалением:

– Я хочу показать одну вещь…

Джейн, конечно же, уже не терпелось понять в чём дело. Джон набрал на голографическом экране гаджета, прикреплённого к руке, какие-то команды. Через пару секунд началась воспроизводиться запись. Первый же кадр сразу заставил Джейн замереть на месте. На экране был Наби – старый лидер частички лидийской армии – полка, откуда родом и она, и Джон.

“Нет времени долго объяснять, что происходит, Джон, – началась трансляция записи. – Случилась беда. Они засекли наше местоположение. Видимо, боя нам не избежать… Так полагаю, нам не устоять перед роботами. – На заднем плане послышался взрыв, да так, что Джейн затаила дыхание, пока на экране старик лишь легонько пригнулся, словно это какой-то фейерверк снаружи взорвался, а не граната. – Не переживайте за нас. Не бывает войн без жертв, дети мои. Богам войны нужно подносить жертвы… и сегодня этими жертвами оказались мы… – стали слышны выстрелы и крики снаружи шатра Наби. Старик выдохнул тяжело и продолжил. – Сегодня мы – все тут находящиеся – проиграем битву, как не прискорбно. Но завтра вы выиграете войну для всех нас. Поняли?! Нужно спешить, пока и вас не раскрыли. Завершите операцию “Архангел”, Джон… Больше всего сейчас я бы хотел признаться тебе насколько ты важен для меня. Единственное, чего в жизни я боялся – признаться тебе – ученику, лучшему из лучших – об этом. Жаль, что так и не выдалось возможности лично тебе сказать… О, да! Чуть не забыл, береги Джейн! – старик улыбался довольный и счастливый. – Удачи вам, ребята!”.

Запись на этом оборвалась. Джейн замерла на месте. Она наконец подняла взгляд и посмотрела в глаза Джону.

– Джон, что всё это значит?

– Лагерь уничтожен, – послышался холодный голос Джона.

В комнате воцарилась тишина. Джейн всё ещё не могла полностью осознать слова Джона. Но бессознательное отрицание услышанного постепенно отступало. Теперь она поняла откуда в голосе сидящего перед ним воина, почти в два метра ростом, эта безысходность и детская беспомощность. Но её мозг отказывался принимать слова Джона. Она не хотела верить увиденному, верить, что лагерь уничтожен.

– Нет… нет. Этого не может быть! – произнесла она чуть ли не шёпотом.

Джон бросил на неё свой взгляд, наконец осмелился посмотреть в глаза.

– Каналы связи были сорваны. Когда я получил сообщение, отряды биороботов уже были там. Они не успели сменить дислокацию или хотя бы организовать нормальную оборону, – рассказывая Джейн об этом, Джон видел, как её зелёные глаза покрывались тончайшим слоем слёз. Теперь её глаза сияли ещё ярче и ещё сильнее очаровывали Джона. Он понимал, что это блеск от боли и страданья, но, чёрт возьми, как она была красива! Как же он наслаждался её божественным ликом. Джон знал, что в момент горя, когда он потерял своих братьев по оружию, когда его армия на грани поражения, а родина на грани уничтожения, он не имеет морального права думать о губах Джейн, любоваться её идеально красивыми, такими необычно большими глазами. Джон понимал, что поступает неправильно, но он не мог сопротивляться. В конце концов, он ведь тоже человек. Ему тоже не чужды чувства. Хотя Джон не показывал свою внутреннюю борьбу, он боялся, что Джейн может заметить его всепоглощающий взгляд и не понять его. Он продолжил рассказывать. – Я сразу направился к лагерю, но всё что я там нашёл, только… только тела… Я хотел бы быть там и сражаться с остальными. Но…

Джон замолк. Слова больше не лезли. Джейн плакала, но изо всех сил пыталась держать себя уравновешенно. Джон не пытался утешить – он знал, что слезы помогут успокоится.

Джейн молча стёрла с лица слёзы.

– Выходит, мы остались вдвоём? Все мертвы? – спросила она низким голоском, понимая, что ответа слышать она не хочет.

– Да, Джейн, – продолжая смотреть куда-то в сторону, ответил Джон.

Слова звучали как приговор.

– Что будем делать? – снова заговорила она после долгой паузы.

– Ты останешься тут до вечера. Я пойду за взрывчаткой. Вечером встретимся у моей комнаты, – слова Джона, как всегда, звучали сурово. – Ты знаешь свою часть миссии.

Джейн на секунду застыла. Неужели наконец настал этот день! Неужели совсем скоро они с Джоном воплотят в реальность своё предназначение!

Джон встал с места и поправил форму.

– Мы быстро справимся со всем.

– Буду ждать тебя, Джон…

И снова их глаза отражались друг в друге.

Джон молча повернулся к двери.

– Теперь у нас никого больше нет, кроме друг друга, – услышал он за спиной.

– Знаю, – послышалось в ответ.

Джон вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. А Джейн продолжала стоять на месте и таращиться на такую же белую, как и вся комната, дверь кабинета.

4

Джон стоял в серой, небольшой комнате, где были только столик, стул и кровать. Он смотрелся в зеркало, висящее на стене. Трудно было понять, что крутится сейчас в его голове, но в глазах ясно читалось отчаяние.

Джон потянул зеркало на себя. За ним скрывался сейф. Распознаватель сетчатки глаза отсканировал глаза Джона. Потом Джон прислонил безымянный палец к маленькому отверстию. Его отпечаток тоже был опознан. Раздался негромкий щелчок. Джон открыл дверце сейфа. Там лежало три взрывчатки.

Вечерело. Испепеляющее солнце светилось усердно, да так, будто хотело уничтожить всё живое в этой проклятой пустыне. Хотя и уничтожать особо было нечего. Война и без того истребила почти всё, что дышит.

Небо уже раскрасилось в оранжевый цвет. Трудно было различать, где заканчивается пустыня и начинается небо. Если бы не охлаждающая система внутри базы, то эта крепость тоже бы превратилась в очередной оазис, который медленно, но верно испаряется под влиянием невыносимо жаркой погоды. Температура в 60 градусов Цельсия давно уже превратилась в норму не только в суровейших условиях пустыни, но и за её пределами, где, казалось бы, должно было быть иначе, намного прохладнее. Но Земля давно перестала быть зелёной планетой. Абсолютное большинство территорий Земли покрылись песком уже к середине прошлого века. Реки и леса превратились в нечто редкое и эксклюзивное. Даже океаны начали безвозвратно отступать. И солнце лишь пользовалось этим. Оно безжалостно напоминала людям о своём величии и об упущенном людьми шансе, об уничтоженном ими рае.