Текст книги "Любовь сквозь мрак (СИ)"

Автор книги: Ардана Шатз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

5.

Мы бежали по длинным коридорам, сворачивая то влево, то вправо. Я старалась смотреть только под ноги, до смерти боясь споткнуться и упасть. Несколько длинных лестничных пролётов вышибли из меня остатки дыхания. Сердце подскакивало к горлу, а лёгкие горели, но тело подгонял дикий страх, и оно не желало останавливаться даже тогда, когда мой спаситель резко замер перед одной из дверей. Я чуть не врезалась в стену, но он скупым движением дёрнул меня на себя, одновременно проводя рукой по дверной ручке снизу вверх, словно поглаживая её. Дверь распахнулась, и парень толкнул меня вперёд, проскальзывая вслед за мной. Звук закрывающейся двери выпустил из меня остатки сил. Я опустилась на колени, а потом растянулась прямо на потёртом ковре. В комнате было уже почти совсем светло, значит, солнце скоро встанет, а я всё ещё жива. Парень переступил через меня и прошёл к дальней стене. У меня не хватало сил поднять голову, так что я видела только его ноги. Он некоторое время топтался у какого-то шкафа, а затем развернулся и подошёл ко мне. Наклонился и положил у моего лица толстую книгу с распухшими страницами.

– Открой.

Я оперлась на руки и приподнялась. Подтянула к себе уставшие ноги, села на колени и взяла в руки книгу. Она оказалась тяжелее, чем была на вид. Я наобум раскрыла книгу и посмотрела на страницы. Огромная красная буквица, вслед за которой вился мелкий, но чёткий почерк. Разбирать текст было не в пример сложнее, чем на привычных печатных страницах, но адреналиновый всплеск пока не улёгся, и я заскользила глазами по строчкам, выхватывая знакомые слова, которые в прямом переводе дали бы весьма косноязычный результат. Но бесконечные часы практики как на парах, так и дома намертво вбили в сознание привычку охватывать предложение целиком, видя не отдельные слова, а их сочетание и, как итог, смысл. Я медленно двигалась взглядом по странице, давая вскипевшим мозгам привыкнуть к почерку и вникая в неизвестный текст. Не дожидаясь команды, я вернулась к началу абзаца и начала читать вслух. Каждое следующее предложение давалось легче, и я мысленно выдохнула, радуясь, что мне не отшибло память на ненавистную латынь.

“Далее, в бесконечном множестве тел заключено уже бесконечное количество

мяса, крови, мозга; хотя они и обособлены друг от друга, но тем не  менее

существуют – и каждое в бесконечном количестве, а это уже бессмысленно. А

что они никогда не разъединяются, это говорится не вследствие достоверного

знания, но правильно, так как свойства неотделимы.”

– Отлично. – Он снова наклонился надо мной и выхватил книгу из рук. Захлопнул её и выпрямился. – Переводить ты умеешь.

Я слегка напряглась от его резких движений, но не удержалась от комментария:

– Ты уверен, что я не сочиняла на ходу, пользуясь твоим незнанием?

Он даже не моргнул. Смотрел всё так же спокойно, без малейшего намёка на сомнение.

– Ты сейчас едва дышать можешь от ужаса, не то что лгать. Так что да, уверен. – Он бросил взгляд в окно и тяжело вздохнул. Только сейчас я увидела, что несмотря на все его спокойствие и равнодушие, он чертовски устал. – Вставай. У меня есть ещё часа полтора на сон, и я не собираюсь их терять.

Я поднялась и только сейчас осмотрелась. Небольшая комната, метра три-четыре в длину и чуть меньше в ширину. Прямо напротив двери окно, под ним стол, заваленный книгами и бумагами настолько, что было удивительно, как они помещаются на столешнице, по правой стене узкая кушетка, возле которой на полу тоже громоздились стопки книг, чуть дальше из-за тёмной ширмы виднелась кровать. По левую руку сразу у стола книжные шкафы, комод с какими-то склянками на нём, и почти рядом со мной плотно закрытая дверь.

Парень указал мне на кушетку и я с облегчением тут же на неё свалилась, сбрасывая кроссовки. Сам же он прошёл к кровати и кинул мне подушку. Плоская как блин, но я была рада и такой подачке. Накопившаяся усталость требовала тут же уснуть. Я сунула подушку под голову, и меня придавило осознанием произошедшего. Тело просило выбросить все мысли из головы и спать, но сон не шёл. У себя дома я привыкла к круглосуточному шуму за окном, а здесь было слишком тихо. Шуршание одежды сменилось кряхтением деревянной кровати под весом парня. Потом всё стихло, но тут кровать снова скрипнула, а вслед за ней и пол. Шаги проследовали от дальнего угла ближе ко мне, и я собиралась повернуться, но сил не было. Пусть делает со мной, что захочет. Плевать. Уже просто плевать. Снова шуршание и на меня опустилось какое-то покрывало. Я едва смогла пробормотать “Спасибо” и вырубилась.

6.

Когда проснулась, комнату вовсю заливал солнечный свет. Моего странного знакомца не было на месте. Значит, и правда поспал полтора часа и ушёл. Куда? В любом случае спасибо, что не стал будить. Я немного полежала, потянулась и решила, что нужно осмотреться. Хотя комната была столь мала, что я уже увидела всё, что можно было. Обычная мужская комната. Ни единого зеркала, лёгкий бардак, пыльное окно, которое, кажется, никто не мыл с момента постройки здания. Хотя оставалась дверь в стене напротив. Я на цыпочках подошла к ней и прислушалась. Ни звука. Что же, рискнём. Осторожно дотронулась до ручки и медленно потянула на себя, замирая через каждый миллиметр. Но дверь открылась без скрипа. Стоило мне бочком всунуться в дверной проём, на стенах вспыхнули свечи в стеклянных колбах. Удобно. Я очутилась в крохотной ванной комнате. Здесь же обнаружилось и небольшое зеркало на стене, заглянула в него. Ну, ничего другого я не ожидала. Попробовала пригладить растрепанные темные пряди руками, но стало ненамного лучше. Под невысоким столиком, на котором стоял жестяной таз, обнаружился широкий кувшин. Я немного плеснула из него в таз, убедилась, что это чистая вода, и позволила себе умыться. Надеюсь, хозяин комнаты не прибьёт меня за то, что трогаю его вещи. Очень хотелось почистить зубы и принять душ, но лезть в подобие ванны, над которой висела кадка с цепью, я не рискнула. Вернулась в комнату и начала ходить туда-сюда. Выглянула в окно, но из него было видно только густой лес внизу. От скуки начала рассматривать книги возле кушетки. Сплошь научные труды. Странно, издалека казалось, что на обложке начертаны какие-то непонятные закорючки, похожие скорее на выдуманные рунические символы, но при ближайшем рассмотрении они складывались в понятные слова. Я полистала книги, но они все быль посвящены тем сферам науки, в которых я слишком плохо разбиралась. Какая-то метафизика, алхимия, биология и анатомия. Рыться в комоде я не рискнула, хотя любопытство нашёптывало, что можно попробовать. Но испортить отношения с этим парнем для меня означало неизбежную смерть. Поэтому я ограничилась поверхностным осмотром склянок. Все пустые, с белёсым налётом и разводами. Я сама никогда не отличалась особой чистоплотностью, но эти колбочки и пузырьки вызывали зуд под кожей. Хотелось закинуть их в раковину и хорошенько залить фейри, а потом до скрипа отдраить.

Я изо всех сил старалась занять себя хоть чем-то, лишь бы не оставаться наедине с мыслями о моём положении. После сна, да ещё и при ярком свете вчерашнее потрясение казалось не таким реальным, но я даже не сомневалась, что попробуй я выйти из комнаты, сюда я уже больше не вернусь. Да и вообще не доживу до следующего утра. И как вернуться к себе, я не имела ни малейшего представления. А что самое страшное, если всех пришелиц в этот мир убивали вместо того, чтобы выдворить их без права возвращения, значит, и местные не знали способа.

Я попыталась вспомнить фразу, нацарапанную на парте ещё в моём мире. Но помнила только общий смысл. Дословно воспроизвести её я так и не смогла. А произносить вслух варианты, перебирая формулировки в поисках нужной, я не рискнула. Неизвестно ещё, чем может обернуться такая самодеятельность.

Рано или поздно скука дала свои плоды, и я задремала. Весь день я посматривала в сторону мягкой кровати, но играть в трёх медведей было боязно. Так что вновь пришлось лечь на жестковатую кушетку. Хлопок закрывающейся двери в мгновение заставил меня вынырнуть из неглубокой дрёмы. Я рывком села и потёрла лицо, чтобы не выглядеть сонной. Мой новый знакомый держал в руках стопку книг, а на его согнутом локте висела большая корзина, накрытая тканью.

– Извини, забыл, что тебе нужно есть.

Он огляделся, сделал шаг ко мне и поставил тяжёлую корзину на мои колени. Книги свалил кучей рядом с кушеткой.

Из-под светло-серой ткани до меня донёсся аромат хлеба. Я с наслаждением вдохнула его, но поняла, что есть совсем не хочется. Сейчас важнее было другое. Сотни вопросов в моей голове требовали ответа.

– Прости. Мы можем поговорить?

Я поднялась, отставляя корзину в сторону. Было неловко разговаривать с человеком, который ходил по комнате, то роясь в бумагах на столе, то ища что-то в комоде.

– Будет лучше, если ты сперва поешь. Потом я объясню тебе правила. А потом ты задашь вопросы.

– Я… я не хочу есть.

Он резко повернулся.

– Любопытно. Хорошо, тогда начнём. Послушай…

– Элина.

– Что? – Он поставил на комод какой-то камень и наклонил голову.

– Моё имя. Мы ведь до сих пор не познакомились.

– Элина… Элина… Хм… Не пойдёт. Ладно, потом этим займёмся. Эйден Гранд.

Я кивнула, а Эйден приблизился ко мне и сел на край кушетки, жестом предлагая сесть и мне.

– Элина… Ты не выйдешь отсюда, пока не прочтёшь вот это. – Он наклонился и поднял с пола принесённую стопку книг. Я насчитала четыре корешка. – Это общая история для школьников, география, карты я завтра постараюсь принести. Словарь современной лексики и свод правил этикета. Без знаний хотя бы этих основ тебя моментально разоблачат. Даже если ты сменишь одежду. Но о ней позаботимся после.

7.

Я приняла книги из его рук и кивнула. Значит, он всё же планирует рано или поздно выпустить меня отсюда. Насколько скоро – зависит только от моей способности впитывать информацию, но за пять лет в универе на филологическом учишься поглощать куда больше книг одновременно. И не бездумно прочитывать страницу за страницей, но и запоминать прочитанное. С непрофильными предметами это окажется сложнее, но сейчас у меня не предвиделось других занятий.

– Из комнаты ты не выходишь ни под каким предлогом. Дверь запирается магией, так что не надо пытаться её вскрыть. Ни при каких обстоятельствах не подаёшь голос. Если кто-то стучит и просит открыть, ответить, позвать меня – замираешь и сидишь тихо, пока я не вернусь.

Я снова кивнула. Несложные правила. Логичные и чёткие. Никаких “ни за что не открывай третий ящик второго комода в пятую ночь после полнолуния”.

– Чтобы наша… кхм… совместная жизнь была выгодна нам обоим, ты должна начать уже завтра делать переводы. – Он поднял ладонь, предупреждая мои вопросы. – Я тебе всё объясню. Запомни главное – теперь рискуешь не только ты. Если тебя поймают, разоблачат, вычислят, меня повесят как укрывателя. Но моя смерть будет лёгкой по сравнению с твоей. Поверь.

Я снова кивнула. Сложно было сомневаться. Такой спокойный и невозмутимый Эйден сейчас выглядел очень встревоженно.

– Я поняла. – В горле пересохло, и я облизнула губы.

– Теперь давай займёмся твоим именем. Элина звучит красиво, но слишком необычно… для нас. Так-так-так… – он пощёлкал пальцами. – Как насчёт Линн? Немного созвучно, будет проще привыкнуть.

Я пожала плечами. Да хоть Навуходоносором пусть меня называет. От меня сейчас мало что зависит. Только изо всех сил стараться мимикрировать.

– Линн Ангрен. Теперь это твоё новое имя. Сделай так, чтобы оно впечаталось в сознание. Старое имя придётся забыть, увы. Ты должна моментально реагировать. Без заминки. Сказали “Линн” – ты откликаешься. “Мисс Ангрен” – ты должна ответить. Никаких раздумий.

– Мне нравится.

Показалось, что на усталом лице промелькнуло подобие улыбки. Но я не могла ручаться.

– Твоя история будет максимально проста. Пятикурсникам разрешается нанимать помощников. Те занимаются хозяйством, помогают с ведением бумаг, выполняют мелкие поручения. Хотя помощники ночуют в отдельном крыле, не возбраняется селить их в своей комнате. На случай срочной или ночной работы.

Я фыркнула. Представляю себе эту “ночную работу”. Эйден неожиданно усмехнулся.

– Бывает и такое. Но те, кто пришли в Академию получать знания, а не ради галочки в родовом свитке, пользуются только бытовыми услугами помощников. Для большей убедительности я бы поселил тебя отдельно, к тому же здесь, как видишь, не так много места, но рисковать я не могу. Не беспокойся, как только я тебя представлю декану, я позабочусь о приличном одеяле и подушке. Если тебе ещё что-то потребуется, запиши, постараюсь помочь.

Он замолчал, выжидательно глядя на меня. Пришло время моих вопросов.

– Я смогу отсюда когда-нибудь выбраться?

Его взгляд сменился на удивлённый

– Я же только что объяснил… а, ты не об этом. Не хочу лишать тебя надежды, но история пока не знает ни одного случая возвращения. Но если мы чего-то не знаем, это не означает, что этого не существует. Поэтому давай сперва займёмся твоей подготовкой, чтобы ты смогла хотя бы покидать комнату.

– Сколько у меня вообще есть времени? Ты ведь рано или поздно закончишь учёбу и уедешь. А помощница не может находиться здесь без того, кому она помогает.

– Три месяца с четвертью.

– Всего сто дней, – пробормотала я, но Эйдан возразил – Семьдесят восемь.

– Сколько у вас длится месяц?

– Четыре недели по шесть дней.

Просто отлично. У меня меньше трёх месяцев, чтобы что-то придумать. А я даже не знаю, с чего начать.

– А что потом? После того, как ты покинешь Академию?

– Всё зависит от того, что найдётся в нужных книгах.

Мы опять вернулись к моим обязанностям.

– Эйден, что ты изучаешь? Что именно я буду искать?

– Ты будешь только переводить. Искать буду я.

– Ты представляешь, сколько времени займёт перевод одной книги? А тебе наверняка понадобится больше. Ты же знаешь, по какому принципу пишутся научные работы. Из всей воды можно выжать тонюсенькую методичку, где всё будет по сути. Если я буду знать, что искать, тебе же самому будет удобнее.

Он поморщился.

– Надо что-то делать с твоей лексикой. Но я тебя понял. Надеюсь, и ты меня поймёшь. Но это завтра. Сегодня уже поздно для лекций.

8.

Следующие четыре дня были неотличимы друг от друга. Эйден с самого утра уходил на занятия, к обеду приносил полную корзину еды и всё новые и новые книги. Они громоздились уже везде, так же как и мои записи. Совершенно неудобная система свитков меня доконала на второй же день и я выпросила у Эйдена нож, нитку с иголкой и чистые свитки. До сих пор непонятно, почему в мире, где уже открыто книгопечатание, до сих пор не изобрели обычные тетради. Я, как могла, сделала себе блокнот для записей. Теперь хотя бы писать было удобнее. Чернила и перо всё ещё оставляли кучу помарок, но мне было плевать. Главное, что я сама могла разобраться в своих записях. После короткого перерыва Эйден вновь исчезал за дверью, а я продолжала погружаться в особенности этого мира. Когда больше не могла впитывать новую информацию, делала перерыв на еду и бралась за латынь. Это занятие поначалу давалось со скрипом, но мало-помалу я выработала удобный способ работы. Вместо полного перевода каждого предложения сперва прочитывала абзац целиком и конспектировала содержание. Получалось что-то вроде шпаргалок, которыми мы пользовались ещё на втором курсе.

Когда я повторила вопрос касательно темы перевода, Эйден замялся. То ли сам не мог сказать, что именно он хочет найти, то ли боялся, что я не пойму. Впрочем, “замялся” – слишком плохо подходило ему. Он просто всё с таким же невозмутимым видом взял паузу и около минуты сверлил меня взглядом.

– Кровь. Всё, что может быть связано с кровью. Рецепты, поверья, легенды. Особенно обращай внимание на магию, замешанную на крови. Алхимия, проклятья, опыты на людях.

Я похолодела. Так ли безопасно находиться рядом с Эйденом? Учитывая, как высоко здесь ценится кровь таких как я. Кто знает, на какую тему он будет защищать свою выпускную работу.

– Не беспокойся. Ценность твоей крови была обнаружена гораздо позже написания этих книг. Вряд ли ты обнаружишь в них что-то, что могло бы касаться тебя напрямую. Мне всего лишь нужно знать истоки. Возможности. И если в самом крайнем случае мне понадобится кровь попаданки, я знаю куда более простой способ достать её, чем использовать тебя для этого и вскрывать тебе вены.

– Почему у вас не изучают латынь, если на ней написано столько книг?

Я поспешила сменить тему, а то от слов про вены в горле встал неприятный комок. Эйден пожал плечами.

– Это мёртвый язык. В нашем мире ею сейчас владеют не больше десятка человек. И они слишком дорожат своими привилегиями, чтобы учить других. Книги есть, а читать их некому. А вот откуда ты её знаешь? Латынь жива в вашем мире?

Я покачала головой.

– Мы учим её в университете. Хотя все книги уже давно переведены.

Его брови на секунду взметнулись вверх. Надо же, я смогла его удивить.

– Значит, у тебя есть образование. Похвально. Сколько же тебе лет?

– Двадцать. Как и тебе, примерно?

– Двадцать три. Академия принимает учащихся исключительно старше семнадцати лет. Значит, в вашем мире все могут читать на латинском?

– Нет, только историки, филологи, юристы и медики. И то не все.

– Медики – это от медицины? Целители, одним словом?

Я кивнула.

– Юристы и филологи?

– Первые занимаются судебными спорами. Вторые – изучают язык и литературу.

Он хмыкнул.

– Довольно бесполезные знания. Языку учат с ранних лет, для чего тратить время на это в университете?

– Чтобы уметь читать на латыни!

Хоть я и сама считала, что филологический факультет выпускает не таких ценных и востребованных сейчас специалистов, как технические факультеты, но презрительный тон заставил чересчур громко и с вызовом бросить последнюю фразу.

– То есть ты из филологов. Ясно.

Он вернулся к своим занятиям, а я вновь уткнулась в книгу. Внутри кипела обида, хоть я и понимала, что обижаться особо не на что. Я и сама выбрала филфак в том числе по причине “легче поступить”. На первом месте стояла любовь к чтению, на втором – не такой высокий конкурс, как на престижных факультетах, и только на третьем – желание в будущем связать свою жизнь с окололитературной темой. Стать журналистом или работать в издательстве. В семнадцать лет сложно однозначно сказать, кем ты хочешь быть. Порой люди и в тридцать, и в сорок лет с трудом отвечают на этот вопрос. Что уж говорить о вчерашних школьниках.

9.

На пятый день моего пребывания в добровольно-принудительном заточении Эйден вернулся в комнату буквально через час после ухода. Я только-только взялась за чтение основ этикета, как дверь приоткрылась и мой сосед проскользнул в комнату, моментально запирая дверь за собой.

– Ты рано.

Он поставил передо мной новую корзинку, на этот раз, кроме хлеба, сыра и мясных пирогов, в ней были фрукты и овощи. Я тут же схватила яблоко, понимая, как мне не хватает полноценного рациона.

– Сегодня нет занятий. День для самостоятельного изучения предметов. Предполагается, что студенты будут сидеть в библиотеке над книгами и свитками. На деле же, – С этими словами он подошёл к комоду и вывернул один из ящиков на пол. Вниз полетела куча одежды, – все используют это время для личных дел. Как, например, стирка, уборка или прогулка в ближайший посёлок для пополнения припасов.

От комода он направился к кровати и в общую кучу на полу полетело постельное бельё. Эйден взмахнул рукой и всё, что валялось на полу, поднялось в воздух, закручиваясь в тугой комок. Затем опустилось в пустую корзину, стоящую в углу.

– Вот именно для этого все и обзаводятся помощницами. Чтобы самим не бегать в прачечную или табачную лавку.

Я представила студентов, вереницей бредущих по каменным коридорам с корзинами, полными белья. Почему-то вспомнились книги о мальчике-волшебнике. Там такими вещами никто из учеников не занимался.

– У вас нет специально обученных эльфов-рабов для подобных задач?

– Эльфов не существует. Это сказки. Ты вроде бы уже должна это знать. – Он кивнул на мои книги. – И кто такие рабы?

Вот тут пришло уже моё время удивляться. Неужели в их мире обошлось без эпохи рабовладельчества? Мне казалось, каждая цивилизация рано или поздно проходит этот период. Эйден ждал ответа, и мне пришлось напрячься, чтобы как можно более точно и коротко объяснить ему.

– В вашем мире лишают свободы и эксплуатируют людей против их воли и без каких-либо на то оснований? Просто потому, что могут? Делают человека чужой собственностью? Что за дикость!

– Сейчас уже нет. – Я умолчала о том, что торговля людьми в нашем мире до сих пор жива, хоть и преследуется законом.

– А ты ещё говорила, что казнь преступников – это варварство.

Он передёрнул плечами, забрал корзину с бельём и вышел за дверь. Я осталась наедине с раскуроченной комнатой. Что же, у меня суббота тоже была днём уборки. Я вернула выдвинутый ящик обратно в комод, застелила кровать покрывалом. Расставила книги по аккуратным стопкам, поправила закладки и свои конспекты, собрала с ковра крупные крошки и осмотрелась. Комната стала чуть уютнее, только смущало заляпанное окно. Эйден запретил открывать его до тех пор, пока мне нельзя будет выходить из комнаты.

Местный вариант формы он принёс мне ещё вчера. Пока его не было, я примерила – свободная чёрная юбка до середины голени с высоким поясом, тёмно-серая рубашка со стоячим воротом и отдельный широкий ремень с чем-то, напоминающим два вместительных кармана. Вся эта конструкция надевалась поверх юбки и, как сказал Эйден, предназначалась исключительно для помощников. В довершение всего – полуботинки на шнуровке и невысоком каблуке. Одежда оказалась мне впору, хотя ботинки могли бы быть поудобнее.

Вся эта красота сейчас лежала в одном из ящиков комода. Я отвоевала право ходить в джинсах и футболке, пока сижу взаперти.

Эйден вернулся с пустыми руками. Сказал, что чистые вещи доставят к двери комнаты ближе к вечеру. Уселся за стол и зашуршал конспектами. Я же осталась сидеть на полу, привалившись спиной к кушетке. Давняя привычка, приобретённая в ту пору, когда после переезда в новую квартиру жила без мебели. Какое-то время мы оба читали, но потом я поднялась размять затёкшие мышцы.

– А чем занимаются обычные студенты в этот день? Те, что не повёрнуты на научных исследованиях.

Кажется, он тоже с удовольствием прервался. Во всяком случае теперь я разговаривала не с его напряжённой спиной.

– То есть почти все, кто сейчас в Академии.

Ему невероятно шла улыбка. Привычная маска безразличия соскользнула, обнажив полное жизни лицо. Я не удержалась от ответной улыбки.

– Те, кто закончил с делами, предаются сладостному безделью. Кто-то до ночи шляется по соседнему городку, оставляя в кабаках присланные родителями деньги, кто-то закатывает попойки у себя в комнатах. Завтра официальный нерабочий день. Так что если сегодня преподаватели, которые тоже, впрочем, заняты своими личными делами, ещё могут погрозить пальцем и отчитать за то, что ты не корпишь над книгами, то завтра все будут бездельничать с полным на то правом. Первокурсники зовут этот день отсыпным, наш же, пятый курс – похмельным.

Я снова улыбнулась. Не так уж сильно отличаются наши миры в деталях. Хотя здесь просто идеальная, на мой взгляд, неделя. Четыре рабочих и два выходных дня.

Эйден напоследок усмехнулся, и его лицо опять окаменело. Он вернулся за стол, а я решила пройтись по комнате, разминая плечи. Два шага туда, два – обратно. У заключённых и то больше пространства. Не успела я закончить разминку, как в дверь кто-то загрохотал. Судя по тому, как она тряслась – пинали ногами.