Текст книги "Государство и анархисты (старая орфография)"

Автор книги: Апполон Карелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Государство и богатые

«Такъ какъ пролетарію нечего терять, то онъ не нуждается въ государственной охранѣ для своего „ничто“. Напротивъ, онъ можетъ даже поживиться кое чѣмъ, если государственной охраны лишаются люди, опекаемые государствомъ». (Штирнеръ).

Пока имѣются правители и подвластные, пока существуетъ государство, до тѣхъ поръ будетъ существовать власть и она будетъ принадлежать правителямъ, которые въ большей или въ меньшей степени, являются креатурами экономически сильныхъ группъ общества.

Характерно, между прочимъ и то, что чѣмъ, "демократичнѣе" страна, тѣмъ большее вліяніе оказываетъ на правительство классъ капиталистовъ.

Намъ говорятъ, всетаки, что такъ какъ государство имѣетъ цѣлью защиту своей политической самостоятельности отъ попытокъ другихъ государствъ уничтожить ее, то оно защищаетъ такимъ образомъ всѣхъ своихъ гражданъ; что, слѣдовательно, оно нужно не только богатымъ, но и бѣднымъ.

Но, если бы не было государствъ, то не было бы и нужды въ такой защитѣ, такъ какъ нападающей стороной всегда является государство. "Государственная власть, – говоритъ Л. Н. Толстой, – не только не спасаетъ отъ опасности нападенія сосѣдей, а, напротивъ, она-то и производитъ опасность нападенія".

Не надо также забывать, что политическая самостоятельность нашего времени сводится къ праву на грабежъ трудящагося населенія данными правителями и данными богачами.

Государство, всей своей налоговой системой, своей воинской повинностью, всѣми своими гражданскими и уголовными законами, способствовало обѣдненію небогатыхъ труженниковъ и обогащенію болѣе или менѣе богатыхъ собственниковъ. Оно само было эксплуататоромъ и всячески помогало эксплуататорамъ.

Современное государство, какъ демократическое, такъ и деспотическое, это – такое архическое состояніе общества, при которомъ все предоставлено игрѣ экономическихъ силъ, при наличности всѣхъ шансовъ на побѣду наиболѣе сильныхъ (экономически и политически) группъ населенія. Сильныя группы населенія, это – правители, отнимающіе у населенія продукты труда разными налогами, это – капиталисты, такъ или иначе выжимающіе изъ того же населенія прибавочную стоимость.

Что касается до лицъ, живущихъ заработной платой, то эта группа является одной изъ самыхъ слабыхъ экономически и политически группъ.

Правители опираются на богатые классы общества, поддерживаются силою послѣднихъ и, въ свою очередь, увеличиваютъ силу богатыхъ. Но правители и сами по себѣ представляютъ экономическую силу, располагающую коллоссальными средствами, благодаря тому, что они обираютъ трудящееся населеніе еще на большія суммы, чѣмъ богатые слои населенія.

Вполнѣ понятно, что интересы эксплуататоровъ – правителей, такъ же, какъ интересы эксплуататоровъ-капиталистовъ противоположны интересамъ эксплуатируемыхъ классовъ общества.

Собираемыя въ видѣ налоговъ средства громаднѣйшей своею частью распредѣляются между правителями и ихъ подручными – гражданскими, военными и духовными чиновниками. Создается громадная поддерживающая верховныхъ правителей организація, члены которой или подкуплены жалованьемъ или (какъ солдаты, напримѣръ) содержатся за счетъ правительства.

Тѣмъ не менѣе, вся эта поддержка, какъ ни велика она, не такъ еще сильна, чтобы не бояться возстанія народа. Правительство естественно старается опереться на ту часть населенія, которая не живетъ на счетъ податей, а тратитъ свои "рентные" доходы.

Свой своему по неволѣ братъ и эксплуататоры-правители опираются на эксплуататоровъ, формы эксплуатаціи которыхъ отличаются отъ формъ правительственной эксплуатаціи.

Правительство, защищая свою форму эксплуатаціи, не можетъ не защищать и другіе ея виды. Являясь защитниками капиталистовъ, правители, въ свою очередь, опираются на послѣднихъ, въ свою очередь находятъ въ нихъ защитниковъ и защитниковъ сознательныхъ – не за страхъ, а за совѣсть. Взаимная выгода сближаетъ двѣ эксплуатирующія группы: эксплуататоръ естественно поддерживаетъ эксплуататора, разъ они не мѣшаютъ другъ другу обирать эксплуатируемыхъ. Въ союзѣ они значительно сильнѣе, чѣмъ порознь и этотъ союзъ противопоставляется ими народной массѣ.

Такимъ образомъ, капиталисты и землевладѣльцы обращаются въ даровыхъ пособниковъ правительства.

Такъ какъ капиталисты и правители богаты, то они и являются людьми однихъ привычекъ, одного образа жизни, постоянно встрѣчаются другъ съ другомъ, вступаютъ въ родственныя отношенія и пр. и пр.

Правители выходятъ изъ рядовъ капиталистовъ и, покидая почему либо власть, возвращаются въ эти ряды.

Тѣ и другіе сплетаются въ тѣсный союзъ, имѣющій общую добычу и общаго врага – трудовой народъ, сопротивленіе котораго эксплуататорамъ постоянно грозитъ принять опасный для существованія правителей, капиталистовъ и помѣщиковъ характеръ.

Говоря о крупныхъ только актахъ государственнаго покровительства богатымъ и о крупныхъ актахъ государственнаго угнетенія бѣдныхъ группъ населенія, укажемъ, что государство поддерживало и создало крѣпостничество, подчинивъ крестьянство произволу и грубой эксплуатаціи землевладѣльцевъ, которымъ государство же дало возможность пользоваться захваченными землями для ихъ выгоды и въ ущербъ пахарямъ.

Что касается до рабочихъ, то о рабочихъ періода отъ открытія Америки до французской революціи I. М. Кулишеръ пишетъ – "характерную черту и въ кустарномъ производствѣ и въ мануфактурѣ составляетъ полная зависимость рабочихъ отъ предпринимателей и стремленіе со стороны государства усилить эту зависимость; точно также государство старается всецѣло подчинить подмастерьевъ цеховымъ мастерамъ и уничтожить союзы и организаціи послѣднихъ".

Со времени французской революціи и до нашихъ дней государство всегда стояло на сторонѣ рабочихъ противъ капиталиствовъ. Тѣ уступки, которыя оно дѣлало послѣднимъ всегда были вынужденными и всегда имѣли мнимый характеръ, являясь регистраціей завоеваній рабочаго класса.

Государство покровительствуетъ эксплуатаціи, спекуляціи, частной собственности – этому продукту грабежа. Пролетарію же нечего ждать отъ государства: оно всѣми силами стремится помѣшать его освобожденію. Все – для паразита хозяина; все – противъ работника пролетарія; буржуазное воспитаніе, развращающее ребенка, внушая ему предразсудки противъ равенства; церковь, затуманивающая разсудокъ женщины; законы, препятствующіе обмѣну мыслей о равенствѣ и солидарности; деньги для развращенія и подкупа апостоловъ пролетаріата; наконецъ, тюрьма и каторга въ избыткѣ для тѣхъ, кого нельзя подкупить. Вотъ что такое государство". (П. Кропоткинъ).

Вся исторія человѣчества учитъ, что государство "существуетъ только для того, чтобы блюсти привелегіи всѣхъ этихъ классовъ (духовенство, буржуазія, дворянство) и всегда становится на ихъ сторону противъ пролетаріата" (М. А. Бакунинъ).

Таково дѣйствительное назначеніе государства и оно не могло укрыться отъ внимательныхъ наблюдателей. "Каково назначеніе правительства? – спрашиваетъ Прудонъ. – Охранять и защищать каждаго въ сферѣ его личности, промышленности, собственности. Но, если, вслѣдствіе самой необходимости вещей, собственность, богатство, благосостояніе идутъ всѣ на одну сторону, а нищета на другую, то ясно, что правительство фактически создалось для защиты богатаго класса противъ бѣднаго". (По ст. Н. С. Русанова).

Не разъ и не два отмѣчалось въ очень точныхъ выраженіяхъ тѣсная связь правителей и капиталистовъ. Такъ, напримѣръ, Джемсъ О’Бріенъ писалъ – "Повидимому, общее мнѣніе таково, что правительство само образуется въ томъ видѣ, какъ оно есть. Но истина заключается въ томъ, что правительство назначается барышниками, чтобы охранять ихъ огромныя прибыли, ренты и прочія дани, налагаемыя ими на рабочій народъ. Кто издаетъ законы? Развѣ правительство, а не тѣ крупные барышники, которые фабрикуютъ ихъ для своего обогащенія, а затѣмъ лишь поручаютъ правительству приводить ихъ въ исполненіе?… Барышники и являются повсюду угнетателями. Правительство – ихъ ночной сторожъ, а угнетенные оказываются работающіе классы". (Цитирую по статьѣ Н. С. Русанова).

Вполнѣ естественно, что государство "всегда благопріятствуетъ, – по словамъ М. А. Бакунина, – тѣмъ классамъ, орудіемъ которыхъ оно раньше было… законодательство можетъ быть полезно лишь эксплуатирующему меньшинству въ ущербъ интересамъ огромнаго числа порабощенныхъ".

Государство, – говорилъ позднѣе П. А. Кропоткинъ, – "стало орудіемъ богатыхъ противъ эксплуатируемыхъ, владѣльцевъ противъ неимущихъ", при чемъ одна изъ формъ государства – парламентаризмъ – "стала вездѣ средствомъ личнаго обогащенія и вредныхъ для народа стремленій". "Чему служитъ эта страшная машина, которую называютъ государствомъ? Для того ли, чтобы сдѣлать невозможной эксплуатацію рабочихъ – капиталомъ, крестьянина – землевладѣльцемъ для того ли, чтобы намъ доставить работу, чтобы защищать насъ отъ ростовщичества, чтобы дать пищу, если мать имѣетъ только воду для голоднаго ребенка? Нѣтъ, никогда!" (П. А. Кропоткинъ).

"Защита капитала, – говорилъ Ж. Гравъ, – единственная цѣль существованія частной собственности". Эта фраза нуждается въ слѣдующемъ дополненіи – "власть знаетъ "право" собирать подати. Это "право" даетъ такой же просторъ эксплуатаціи, какъ и право собственности и тоже порождаетъ такія институты насилія, какъ армія, судъ, чиновничество.

Правительство, какъ таковое, пользуется своими могучими аппаратами насилія для своей личной пользы и одновременно отдаетъ ихъ на служеніе своимъ постояннымъ или временнымъ, но всегда сильнымъ сторонникамъ.

Ничего другого правители не могутъ и не хотятъ дѣлать.

А. Менгеръ говоритъ намъ – "сущность современнаго индивидуалистическаго культурнаго государства скорѣе заключается въ томъ, что объектъ государственной дѣятельности обуславливается почти исключительно индивидуальными интересами сильныхъ и въ самой незначительной степени интересами слабыхъ". Мы думаемъ, что интересы слабыхъ и въ этой "самой незначительной степени" обуславливаютъ дѣятельность государства только тогда, когда они не противорѣчатъ интересамъ сильныхъ, или тогда, когда слабые неустанной настойчивой борьбой добиваются незначительныхъ уступокъ, (т.-е. когда они добиваются не уничтоженія эксплуатаціи и угнетенія), или наконецъ тогда, когда слабые въ обычное время люди дѣлаются сильными въ моменты революціоннаго подъема.

Въ двухъ послѣднихъ случаяхъ государство дѣлаетъ все, что только можетъ, для того, чтобы отстоять свои интересы и интересы богатыхъ, группъ населенія и, какъ только ослабѣваетъ борьба угнетенныхъ и эксплуатируемыхъ, тотчасъ же отбираетъ у нихъ все ими завоеванное.

Такъ какъ источникъ доходовъ правителей и капиталистовъ – одинъ и тотъ же, то есть трудъ народныхъ массъ и такъ какъ пріемы извлеченіе этихъ доходовъ не одинаковы – (подати у правителей, прибыль, процентъ, арендная, прокатная плата и рента у капиталистовъ и землевладѣльцевъ), – то правители съ одной стороны, а капиталисты и помѣщики съ другой являются все таки разными, хотя и союзными общественными классами и между ними, какъ и между любыми союзниками, вспыхиваютъ иной разъ недоразумѣнія.

Капиталисты и землевладѣльцы могутъ быть недовольны данными правителями, могутъ даже подстрекать народныя массы къ бунту противъ правительства, но всѣ эти эксплуататоры не могутъ существовать безъ сильной правительственной власти и тѣ возстанія, къ которымъ они относятся съ симпатіей, имѣютъ своей цѣлью поставить надъ массами новыхъ правителей, вмѣсто свергнутыхъ.

Въ нѣкоторыхъ случаяхъ капиталисты возмущаются черезъ чуръ грубыми пріемами угнетенія, практикуемыми глубоко развращеннымъ правительствомъ. Такіе правители опасны для отдѣльныхъ лицъ изъ класса эксплуататоровъ, они опасны для всего этого класса, такъ какъ сѣютъ въ массахъ недовольство, которое можетъ проявиться въ формѣ такого бунта, который возьметъ да и затронетъ не только интересы даннаго правительства, но заодно и интересы всѣхъ эксплуататоровъ.

Это не все еще. Правительство, являясь, какъ мы знаемъ, самодовлѣющей группой эксплуататоровъ, можетъ стать въ нѣкоторыхъ случаяхъ въ матеріальный антагонизмъ съ другими группами послѣднихъ. Правители могутъ, напримѣръ, разорять населеніе податями. Они могутъ принудить эксплуататоровъ довольствоваться меньшей прибылью, отбирая у населенія тѣ деньги, которыя оно могло бы употребить на покупку продуктовъ, изготовляемыхъ въ хозяйствахъ эксплуататоровъ. Правители могутъ грабить и эксплуататоровъ.

Такіе правители наживаютъ среди капиталистовъ не враговъ правительства вообще, а враговъ даннаго правительства, и у эксплуататоровъ является желаніе замѣнить данныхъ правителей новыми.

Если же сама форма организаціи правительства такова, что составъ правителей не можетъ быть измѣненъ по желанію недовольныхъ имъ капиталистовъ, то послѣдніе начинаютъ добиваться другой формы такой организаціи, чаще всего выборнаго правительства.

Эксплуататоры капиталисты не прочь дружить въ этихъ случаяхъ и съ соціалистами, если послѣдніе, довольствуясь своими минимальными программами, или точнѣе довольствуясь попытками осуществить эти программы, откладываютъ соціалистическій переворотъ въ долгій ящикъ и высказываются за необходимость государства, его принудительной власти.

Въ концѣ 1917-го года во главѣ русскаго правительства стали соціалистическія партіи соціалъ-демократовъ, назвавшихъ себя коммунистами и такъ называемыхъ "лѣвыхъ " соціалистовъ-революціонеровъ скоро, впрочемъ ушедшихъ изъ правительства. Правительство соціалъ-демократовъ издало законъ о передачѣ крестьянству въ трудовое пользованіе земли и сельскаго инвентаря, вмѣстѣ съ усадьбами крупныхъ землевладѣльцевъ. Безъ изданія такого закона правительство не могло бы держаться.

Тѣмъ не менѣе, понимая, что государство не мыслимо, разъ общежитіе не разбито на классы, это правительство, не смотря на вражду къ буржуазіи, оставило неприкосновенной собственность на средства производства и только въ случаяхъ задолженности буржуазныхъ предпріятій казнѣ и неповиновенія отдѣльныхъ капиталистовъ распоряженіямь правительства, конфисковало предпріятія въ "собственность" Русской республики.

Государственное право

«Право – маска силы».

Законъ, – это воля правителей, выраженная въ опредѣленной формѣ и опредѣленнымъ образомъ опубликованная, а совокупность законовъ опредѣляющихъ, въ і) кто властвуетъ, во 2) кто исполняетъ приказы правителей, въ 3) кто долженъ имъ подчиняться, въ 4) какова дѣятельность и предѣлы власти, – называется государственнымъ правомъ.

Сила и только одна она опредѣляетъ, кто будетъ властвовать, кто будетъ подчиняться и какъ велика будетъ власть.

Законы государственнаго права порождены силой, силой же и поддерживаются. Тяготѣющая надъ массами населенія власть держится насиліемъ и не мыслима безъ такой опоры.

Господство однихъ, подчиненіе другихъ, такой общественный строй глубоко унизителенъ, обиденъ и тяжелъ для подданныхъ.

Дѣло въ томъ, что на основаніи закона, то есть, своей воли, правители мучатъ и тѣхъ, кто не хочетъ имъ подчиняться, такъ какъ считаетъ ихъ безчестными и глупыми людьми.

Управленіе, правительство, господство, это – всегда ограниченіе свободы и исторія учитъ насъ, что нѣтъ такого положенія, при которомъ, хотя бы въ небольшой части подданныхъ, не пробуждалось чувство человѣческаго достоинства, замиралъ всякій протестъ противъ этого господства.

Государство, правители, власть, законъ все это управленіе одними людьми другихъ. Принципъ же власти "въ примѣненіи къ людямъ, достигшимъ совершеннолѣтія, становится, по словамъ М. А. Бакунина, – чѣмъ то чудовищнымъ, явнымъ отрицаніемъ человѣчности, источникомъ рабства и нравственной и умственной развращенности".

"Управленіе людьми посредствомъ людей есть рабство", говорилъ Прудонъ. Правленіе, это, – "подчиненіе нападающаго индивида чужой, не его собственной волѣ", "правленіе есть насиліе", "сущность правленія заключается въ нападеніи, въ захватѣ". (В. Тэкеръ).

Государственное право не только запрещаетъ людямъ дѣлать то, что они хотятъ, но принуждаютъ ихъ дѣлать то, чего они не хотятъ дѣлать.

Подъ угрозой тяжелаго наказанія – мученія, гражданинъ не можетъ отказаться отъ солдатской службы, хотя бы убійство на войнѣ ни чѣмъ не отличалось для него отъ простого убійства, хотя бы нахожденіе въ рядахъ солдатъ означало для него – быть палачемъ и готовиться къ палачеству". Подъ угрозой наказанія, онъ не можетъ отказаться быть присяжнымъ засѣдателемъ, хотя бы считалъ судъ безсмысленной комедіей, а налагаемыя судьями наказаніями – подлымъ варварствомъ. Подъ угрозой наказанія, гражданинъ обязанъ платить подати, хотя его дѣтямъ нечего ѣсть и т. д. и т. д..

Вообще же государство, это – "воплощеніе принципа нападенія въ одной личности или въ бандѣ людей, дерзающихъ дѣйствовать въ качествѣ представителей или господъ всего народа, живущаго на данной территоріи". (В. Тэкеръ).

Государственное право лишаетъ свободы всѣхъ, кромѣ немногихъ правителей, да и тѣ, оберегая свою власть, опутываютъ, себя своими же постановленіями. Но всѣ эти постановленія, всѣ законы, нарушаются правителями каждый разъ, когда имъ выгодно нарушить ихъ. Эти постановленія – законы въ значительной степени являются лицемѣрной маской правителей, дающей имъ возможность говорить о своемъ подчиненіи законамъ. Какъ будто законы – не ихъ законы, не ихъ измышленія, не ихъ приказъ. Правители имѣютъ столько правъ, сколько силы и они стараются увеличить свою силу. Власть можетъ быть ограничена силою подданныхъ или даже ошибочнымъ предположеніемъ правителей, что подданные – сильны.

Нѣтъ основаній считать серьезными доводы правовѣдовъ, восхищающихся правовыми государствами съ якобы ограниченной властью правителей. Въ сущности, правовыя государства лучше неправовыхъ только для богатыхъ и отчасти для образованныхъ группъ населенія, но не для трудящихся массъ. Для нихъ всѣ государства – хранители не права, а безправія.

Блестящій юристъ, знатокъ государственнаго права, оксфордскій профессоръ А. В. Дайси, намѣчая характерныя черты правового государства, говоритъ, что "господство права означаетъ: во 2) безусловно "верховенство или преобладаніе закона въ противоположность произвольной власти" и "во 2) господство права означаетъ равенство передъ закономъ или одинаковое подчиненіе всѣхъ классовъ общества обыкновенному закону, примѣняемому обыкновенными судами".

Все это не очень утѣшительно. Не говоря даже о томъ, что законъ, которому будто бы принадлежитъ верховенство въ правовомъ государствѣ, можетъ быть никуда негоденъ, несправедливъ, жестокъ, отражать не только интересы какого либо одного класса, но и всю низменность ума и морали своихъ творцевъ; не говоря уже о томъ, что само примѣненіе закона людьми не свободно отъ отпечатка нѣкотораго произвола, неизбѣжнаго при наличности классовыхъ симпатій и антипатій, не говоря о томъ, что законъ является окаменелымъ приказомъ, замѣтимъ, что для общежитія нѣтъ смысла противополагать одному злу – то есть, "произволу власти" – другое зло, то есть законъ, который является "отвердѣлымъ произволомъ власти". Нѣтъ смысла потому, что первому и второму злу можно противопоставить добро – отсутствіе власти.

Одинаковое подчиненіе закону, равенство передъ нимъ богатыхъ и бѣдныхъ, образованныхъ и не образованныхъ, правящихъ и подданныхъ – чистѣйшая фикція.

Богатый и бѣдный, властный и безвластный, образованный и не образованный человѣкъ вовсе не равны передъ закономъ и, оспаривая это положеніе, мы должны будемъ признать, что передъ нами находятся два равные противника и въ томъ случаѣ, если мы дадимъ по шпагѣ одинаковой длины тридцатилѣтнему силачу-фехтмейстеру и десятилѣтнему ребенку.

Законъ – одинъ, но онъ работаетъ для богатыхъ или властныхъ и спитъ, когда надо работать для бѣдныхъ или подвластныхъ.

Конечно, всякій, желающій выполнить нѣкоторыя "законныя" формальности, можетъ открыть фабричное производство: законъ разрѣшаетъ такое устройство, но богачъ можетъ устроить такую фабрику, а бѣднякъ – нѣтъ. Законъ всѣмъ разрѣшаетъ обучаться въ гимназіяхъ и въ университетахъ, но это обученіе доступно для богатыхъ и не доступно для дѣтей рабочихъ. Богатый можетъ нанять искустнаго адвоката для уголовнаго или гражданскаго процесса, бѣднякъ безнадежно путается въ судопроизводственныхъ формахъ, теряется и проигрываетъ даже правое дѣло.

Далѣе. Нѣтъ и не было такого правоваго государства, въ которомъ обыкновенные суды не замѣнялись бы судами чрезвычайными, гдѣ бы обыкновенные законы и суды не замѣнялись бы чрезвычайными законами и судами, при чемъ подъ словомъ чрезвычайный надо понимать въ данномъ случаѣ "санкціонирующій самый дикій произволъ". Эти суды и законы вводятся каждый разъ, когда правителямъ грозитъ серьезная опасность утратить власть, необходимую для богатыхъ и сильныхъ людей.

Правовое государство А. Дайси, это – утопія и, къ тому же утопія, по существу, не желательная.

Государствовѣды говорятъ намъ, что власть ограничивается законами о свободахъ. Но правильнѣе сказать, что эти законы издаются именно для того, чтобы упрочить власть.

Вовсе не нужны законы о свободѣ слова, коалицій и пр… Точно также не нужны и законы, Ограничивающіе свободу коалицій, свободу рѣчи и пр.

Вовсе не нужны законовъ для того, чтобы имѣлась свобода. Если бы не было власти, то есть, правителей, запрещающихъ говорить, собираться, устраивать союзы и пр., то не кому и не къ чему было бы писать законы о томъ, что люди имѣютъ право высказывать свои убѣжденія, устраивать коалиціи и пр., какъ не нужно писать для человѣка законъ о томъ, что люди имѣютъ право говорить, устраивать собранія и пр…

Нѣтъ такого правительства, которое вычеркнуло бы изъ своего свода законовъ (или изъ свода судебныхъ прецедентовъ, имѣющихъ силу закона) всѣ строки, въ которыхъ говорится о собраніяхъ, рѣчахъ, союзахъ, печати и т. д.

Нигдѣ нѣтъ поэтому и свободы. Нѣтъ ее и въ совѣтской республикѣ, нѣтъ и въ парламентскихъ странахъ.

Возьмемъ, хотя бы Англію, эту классическую страну того, что государственное право называетъ свободой. Въ этой странѣ нѣтъ законовъ о свободѣ слова, въ континентальномъ пониманіи этихъ словъ. Въ этомъ отношеніи тамъ былъ сдѣланъ микроскопическій шагъ къ анархизму, но и въ этой странѣ свобода слова и печати исчезаетъ, разъ въ словахъ оратора или писателя заключается то, что можно назвать возваніемъ къ мятежу, къ возбужденію вражды между классами, или подрывъ авторитета государственной власти.

Правда, насъ утѣшаютъ тѣмъ, что судъ рѣшаетъ въ Англіи вопросъ о томъ, ведется ли въ этомъ случаѣ рѣчь о "законной" защитѣ научныхъ и философскихъ воззрѣній или о караемыхъ закономъ нападкахъ на современный строй властнаго общества. Но, если такъ, то при чемъ тутъ свобода? Но судьи – кто?.

Если я выскажу свои убѣжденія, ни на грошъ не интересуясь наукой или философіей, или даже, не признавая ихъ авторитета въ области обществовѣдѣнія, развѣ не будетъ попрана, свобода слова, когда 12 лавочниковъ и коронный судья посадятъ меня за мои слова въ каторжную тюрьму?

Но и условныя свободы существуютъ въ Англіи только до тѣхъ поръ, пока это не опасно для правителей и эксплуататоровъ, (при "чемъ въ другихъ странахъ, не исключая и варварскихъ С. А.С. Штатовъ, происходитъ нѣчто худшее, чѣмъ въ Англіи).

"Всѣ эти права, – пишетъ П. А. Кропоткинъ, прекрасно знающій Англію, – терпимы до тѣхъ поръ, пока народъ ими не пользуется противъ привилегированныхъ классовъ. Но въ тотъ день, когда народъ будетъ пользоваться ими для уничтоженія привилегій, они будутъ брошены за бортъ".

И дѣйствительно: правители Англіи пріостанавливаютъ дѣйствіе всѣхъ законовъ о свободѣ каждый разъ, когда считаютъ нужнымъ. Они арестовывали людей за рѣчи, бросали въ тюрьмы и ссылали за устройство невинныхъ союзовъ, вскрывали письма я поступали такимъ образомъ при полномъ одобреніи парламента.

А. В. Дайси напрасно протестовалъ противъ введенія въ Англіи военнаго положенія во время возстанія или войны. Въ такихъ случаяхъ правители не слушаютъ доводовъ ученыхъ. Правители знаютъ, что имъ выгодно бросить въ тюрьмы или убить энергичнѣйшихъ борцовъ за свободу и никогда не стѣснялись, отмѣняя всѣ свободы.

Во время послѣдней войны либеральное правительство Асквита, а потомъ реакціонное Лойда Джоржа, громило въ Англіи полицейскими силами редакціи и типографіи неугодныхъ ему газетъ, бросало въ тюрьму неугодныхъ ему писателей и даже наборщиковъ рабочихъ газетъ. Оно запретило собранія, бросали людей въ тюрьмы за рѣчи противъ воинской повинности и т. д…

Парламентъ покрывалъ грубѣйшія нарушенія свободы, но и до послѣдней большой войны его нельзя было считать хранителемъ свободъ: – "что касается парламента, – писалъ объ Англіи П. А. Кропоткинъ, – то онъ все время посягаетъ на политическія права народа и упраздняетъ ихъ однимъ росчеркомъ пера не хуже любого короля, когда ему грозитъ возстаніе массъ.

Съ немалымъ лицемѣріемъ англійскій законъ разрѣшаетъ гражданину, потерпѣвшему во время военнаго положенія отъ произвола какого либо чиновника, привлечь послѣдняго къ судебной отвѣтственности тотчасъ послѣ отмѣны военнаго положенія. Наряду съ этимъ, парламентъ законодательнымъ актомъ снимаетъ послѣ военнаго положенія всякую отвѣтственность съ такихъ чиновниковъ-преступниковъ. Странное, откровенное лицемѣріе!.

Свобода и государство, – все равно правовое, или деспотическое, или всякое другое, не совмѣстимы.

Пока есть власть, всегда будетъ или фикція свободы или отсутствіе даже этой фикціи. Свобода мыслима только въ безвластномъ обществѣ.

Государственное право можетъ говорить, не лицемѣря, не о свободахъ, а о томъ обманѣ, о тѣхъ иллюзіяхъ свободъ, которыми правители укрѣпляютъ свою власть-ненавистницу дѣйствительной свободы.