Текст книги "Россия и Южная Африка: наведение мостов"

Автор книги: Аполлон Давидсон

Соавторы: Ирина Филатова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Первый документ – письмо из московского отделения Управления ООН по делам беженцев с просьбой разрешить г-ну Унрания Соломон [так в тексте. – А. Д., И. Ф.] продолжать обучение в Институте и завершить написание своей диссертации без оплаты за обучение. Письмо датировано 21 октября 1993 г. Второе – написанное по-русски с многочисленными ошибками – заявление о приеме в магистратуру ИСАА. Подписано оно U. B. D. J. Solomon, а ниже – Уранин Соломон, бакалавр Дурбанского университета. Специальность – историк. Датировано 24.10.93. Пометки на письме: «Без оплаты с 1 января 1994 г.»; «Зарегистрирован как гражданин Замбии в ОВИР Черемушкинского р-на до 15.04/96. Р-31/10124/01 от 13/11/90/».

Эти письма – отражение того, что происходило с Беки. Переведен он был в ИСАА на бакалавриат, но на занятия ходил мало, потом долго болел – даже попал в больницу (диагноза мы не знаем) и ни диплома, ни даже справки об окончании ИСАА при МГУ не получил. Поэтому и называет себя в заявлении на магистратуру бакалавром Дурбанского университета, а не ИСАА. К 1993 г. структуры АНК за рубежом перестали существовать. АНК легализовался, и его члены уже не могли считаться беженцами, а просто иностранным студентам полагалось за обучение платить. Денег у Беки не было, стипендии тоже. Ему нужно было бы вернуться домой, но он не хотел этого делать. Беки производил тогда впечатление не очень здорового человека. Нам он говорил, что никогда не вернется ни в Южную Африку, ни куда бы то ни было в Африку, потому что уверен, что его убьют. Кто именно, было не вполне ясно – то ли агенты бывших юаровских спецслужб, то ли его оппоненты в АНК. Лукасу Фентеру Беки говорил прямо противоположное: что хочет вести «нормальную жизнь» и думает устроиться на работу на фабрику по производству рыбной пасты недалеко от дома родителей [382] . Может быть, абстрактно ему действительно этого хотелось – только такая жизнь вряд ли пришлась бы ему по вкусу.

Наконец, последний документ – датированная 11 октября 1994 г. просьба о предоставлении академического отпуска до 1 сентября 1995-го «… в связи с тем, что мне надо закончить лечение моей болезни в моей стране». На документе пометка: отчислен: октябрь 1995 г. [383] Беки уехал и не вернулся. Нам сказали, что ко времени отъезда он был в таком нервном состоянии, что за ним приезжал его брат – Хуссейн Соломон, южноафриканский политолог, – и они вместе вернулись в ЮАР.

В одном из некрологов Джейкобса говорится, что в 1990–1994 гг. он «проходил интенсивную подготовку в качестве разведчика в Институте исследований стран Азии и Африки МГУ» [384] . Мы не знаем, какую еще подготовку проходил Беки Джейкобс во время своего пребывания в СССР и где именно. И не было ли его пребывание, например в больнице, прикрытием такой подготовки (именно так скрывал свою подготовку в СССР к операции «Вула» один из ее руководителей Мак Махарадж). Но в Институте стран Азии и Африки при МГУ разведывательной работе не обучают – это нам известно достоверно.

В 1995 г. И. И. Филатова работала в Дурбане, в том самом Дурбанском университете, который упоминал в своем заявлении Беки. Вернувшись в ЮАР, он зашел в университет поговорить. Выглядел Беки гораздо лучше, о Москве, особенно об А. Б. Давидсоне вспоминал тепло, но политических перемен в нашей стране не понял и не принял; был уверен, что русские просто запутались, сбились с пути и вернутся к социализму. Но мнения о многих своих коллегах по партии не изменил.

По возвращении Джейкобса ненадолго поселили в гостинице в Йовилле, в Йоханнесбурге. За его пребывание там заплатило Министерство разведки и безопасности ЮАР. Джейкобс получил южноафриканское удостоверение личности на имя Уранина Соломона. По словам журналиста Сэма Соула, долгое время собиравшего материалы о Джейкобсе и многократно интервьюировавшего его, Беки оказался мгновенно втянутым в борьбу между двумя группировками в руководстве АНК: Мбеки и Сирила Рамапосы, профсоюзного лидера, одного из руководителей ОДФ и второго, после Манделы, руководителя делегации АНК на переговорах с Национальной партией в 1990–1993 гг. За каждым – целые группы интересов, как политических, так и деловых: «эмигранты» – против тех, кто остался в стране, «африканисты» (африканские националисты) – против «чартеристов» (слово происходит от Хартии свободы с ее утверждением, что Южная Африка принадлежит всем, кто в ней проживает, черным и белым) и т. д. Вот в этой-то обстановке, вероятно, и была создана компания «Консультанты Конгресса», занимавшаяся неофициально, если не сказать подпольно, сбором информации, по всей видимости лично для Мбеки, о том, что происходит в лагере его противников, да и шире, по всей стране. Джейкобс был ее директором [385] .

Официально Джейкобс работал поначалу в штабе АНК, потом советником по безопасности главного организатора парламентской фракции АНК Арнольда Стофиле [386] . Работал он и консультантом по безопасности во время визита в ЮАР в 2006 г. инспекторов ФИФА, посетивших страну в связи с ее заявкой на проведение чемпионата по футболу в 2010 г. Во время визита в ЮАР Джерри Адамса, руководителя Шин Фейн, Джейкобс был частью команды АНК, обеспечивавшей его безопасность. С 1995 по 1997 г. он числился служащим южноафриканской армии, а какое-то время, возможно, и службы безопасности [387] .

Но основная его деятельность была связана с «Консультантами Конгресса». Компания была зарегистрирована в 1995 г. и, похоже, в финансовом отношении успешной не являлась. У нее было немало клиентов, но информация всегда была чрезвычайно «деликатной» и, по словам одного из коллег Джейкобса, часто предоставлялась бесплатно, по инициативе самой компании на условиях секретности (например, разоблачения в коррупции). К тому же зачастую информация или документы передавались не для конкретного клиента, а просто в качестве «жалобы», обычно на вышестоящее начальство. Мбеки был, возможно, главным клиентом компании. Вышеупомянутый коллега Беки говорил, что он присутствовал при нескольких его встречах с министром администрации тогда еще вице-президента Мбеки, Эссопом Пахадом, в ходе которых Джейкобс передавал Пахаду собранные им сведения. Неясно, заказывал ли Мбеки эту информацию, и неясно, что именно он от нее получал. Но он был хорошо осведомлен, например, о деятельности своих оппонентов в АНК: Мака Махараджа, Правина Гор-дана, Джея Найду, Мэтьюза Позы и Токьо Сехвале [388] .

Из всей этой информации для нас наиболее интересно то, что касается России. В документе, который цитирует Соул и который был якобы передан Джейкобсом вице-президенту Мбеки в 1997 г., говорится: «… Anglo-American и De Beers полагают, что с 1993 г. Табо Мбеки и правительство России совместно планировали разрушить Центральную организацию по продажам (картель De Beers по продаже алмазов). Более того, они полагают, что Мбеки и Мусевени [389] советовали Кабиле [390] не давать Anglo/DeBeers горных концессий, а предоставить их американским компаниям, которые тогда поддержали бы его». В документе говорилось также, что Anglo-American и De Beers поддерживали Рамапосу в качестве кандидатуры в президенты страны после Манделы. Легко счесть, что все это выдумки, но Мбеки побывал в СССР в 1993 и 1995 гг. и оба раза встречался с представителями крупнейшей алмазной фирмы России «Алмазы России – Саха» [391] .

Под одним из заключений Джейкобса – также цитируемым С. Соулом, – могли бы, видимо, подписаться сейчас, по прошествии полутора десятилетий, многие члены АНК, как и те, кто следит за событиями в стране: «Наиболее значительным процессом с 1997 г. явилась та стратегическая роль, которую начал играть бизнес… Деловые группировки начали определять группы и фракции в АНК… Самое большое значение это имело на уровне местных и провинциальных структур, где группировки „за Табо“ и „против Табо“ объединялись прежде всего деловыми интересами и только потом политической лояльностью… Этот аспект стал сейчас главным для понимания внутренней динамики АНК» [392] .

Последняя встреча Джейкобса с Э. Пахадом состоялась в 1998 г. По словам очевидца, Пахад обвинил тогда Беки в дезинформации президента АНК. К этому времени отчеты Джейкобса поступали в администрацию президента почти пять лет. Этот канал связи был перекрыт, но с середины 1999 г. Беки работал «через свою компанию „Консультанты Конгресса“» в южноафриканском Институте Африки, тесно связанном тогда с администрацией президента. Секретарь института сказал, что компания «Консультанты Конгресса» играла «важную и большую роль» в его деятельности. «Их тесные связи как с правительством, так и вне его, на Африканском континенте и на международной арене, – продолжал он, – усилили международные связи ИА, его связи в парламенте и правительстве. Мы рекомендуем „Консультантов Конгресса“ и надеемся на продолжение наших особых отношений» [393] .

Джейкобс попытался найти прямой выход на Мбеки через других сотрудников президентской администрации. Так в 2000 г. он передал Темби Маджоле, советнику Мбеки по иностранным делам, документы о «злостных слухах», ходивших о Мбеки, а также письмо о его романтических похождениях, посланное Винни Мадикизелой-Манделой (разведенной женой Нельсона Манделы) вице-президенту Джейкобу Зуме. Но в 2001 г. Агентство национальной разведки дало указание штату администрации президента «воздерживаться от контактов с человеком, который, по их словам, в течение пяти лет представлялся агентом, информировавшим непосредственно президента» [394] .

Из статьи в «Sunday Times» можно угадать причину опалы Беки: Национальная разведывательная служба и сотрудники администрации президента считали его автором документов о коррупции, связанной с закупками оружия для южноафриканских вооруженных сил. Эта сделка стоила стране 43 млрд рандов [395] , и о связанной с ней коррупции написано уже несколько книг. Но первой подняла тревогу Патриция де Лилль, тогда представитель оппозиционного ПАК. Ей-то, по свидетельству газеты, Джейкобс и передал документы о коррупции. Другим получателем документов стал судья Виллем Хит, глава Группы по специальным расследованиям, занимавшейся коррупцией. Информация о том, что именно Джейкобс был автором этих документов, была подтверждена и другими публикациями [396] .

Друзья и коллеги Джейкобса позже говорили, что он решил разоблачить коррупцию, связанную с закупками вооружений, так как считал, что коррупция является предательством идеалов АНК [397] . Один из этих коллег, Терри Кроуфорд-Браун, известный в Южной Африке борец против коррупции, рассказывал, что Джейкобс обратился к нему в июне 1999 г. и сказал, что настоящим центром коррупции в АНК является Джо Модисе – министр обороны в правительстве Манделы и автор сделки по закупкам оружия. Он, Джейкобс, и его коллеги из разведки АНК видели ужасные последствия распада Советского Союза, когда коммунисты внезапно стали суперкапиталистами. «Такое гангстерское общество, – говорил якобы Джейкобс, – совсем не то, ради чего мы уходили в изгнание бороться против апартхейда. Нужно что-то делать» [398] .

Но в статье в «Sunday Times» было немало загадок. С одной стороны, автор попыталась дискредитировать профессионализм Джейкобса, с другой – подтверждала, что он был агентом службы безопасности АНК в Лусаке и цитировала слова Э. Пахада, сказавшего, что тот бывал в администрации президента и «приносил много документов разведывательного характера». По словам автора статьи, Джейкобс в ответ на ее вопрос сказал, что посылал документы в администрацию президента, но что это была его «частная переписка с президентом» [399] .

В 2003 г., в разгар борьбы между Мбеки и Джейкобом Зумой, в политических кругах Южной Африки начал циркулировать документ, обвинявший Зуму и его сторонников в намерении совершить государственный переворот, а некоторых из них и в том, что в 1980-е годы они сотрудничали со спецслужбами правительства. Целью переворота было якобы убийство Мбеки путем нарушения систем управления его самолетом. Провести эту операцию должны были, по утверждению документа, сотрудники Национальной разведывательной службы. Документ назывался «Отчетом», был адресован Патриции де Лилль и подписан «Сообществом обеспокоенных разведчиков-патриотов, верных Конституции ЮжноАфриканской Республики». Большое место в «Отчете» уделялось анализу Национальной разведывательной службы, и выводы относительно ее качества и возможностей были неутешительными. Заканчивалась эта часть «Отчета» утверждением, что в среде сотрудников НРС ходят разговоры о том, что нужно избавиться от Джейкобса: устроить автокатастрофу или арестовать его и убить в тюрьме или в полиции [400] . Мало кто сомневался, что автором «Отчета» был Беки. Неофициально этот документ так и называли: «Досье Джейкобса».

22 ноября 2003 г. Джейкобс был арестован в Кейптауне и самолетом комиссара полиции Джеки Селеби переправлен в Преторию. Судя по словам его друзей, события развивались по предсказанному им сценарию: сначала Беки посадили в одну камеру с африканерами – организаторами взрывов в черных тауншипах, членами расистской организации «Буремах», потом – с обычными уголовниками. Подразумевалось якобы, что его убьют, но этого не произошло. Потом его перевели в одиночку. Через пять дней Джейкобсу предъявили обвинение в том, что у него было несколько паспортов с разными именами и… отпустили на поруки. А через три месяца было снято и это обвинение. Дело не было передано в суд, хотя компьютерные диски, захваченные при аресте, остались у полиции. Но, видимо, Джейкобсу были предъявлены и другие обвинения. В заявлении, написанном им в полиции 27 ноября 2003 г. говорилось: «Я отрицаю, что меня разоблачили в каком бы то ни было заговоре с целью убийства президента государства. Я посвятил всю свою жизнь борьбе за демократию в Южной Африке. Я никогда не стал бы участвовать в заговоре против правительства, которому я посвятил всю свою жизнь. Я сделал бы все для защиты жизни президента государства». Если обвинение в покушении на жизнь президента Джейкобсу действительно было предъявлено, то отпустить его через пять дней могли только по указанию самого Мбеки [401] .

В 2006 г. Джейкобс подал в суд на государство за нанесенный ему моральный и физический ущерб и потребовал возмещения в 10 млн рандов [402] . Но вскоре у него был обнаружен рак, и ему стало не до суда.

В мае 2008 г. Беки позвонил И. И. Филатовой – она была в это время в Дурбане – и спросил адрес электронной почты А. Б. Давидсона. Сказал, что хочет связаться с ним и завершить свою диссертацию. Договорились встретиться в Кейптаунe и назначили даже день – 1 сентября около четырех часов. Только место не обговорили. Но 1 сентября телефон Беки не отвечал, 2-го тоже. А 9-го в газетах появились некрологи. Джейкобс умер 8 сентября.

В некрологе в «Mail and Guardin» Ник Доз, тогда заместитель главного редактора, писал: «Больше всего меня поражала его способность держать в голове разветвленную и невероятно детализированную диаграмму экономической и политической власти в Южной Африке. Иногда то, что он говорил, звучало как бредовая теория заговора, но он так часто оказывался прав, что постепенно, со временем, я понял, что, когда у членов правящей элиты параноидальный и заговорщический взгляд на мир, они и действуют заговорщически, и в результате теория заговора становится кардинально важной для понимания их поведения» [403] .

К этому остается добавить, пожалуй, только одно: список имен участников заговора против Мбеки, который Джейкобс привел в своем «Досье» в 2003 г., почти полностью совпадал со списком кабинета Зумы, сместившего Мбеки с поста президента в 2008 г.

И еще: Мо Шейк, бывший коллега Джейкобса по подпольной работе в Дурбане, которого Джейкобс назвал одним из главных заговорщиков против Мбеки и которого, по словам авторов некролога, многие считали инициатором ареста Джейкобса, после прихода Зумы к власти возглавил Национальную разведывательную службу ЮАР. После смерти Джейкобса Мо Шейк сказал о нем: «Он был гением, но он не мог работать в рамках какой бы то ни было организации» [404] (См. сн. 403).

О Джейкобсе писали многие, но не случайно его полной и достоверной биографии пока нет: слишком уж много загадок в его жизни. Что в этой истории правда, а что – легенды, судить не нам.

Просто война

Когда эта война была в разгаре, о ней у нас говорили мало. Говорили о помощи законному правительству Анголы и национально-освободительным движениям, военные лагеря которых располагались на территории Анголы. Говорили о «наглых вылазках южноафриканской военщины». А вот о войне – нет. Масштабы своих военных поставок МПЛА и кубинскому контингенту в Анголе СССР не афишировал, а участие советских военнослужащих в военных действиях отрицал. Л. Брежнев и А. Громыко отрицали советское участие в боевых действиях в Анголе во время встречи с Г. Киссинджером в январе 1976 г. 1 февраля такое же утверждение появилось и в «Правде» [405] . Советское участие в этой войне отрицалось и позже. В сентябре 1981 г., например, ТАСС опубликовал заявление о том, что советский персонал не участвует в войне в Анголе и что роль СССР в этом регионе не носит военного характера [406] .

Но у ветеранов – и советских и южноафриканских – другое мнение. То, что происходило в Анголе с декабря 1975 г. по 1990-й они называют именно войной. И тот факт, что Советский Союз принимал в ней активное и непосредственное участие, для них не секрет. Они знали и о поставках советского оружия в Анголу, и о том, что советские военные инструкторы и советники, прикрепленные к ангольским частям, в военных действиях участвовали. Об этом опубликованы сейчас воспоминания и военных, и дипломатов, появились многочисленные исследования.

Какова была роль СССР в этом конфликте? Пока война шла, и Запад, и ЮАР считали Советский Союз главным виновником, вмешавшимся первым, как они утверждали, на стороне МПЛА. Причиной этого вмешательства называли стремление нашей страны распространять свою идеологию и свое «господство» по всему миру: МПЛА провозглашало строительство социализма своей целью. У нас же в войне обвиняли ЮАР и США, поддерживавших Национальный фронт за освобождение Анголы (ФНЛА) во главе с Холденом Роберто на севере и Национальный союз за полное освобождение Анголы (УНИТА) во главе с Жонасом Савимби на юге и юго-востоке. Как советские официальные источники, так и средства массовой информации объясняли вмешательство США и ЮАР стремлением удержать Анголу и весь южноафриканский регион в сфере влияния Запада.

Об этой войне вообще часто писали, как о войне между СССР и США – «горячей» части холодной войны, войне через ставленников. В действительности дело обстояло, конечно, сложнее. У каждого из ее участников были свои собственные жизненно важные интересы и цели, и мнения о средствах достижения этих целей далеко не всегда совпадали даже у союзников.

Для нас здесь важна та часть этой войны, которая касалась отношений двух стран, ЮАР и СССР. Советский дипломат С. Я. Синицын писал, что эти две страны были главными силами, вовлеченными в конфликт [407] . Так же думали и многие советские участники тех событий. У них не было сомнения в том, что их главным противником в этой войне была именно ЮАР [408] . Возможно, что эта часть войны и была главной: без участия одной из этих сторон конфликт – с тем или иным результатом – закончился бы, видимо, значительно быстрее.

За всю историю отношений между двумя странами это был единственный случай, когда россияне и южноафриканцы напрямую столкнулись на поле боя.

Военные действия и СССР

Исследователи приводят несколько причин вмешательства СССР в ангольский конфликт. Политика разрядки и поражение США во Вьетнаме, рост влияния и роли молодых независимых стран и национально-освободительных движений в международных организациях и на мировой арене создали благоприятную международную ситуацию для активизации Советского Союза в третьем мире. Рост военного потенциала СССР способствовал уверенности советского руководства в том, что его вмешательство может быть действенным и успешным. Возникновение движения неприсоединения и обращение многих вновь освободившихся стран и национально-освободительных движений к социалистической риторике, а то и реформам, воспринимавшимся как антикапиталистические (национализация и т. д.), обращение многих из них за помощью к СССР – все это подтверждало уверенность в том, что мир поворачивается к социализму и что СССР должен и может помочь этому процессу [409] .

Но это была лишь общая тенденция. Принятие решения в каждом конкретном случае обусловливалось множеством специфических причин и привходящих факторов и отнюдь не было предрешено логикой исторической эпохи. Сложностей с Анголой было немало. У организаций, формулировавших политику СССР, были причины опасаться реакции и США, и африканских стран, и даже союзников в Португалии. Если верить советским источникам, то СССР оказался втянутым в ангольский конфликт вопреки первоначальной позиции не только советского МИД, но и Министерства обороны, и КГБ. Как показывает В. Г. Шубин, важнейшую роль в принятии решения об этом сыграл Международный отдел ЦК КПСС, руководство которого смогло, очевидно, переубедить руководителей других инстанций [410] . Основываясь на советских источниках, О. А. Уэстад тоже писал, что против прямого вмешательства СССР в Анголе выступали и Генштаб Вооруженных сил СССР, и КГБ, хотя, судя по его материалам, именно КГБ был первоначальным инициатором более активной политики СССР в регионе [411] .

В. Г. Шубин описал, как решение менялось буквально по часам. О. И. Нажесткин, сотрудник Службы внешней разведки КГБ, был направлен в Анголу в октябре 1975 г., еще до провозглашения ею независимости, но уже после начала гражданской войны. Он отбыл из Москвы с заданием повлиять на руководителя МПЛА Агостиньо Нето в том отношении, чтобы тот договорился с Холденом Роберто и Жонасом Савимби о создании в стране коалиционного правительства после провозглашения независимости. Приземлившись по дороге в Луанду в Браззавиле, Нажесткин обнаружил, что там его ждет несколько иная инструкция: «высказать мнение» Нето о желательности создании такой коалиции. А через несколько часов последовала новая инструкция: довести до сведения Нето, что Советское правительство готово признать Анголу как независимое суверенное государство под руководством МПЛА, как только такая независимость будет провозглашена [412] .

Шубин справедливо относит столь быстрые перемены на счет развития ситуации в Анголе. Но советская поддержка МПЛА началась задолго до провозглашения Анголой независимости, хотя поначалу она не была ни значительной, ни решительной. Еще в середине 1970 г. Нето получил от советского посла в Замбии предложение о поставках оружия, предоставлении военных советников, помощи по логистике, политической поддержке и политическому образованию кадров [413] .

В декабре 1974 г. в Москве был разработан подробный план поставок МПЛА тяжелого оружия и большого количества амуниции через Конго (Браззавиль) [414] . В январе 1975 г. все три ангольских движения заключили соглашение о провозглашении независимости 11 ноября, но примирение не получилось: и СССР, и США начали наращивать военную помощь своим союзникам. В течение 1975 г. конфликт – с переменным успехом – развивался в основном между МПЛА и ФНЛА. По словам А. О. Уэстада, советские эксперты считали, что США вмешиваться в конфликт всерьез не будут и не верили информации МПЛА о вмешательстве ЮАР или Заира – их больше беспокоила китайская помощь ФНЛА. Но США вложили большие средства в военные поставки и подготовку бойцов как ФНЛА, так и УНИТА, а в июле 1975 г. правительство ЮАР приняло решение о вмешательстве в ангольские дела и начало поставки оружия УНИТА и создание для него тренировочных лагерей. С августа, когда положение МПЛА начало ухудшаться, руководство этой партии и кубинцы (которые к тому времени уже послали в Анголу своих инструкторов) просили советских руководителей активизировать поставки им оружия и помочь с транспортировкой кубинских войск в Анголу [415] .

К середине октября МПЛА контролировало менее четверти страны в центре, да и там только города. Парадоксально, но большую роль в том, что в октябре 1975 г. МПЛА удержалось в столице, сыграла именно интервенция ЮАР в Анголу. Премьер-министр ЮАР Джон Б. Форстер отдал приказ о начале операции «Саванна» – вводе на территорию Анголы регулярных войск ЮАР – в середине октября [416] .

По сведениям Уэстада, советское руководство знало об интервенции ЮАР заранее и пришло к выводу, что эта интервенция сделает вмешательство СССР менее рискованным с политической точки зрения. Даже президент Танзании Джулиус Ньерере, противник расширения конфликта и активного вовлечения СССР, считал, что южноафриканская интервенция сделала поддержку МПЛА извне необходимой, хотя и полагал, что она должна прийти в основном от африканских стран. 5 ноября секретариат ЦК КПСС обсуждал ситуацию в Анголе и решил направить туда суда ВМФ [417] .

Об ангольском конфликте написано очень много, но разногласия по поводу конкретных дат, последовательности событий, масштабов военных поставок и прочего остаются неразрешенными. Картина того, что происходило в Анголе в конце 1975 г. – да и позже, – различается даже у тех исследователей, которые работали с советскими первоисточниками: В. Г. Шубина и О. А. Уэстада.

11 ноября МПЛА провозгласило независимость Анголы и создало свое правительство в Луанде. Уэстад пишет, что советские военные самолеты начали переброску в Луанду кубинских военнослужащих и массированные поставки оружия за неделю до этого. Шубин сообщает, что СССР поставлял оружие МПЛА и обучал его кадры в течение нескольких месяцев до провозглашения Анголой независимости. Уэстад пишет, что около 60 советских военных начали прибывать из Конго в Луанду 12 ноября; Шубин – что первая группа советских военных инструкторов в количестве 40 человек прибыла в Луанду 16 ноября [418] .

Как бы то ни было, советская поддержка помогла ангольской армии и кубинцам разбить силы ФНЛА, наступавшие с севера, в нескольких километрах от столицы. В решающем сражении 10 ноября – накануне провозглашения независимости – участвовали и обученные в СССР кадры ангольской армии, и кубинцы, применявшие советское оружие [419] . После этого ЮАР и США сосредоточили свои усилия на поддержке УНИТА, занимавшей позиции на юге и юго-востоке страны.

Всю вторую половину ноября южноафриканский контингент – около трех тысяч человек – и силы УНИТА при поддержке США стремительно продвигались к Луанде. В это же время СССР начал массированную операцию по переброске в Анголу советского оружия и кубинских военнослужащих по воздуху и морем. С середины ноября 1975-го по середину января 1976 г. советские самолеты совершили 120 полетов между Кубой и Анголой. За это время было транспортировано около 12 тыс. человек. В Анголу было поставлено советское оружие, включая танки, противотанковое и противовоздушное оружие и истребители МиГ-17 и МиГ-21. К концу ноября южноафриканцы и УНИТА занимали центры пяти провинций. Но кубинцы остановили их наступление в 150 милях от Луанды, а в декабре нанесли им серьезные поражения в двух сражениях к югу от реки Кванза. В январе 1976 г. ангольцы и кубинцы начали контрнаступление. Правительство ЮАР решило отвести свои войска, отчасти из-за военных неудач, отчасти из-за решения Сената США, принятого 19 декабря, о прекращении финансирования всех скрытых операций в Анголе. К концу марта 1976 г. южноафриканские войска были выведены с территории Анголы [420] .

Правительство ЮАР преследовало в этой войне несколько целей. Первой было не допустить одностороннего провозглашения независимости Народным движением за независимость Анголы, которое южноафриканцы считали марксистским. Когда это не удалось, то цель броска на север изменилась. Теперь она заключалась в том, чтобы разбить ангольскую армию и, расчленив территорию Анголы по этническому признаку, создать на юге буферное государство под управлением УНИТА с границей к северу от бенгельской железной дороги [421] .

Руководство МПЛА называло войну с УНИТА и ФНЛА «второй войной за независимость», поскольку считало, что под прикрытием наступления военных подразделений этих организаций в стране шла интервенция Заира и ЮАР при участии Франции и США. Главной причиной интервенции оно считало избранную МПЛА социально-политическую ориентацию. В мае 1976 г. Хенрике Каррейра, первый министр обороны независимой Анголы, сказал об этом так: «Мы должны понять, что наш выбор социализма привел нас к конфронтации с империализмом…» [422]

Что защищали в далекой Анголе советские военные? Глава кубинской военной миссии Леопольдо Синтра Фриас отметил в разговоре с советским главным военным советником: «Если нужен социализм в Африке, нужно что-то делать; если он не нужен, мы уйдем. Мы не справимся без вашей помощи» [423] . Исследовавший отношения СССР с бывшими португальским колониями полковник В. И. Шарый пришел к аналогичному выводу. Основными направлениями сотрудничества СССР с Анголой, Мозамбиком и Гвинеей-Бисау в политической области он назвал «укрепление самостоятельности молодых государств, защиту их интересов в международных организациях, оказание помощи при выборе некапиталистического пути развития и формировании правящих партий; в экономической области – содействие в становлении национальной государственной экономики, коллективных форм сельскохозяйственного производства…» [424] . Более того, Шарый полагал, что Советский Союз «основное внимание уделял военнополитическому и идеологическому сотрудничеству, нередко в ущерб своим экономическим интересам», именно из-за стремления «навязать свою модель общественного развития» [425] .

Ветеран ангольской войны С. А. Коломнин писал, что в списке локальных международных конфликтов, в которых участвовал СССР, Ангола занимает особое место. «Практически впервые в истории СССР советским руководством была поставлена задача за тысячи километров от границ Отечества, в далекой Южной Африке не только помочь другой стране в строительстве национальной армии и отражении внешней агрессии ЮАР. В широком смысле слова Ангола рассматривалась советским руководством как своеобразный ключ к Африке. С приходом к власти в Анголе Народного движения за освобождение Анголы (МПЛА) никогда еще прежде у СССР не возникало такого мощного и надежного союзника на Юге Африки. Поэтому цель была очевидной: всеми доступными силами и средствами помочь новому руководству страны и превратить Анголу в эталон африканского социалистического государства, целиком и полностью ориентирующегося на Советский Союз» [426] .