Текст книги "Телохранитель (СИ)"

Автор книги: Аполлинарий Колдунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

По совету Гоца глава московских эсеров Донской решил встретиться с Фанни.

У Смоленского рынка, там, где за недостатком мест в торговых рядах еще недавно продавали прямо с возов разнообразную снедь, торговали вразнос бойкие лотошники, а сейчас примостилась барахолка. На бульварчике, покрытом тусклой пылью, усеянном шелухою от семечек, на облезлой лавочке сидели трое.

Никто не обращал внимания на этих людей, ничем не выделявшихся из тутошней публики. Один, это был Семенов – обликом похож на мастерового из удачливых – усики в ниточку, жесткий котелок на голове. При кожанке, а вместо манишки – сатиновая косоворотка. Ну и пусть, если ему так хочется. Другой – в офицерском френче, но, кажется, с чужого плеча. Не видно, чтобы спарывались погоны. Когда их спарывают, остается невыгоревший след. В офицерских ремнях с портупеями, в фуражке без кокарды, в безоправном пенсне, не «чеховском», с дужкой, а простом. И, наконец, то ли барышня, то ли дама, она близоруко щурилась и то и дело перекидывала с груди на спину черную длинную косу.

Лавка была простецкая, без спинки, изрезанная перочинными ножами. Семенов сел так, чтобы видеть бульвар и рынок. Прошел какой-то оборванец с тоскливой, чахоточной обезьянкой на руках. Спросил, не купят ли ее почтенные господа. Услыхав отказ, смачно выругался. «Чего только на Руси не увидишь», – сказал Семенов, лишь бы что-то сказать. Разговор не клеился. Все трое почему-то испытывали неловкость. Ее разрядил Донской. Он поправил портупею, чиркнул сделанной из винтовочной гильзы позеленелой зажигалкой – курил не махорку, папиросы – и кратко, повелительно приказал, чтобы Фанни Ефимовна рассказала о себе.

Готовая к этому неизбежному вопросу – уже довелось «исповедоваться» и Коноплевой, и Семенову – она потеребила тяжелую косу, моргнула близорукими глазами и с неожиданной откровенностью начала:

– Родилась в большой семье. Какая бывает семья у бедного еврейского учителя? Детей полна куча. Нужда – непролазная. Но отец – Каплан вдруг застенчиво улыбнулась – дал мне приличное домашнее образование.

Пристально посмотрела на Донского и со значением добавила:

– «Университет» я закончила на каторге.

И умолкла. Заметила нетерпеливое переглядывание Донского и Семенова. Поняла – надо сокращаться. И, разом переменив тон, сказала:

– В 1906 году вместе с Маней Школьник и Арей Шпайзман готовила покушение на киевского генерал-губернатора.

– На Клейгельса покушались, – перебил ее Донской. – Знаю, что струсили ваши коллеги.

– Вот уж нет, – возразила Каплан, – просто переменили почему-то план. Меня в свои намерения не посвятили. Вместо Клейгельса убили черниговского губернатора Хвостова.

– Не убили, а ранили, – поправил Семенов.

– Да, – согласилась Фанни. – Ранили. Аре и Мане дали по двадцать лет каторги.

Донской досадливо поморщился. Кажется, она намерена рассказывать всю историю эсеровского движения.

– Нельзя ли покороче, – мягко сказал Дмитрий Дмитриевич. – Поближе к сути…

– Хорошо, – ответила Каплан, сникая. – У меня получилось нелепо: в комнате, где я квартировала в Киеве, вдруг ни с того ни с сего взорвалась припрятанная бомба. Не знаю почему.

– Понятно почему, – сказал Семенов, – не иначе, как хранили со вставленным запалом, так?

– Так, – подтвердила Каплан.

– Кислота разъела оболочку запала, и случился взрыв, – пояснил Семенов, будто присутствовал при этом.

– Возможно, – согласилась Каплан.

– И? – спросил Донской.

– И – смертная казнь, – гордо сказала Каплан. – Заменили пожизненной. Отбывала в Нерчинске. А точнее – сперва в Мальцевской тюрьме. Ее знаете?

– Знаю, дальше…

– Дальше – перевели в Акатуй.

– Традиционная народническая тюрьма, – одобрительно сказал Семенов.

Каплан понравилась Донскому как боевик. Как человек с твердой волей и крепкими эсеровскими традициями. Донской понравился Каплан как энергичный, смелый руководитель и, прежде всего, как человек «дела». Он сумел оценить ее безоглядный героический порыв, с которым она выступила против Ленина. Каплан гордилась, что ее воодушевил и благословил на подвиг руководитель Московского бюро, член ЦК ПСР. Она шла на покушение от имени своей партии, от имени всех эсеров, защищавщих народовластие.

– Ваше имя, Фанни, станет знаменем свободы, – сказал Донской террористке на прощание. – Ваш подвиг отзовется в сердце каждого социалиста-революционера.

Кого убивать первым? Ленина или Троцкого? Мнения разошлись. Донской и Тимофеев предлагали убить Троцкого. Гоц – Ленина.

С убийственной иронией Абрам Гоц говорил о том, что Троцкий никогда не верил в социальную революцию рабочих и крестьян. Он – позер и охотно бы умер, сражаясь за Россию, при условии, однако, чтобы при его смерти присутствовала достаточно большая аудитория. И добавлял:

– Диктатура пролетариата с Троцким для эсеров лучше, чем без него. Прежде всего, надо убить Ленина и обезглавить Советскую власть.

Семенов возразил Гоцу.

– Политическая обстановка не созрела для подобных террористических актов. Покушение на Ленина надо производить при начинающемся развале Советов. Развала же пока не наблюдается. Большевики, особенно Ленин, пользуются огромной популярностью среди народных масс. Покушение необходимо отсрочить.

Гоц яростно обрушился на Семенова. Он начал доказывать, что для террора политический момент созрел. Убийство Ленина надо осуществить немедленно.

– Поймите, Семенов, – захлебывался Гоц. – сейчас август 1918 года. Что это значит? На Волге и на Урале – эсеры, меньшевики и Антанта. В Приуралье успешно действует Иванов и Герштейн. В районе Ижевского и Боткинского заводов прочно обосновался Тетеркин. Но – и это уже подтверждено жизнью – нашей гордостью является Среднее Поволжье. Здесь сосредоточены лучшие наши кадры: Климушкин, Брушвит, Фортунатов, Вольский, Нестеров, Маслов, Алмазов, Филипповский, Раков, Веденяпин, Абрамов, Лазарев. В меру сил им помогают испытанные бойцы народовластия Касимов, Жигалко, Подиков. В Поволжье у нас своя армия. Свое государство, свое правительство, свои законы и порядки.

– Что, верно, то верно, – согласился Семенов. – А как обстоят наши дела в Сибири, на Украине и других областях России?

– Лучше и желать нельзя! – воскликнул Гоц. – В Сибири – эсеры, кадеты и Антанта. На Украине – генерал Скоропадский, кадеты и Германия. На Кубани – генерал Алексеев, эсеры и Антанта. В Закавказье – эсеры, кадеты и Антанта. В Архангельске – эсеры, меньшевики и Антанта. Такого момента партия эсеров давно ждала…

28 августа 1918 года

Сыромятники

Начинало светать. Семенов подошел к окну, закурил. Террористы сидели молча, ждали указаний. Усов, Коноплева, Ефимов, Новиков, Королев, Пелевин, Федоров-Козлов, Сергеев, Каплан, Иванова…

Семенов хмурился – угрюмые лица товарищей не радовали. Он делал все от него зависящее, чтобы покушение на Ленина совершил рабочий. Гоц и Донской рассчитывали на грандиозный фурор. Нужен был такой рабочий, в котором не было бы ни единой крупинки мелкобуржуазного элемента. Семенов нашел такого рабочего в боевом отряде – Константина Усова, но пролетарий не оправдал доверия.

Сергеев после убийства Володарского ослаб духом и не был готов повторить террористический акт в Москве. Федоров-Козлов? Но какой из него рабочий, когда за каждым поворотом улицы видит свою деревню. Осталась одна надежда – Фанни Каплан.

– Григорий Иванович, – обратилась она к Семенову, – все в сборе…

– Прошу извинить, – встряхнулся Семенов. – Питер вспомнился.

– Питер – не Москва, – бросил реплику Зубков. – Питер был к нам добрее…

– Верно, – заметил Козлов. – Но в Питере мы «охотились» не за Лениным.

– Кончай разговоры, – строго отрезал Семенов. – Слушайте внимательно. Для глухих дважды повторять не буду.

Семенов помолчал. Потрогал чью-то фуражку, лежавшую на столе. Кивнул на дверь.

– Все в порядке, – ответил Сергеев. – В дозоре Новиков.

– Друзья! – начал Семенов. – Мы, боевики – исполнители воли нашей партии. Мы постоянно находимся на передовой линии фронта. Постоянно ведем бой с узурпаторами власти – большевиками. Член ЦК Абрам Рафаилович Гоц заверил, что на этот раз от нас не откажутся: партия признает террористический акт на Ленина. Гарантия – честное слово Гоца!

Все радостно загудели, а Семенов продолжал:

– В пятницу – 30 августа 1918 года Ленин будет выступать на митингах. Чтобы на этот раз не сорвалось – я раскинул сеть пошире. Помните, меткими выстрелами в Ленина, мы изменим ход исторических событий в России. Вернем их на путь народовластия.

Коноплева улыбнулась. Руководителем – единомышленником, боевиком без страха и сомнения, Семенов ей нравился больше. Семенов подробно проинструктировал террористов.

– Боевику Усову, – сказал в заключение Семенов, – проявившему малодушие, на заводах делать нечего.

Усов побледнел, молча положил на стол револьвер.

– Оружие оставь, – рявкнул Семенов. – Пойдешь дежурить в Петровский парк.

Разослав дежурных боевиков-разведчиков, Семенов оставил на явочной квартире только Лиду – с ней должен был состояться особый разговор…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
«ЧЕРНЫЙ АВГУСТ»

утро 30 августа 1918 года

Петроград, Дворцовая площадь

По площади неторопливо катил велосипедист. Это был молодой человек в клетчатой кепи, кожаной куртке, бриджах и желтых щегольских крагах. В таких ходили разбогатевшие на войне интенданты царской армии. Он небрежно поставил велосипед у стены здания и уверенно вошел в подъезд Комиссариата внутренних дел. Леонид Канигессер вошел в подъезд той половины дворца Росси, которая идет от арки к Миллионой улице. Урицкий всегда приезжал на службу к этому подъезду.

– Товарищ Урицкий принимает? – спросил он швейцара.

– Еще не прибыли…

Канигиссер отошел к окну, выходящему на площадь. Сел на подоконник. Снял фуражку и положил рядом с собой. Долго глядел в окно. О чем он думал? О том, что еще не поздно отказаться от страшного дела? Еще можно вернуться на Саперный. Попить чаю с сестрой. Взять реванш в шахматы у отца. Продолжить чтение «Графа Монте-Кристо». О том, что жить осталось несколько минут, что он больше не увидит ни этого солнца, ни этой светлой площади, этого расстрелиевского дворца? О том, что пора снять затвор с предохранителя? О том, что швейцар начал странно коситься на него? Уж не заподозрил ли?

Леонид напряженно ждал. Люди проходили по площади, а Урицкий все не появлялся. И те двадцать минут его отсутствия показались Канегиссеру вечностью…

Председатель Петроградской ЧК медленно вошел в подъезд, приветливо кивнул швейцару, не спеша, пересек вестибюль и направился к лифту. Леонид встал с подоконника. Выхватил из-за пазухи кольт. И почти в упор выстрелил в затылок Урицкому. Комиссар упал. Сидевшие в вестибюле люди ахнули и, толкая друг друга, бросились к дверям. Вместе с ними выбежал на улицу и убийца. Если бы Канегиссер надел фуражку, положил в карман оружие и спокойно пошел пешком налево, он, вероятно, легко бы скрылся. Ему стоило свернуть под аркой на Морскую и затеряться в толпе Невского проспекта. Но он сел на велосипед и помчался, что есть силы. За преступником бросился комиссар Дыхвинский-Осипов. Он трижды выстрелил в велосипедиста из браунинга, но не попал. Преступник беспрепятственно удалялся.

В это время из-под арки Главного штаба выехала автомашина германского консульства. Дыхвинский не растерялся. Вместе с подоспевшими на помощь охранниками решительно преградил автомобилю путь.

– Временно машину конфискуем, – заявил он. Вскочил в кабину и приказал растерявшемуся шоферу догнать мелькавшего впереди велосипедиста. Тот уже поворачивал на Дворцовую набережную и мог скрыться из виду. Красноармеец, лежавший на крыле автомобиля, открыл огонь из винтовки. Велосипедист сделал несколько ответных выстрелов и свернул в Мошков переулок. Затем выехал на Миллионную улицу, бросил велосипед и вбежал в дом Северного английского общества. На помощь комиссару Дыхвинскому подоспели еще три автомобиля с сотрудниками Центральной комендатуры революционной охраны Петрограда во главе с ее комендантом Шатовым. Из бывших Преображенских казарм, тоже находившихся на Миллионой улице. Бежали поднятые по тревоге красноармейцы, по команде Шатова они быстро оцепили дом, в котором скрылся убийца. Шатов приказал прекратить стрельбу и преступника взять живым. Из окруженного красноармейцами и чекистами здания вышла женщина и сказала, что человек в кожаной куртке спрятался в одной из квартир верхнего этажа. Шатов и два его сотрудника вошли в дом. Чтобы избежать жертв, красноармейцы соорудили из шинели рядового Сангайло подобие чучела, поместили его в лифт и подняли наверх в расчете на то, что преступник через дверь лифта расстреляет все патроны, приняв чучело за солдата. Но провести Леонида не удалось. Он открыл дверь лифта, взял шинель и надел на себя. Спустился вниз по лестнице и попытался незаметно проскочить улицу. Чекистам, охранявшим подъезд, сказал:

– Тот, кого вы ищите, там. Наверху.

Казалось, что уловка сработала. Красноармейцы, было, кинулись вверх по лестнице. Но Сангайло опознал свою шинель. Преступника тут же схватили и обезоружили. Личность велосипедиста вскоре установили.

Двадцатидвухлетний студент 4-го курса Политехнического института. В недавнем прошлом – юнкер Михайловского артиллерийского училища. Член партии народных социалистов. В училище – председатель секции юнкеров-социалистов. Одно время был комендантом Выборгского района. Активно участвовал в заседании штаба эсеров за Невской заставой.

Итак, начало было положено…

30 августа 1918 года

Кремль, 14 часов 17 минут

Сергей вошел в столовую. Ленин, Крупская и Мария Ульянова сидели за столом. Обедали. Сергей подошел к Ленину и передал записку с сообщением о смерти Урицкого. Ленин спокойно прочитал, взглянул на часы и сказал:

– Сергей, готов авто. Поедем на Хлебную биржу.

– Что случилось, Володя? – спросила Мария.

– В Питере убили Моисея, – коротко ответил Ленин.

Крупская тяжело вздохнула.

– Может не надо сегодня ездить на митинг?

– Я поддерживаю Надежду Константиновну, – сказала Сергей, – это не безопасно.

– Что? Что? – вспыхнул Ленин. – И ты, Надя, хочешь прятать меня в коробочке, как буржуазного министра. Довольно с меня и одного телохранителя. – Ленин выразительно посмотрел на Сергея.

– И все же, Владимир Ильич, – Сергей решил не успокаиваться, – обстановка слишком тревожная. Я убедительно прошу не ездить сегодня на митинги…

– Сергей, ты много для меня делаешь, – Ленин после этих слов слегка замешкался. – Но, – продолжил он более решительно, – отказаться от выступлений на Хлебной бирже и на заводе Михельсона я не могу. Во-первых, потому, что обещал быть на собрании; во-вторых, считаю принципиально важным в настоящее время выступать на рабочих собраниях.

Сергей замолчал.

– Все-таки едешь? – тихо спросила Мария Ильинична.

– Бог не выдаст… – примирительно улыбнулся Ленин. – Да и Сергей рядом.

Замоскворечье. Серпуховская площадь

завод Михельсона

Председатель завкома Николай Иванов озабоченно посматривал на часы: пора открывать помещение для митинга. Рабочих приглашать не приходилось. Ждали Ильича. Митинги на заводе всегда проводились в Гранатном корпусе завода, немного похожим на сарай. На этот раз к заводчанам пришли не только жители окрестных улиц, многие притопали из Даниловской и Симоновской слобод. Увидеть Ленина и услышать его хотелось каждому. Рабочие искали у него ответы на самые тревожные и самые сложные вопросы жизни.

Председатель завкома распахнул двери, рабочие дружно хлынули в зал. Только заядлые курильщики остались у входа, и просил товарищей занять местечко поближе к трибуне, чтобы можно было получше рассмотреть Ленина.

Гранатный корпус завода Михельсона после октября 1917 года как единственное вместительное помещение в Замоскворечье было приспособлено для митингов и собраний самими рабочими. Они были здесь удивительно многолюдными тогда, когда приезжал Ленин.

Со двора в корпус вела довольно шаткая лесенка. Свет в зал проникал сверху – окна находились под потолком. Стулья и скамейки подступали к невысокому деревянному помосту, на котором стоял массивный стол президиума.

На помост бесцеремонно взобрался какой-то верзила в матросском бушлате и бескозырке. В развалку, вихляющей походкой подошел к столу. Взял графин с водой. Взболтнул, наполнил стакан и жадно выпил. Вытер рот рукавом и, спрыгнув с помоста, скрылся в толпе. Возле помоста шныряли ребятишки. Председатель завкома цыкнул на них – дети присмирели. И они терпеливо ждали приезда Ленина.

Внимание Иванова привлекла незнакомая женщина. «Не заводская, – подумал председатель завкома. – Может, из редакции?».

Незнакомка, читая газету, то и дело беспокойно поглядывала по сторонам. Прислушивалась к разговорам рабочих. Иванов хотел подойти, спросить, откуда она, но его окликнул старый слесарь, сосед по квартире.

– Не видать Ильича… Приедет ли?

– Обещал. Ждем с минуты на минуту.

Незнакомка встрепенулась, убрала газету в портфель и направилась к выходу. Верзиле – матросу, курившему у двери, шепнула:

– Должен приехать…

Люди все подходили и подходили. Корпус гудел. Людей набилось великое множество.

Митинг начался. Ораторы сменяли друг друга на трибуне.

Сергей сказал шоферу, чтобы тот притормозил сразу после ворот. Въехав во двор, машинально отметил, что их никто не встречает. Кроме этого боковым зрением осмотрел периметр площадки перед корпусом. Напротив довольно высокие жилые дома этажей в пять. Особое внимание.

Сергей вышел первым, не спеша, открыл дверь машины. Ленин тоже вышел, слегка распрямил затекшую спину, огляделся и быстро направился в Гранатный корпус. Сергей не отставал, прикрывая спину Ленина.

Шофер – Степан Гиль – развернул машину. К нему подошли какие-то женщины. Одна из них спросила:

– Кажется, товарищ Ленин приехал?

– Не знаю, – сухо ответил Гиль. Так отвечать его научил Сергей. Всех охранников и водителей он теперь инструктировал лично, не доверяя никому.

Женщина рассмеялась:

– Как же так? Шофер и не знаете, кого привезли?

Гиль нахмурился, но ответил сдержанно:

– Какой-то оратор. Сколько я их перевозил по заводам? Всех не упомнишь…

Женщина пожала плечами и решительно направилась к двери Гранатного корпуса, откуда доносился плеск аплодисментов. Шофер недоуменно посмотрел ей вслед: чего привязалась? Прилипла, как репей.

Лида неторопясь рассыпала кокаин по столику и приникла к нему, водя хрустальной трубочкой. После того, как вдохнула, на минуту прикрыла глаза, затем резко раскрыла и выдохнула. «Хорошо, – подумала она».

Винтовка была собрана и лежала рядом с подоконником. Вид на двор перед Гранатным корпусом завода в оптический прицел – как на ладони. Даже лучше, чем в прошлый раз на станции в Питере. Только теперь погасить свет у этого паршивца теперь не получится. День в разгаре.

Она видела, как машина Ленина въехала во двор завода. Как Ленин вышел из машины и быстро прошел в здание корпуса. Шел он быстро, но Лида все равно успела поймать его в перекрестие прицела. Но тут его прикрыл охранник.

Лида нахмурилась. «Опять он мешает, надо его тоже убирать. А то предан, как собака, вот и подохнет, как собака. Ну, ничего. Когда будут выходить. Он будет сзади, а Ленин передо мной – как на блюдечке. Вот тогда я и помогу Фанни».

Лида отложила винтовку в сторону и стала ждать…

Гиль вышел из машины. Походил по двору. Подумал: «Слишком любопытная дамочка. Впрочем, любопытных хоть пруд пруди. Куда не поедешь – лезут с расспросами. Возможно, он резковат, но что поделаешь – служба».

Рабочие встретили Ленина бурей восторженных аплодисментов. Поднявшись на помост, он на ходу снял пальто, присел на свободный стул в президиуме.

Председатель объявил:

– Слово предоставляется товарищу Владимиру Ильичу Ульянову – Ленину.

Овация стала еще сильнее. Сергей не любил такие митинги. Слишком шумно, слишком много народу. Ленин строго приказал не выставлять оцепление перед трибуной. А кто перед ней стоит? Хорошо еще если проверенные рабочие, а если террорист. Бросить бомбу с такого расстояния не представляет никакого труда. И поэтому Сергей постоянно занимал место именно перед трибуной. Благо в этот раз она была не слишком высокой.

Теперь только внимательно наблюдать за происходящим в зале…

Ленин тем временем вышел к трибуне:

– Нас, большевиков, постоянно обвиняют в отступлении от девизов равенства и братства. Объяснимся по этому поводу начистоту. Какая власть сменила царскую? Гучковско-милюковская, которая начала избирать в России Учредительное собрание. Что же в действительности скрывалась за этой работой?

Сергей напряженно вглядывался в зал. Вроде все нормально, но за последнее время у него выработалось просто-таки нечеловеческое чутье на опасность. Вдруг в зале он заметил женщину с черной длинной косой. «Стоп, – подумал Сергей, – где-то я ее видел. Где? И ведь это было связано с Лениным. Или не с ним… С его семьей?».

– Возьмем Америку, самую свободную и цивилизованную демократическую республику, – продолжал Ленин. – И что же? Там нагло господствует кучка миллиардеров, а народ – в рабстве и духовной неволе. Фабрики, заводы, банки и все богатства страны принадлежат капиталистам, а трудящимся – беспросветная нищета. Спрашивается, где тут хваленые равенство и братство? Нет их! Где господствуют демократы, там неприкрытый, подлинный грабеж. Мы знаем истинную природу так называемых демократий.

Раздались оглушительные аплодисменты. Сергей так настойчиво пытался вспомнить, где он мог видеть женщину из зала, что почти не слушал речь Ленина. И раздавшаяся овация, стал для неожиданной, он даже слегка вздрогнул. А вот вспомнить так и не мог.

…Согласитесь, кто трудится, имеет право пользоваться благами жизни. Тунеядцы, паразиты, высасывающие кровь из трудящегося народа, должны быть лишены этих благ. И мы провозглашаем: все рабочим, все трудящимся! – продолжал тем временем Ленин.

Каплан тревожно озиралась по сторонам. Ей стало жутко: она увидела охранника Ленина и узнала его. Они виделись однажды – в Кремле, она была там с Дмитрием Ульяновым. Неужели он ее запомнил?

Фанни стала быстро пробираться к выходу.

И тут Сергей вспомнил – во дворе Кремля. Он встретил Дмитрия Ильича Ульянова. Эта женщина была рядом с братом Ленина. А что она делает здесь? И кто-то еще рядом тогда был? Неважно, вспомнит позже. Похоже, Владимир Ильич собирался заканчивать. Сейчас начнется самое трудное. Надо постараться отсечь толпу людей от Ленина. Иначе его просто сомнут.

Вместе с председателем завкома и несколькими рабочими завода Сергей образовал коридор, по которому пошел Ленин.

Ленин вышел из здания корпуса, как к нему неожиданно подошла какая-то пожилая женщина. Она выкрикнула

– Владимир Ильич! Очень прошу! – Сергей постарался оттеснить ее, но Ленин перехватил ее руку и подтянул к себе.

– Что вы хотели?

– Я хочу пожаловаться на работников заградительных отрядов на железной дороге. Почему они отбирают хлеб, который люди везут из деревни от родственников? Ведь издан декрет, чтобы не отбирали…

– Заградотрядчики иногда поступают неправильно, – согласился Ленин. – Но эти явления – временные. Снабжение Москвы хлебом скоро улучшится.

Сергей начал волноваться. Слишком долгое время они стоят на открытом пространстве. Он огляделся вокруг, поднял голову и посмотрел на здание, стоявшее прямо напротив.

В одном из окон дернулась занавеска, и что-то сверкнуло на солнце, как будто ребенок выставил в окошко зеркальце и пускал зайчики.

Реакция Сергея была мгновенной. В доли секунды он понял, что это оптический прицел на винтовке, про которую говорила Влада.

Не говоря ни слова, Сергей резким рывком дернул Ленина за себя, сам, разворачиваясь к снайперу спиной и, пытаясь броском уйти в сторону.

Из помещения цеха высыпало довольно много народу. Лида слегка подышала на руки, устроилась поудобнее перед окном и припала глазом к окуляру прицела.

Через минуту вышел Ленин. Охранник, как она и предполагала, оказался сзади. Лида задержала дыхание и поймала Ленина в перекресте прицела. «Стреляем на счет три» – подумала она. Раз… Неожиданно к Ленину рванулась какая-та старуха. Охранник попытался ее отодвинуть, но Ленин притянул ее к себе. Она слегка загородила Лиде обзор, но уже через несколько секунд женщина сдвинулась в сторону, снова освобождая Лиде обзор. Два… Охранник заметно нервничал и беспрерывно оглядывался. Три… Палец мягко скользнул по спусковому крючку…

Раздался выстрел, он прозвучал как-то глухо и был похож на хлопок в ладоши. Пуля скользнула рядом с головой Сергея. Но почему выстрел раздался совершенно с другой стороны? Сергей резко развернулся, в тоже время, не давая Ленину приподняться.

Выстрелы продолжали греметь.

И вдруг он заметил, что рядом с машины стоит именно та женщина, которую он пытался вспомнить в зале, держит в руке пистолет и стреляет. Но стреляет почему-то вверх!

Все вокруг оцепенели. Ленин пошатнулся и стал медленно оседать на землю.

– Убили! Убили! – закричала в истерике какая-то женщина.

«Попала!» – с восторгом подумала Лида. Она отстреляла всю обойму и, как она предполагала, попала как минимум три раза. Лида стала быстро разбирать винтовку и укладывать ее в футляр из-под скрипки.

Сергей, который держал Ленина, почувствовал, как на его ладони появилось что-то теплое. Он посмотрел, и увидел кровь. Кто же ранен? Он? Но он ничего не чувствовал. Значит – Ленин?

– Где она? – закричал Сергей, – быстро за ней.

Женщина побежала на стрелку к трамваю. Сергей пытался затащить Ленина в машину.

– Степан! Быстро в больницу! – закричал он водителю.

Рядом оказался помощник военного комиссара Батулин. Хорошо, что Сергей все догадался предупредить военных о предстоящем митинге и попросить заранее поддержки. Батулин, крикнул на ходу:

– Я за ней!

В машине Сергей расстегнул Ленину пиджак.

– Куда вы ранены? – спросил Сергей. Он видел кровь на одежде, но не мог понять – где рана?

– В руку, – тихо ответил Ленин. Лицо у него побледнело, глаза полузакрылись.

Сергей ловко сдернул с Ленина пиджак, стараясь не причинять лишнюю боль. Наконец он увидел рану. Пуля попала под правую лопатку. «Странно, – подумал Сергей. – А ведь я точно слышал, как пуля пролетела рядом с моей головой».

Но размышлять было некогда. Сергей срочно начал перевязку, кровавое пятно на рубашке становилось все больше. Владимир Ильич начал кашлять и сплевывать кровью.

На полной скорости подъехали к Кремлю. Сергей сказал Гилю, чтобы тот постарался не задерживаться у ворот и потом, остановился, не у парадного подъезда, а остановился у боковых дверей.

Сергей помог Ленину выйти из машины. На предложение вынести его, Ленин категорически отказался.

Батулин бежал по Серпуховке, обгоняя перепуганных людей. У трамвайной стрелки увидел женщину с портфелем, прячущуюся за деревом.

– Зачем вы стреляли в товарища Ленина?

– А вам, зачем это знать? – зло спросила женщина, затравленно озираясь.

Интуиция не подвела Батулина. Подбежавшие рабочие опознали в задержанной террористку. Он еще раз спросил задержанную:

– Вы стреляли в товарища Ленина?

Женщина ответила утвердительно, но отказалась назвать свою фамилию и принадлежность к какой-либо партии.

Предупрежденная о случившимся, по лестнице, задыхаясь, поднималась Крупская. В квартире уже толпился народ, но Сергей никого близко, кроме врачей, к Ленину не подпускал. Надежда Константиновна побледнела: все кончено… Машинально вошла в спальню. Кровать, выдвинутая на середину комнаты. Виноватые глаза Володи. Лицо без кровинки… Забинтованная рука.

Увидев жену, Ленин невнятно проговорил:

– Ты приехала, устала…

Крупская вздрогнула: речь бессвязная, глаза затуманены. Она остановилась у дверей.

В это время приехал Владимир Николаевич Розанов – руководитель хирургического отделения Солдатенковской больницы.

Розанов подошел к лежащему Ленину, нащупал пульс. Ленин слабо пожал руку доктору.

– Ничего, зря врачи беспокоятся.

– Вам нельзя разговаривать, Владимир Ильич, – сказал Розанов. – Убедительно прошу молчать.

Ленин слабо улыбнулся.

Розанов приложил ухо к стетоскопу, нахмурился: сердце сдвинуто вправо, тоны отчетливые, но слабые. Сделал легкое выстукивание – вся левая половина груди давал тупой звук. Произошло кровоизлияние в левую плевральную полость. Кровь сместила сердце.

Розанов осторожно ощупал раненую руку Ленина. Обнаружил перелом плечевой кости. Выпрямился, многозначительно взглянул на стоявшего рядом Сергея и врача В.А.Обуха.

– Пожалуйста, Владимир Ильич, не двигайтесь и не разговаривайте.

Втроем вышли в прихожую.

– Тяжелое ранение, – сказал Розанов. – Очень тяжелое. Но организм у Владимира Ильича сильный. Будем надеяться на лучшее.

От этих слов Сергей похолодел. Ведь ответственность за жизнь Ленина была поручена ему. И что? Он ничего не смог сделать.

Врачи пришли к мнению, что пуля, к счастью, не задела больших сосудов шеи.

– Вы молодец, – сказал Розанов Сергею. – Мне немного рассказали о случившемся. Хорошо, что вы успели пригнуть Ильича. Пара сантиметров выше и мгновенная смерть.

– Сколько у него ранений? – спросил Сергей.

– Два, – ответил Розанов. – Вторая пуля пробила верхушку левого легкого слева направо и засела около грудно-ключичного сочленения. Да, еще пробит пиджак под мышкой, но этот выстрел не причинил ему вреда. Полагаю, – подытожил Розанов, – извлекать пули сейчас не будем.

– Пожалуй, повременим, – согласился Обух.

Все вернулись в комнату, где лежал Ленин. Возле него сидела Крупская. Увидев вошедших, Ленин хотел что-то сказать, но Розанов предупреждающе поднял руку.

– Нет, нет! Никаких вопросов!

Ленин слабо улыбнулся:

– Ничего, ничего. Это со всяким революционером может случиться. Доктор, – продолжал Ленин, – вы коммунист?

– Да, Владимир Ильич.

– Тогда скажите откровенно, скоро ли конец? Если да, то мне нужно кое с кем обязательно поговорить.

Розанов успокаивающе провел по руке.

– Нужно смотреть правде в глаза, – заметил Ленин, – какой бы горькой она ни была.

Правда действительно была горькой.

Каплан доставили в Замоскворецкий Военный Комиссариат. Первый допрос произвел председатель Московского трибунала Козловский. Когда приехал Сергей и спросил о первых результатах, Козловский ответил ему:

– Сергей, эта женщина произвела на меня крайне серое, ограниченное, нервно-возбужденное, почти истерическое впечатление. Держит себя растерянно. Говорит несвязно и находится в подавленном состоянии. Хотите услышать мое мнение по поводу происшедшего?

– Конечно, – сказал Сергей.

– Я считаю, это дело рук эсеров. И хотя Каплан отрицает это, и связь с петроградскими событиями, мне кажется четко прослеживается рука правых эсеров.

– Поживем – увидим, – ответил Сергей.

Москва, 30 августа 1918 года

23 часа 40 минут

помещение внутренней тюрьмы Замоскворецкого военного комиссариата

То, что женщина находится в состоянии глубокого психологического шока, Сергей понял сразу. Ему было достаточно взглянуть на Каплан. Речь ее порой становилась бессвязной, похожей на бред.