Текст книги "Дочь посла"

Автор книги: Анвер Бикчентаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Самое слезливое место в мире

– Если вам вздумается написать свой адрес уфимским друзьям, то не стесняйтесь, так и пишите: «Самое слезливое место в мире», – сказал дядя Серафим, как только мы прилетели в город Сибсагар.

– Как так? – не поняла я.

– Индийцы сами так назвали свой штат Ассам, – ответил он, тихо посмеиваясь. – Тут за один год выпадает дождей несравненно больше, чем где-либо в другом месте.

После города Сибсагара нам пришлось пересесть на пассажирский поезд, вагоны которого, всем на удивление, были выкрашены в кирпичный цвет. Скажу вам по правде, мне совсем не понравились вагоны, узкие и тесные. Даже спальных мест нет. А вот вентиляторы, свисающие с потолков, здорово понравились. Если бы не они, тут недолго бы и задохнуться, такая жара стоит, просто ужас!

В конце узкого коридора показался проводник вагона. Он вдруг высоко поднял свои толстые черные брови, закрывавшие почти половину лба, и ласково улыбнулся.

– На каком языке вы разговариваете между собой? – поинтересовался он.

– На башкирском, – ответила я.

– За свою долгую службу много слышал я всяких языков, но о существовании такого языка, как ни удивительно, не имел представления. Сам я знаю хинди, бенгальский, немного урду и английский. Сопровождал и французов, и американцев, и, конечно, англичан, ездили со мной японцы, даже испанцы, но башкир вижу впервые.

– Мы с Урала.

Как только он услышал, что мы из Советского Союза, то сразу заулыбался, растроганно протянул руку мне, потом Мусе.

– Очень рад, – проговорил он по-английски. – Спасибо!

За что нам спасибо? Мы даже не поняли. Ведь мы ничего доброго сделать не успели.

Мама и инженер дядя Серафим так увлеклись разговором о нефти, о буровых, что на нас не обращали внимания. Воспользовавшись этим, я прикорнула в углу. Муса примостился на соседней скамейке. Под шум колес, стучавших на стыках, под монотонный разговор взрослых мы и не заметили, как уснули.

Мне показалось, что я только что закрыла глаза, а меня уже будили. Никак не хотелось просыпаться. Мама сердито начала тормошить меня:

– Вставай, приехали.

Я нехотя открыла глаза – почему так быстро приехали? Самое время спать!

Поезд стоял. Впереди тяжело дышал паровоз. Кругом было темным-темно. Все же я успела заметить: на перроне полно народу, людей видимо-невидимо. Где же мой папа?

Не успела я так подумать, как меня кто-то крепко-крепко обнял.

– Папа, милый! – прошептала я, прижимаясь к нему.

Другой рукой он обнял Мусу, так что маме ни одной руки и не осталось, поэтому она сама прильнула к папе.

На нем белая рубаха, светлые брюки, на голове – соломенная шляпа, а на ногах – сандалии. Он никогда так не одевался. Какой-то странный, но свой, родной. По-видимому, он здорово соскучился по нас: никогда так не целовал, как сегодня.

Десятью минутами позже мы уже ехали в автобусе, в котором были столы, удобные кресла, даже душевая комната, не говоря уж о вентиляторах. Снаружи мелькали какие-то тени и призраки. Мне хотелось спать, поэтому, уткнув нос в грудь папы, я опять заснула. Возле папы я чувствовала себя словно в родном доме…

Меня разбудили, когда наш автобус уже стоял возле большого и загадочного дворца.

– Тут мы и живем, – потрепал меня по плечу папа, – а раньше жил богатый магараджа.

– Магараджа? – все-таки успела спросить я. – Заводчик, что ли? Или купец?

– Князь, вроде маленького царька, – объяснил папа. – Но я вижу, вам спать хочется. Идемте.

Инженер дядя Серафим пожелал нам спокойной ночи и пошел вперед. Именно в это мгновение к нам подошел дядя с фонарем. То был высокий индиец.

– Позвольте приветствовать вас на индийской земле, многоуважаемая супруга посла, – проговорил он учтиво, подняв к подбородку сложенные ладонями внутрь руки.

– Почему он маму называет женой посла? – шепотом спросила я у папы.

– Всех советских людей, приехавших им помогать строить заводы или вот, как мы, искать нефть, индийцы с уважением называют послами, – проговорил папа.

Тут перед нами появился индийский мальчик, смуглый и длинноволосый.

– Познакомьтесь с моим другом и товарищем по буровой дядей Мухури, – сказал папа. – И с его сыном Лалом.

Я не знала, что и делать: наверное, у них не принято подавать руки, ведь никто же из них не протянул руку, – поэтому я, сложив руки лодочкой, подняла их вверх.

Это понравилось нашим новым друзьям: они, довольные, улыбнулись. А папа, обняв меня, воскликнул:

– Отлично! Прекрасно! Когда это ты успела познакомиться с местными обычаями?

Я стояла и думала. «Если мой папа посол, – говорила я себе, – мама – супруга посла, а Муса – сын посла, выходит, я – дочь посла! Не иначе!»

Орел караулит наш дворец

Сквозь сон мне показалось, что кто-то пристально на меня смотрит, от этого я внезапно проснулась. Открыла глаза и опешила: в самом деле, на меня уставился четырехрукий каменный человек с удивительно живыми глазами. Со страхом я подумала – где же я нахожусь?

Если бы в эту минуту ко мне не обратился Муса, я подняла бы громкий крик. Только сейчас я сообразила, что я нахожусь в Индии, во дворце магараджи, здесь сейчас живут нефтяники, а раньше жил сам царек.

Я бросилась к окну. Солнце успело подняться высоко и весело заглядывало в нашу маленькую комнату.

Из окна второго этажа, где мы жили теперь, открывался чудесный вид. Совсем рядом лежало небольшое озеро, в которое спускалась старая каменная лестница, местами разрушенная. Сразу за озером начинались поля. Желтые цветы – это горчица. Сахарный тростник поднимался точно лес… Но стоило повернуть голову чуточку влево, как открывался вид на реку, большую, как мне показалось – раза в два шире нашей Белой.

Но сколько я ни всматривалась в парк, окружавший дворец, нигде не заметила ни одной березы и ни одного дуба. Не было тут ни сосны, ни ели, все деревья какие-то странные, незнакомые, чужие.

«В большом дворце, наверное, сотни комнат, – подумала я. – Неужели в нем жил один магараджа? Что он делал? Тут от скуки умрешь!»

– Слушай, Муса, – сказала я. – Как ты думаешь, не пора ли обследовать дворец? Ведь мы сроду в таких хоромах не жили и вообще… Пока спят, мы с тобой успеем заглянуть во все щели.

Об этом он, видимо, и сам думал.

– Мысль! – воскликнул он, бросаясь к двери. – Давай наперегонки! Раз… два, три!

Он сорвался как ошалелый, вслед за ним бросилась и я; и тут на каменной лестнице мы с разбегу налетели на инженера дядю Серафима, который шел с полотенцем через плечо, и чуть-чуть не сбили его с ног.

– Куда вы несетесь чуть свет? – спросил он, схватив нас обоих в охапку. – Ну, докладывайте!

Мы стояли потупив глаза. Нам в голову не пришло извиниться перед ним. Наконец Муса проговорил:

– Мы думали, все еще спят…

– Вот и ошиблись! Без малого тридцать лет, летом и зимой, в будни и праздники, я выхожу на свидание с солнцем. Привычка, ничего не поделаешь. Тут и любовь, и спортивный азарт, и все остальное… Не правда ли, приятно каждое утро здороваться с солнцем?

– Мы бежали обследовать дворец, – сказала я.

– Вот оно что! Так бы и сказали, – проговорил он. – Возьмете меня в свою компанию?

– Конечно, – сказал Муса.

Мы втроем вышли в парк и остановились возле скульптуры: три льва сидели спиной друг к другу.

– Ну, с чего начнем? – спросил инженер дядя Серафим. – Комнат тут много, пожалуй побольше будет, чем в десяти театрах. Одним днем тут не обойтись…

– А как же быть? – испугалась я.

– Для первого раза останемся здесь, возле трех каменных львов, и взглянем внимательно на стены дворца.

Мы с Мусой, по примеру инженера дяди Серафима, откинули назад голову и стали внимательно глядеть на стены дворца.

– Смотрите еще выше!

И тут мы в утренних лучах солнца увидели орла, важно восседавшего на куполе ажурной беседки.

– Орел! – не удержалась я.

– Орел-стервятник, гриф! – подтвердил дядя Серафим. – Он облюбовал эту беседку с тех самых пор, как был построен дворец. Живет он тут, ни много ни мало, четыреста лет!

– Откуда вы узнали?

– Мне об этом сказал наш повар господин Тандон. Все его предки принадлежали к касте поваров и верою и правдою служили в этом дворце.

Я не могла поверить, что орел может сидеть на одном месте так долго. Четыреста лет – не малый срок!

– Первый магараджа, который строил этот дворец, как говорит предание, приручил орла и заставил его служить часовым. Как только вдали появлялась группа всадников или неприятельских солдат, гриф начинал кружить над дворцом. После смерти старика магараджей стал его сын. И вот однажды в припадке гнева он убил свою жену и ее сердце бросил стервятнику. С тех пор, утверждает предание, орел перестал служить людям.

– И правильно поступил! – воскликнула я.

Инженер дядя Серафим продолжал свой рассказ о других магараджах и о том, что последний из них пытался увезти с собой орла, когда оставлял дворец государству, но птица не захотела за ним последовать.

– Ладно, на первый раз хватит, – улыбнулся инженер дядя Серафим. – А теперь займемся парком. Сам бы с вами охотно побегал, да вот дела…

И тут Муса бросился в сторону озера, которое мы заметили еще из нашего окна. На узкой дорожке мне удалось перегнать брата. Но перед самым моим носом он успел нырнуть. Я бы тоже с ходу бросилась в воду, если бы не надо было скинуть платье. Как ни говори, мальчишкам удобнее – им можно ходить по двору в одних трусиках, не то что нам.

Каменная лестница не имела перил. С большой осторожностью, примеряясь к каждой ступеньке, я начала спускаться по ней, пуще всего боясь оступиться.

К своему великому ужасу, я заметила на глади озера двух желтоватых змей. Они спокойно, не обращая внимания на бултыхающегося в воде Мусу, переплывали озеро.

Я взвизгнула.

Муса между тем, ничего не подозревая, продолжал барахтаться, то ныряя, то ложась на спину, то поднимая вокруг себя целый фонтан воды.

На мой крик прибежал дядя Серафим.

– Что тут у вас случилось? Что за крик? – спросил он.

– Змеи! – запинаясь, произнесла я.

– Где? – торопливо спросил он.

– Вон там, возле берега. Видите, как плывут?

– Вижу, – сказал дядя Серафим, внимательно следя за змеями, прошмыгнувшими в кусты. – Ядовитые змеи, – прошептал он. – Местные жители хотя и говорят, что в воде, мол, змеи не бросаются на людей, но это как сказать, остерегаться же следует.

Я успокоилась, лишь когда Муса выбрался на берег. Конечно, сама не решилась даже окунуться, я теперь ни за что не влезу в это озеро!

Дома мы никому не сказали о своем первом приключении. Инженер дядя Серафим тоже оказался не из болтливых, он сидел молча, украдкой поглядывая на меня. У нас с Мусой был заговорщический вид, ведь появилась новая общая тайна.

Загадочная буровая

Завтракали все вместе, за одним большим столом; кроме нас и инженера дяди Серафима за столом еще сидел Мамед-агай из Баку, с ним нас познакомил папа.

Дядя Мамед оказался очень ласковым человеком, мы тут же подружились.

– Как только позавтракаем, сразу на буровую! Идет? – спросил он нас.

Мы, конечно, обрадовались.

Я забыла сказать, что у нас добавился еще один друг, повар дядя Тандон.

Взрослые опять начали говорить о деле. От скуки я глазела по сторонам, и мой взгляд остановился на дяде Тандоне, он мне очень нравился.

У него круглое лицо, а щеки такие выпуклые, словно он все время во рту держит по два яблока; глаза огромные, самые большие, какие только я видела в жизни. А сам он все время улыбается. Удивительно симпатичный дядя!

Сначала он подал нам овсяную кашу, которую по желанию можно заправить маслом или посыпать сахарным песком. Я положила и то и другое. Потом он принес жареную рыбу с острым соусом, кофе с хлебом и маслом…

Я с интересом следила за тем, как ест дядя Тандон. Конечно, он обходился без ложки. А зачем она ему, если дядя Тандон левой рукой ловко свертывает из кусочка лепешки что-то вроде воронки, а правой успевает положить в нее, в эту самую воронку, всякую всячину и после этого моментально проглатывает воронку вместе с ее содержимым. Я понимаю, что нехорошо наблюдать за тем, как другой человек ест. Поэтому я стараюсь на него не смотреть. Но разве выдержишь?

После завтрака я заговорила с папой.

– Неужели, кроме нас, тут нет других ребят? – спросила я.

– Наш Серафим – холостой, – ответил он, – а Мамед оставил семью в Баку. Ты уже начала скучать по уфимским друзьям?

Без друзей, конечно, тоскливо, это все знают, но я не умею долго хандрить, это не в моей натуре.

…Вместе со взрослыми мы бодро зашагали на буровую. Мама не пошла, после дороги она чувствовала себя неважно.

Мы с Мусой, уцепившись за руки отца, шли впереди всех, старались шагать в ногу.

За оградой дворца сразу начиналась просека, а по ней тропинка. Даже травы и те какие-то незнакомые. Ничего общего с нашими, уральскими.

Я очень обрадовалась, когда увидела самую обыкновенную галку.

– Смотрите – галка! – объявила я во всеуслышание, словно открывая новый мир.

В это время в нашей родной Башкирии поляны и лужайки в цветах. В лесу полным-полно всяких ягод: земляники, малины, смородины – одним словом, чего хочешь.

Тут лес голый, а вокруг ни одной ягоды!

Как только выбрались на опушку редкой рощицы, открылся вид на новую буровую. Вышка еще только строилась. Меня удивило, что вокруг нее суетилось такое множество людей, человек пятьсот! Все они таскали в больших корзинах землю. Зачем? Кому нужен этот напрасный труд? Ведь у нас, в Ишимбае или Серафимовке, ничего подобного я никогда не видела, никому не приходило в голову ворошить землю.

– Пап, а пап, – сказала я. – Почему они таскают землю?

– Скоро нагрянут муссоны, – объяснил он. – До начала ливней мы стараемся возвести вал вокруг буровой, чтобы не затопило…

– Неужели так страшен муссон? – спросила я, перебив отца.

Муса, молчавший всю дорогу, с укором взглянул на меня.

– Это, допустим, ты обязана еще помнить из учебника географии, – заметил он. – Должен заметить тебе, Шаура, что неприлично перебивать папу, когда он что-нибудь нам рассказывает.

У меня чуть не вырвалось, что папа не его, а мой. Однако я вовремя прикусила язык. Могли быть крупные неприятности.

– Муссон несет с океана ливни, – заговорил папа, потрепав меня но щеке. – А что за ливни, сама увидишь. Все вокруг остается под водой. Даже река выходит из берегов… Предвидя это, индийские инженеры предложили построить гору вокруг буровой, но наш инженер, Серафим Благонравов, нашел более остроумное решение. Вместо горы предложил вокруг вышки построить дамбу. Это в два раза быстрее и в два раза дешевле.

– Почему бы не вызвать бульдозер? – спросила я.

– В Индии еще мало машин, – ответил папа. – Да и безработных надо было занять работой.

Всегда нехорошо чувствуешь себя там, где остальные работают, а ты бездельничаешь и глазеешь, как другие трудятся в поте лица.

– Пойдем, Муса, на реку, до нее рукой подать, – предложила я.

– Что же, можно, – охотно согласился он. – Побежим? Раз, два…

Узнав, куда мы собираемся бежать, папа окликнул нас.

– Дети, – сказал он строго, – купаться не советую, крокодилы тут не любят шутки шутить.

Я уже готова была отказаться от своего намерения, однако Муса нашел выход.

– На крокодилов можно взглянуть с берега. Да, пожалуй, с ними пора и познакомиться, – намекнул он.

– Конечно, можно, – согласился папа, – но не забывайтесь!

Только издали Брахмапутра казалась такой спокойной. Вблизи на нее страшно смотреть. Берега крутые. Сама вода какая-то красноватая, как на нашей Каме. И пожалуй, она раза в три будет шире нашей Белой, а не в два, как мне показалось сначала.

Противоположный берег покрывали густые заросли. А на нашем берегу деревья низко-низко склоняли свои ветви, почти касаясь воды. Одна пальма совсем упала в реку; на ее стволе, который выступал из воды, сидела чайка.

Толстые корни копошились в мутном потоке, как змеи. На берегу мы просидели долго, не меньше часа. Сидели рядышком, затаив дыхание, боясь, что вот-вот выплывут крокодилы, а их все не было.

– Я все-таки искупаюсь, нигде поблизости не видно крокодилов, – проговорил Муса, скидывая рубашку.

Разве его удержишь!

– Окунусь разок – и хватит, – бормотал он, ступая в воду. – Но смотри, об этом молчок!

Однако дальше этого он не пошел. Хотя крокодил и не показался, Муса не рискнул окунуться. Ведь всякое мужество имеет свои пределы.

Волей-неволей пришлось оставить реку. За время нашего отсутствия на буровой произошли большие изменения. Теперь здесь появились два огромных слона. Увидев их, мы разинули рты.

– Откуда они? Что им тут нужно? – дрогнувшим голосом спросила я, начиная строить разные догадки. Ведь им ничего не стоит разогнать людей и до основания разрушить буровую.

Муса, посмотрев на меня, громко расхохотался.

– Слоны утрамбовывают дамбу! – воскликнул он. – Эх, какая же ты несообразительная девчонка!

Ссора

Где-то за синим горизонтом уже несется муссон. Каждый из нас по-своему чувствует его приближение.

Вышка все еще не достроена. И вал вокруг буровой не готов. Мой папа, инженер дядя Серафим, дядя Мухури и все наши индийские друзья потеряли покой и сон.

В эти дни у нас новое событие – роют колодец. Эту затею охотно поддержала мама. Ей очень не нравилось, когда питьевую воду брали из реки, где плавают крокодилы. Кому это приятно?!

В один из погожих дней из-за этого нового колодца возникла ссора, о чем, я думаю, придется рассказать поподробнее.

Каждое утро мы с братом бегали к новому колодцу, стараясь не прозевать появление воды – ведь так интересно первым увидеть это!

Однажды я занялась стиркой, и Мусе пришлось одному идти в разведку.

Я уже успела окончить стирку, развесила белье, а Мусы все не было. Я начала беспокоиться: что же такое могло случиться? Хочешь не хочешь, придется за ним сбегать.

Я забыла сказать, что колодец копали в саду, среди густых деревьев. Не успела я пройти шагов тридцать или сорок, как вдруг увидела перед собой сцепившихся мальчиков, которые катались по земле, точно заправские борцы.

Недолго думая, я бросилась их разнимать, заранее зная, что мне тоже достанется. Так и случилось: Муса, разгоряченный борьбой, так отшвырнул меня, что я катилась шагов десять, а то и больше. Лежать на земле некогда, плакать бесполезно – этим сейчас не поможешь.

Быстро вскочив на ноги, я бросила на Мусу негодующий взгляд и, протянув к ним руки, изо всех сил крикнула:

– Тише! Опомнись!

Хотя я эти слова произнесла на родном языке, однако Лал тоже, кажется, разобрался в их смысле. Оба мальчика нехотя поднялись с земли.

Я взглянула на них и невольно расхохоталась: ни дать ни взять молодые петухи!

Мой смех повлиял на них по-разному: Муса отвернулся, а Лал, молча, спотыкаясь, зашагал в сторону буровой.

Влипли в историю! Что делать? Как выпутаться из нее? Пуще всего я не хотела, чтобы они расстались врагами… Во что бы то ни стало надо задержать Лала. Догнав его, я сказала по-английски:

– Выкладывай, что случилось!

– Не девичье дело! – ответил он надменно.

– Может быть, Муса тебя обидел? – продолжала я допрашивать его. – Чего молчишь? Хоть скажи: да или нет?

– Нет.

– Так чего же вы не поделили?

Лал поднял на меня свои большие черные глаза и, не выдержав моего взгляда, опустил голову:

– Мы поссорились из-за лягушки…

Я несказанно удивилась:

– Как – из-за лягушки?

Тут и Муса включился в разговор.

– В колодец каким-то образом попала лягушка, – произнес брат. – Я стал бросать камешки, чтобы она выбралась по ним, как по лесенке. Тут откуда ни возьмись появился Лал и безо всякой причины бросился драться. Ничего не оставалось делать, как отбиваться. И сейчас не знаю, почему он первым напал.

Лал в свою защиту сказал:

– Ты мог убить ее, а нельзя убивать даже комара, не то что лягушку.

Я не согласилась с ним:

– Даже тогда, когда комар будет сосать твою кровь?

– Даже тогда.

– А если змея ужалит тебя, тоже, значит, ее не трогай?

– Тоже, – ответил он. – Это – грех!

Я хотела поспорить с ним как следует, но он, упрямый, собрался уходить. Я быстренько преградила ему дорогу и как можно строже сказала:

– Слышишь, сейчас же подай руку Мусе. Ты все перепутал, он вовсе не виноват.

Лал с сомнением покачал головой.

– Ладно, – сказала я ему. – Если не хочешь, не подавай руку. Однако подумай, кто защитит твою лягушку, если ты сбежишь с поля боя? Кто помешает бросать в нее камни? Землекопы, я думаю, тоже не станут особенно церемониться с подшефной лягушкой.

Лал, не дослушав меня, стремглав бросился к колодцу и, не раздумывая, с ходу прыгнул в зияющую яму.

А через секунду он выбросил из колодца большую лягушку. Бедняга, хлюпнувшись на спину, задергала ногами. Но стоило ей услышать наш топот, как она сразу перевернулась и, сделав большой прыжок, скрылась в густой зелени.

Теперь нам пришлось помогать самому Лалу. Хотя колодец был еще не глубок, ему без нашей помощи ни за что бы не выбраться.

Муса протянул палку, я держала Мусу. Теперь Лалу ничего не стоило подняться наверх. Тут волей-неволей ему пришлось подать Мусе руку.

Конечно, мы дома не сказали, почему у Мусы разорвана рубашка. Пришлось выдумать, что мы бежали наперегонки и он, споткнувшись, упал.