Текст книги "Гонец"

Автор книги: Ануар Алимжанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

И Абулхаир и Богенбай были неподвижны.

Сарбазы Тайлака скатились с холмов, проскочили заросли, слились в плотный, единый поток, выскочили на просторный, чистый такыр, как раз в тот момент, когда головные тысячи джунгар показались с другого края такыра. Еще мгновение, и две стремившиеся друг к другу лавины столкнулись, слились в неистовой схватке.

Лавина джунгар была плотнее, она приняла в свои железные объятья все пять тысяч сарбазов Тайлака. Степь огласилась торжественным воплем, предсмертным ржанием коней, лязгом железа. Гигантский клубок коней и людей, словно смерч, закружился по такыру. Прошло совсем немного времени, солнце еще не успело одолеть путь в длину одной палки, как внезапно появилась новая волна джунгарской конницы. По всему было видно, что она направляется прямо к высоте, где маячил шатер Абулхаира.

Хан вторично махнул белым платком. Оглушенный криком батыра Санырака Кенже пришпорил коня. Последним, что он увидел, стоя на высоте, были тонкие столбы дыма, поднимавшегося где-то далеко с северной и юго-восточной стороны тыла джунгар. «Сарбазы Среднего и Младшего жузов несутся оттуда на джунгар и циней. Скоро им переломят хребет. Сломают серп», – вспомнил Кенжебатыр слова хана, стараясь не отстать от Санырака.

Рядом, обнажив свой алдаспан, стремя в стремя мчался Лаубай.

Уже всего половина, а то и треть версты отделяли их от джунгар и циней в тот момент, когда раздался грохот пушек. Пушки ударили по плотным рядам врага справа, с боку, совсем с близкого расстояния. Смешались ряды джунгар.

Кони одних отпрянули назад, другие встали на дыбы, роняя всадников, третьи бросились прочь. Ряды джунгар смешались. Когда же Богенбай успел перебросить пушки? Как он узнал, что именно здесь пройдут джунгары?..

Во весь рост с ревом поднялись верблюды, они пытались сбросить страшный груз со своих горбов. Вокруг верблюдов суетилась сотня Егорки. Молодец Егорка!

Больше Кенжебатыр ничего не слышал и не видел, кроме лиц джунгар. Едва отбив удар одного, он увидел, как на него несется второй. Чургучут или китаец? Какая-то загадочная нечеловеческая улыбка на гладком желтом лице. Длинные тонкие прорези вместо глаз. Кенжебатыр не смог принять его удара. Он оказался в хаосе людей и коней. Сзади наседали свои, в лицо дышал враг. Выкатив глаза, с пронзительным ржанием упал чей-то конь.

Кто-то неистово кричал рядом.

Кенжебатыр извивался, как разгневанная пантера, принимая удары врагов на щит и тут же нанося свои то в плечо, то в затылок, то прямо по лицу. Не глядя по сторонам, он ощущал каким-то внутренним чувством где свои, где враги. Чувствовал, что рядом бьется Лаубай. Из кольца наседающих циней прорубает себе дорогу Санырак. Конь без седока, озверев, вырывается из этого хаоса, волоча тело убитого сарбаза. Еще одно усилие, и они, кажется, пробились, пробились сквозь первые ряды джунгар. Впереди видно знамя Тайлака! А там, далеко слева, по склону косогора несется свежая конница. Чья она? Кабанбая или Абульмамбета и сколько времени прошло с начала битвы?

Кенжебатыр погнался за всадником, что, припав к седлу, уходил от него. Но тут что-то заставило его привстать на стременах и оглянуться. Он увидел, как с далекого холма, где стоял шатер хана, несется отборная тысяча Абулхаира с бело-голубым знаменем сардара! Впереди – Богенбай.

Кенжебатыр не заметил, как уходящий от него враг, не разгибая спины, натянул тетиву, не услышал свиста стрелы. Стрела попала не то в грудь, не то в глаз коня. На всем скаку он ударился о землю и перевернулся. Напоролся на чью-то пику. Животное забило головой о пыль, не в силах подняться. Кенжебатыр выронил саблю. Туша скакуна придавила ногу, застрявшую в стремени. Он не мог встать. Мелькали копыта коней, своих и чужих. Оглушал грохот. Невероятным усилием батыр освободил ногу. Надел шлем. Чей-то конь грудью отбросил его в сторону, он снова встал. Сабля лежала в двух шагах от него.

Он нагнулся, чтобы поднять ее, и в ту же секунду ощутил тяжелый удар булавы по шлему. Закружилась земля, закачалось небо. Разогнув спину, он поднялся во весь рост, зашатался, сделал несколько шагов и упал, не слыша ни криков, ни лязга железа, ни стука копыт, ни отрывистого свиста стрел.

…Он открыл глаза и ощутил, как что-то железное обжигает руки. То был его щит. Солнце уходило из зенита. Стояла дурманящая жара. Болела голова. Немного тошнило. Рядом на коленях стояла Сания, ее косы, как две черные змеи, текли по спине. Глаза, полные слез, сверкали от радости. Чему она радуется, лениво подумал Кенжебатыр, пытаясь освободиться от ее объятий. Но она не отпускала.

Под прохладой тонких железных сетей кольчуги он почувствовал упругость ее груди и, ослабевший, прижался к ней, как ребенок. А она, как мать, все лепетала что-то ласковое, нежное. Но он не разбирал ее слов. И лишь после того, как она влила в его рот кисловатый кумыс из своего маленького походного торсука, он начал приходить в себя.

Он сидел недалеко от вздувшейся туши коня. Жужжали мухи. В небе парило черное воронье, а над воронами поодиночке, распластав могучие крылья в бездонной синеве, плавали орлы. Кругом стояла тишина.

Сания платком вытирала с его лица запекшуюся кровь. К нему с трудом возвращалось сознание. Все поле было завалено телами коней и людей. Из земли торчало копье. Вцепившись друг другу в горло лежали двое. Один из них коренастый, широколицый.

Кое-где, взяв за повод коней, меж телами бродили сарбазы и женщины.

– Победили, победили наши! – говорит Сания. – Сарбазы преследуют джунгар. А у тебя нет ран. Ты цел, – вдруг радостно сообщает Сания. – Тебя, наверное, сильно оглушило ударом. Это ничего, слава аллаху. Полежишь спокойно день, другой – и все пройдет. Я тебя увезу к реке. Там прохладней. Ты за ночь придешь в себя и будешь на тое победы… – Кенже плохо слышит ее. Он увидел, как прямо перед ними шагах в десяти поднялся человек и уставился на них. Ойрат или китаец. Нет, не ойрат, скорее всего китаец, не слушая Санию, думает Кенжебатыр. В руках китайца лук. Из спины торчит стрела. Не моргая, он смотрит на Санию. Взгляд мертвеца. Страшный взгляд. Китаец тянется к колчану, валяющемуся у ног, вытаскивает стрелу, берется за тетиву лука, натягивает, целится в Санию. Сания не видит его.

Опираясь на щит, Кенже, с криком, скорее похожим на стон, наваливается на Санию. Падают оба. Сания в испуге смотрит на него, а он на китайца. Китаец не сумел как следует натянуть тетиву – не хватило сил. Стрела, выпущенная им, упала, не долетев до Сании. Глаза китайца закрылись, он медленно упал лицом в землю. Впившаяся между лопаток дальнобойная стрела сарбаза так и торчала в его спине.

Какой-то жигит помог Сании посадить Кенжебатыра на коня, и она повезла его туда, где раньше находилась свита Бопай. Кенжебатыр ехал словно во сне. Он равнодушно смотрел, как на вершине холма сарбазы разбирали белый шатер Абулхаира и по частям грузили его на походных коней, видел, как туленгуты тащили с места битвы раненых сарбазов. Они уносили их в туранговую рощу, где стояли юрты лекарей и знахарей. Рослый мулла вел своих собратьев к дальнему оврагу. Должно быть, приказано хоронить погибших там. Много людей потребуется, чтобы потом засыпать этот овраг, а потом воздвигнуть над ним оба[86]86
  Могильный холм.


[Закрыть].

Ханши Бопай не было на месте. Вместе со своей свитой она мчалась вслед за Абулхаиром. Уже были разобраны юрты. Кенжебатыра посадили на арбу, наполненную свежескошенным сеном.

– Долгая жизнь у вас будет, батыр! Благодарите создателя! – сказал сарбаз. – Сейчас помчитесь в Туркестан. Утром будете там. Дорога свободна. К утру управимся и мы. Уберем и достойно похороним своих. А потом освободим место для трех сотен джунгар. Пусть предадут своих земле по своему обычаю. Таков уговор. Туркестан отдают без боя, – сообщил сарбаз.

Солнце клонилось к вечеру. Задымили костры, когда арба с Кенжебатыром запылила по Сауранской дороге, которая начиналась где-то на севере, на берегах Иртыша, стремительно шла на юг до Туркестана, а затем через Отрар, Шаш, Самарканд, Бухару, Балх, Мешхед и Астрабад по южному берегу Каспийского моря уходила на Багдад, Халеб, Дамаск и Миср, на земли древних финикиян и далее – до Андалузии, ибо Сауранская дорога некогда была одной из ветвей Великого шелкового пути. Ее назвали именем древнего казахского города Саурана лишь потому, что в Сауране, находившемся неподалеку от Туркестана, она троилась. Одна из дорог уходила через Алматы, через Аккуйгаш и Джунгарские горы в Небесную империю, а другая тянулась к Афганским горам и, пробив их, добиралась до долин Инда. Кенжебатыр в этот вечер ехал по самому короткому и прямому отрезку дороги, который вел из Отрара в Туркестан. Между этими двумя казахскими городами при хромом Тамерлане день и ночь стояли дозорные, ибо сам Повелитель в любой день, особенно в дни гнева или в дни радости, но чаще в дни, когда он тайно вынашивал мысль о новых походах, мог, не предупредив своих телохранителей – барласов, сесть на коня и мчаться в Туркестан, чтобы молча войти в великие прохладные покои, в полумрак мавзолея святого поэта Ахмеда, и, оставшись в уединении, взобраться на михраб и долго сидеть там, разминая больное колено и думая о судьбе своей империи.

В дни, когда не было похода, главное знамя Повелителя с тяжелым толстым древком из железного черного африканского дерева хранилось у стен в далекой глубине мавзолея вблизи огромной малахитовой гробницы Ахмеда Яссави. И сейчас оно там, это знамя. Ни джунгары, ни цини не смели тронуть его, хотя не раз бывали в Туркестане.

Рассказывая о мавзолеях, мечетях и банях Туркестана, старый воин-степняк то и дело подгонял нара[87]87
  Одногорбый верблюд.


[Закрыть], и без того стремительно несшегося по ночной дороге. Старик торопился быстрее довезти Кенжебатыра до города. Арба подпрыгивала на ухабах, но это не беспокоило Кенже. Плотный слой свежей травы, заполнивший арбу, смягчал удары.

Рядом на белом скакуне, не отставая, неслась Сания в сопровождении двух сарбазов. Она готова в любое мгновение прийти на помощь.

Они догнали и миновали обоз. Вся дорога была заполнена сарбазами, направлявшимися в Туркестан. Свежий вечерний ветерок взбодрил Кенжебатыра. Перестала болеть голова. Он почувствовал в себе прежнюю силу и ему стало неловко от того, что его, не выдержавшего одного удара палицы, везут словно тяжелораненого сарбаза.

* * *

…Кенжебатыр устроился в маленьком глиняном домике бедного казаха-дехканина, расположенном почти у самых городских стен. Отсюда и пошли они с Санией на следующее утро по узким улицам вдоль дувалов и арыков к возвышающемуся над всем городом и сверкающему своим куполом мавзолею поэта, возле которого были расположены шатры и походные юрты соратников и сподвижников Абулхаира и Богенбая. Город был разграблен джунгарами, во многих местах еще догорали дома, виднелись следы пожарищ и разрушений. В сторону кладбища молча несли тела погибших. Всюду десятники разводили своих сарбазов на постой. Часть конницы находилась в цитадели, построенной подле мавзолея, часть заполнила базарную площадь. Но основные силы ополчения лагерем расположились в степи, в садах, на берегах реки близ города.

В ставке Абулхаира собирались ханы, султаны и батыры. Прошел слух, что туда же прибыли великие бии.

Сании как женщине не пристало появляться у ханского шатра среди батыров, и она, на время распрощавшись с Кенже, заторопилась к ханше. Всюду царило веселье, народ был опьянен большой победой над врагом.

Усталый, возбужденный, с раскрасневшимися от бессонницы глазами Санырак радостно встретил Кенже, обнял его.

– Ты жив, брат! А я-то подумал плохое, не видя тебя средь батыров. Я искал тебя. Абулхаир и Богенбай просят представить им смелого молодого батыра, достойного быть почетным гонцом от совета ханов и биев. Вот я и представлю тебя. Ты готов, Кенжебатыр?

Кенже понял, что Санырак не знает о том, что случилось с ним. Да и как ему было знать обо всем, когда тысяча гнала джунгар до Бугеня. А сам он лишь глубокой ночью с сотней сарбазов прибыл в Туркестан и встречал Абулхаира.

– Подбирай себе жигитов, где твои сотни? Егорка поедет с тобой. Что-то важное замыслили там, – Санырак кивнул в сторону шатров.

Батыры стояли у могучих стен мавзолея. Кенжебатыр с нескрываемым любопытством, как и масса собравшихся здесь людей, осматривал святыню казахов. Рядом стоял мулла в огромной чалме.

Кенже не ответил на вопрос Санырака о своих сотнях. Нужно было скорее найти их. Но Санырак не отпускал его, повел с собой к шатрам. Кенже встретил раненого Лаубая и от него узнал, что сотни в цитадели, что ранен Тайлак.

– Пустяковая рана в плечо. Заживет быстро, – говорил Лаубай. – Томана жалко. Хороший был жигит. Убит… Много славных жигитов полегло в этой битве. Завтра будет ас[88]88
  Поминки.


[Закрыть] по ним.

Внезапно Лаубай умолк.

В сопровождении трех мулл к главному входу в мавзолей, сквозь толпы расступавшихся воинов и паломников шли ханы Болат, Самеке и Абулхаир вместе со своими соратниками и сподвижниками из числа султанов и батыров.

Торжественно открылись толстые, тяжелые узорчатые двери. Первым в глубину зала под своды гигантского купола шагнул Болат-хан. Снова сомкнулась толпа, только что уступившая дорогу ханам.

Санырак вновь разыскал Кенжебатыра и торжественно сообщил ему:

– Готовься в дальнюю дорогу. Прибыл гонец от посланников к царю русов. Наш главный посланник заболел в пути. Посольство движется в столицу башкир, надо догнать его…

При слове «башкир» Кенже вспомнил о Таймазе. Где он? Санырак успокоил: и Таймаз и Егорка среди сарбазов, которые следят за отходом джунгарских войск. За ними посланы гонцы. К ночи вернутся в город.

Ханша Бопай была милостива, она вновь разрешила Сании покинуть свиту. На этот раз Сания собирала Кенже в дорогу. Условились, что она перевезет отца в Туркестан и, если госпожа будет великодушна и разрешит ей уйти из свиты, станет ожидать Кенже здесь, в городе… В ту ночь им так и не удалось уединиться в тесной землянке дехканина. Санырак созвал своих соратников послушать песню молодого жырау об их победе на Буланты и Боленты и освобождении Туркестана от джунгар.

Гости расселись в саду возле наполненного арычной водой хауза. Было прохладно, дастархан не вмещал обилия блюд. Вместе с кумысом подавали соки и вино.

Захмелели жигиты. Кенже не был привычен к вину, и оно не понравилось ему.

Все новые и новые вести приходили из шатра повелителей. Каждый сарбаз, являвшийся на этот пир, сообщал что-то свежее:

– Тысячники джунгар, что шли брать Хиву, повернули назад и бегут к Аккуйгашу. В Хиве возведен на престол родной брат Абулхаира Сарыйгырхан вместо двоюродного брата Абулхаира Бахадурхана.

– У нашего сардара двойной той. Он повелел отметить нашу победу. Завтра великий ас. Весь Туркестан в дыму. Готовят трапезу. По случаю торжеств Абулхаир приказал доставить сюда своего сына, султана Нуралы. Две сотни поскакали за ним.

– Джунгары покинули наши южные города. Они направились к Аккуйгашу, в Жетысу. Говорят, там они встретятся со свежей конницей, идущей к ним на помощь. Как бы вновь не повернули сюда.

– Не повернут. Знают – теперь мы им обломаем рога. Вся степь заполнена нашей конницей. Кроме адаевцев и бершей, все казахские племена объединились. Не устоят против нас ни ойрат, ни чурчугут, ни монгол, ни цинь… – горячился захмелевший сарбаз. – Вон какие у нас батыры. Слава Саныраку? – возвеличивал он хозяина дастархана.

Лишь после полуночи Сании удалось увезти Кенжебатыра на отдых. Спали в глубине сада, на плоской крыше глинобитного домика.

* * *

…И снова перед ним лежала дорога. Далекая, неведомая, но мирная. Тихо и спокойно было кругом и не надо было тревожиться, что вдруг из засады выскочат джунгары. Он снова был гонцом, как и тогда, в начале этой, пока еще не оконченной войны.

Сегодня он ханский гонец. Нет, нет. Он гонец от народа. Так сказал великий старец Казыбек-бий, чтимый народом. Он вошел в шатер Абулхаира, когда Кенже находился там. В шатре были лишь Абулхаир, Абульмамбет и еще сын Абулхаира Нуралы. Верховный военачальник был суров и краток.

– Ступай без промедления. Дорогу укажут батыр башкиров Таймаз и рус Егор. Их жигиты охраняют конные вьюки. Там дары. Ступайте в Уфу. Мои подарки передашь султану башкир. Пусть с милостью примет брата Таймаза. А посольству нашему расскажешь о победе нашей и пополнишь его дары царю русов. Среди даров меч Дабаджи. Пусть скажут царю русов, что я разбил джунгар и готов стать оком царя в степи и хотел бы быть под его попечительством… А как сказать остальное, знают сами послы. Ступай. Рус Егор будет твоим толмачом в пути… – сказал Абулхаир. Богенбая не было в шатре. Его не было и в Туркестане. Со своими сарбазами он преследовал джунгар.

– Наше письмо передай нашему главному посланнику. – Абулхаир вручил плотно завернутое в голубой шелк письмо. Кенже с поклоном взял его и спрятал за пазуху. И в этот момент бесшумно вошел Казыбек.

– Гонцом от народа своего едешь, сын мой, – сказал старец. – Народ твой ищет опору и сильного друга. Здесь, в Туркестане, казахи не раз принимали послов царя русов. Здесь мудрый Тауке вел беседу с ними. Он говорил о верном союзе с царем. О великом договоре, которым закрепится наша верность русам. У нас с ними одна земля, мы братья по отечеству и потому добровольно хотим их попечительства. Запомни это, сын мой. Пусть дорога твоя будет быстрой и мирной. Прими мое благословение. Аминь!

Егор и Таймаз мчались рядом с ним, стремя в стремя. Втроем они вырвались далеко вперед. Их маленький караван торопливо пылил чуть ли не за версту от них.

Знакомой была дорога русу Егору, башкиру Таймазу, но неведомой для Кенжебатыра. Однако он не думал об этом. Рядом мчались братья, вместе с которыми он одержал победу над джунгарами.

ЭПИЛОГ

Осенью 1731 года в ставку хана Младшего жуза Абулхаира, расположенную в те дни в Иргизских степях, прибыл гонец. Молодой жигит, лицо обветрено, воспаленный взгляд – должно быть, давно не спал. Но держится гордо. Осанка под стать султану. Голова туго обтянута красным платком. Куртка с короткими рукавами, добротно сшитая из кожи жеребенка. На поясе кинжал. Сапоги с длинными голенищами. В руках камча. Через седло опрокинут коржун. Широкоплеч, худощав.

Гонец не оробел перед ханом. Слегка поклонился.

– Я от батыров Кенже и Таймаза. Они возвращаются в родную Казахию.

– И ты примчался сообщить мне об этом? – гневно скривил губы Абулхаир. – Какая великая новость? – хан до боли в пальцах сжал золотую булаву.

– Почтенный хан! Я не досказал. Батыры не одни. Они вместе с вашими послами Кутлумбеком, сыном Коштая, и Сейткулом, сыном Кундагула, сопровождают посла великой царицы русов. Посол уже находится на земле казахов. Он на берегах Арала. Ищет ставку ханов Казахии, Кенже и Таймаз оберегают его. Посла царицы русов зовут Тауекель…[89]89
  А. Тевкелев – Русский дипломат, участник персидского похода, знаток восточных языков. Еще с 1722 года по поручению Петра I готовился к переговорам с казахскими ханами.


[Закрыть]

– С этого и надо начинать, а не говорить о каких-то бродягах Кенже и Таймазе! – Абулхаиру изменило спокойствие. Он засуетился. Тотчас же снарядил сотню жигитов во главе со своим сыном – султаном Нуралы, отправил ее навстречу русскому послу.

И радость и тревога охватили сердце хана. Он радовался тому, что первым сможет встретить, принять и начать переговоры с послом России, и это вновь возвысит его в глазах народа. Тревога одолевала потому, что он боялся, как бы посол не направил свой караван прямо в Туркестан, где находится хан Среднего жуза Самеке или же в Ташкент, где только что укрылся новоявленный хан Старшего, Великого, жуза Жолбарс. Собственно, из-за грызни за престол хана Великого жуза он, Абулхаир, и лишился звания сардара. Что же? Всего не предугадаешь. Кие[90]90
  Добро.


[Закрыть] и Кеср[91]91
  Зло.


[Закрыть] всегда ходят вместе. Лишь бы батыры Кенже и Таймаз не узнали всего, что произошло, и не увели русского посла другой дорогой, к другим ханам… Нет, нет. Такого случиться не могло. Во-первых, потому что Кутлумбек и Сейткул – его верные слуги, а батыры не могут ослушаться этих старейшин. Во-вторых, кто мог раскрыть им тайну минувшего? Ведь мало кто знает об этом. Людям сейчас нет дела до распрей ханов. Народ празднует победу над джунгарами, его не интересуют подробности событий, происходивших осенней ночью ровно год назад в зеленой долине Каратала у восточных границ Казахии…

Одержав подряд три победы – на Анракае, у подножья Обители богов – священного Хантенгри и у Джунгарских ворот – объединенная армия ополченцев готовилась преследовать джунгар и циней дальше и дойти до ставки хунтайджи. Но в этот момент внезапно умер хан Великого жуза Болат.

Претендентов на верховный престол оказалось трое: Абулхаир, Самеке и султан Абульмамбет.

Честолюбивый и надменный Абулхаир считал, что только он вправе занять верховный трон и повелевать всей Казахией. В случае необходимости он, как сардар, решил использовать силу против соперников.

Но ни батыры, ни старейшины не поддержали его. Не смогли завоевать доверия большинства ни Самеке, ни султан Абульмамбет, на сторону которого встал и влиятельный грозный султан Барак, тайный соперник Абулхаира. Выбор пал на внука Тауке-хана султана Жолбарса, и тогда Абулхаир покинул поле битвы.

Ушли восвояси сарбазы Младшего жуза. Увели свои тумены султана Барак и Абульмамбет, тысячники хана Самеке тоже повернули коней назад.

Очистив Казахию от джунгар, батыры распустили ополчение. Сарбазы с вестью о победе вернулись домой. Народ ликовал. А владыки степи вновь, как и прежде, начали грызню между собой.

Хан Жолбарс, зная повадки своих соперников, счел за благо укрыться в Ташкенте под усиленной охраной телохранителей.

…Весть о прибытии русского посольства быстро разошлась по степи. Вновь объявились самозваные глашатаи. Провидцы джунгарского хунтайджи и тайные посланцы богдыхана стали, не слишком таясь, появляться в ставках султанов-соперников всех трех ханов степи. Под покровом ночи султану Бараку были переданы дары от богдыхана и хунтайджи. Неизвестные всадники все чаще начали проезжать возле ставки русского посольства, которое охраняли двести сарбазов-добровольцев во главе с Кенже и Таймазом и около ста солдат.

В ближние аулы заходили бродячие странники.

– Нет чести в том, что правоверные мусульмане на союз с неверными русами идут, – говорили посланцы султанов Барака и Абульмамбета.

Прошел слух, что сотни султана Барака напали на ставку посла, что Абулхаир не смог предотвратить нападение и что налетчики взяли в плен батыров Таймаза и Кенже и потребовали, чтобы русский посол покинул пределы Казахии… И кто знает, как дальше развивались бы события в Иргизских степях в те октябрьские дни 1731 года, если бы в сопровождении своих верных сарбазов не примчались Богенбай, Санырак и Тайлак. Если бы не прибыли вовремя великие бии Айтеке, Казыбек и Толе.

Таймаз и Кенже были освобождены из плена. Притихли сторонники султанов Барака и Абульмамбета. Притихли потому, что опора степи – народ: пастухи и табунщики, чабаны и пахари, люди, которых мало волновали коварные ходы степных воротил друг против друга; люди, верящие лишь в бескорыстие великих старцев, в смелость своих батыров, со всех концов страны потянулись туда, куда явились великие старцы и гордость народа – батыры.

Перед оком народа Абулхаир вел переговоры с русским послом об условиях союза русских и казахов.

Уже шел третий день переговоров, когда Богенбай, не дождавшись конца церемоний, собрав вокруг себя батыров, остановил посла России, идущего из шатра Абулхаира.

– Зачем русской царице нужна Казахия? – спросил он, глядя прямо в глаза Тевкелеву.

Наступила тишина.

Офицеры, сопровождавшие посла, и хан Абулхаир, провожавший высокого гостя до почетной юрты, удивленно смотрели на Богенбая. Но на лице Богенбая никто не заметил скрытого коварства или хитрости.

– Русским нужен мир с кайсацкой степью! Ваши ханы еще при Иване Грозном вели переговоры с Россией о дружбе, а ваш славный Тауке-хан сговорился с Петром Великим о союзе воинском, мой друг. Не только от имени ханов кайсацких, но и от вас, батыров, прибыли в Петербург ваши послы, которые, оказав нам честь, проводили нас в эти степи…

– Но, предлагая союз, каждый видит свою выгоду… – продолжал Богенбай.

– Любой союз выгоден и священен, батыр, если он ведет к миру между людьми. Об этом вы, воин, знаете лучше меня.

– Вы правы, почтенный гость. Но нам, казахам, нужен союз с царицей вашей против джунгар и циней. А зачем царице такое бремя? – в упор спросил Богенбай.

– Откровенность рождает откровенность, – спокойно проговорил посол. – У нас нет тайн. Переговоры наши ясны. Мы хотим спокойствия в ваших степях. Хотим, чтобы караваны наших купцов без страха шли по нашим землям в Бухарию, Балх и далее. Мы хотим жить в братстве. Не только Казахию беспокоят джунгары, но и наши земли за Иртышом. Единство наше – залог спокойствия каждого из нас, мой друг. – Седые старцы еле заметным кивком подтверждали правоту слов посла.

– Прости, почтенный гость наш, что отнял твое время. Но помни, твоя речь услышана всеми. Правота твоих слов согревает наши сердца. Где твои бумаги? Можешь писать, можешь на слово верить. Я первым вступаю в этот союз со всеми своими аулами. Детям, внукам и правнукам завещаю вечную дружбу с русскими. Пусть об этом слышат все, вся степь наша! До последнего дыхания моего я, Богенбайбатыр, останусь верен этой клятве? – спокойно, величаво звучали слова Богенбая. – Делить нам нечего, враждовать незачем. Мы живем по берегам одних и тех же рек, пасем стада на одних и тех же лугах, и не пристало нам, казахам, искать союзника за горами и пустынями, как это предлагает султан Барак. И если враг придет из-за тех гор и пустынь, то отныне мы будем не одни. Я верю словам посланника русов и присягаю на верность России!

Великие старцы со словами «Аминь!», «Иншалла!» провели ладонями по бородам.

– Богенбай сказал за всех нас! – подтвердили батыры.

Посол кивнул офицерам. Те поднесли Богенбаю в дар богато инкрустированное оружие.

– Не обижай нас, досточтимый гость! В степи дают клятву не за дары. Верность не завоевывают золотом. Не за награды я принял присягу, – нахмурил брови Богенбай.

– Тогда будьте гостем нашим, – не растерялся посол.

– Прими моего коня? – батыры подвели Тевкелеву чистокровного арабского скакуна.

А на следующий день, 10 октября 1731 года, вокруг ставок Абулхаира и Тевкелева собрался народ, был той, такой же той, как и на Ордабасы, когда сыны всех племен казахских праздновали свое единство. Вслед за Богенбаем, Абулхаиром и батырами на верность союзу с Россией присягнули тридцать старейшин и поставили свою тамгу под священным Договором, где обязались «содержать себя всегда в постоянной верности русско-казахскому союзу», «…совместно охранять земли от врагов», жить «бессорно», обеспечить безопасность русских караванов, проходящих через казахские степи, вернуть всех пленных и «впредь отнюдь не брать». Богенбай навечно побратался с Тевкелевым, и в тот день русский посол А. Тевкелев записал в дневнике: «…Господь дал мне одного человека, бескорыстного друга Богенбайбатыра…»

Прибыли почетные гонцы от хана Среднего жуза Самеке и хана Великого жуза Жолбарса, вместе с которыми великие бии Казыбек и Толе приняли присягу от имени племен и родов Среднего и Великого жузов. Лишь султаны Барак и Абульмамбет да молодой, только что отличившийся в одном из боев с джунгарами племянник Абульмамбета султан Аблай уклонились от присяги, укрылись в дальних зимовьях, и никто не вспомнил о них. Степь жила вестью новой, радостной, ибо слово «мир», слова «союз» и «дружба» во все века приносили людям радость. От юрты к юрте, от аула к аулу, от города к городу – по всей Казахии мчался гонец – неслась весть о начале братства с русами.

1970—1973 гг.