Текст книги "Психология сознания"

Автор книги: Антти Ревонсуо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Ментальное состояние – это некая функциясистемы, обрабатывающей информацию. Эта функция определяется в терминах связей между вводом в систему и тем, что выходит из нее, т. е. в терминах трансформаций ввод-вывод. Наше поведение тоже можно охарактеризовать с позиции связи ввод-вывод: если я вижу быстро приближающийся ко мне мяч (перцептивный ввод), я протяну руку, чтобы поймать его (поведенческий вывод); если я чувствую приближение головной боли (ввод), я приму болеутоляющее (вывод), если я вижу, что подходит мой поезд (ввод), я выйду на нужную платформу (вывод). Сенсорный перцептивный ввод в сознании трансформируется в поведенческий вывод. Эти ментальные трансформации ввод-вывод могут быть формально описаны и представлены как расчеты или алгоритмы (математические уравнения), используемые мозгом (или сознанием) для определения того, какой вывод «произвести» в ответ на данный «ввод» (рис. 1.6).

Именно так работает цифровой компьютер: он трансформирует ввод (сигналы, посылаемые клавиатурой) в вывод («поведение» компьютера, обычно отражаемое на мониторе) в соответствии с точными правилами (установленной программой). Изначально тот факт, что функционализм способен объяснить, как цифровым компьютерам удается совершать «ментальные» подвиги почти на уровне человеческого интеллекта, считался его сильной стороной. Полагали, что связь между программным обеспечением компьютера и «железом» (физической машиной) аналогична или даже идентична связи между сознанием и мозгом. Сознание рассматривалось как некое абстрактное функциональное создание, подобное компьютерной программе. Согласно функционализму, сознание не зависит от мозга, поскольку такая же абстрактная функциональная структура, какой является мое сознание, в принципе, может быть запрограммирована в компьютере, в результате чего последний приобретет «искусственный интеллект», или подобное человеческому сознание.

Рис. 1.6.ФункционализмФункционализм исходит из того, что сознание (большой черный ящик) выполняет функции обработки информации, аналогичные компьютерной программе. Сознание получает извне в качестве ввода сенсорную информацию (например, устную речь), эта информация обрабатывается на разных стадиях (эти стадии представлены маленькими белыми ящичками внутри большого черного ящика). Каждая стадия (или ящик) обрабатывает определенную информацию (внимание, распознавание, память, планирование действий), после чего сознание в качестве вывода «выдает» поведение (в данном случае – затыкание ушей, чтобы не слышать того, что говорится). С позиции функционализма сознание можно описать даже без упоминания мозга, поскольку функции сознания существуют на абстрактном уровне описания, не зависящем от нейрофизиологии мозга.

Другое приятное следствие этой философской теории заключалось в том, что появилась возможность освободить сознание из плена смертного тела, скопировав его на какой-либо носитель. Следовательно, функционализм (во всяком случае, некоторые из его более радикальных версий, таких как компьютационализм и «сильный искусственный интеллект») обещал человеческому сознанию своего рода бессмертие. Ваше сознание не должно умирать вместе с вашим мозгом: его абстрактная функциональная структура, его сущность – ваша сущность – может быть спасена и запрограммирована в какой-то другой системе, например в компьютере или в роботе, и вы превратитесь в эту другую систему (или она станет вами). Это похоже едва ли не на обретение рая: налицо все преимущества бессмертной души без каких бы то ни было метафизических проблем картезианского дуализма (раздел «Дуалистические теории сознания»).

Она слишком хороша, чтобы быть правдой, и именно так в конце концов и оказалось. В середине XX века функционализм и компьютерная метафора сознания пользовались большой поддержкой когнитивных биологов и философов, занимавшихся проблемой сознания. Однако уже в 80-х годах становилось все более очевидным, что функционализм не в состоянии описать человеческое сознание, потому что он чего-то не учитывает. Одна из самых важных вещей, которые он не учитывал, – сюрприз, сюрприз! – это сознание! Функционализм не принимает в расчет субъективную качественную реальность, которую мы переживаем в своем сознании. Действительно, складывается впечатление, что он не можетобъяснить ее, потому что субъективное «чувствование» и качественные свойства сознания, судя по всему, не «функциональны» – в том смысле, что их нельзя объяснить с позиции ввод-вывод информации. Представьте себе тончайший аромат духов, бурное проявление радости, точку, светящуюся в темноте: разве эти качественные переживания могут быть всего лишь трансформацией введенной информации в поведенческий результат? Разве можно составить компьютерный алгоритм или уравнение, в которых отразилось бы эмпирическое содержание этих состояний? Сознательные переживания не представляют собой отношение ввод-вывод, а потому функционализм никак не может описать их. Похоже, что в рамках этой теории сознанию места нет. Функционализм может хорошо «работать», когда речь идет о реальном компьютере или о простейшей нейронной системе, лишенной сознания, потому что у них нет никаких сознательных переживаний. Что же касается людей, то у них есть субъективная психологическая реальность, и если предлагаемая вами теория сознания этого не учитывает, она не может быть убедительной теорией сознания.

Простив функционализма было высказано несколько философских аргументов, которые оказались фатальными. Многие из них отмечали, что функционализм страдает от двух проблем, непосредственно связанных с сознанием: отсутствие квалиа и функциональное зомбирование. Квалиа, субъективные качественные свойства сознания, представляют проблему для функционализма, потому что он не только не может объяснить их, но даже не признает самого факта их существования. Эти свойства составляют самую суть сознания, однако они находятся за пределами той характеристики, которую дает сознанию функционализм. Следовательно, полная, но исключительно функционалистская теория сознания даже не упоминает квалиа, потому что их нельзя охарактеризовать функционально, а это значит, что функционализм не может объяснить сознание. Отсутствие квалиа создает вторую проблему функционализма. Даже если в один прекрасный день мы научимся создавать интеллектуальные компьютерные системы, полностью удовлетворяющие функционалистскому критерию «иметь сознание, подобное сознанию человека», т. е. обрабатывающие информацию так же, как мы, и реагирующие в той же интеллектуальной манере, что и мы, это будут лишь зомби, лишенные сознания: сложные системы, обладающие грандиозной способностью обрабатывать массивы информации и сенсомоторной трансформацией ввод-вывод, но полностью лишенные субъективного сознания (более подробно об этом в главе 3, разделы «Как описывать субъективную реальность сознания?», «Понятия, описывающие отсутствие сознания»).

В 70-х и 80-х годах XX века функционализм был доминирующей теорией сознания, и у него были весьма влиятельные защитники, в частности Хилари Путнэм, Джерри Фодор и Дэниэл Деннетт, но растущие проблемы сознания (отмеченные некоторыми другими известными философами, включая Джона Сирла и Нэда Блока), оказались среди основных причин падения функционализма в 90-х годах XX века, когда зародилась современная наука о сознании. Хотя некоторые версии функционализма популярны в философии сознания до сих пор, лишь немногие воспринимают ее серьезно, как окончательное решение проблемы «душа-тело».

Почему останется проблема «душа-тело»?

«Объяснительный разрыв» и «трудная проблема сознания»

Итак, теперь мы знаем, что для решения проблемы сознания предложено немало разных философских теорий. Однако пока что ни одна из них не может быть признана полностью успешной. Проблема не исчезла, она остается с нами, и теперь философы ищут ответ на принципиальный вопрос: почемуэта проблема оказалась столь трудной? Есть ли в сознании нечто особенное, что отличает его от всего прочего, с чем наука успешно справляется? Сегодня суть проблемы «душа-тело» обсуждается под двумя названиями: «объяснительный разрыв» (термин введен в научный оборот Levine, 1983,1993, от англ. explicit –явный, осознанный – Примеч. науч. ред.)и «трудная проблема сознания» (термин введен в научный оборот Chalmers, 1996). В своем самом общем виде «трудная проблема сознания» заключается в том, что мы не имеем ни малейшего понятия о том, как какая-либофизическая система может «произвести на свет» или положить начало каким-либосубъективным качественным переживаниям. В частности, мы ничего не знаем о том, как нейроны, нейронная активность или нечто физическое, происходящее в мозге, способны совершить подобный трюк.

«Объяснительный разрыв» проливает дополнительный свет на то, почему «трудная проблема сознания» так трудна, почему сознание нельзя объяснить точно так же, как обычно объясняются другие физические явления. Понятно объяснение, как из молекул кислорода и водорода при определенных условиях образуются молекулы воды. Очевидно объяснение, почему в интервале температур от 0 до 100 °С вода представляет собой жидкость: при этих условиях молекулы легко перемещаются относительно друг друга, а при более низких температурах это невозможно и вода превращается в лед. В этом нет никакой необъяснимой тайны.

Однако явные переживания в нашей субъективной психологической реальности, судя по всему, кардинально отличаются от физических или нейронных свойств объективной биологической реальности мозга. Чтобы объяснение связи между субъективными переживаниями и объективной активностью мозга было подлинным, оно должно быть таким же понятным и очевидным, как объяснение перехода воды из жидкого состояния в твердое с точки зрения поведения ее молекул. Но разве можно увидеть и понять любое сочетание нейронных активностей, какое только можно себе представить, приводящее с постоянством закона к явным переживаниям?Складывается впечатление, что объяснение субъективных осознанных явлений в терминах объективных биологических явлений не работает, ибо любая связь между конкретным субъективным переживанием и конкретной нейронной активностью, какую только можно себе представить, представляется исключительно произвольной и необъяснимой. Как или почему этаконкретная нейронная активность приводит к переживанию, обладающему именно этимконкретным качеством? Даже если мы узнаем, что нейронная активность типа Z неизменно приводит к возникновению явного переживания типа Q, и даже если бы связь Z => Q была бы фундаментальным законом природы, мы и тогда не понимали бы, почему существуетсвязь между Z и Q, на чем она основана и как она работает;мы знали бы только одно – что такая связь существует.Стрелку, идущую от Z к Q, можно интерпретировать так: «здесь происходит чудо». Любая попытка объяснить связь между физическим и явным мирами стремительно проваливается в бездонную пропасть: в непреодолимый «эксплицитный провал».

Субъективное

Свойства, поддающиеся описанию и объяснению, можно наблюдать открыто и объективно: имея надлежащее оборудование, практически каждый может наблюдать, допустим, активацию нейронов в мозге или измерить ее. То, что в мозге происходит активация нейронов, и то, что нейроны активируются с определенной скоростью, или частотой, представляет собой объективный факт. Нейронные явления существуют независимо от того, наблюдаем мы за ними или нет, и факт их существования может быть подтвержден (или опровергнут) с помощью наблюдений и измерений, реализуемых разными способами разными людьми независимо друг от друга. Это и определяет статус нейронной активации как объективного факта о мире.

Другое дело феноменальное сознание (определение феноменального сознания дано в главе 3, раздел «Как описывать субъективную реальность сознания?»). Вы пребываете в эйфории, у вас болит зуб или вы видите себя во сне летящим по воздуху, – все это субъективные переживания. Никто, кроме вас самих, не может ни наблюдать за ними, ни иметь этих переживаний; точно так же никто со стороны не может ни подтвердить, ни опровергнуть сам факт их существования, ни знать качеств этих переживаний так, как знаете их вы. Даже если мы просканируем активность вашего мозга с помощью новейшего оборудования, мы в лучшем случае увидим в нем только примеры нейронной или метаболической активности; с помощью объективных методов исследования мы не увидим ничего, даже отдаленно напоминающего ваши переживания. Переживания существуют только для одного человека, только для вас, с вашей субъективной точки зрения, в вашей субъективной психологической реальности.

Проблема заключается в том, что вся наука построена исключительно на объективной точке зрения стороннего наблюдателя. «Реальными» признаются только те сущности, которые так или иначе могут быть изучены с этой позиции. Физические сущности могут наблюдаться кем угодно либо непосредственно органами чувств, либо косвенно по их воздействию на исследовательское оборудование; они обладают причинной силой и исполняют специфические причинные роли в физическом мире; они состоят из других физических свойств или сущностей, так что эти крупномасштабные сущности могут быть разложены на микроуровневые сущности. Есть все основания полагать, что феноменальное сознание не подчиняется этим принципам. Его нельзя наблюдать ни напрямую, ни с помощью какого бы то ни было оборудования, в частности оборудования для визуализации работы мозга (во всяком случае, не с помощью того оборудования, которое доступно ныне). Феноменальные свойства, или качества переживания, нельзя разложить на причинные и функциональные роли, в связи с чем функционализм так и не смог постичь сознание. Похоже, такие качественные свойства переживания, как белизна, болезненность, сладость, мягкость, счастье, не состоят из микроскопических физических сущностей более низкого уровня вроде нейронов или молекул. Следовательно, складывается впечатление, что невозможно создать такую теорию мозга, естественным следствием которой станет объяснение сознания, поскольку мозг может быть полностью описан объективными физическими, химическими и биологическими терминами, как любая другая чисто физическая система, но такое описание ни в коем случае не приведет к объяснению качественных, субъективных свойств сознания и не будет включать его.

Но это еще не самое скверное. Объективный подход не только не способен объяснить сознание, но, как представляется, он не способен даже признать сам факт его существования! Если твердо стоять на позиции стороннего наблюдателя, качества феноменального переживания, похоже, полностью исчезают. Цвета, которые мы воспринимаем – синева, зеленоватость, краснота, желтизна, белизна, чернота, – как субъективные качества в физическом мире отсутствуют. Они не являются свойствами электромагнитного излучения так называемого видимого спектра. Волны видимого спектра характеризуются разной длиной (частотой), а не окрашены в разные воспринимаемые нами цвета. В электромагнитной энергии, к которой восприимчив человеческий глаз (в так называемом видимом свете), нет ничего, даже отдаленно напоминающего наше восприятие цветов (насколько можно судить на основании физических теорий электромагнетизма). То же самое можно сказать и о других качествах переживания. В NaCl (обычная соль) нет ничего, определяющего «соленый» вкус, который мы ощущаем в своем феноменологическом сознании. С химической точки зрения NaCl – самая обыкновенная молекула, внутри которой нет никакого «спрятанного» вкуса.

Если качеств переживаний нет в физических стимулах окружающего мира, может быть, их можно найти в активности мозга внутри нас? Действительно, восприятие соленого вкуса NaCl (или какого-то цвета) коррелируетсо специфическими изменениями активности мозга. Но измерение или описание этих нейронных изменений не равноценно узнаванию о «соленом вкусе этого переживания». Какие-то специфические нейроны мозга могут быть описаны как активирующиеся особым образом, когда мы пробуем соль или видим синеву в поле своего зрения, но, судя по тому, что говорит нейробиология, в нейронной активности нет ничего качественно соленого или синего. Мы просто не имеем ни малейшего понятия ни о том, как возникают качества переживания, ни о том, почему со специфической нейронной активностью коррелируют именно эти качества, а не другие. Мы снова сталкиваемся с «объяснительным разрывом» – похоже, субъективное не вписывается в объективный мир науки.

Каково быть летучей мышью?

В своей знаменитой статье «Каково быть летучей мышью?» философ Томас Нейджел (Thomas Nagel, 1974) поставил этот вопрос, использовав в качестве примера сознание животного (или в общем виде – чуждоесознание). Более конкретно, он поставил самый известный в современной науке о сознании вопрос: каково быть летучей мышью? какова жизнь летучей мыши как существа с субъективным сознанием? сможет ли наука когда-нибудь ответить нам на этот вопрос? Автор начал с того, что отметил, что ни одна из существовавших (в то время) и популярных теорий сознания (редукционизм, бихевиоризм и функционализм) не в состоянии даже подступиться к нему. Они просто игнорируют этот вопрос. Следовательно, вполне возможно, что даже если в один прекрасный день наука сможет полностью описать поведение летучей мыши, ее анатомию, физиологию, нейробиологию и когнитивную обработку информации в ее мозге, мы и тогда не будем иметь ни малейшего представления о том, каково быть летучей мышью. Чтобы ответить на этот вопрос, подхода стороннего наблюдателя недостаточно. И Нейджел спрашивает: есть ли такое решение проблемы, которое позволило бы нам проникнуть в субъективную точку зрениялетучей мыши? И предлагает в качестве мысленных экспериментов три альтернативы.

Первая: имитация.Что, если я попробую точно воспроизвести жизнь летучих мышей в естественной среде обитания и начну во всем им подражать? Днем я буду висеть на чердаке вниз головой, а по ночам, пользуясь радарной системой эхолокации, буду охотиться за насекомыми. К несчастью, подобное рискованное исследование в естественных условиях ничего не даст нам. Я пойму лишь, что это не более чем жалкая имитация поведения летучей мыши, чрезвычайно неудобная и неестественная для человека, но так и не узнаю, как такой образ жизни воспринимается самой летучей мышью (предположительно, как нечто простое и естественное).

Вторая: как насчет общих переживаний,свойственных и людям, и летучим мышам? Представители обоего биологического вида испытывают боль, голод, жажду, чувствуют холод и тепло и т. д. Но и это тоже ничего не даст. Несомненно, психологическая реальность летучей мыши столь же богата, как и психологическая реальность человека, но эти реальности качественно совершенно разные. Нет сомнения в том, что психологическая реальность летучей мыши преимущественно сосредоточена на представлении абсолютно иных вещей, чем сознательная психическая деятельность человека. В активном сознании летучей мыши, наверное, представлены другие летучие мыши колонии, самые выгодные маршруты полетов за пищей и в поисках половых партнеров, типичные формы и образцы полета съедобных летающих насекомых и смертельные угрозы, которые исходят от более крупных хищников. Следовательно, концентрация на переживании боли, голода, жажды, тепла и холода оставит вне поля зрения большую часть того, что составляет мир летучей мыши точно так же, как при этом останется «за бортом» и большая часть субъективной реальности человека. Если бы на Земле появились инопланетяне и смоделировали наше сознание, приняв во внимание только эти переживания, мы бы запротестовали и сказали, что они не имеют ни малейшего понятия о том, что такое сознание человека. Если бы летучая мышь могла, она точно так же выразила бы нам свой протест.

Третья альтернатива, предложенная Нейджелом, заключается в том, чтобы, используя одну из технологий будущего, сначала постепенно трансформироватьсяв летучую мышь, а потом – снова в человека. Помимо отрезвляющего факта, заключающегося в том, что подобная трансформация лежит за пределами наших самых смелых мечтаний, даже если бы она была возможна, скорее всего, это не помогло бы узнать, каково быть летучей мышью. Прежде чем стать летучей мышью, безрассудно смелый ученый еще не будет знать, что это такое, а став ею, наш героический исследователь это узнает, но, к несчастью, он, естественно, не сможет ни с кем поделиться своим знанием. Летучая мышь, в которую превратился наш ученый, не будет помнить ни о том, что ей надлежало собирать и передавать научную информацию о сознании летучих мышей, ни даже о том, что этот ее опыт – научный эксперимент. С одинаковым успехом можно проинтервьюировать уже сегодня любую летучую мышь и «мышь-трансформер». А когда завершится обратная трансформация, наш исследователь, скорее всего, не сможет ни вспомнить, ни вербально описать, каково быть летучей мышью. Все мы когда-то были человеческими зародышами, пережили собственное появление на свет и провели много месяцев в колыбели, но мы больше не имеем ни малейшего представления о том, что значит быть зародышем, новорожденным или младенцем. Каким было наше осознанное переживание? Было ли оно отчетливым и ясным или туманными и хаотичным? Как мы воспринимали свое маленькое тело, какие чувства вызывали у нас родители, имели ли мы хоть малейшеепредставление о том, что происходило вокруг нас? Этого мы просто не знаем, хотя трансформация человеческого зародыша или младенца во взрослого человека значительно менее радикальна, чем гипотетическая трансформация человека в летучую мышь.

Наука будущего и сознание

Итак, Нейджел пришел к пессимистическому выводу о том, что, возможно, наука никогда не сможет ответить на вопрос, каково быть летучей мышью. Подобное знание лежит за пределами всех воображаемых исследовательских инструментов или измерений, но даже если бы это было не так, он все равно оставался бы за пределами человеческого знания и понятий, а поэтому его, в принципе, не может описать никакая человеческая наука. С Нейджелом согласны многие современные философы, считающие, что проблема сознания навсегда останется с нами, даже если нейробиология и когнитивная наука добьются успеха в других направлениях. Даже совершенная когнитивная нейробиология не сможет ответить нам на вопрос, каково быть летучей мышью и как из нейронной активности рождается сознательный опыт.

Однако как минимум некоторые философы и многие нейробиологи смотрят на перспективы истинно эксплицитной науки о сознании более оптимистично. Они исходят из того, что предсказать научный прогресс невозможно, как до поры до времени невозможно предсказать и будущие прорывы на научном фронте. Следовательно, то, что философы могут представить себе сегодня, и то, чего они представить себе не могут, не имеет для будущего науки никаких последствий. История науки показывает, что прежде чем были совершены основные научные прорывы (теория относительности, квантовая механика, ДНК и генетика), ни философы, ни ученые не могли даже представить себе их.

Будет раскрыта тайна сознания или нет, нейробиология отдаленного будущего в любом случае остается для нас невообразимой научной фантастикой, такой же таинственной, какой генетика и молекулярная биология XXI века показались бы любому биологу, жившему в XIX веке.

Философские проблемы и сознание

Как мы теперь знаем, эмпирической науке о сознании придется иметь дело с одной из самых трудных философских проблем, связанных с природойразума (онтология) и с нашей способностью приобретать знания о немили понимать его(эпистемология). Во-первых, проблема «душа-тело»может быть решена только предъявлением теории, которая ответит на вопрос: что такое сознание и как оно связано с мозгом? Это – онтологическая проблема. Во-вторых, проблема других разумов,напротив, представляет собой эпистемологическую проблему, вопрошающую: откуда мы можем что-либо знать о сознании других существ? Как мы можем объективно определить, какие животные обладают сознанием, а какие – нет? Откуда мы знаем, являются компьютеры, роботы, а возможно, и какие-то люди рядом с нами действительно сознательными существами или они лишь бессознательные зомби? Как мы можем узнать, каково быть сознательным существом другого типа? Чтобы решить проблему другого сознания, должны быть созданы инструменты, объективно детектирующие сознание. Подключив такой «измеритель сознания» к любому существу, мы тем самым включаем одну из вмонтированных в него лампочек: зеленая лампочка означает, что «сознание обнаружено, у существа есть субъективная внутренняя жизнь», а красная – что «сознание не обнаружено, существо мертво, оно не имеет сознания, это зомби». И последнее. Чтобы решить проблему «Каково быть летучей мышью?», мы должны владеть методами, которые не только устанавливают факт наличия сознания,но и подробно описывают его качество.Возможно, идеальный сканер сознания отдаленного будущего предъявит нам сознание другого существа с помощью моделирования виртуальной реальности, в которой наше собственное сознание временно воспроизведет феноменологическую форму и содержание сознания другого существа (подробнее об этом см.: Revonsuo, 2006).

Выводы

Мы рассмотрели основные философские теории сознания. Дуалистическиетеории исходят из того, что сознание и физическая материя кардинально отличаются друг от друга. Согласно интеракционизму,мозг и сознание связаны двусторонним причинным взаимодействием по принципу «туда и обратно», а эпифеноменализмполагает, что существует только однонаправленная причинность (от активности мозга к сознанию), а само сознание не имеет никакой причинной силы. Сторонники параллелизмаполагают, что между сознанием и мозгом нет никакой причинной связи, а существует идеальная гармония, создающая иллюзию причинности. Монистическиетеории утверждают, что сущность сознания и физической материи одна и та же. Монистический материализмпредставлен элиминативнымматериализмом (сознания реально не существует, это всего лишь иллюзия, и от самого понятия «сознание» следует отказаться), редуктивным материализмом(сознание – не что иное, как мозговая активность определенного типа) и эмерджентным материализмом(сознание – это более высокий уровень организации в мозге, зависящей от мозговой активности, но не низводимой до нее). Нейтральный монизмисходит из того, что и физическая материя, и сознание основаны на сущности, более фундаментальной, чем сознание или физическая материя. Идеализм –это теория, утверждающая, что все в основе своей состоит из ментальной сущности или сознательного опыта. Функционализм,возможно являющийся самой влиятельной современной философской теорией сознания, отождествляет его не с какой-то конкретной сущностью, физической или ментальной, а с абстрактными причинными связями, с функцией вычислительной машины или с отношением «ввод-вывод», которые могут быть реализованы как примеры причинных ролей: сознание, или разум, представляет собой «софт», некую компьютерную программу, а не компьютер, состоящий из физических элементов, и не мозг, образованный биологическими веществами.

Несмотря на все эти попытки решить философскую проблему сознания, тайна, которая окружает ее, до сих пор не разгадана. Термин «трудная проблема сознания» означает, что мы не имеем ни малейшего представления о том, как или почему какая-то физическая система должна «рождать» сознательные переживания, а термином «объяснительный разрыв» обозначается невозможность создать какой-либо вразумительный мост между физическими, или нейронными, свойствами мозга и качественными свойствами сознания, хоть нам и известно, что эти свойства всегда связаны друг с другом. Знаменитый аргумент Томаса Нейджела, приведенный в его статье «Каково быть летучей мышью?», свидетельствует о том, что наука, возможно, потому не может ничего сказать нам о субъективном сознании летучих мышей или других представителей животного мира, что субъективные факты, характеризующие их сознание, не могут быть ни выявлены с помощью средств, которыми располагают современные исследователи, ни сформулированы и переданы «человеческим языком».

Вопросы для обсуждения

1. Какая теория, описывающая проблему «душа-тело», по вашему мнению, заслуживает наибольшего доверия и какая – наименьшего? Почему? Организуйте в классе голосование и расположите теории в порядке возрастания доверия к ним. Обсудите причины, по которым вы поддерживаете или отвергаете каждую из этих теорий.

2. Считаете ли вы, что «трудная проблема сознания» и «объяснительный разрыв» в будущем будут решены наукой? Если нет, то почему? Если да, то как это может произойти и когда: в течение ближайших 10 лет? 50 лет? 100 лет? Или в отдаленном будущем?

3. Представьте себе миры, в которых верны разные теории «душа-тело», проблема «душа-тело» раз и навсегда решена и одна из ныне известных теорий признана как научный факт. Какой будет жизнь в мире, где признан картезианский дуализм? Эпифеноменализм? Сильный или слабый эмерджентный материализм? Панпсихизм? Идеализм? Как разные решения этой проблемы изменят отношения людей к жизни и к смерти?

Глава 2 Исторические основы науки о сознании

Введение

XIX век: от философии к экспериментальной науке о сознании

Интроспекционизм: первая научная психология сознания

Крах интроспекционизма как науки о сознании

От когнитивной науки к науке о сознании

Выводы

Вопросы для обсуждения

Введение

На первый взгляд может показаться, что современное научное изучение сознания – совершенно новая область науки, неожиданно возникшая в конце XX века. На самом же деле у этой науки глубокие исторические корни. Возникновение первой волны науки о сознании относится к концу XIX века. Теперь нам предстоит проследить тот путь, который прошла наука о сознании с тех самых пор до наших дней.

XIX век: от философии к экспериментальной науке о сознании

Примерно до середины XIX века человеческое сознание рассматривалось как некий картезианский дух: нефизический по своей природе, лишенный пространственной протяженности и местоположения в физическом пространстве и единый и неделимый. Считалось, что по самой своей природе дух не подлежит ни научному наблюдению, ни измерению, а это значит, что не может быть никакой науки о сознании.

Френология

На протяжении XIX века ученые постепенно отказывались от картезианской дуалистической теории. В начале века такие френологи, как Франц Йозеф Галль (1758-1828), высказали мысль о том, что человеческое сознание можно «разделить» на несколько разных способностей, каждая из которых «располагается» в определенной части мозга. Они также рассматривали человеческое сознание не как некий нематериальный дух, которым должны заниматься только метафизики и философы, а как биологическое явление, подлежащее научному изучению, что соответствует современному научному представлению о сознании. Однако френологическая теория, связанная с природой способностей, или подсистем сознания, их корреляция с локализацией в мозге, с формой и размером данного участка мозга, а также с наружной формой черепа, оказалась катастрофическим заблуждением.