Текст книги "Психология сознания"

Автор книги: Антти Ревонсуо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Более того, фокусники часто используют слепоту к изменениям и слепоту невнимания в своих трюках (не зная ничего о научных основах этих явлений!), когда нас поражает, что предметы исчезают в воздухе прямо у нас на глазах. Можно подробно показать, как им удается обмануть наше перцептивное сознание, перенаправив наше внимание в критический момент фокуса и сделав нас благодаря этому слепыми. Например, мы не обращаем внимания на руку фокусника и потому не видим, как «исчезающий» предмет падает из руки ему на колени (Kuhn & Findlay, в печати).

Как можно объяснить эту поразительную неспособность увидеть то, что на самом деле является ясно видимым стимулом, или изменения в стимуле? Есть два объяснения, противоречащие друг другу. Первый отождествляет содержание сознания с содержанием центра селективного внимания; второй возлагает «ответственность» за них скорее на проблемы зрительной памяти, а не на скудость зрительной феноменологии.

Первое объяснение слепоты к изменениям и слепоты невнимания основано на том, что мы не осведомлены ни о чем,что находится за пределами центра внимания, то есть за пределами центра внимания нет никакого зрительного переживания.Мы находимся под воздействием иллюзии света в холодильнике: нам кажется, что он всегда включен, а на самом деле, когда дверца закрыта, он всегда выключен! Точно так же нам кажется, что мы постоянно видим (и воспринимаем) все, что находится в поле зрения, но на самом деле мы видим только то, на что направлено наше внимание; того, на что наше внимание не направлено, мы не видим, это лишь потенциально видимые объекты (критический анализ этой позиции представлен в: Туе, 2009).

Согласно менее радикальной версии этой точки зрения, центр внимания окружен феноменальным фоном. Однако те участки фона, которым в данный момент внимания не уделяется, лишь очень кратко, приблизительно и смутно представляют содержание соответствующих участков стимульного поля. Поэтому если в фоновом стимульном поле не происходит ничего такого, что немедленно превращает его в центр внимания, соответствующее феноменальное поле не будет скорректировано, и, следовательно, новый стимул не окажет на феноменальный фон никакого влияния, которое позволило бы распознать происшедшее изменение.

Связь между вниманием и сознанием весьма сложна, ибо существуют несколько типов сознания и несколько типов внимания. Однако эту связь можно обобщить следующим образом: полное отсутствие пространственного внимания к некоей области перцептивного пространства, возможно, подразумевает полное отсутствие феноменального сознания в отношении всех стимулов в этой области. Примером может служить нейропсихологический синдром игнорирования (подробнее о нем будет рассказано в главе 4). Полное отсутствие селективного внимания к стимулу позволяет говорить о том, что этот стимул не может быть выбран для дальнейшей обработки информации в рефлексивном сознании (см. ниже), а следовательно, он не может быть описан и о нем не может быть сообщено. Слепота к изменениям и слепота невнимания являются неопровержимыми доказательствами этого.

Следовательно, феноменальный фон первичного сознания – смутные переживания, окружающие центр, – состоит из таких стимулов, которые получают некоторое пространственное внимание, но остаются вне центра последнего.Ниже мы рассмотрим, что происходит с тем содержанием в центре сознания, которое было выбрано центром внимания для дальнейшей обработки информации.

Рефлексивное сознание

Центр сознания, определяемый тем, куда падает или направлено селективное внимание в поле сознания, функционирует так же, как вход на более высокие уровни сознательной обработки информации. Содержание центра сознания не только воспринимается более отчетливо, чем содержание фона, но и может участвовать в сложной когнитивной обработке информации, которая происходит в так называемом рефлексивном сознании.

В рефлексивном сознании осуществляются когнитивные операции, которые, используя в качестве вводной информации образы в центре феноменального сознания, позволяют им достигать других разнообразных когнитивных механизмов. Следовательно, феноменальные образы могут быть поименованы, распознаны или использованы для управления поведением. На разговорном языке мы называем ментальные явления, происходящие в рефлексивном сознании, «мыслями», «суждениями», «убеждениями», «обозначением», «концептуализацией», «планами действий» и т. д. Философы могут сказать, что рефлексивное сознание использует феноменальные образы в качестве вводной информации и после их обработки «выдает» ментальное содержание, составляющее суждение. Такое содержание может быть выражено в форме утверждения или предложения, констатирующего некое положение дел (например, X есть Y).

Сказанное выше может показаться ужасно сложным и абстрактным (чтобы не сказать скучным), но на самом деле все это очень знакомо нам и постоянно происходит в наших головах. Рассмотрим пример. Представьте себе, что вы откусили что-то, что оказалось слишком твердым для ваших зубов, и сразу почувствовали острую зубную боль, которая потом превратилась в тупую ноющую боль. Когда чувство боли только появилось, восприятие боли немедленно нашло путь в центр сознания. Через пару секунд ваше рефлексивное сознание начинает маркировать и оценивать переживание в терминах пропозициональных мыслей. Мысли включают боль как свой объект и рефлексируют по ее поводу, в связи с чем эта форма сознания и называется «рефлексивным сознанием».

Возникающие пропозициональные мысли могут быть примерно такими:

• Ах! Как больно! Надеюсь, зуб не сломался…

• Ужасно больно… Позвонить зубному врачу или само пройдет?

• Наверное, зуб сломался и обнажился нерв… Или что-то в этом роде… Нужно как можно быстрее договориться о встрече с моим зубным врачом!

Вот как работает рефлексивное сознание, формулируя «мысли о» том, что происходит в феноменальном сознании:

• Ах! Как больно! (Наименование, или категоризация, переживания как «боль»)

•Надеюсь, зуб не сломался… (Формулирование возможного причинного объяснения переживания и выражение желания, чтобы это объяснение не оправдалось)

•Ужасно больно… (Наименование и оценка качества и интенсивности переживания)

•Позвонить зубному врачу или само пройдет? (Формулирование возможных будущих сценариев)

•Наверное, зуб сломался и обнажился нерв… Или что-то в этом роде… (Категоризация возможной причины переживания)

•Нужно как можно быстрее договориться о встрече с моим зубным врачом! (Формулирование плана действий)

Следовательно, в рефлексивном сознании нет ничего абстрактного или незнакомого – оно преимущественно состоит из «внутренней речи», которую мы воспринимаем своими «внутренними ушами» как свои собственные мысли, беззвучно разговаривающие с нами нашим голосом (рис. 3.5).

Рис. 3.5.Рефлексивное сознаниеСодержание центра сознания (или центра внимания) быстро подвергается когнитивной обработке более высокого уровня, где оно может быть названо, оценено, вербально выражено или использовано для управления поведением. Рефлексивное сознание оперирует понятиями и языком, формулируя мысли о наших переживаниях в виде беззвучной внутренней речи. На рисунке схематически представлена ситуация, когда рефлексивные мысли пытаются оценить, назвать и классифицировать существо, которое было осознанно воспринято, чтобы понять, насколько опасным оно может быть.

Ясно, что рефлексивное сознание сильно отличается от чистого феноменального сознания. Обширная сфера чистого феноменального сознания состоит из паттернов качеств, которые мы называем ощущениями, результатами восприятия, эмоциональными опытами, чувствами и сенсорными образами. Все это разнообразие чисто феноменальных опытов проявляется в виде сложных, постоянно изменяющихся, динамичных образов в феноменальном поле с отчетливым, но ограниченным центром, который неустанно меняет свое положение относительно широкого феноменального фона.

В отличие от феноменального сознания рефлексивное сознание состоит преимущественно из слухо-лингвистических образов, имеющих феноменальную поверхность (т. е. то, как они ощущаются в терминах их слышимых или воображаемых слуховых качеств), но, что более важно, они также обладают семантическим содержанием:они представляют собой утверждения, символические выражения, обращенные к тому, что находится вне их самих, например к переживаниям в феноменальном сознании. Подобно тому как центр селективного внимания, который отбирает содержание феноменального сознания для дальнейшей обработки, последователен и ограничен в своих возможностях (в центре внимания одновременно не может находиться несколько разных четких содержаний сознания), рефлексивное сознание тоже последовательно и ограничено в своих возможностях –мы не можем одновременно формулировать несколько четких, полностью независимых друг от друга цепочек мыслей. С другой стороны, результаты, или выходы, которые дают селективное внимание и рефлексивное сознание, имеют широкий доступ к нашим системам убеждений, к планам и действиям. А это значит, что содержание селективного внимания и рефлексивного сознания во многом определяет общее направление и текущие цели нашего сознательного поведения. Рефлексивное сознание имеет прямой доступ ко всем осознанным «механизмам вывода». Мы можем выражать свои убеждения, суждения или планы действий многими разными способами: вербально, указав пальцем, сознательно выбрав конкретный план действий и т. д.

«Доступное сознание» (Block, 2001) – другой термин, близкий по смыслу рефлексивному сознанию и относящийся к типу сознания, которое зависит от селективного внимания и выходит за пределы чистого феноменального сознания. Этот термин подчеркивает доступность – в широком диапазоне – содержания сознания, ставшего объектом внимания, другим когнитивным системам, таким как действие, долговременная память, планирование или вербальное сообщение. Термины «рефлексивное сознание» и «доступное сознание» можно рассматривать как обозначающие одно и то же, а именно зависящую от селективного внимания когнитивную стадию сознания, но подчеркивающие ее аспекты, несколько отличные друг от друга.

Исключительно когнитивное понятие, обозначающее примерно ту же систему, что и «рефлексивное сознание», – «рабочая память». Рабочая память – когнитивный механизм, который содержит активную информацию в разных формах, например в фонологической. Ее подсистема, «главный диспетчер», направляет селективное внимание на базу осознанных выборов и целей. Во многом функции рабочей памяти соответствуют функциям рефлексивного сознания. Однако концепция «рабочей памяти» возникла из когнитивной теории сознания, основанной на компьютерной метафоре, и изначально не продвигалась как теория сознания. Поэтому связь этого когнитивного конструкта с нашей субъективной психологической реальностью остается несколько неясной. Однако в учебниках по когнитивной психологии содержатся подробные описания рабочей памяти с исключительно когнитивной точки зрения, что не соответствует теме данной книги.

Интроспекция

Для интроспекции необходимо рефлексивное сознание. Интроспекция – это процесс, в котором мы концентрируем свое внимание на конкретном содержании феноменального сознания, а затем словами описываем свой опыт. В соответствии с этим суть интроспекции может быть представлена следующим образом: когда мы вовлечены в интроспекцию, мы выбираем конкретное содержание феноменального сознания и концентрируем на нем свое внимание. Затем мы называем, или концептуализируем, некоторые аспекты переживания или формулируем словесный отчет, намереваясь зафиксировать содержание нашего опыта или сообщить о нем.

Существуют три разные формы интроспекции, которые не следует путать друг с другом (Farthing, 1992), но лишь одна из них представляет собой потенциально полезный метод научного изучения сознания.

1. Аналитическая интроспекция.В истории психологии именно аналитическую интроспекцию использовал «структурализм» – школа Эдварда Титченера (подробно описана в главе 2). В ее основе лежит теория атомистического строения сознания, а ее цель – разложение опыта на простейшие феноменальные элементы: чистые, изолированные ощущения, или квалиа. Использование этого метода привело к тому, что в разных лабораториях были получены разные результаты, и, соответственно, к критике атомистической теории, лежащей в его основе. Так называемые «атомы» опыта оказались не чем иным, как искусственными конструкциями, существовавшими только как результат метода, использованного для их изучения, а не независимо от него. Этот метод перестал существовать вместе со структурализмом (однако художники и сегодня используют нечто похожее на аналитическую интроспекцию, когда им нужно разложить образы света и цвета и превратить их в сочетание масляных красок или акварели на холсте, чтобы передать зрительное впечатление).

2. Интерпретационная интроспекция.С интроспекцией этого типа мы сталкиваемся ежедневно, когда пытаемся интерпретировать или объяснить свой собственный выбор, свои действия, эмоции и другие опыты. Если мы делаем выбор между разными альтернативами (например, между разными продуктами в супермаркете) и нам нужно объяснить свой выбор (самим себе или окружающим), мы всегда находим правдоподобное объяснение, почему мы предпочли одну альтернативу другой. Однако эмпирические наблюдения как над нормальными, здоровыми людьми, так и над людьми с некоторыми нейропсихологическими синдромами показали, что наши правдоподобные истории часто оказываются не чем иным, как простым запоздалым объяснением, которое позволяет нам убедить и себя, и окружающих в том, что у нас все под контролем, мы всегда знаем, что и почему делаем. На самом же деле наш выбор может быть обусловлен факторами, о которых мы даже не догадываемся, но это не мешает нам верить в то, что мы знаем, почему мы поступали или чувствовали именно так, а не иначе. Следовательно, интерпретационная интроспекция не дает надежных сведений об истинных причинах наших действий, а потому не может быть методом их изучения. Она может дать нам дополнительную информацию о механизмах, которые формируют наши логически последовательные системы убеждений и поддерживают позитивное представление о самом себе за счет самооправдания и уменьшения неприятного ментального состояния, которое называется когнитивным диссонансом. Особенно показательны патологические случаи конфабуляции[5] ,ибо они демонстрируют, как человек может заблуждаться на свой счет и как трудно эти заблуждения поддаются коррекции. Подробнее об этом будет рассказано в главе 6, в разделе, посвященном нарушению самосознания.

3. Дескриптивная интроспекция.Дескриптивная интроспекция до сих пор используется как научный метод. От испытуемого требуется лишь одно: описать собственными словами, обычным разговорным языком то, что он переживает в данный момент (или переживал минуту назад) в феноменальном сознании. Цель проста и заключается в том, чтобы зафиксировать и сообщить другим содержание феноменального опыта так, как он воспринимался.

Дескриптивная интроспекция находит широкое применение. Самый показательный пример ее использования – изучение сновидений, когда проснувшиеся испытуемые (или разбуженные в лаборатории) должны дать вербальный интроспективный отчет о том, что им снилось непосредственно перед пробуждением. Дома испытуемые используют метод дневника:проснувшись, они сразу записывают свои сновидения в специальный дневник. В лаборатории испытуемые сообщают о сновидениях устно сразу после того, как их будит звуковой сигнал. Устный рассказ записывается. В инструкциях, которые получают участники исследований сновидений и выполняющие другие интроспективные задания, подчеркивается, что они должны сообщать абсолютно обо всем,что испытывают, и точно так,как испытывают, ничего не опуская и ничего не прибавляя. Правда, полная правда и ничего, кроме правды!

Интроспективные отчеты как научная информация: можно ли доверять им?

Можем ли мы быть уверены в том, что узнаем правдуо сознательном опыте испытуемых? Дескриптивной интроспекции как методу получения информации присущи некоторые проблемы. Первая проблема заключается в забывании.Поскольку отчет формулируется на базе следов, оставленных опытом в памяти, после того, как сам опыт перестал существовать, в принципе, возможно, что часть опыта надежно не зафиксировалась в памяти или забылась к тому времени, когда формулировался отчет, а потому не попала в него.

Вторая проблема заключается в реконструкции:поскольку слабые, разрозненные образы сновидений вызываются из памяти в сознание в случайном порядке, испытуемый может создать последовательность событий, отличную от той, что была в оригинальном опыте.

Третья проблема заключается в том, что испытуемый может заполнить образовавшиеся пробелы, придумавили подразумеваяправдоподобно звучащие сценарии, благодаря которым сновидение кажется более связным и логичным, чем было на самом деле.

Четвертая проблема связана с тем, что даже если испытуемый все четко вспомнил, вербальное описаниенекоторых опытов может оказаться очень трудным или даже невозможным. В сновидениях могут быть такие странные или необычные переживания, что в нашем словаре может не оказаться подходящих слов для их описания; такие опыты называются неописуемыми.

Пятая проблема связана с созданием через наблюдение искусственных опытов.Намерение наблюдать и сам процесс наблюдения за собственным опытом могут изменить опыты по сравнению с тем, какими они могли бы быть на самом деле. Задание описать собственные сновидения в действительности может изменить паттерны сна человека или даже повлиять на содержание сновидений, так что сновидения, которые были у испытуемого и о которых он рассказывает, это вовсе не те сновидения, которые были бы у него и о которых он мог бы рассказать, если бы вообще не участвовал в исследовании. Если испытуемые должны спать в лаборатории, особенно первая ночь обычно проходит плохо, потому что им трудно заснуть, а снятся им преимущественно кошмарные, беспокойные сны о лабораторной обстановке (или о безумных ученых в белых халатах, преследующих спящих!). Позднее, привыкнув к обстановке, испытуемые спят лучше.

Шестая проблема заключается в том, что если испытуемый знает, какие результаты исследователи надеются или ожидают получить, это экспериментальное требованиеможет сработать как намек на то, чтобы видеть сны преимущественно об этом или сообщать об этом более подробно, чем о другом; в итоге могут быть получены результаты, искаженныев соответствии с желанием исследователей.

Седьмая проблема связана с тем, что некоторые испытуемые могут выступить в роли цензоровсвоих сновидений, особенно сновидений сексуального или агрессивного характера, чтобы не испытывать неловкости перед исследователями. Эту проблему можно преодолеть, если гарантировать испытуемым анонимность, чтобы нельзя было узнать, кому какой сон приснился (к сожалению, в лаборатории, изучающей сновидения, это неосуществимо).

И последнее. О чем бы испытуемый ни сообщил, нет такого независимого метода, который позволил бы проверить точность его отчета.Поскольку сновидения – это субъективные события в феноменальном сознании, их нельзя ни измерить, ни зафиксировать объективно, ни проверить, насколько точно рассказ испытуемого отражает реальное сновидение, – нам не остается ничего другого, как только полагаться на отчет.

Однако мы можем быть более уверенными в полученных данных, если от разных испытуемых и от разных групп, которые сообщают о своих сновидениях, не зная о существовании друг друга, снова и снова получают однотипныерезультаты. Следовательно, хотя точность любого отдельно взятого отчета по любой из указанных выше причин и может вызывать сомнения, системные статистические примеры большого объема информации, полученной в разных лабораториях от разных испытуемых, принадлежащих к разным группам населения, возможно, отражают общие характеристики опыта, имеющего тенденцию проявляться в сновидениях. Было бы крайне неосмотрительно утверждать, что ни одно из событий, сообщения о которых содержатся в десятках тысяч отчетов, вообще не имело места и что ни одного из примеров, обнаруженных в результатах, вообще не существует. Как любая другая научная информация, сообщения о сновидениях точны не на все 100% – всегда существует некий «шум», который отчасти маскирует «сигнал», – но у нас нет оснований считать, что все отчеты или большинство из них бесполезны.

Если принять во внимание все эти проблемы и постараться минимизировать их, дескриптивную интроспекцию можно безопасно использовать в качестве метода сбора информации о содержании феноменального сознания. Действительно, дескриптивная интроспекция весьма широко используется в психологических исследованиях. Во многих интервью и анкетах содержатся вопросы о прошлых или настоящих переживаниях испытуемого. Метод формирования выборки переживаний –самый важный метод современной интроспекции. Он также известен как метод «бипера». Испытуемые постоянно носят при себе пейджер (так называемый «бипер»), подающий сигналы через разные промежутки времени. Услышав сигнал, испытуемый должен немедленно представить интроспективный (или ретроспективный) отчет – описать, что происходило в его субъективной психологической реальности непосредственно перед тем, как он услышал сигнал. Этот метод позволил изучить, насколько счастливыми люди ощущают себя в разных повседневных ситуациях и когда они с наибольшей вероятностью испытывают так называемое «потоковое состояние» – психическое состояние, в котором человек полностью включен в то, чем он занимается, сосредоточен на этом, а все остальное перестает существовать для него.

Метод «мысли вслух» (или прямая интроспекция) использует в режиме онлайн прямые интроспективные отчеты по ходу выполнения задания. Например, испытуемый должен решить какую-то проблему или позволить своим мыслям блуждать. Но все, что происходит в сознании (особенно вербальная внутренняя речь в рефлексивном сознании), должно быть выражено вербально вслух. Его мысли фиксируются и затем анализируются. Проблема этого метода заключается в том, что переживание опытаи сообщениео нем мешают друг другу, потому что одновременно и переживать опыт, и сообщать о нем очень трудно.

Более того, даже в лабораторных психологических экспериментах испытуемых часто инструктируют реагировать на основании их субъективного опыта (однако иногда их инструктируют выбирать между двумя альтернативами, даже если они не видели стимула, – это называется заданием с навязанным выбором).Исследователь предъявляет некий стимул, а испытуемый должен сообщить, воспринимает ли он его, а если воспринимает, то как, воспользовавшись для этого компьютерной клавиатурой или мышкой. Хотя такой способ и представляется объективным, нажатия на клавиатуру эквивалентны субъективным интроспективным отчетам, предполагаемое содержание которых было зафиксировано заранее: нажатие одной клавиши означает «Я видел что-то красное», а нажатие другой клавиши – «Я ничего не видел» и т. д. В данных случаях нажатие клавиши основано на рефлексивном сознании и интроспекции, хотя экспериментальные психологи все еще тщательно избегают употребления этих слов для описания того, что происходит в эксперименте, из-за наследия бихевиоризма, наложившего запрет на их использование в психологии.

Самосознание

Самосознание – это особая форма рефлексивного сознания. Для самосознания необходимо следующее:

1. В феноменальном сознаниидолжен быть опыт, относящийся к самому себе:опыт, имеющий специфическое отношение к телесному образу или к другим аспектам личности, имеющей данный опыт.

2. В долговременной памяти должны быть представление о самом себе(самооценка) и саморепрезентация.Обычно они образуют обширную систему памяти, которая называется «автобиографической памятью»; автобиографическая память – это история всей жизни человека как он сам ее помнит. Кроме того, саморепрезентация включает семантические, или фактические, знания о самом себе, в частности индивидуальные особенности, планы на будущее, социальный статус, физический облик и т. д.

3. Два первых компонента должны встретиться в рефлексивном сознании,иными словами, текущий опыт в феноменальном сознании должен соединиться с активированной саморепрезентацией в долговременной памяти. Когда два этих компонента объединяются, в рефлексивном сознании возникает самосознание. Если, увидев свое отражение в зеркале, человек понимает, что это «он», значит, он осознает себя. Зеркальное изображение воспринимается человеком как находящееся вне его тела, однако человек понимает, что то, что он видит в зеркале, на самом деле «его» тело, тело человека, находящегося здесь.Лишь очень немногие животные способны к подобному самораспознаванию (шимпанзе, карликовые шимпанзе, или бонобо, орангутаны, возможно, гориллы, дельфины, слоны и, кроме этих млекопитающих, пока что успешными были лишь сороки). Остальные сознательные представители животного мира просто имеют переживания, но они не способны сконструировать в своем маленьком мозге идею о субъекте, который продолжается во времени и обладает этими переживаниями(рис. 3.6 и 3.7).То есть самосознание означает способность понять или подумать о том, что на самом деле это переживание в данный момент имеет человек (или «свое Я»), который продолжается во времени,в прошлом имел много других переживаний и, бог даст, будет иметь еще много переживаний в будущем. Иметь самосознание – значит понимать, что это переживание в данный момент – мое собственное переживание, что оно принадлежит тому же продолжающемуся во времени «Я», о котором у меня хранится много старых воспоминаний и сведений. Тип сознания, относящийся к самосознанию, был также назван «расширенным сознанием». Этим термином прежде всего характеризуется протяженность во времени и подчеркивается отличие от феноменального сознания, которое всегда привязано к текущему моменту. С самосознанием тесно связана способность, которую называют «мысленным путешествием во времени». Самосознание позволяет нам совершить путешествие в наше собственное личное прошлое и оживить в автобиографической памяти события, которые произошли с нами в прошлом. Мы также можем планировать или представлять себе, что может произойти с нами в будущем.

Рис. 3.6.СамосознаниеЧтобы узнать себя в зеркале, требуется самосознание. Узнавая себя в зеркале, вы видите в зеркале образ своего тела. Этот образ обрабатывается в вашем первичном (феноменальном) сознании как любой другой зрительно воспринимаемый объект (а). Затем он подвергается дальнейшей когнитивной обработке в рефлексивном сознании (б). В вашей долговременной памяти (в) активируются ваша саморепрезентация и ваша автобиографическая память, появляется доступ к информации, имеющей отношение к вам, и она подвергается рефлексивной обработке. В рефлексивном сознании объединяются нынешний относящийся к вам опыт (изображение в зеркале) и саморепрезентация из памяти. Два источника информации совпадают в узнавании «Это я!», свидетельствуя о самосознании. В то же самое время это новая относящаяся к самому себе информация может изменить саморепрезентацию в долговременной памяти, например в ней может появиться мой нынешний образ, отражающий то, как я выгляжу сегодня.

Хотя наши физические тела и феноменальные переживания как таковые всегда привязаны к текущему моменту, самосознание в сочетании с мысленным путешествием во времени может освободить нас из заточения в тюремной камере настоящего. Люди, страдающие амнезией в тяжелой форме, не могут совершать такие путешествия во времени и, похоже, не видят себя ни в прошлом, ни в будущем; их опыт и их «Я» существуют только в настоящем. Следовательно, отсутствие долговременной автобиографической памяти может на практике привести к сужению самосознания.

Рис. 3.7.Самораспознавание в зеркалеВ мире животных только шимпанзе, орангутаны, карликовые шимпанзе, слоны и дельфины способны узнать себя в зеркале, что свидетельствует о наличии у них по крайней мере рудиментарного самосознания. Однако гориллы обычно не проходят «зеркальный тест», за исключением самки гориллы Коко, выращенной людьми и умеющей общаться с людьми на языке жестов.

Другой пример из психологии, в котором различие между феноменальным сознанием и самосознанием является определяющим, получен из науки о счастье. Понятие «счастье» (или субъективное благополучие)определяется как функция двух компонентов: аффективныхкомпонентов (сколько положительных и отрицательных эмоций вы испытываете в течение определенного времени) и когнитивныхкомпонентов (как вы оцениваете свою жизнь, или удовлетворенность жизнью). Позитивные и негативные эмоциональные состояния лучше всего измеряются методом бипера: через разные промежутки времени людей спрашивают, что они чувствуют в данный момент.Это дает нам репрезентативные выборки их эмоциональной жизни. Если очевидно, что позитивные, приятные эмоциональные состояния преобладают над негативными, можно сказать, что человек испытывает эмоциональное счастье. Однако когнитивные компоненты требуют участия самосознания. Их измеряют, прося людей оценить, насколько они, в общем и целом, удовлетворены своею жизнью или в какой мере они достигли важных целей жизни либо близки к их достижению. Это требует мысленных путешествий как в прошлое, так и в будущее. Когда-то много лет назад у «прошлого Я» были цели и ожидания, начинались разные проекты, и был сделан принципиальный выбор для того, чтобы в один прекрасный день «будущий Я» был счастлив. Удовлетворенность жизнью означает ее восприятие как продолжающейся во времени и оценка того, в какой точке этого длинного путешествия я нахожусь, достиг ли я тех целей, которые поставил перед собой «прошлый Я» и которые должны радовать в не очень далеком будущем «будущий Я». Если при этом мы видим, что достигли прогресса на нескольких фронтах, мы оцениваем свою жизнь положительно и наслаждаемся высоким уровнем удовлетворенности жизнью, или когнитивным счастьем. Эти два компонента могут не зависеть друг от друга. Представьте себе самодовольного гедониста, который испытывает массу моментальных удовольствий (высокий уровень эмоционального счастья в феноменальном сознании), но не имеет никаких долгосрочных проектов: он живет сегодняшним днем без какого бы то ни было прогресса в достижении важных целей, у него даже нет таких целей (результат – низкая удовлетворенность жизнью). Противоположный пример – страдающий художник, жертвующий всем ради своего искусства и верящий в то, что создает вечные ценности. Видя, как постепенно разворачивается перед ним его шедевр, он понимает, что приближается к своей заветной цели, и его удовлетворенность жизнью достигает пика. Но он беден, одинок и безвестен, он редко испытывает положительные эмоции и гораздо чаще страдает от разных невзгод, в результате чего уровень его эмоционального счастья низок. Похоже, настоящее счастье требует как позитивных эмоций в феноменальном сознании, так и позитивных оценок жизни в рефлексивном сознании и в самосознании.