355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Антонина Голубева » Мальчик из Уржума » Текст книги (страница 9)
Мальчик из Уржума
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 01:49

Текст книги "Мальчик из Уржума"


Автор книги: Антонина Голубева



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

И все они пришли по этапу.

В любую погоду, в зной или проливной дождь, шагали они по трактам и проселочным дорогам, прежде чем увидели зеленый холмистый городок Уржум над рекой Уржумкой.

Это была первая для них длительная остановка после тяжелого, многодневного пути с ночевками на этапных дворах. От рассвета до вечерней темноты шли они со своей партией по дороге. А конвойные ехали по сторонам на лошадях и поторапливали отстающих.

Не всегда ссыльные добирались до места ссылки прямым путем. Дмитрий Спиридонович Мавромати из города Ейска до Уржума путешествовал два с половиной месяца, а обычным путем на это нужно потратить всего пять дней.

Мавромати везли длинной кружной дорогой – из Ейска в Ростов, из Ростова в Самару, из Самары в Казань, из Казани в Уфу, из Уфы в Челябинск, из Челябинска в Екатеринбург, из Екатеринбурга в Вятку, из Вятки в Нолинск, а уже оттуда в Уржум. В каждом городе политическим приходилось ждать попутчиков-ссыльных, которых направляли по одному с ними маршруту.

Иной раз они задерживались по неделе, а то и больше, в пересыльной тюрьме. Тюрьмы эти потому и назывались пересыльными, что через них "пересылались" арестанты.

В Уржум пригоняли еще не так много ссыльных. В Вятке их было больше, в Вологде, Архангельске и в Мезени еще больше. А уж про Сибирь и говорить нечего.

Там для ссыльных было много места.

Первым делом, как только "высланные под гласный надзор полиции" добирались до места назначения, они должны были явиться к исправнику. Он принимал их под расписку, словно вещи, и сразу же объявлял им все правила, которым они должны были подчиняться.

Правила были такие: два раза в месяц приходить к исправнику на проверку, никуда не отлучаться за черту города дальше чем за пять верст, а главное – не заниматься политикой и не заводить связи с местным населением.

Служить и заниматься преподаванием ссыльным строго запрещалось.

Политическим оставалось одно: итти в землекопы, каменщики или плотники. А в иных местах глухой Сибири политическим ссыльным подчас приходилось просто итти в батраки, чтобы только не умереть от голода.

Политические измышляли всяческие способы, чтобы хоть что-нибудь заработать. Братья Спруде в Уржуме стали заниматься огородничеством. Это были первые огородники, которые вырастили здесь парниковые огурцы и помидоры. Вся коммуна питалась овощами из своего огорода да еще продавала их на сторону.

Рабочий Зоткин ходил на Уржумку ловить рыбу, и это тоже было подспорьем. Мавромати давал уроки, готовил ребят в реальное училище и гимназию. По закону это не полагалось, но в городе образованных людей было не так-то много, и полицейские власти смотрели на это сквозь пальцы.

Политические жили одной большой крепкой семьей – даже в ссылке они не теряли связи с товарищами, которые оставались на воле. Эту связь поддерживали перепиской. Письма передавали через надежного человека, чтобы миновать полицейский контроль.

В каждом городе и даже в деревне находились люди – рабочие, учителя, студенты, – которые, не боясь попасть под гласный или негласный надзор полиции, помогали ссыльным чем и как могли.

Через поля, леса и болота переносили они письма, брошюрки и нелегальные газеты, спрятанные в сапоги, под рубашку или зашитые в подкладку пиджака. Политические и в ссылке продолжали свое дело. На дальних окраинах они вели революционную работу. А недовольных царем и жандармами находилось немало повсюду, даже в самых глухих и дальних углах.

Царь и его жандармы просчитались. С каждым годом высылали они из столиц и других городов "неблагонадежных", но от этого в городах число революционеров не уменьшалось, а увеличивалось, да и на окраинах их становилось всё больше и больше. Ссыльные привозили с собой в медвежьи углы свои книги, свои мысли, свои песни.

Глава XXXII

ДОМИК ПОД ГОРОЙ

Сколько раз Сергей, еще совсем маленьким, пробегал мимо старого домика на Полстоваловской, стараясь каждый раз заглянуть в окошко и подсмотреть, как живут эти странные, не похожие на уржумцев люди!

А теперь он поднимается к ним на крыльцо, как гость.

Из открытого окна было слышно, как кто-то играл на скрипке.

Сергей и Саня постучались.

– Открыто, – послышался чей-то голос. – Входите!

Они толкнули дверь, прошли через маленькие сени и очутились в комнате, где за столом, покрытым суровой скатертью, у самовара сидело трое человек. Четвертый стоял, повернувшись лицом к окну, и, слегка раскачиваясь, играл на скрипке.

– Это и есть Мавромати, – шепнул Саня, кивнув головой на скрипача, и тотчас же громко сказал: – Добрый вечер, Дмитрий Спиридонович! Я к вам с товарищем зашел.

Мавромати, не отрывая подбородка от скрипки, улыбнулся ему и ответил:

– А, Саня! Ну садись, я сейчас доиграю.

Со стула поднялся высокий широкоплечий человек с белокурыми кудрявыми волосами.

– Будем знакомы. Франц Спруде, – представился он и крепко пожал мальчикам руки.

– Христофор Спруде, – сказал другой человек, тоже светловолосый, но с бородкой. Это был старший брат Франца.

Молодая стриженая женщина, панна Мария, налила гостям по стакану чая и подвинула к ним тарелку с баранками. "Бедно живут", – подумал Сергей, оглядевшись по сторонам.

В комнате не было никакой мебели, кроме трех узких железных кроватей вдоль стен. На самодельных деревянных полках лежало много книг. В простенке висел портрет Пушкина, нарисованный тушью.

– Что это ты, Дмитрий, сегодня играл? – спросила женщина, когда Мавромати опустил скрипку.

– Поэму Фибиха.

– А я думал, – опять упражнение, – засмеялся старший Спруде, показывая крупные белые зубы.

– Если бы гаммы, я бы давно убежал, – отозвался Спруде младший.

Не обращая внимания на их шутки, Мавромати присел к столу и, отхлебывая чай, спросил Саню:

– Как успехи? По тригонометрии подогнал?

– Чего теперь подгонять? – сказал Саня. – Я уже реальное окончил.

– Ну, поздравляю. А товарищ твой где учится?

– В Казани, в низшем техническом училище, – ответил Сергей.

– В Казани?

Тут разговор оживился. Ссыльные стали расспрашивать Сергея про училище, про город, про казанские новости.

Скоро вернулся с рыбной ловли рабочий Зоткин. Он принес и поставил перед панной Марией ведро, в котором трепыхалась рыба. Сергей и Саня заглянули в ведро: там была и крупная рыба, и много всякой мелочи. Больше всего места занимала щука, свернувшаяся в ведре кольцом.

– Завтра у нас будет рыбная уха, – весело сказал Франц Спруде и потер руки.

– Уха не бывает из телят, – поправил его Христофор Спруде, – она всегда рыбная. Пора выучить русский язык.

Все засмеялись, а громче всех – Франц Спруде.

"Хороший народ, веселый", – подумал Сергей.

Он уже чувствовал себя здесь как дома. Ему хотелось разговаривать, шутить, и было интересно слушать других. Саня смотрел на него с удивлением и молча пил чай.

"Ишь ты, какой разговорчивый стал!" – думал он.

Ушли Сергей и Саня от крамольников поздно.

– Заходите к нам часто, – приглашал их Франц Спруде.

– Забегайте, забегайте, ребятки, – ласково сказал Зоткин.

Возвращаясь от ссыльных, Сергей всю дорогу насвистывал что-то веселое, а рядом с ним вышагивал хмурый, чем-то недовольный Саня.

Дома они быстро поужинали и пошли спать в амбар, где Саня всегда жил летом, приезжая на каникулы. Там стояла деревянная широкая кровать, маленький стол и табуретка. А в углу амбара были свалены в кучу безногие стулья, прогоревшие чугуны, разбитое корыто и прочий непригодный к делу домашний скарб.

Саня зажег свечку, подсел к столу и принялся читать какую-то книгу.

– Ты это что читаешь? – спросил Сергей.

– А ну тебя, – отмахнулся Саня.

Лицо у него было нахмуренное.

– Ты чего надулся?

– Отстань!

Но через минуту Саня сам заговорил с Сергеем и открыл ему свою обиду.

Как же это так? Ему, Сане, своему старому товарищу, Сергей не рассказал о Казани ровно ничего, а у ссыльных разговорился так, что и удержу не было.

– Да брось ты, Саня, я просто не успел еще... Погоди, ночь длинная, я тебе много чего расскажу, – успокоил Сергей Саньку.

Когда приятели улеглись и погасили свечку, Сергей начал, позевывая, рассказывать про свою жизнь и ученье в Казани.

– А в Казани "Андрея Кожухова" читают? – спросил вдруг Саня.

Сергей впервые слышал об этой книге.

– А про что там?

– Про революционеров. Интересная книжка! Я ее всю прочел, хоть мне ее только на одну ночь дали. Она запрещенная. У нас в реальном ее потихоньку друг другу передавали.

– А где бы эту книжку достать? – встрепенулся Сергей. – О чем там говорится?

Саня начал рассказывать. Рассказывал он не спеша и очень подробно, но в самых интересных местах, как назло, надолго умолкал, словно что-то припоминая.

– А дальше-то, дальше! – нетерпеливо толкал Сергей товарища в бок.

Наконец Саня кончил свой рассказ. Несколько минут в амбаре было тихо. Только слышно было, как в темных углах возятся и пищат мыши. Саня начал уже дремать, как вдруг Сергей приподнялся и, облокотившись на подушку, вполголоса, будто про себя, сказал:

– Повесили, значит... Слушай, Саня, а товарищи у Андрея остались?

– Остались, – ответил Саня спросонья.

* * *

Через три дня приятели снова отправились к ссыльным.

– Дайте мне, пожалуйста, что-нибудь почитать, – попросил Сергей у старшего Спруде чуть не с первых же слов.

Христофор подумал минуту, пристально посмотрел на Сергея и сказал:

– Хорошо.

Он дал ему номер "Искры", сложенный вчетверо и, видно, много раз читанный. Это была первая нелегальная газета, которую Сергей держал в руках.

– Почитайте, почитайте. Только осторожно, чтобы никто ее у вас не увидел. На одну ночь даю, – сказал Спруде.

После этого Сергею уже не сиделось в гостях. Хотелось поскорей вернуться домой и прочесть "Искру". Он вскочил и стал прощаться с хозяевами, а газету спрятал под рубашку.

Не успели мальчики дойти до третьего дома, как Саня начал торопить Сергея.

– Говорили же тебе, что надо быть осторожнее, – шептал он товарищу на ухо. – Скорее!.. Идем скорее!

– А ты не шепчи и не беги, если не хочешь, чтобы нас заметили, отвечал Сергей. – Да и чего ты зря беспокоишься? Улица ведь пустая!

И верно, улица была пуста. Накрапывал дождик, и поэтому на скамеечках у ворот не сидели, не беседовали в этот вечер жители Полстоваловской.

Но Саня шел и всё время прислушивался и оглядывался по сторонам.

Всякая мелочь пугала его: скрип калитки, внезапно раскрывшееся окно и в нем чья-то голова, выглядывающая на улицу, шаги прохожих, голоса на соседних улицах... Ему казалось, что весь город знает о том, что они с Сергеем несут от ссыльных "Искру".

Недалеко от их дома навстречу им попался исправник Пенешкевич. Приземистый, коротконогий, он важно выступал, выпятив грудь и слегка переваливаясь с боку на бок. Товарищи переглянулись, и оба подумали одно и то же: "Вот идет мимо и даже не догадывается... А что, если бы догадался?"

Но исправник, не замечая их, проплыл дальше.

Вот, наконец, и калитка бабкиного дома. Мальчики вбежали во двор. В амбаре они зажгли свечку, закрыли дверь на засов и принялись за чтение.

Так вот она какая, нелегальная газета "Искра"! Та самая, которую выпускает за границей Ленин, та самая, которую с опасностью для жизни революционеры тайком переправляют в Россию. Шестнадцать небольших, разделенных на два столбца страниц. Бумага тонкая, прозрачная, похожая на папиросную. В левом верхнем углу первой страницы напечатано: "Российская Социаль-демократическая Рабочая Партия". А в правом углу: "Из искры возгорится пламя!"... Ответ декабристов Пушкину.

Сергей медленно перелистал легкие, чуть шелестящие страницы с непривычными заголовками: "Из нашей общественной жизни", "Письма с фабрик и заводов", "Иностранное обозрение", "Из партии", "Хроника революционной борьбы".

– Да читай по порядку, – сказал Саня.

Но Сергей, раскрыв номер на середине, начал читать то, что первым бросилось ему в глаза:

"...Все только и говорят о том, что произошло в Сормове первого мая. Что же произошло там?..

"Во время первомайской демонстрации были вызваны солдаты. Демонстранты вплотную подошли к ним и затем, повернувшись назад, продолжали свое шествие. Солдаты бросились за ними, начали разгонять толпу прикладами. Безоружные рабочие должны были уступить.

"Только один товарищ остался до конца, не выпуская из рук знамени. "Я не трус и не побегу!" – крикнул он, высоко поднимая красное знамя, и все могли прочесть на нем грозные слова: "Долой самодержавие! Да здравствует политическая свобода!"

"Товарищи! Кто из вас не преклонится перед мужеством этого человека, который один, не боясь солдатских штыков, твердо остался на своем посту?.."

Сергей перевернул еще несколько страниц и прочел другое сообщение – о Воткинском казенном заводе.

"Воткинцы бастуют... На Воткинский завод отправился вятский губернатор и посланы войска из Казани. Рабочие забаррикадировали плотину своего пруда (единственный путь, ведущий к ним) и поставили на нем пушку, – благо они изготовляются на заводе..."

На той же странице сообщалось о забастовке в городе Бежице: там рабочие избили шпиона Мартиненко. В заметке было сказано: "Урок был хорош, потому что побитый агент говорит, что ни за что не останется теперь в Бежице (его колотят уже второй раз, но первый раз легко)..."

Сергей прочел письма с фабрик и заводов от первой строчки до последней. Всё, о чем здесь говорилось, произошло так недавно – всего месяц или два тому назад.

И случилось это не где-нибудь за тридевять земель, а здесь под боком в Вятке, в Нижнем, в Сормове...

Сергей еще был в Казани, когда оттуда выходили войска, посланные на Воткинский завод.

Может, он встретил их на улице, когда они спешили, направляясь на вокзал, и даже не подумал, куда их гонят.

Сергей быстро пробегал строки, набранные мелким шрифтом. Так странно было видеть напечатанными черным по белому слова: "революция", "восстание", "низвержение царского самодержавия", "самодержавие народа".

Это были те слова, которые произносились шопотом, с оглядкой, а тут они спокойно смотрели со страниц.

– Читай дальше, – сказал Саня.

Сергей перевернул еще несколько страниц и прочел: "Крестьянские волнения".

"Недели две, как Полтава занята разговорами о крестьянских волнениях...

"Всё внимание изголодавшихся крестьян обращено было на хлеб, даром валявшийся в громадном количестве в амбарах. Они являлись с повозками, обращались к помещикам или управляющим с предложением отпереть амбар и добровольно выдать им часть хлеба и только в случае отказа сами отбивали замки, наполняли свои телеги и отвозили домой.

"...Когда на требование властей возвратить забранный хлеб со стороны крестьян последовал отказ, войску отдан был приказ стрелять. Убито тут же три человека. Один, раненный двумя пулями и проколотый штыком, привезенный в Полтавскую больницу, через несколько часов умер. Затем началось сечение. Порка происходила и в Васильевке; лозинок искать некогда было, поэтому били первыми попавшимися сучковатыми ветвями достаточной длины и толщины, и в силу этого (пользуясь деликатным выражением доктора) "целость кожи у всех наказанных нарушена". Пороли так, что изо рта, из носа обильно текла кровь, после порки крестьяне вставали сплошь почерневшими: иногда давали по сотне и по две ударов..."

Уже второй раз обходил караульщик Владимир Иванович со своей колотушкой Полстоваловскую улицу, когда Сергей и Саня дочитывали "Искру".

В последних ее столбцах чуть ли не в каждой строчке мелькали слова:

На два года.

На три.

На четыре.

На пять.

На шесть.

Бессрочно...

Бесконечные списки имен, названия городов и сроки наказания.

– Смотри-ка, наш Малмыж, – с гордостью сказал Саня, ткнув пальцем в одну из строк. – Из Малмыжа тоже, значит, высылают.

– Ссыльных, за маевку, – сказал Сергей, – шесть человек.

– Куда же их еще? – удивился Саня. – Ведь они и так в ссылке.

– Малмыж хоть и трущоба лесная, а всё-таки как-никак городом считается, – ответил Сергей. – А их теперь, небось, по самым что ни на есть глухим деревушкам распихали.

Сергей свернул газету, спрятал ее и потушил свечу.

– Спать, что ли? – спросил Саня.

Сергей ничего не ответил, а через минуту сказал медленно и раздельно, как будто про себя:

– Из искры возгорится пламя...

Рано утром, когда проснулся Саня и поднял голову с подушки, он увидел, что в амбаре на столе горит свеча, будто ее и не тушили.

Около стола сидит Сергей и, запустив обе руки в волосы, читает "Искру".

– Ну, почитай оттуда еще что-нибудь, – попросил Саня.

– Ладно, слушай. – И Сергей начал читать вслух статью с первой страницы.

Но, прочитав полстраницы, Сергей остановился и сказал:

– Это не хроника. Это немножко потруднее будет... Надо сначала прочитать про себя и разобраться...

В статье были имена и слова, неизвестные Сергею. Он долго читал ее, пока, наконец, в дверь амбара не постучалась бабка.

– Сережа, Саня, – сказала она, – сбегайте-ка на речку за водой стирать собираюсь.

– Сейчас, бабушка! – отозвался Сергей.

Потом он спрятал "Искру" и сказал Сане тихо:

– Сегодня вечером надо будет Спруде порасспросить насчет этой статьи... На первых порах нам одним трудновато.

Глава XXXIII

ПЕРВОЕ ПОРУЧЕНИЕ

Сергей и Саня стали частенько заглядывать к ссыльным.

Как-то раз они особенно поздно засиделись в "домике под горой". Пили чай, разговаривали, слушали игру на скрипке.

В этот вечер Сергей впервые увидел у ссыльных какой-то странный листок с напечатанными на нем темносиними буквами. Бумага была плохая, желтого цвета, а синие буквы не совсем ровные. Сергей заинтересовался этим листком и сразу же спросил у Спруде, почему листок так необычно напечатан.

– Печатали вручную, – ответил Спруде и объяснил Сергею, что это революционная, нелегальная листовка и напечатана она на гектографе. А через неделю Сергей и Саня неожиданно получили от Спруде серьезное и важное поручение – попробовать напечатать листовку.

– Попробуем, – в один голос ответили Сергей и Саня.

– Вам придется самим сделать гектограф. Купите глицерину и желатину, да побольше. А чтобы не возбудить подозрение, ходите в аптеку по очереди. Сегодня – один, завтра – другой. Помните, что в этом деле нужна большая осторожность, – сказал на прощанье Спруде.

– Будем осторожны, – ответил Сергей.

На другой день утром, как только Сергей проснулся, он сразу же стал собираться в аптеку за глицерином.

– Сначала пойду я, а потом ты, – сказал он Сане.

Они условились встретиться возле Воскресенской церкви.

В Уржуме была всего одна аптека – земская – и помещалась она на Воскресенской улице. Мимо этой аптеки Сергей в детстве бегал каждое воскресенье из приюта домой.

А еще раньше, до приюта, он часто ходил сюда вместе с Саней смотреть синие и красные стеклянные шары, выставленные в окнах. Когда болела мать, бабушка ходила в эту аптеку за лекарством и не раз брала с собой внука; тут он видел большие фарфоровые банки с черными надписями.

Из-за высокой стойки выглядывал толстый человек в белом халате. Он получал деньги за лекарство. Перед ним на стойке строем стояли пузырьки с длинными, словно хвосты, разноцветными рецептами. Рецепты были белого и желтого цвета.

Бабушка говорила, что лекарства с белыми хвостами можно пить, а те, что с желтыми, пить нельзя – ими можно только натираться. Разноцветные рецепты были нарочно придуманы для неграмотных, чтобы они не перепутали лекарства. Перед тем как отпустить покупателю свой товар, аптекарь наряжал пузырек, точно куколку. Он приклеивал к пузырьку бумажный хвост и надевал на пробку цветную гофрированную шапочку, похожую на чепчик.

Давно уже Сергей не был в земской аптеке. А сейчас он шел туда за тем, чтобы купить глицерину для тайной типографии. В аптеке было в это утро пусто. Сергей оглядел полки с лекарствами, стеклянные шары на окнах, белые фарфоровые банки с надписями по-латыни. Ничто не изменилось. Всё было здесь такое же, как в дни его раннего детства.

Вот из-за белой двери вышел тот же толстый аптекарь – немец Келлер. Он был еще без халата, – видно, только что встал с постели.

Аптекарь строго посмотрел на покупателя через стекла пенсне в золотой оправе и спросил, четко выговаривая слова:

– Что вам угодно? На сколько?

Это были единственные две фразы, которые он выговаривал правильно. Вот уже двенадцать лет, как он десятки раз в день задавал один и тот же вопрос.

– Глицерину на пятнадцать копеек, – ответил Сергей.

Келлер достал с полки маленький пузырек в желтом гофрированном колпачке. Сергей уплатил деньги, сунул пузырек в карман и вышел из аптеки. На углу у церкви его уже дожидался Саня. Они перемигнулись, и Саня, выждав несколько минут, тоже отправился в аптеку.

– Что вам угодно? На сколько? – спросил его аптекарь.

– Глицерину на пятнадцать копеек.

Так Сергей и Саня стали ходить за глицерином ежедневно.

Через неделю в углу амбара, под ворохом сена и старым войлоком, было припрятано порядочное количество пузырьков. Но Сергею всё казалось, что глицерина будет мало. Он предложил Сане ходить в аптеку и по вечерам, когда Келлера сменяет его помощник, маленький лысый человечек, про которого в городе говорили, что он непрочь выпить, водит дружбу с городовыми и много врет.

Помощник провизора никогда не расставался с белым халатом. Даже на рынок за морковью он ходил в халате, для того чтобы его все принимали за доктора и ученого человека.

В первый же вечер, когда Сергей явился в аптеку и спросил на пятнадцать копеек глицерину, помощник провизора ухмыльнулся и подмигнул:

– Вам для чего же глицеринчик, молодой человек? Для смягчения лица? Барышням хотите понравиться?

– Нет, я глицерин внутрь принимаю, чтобы голос нежней стал, – ответил, не смутившись, Сергей.

Помощник провизора достал из шкафа пузырек с глицерином и молча подал его Сергею.

Глава XXXIV

"ИСКРА" НА УРЖУМКЕ

Сергею хотелось как можно скорее приступить к делу. Для того, чтобы ничего не перепутать, он достал у знакомой библиотекарши энциклопедический словарь.

К его большой радости, в словаре оказалась целая статья о том, как устроить гектограф и как на нем печатать. В статье говорилось, что первое и основное, что требуется для гектографа, – это железный лист с поднятыми, высокими краями. На этот лист наливается сваренная масса из желатина и глицерина. Когда масса застывает, берут лист белой бумаги и пишут на нем особыми синими чернилами текст, с которого нужно снять оттиски. Затем лист с написанным текстом накладывают на застывшую массу. Все буквы с него переходят на желатинно-глицериновую поверхность. Накладывая на эту поверхность листы чистой бумаги, можно получить оттиски текста.

Железный лист Сергей и Саня решили заказать у кузнеца. У бабушки были листы для печенья пирогов, но взять один из них для гектографа казалось Сергею делом рискованным.

А вдруг бабушка, как назло, хватится, а листа-то и нет на месте. Кто взял, да почему, да для чего? Начнутся разговоры с соседками, а это может повредить делу. Да и лист не годится – мелок. Лучше заказать.

Получив деньги от ссыльных на покупку листа, товарищи отправились вечером к кузнецу. В соседних домах уже зажглись огни, когда они вышли за ворота.

– Полуночники, опять до рассвета бродить уйдете! – проворчала бабушка Маланья. Она всё еще считала Сергея и Саню детьми.

Но приятели в ответ на ее воркотню только усмехнулись и быстро пошли по улице.

Кузница находилась за городом. Она стояла неподалеку от тракта, посреди поля. Возле нее торчало несколько кустов, обломанных и общипанных лошадьми. Издали кузница казалась не то черным холмом, не то угольной насыпью. Только по искрам, вылетавшим из низенькой трубы, было видно, что это кузница.

Сергей и Саня подошли к дверям. В кузнице было полутемно, только в горне еще тлели последние красные угли. На пороге сидел бородатый кузнец и покуривал. Сергей присел рядом со стариком, немного поговорил с ним и заказал ему лист средней величины, с высокими краями.

– Противень вам нужен, а не лист, – поправил его кузнец. – Ну что ж, можно, – через пять дней будет готов.

– А раньше нельзя?

– Нельзя, – сказал старик и ушел к себе в кузницу.

На этом разговор и кончился.

Пока кузнец готовил противень, Сергей и Саня не теряли времени даром. Они запаслись желатином, раздобыли синих чернил для гектографа и выбрали место для своей будущей типографии – старую баню во дворе.

Всё было готово, а противня надо было ждать еще целых три дня. Приятели решили заняться пока что одним хозяйственным делом. У сарая лежала вверх дном старая, рассохшаяся лодка. Сергей и Саня заделали дыры в ее днище, просмолили борта, отмочили в керосине ржавые уключины. Оставалось только покрасить ее и дать ей имя. Когда-то она называлась "Незабудка", но первые четыре буквы уже стерлись, и на борту красовалась надпись "будка".

Сергей закрасил эту надпись, как и всю лодку, голубой масляной краской и старательно вывел ровную и четкую, как на чертеже, надпись:

"ИСКРА"

Буквы были черные с красной окантовкой.

Когда лодка была готова, Сергей выволок из сарая салазки, взвалил на них лодку и повез ее с Санькой вдвоем на берег Уржумки.

Полозья зарывались в песок, подпрыгивали на камнях. Сергей тянул салазки за веревку, Саня подталкивал их сзади.

На берегу они встретили полицейского надзирателя Куршакова, которого за крикливый голос и маленький рост звали в городе Петушком.

Петушок только что выкупался и поднимался в гору, бодрый и свежий, застегивая крючки на мундире и вытирая мокрую облезлую голову.

Когда салазки поровнялись с ним, Петушок остановился и прищурил глаз.

– "Искра", – прочитал он. – Чудное название придумали молодые люди "Искра"! Вы б ее лучше "Ветерком" назвали или "Зорькой". "Красотка" – тоже хорошее имя, или вот еще "Зазноба"...

– Нам "Искра" больше нравится, – сказал Сергей и потащил салазки к реке.

Глава XXXV

ТАЙНАЯ ТИПОГРАФИЯ

Наконец противень был готов. Сергей и Саня пошли за ним в кузницу под вечер, чтобы вернуться домой, когда стемнеет.

Но они давно успели и лист получить и поговорить с кузнецом, а всё еще не темнело.

– Пойдем в канаве посидим, – сказал Саня, оглядываясь по сторонам.

Они забрались в придорожную канаву, заросшую ромашкой, полынью, лопухами, и сидели там, пока на небе не появились первые звезды. Теперь уж можно было нести противень по улице, не опасаясь, что из первой же калитки выглянет какая-нибудь тетка или бабка и крикнет на всю улицу:

– Кому новый противень несете, ребята, – Устинье Степановне или Маланье Авдеевне?

Но всё обошлось благополучно. Никого не встретив, приятели прошли по темным улицам и пронесли противень к себе в амбар.

А ночью, когда все в доме заснули, они вышли во двор и стали осторожно рыть за баней яму, чтобы закопать лист.

Один копал, а другой прислушивался, не идет ли кто мимо. Но на дворе было тихо, только изредка где-то в конце Полстоваловской лаяла собака, да бабушкин приятель, ночной караульщик Владимир Иванович, обходя свой участок, стучал в колотушку.

Когда лист был зарыт, землю затоптали и сровняли.

На другой день Сергей и Саня побежали к ссыльным за текстом для листовки.

Братья Спруде были в это время на огороде. Засучив рукава, Христофор окучивал картошку, а Франц сидел на корточках и пропалывал грядку с огурцами.

Тут же стояла старушка Анна Павловна, квартирная хозяйка ссыльных, и рассуждала о всяких огородных делах.

Сергей и Саня походили на улице, пока она не убралась восвояси, и только тогда окликнули Христофора.

Он вышел к ним, отряхивая с ладоней землю, и повел в дом.

– У нас всё готово, – сказал Сергей негромко. – Мы к вам за текстом.

Спруде удивился:

– Уже готово? Это очень здорово!

Он ушел в другую комнату и через несколько минут вынес им статью из газеты "Искра". Она была подчеркнута красным карандашом. Эту статью они должны были переписать печатными буквами и размножить на гектографе.

Писать печатными буквами нужно было для того, чтобы жандармы не могли узнать по почерку, кто писал.

– А дома у вас про это дело знают? – спросил Христофор Спруде внимательно, поглядев на обоих товарищей.

Сергей улыбнулся и пожал плечами.

– Не беспокойтесь, Христофор Иванович, – кроме нас двоих, никто не знает.

– Хорошо! Тогда начинайте. Только писать надо очень ясно и разборчиво, чтобы и такой человек прочитал, который еле-еле буквы знает.

– Это Сергей сумеет! Он чертежник, – сказал Саня.

– Так, – кивнул головой Спруде. – А сумеете ли вы еще одно дело сделать?

Сергей и Саня насторожились.

– Дело это очень серьезное. Тут требуется хладнокровие и осторожность. Послезавтра, в ночь под субботу, надо разбросать листовки на базарной площади и на Малмыжском тракте. Понятно?

– Понятно. Сделаем!

В этот же вечер в низком старом амбаре началась бесшумная торопливая работа.

Закрыв дверь амбара на засов, Сергей и Саня разложили перед собой тонкие, прозрачные листы "Искры" и начали переписывать статью, подчеркнутую красным карандашом.

На столе, потрескивая, горела свеча. Большие желтые капли медленно сползали на старый медный подсвечник. Тени от двух склонившихся голов шевелились и покачивались на бревенчатом потолке и стенах амбара.

Всю ночь до рассвета мальчики старательно по очереди переписывали статью. Петухи уже начинали петь третий раз, когда Сергей дописывал последнюю строчку. В щели амбара проникало солнце, где-то за огородом играл на рожке пастух, хозяйки выгоняли на улицу мычащих коров.

Товарищи спрятали "Искру" и переписанный лист в угол, под сено и войлок, а сами легли спать.

Но разве после такой работы уснешь?..

Сергей и Саня долго ворочались с боку на бок, а потом, не сговариваясь, стали одеваться.

– На Уржумку, что ли?

– А то куда же!

Первая лодка, которая отчалила в это летнее утро от низкого песчаного берега и пошла на ту сторону, к дымящимся от росы заливным лугам, была "Искра".

В ней сидели два паренька. Они по очереди работали веслами, пели громко на всю реку песню, и никто бы не догадался, что эти юноши провели всю ночь без сна, переписывая воззвание, которое кончалось словами:

"Долой самодержавие! Да здравствует революция!"

* * *

В следующую ночь товарищи перенесли свою работу в старую баню. На деревянной колченогой лавке разложили они стопку чистой бумаги и здесь же поставили противень с налитой в него желатинно-глицериновой массой.

– Ну, начали! – сказал Сергей.

Он засучил рукава рубашки, взял листок с переписанным текстом и осторожно наложил его на глицериновую массу. Но сколько времени нужно держать лист, – он не знал. Да и часов у него не было. Он сосчитал до десяти, а потом осторожно потянул листок за край и стал его приподнимать. Синие буквы текста явственно отпечатались на гектографе. Сам же лист бумаги стал жирным и тяжелым. Сергей снял его, скомкал и бросил под лавку.

– Кажется, не плохо получается – можно печатать. Давай бумагу!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю