Текст книги "Нарцисс, Звезда и Ветер (СИ)"

Автор книги: Антонина Бересклет (Клименкова)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

В спальню вошел халиф. Острым взглядом он нашел дрожащее тело своего любовника, раскинувшееся поверх покрывал кровати.

– Почему ты покинул нас? – сдерживая гнев, спросил Сефев обманчиво мягким тоном.

– Простите меня, мой господин, – чуть слышно отозвался Зариф, скорчившись на кровати и обхватив себя руками за поджатые колени. – Я виноват.

– Конечно, виноват! – чуть остыв от выказанной покорности, халиф пошел к нему, опустился на край. Провел рукой по дрожащему плечу и спине. – Тебе известно, как я хотел увидеть вас вместе. Почему ты голый? Сейчас, в одиночестве?

– Простите, повелитель, – упрямился в своей покорности Нарцисс. Он то ли от страха, то ли от искренности чувств не удержал слёз, и они отчетливо зазвучали в его слабом голосе, заставив Сефева еще больше смягчиться, ощутив укол жалости к этому столь родному и столь трепетно-нежному цветку.

Халиф ждал ответа, не подгонял. Продолжал гладить по вздрагивающей спине, и Зариф, без шумных рыданий давясь неподдельными слезами, крупными, что жемчужина, продолжил сам:

– Я увидел, как вы смотрите на ее груди. Вам нравится женская грудь.

– У нее роскошная грудь, – подтвердил халиф.

– У нее роскошное тело, – кивнул Нарцисс. – У любой женщины тело будет роскошней, чем у такого, как я. Вы мужчина, мой господин. Настоящий мужчина. Зачем вы держали меня подле себя так долго? Зачем позволили полюбить вас? Вас влекут женские прелести, которых у меня нет и никогда не было. Зачем я вам? Только ради земель моего отца?

Сефев отвесил любовнику звонкую крепкую затрещину. Рюзгар, следивший за происходящим из-за драпировки, едва сдержал порыв ответить ударом за удар.

– Простите, мой господин, – очень тихо проговорил Зариф, пряча пылающее лицо за рассыпавшимися волосами. Но халиф не дал спрятаться, уверенно отвел шелковистые тяжелые пряди назад, заставил открыто ответить на свой пристальный взгляд.

– Почему ты голый? – повторил халиф. И провел рукой вдоль позвонков, забрался пальцами в ложбинку, без всяких ласк ввел пальцы в податливый вход.

Зариф судорожно выдохнул. И проговорил:

– Я желал вас, мой господин. Но не сумел разделить вас с другой.

– Она не чужая тебе, – настойчиво двигая внутри него пальцами, напомнил Сефев.

– Я был пьян, когда взял ее, – повинился Нарцисс, дыхание его стало заметно глубже. Рюзгар отвел глаза, не имея сил видеть, как прекрасное тело охотно отзывается на привычные ласки старого любовника. – Я едва помню, как это происходило. Я думал лишь о вас в тот момент, господин. Я желал вам отомстить за то, что вы пренебрегли мной. Так я думал, мой повелитель. Мне нет прощения.

– И поэтому ты украл кое-что из моей спальни, – наклонившись к самым его губам, произнес халиф.

– Я виноват, мой господин, – пробормотал Зариф, отвечая на пристальный взгляд своим томным, сквозь влажные трепещущие ресницы.

– И где эта вещь? – усмехнулся Сефев, разворачивая любовника с боку на спину и забрасывая его стройные ноги себе на плечи, руками же не прекращая ласкать как вход, так и налившийся желанием ствол принца.

Зариф, соблазнительно изогнувшись на темном бархате покрывала, закинул локти за голову, сделавшись еще соблазнительнее. Он скользнул рукой под подушку, откуда извлек длинный тяжелый предмет, гладкий и блестящий. Хорошо отполированная слоновая кость, искусно вырезанный мужской ствол, с головкой и колечками крайней плоти, тонко оплетенный венками. Рюзгар никогда прежде не видел этой странной игрушки, Зариф предусмотрительно держал ее подальше от его глаз. По тому, какой самодовольной улыбкой осветилось лицо халифа, скульптору предоставили слепок с одного определенного члена. Рюзгар схватил себя за подбородок, боясь, что челюсти свело слишком сильно и зубовный скрежет выдаст его Сефеву. Впрочем, халиф был всецело поглощен своим молодым капризным любовником.

– Эта вещь вам больше не нужна, мой господин, – заявил трепетный Нарцисс. – Я был там и видел собственными глазами, как воскресла ваша мужская сила при виде ее… роскошных грудей и женских прелестей. Поэтому я взял эту вещь в память о разделенных с вами ночах. Мой повелитель.

Сефев забрал из его слабо опустившихся рук костяной орган. И с улыбкой ввел в разработанный вход, где принялся размеренно двигать. Зариф выгнулся на покрывале и принялся хватать приоткрытым ртом воздух. Рюзгар видел, что эта игра привычна для обоих. Халиф безошибочно находил длинной толстой игрушкой самые чувствительные точки внутри любовника, и тот принимал жесткую замену горячего живого ствола, ибо на большее Сефев был не способен. Он даже не пытался возбудить себя, не тронул завязку на своих штанах. Если Нилюфер и удалось за тот короткий срок, что она оставалась наедине с повелителем, выдоить из него хоть каплю семени, то на второй за ночь выстрел его точно не хватит. Поэтому Зариф сейчас довольствовался заменой. Игрушкой. И позволял себя иметь бездушным предметом. Рюзгар принялся щипать себя за руку, чтобы не закипеть еще больше. Хотя куда уж больше. Из прекрасных глаз Нарцисса слезы текли ручьем, губы кривились в подобии улыбки, он всхлипывал в голос, а халиф тяжело дышал и взмок от пота, трудясь над тем, чтобы удовлетворить жаркого любовника. Игрушкой. Рюзгар мог бы пожалеть халифа, как мужчина, да только не было жалости.

– Прости… – всхлипывал Зариф, содрогаясь под натиском запыхавшегося любовника, яростно сующего в него слоновую кость. – Прости меня, мой господин. Прости!..

В один момент Нарцисс выгнулся сильнее, вцепился обеими руками в подушку под своей головой. И сдавленно выдохнул, обмякнув. Сефев остановился, но игрушку не вытащил. Так и оставил, внутри. Отодвинулся. Тоже глубоко вздохнул, отер пот со лба. Рюзгар понял, что один из них выплеснулся, а второй молча сожалеет о невозвратных годах молодости.

– Ты прощен, мой цветок, – произнес халиф. Поднялся с постели, потер поясницу. Добавил приказ: – Завтра ты придешь ко мне вместе с Нилюфер и постараешься ею овладеть, чтобы я мог насладиться зрелищем вашей близости.

– Я могу перед этим напиться, мой повелитель? В дребезги, чтобы не чувствовать себя изменником, – слабо улыбнулся Зариф.

– Я сам напою тебя, мой цветок, – пообещал халиф.

Рюзгар улыбнулся: при таком раскладе Нилюфер останется и на следующую ночь неудовлетворенной. Она снова прокрадется в спальню Зарифа, как делала всё это время перед свадьбой, и оседлает, как обычно, приближенного телохранителя, который никогда не откажет той, кто ждет ребенка его любимого господина. И Нарцисс, как обычно, будет на них смотреть сквозь стекло бокала. А потом, когда они утолят страсть, Зариф упадет на свою постель между ними двумя. И постарается забыться в беспокойном сне…

Едва халиф покинул спальню, Рюзгар стремительно подошел к постели. Зариф по-прежнему лежал в той же позе, как его оставил любовник. Он даже не пошевелился, чтобы избавиться от игрушки. Рюзгар наклонился над ним, осторожно слизал с разгоряченной кожи живота капли семени. А затем, когда от его прикосновений Черный Нарцисс вновь начал дышать, бывший палач резко выдернул слоновую кость из его тела. Зариф не застонал, крепко прикусил нижнюю губу.

– Я выброшу эту дрянь, – зло сказал Рюзгар.

Судорожно выдохнув, Зариф приказал:

– Оставь. Она еще может мне понадобиться. Это еще не всё.

___________

Спустя должный срок принцесса Нилюфер произвела на свет здорового красивого мальчика с ярко-бирюзовыми глазами, которые в будущем обещали сделаться изумрудно-зелеными. Великий халиф ар-Рахим аль-Сефев ибн Шакри всенародно признал ребенка своим наследником. И по просьбе своего любовника Зарифа той же ночью распорядился отравить визиря-изменника Аль-Аслана, а также объявил щедрую награду за голову разбойника Кара-Курта. Вскоре над городскими воротами вознеслись два копья: с головами разжалованного визиря и разбойника, которого выдали собственные люди в обмен на помилование и горстку золота.

Весной, чтобы поправить здоровье молодой матери, Нилюфер уговорила халифа отправиться вместе с нею в увеселительное путешествие к морю. Халиф и сам не слишком хорошо себя чувствовал: ночи, что он делил между ревнивым любовником и пылкой супругой, сказывались на его теле не лучшим образом. Однако Сефев поставил принцессе условие, что возьмет с собой Черного Нарцисса. Хотя принцесса Нилюфер откровенно недолюбливала капризного любовника своего повелителя и, более того, не считала необходимым скрывать своё к нему отвращение, но с натянутой улыбкой она согласилась разделить с принцем удовольствие от путешествия.

Возвратились путешественники в столицу гораздо раньше, чем планировали. Причем без халифа. Убитая горем принцесса, заливаясь слезами и не спуская с рук орущего младенца, объявила пораженным придворным и Кругу Советников, что халиф имел неосторожность выйти на прогулку в особо ветреный день, когда волны обрушивались на каменистый берег с яростной силой, слишком высокие и слишком опасные, чтобы им противостоял человек. Такова была воля Всеведущего Бога, что Великого халифа смыло в море. Зариф, рискуя собственной жизнью, кинулся спасать повелителя, однако что он мог сделать? Даже его могучий телохранитель едва не погиб, вдоволь нахлебавшись соленой воды, но сумел уберечь от разбушевавшейся стихии своего принца. Зарифа вытащили на сушу без сознания: он едва не утонул следом за возлюбленным халифом, лишившись чувств от горя потери и сильнейший ударов о скалы.

На следующий день, когда море успокоилось, принцесса объявила поиски. На водную гладь высыпало множество лодок и лодчонок, люди не надеялись отыскать повелителя живым, но хотя бы тело выловить, чтобы вернуть в столицу и предать земле… Напрасно возносились молитвы, Бог показал горюющей вдове свое жестокое лицо и лишил ее даже этого печального утешения.

Поиски продолжались ровно неделю, пока принц Зариф метался в лихорадке. Когда же он, наконец, пришел в себя, то ради сохранения рассудка принцессы Нилюфер, он был вынужден отдать приказ возвращаться в столицу без тела повелителя. Оба, ослабевшие и безутешные, они только и поддерживали друг друга в горе на пути назад. И оба поклялись скрепить сердца и жить дальше ради наследника повелителя, которого воспитают в почтении к погибшему отцу.

Поэтому никто не удивился, когда, спустя положенный срок траура, принц-регент Зариф объявил всенародно, что возьмет в жены мать младенца-халифа, принцессу Нилюфер-Ильдиз. Их брак был без сомнения непорочен и целомудрен, ибо все при дворе знали, что Черный Нарцисс никогда не возляжет с женщиной, тем более со вдовой своего обожаемого возлюбленного. И все при дворе привыкли видеть властительного младенца на руках верного няньки Рюзгара, бывшего палача, что благодаря безоглядной преданности своему принцу вознесся до небывалых высот.

5

Спустя несколько лет Рюзгар, воспитатель Великого халифа ар-Сефева аль-Рахима ибн Шакри, испросил у своего подросшего воспитанника и господина несколько дней свободы на устроение личных дел. Его просьбу уважили, так как в это же время родители халифа, его отчим, принц-регент Зариф, и его мать, принцесса Нилюфер-Илдиз, собирались отправиться вместе со своим сыном и повелителем в путешествие к морю, дабы почтить память погибшего в тех краях мужа, отца и возлюбленного. В путешествие правящее семейство взяло с собой только самых близких и доверенных слуг и подданных.

В один день столицу покинул роскошный караван – и скромная семья, состоящая из двух женщин, маленькой девочки и мрачного мужчины. Караван отправился к морю, и никто, кроме узкого круга посвященных, не подозревал, что в богато украшенной повозке нет членов правящей династии. И никто не заметил, что в скромном семействе, что избрало дорогу в противоположную сторону, одна из женщин – переодетый мужчина ослепительной красоты, поражающий яркостью зеленых глаз. А маленькая девочка на самом деле – хорошенький мальчуган, которого безумно забавляли все эти тайны и непривычные одежды, равно как возможность ехать верхом на ослике, а не в привычной скучной и душной повозке в компании настырных учителей и воспитателей.

– Рахим, не свались! Держись крепче! – не могла сдержать свое волнение заботливая мать.

– Нилюфер, ничего с ним не случится, – урезонивал ее переодетый мужчина, посмеиваясь над пустыми тревогами. – Ему скоро придется сесть на коня, пусть для начала учится падать с небольшой высоты.

– Ах, не пугай меня! – вымученно улыбалась Нилюфер.

– Дядя Рюзгар! – кричал мальчуган едущему впереди плечистому и бородатому мужчине. – Зариф сейчас пообещал купить мне самого красивого коня во всём халифате!

– Эй, не было такого уговора! – возмутился Зариф. – Не перевирай мои слова, как тебе вздумается!

– Что ты от него хочешь, Нарцисс, – отозвался бородач. – Играть словами и выворачивать обещания – его прирожденный талант. Это умение несомненно пойдет на пользу халифу, когда он займет свой трон.

– Дядя Рюзгар, а когда я займу свой трон? – не унимался мальчуган.

– Когда твои ноги отрастут достаточной длины, чтобы доставать до ступеней, когда ты садишься на сидение, – урезонил торопыгу Зариф.

– Когда вернемся домой, я прикажу снять все подушки с трона, – сообразил мальчуган. – Тогда я смогу сесть, как взрослый, и не болтать ногами в воздухе.

– Не стоит, Рахим, – сказал Рюзгар, – на таком жестком, холодном и неудобном кресле ты сам не захочешь сидеть. Представь, как ты будешь мучиться целый день, выслушивая советников и министров от завтрака до обеда и от обеда до ужина. Пока можешь, оставь эту заботу Зарифу.

Мальчик на минуту задумался, решая, что для него важнее: жесткое сидение или обещанный титул и власть. Похоже, он был склонен подождать еще, лишь бы не жертвовать удобствами.

– А если будешь капризничать, я велю добавить еще подушек, – вставила Нилюфер.

– Мама-а! – заныл мальчуган, представив, какая гора подушек может поместиться на троне Великого халифа.

…Рюзгар оставил Зарифа и Нилюфер отдыхать в гостинице, они не захотели ехать с ним дальше. Но разрешили взять с собой Рахима – мальчугану будет интересно увидеть обитателей мужского борделя. Как будущий правитель, он обязан знать, насколько разные люди живут в его стране. Конечно, Рюзгар поклялся, что не позволит их общему сынишке узреть что-то, непредназначенное для детских глаз.

«Красотки» завизжали от восторга, издалека заметив приближение владельца. При виде юного наследника своего хозяина, «красотки» просто захлебнулись воплями умиления. Рахима немедленно проводили в лучшие покои с видом на цветущий сад, усадили на диван, на самые мягкие подушки, и обставили тарелками с пирожными и вазами с горами конфет. Однако сладостями малолетнего халифа было не удивить. Равно как и к странно одетым мужчинам, красящим лица как женщины, он отнесся без особого любопытства. Рюзгар лишь хмыкнул: и впрямь, чему удивляться, если каждый день Рахим видит перед собой своего отчима, которому и краситься нет нужды, чтобы затмить любую красавицу. До сих пор, хоть и прошли годы, Зариф оставался прекраснейшим цветком двора, тогда как второе место среди «сокровищ» неизменно занимала Нилюфер, которая умудрилась не потерять роскошные формы даже после рождения и выкармливания первенца.

Оставив Рахима скучать над халвой, Рюзгар вышел в сад. Там его уже ждал тот, ради которого бывший палач и приехал навестить свои владения.

– Здравствуй, Сефев.

– Господин Рюзгар, мое почтение, – учтиво поклонился седобородый, но еще вполне крепкий раб.

В том, что этот мужчина не свободный человек, ни у кого не могло возникнуть сомнений, стоило взглянуть на клеймо на его лице. Поэтому его не принуждали носить ошейник или оковы, позволяли без ограничений разгуливать по городку и окрестностям. Клеймо служило лучшей заменой цепи: если раб забредал слишком далеко от дома, любой стражник или просто свободный человек считал себя обязанным проводить «заблудившуюся вещь» назад, за что получал звонкую монету в благодарность за богоугодное дело. И даже если бы раб развязал свой язык, если бы стал утверждать, что был раньше Великим халифом – кто поверил бы его россказням!

– Как поживаешь? – спросил Рюзгар.

– На удивление прекрасно! – не кривя душой, отозвался Сефев. – Твои девочки со мной обходительны и вежливы. Меня хорошо кормят, одевают чисто и тепло.

– Рад это слышать, – кривовато усмехнулся Рюзгар. – Мне доложили, ты стал здесь учителем?

– Да, стал, – кивнул седобородый раб, вернув кривоватую усмешку собеседнику. – Выяснилась, что я не пригоден к делу садовника, не обучен каким-либо другим полезным умениям. Я бездарный слуга. Зато хозяйка обнаружила, что у меня отлично получается обучать новичков. Юноши весьма любознательны, знаешь ли. К каждому нужно найти свой подход, успокоить, образумить, объяснить все тонкости и научить получать удовольствие от своего ремесла.

– Всё показать, верно? – улыбнулся шире Рюзгар.

Севеф развел руками:

– С этим мне труднее! Старею, тело становится дряхлым и мало на что пригодным.

– По-прежнему пользуешься игрушками?

– Приходится, что поделать. Но, знаешь, пылкий жар юности иногда разогревает мои чресла лучше горячей ванны, – он довольно зажмурился, отчего вокруг глаз залучились морщинки. – Иногда, когда подо мной бьется в восторге юное тело, я сам ощущаю себя молодым, как некогда. Вспоминаю, как в свое время обучал Зарифа… Но, я вижу, тебе неприятно об этом слышать, я умолкаю.

Рюзгар хмыкнул: Сефев специально не сдержал язык, уколол в самое сердце, а теперь изобразил испуганный взгляд, играя покорного раба, ожидающего побоев от владельца.

Отсюда, из сада, через большое окно прекрасно просматривалась комната, в которой Рахим уплетал за обе щеки свежие сочные груши, отвергнув медово-приторные сладости. «Красотки» суетились и квохтали вокруг мальчугана, но тот, жуя, всё поглядывал в окно, следя за своим воспитателем. Рюзгар заметил, каким интересом зажглись зеленые глаза при виде клейменого раба, который вел себя и смело говорил, словно свободный человек.

– У мальчика глаза Зарифа, – произнес Сефев. – Удивительно! Это вправду его сын.

– Его, – подтвердил очевидное Рюзгар.

– Как у него получилось зачать с женщиной? – не унимался Сефев. – Неужели Нарциссу впрямь пришлось напиться вина до беспамятства, чтобы спутать женщину с мужчиной?

– У Рахима острый ум и крепкое здоровье, слава Богу, – сказал Рюзгар. – Зариф не мог рисковать твоим наследником, поэтому в ночь зачатия он был совершенно трезв. Я был там и могу свидетельствовать.

– Я догадывался, что ты причастен к этим тайнам, господин Рюзгар. И всё-таки это удивительно! – с искренним чувством повторил Сефев. Оживился: – Но если мальчик здесь, то и его чадолюбивые родители должны быть рядом. Где они?

– Остались в гостинице.

– Проделали столь длинный путь, но раздумали в самом конце? – кивнул Сефев.

– Им непросто решиться на встречу с тобой.

– Но они разрешили тебе показать мне своего сына.

– Нашего сына, – поправил Рюзгар. – Ты тоже причастен – ведь ты дал ему свое имя. В будущем мальчик исполнит твою заветную мечту: без войн и кровопролитий объединит под своей рукой три государства, что достанутся ему в наследство от тебя, Зарифа и Нилюфер.

– Просто удивительно, – покачал головой Сефев. – Мне лишь жаль, что я не увижусь с ними, с двумя прекраснейшими цветками двора Великого халифа… юного халифа Рахима.

– Ты не можешь их винить.

– Я давно уже ни в чем их не виню, – печально улыбнулся Сефев. – И тебя, Рюзгар. Напротив, сделав меня рабом, вы подарили мне свободу. Теперь я сплю крепко, не вздрагивая от шорохов. Ем с аппетитом, не опасаясь, что еда отравлена. Я обучаю красивых юношей, и они привязываются ко мне пылкими сердцами, как к внимательному и доброму наставнику. Я счастлив теперь, Рюзгар. Я действительно счастлив! Благодаря вам троим впереди меня ждет спокойная старость и чинная смерть в собственной постели.

Они оглянулись оба одновременно: на шорох и приглушенный смех. Хихикали «красотки», они не удержали мальчугана, который вылез в сад через окно.

– Дядя Рюзгар! – властно окликнул воспитателя Рахим. – Кто этот презренный раб, что смеет тебе перечить?

Сефев забыл свою роль, не поклонился юному господину, застыв с очарованной улыбкой на лице, чем вызвал новую волну гнева у мальчика. Рахим топнул ногой и сверкнул зеленью глаз, снизу вверх окинул раба таким взглядом, какой может быть только у прирожденного правителя.

– Рахим, – мягко произнес Рюзгар. – Никогда не спеши с суждениями. Не называй человека презренным так просто. Ведь тебе не известно, кем он был до клеймения. Может статься, этот человек был равен тебе по положению, а ты не проявил к нему и его возрасту должного почтения.

– Почтения? – округлил глаза Рахим. – Ты хочешь сказать, что этот старик раньше был Великим халифом? Дядя Рюзгар, ты слишком странно шутишь!

– Он не шутит, Рахим.

На неожиданно прозвучавший голос обернулись все трое: раб, владелец борделя и юный правитель.

– Зариф! – воскликнул мальчик, кинувшись к родителям за объяснением.

– Зариф, – выдохнул Сефев, не смея поверить своим глазам.

– Вы снова передумали, – хмыкнул Рюзгар. – В нашей стране такие переменчивые правители!

Остановку в гостинице Зариф и Нилюфер использовали не только, чтобы набраться смелости перед волнительной встречей. Также они оба решили переодеться: Нарцисс сменил женские юбки на черный мужской наряд, Нилюфер облачилась в неброское, но дорогое платье и надела украшения. Весь путь они оба шутили и смеялись вместе с сыном, но теперь Рюзгар воочию убедился, насколько оба на самом деле страшились этой встречи.

– Нарцисс, ты стал еще прекраснее, – негромко произнес Сефев, лаская взглядом бывшего любовника. – Нилюфер! Ты расцвела, познав материнство.

Принцесса вежливо склонила голову. И с тревогой покосилась на своего супруга. Зариф не сводил глаз с бывшего халифа, словно не узнавал его. Словно не верил, что именно этот человек столько для него значил. Что именно ему, этому седобородому старику, Нарцисс добровольно отдал невинность своей души и тела, с радостью подчинялся его словам и желаниям долгие годы. Неужели Зариф был настолько слеп? Неужели не замечал этих хитрых глаз, прощал телесную слабость, принимал червоточины в холодном сердце за кровоточащие раны, достойные жалости и исцеления безоглядной любовью? Теперь же, смотря на клеймо раба, Зариф видел сидящего на троне безжалостного правителя, мановением руки обрекающего множество подданных на казни. Да, теперь сам Нарцисс сидит на том же троне и сам решает, казнить или миловать, развязать войну или продолжить мирные переговоры. Но… но даже не в этом дело. Рюзгар действительно помог пленённому мороком цветку освободиться от паутины лжи. Действительно помог забыть! Помнить всё, что было, но забыть, что чувствовал. Нарцисс тоже обрел свободу. И лишь теперь, найдя в себе силы встретиться с прошлым лицом к лицу, он понял, что на самом деле давно свободен.

– Рахим, – обратился Зариф к сыну. – Этот человек действительно был правителем.

– Правда, что ли? – округлил глаза мальчуган.

– Сефев дал тебе имя и признал тебя наследником, – продолжал Нарцисс твердо и спокойно. – Поклонись ему и поблагодари за этот дар.

Мальчик выполнил просьбу родителя, он поклонился клейменому рабу с таким сосредоточенным видом, будто бы сам понимает всю важность происходящего. Сефеву не верилось, что его названный сын растет таким умным. Впрочем, от сына Зарифа нельзя было ожидать несовершенства.

– Я бесконечно рад видеть будущего Великого халифа столь великодушным, – в ответ поклонился Сефев, смутив этим мальчугана.

– А я рад видеть моего отца живым и здоровым, – сказал Рахим. – Мне все говорили, что ты умер, когда я был слишком маленьким, чтобы запомнить тебя.

– Нет, Рахим. Твой отец всегда был с тобой рядом, – сказал Рюзгар, выразительно взглянув на Зарифа. Мальчик перехватил его взгляд – и щеки его вспыхнули румянцем:

– Это правда? – осторожно уточнил Рахим у Сефева. Тот кивнул, по-стариковски блеснув слезой в уголке глаза.

– Ты стал достаточно взрослым, чтобы сохранить тайну своего рождения, – произнесла Нилюфер. Мальчик серьезно кивнул:

– Я понимаю.

– Тогда позвольте мне открыть еще одну тайну, – потупив глаза, произнесла Нилюфер. – Рахим, зимой я подарю тебе брата или сестричку.

– Еще одно непорочное зачатие? – выгнул бровь Сефев, с хитринкой взглянув на онемевшего Рюзгара. Однако тот его колючих слов не услышал:

– Ты? Беременна? – севшим голосом спросил Рюзгар, словно сквозь сон подойдя к своей принцессе и взяв ее за руки. Нилюфер кивнула, улыбнулась.

– Я хочу братика! Девчонки вечно канючат! – закричал Рахим и топнул ногой.

Зариф и Сефев встретились взглядами. И бывший халиф поник плечами под окутавшей его чуждой волной спокойствия и уверенности. Нарцисс был счастлив, видя счастье двух самых дорогих ему людей.

– Эй, красотки! – крикнул Рюзгар притихшим «обитательницам» борделя, следившим за развернувшимся объяснением через распахнутые окна из-за цветущей ширмы розовых кустов. – Сегодня наше заведение закрыто для клиентов! Сегодня мы празднуем! Пошлите в город за лучшим вином! Приготовьте угощение! Моя любимая скоро подарит мне сына!

– Господин, какое счастье! – «Красотки», словно истинные женщины, разразились криками, поздравлениями, слезами, захлопали в ладоши – и поспешили готовить пиршество.

– Ладно, дядя Рюзгар, – тайком Рахим подергал за рукав своего воспитателя, – я разрешаю тебе завести еще одного мальчика. У меня и так двое отцов. Так и быть, пусть другой мальчик назовет тебя отцом.

– Благодарю, мой повелитель, – со смехом Рюзгар подхватил мальчугана на руки. – Но не надейся, что твой великодушный дар избавит тебя от моего общества. Я останусь твоим наставником до конца моих дней. Когда родится твой младший брат, я, наверное, стану вдвое строже с вами обоими.

Рахим с важностью кивнул, надув щеки. Но Рюзгар знал своего мальчугана и прекрасно видел, что тот остался доволен обещанием никогда не расставаться.

________________

…В ту ночь, первую «брачную ночь» после свадьбы халифа и Нилюфер, когда Сефев покинул спальню Черного Нарцисса, оставив любовника в изнеможении на бархатном покрывале кровати, с игрушкой из слоновой кости между ягодиц, Рюзгар поклялся, что вырвет болезненное чувство из сердца Зарифа. Точно так, как он собственной рукой безжалостно выдернул из тела возлюбленного позорную вещь и отбросил прочь. Он уничтожил бы эту игрушку, казавшуюся ему, бывшему палачу, орудием изощренной пытки, с удовольствием сломал бы голыми руками, однако принц запретил ему это сделать.

– Рюзгар, – тихо произнес Зариф, не сделав ни движения, словно сломанная кукла с обрезанными нитями. – О, Рюзгар…

– Я здесь, мой прекрасный цветок, – ответил его телохранитель, тщательно собирая языком с его тела следы засохшего семени, зализывая отметины от прикосновений неосторожных рук халифа. Завтра на месте красных пятен проявятся синяки от грубых пальцев, Рюзгару хотелось рычать от злости.

– Рюзгар, – повторил Нарцисс, словно катая его имя на языке, словно черпая силу из успокаивающего звучания. – О, Рюзгар! Пожалуйста, возьми меня.

Бывший палач замер, боясь поверить собственным ушам.

– Прошу, Рюзгар, овладей мной. Заставь меня забыть! Забыть о нем… Забыть обо всём. Выжги его из меня. О, Рюзгар, прошу тебя!

Зариф протянул к нему руки. И Рюзгар придвинулся ближе, наклонился, чтобы дать обхватить себя за шею.

Конечно, он не мог отказать. Не хотел. И не стал.

Рюзгар вошел сразу, потому что не было нужды в подготовке. И начал двигаться резко, сильно, почти грубо. Так, как и было необходимо Нарциссу.

Зариф крепко держался на нем, обнимал руками и ногами, прижимался всем телом, словно боялся потерять его, без его близости потеряться в себе самом. С каждым мощным, глубоким толчком с приоткрытых губ срывался вздох-всхлип, принц выдыхал, выкрикивал боль из себя. И умолял о большем.

Вскоре Рюзгар ощутил каким-то скрытым чувством, что его цветок уже не думает о другом. Нарцисс вообще больше не был в состоянии о чем-либо думать, отдавшись упоительным размеренным движениям, заворожившим его тело и душу. Как он и просил, как и желал, принц забылся и позабыл обо всём на свете.

– Рюзгар… – только и мог шептать Нарцисс ему на ухо, только и помнил он одно имя: – О, Рюзгар!..

И бывший палач с радостью и ликованием подчинялся этому чуть слышному шепоту, как самому важному приказу в своей жизни. Он не останавливался, он изо всех сил старался продлить их близость, что излечивала раненное сердце прекрасного цветка. Рюзгар оттягивал собственное удовольствие до тех пор, пока его ствол не сковало в плену внутреннего жара мягкими тисками. Эту узость породило самое сладкое блаженство, что разгорелось ярким солнцем в сердце Нарцисса.

Рюзгар замер, трепеща, боясь вспугнуть наслаждение, охватившее его драгоценный цветок. И Нарцисс всем своим существом принял это упоительное чувство наполненности и жизни. Он содрогался в руках Рюзгара, увлекая его за собой к черте сияющего небытия. И бывший палач не удержался от соблазна – позволил себе излиться в пульсирующую глубину безупречного тела.

Оба повалились на бархат покрывала, почти бездыханные, совершенно оглушенные пережитым откровением самой тесной близости, что может быть между двумя душами и двумя телами, при этом оба не совсем понимали, в своем ли теле они только что жили, в своем ли теле очнулись. Но одно было точно – души их надолго остались связаны воедино крепчайшими узами.

– О, Рюзгар!.. – прошептал Зариф, борясь с непреодолимой усталостью неги. В одно имя он сумел вместить всю бесконечную благодарность, что испытывал к своему стражу, которому вверил охранять свое сердце.

– Мой волшебный цветок, – отозвался Рюзгар, обнимая засыпающего принца и прижимая его к своему боку, укрывая своей сильной рукой, чтобы продолжать оберегать даже во сне, даже от кошмаров.

…Рюзгар не сдержал улыбку, вспомнив, как тем же утром они с Нарциссом смутились, обнаружив между собой обнаженную и совершенно довольную Нилюфер, которой удалось пробраться в их постель, пока они крепко спали, отдыхая после бурной страсти. Принцесса потом дула губки до обеда и высказала им всё, что думает о жадных развратниках, не желающих делиться теплом с несчастной женщиной, которую сами же и обрюхатили.

____________

Ночью, когда обитатели борделя всё еще продолжали пить и веселиться, играть на музыкальных инструментах в собственное удовольствие и петь песни, выбранные на свой вкус, а не в угоду посетителям, – уже глубокой ночью Рюзгар увел Нарцисса и Нилюфер в свои хозяйские покои на верхнем этаже. О Рахиме давно позаботились «красотки»: мальчуган объелся, как простолюдин, и заснул прямо за столом, утомленный путешествием и обилием впечатлений. «Девушки» унесли малыша, столь невинного и хорошенького во сне, в уютную комнатку по соседству с хозяйской спальней, где уложили на самые мягкие перины, застеленные самыми свежими простынями. Нилюфер, поднявшись, первым делом сходила на цыпочках проведать сына и сама убедилась, что тот спит крепким сном.