Текст книги "Клуб любителей фантастики, 1961-62"

Автор книги: Антон Леонтьев

В. Жуков
ВСТРЕЧИ В БУДУЩЕМ

Научно-фантастическая поэма

Техника – молодежи № 8, 1962

 
Дни спешат торопливой густой вереницей,
Каждый новый прошедшего ярче, ясней.
Поколенье мое, ты все ближе к границе
Незнакомых, чудесных сверкающих дней.
Не с усталой душой, не с пожизненной пенсией,
Не в заслугу за прежние дни и года,—
Мы придем в коммунизм с походною песней
И руками, жаждущими труда.
И не нам вздыхать, что жизнь коротка,
Марш вперед – и времени нет на вздохи!
В старину эпохи делились на века,
А теперь века – на эпохи.
 
 
До боли сжата в руке рука,
До хруста стиснуты в объятии плечи.
Разлука с друзьями всегда горька
И не всегда кончается встречей.
И в голубом прожекторном свете,
Разбросанном щедро и широко,
Машет Земля уходящей ракете
Чайками белых платков.
 
 
Расходились. Медленно пустел ракетодром.
Шли работать, волноваться, ждать известий,
Думая все время об одном.
Шел и он со всеми вместе.
Всех земных не переделать дел,
И везучесть остается в силе:
Старый друг – счастливец – полетел,
А его – обидно – не пустили!
Газетный киоск. Подошел за газетой.
Приятно в саду почитать вечерком.
Привычно рукою – в карман, за монетой,
Привычно себя обозвал чудаком.
Большие листы не спеша зашуршали,
Привычно рука на колено легла.
Весь день на веселой Земле совершались
Привычные, будничные дела.
Упрямых мичуринцев новые хлопоты:
Тропическим лесом украсить Ростов.
В Антарктике снова успешные опыты
Искусственного разведенья китов.
Рекорд: за двенадцать минут вокруг света.
В музее – прирученный вирус чумы.
Аляска – проблема продления лета.
Таити – задача созданья зимы.
Уже позабыли, как в прежние годы
Ни капли осадков – ругайся да жди!
Сегодня Бюро Руководства Погодой
С Урала на юг продвигает дожди.
На третьей странице про все понемногу:
В Сахаре вовсю орошают пески,
По дну океана проводят дорогу
Прямым сообщеньем Чикаго – Пекин.
И в виде примера будничной доблести
Сообщают к сведению всех стран:
«В Океанской республике четыре области
По сбору кокосов превысили план».
В одной статье неприятная весть:
Отправка на север лимонов
Опять запоздала дней на шесть
Из-за нехватки вагонов.
Автор статьи себе на уме,
В конце подпустил ехидную фразу:
Мол, давно бы пора Верхоянску иметь
Свою лимонную базу.
Картина былого кольнула мозг
(Сказать молодым – подумают, сказка),
Вспомнилось, как чуть не замерз
В тайге у этого Верхоянска,
Как жалкие крохи живого тепла
Едва дотащил до какой-то лачуги.
Вспомнилась Земля, какою была:
В пыли суховеев, в разгулах вьюги…
 
 
Метели. На вахте сменялись водители,
Унося в небеса распорядок земной,
Четыре болида поблизости видели,
Без всяких помех разминулись с Луной,
Радист говорил с земными радистами,
Над картами штурман дремал утомясь.
Свободные от вахты, как водится искони,
Шутили-гадали, какой он – Марс.
– Читал у писателя-мудреца:
У марсиан, мол, все наизнанку —
Нос на затылке, глаза в пол-лица.
Саша, смотри не влюбись в марсианку!—
Тот улыбался, молча слушая
план межпланетной свадьбы.
Как объяснить им, что самая лучшая
Там, на Земле… Вот только знать бы —
Любит ли? Это не просто выяснить…
 Решил:
«Вернемся, сразу спрошу!»
И, очень довольный такой решимостью,
Обернулся к друзьям на шум.
Шутят. А каждому чуточку грустно:
Далеко любимые, далеко Земля.
Конечно, вернемся… Саша почувствовал —
Корабль не слушается руля!
Секунды неслись… Раскаляясь от трения,
Теряя связь в космической мгле,
Корабль с бешеным ускорением
Шел к неземной земле.
Конец? Неужели смерть победила?
Неужели впрямь – никогда, никогда?
Водитель, глядя на командира,
Ждал.
На плечи как будто рухнули горы…
Но, взглянув на беззвучно открытый
рот.
Он в бешеном гуле бессильных
моторов
Угадал по движению губ – «Поворот!».
И ракета, теряя скорость, пробила
Ничьей ногой не тронутый снег…
Секундой позже рулевая кабина
Упала и взорвалась в стороне.
Хрустнул металл, плеснула в глаза
Белая вспышка света.
Водитель, от боли рыча, выползал
Из обломков ракеты.
Ну что же: первый шаг неудачен.
Так часто бывает на новых путях.
Кто-то на Земле о погибших заплачет.
Другие на смену им полетят.
И пусть без тебя в просторах звезд
Промчатся их корабли!
Крепись, пусть Марс не увидит слез
Первого сына Земли!
И вдруг в бескрайной холодной мгле
Свет загорелся, яркий, красивый.
– Наши подают светограмму Земле!
Живы! —
За часом час, за метром метр.
Последние силы… Врешь, не сдамся!
Все ближе, все медленнее… Какою
из мер
Смерить великое это упрямство!
Упрямство смерть прогоняет вспять
И презирает пышные речи.
Упрямством отмечена каждая пядь
В тяжелой и гордой судьбе человечьей.
 

 
Упрямые шли в кандальных цепях
По горькой земле – Земли патриоты.
Упрямством брали, зубами скрипя.
Знания, урожаи, доты…
Земле не спится. Ночи мрак
Сигнальными огнями вскопан.
Упорно роются в звездных мирах
Астрономы, прильнув к телескопам,
И с мечтой об ответе,
Как о высшем счастье.
Тревога в космос летит моля:
«Марс, отвечайте! Марс, отвечайте!
Марс, говорит Земля».
Черная темь. Не видать ни зги…
И вдруг – замелькало: шлют
светограмму:
«Потерпели аварию. Водитель погиб.
Тепла осталось три килограмма».
Мир еще не знает об этом
Минуту, три, шесть.
На седьмой радио и светогазете
Разбросали тревожную весть.
 
 
Комитет межпланетных сообщений…
Дорожки посыпаны лунным песком.
По старой традиции, для сокращения—
Межпланком.
Время и сердце кричали: спешите!
Осталось только решить, кому
Этой же ночью вылететь
Туда, в безвоздушную тьму.
Два десятка имен, молодых да ранних,
Полных задора, упорства, сил.
А мой современник, став ветераном,
Разве сердце свое износил?
Разве упорство его испорчено?
Разве в душе не хватит огня?
Он встал, спокойный и несговорчивый,
Просто сказал:
– Командиром – меня!
Я знаю заранее все возражения,
Но все-таки опыт не лишняя кладь!
И я от имени моего поколения
Настаиваю – меня послать.
Всем, всем: помощь вылетела!
Ночь в огнях сгорала дотла.
Толпа, из домов на улицы вылитая,
С верой, с надеждой великой ждала.
И только одной не поверить в чудо
Встречи с далеким и дорогим.
Ей последняя весть оттуда
Была: «Водитель погиб».
Знала – любит. Видела, как, вспыхнув,
Замолкал, краснея до волос.
Беззаботно к этому привыкнув,
Ни о чем не думала всерьез.
Лишь сейчас узнала – сердцу нужен.
Потеряв, увидела ясней,
Как он дорог: сильный, неуклюжий,
Смелый у штурвала, робкий с ней.
Нет, теперь не вызвать и не
вызволить
Из последней черной тишины.
Слезы, слезы, вы при коммунизме
Не отменены?
 
 
Темень, холод, ночь, Марс.
Ни звука, ни точки света.
В синих сугробах стынет, дымясь,
Разбившаяся ракета.
Мчит по пустыне холода вихрь
Над морем каменных груд.
В тесной кабине – горсть живых:
Скорчившись, ждут.
Голос был невысокий, слегка
хрипловатый;
«Я не знаю, где встретиться
Нам придется с тобой».
Голос рос, поднимался. Притихли
ребята:
«Глобус крутится-вертится,
Словно шар голубой…»
Да, он вовремя вспомнил, седой
запевала.
Горный ветер, пути по краям ледников.
 Снова старая песня сердца доставала.
Уносила печаль и звала далеко.
Это песня про нас, беспокойных,
веселых:
«Кто штурмует невзгоды,
Кто сквозь дебри идет».
Поддержи этот хриплый, взволнованный
голос:
«Тот в любую погоду путь свой держит
вперед».
Ты нас слышишь, Земля, отдаленных,
незримых,
Что схватились с неведомой, злобной
судьбой?
Мы поем о тебе, о родных и любимых,
Веря в скорую встречу с тобой.
 

 
…Ревут моторы, стены дрожат,
Лампы – в полный накал.
В руках рулевого крепко сжат
Вибрирующий штурвал.
Земля – это горы, леса и поля…
Меж прочих небесных тел
Еле-еле видна Земля
Звездочкой в темноте.
 
 
А песня чуть слышно жила впереди
Назло суровой судьбе.
И эту песню услышал радист.
Почти не веря себе.
И седой командир, ее уловив,
Нервами слившись с ней,
Услышал знакомый, простой мотив
Молодости своей.
 
 
И закричал, от счастья дрожа:
– Живы! Поют! Пилот,
Наводим по пению. Так держать!
Дайте полный вперед!
И, слезы скупые стирая с глаз,
Мотива входя во вкус,
Все слушали песню, и помощь неслась,
На песню держа курс.
Взмывала радость победных слов:
«Работы закончены. Вылетаем!..»,
«Оставили Марс. К двенадцати ждите»,—
Плескало на Землю восторга волной.
И снова на вахте сменялись водители.
Внося в небеса распорядок земной.
А на Земле, весельем расцвеченной,
К ракетодрому текли рекой
Посланные для торжественной встречи
Представители стран и материков.
Слетались из Азии и из Африки,
От всех населяющих Землю племен.
Ветер трепал цветистые шарфики
И гордый багрянец старых знамен.
И падает люка преграда упрямая!
Навстречу морю цветов и огней
Идут космонавты, Здравствуй, Земля
моя!
И та, что всех родней на ней!
Но вот – это то, что всесилье наук
Навряд ли когда-нибудь объяснит нам,
Два взгляда из тысяч встречаются вдруг,
Друг друга найдя притяженьем
магнитным.
Знакомые? Память качнулась назад:
Огнями тревожными ночь заалевшая,
И эта девушка, в первых слезах
О прежней суровости горько жалевшая.
Знакомые? Марса седые снега,
И этот парень один, в пустыне.
Последние силы в последних шагах…
Вперед, покуда кровь не застынет!
Он смерть победил во льдах и в огне
Упрямой, стальной, человеческой силой!
И вот он робко подходит к ней.
Неловкий, смущенный, милый.
Здесь смешались десятки и сотни
наречий,
Нежность дружеских рук, звуки песен,
цветы.
Встречи в будущем – светлые яркие
встречи
На счастливой Земле неземной
красоты.
Встречи в будущем, радостном, гордом,
свободном,
Свет на лицах, сердец разволнованных
стук.
Встречи в будущем, ради которых
сегодня
Поколенье мое не боится разлук.
Встречи в будущем: марш в озаренные
дали.
Молодые дороги и ветер в лицо.
Встречи в будущем том, о котором
мечтали
Поколенья борцов, поколенья отцов.
Встречи в будущем… Вечная память
героям!
Люди, помните тех, кто за счастье
убит.
Встречи в будущем: мы его вместе
построим
На Земле, натерпевшейся горьких
обид.
Встречи в будущем! Помни, что нет
середины,
Кто за них, нам товарищ, а против —
враги.
Встречи в будущем: труд и мечта
воедино,
Направляют к нему наших планов шаги.
 И пускай нам года налегают на плечи,
 Мы в труде и борьбе не устанем —
клянусь!
Поколенье мое, в путь-дорогу,
до встречи,
В нашем будущем, том, что зовут
коммунизм!
 

Д. Пеев
«ВОЛОС МАГОМЕТА»

Болгария

Научно-фантастический рассказ

Техника – молодежи № 8, 1962

Рис. Апостола Русчева (Болгария)

Никто не может вернуть обратно стрелки часов, жить во времени, предшествовавшем нашему рождению. Прошлое для нас безвозвратно!

И все же я посетил забытую эпоху, пожил на Земле сотни тысяч лет назад. Я видел все «собственными глазами», хотя это были глаза другого, незнакомого, неизвестного мне человека.

Человека? Можно ли называть его человеком?..

Однажды ко мне явился мой бывший однокашник Страшимир Лозев. Когда-то, в гимназии, мы были близкими друзьями, потом жизнь нас разделила, а еще позже мы случайно встретились на улице и решили непременно повидаться и вспомнить «то время».

…После традиционных приятельских шуток он достал из кармана маленькую скляночку и поставил передо мной на столе.

– Я хочу знать твое мнение. Рассмотри хорошенько эту вещь и скажи, из чего она сделана и для чего может служить.

Я взглянул сначала на своего друга, потом на предмет.

Это был маленький, прозрачный, гладкий цилиндр. Внутри, почти по всей его длине, лежал тоненький беловатый стерженек. Скляночка показалась мне очень тяжелой для своих размеров. Я повертел ее в руках и спросил:

– Откуда это у тебя?

– Погоди, не спеши. – Лозев взял скляночку, ловко разнял ее пополам и подал мне стерженек. На тонкий стерженек оказалась навитой белая нить. Я нашел ее конец.

Лозев зажег спичку, поднес конец нитки к пламени, продержал так несколько минут, потом подал мне. Я попробовал. Нитка была холодная, даже не потемнела.

Потом Лозев заставил меня найти ножницы и предложил отрезать кусочек от нитки. Но напрасно я старался. Белая нитка извивалась, выскальзывала. Я напрягал все силы, но только порезал пальцы.

– Ну, что скажешь? – поддразнил меня приятель.

– Похоже на какой-то шелк, хотя я никогда не видел ничего подобного, – ответил я. – Цилиндрик и стерженек как будто стеклянные, правда очень тяжелые, а нитка… я так и не могу определить, из какого она материала. Может быть… это какая-нибудь неизвестная пластмасса с необычайными свойствами?

– Нет, – уверенно возразил Лозев, – это не пластмасса.

– Тогда я не знаю. Скажи сам.

– Хорошо, скажу. Это волос из бороды Магомета.

– Какой волос? Какой Магомет? Лозев рассказал мне странную историю. Его дядя, капитан Пройнов, командовавший ротой во время Балканской войны, взял этот волос из мечети в маленьком фракийском городке Кешане. Это было осенью 1912 года. Волос считался святыней. Он обладает чудесными свойствами, он сам растет, сам обвивается вокруг стерженька и заключает в себе мудрость, большую, чем у всех мудрецов на свете. Капитан не стал держать у себя такую добычу – мало ли что может случиться на войне. Поэтому он отправил скляночку с волосом своей сестре, матери моего друга. Вскоре он погиб в бою. Сестра никому не показывала склянки, словно боялась ее, и мой приятель получил ее только после смерти матери.

Рассказав это, Лозев умолк и начал тщательно наматывать волос обратно на стерженек.

– Надеюсь, – заговорил я, – не нужно доказывать тебе, что это не может быть волосом.

– Такова его история. А теперь послушай, зачем я пришел к тебе. Я хочу, чтобы ты взял этот странный предмет. Нет, это не суеверие. Просто я прошу тебя исследовать его в лаборатории.

В сущности, я и сам хотел просил его об этом: мне очень хотелось понять, что представляет собою таинственная нитка. Но своим коллегам по Химико-технологическому институту (я работаю там ассистентом на кафедре электрохимии) я не сказал ничего, ты как понимал, что всякое сообщение о «лабораторном исследовании волоса из бороды Магомета» вызовет только насмешки.

Прежде всего я захотел отрезать кусочек от таинственной нитки. Полная неудача. Я начал с ножниц, потом взялся за топор, а кончил огромным прибором для испытания материалов на растяжение. Ниточка толщиной около, 0,07 мм (это почти толщина человеческого волоса) выдержала чудовищную нагрузку в 5 т. Она не порвалась, а лишь выскользнула из оправки.

Я подверг ее множеству самых различных испытаний. Нитка не рвалась, не уступала никаким химическим реактивам, не плавилась в пламени горелки, не пропускала тока, не намагничивалась. Словом, в руках у меня был предмет, сделанный из неизвестного науке вещества. Но что это было?

Как и следовало ожидать, мое сообщение об этом руководству института было встречено с недоверием. Я настоял на том, чтобы мои опыты были повторены. Результат оказался по-прежнему отрицательным. Дело на этом и окончилось бы, но у меня появилась возможность поехать в Советский Союз и я решил поделиться своими недоумениями с советскими коллегами и попросить у них помощи в разгадке тайны.

Приехав в Москву, я передал скляночку с волосом в одну лабораторию, рассказав все, что знал. Через две недели мне позвонили из лаборатории: меня хочет видеть директор института, ученый с мировым именем.

– Нам удалось установить, что цилиндрик, стерженек и нитка состоят из одного и того же материала: из сверхуплотненного кремния, подвергнутого, вероятно, давлению в несколько миллионов атмосфер. Изменена не только кристаллическая решетка, но и уменьшены орбиты электронов в атомах.

Другой присутствовавший в кабинете ученый добавил:

– Следы находки теряются в глубине веков, и мы, по всей вероятности, никогда не найдем их. Впрочем, это здесь не самое важное.

– Важнее всего то, – продолжал директор, – что все исключительные качества вашей находки, несомненно, указывают на ее внеземное происхождение.

– Вы хотите сказать, что… – взволнованно прошептал я.

– Да, мы считаем, что цилиндрик с нитью принесен неизвестно когда разумными существами, обитателями других звездных миров, посетившими Землю. – Академик произнес эту фразу одним духом, словно высказывая мысль, смущавшую его самого. – Другого объяснения не может быть, так как в прошлом такое вещество не могло быть создано на Земле. Даже современная наука не в состоянии получить его. И, естественно, мы задали себе вопрос; каково было назначение этого предмета?

– Может быть, на нем что-нибудь записано? – осмелился я.

– Да, это было бы логичнее всего. Мы проверили и установили, что на нити что-то записано, но эта запись сделана не механическим, не фотохимическим, не электрическим или магнитным способом. Нить оказалась не сплошной, а трехслойной. Под внешней кремниевой оболочкой находится тонкий электропроводящий слой, а внутри – термопластическая сердцевина. И вот на ней-то термоэлектрическим способом нанесены переменные импульсы очень высокой частоты. На каждом миллиметре находится около семи миллионов сигналов. Вот уже пять дней, как наши сотрудники в Институте технической кибернетики занимаются этой ниткой. Мы привлекли себе на помощь лингвистов, психологов, физиологов. Пытались расшифровать сигналы как азбуку или говор. Искали в них физические постоянные, данные менделеевской таблицы. Пытались найти математические величины, общие для всего космоса. Но до сих пор так и не нашли ничего. И вот вчера научный совет института пришел к единодушному выводу: мы не в состоянии расшифровать запись.

– Может быть… в сигналах вообще нет логического смысла? – неуверенно предположил я.

– Нет, – твердо возразил ученый. – Я уверен, что смысл в них есть, но что они сложнее, чем писаный или произнесенный текст. По виду кривых на экранах осциллографов мне казалось, что я вижу запись мыслей какого-то высшего порядка. Но расшифровать эту запись мы не в силах.

– Я читал протокол вашего совета, – задумчиво произнес академик. – И чем больше я в него вдумывался, тем больше мне казалось, что мы ошибаемся в самой постановке проблемы. Мы ищем, что записано, а не зачем записано.

– Что вы хотите сказать? – спросил я.

– Я спрашиваю: какая была цель записи? Представьте себе, что вы посетили планету далекой звездной системы. Там еще нет разумных существ, с которыми вы могли бы общаться. Вы хотите оставить послание тем, которые придут позже и смогут его прочесть. Как вы поступите?

– Я бы нашел способ передачи своих мыслей, понятный для всякого разумного существа, и позаботился бы о том, чтобы моя запись сохранялась возможно дольше.

– Правильно! – воскликнул академик. – Второе условие налицо. Кремниевая изоляция может сохранять запись в течение миллионов лет. А это доказывает, что запись адресована «читателям», которые должны были появиться много позже. Посмотрим теперь, как выполняется первое условие. Что значит «способ передачи мысли»? Согласитесь, что речь и письменность для такой цели не подходят: как средства выражения второй сигнальной системы, они крайне условны, и их нужно отбросить.

– Может быть, фильм? – предложил я.

– Да, это было бы лучше. Но, к сожалению, это не фильм. Вернее, это не запись световых изображений. Может быть, на этой нити записаны какие-то универсальные восприятия, но записаны каким-то другим образом.

– Который нам еще непонятен, – вставил второй ученый.

– Значит, мы нашли «волос Магомета» слишком рано, – усмехнулся академик. – Но поиски нужно продолжать. Мы проявили записанные на нити импульсы, но на этом наша роль исчерпывается.

– Что вы имеете в виду? – спросил второй ученый.

– Ленинградский институт нейрокибернетики. Надеюсь, там найдут способ прочесть сигналы. Не исключено, что таинственные гости оставили запись своей мыслительной деятельности.

– Как?! – поразился я. – Вы допускаете, что нить содержит непосредственную запись мыслительной деятельности каких-то других существ?

– А что в этом невероятного? Согласитесь, что фиксирование токов мозга – это не только самый полный и непосредственный, но также самый универсальный способ передачи информации!

Когда я прибыл в Институт нейрокибернетики, работы уже значительно продвинулись. Исследование показало, что на листке записаны именно излучения мозга. Чтобы прочесть запись, нужно было переделать некоторые приборы и аппараты.

Задача состояла в следующем. Термоэлектронная запись, превращенная в электромагнитные импульсы, усиливалась и переводилась в омега-лучи. Омега-генератор нужно было установить на голове у какого-нибудь человека, и если все предположения правильны, то этот человек испытает все переживания того, чьи сигналы записаны. Опыт предложили проделать на мне самом. Я тут же согласился.

Меня усадили в кресло, закрепили так, что я не мог шевельнуться, опустили мне на голову шлем омега-излучателя.

Напряженное ожидание продолжалось несколько минут. Я ничего не чувствовал. Может быть, все это было ошибкой? Вдруг меня ослепила яркая молния.

– Видите ли вы что-нибудь? – спросил чей-то голос.

– Яркий свет, – ответил я. – Но он погас. Больше я ничего не вижу.

– А теперь? – спросил тот же голос. – Говорите, сообщайте обо всех своих ощущениях, обо всех чувствах и мыслях.

И вдруг я увидел уличку с маленькими домиками – уличку в своем родном городе. Навстречу мне идет тот самый Страшимир Лозев, который принес мне «волос Магомета», но это маленький мальчик, ученик гимназии. Я видел его собственными глазами, видел залитые солнцем камни старой мостовой и в то же время сознавал, что это галлюцинация.

– Что означает это воспоминание моего детства? Разве оно тоже записано на нити?

– Нет, мы только пробуем настройку, – ответил голос.

Исследования продолжались целый час. Я испытал множество ощущений: слышал голоса, музыку, уличный шум; видел давно забытые картины; ощущал холод и зной; чувствовал, что поднимаюсь по лестнице, – чувствовал настолько ясно, что должен был смотреть на свои ноги, чтобы убедиться а их неподвижности.

Вторая часть опытов началась с того, что меня укололи в руку иглой. Однако ко мне никто не приближался: это была запись ощущений одного из сотрудников института. Потом директор института сказал неизвестно почему: «Плазма – это вещество в сильно ионизированном состоянии».

– Вы ничего не чувствуете? – спросил главный оператор.

– Я только слышал, что Николай Кириллович сказал: «Плазма – это вещество в сильно ионизированном состоянии», но какое это имеет отношение к опыту?

– Имеет, имеет! – весело воскликнул сам директор. – Вы думаете, что я произнес эту фразу сейчас, а она записана вчера. Я сказал ее товарищу Коновалову, запись мыслей которого вам сейчас передают.

Настоящий опыт был проведен еще через три дня. Все началось «как обычно»: врачи, кресло, шлем. Светились экраны, трепетали стрелки измерителей, мигали контрольные лампочки. А я ждал…

Но тут мне придется прервать свой рассказ и заменить его выдержкой из официального протокола:

«Субъект чувствует себя хорошо, спокоен. В 9.21 к омега-генератору подключена запись с точки, обозначенной через лямбда-0733. Все технические показатели соответствуют стандартам, описанным в схеме Г. Субъект молчит, на вопросы не отвечает. Пульс медленно ускоряется и на четвертой минуте достигает максимума – 98 ударов. Кровяное давление слегка понижено, дыхание ускоренное, поверхностное. Температура тела колеблется вокруг нормальной в среднем на 0,1° в минуту. Тонус мускулатуры резко повышен» Зрачки не реагируют на свет. Кожная чувствительность сильно снижена. В конце опыта субъект не реагирует даже на уколы. Через 8 минут 18 секунд, когда рецептор достиг точки на записи, обозначенной через фи-0209, опыт прекращен.

Каталептическое состояние продолжалось 3 минуты после выключения генератора. Субъект шевелится, открывает глаза, несколько раз громко зевает, озирается блуждающими глазами и спрашивает по-болгарски: «Где я? Кто вы такие?» Лишь через несколько минут он вполне приходит в сознание и заговаривает по-русски».

Очнувшись, я увидел, что вокруг меня собрались почти все участники опыта. Мне предложили пойти отдохнуть, но на лицах у всех я читал такой интерес, что тотчас же начал рассказывать о своих переживаниях под влиянием омега-лучей.

Видение началось с моря ослепительных молний, словно я находился среди грозовых облаков. Но молнии были розовые, зеленоватые, переливались всеми цветами радуги. Потом see успокоилось.

Я лечу низко над бескрайной снежной равниной. Небо покрыто мрачными, серыми тучами. Кругом царит странная мертвая тишина, словно уши у меня плотно заткнуты. Я не ощущаю ничего – ни холода, ни даже своего тела.

Стая косматых четвероногих зверей гонится за огромным оленем. Но я пролетаю мимо, безучастный к кровавой драме, которая вскоре разыграется внизу. Все быстрее, все выше несусь к синеющим горам.

Я ищу что-то, я ищу кого-то!

На мгновение я замечтался. Перед моим взором, как чудесное видение, возникает другой мир, сказочно прекрасный. Под смешанным светом двух солнц – ослепительно-синего и темно-вишневого – блестят величественные металлические здания. В теплом воздухе летают тысячи блестящих овальных предметов. Там кипит прекрасная, разумная жизнь. Там мои близкие, те, кого я покинул. А тут – тут я одинок!

Я лечу… лечу… лечу…

Вот я среди гор. И вдруг я замедляю полет. «Оно» здесь, где-то близко. Я не вижу «его», но какое-то непонятное чувство подсказывает мне, что оно тут, подо мной.

Теперь я легчу совсем медленно, низко, чуть не касаясь заснеженных верхушек деревьев. Да, вот оно!

По скользкой, посыпанной снегом земле бежит волосатое двуногое существо. Оно напрягает все силы, чтобы уйти от преследователя, огромного, свирепого пещерного медведя. Но сил не хватает. Еще несколько шагов – и страшные, кривые «когти чудовища вопьются ему в спину.

Я смотрю, и во мне что-то содрогается. Это жалкое некрасивое двуногое дорого мне. Оно совсем не похоже на меня ни по разуму, ни по внешности. И все-таки я чувствую близость к нему. На этой холодной, неприветливой, чужой планете в нем одном есть что-то общее со мною.

Я могу испепелить зверя. Но я только подумал, и он замер, словно пораженный громом, а потом упал как подкошенный. Он не умер, он только парализован. А двуногое продолжает бежать, гонимое ужасом, даже не оборачиваясь.

Медведь больше не интересует меня. Я следую за близким мне существом. Оно бежит все дальше в лес, все выше в горы. Спотыкается, падает, встает и снова бежит…

Двуногое приводит меня к пещере. У входа горит большой костер. Вокруг огня сидит с десяток таких же, как он, существ, закутанных в грубые шкуры. Укрываются существа и в глубине пещеры.

С появлением беглеца они вскакивают. Начинают быстро шевелить губами, Я не слышу никаких звуков, да мне это и не нужно. Каким-то образом я воспринимаю их чувства: страх при внезапном появлении соплеменника, гнев за то, что он потревожил их, любопытство при рассказе о его таинственном спасении.

Страх, гнев, любопытство – все это мои чувства, гораздо более примитивные, но все же мои!

Возбуждение вскоре улеглось. Прибежавший затерялся в толпе своих косматых собратьев. Все они дрожат от холода. Я долго слежу, как они входят в пещеру и выходят из нее, как толкаются, как морщат свои низкие лбы, как рычат друг на друга. Меня наполняют горькая скорбь и мука. Мне жаль этих примитивных существ за их беспомощность. Жаль и самого себя. Меня охватывает чувство одиночества и обреченности. И вдруг под действием непонятного импульса я решаюсь показаться им и становлюсь видимым.

Вокруг меня появляется блестящая сфера, из которой торчит множество металлических щупалец, управляемых пультом с бесчисленными миниатюрными приборчиками на нем. Существа, увидев меня так близко, сначала цепенеют от неожиданности, потом убегают и скрываются в глубине пещеры. Остается только одно, совсем маленькое, неподвижное и беспомощное.

Я приближаюсь. Щупальца молниеносно хватают его и поднимают ко мне.

Оно такое же, как все прочие, но гораздо меньше их.

Неужели среди этих жалких создана я должен искать союзников? Неужели среди них я должен провести свою жизнь? Нет!

Я понимаю, почти вижу, как из этих первобытных созданий вырастут разумные существа, наберутся знаний и мудрости, как овладеют природой. Сначала на своей планете, потом на соседних небесных телах. И настанет время, хотя и чрезвычайно далекое, когда отдаленные потомки этих косматых полуживотных отправят космические корабли к звездам, к моей планете…

Но я не могу дожидаться их бесконечно медленного развития. Я один среди этих первобытных двуногих.

В этот момент я чувствую, что на меня нападают. В меня полетел град тяжелых камней. Щупальца задвигались, они без труда ловят брошенные в меня камни и тихонько опускают их наземь. Я могу уничтожить напавших одной своей мыслью, но не хочу причинять им никакого зла. Опускаю детеныша наземь и снова становлюсь невидимым.

Потом я с бешеной скоростью несусь над бесконечными лесами. Лечу, как безумный, то высоко, то над самой землей, словно гонясь за какой-то недостижимой мечтой. Потом все снова тонет в разноцветных молниях, в море сверкающих огней.

Так окончилось мое видение. Вскоре после этого характер сигналов резко изменился, и комиссия решила не воспроизводить их, несмотря на все мои настояния. Они боялись, что с инопланетным случилось какое-то несчастье и что измененные сигналы – это запись его смерти. А никто не может предвидеть, не вызовет ли агония неизвестного пришельца тяжелых травм в моем организме.

Что означает пережитое мною под влиянием омега-лучей?

Почему пришелец был одинок? Был ли он единственным в звездолете? Возможно ли, чтобы товарищи покинули его? Я почувствовал муку его одиночества, стремления вернуться на родину, напрасные надежды на помощь наших диких предков, от которых получил только град камней.

Хотя я жил его чувствами и мыслями всего несколько минут, но это звездный человек, погибший сотни тысяч лет назад на нашей планете, стал мне дорогим и близким.

Где вы, собратья погибшего? Под какой двойной звездой вы живете, творите и мечтаете? Почему не посетите Землю снова? Человечество уже не встретит вас камнями. Или вы боитесь, что оно встретит вас атомными бомбами?

Или вы здесь, среди нас, но скрываетесь, невидимые, не считая нас достаточно созревшими для встречи с разумными существами других звездных миров?

Не это ли ваша тайна – тайна, скрытая в «волосе Магомета», более мудром, чем тысячи мудрецов?

Сокращенный перевод с болгарского З. Бобырь