Текст книги "Лес разбуженных снов"

Автор книги: Антон Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Запрещать вам демонстрировать эти фотографии я не могу, ибо вы правы – они имеют к разбираемому делу непосредственное отношение. Пожалуй, даже предпочту, чтобы вы презентовали их публике в зале суда, а не на пресс-конференции. Хотя, боюсь, сегодня вечером вы сделаете и это, госпожа защитник.

Амелия, победоносно улыбаясь, сгребла фотографии и подошла к присяжным. Подняв над головой фотографии, она заявила:

– Дамы и господа! На снимках запечатлены два человека, которые вам знакомы. Мужчина и женщина в ситуациях, которые не оставляют сомнений в том, что они – любовная пара.

Адвокатша раздала фотографии присяжным. Доктор Стелла Конвей заметила, как заместитель прокурора попытался ослабить узел галстука. А Вацлав Черт, сцепив руки на животе, ухмылялся.

Присяжные, рассматривая фотографии, охали и бросали взгляды, полные негодования и отвращения, в сторону Стеллы и Феликса Дарбича. Однако доктор Конвей не сомневалась, что основной аудиторией для продолжавшей разглагольствовать адвокатши были вовсе не присяжные и даже не судья, а журналисты, с жадностью ловившие каждое ее слово.

– На фотографиях изображены доктор Стелла Конвей и заместитель прокурора Феликс Дарбич. Представитель обвинения и один из главных свидетелей состоят в интимной связи! Ведь так, доктор Конвей? – продолжила Амелия Гольдман, резко повернулась к Стелле и быстрым шагом подошла к ней. – Не забывайте, что вы все еще находитесь под присягой и обязаны говорить правду, что, впрочем, не удержало вас от ложных показаний всего несколько минут назад, – не преминула вкрадчиво отметить защитница Черта. – Доктор Конвей, вы состояли в любовной связи с заместителем прокурора Дарбичем?

Стелла молчала, поняв, что попала в ловушку. До сих пор Амелия пыталась убедить суд и присяжных в том, что она руководствуется личными антипатиями и намеренно лжет под присягой, но теперь адвокатша явно хотела инициировать крах всего процесса. Ведь если выяснится, что один из главных свидетелей обвинения и заместитель прокурора любовники, то у защиты появится уникальный шанс: Амелия наверняка потребует от судьи признания процесса недействительным.

– Да или нет, доктор? Мы ждем! – буквально пропела Амелия и уставилась на Стеллу фиалковыми глазами.

Молодая женщина на свидетельском месте замерла в растерянности. Произнесенное ею сейчас «да» будет означать конец карьеры Феликса и, вероятнее всего, ее собственной. И, что хуже всего, Вацлаву Черту удастся внести сумятицу в умы, перетянуть на свою сторону общественное мнение и представить себя жертвой юридического произвола. «Нет» же равносильно самоубийству: отрицать очевидное бессмысленно.

Вацлав Черт, ухмыляясь, нагло уставился на Стеллу. Его тонкие губы зашевелились, и доктор Конвей уловила смысл его беззвучной фразы: «Ты скоро станешь моей!»

– Так в чем же дело, отчего вы молчите? – вопрос Амелии вернул Стеллу к действительности. Следом и судья произнес строго:

– Свидетель, потрудитесь немедленно дать ответ на поставленный вопрос! Напоминаю вам, что вы поклялись говорить правду, только правду и ничего, кроме правды!

Феликс Дарбич, откинувшись на спинку стула, все еще теребил галстук. Лицо заместителя прокурора столицы приняло пепельный оттенок, руки предательски дрожали. Стелла подумала о том, что честолюбивым мечтам Феликса пришел конец. Они ведь и поссорились-то из-за того, что тот откровенно заявил – развестись с женой он не может, хотя ее и не любит, поскольку развод означал бы для него отказ от продвижения по службе.

– Да, – выдавила из себя, уставившись в пол, Стелла.

Амелия Гольдман, сияя, воскликнула:

– Доктор Конвей, а не могли бы вы громко и четко повторить то, что произнесли? Боюсь, ваш придушенный голос доносится не до всех присутствующих в зале!

Она не только хотела разрушить ее карьеру и вывести из игры как чрезвычайно опасного для своего клиента свидетеля, но и растоптать. Однако ответа не избежать… Стелла подняла взгляд и, уставившись в лицо адвокатше, отчеканила:

– Да, вы правы. Феликс Дарбич и я были любовниками.

– У защиты более вопросов нет! – бросила, отвернувшись, Амелия.

Зал гудел, судья потирал виски, Феликс в оцепенении сидел, механически, сам того не замечая, играя карандашом.

– На основании вскрывшихся фактов, ваша честь, – произнесла Амелия Гольдман, – в частности, того, что заместитель прокурора Дарбич и свидетельница обвинения доктор Конвей состояли в любовной связи, обладая, следовательно, возможностью для сговора и подтасовки улик, я требую объявить процесс недействительным! Прошу отправить дело на дорасследование, исключив из него все имеющиеся улики, ибо они могли быть фальсифицированы обвинением и так называемыми экспертами. Мой клиент Вацлав Черт стал жертвой беззакония, поэтому прошу заменить заключение под стражей – ведь ордер на арест базируется на косвенных доказательствах, к тому же, вполне вероятно, подтасованных прокуратурой! – на подписку о невыезде.

Каждое слово Амелии отдавалось звоном в ушах Стеллы. Минуту назад она собственноручно подписала смертный приговор, причем не только себе, но и Феликсу.

Судья, взывая к тишине, отчаянно заколотил молоточком. Когда волнение в зале улеглось, он объявил:

– Ходатайство защиты удовлетворяется по всем пунктам. Закон полностью на стороне защиты. Процесс признается недействительным, жюри присяжных заседателей распускается. Заместитель прокурора Экареста Дарбич отстраняется от участия в следующем процессе, если до оного вообще дойдет дело. Улики, фигурирующие в деле по обвинению Вацлава Черта в двадцати восьми убийствах, изымаются из дела. Ордер на арест признается недействительным. Обвиняемый освобождается из-под стражи в зале суда – без подписки о невыезде. Желаю всем отличного дня!

Судья, с гневом поднявшись, покинул зал заседания через дверь, располагавшуюся у него за спиной. Журналисты атаковали Феликса, который, прокладывая себе путь через толпу, отвечал на все вопросы хриплым голосом одно и то же: «Без комментариев!»

Судебные приставы оттеснили журналистов, публика начала покидать зал. К Стелле подошел раскрасневшийся мужчина, сопровождаемый всхлипывающей дамой. Размахивая кулаками перед лицом доктора Конвей, мужчина заорал, брызжа слюной:

– Ты, шлюха, все испортила! Нашу единственную дочь убил этот негодяй, а из-за того, что ты трахалась с прокурором, его отпустили на свободу!

К мужчине, отцу одной из жертв, подоспели охранники. Его жена, вытирая слезы, произнесла:

– Желаю вам тысячу несчастий, доктор! Пускай же вы помучаетесь так, как мучилась моя дочурка!

Стелла опустила взгляд. Что она могла ответить на упреки, совершенно справедливые, со стороны родителей жертвы? Сказать, что ей ужасно жаль и она раскаивается в произошедшем?

Амелия Гольдман, собирая бумаги со стола, давала наставления Вацлаву Черту:

– Сейчас у нас пресс-конференция, говорить буду только я. Вы запомнили? Ни на один из вопросов не отвечайте!

Черт кивал, но его взгляд был устремлен на Стеллу. Он поднялся и сделал несколько шагов по направлению к доктору Конвей. Адвокатша предостерегающе окликнула его:

– Господин Черт, вам не стоит говорить с ней, это может негативно сказаться…

Вацлав Черт, не слушая, приблизился к Стелле, и она уловила тот самый аромат дорогой туалетной воды, что доводил ее до дурноты почти десять месяцев. Черт, уставившись в лицо Стелле, прошептал:

– Спасибо! Ты здорово выручила меня. Думаешь, откуда взялись фотографии? Я же их и сделал – до того, как напасть на тебя в январе, следил за тобой пару недель, выведывал твой график.

Стелла отпрянула, узкая бледная ладонь Черта с длинными, покрытыми редкими золотистыми волосками узловатыми пальцами и с острыми ногтями, дотронулась до запястья Стеллы. Доктор Конвей вздрогнула, как будто ее пронзил электрический разряд.

Серые глаза Черта сузились, превратившись в две щелочки, крылья носа затрепетали, он с шумом втянул воздух и облизал губы кончиком языка.

– Я схожу по тебе с ума, – произнес его и провел ногтем большого пальца по запястью Стеллы. – А что касается исчезновения шрама… спасибо современной пластической хирургии – при помощи лазера можно удалить и не такое. Но сделал я это за границей, так что ничего не докажешь. Нам ведь было так хорошо вместе! Но я так и не успел распробовать тебя!

Вацлава Черта позвала Амелия. Он досадливо дернул плечом и сказал:

– Адвокатша мне ужасно надоела, болтлива, как сорока, и нудна до опупения. Думаю, настало время пришить и ее. Она сделала свое дело – я на свободе! А знаешь, что будет потом? – Губы Черты дрогнули в ухмылке, Стелла увидела его острые, мелкие, ослепительно белые зубы. – А потом я убью тебя, Стелла! – прошептал он. – Я же сказал тебе сегодня: «Скоро ты станешь моей». Я видел, ты прочла это по моим губам. Очень скоро! Очень!

Его рука, как змея, промелькнула в воздухе, Черт отвернулся и пошел небрежной походкой к Амелии. Стелла, набрав в легкие воздуха, крикнула:

– Госпожа Гольдман, берегитесь, он только что сказал, что собирается убить вас! А затем и меня!

Несколько человек, находившихся в зале, с большим удивлением и, как показалось Стелле, с недоверием посмотрели на нее. Черт галантно подхватил тяжелый портфель, принадлежавший Амелии.

А та, повернувшись, произнесла ядовито и торжествующе:

– Вы, доктор Конвей, никак не можете смириться с тем, что проиграли? Понимаю, тяжело в тридцать лет понять, что карьера закончена. Сочувствую вам, доктор Конвей! Я на днях от имени господина Черта подам иск против вас, Дарбича и министерства внутренних дел. Только мы с моим клиентом пока не решили, на сколько десятков миллионов. Увидимся в суде!

И она вместе с Вацлавом Чертом направилась к выходу. Стелла осталась в зале одна. Дверь приоткрылась, появился охранник и нерешительно произнес:

– Доктор, думаю, вам следует покинуть помещение.

Стелла знала, что ее сейчас ожидает. Она вновь тяжело вздохнула и медленно вышла из зала. Послышался треск фотовспышек, со всех сторон полетели вопросы:

– Доктор Конвей, это конец вашей карьеры? Как давно вы состоите в любовной связи с Феликсом Дарбичем? Правда ли, что вы спали с Чертом и ваше выступление в суде – попытка отомстить бывшему бойфренду? Намерены ли вы подать заявление об уходе?

Кровавый дьявол наносит новый удар

– Сожалею, что потревожил вас в столь поздний час, Стелла, – произнес Теодор Готвальд, глава спецкоманды по поимке Кровавого Дьявола, – но экстраординарные обстоятельства, увы, требуют этого.

Он пожал Стелле руку, доктор заметила, что Готвальд выглядит чрезвычайно уставшим…

Последние шесть дней были для него ужасны. Доктору Конвей казалось, что за неполную неделю, прошедшую с момента признания процесса недействительным и освобождения Вацлава Черта из-под стражи, Готвальд постарел сразу лет на десять. Раньше она знала его энергичным, моложавым мужчиной с короткой седой шевелюрой и громким голосом. Но в течение шести дней она видела Готвальда в каждом выпуске новостей – ему приходилось оправдываться, давать разъяснения, признавать вину, – и тот ссутулился, под глазами залегли желто-черные тени, на лице застыла гримаса раздражения.

Готвальд говорил с ней всего несколько минут вечером того дня, когда Черт вышел на свободу. Теодор был известен своим крутым нравом и склонностью к непечатным выражениям, но со Стеллой, которую знал уже почти шесть лет и которую считал одним из лучших своих сотрудников, он был холоден, но корректен.

Доктор Конвей подумала тогда, что лучше бы он кричал на нее, ругался и даже обматерил. Был бы трижды прав! Но Готвальд, избегая смотреть ей в глаза, сухо объявил, что она отстранена от всех текущих дел, отправлена в бессрочный отпуск, а специальная комиссия рассмотрит ее дело и возможность увольнения в течение недели.

Феликс Дарбич ушел в отставку, генеральный прокурор страны получил нагоняй от президента и заявил, что и прочие виновные (то есть Стелла) понесут самое строгое наказание и навсегда потеряют возможность работать в следственных структурах. Доктор Конвей не сомневалась, что ею пожертвуют ради восстановления статус-кво.

Черт покинул зал суда свободным человеком в пятницу, а во вторник на очередной пресс-конференции Амелия Гольдман объявила, что от лица своего клиента предъявила генеральной прокуратуре, министерству внутренних дел, министерству юстиции, а также лично Феликсу Дарбичу и Стелле Конвей ряд исков, общая сумма компенсаций по которым составляла в пересчете на доллары пятнадцать миллионов.

Стелла не читала газет («Королевский сплетник» уже который день обмусоливал ее личную жизнь, вопрошая: «С кем еще спит доктор Конвей, подарившая свободу Кровавому Дьяволу?), на телефонные звонки не отвечала. Запершись в своей квартире, превратившейся после январского нападения Черта в мини-крепость, оснащенную самой современной сигнализацией и хитроумными ловушками для налетчиков, смотрела телевизор – канал о путешествиях и чудесах природы. Но даже подобные программы прерывались выпусками новостей или сопровождались бегущей строкой, оповещавшей о новых поворотах в деле Вацлава Черта.

Стелле даже не потребовалось отвергать ничью помощь: слава богу, что родители не дожили до позора, обрушившегося на голову их дочери, думала она. А друзей, как, впрочем, и близких родственников, у нее не было, поэтому никто не пытался утешить ее, уверяя, что ничего страшного не произошло.

Телефон время от времени звонил, но Стелла включила автоответчик – покидать Экарест ей было запрещено, но никто не мог обязать ее брать трубку. Звонили журналисты, пара коллег, снова журналисты, старенькая тетка и снова журналисты. Стелла подспудно опасалась, что объявится Вацлав Черт, но тот не торопился воплощать свои обещания в жизнь.

Всего единожды она подошла к телефону – чтобы позвонить Феликсу. Трубку сняла девочка, вероятно, одна из его дочерей.

– Вы из какой газеты? – раздалось вместо «алло».

– Я коллега папы, – слукавила Стелла. – Он мне очень нужен.

– Папа заперся в кабинете и ни с кем не хочет говорить, – бойко и не без удовольствия объяснила девочка: видимо, она была из тех людей, кто получает от скандала и хаоса большое удовольствие.

– Передай ему, что… что звонит Стелла, – произнесла доктор Конвей. И услышала дробный топот, а затем возбужденный голос девочки: «Мамочка, мамочка, звонит та самая тетя, которая с нашим папой шуры-муры разводила и помогла освободить маньяка!»

В наушнике зашуршало, и сразу раздался резкий женский голос:

– Как вы после всего того, что причинили моему мужу, осмеливаетесь звонить сюда? Вы – бессовестная, дрянная гадина! Вы разрушили его карьеру, погубили репутацию, лишили моих детей средств к существованию!

Супруга Феликса положила трубку, и Стелла поняла, что с ее стороны было ошибкой пытаться поговорить с Феликсом. Даже если бы он подошел к аппарату, что бы она сказала? Что ей ужасно жаль и она не хотела причинить ему вред?

Поздно вечером в четверг, начиная с половины двенадцатого, телефон звонил с периодичностью в каждые две-три минуты. К тому времени память цифрового автоответчика была уже заполнена множеством сообщений (Стелла намеренно не стирала их, чтобы вездесущие журналисты не нервировали, неся чушь и прося об эксклюзивном интервью), поэтому доктор Конвей не знала, кто именно добивается ее в столь поздний час? В конце концов она выключила телефон, хотя знала, что не должна этого делать.

Когда в начале второго раздалась трель домофона и на экране камеры Стелла увидела двух человек, развернувших удостоверения министерства внутренних дел, сердце у нее оборвалось: она поняла, что решение принято. Ее уволили и, по всей видимости (зачем же тогда понадобилось посреди ночи посылать к ней верных псов Готвальда?), решили для острастки заключить под стражу.

Появившиеся молодые люди, облаченные в черные костюмы и стандартные мешковатые плащи, с хмурыми индифферентными лицами и бритыми затылками, ничего объяснять не стали. Но и никаких бумаг (ордера на арест!) они не предъявили, просто заявив, что госпожа Конвей обязана пройти с ними. На сборы ей дали пять минут.

Стелла быстро переоделась, сменив халат на строгий черный костюм. Волосы она забрала в пучок и надела очки. Из зеркала на нее смотрела испуганная и не знающая, как жить дальше, особа неопределенных лет – спать за прошедшие дни ей удавалось не больше трех-четырех часов в сутки, и то днем, при закрытых жалюзи и включенном торшере.

На вопросы молодчики не отвечали. В лифте, пока они спускались с тридцать восьмого этажа в холл (Черт проник в ее квартиру, располагавшуюся на втором этаже старинного особняка, вскарабкавшись по кирпичной стене, поэтому, решив сменить жилье, Стелла остановила свой выбор на недавно выстроенном небоскребе с совершенно гладкими стенами и затемненными окнами), один из них доложил по мобильному: «Мы ее взяли».

Стеллу усадили на заднее сиденье черного джипа с государственными номерами, оба молодчика сели по бокам, словно боясь, что она попытается сбежать. Водитель, еще один субъект в черном костюме, игнорировал светофоры и правила дорожного движения. Во время поездки по столице доктор Конвей, исподтишка посматривая в окно, пыталась сообразить, куда же ее везут. Когда подъезжали к зданию одной из тюрем, машина начала сбрасывать скорость, и Стелла вообразила, что ее отправят в камеру предварительного заключения.

Однако автомобиль, плавно повернув около тюрьмы, поехал дальше, в направлении аэропорта. Тогда Стелла подумала, не хотят ли ее переправить куда-нибудь в глубь страны, там ведь предостаточно тюрем. И вдруг джип неожиданно затормозил – они находились в районе фешенебельных вилл на выезде из столицы.

– Что мы здесь делаем? – спросила доктор Конвей, но ответа удостоена не была.

Выйдя на свежий морозный воздух (температура в столице ночью упала до минус семи), Стелла заметила большой особняк в стиле Тюдоров. Около ворот толпились люди. Один из них направился к доктору Конвей, и она узнала Теодора Готвальда, своего начальника – бывшего или все еще настоящего, она так и не знала.

– Сожалею, что потревожил вас в столь поздний час, Стелла, но экстраординарные обстоятельства, увы, требуют этого, – произнес он, пожимая женщине руку. – Вы не подходили к телефону, хотя находились в квартире, пришлось послать за вами моих ребят.

– Вы что, следили за мной, поэтому так уверены, что я не покидала квартиру? – спросила саркастически Стелла.

Готвальд, потерев шею, ответил:

– Да, именно так.

– Вы отдали команду следить за мной? – произнесла Стелла, не зная, стоит ли ей удивиться или рассердиться. – Но почему, Теодор? Я разве дала повод… – И осеклась: повод она дала.

– Мы не исключали возможности, что вы действуете заодно с Чертом. Хотя, скажу честно, лично я не верил полностью в то, что это возможно.

– Не верили полностью? – переспросила Стелла.

Получается, что Готвальд, знавший ее в течение шести лет без малого и раскрывший с ней десятки, если не сотни дел, все-таки не исключал того, что она работает на маньяка?

Готвальд молча развернулся и зашагал к чугунным воротам. Стелла заспешила за ним, продолжая прояснять ситуацию.

– Шеф, выходит, что вы обращались… обращаетесь со мной как со шпионкой, следили за мной, подозревали в сговоре с Чертом… А «жучки» в квартиру поставили? Зачем вы приказали привезти меня сюда? Это что, ваш дом?

– Хорошего же вы обо мне мнения, Стелла, – без тени улыбки заявил вместо ответа Готвальд.

Он махнул рукой, и ворота распахнулись. Они прошли на территорию небольшого поместья и двинулись к освещенному особняку.

– Чтобы заработать на подобный дворец, мне понадобилось бы беспрестанно трудиться во славу отечества около трехсот лет, – сказал Готвальд. – Вы требуетесь мне в качестве эксперта.

– Отчего такая перемена? – задала вопрос доктор Конвей. – Я же пария, от меня требуют выплаты нескольких миллионов долларов в карман Вацлаву Черту за нанесенный ему моральный ущерб, и дисциплинарный комитет наверняка принял решение о моем бесславном увольнении…

Готвальд на ходу поправил:

– Заседание было назначено на завтра. Но я уже позвонил, и его перенесли на неопределенный срок. Если вам повезет, Стелла, то оно вообще не состоится. Но вам должно крупно повезти! Очень!

С этими словами он поднялся по гранитным ступенькам и подошел к массивной деревянной двери. Стелла вступила вслед за ним в холл. Пол здесь был выложен мраморной мозаикой, копировавшей фривольный орнамент, обнаруженный при раскопках виллы какого-то патриция в Геркулануме, сметенном с лица земли во время легендарного извержения Везувия: фавны, преследующие обнаженных нимф, сатиры, уестествляющие дриад, простые смертные, предающиеся любви с богами.

Особняк, отметила для себя доктор Конвей, явно принадлежал человеку, обладавшему большими деньгами, но не бездной вкуса. Еще один штришок: картины импрессионистов, украшавшие драпированные темно-синим бархатом стены, – в том случае, если они подлинники, – стоят безумно дорого.

– Кто-нибудь объяснит мне, в чем дело? – спросила Стелла Конвей во весь голос. Сотрудники, сновавшие по холлу, воззрились на нее.

Готвальд, поднимавшийся по большой лестнице на второй этаж, остановился и обернулся:

– Черт совершил новое убийство – жертвой стала его собственная адвокатша, та самая Амелия Гольдман, что вытащила на свет божий паскудную историю о вас и заместителе прокурора.

– Что?! – воскликнула потрясенная Стелла, не веря собственным ушам. Сотрудники, замершие на секунду, возобновили деятельность, неловко скрывая смущение.

Готвальд, неверно интерпретировав возглас спутницы, договорил жестко:

– Не рассчитывайте на извинения от меня, если задел ваши нежные чувства, Стелла. О том, что вы спали с Дарбичем, известно теперь всей стране и даже в других государствах. О вас сообщали даже по Би-би-си и Си-эн-эн. Можете гордиться!

Стелла покраснела.

– Не в том дело, шеф, я не воспитанница института благородных девиц, чтобы падать в притворный обморок при каждом упоминании о факте моего прелюбодеяния. Просто… Черт в зале суда пообещал мне, что убьет Амелию, а также меня, и теперь вы говорите…

– Следуйте за мной, – прервал ее Готвальд. А когда Стелла поднялась вслед за ним на второй этаж, негромко произнес: – О том, что он вам угрожал, вы были обязаны доложить мне изначально!

– Разве это что-либо изменило бы, шеф? – спросила Стелла. – Никто не сомневался в моей вине, да и я не отрицаю, что из-за моей связи с Феликсом все полетело псу под хвост… и вы сами подозревали меня в сговоре с Чертом, поэтому ни одному моему слову не поверили бы…

– В следующий раз обо всем немедленно докладывать мне лично! – приказал Готвальд. – И не при таком стечении народа, Стелла!

От лестницы они направились по коридору к комнате, из дверей которой лился яркий свет.

– Значит, он таки убил Амелию? – спросила Стелла.

– Убил, – подтвердил Готвальд. – Сейчас все сами увидите!

Доктор Конвей вошла в большую комнату, оказавшуюся спальней. И сразу в нос ей ударил специфический запах крови. Стелла подавила волну тошноты, внезапно накрывшую ее, и замерла на пороге.

Ворсистый белый ковер был залит кровью. Кровь была и на стенах лавандового цвета, на картинах, на фотографиях, на венецианском зеркале-трюмо, уставленном флаконами, коробочками и тюбиками, и даже на золоченом вентиляторе под потолком.

– Черт превзошел самого себя, – произнес один из медицинских экспертов, склонившийся над большой двуспальной кроватью. На постели крови было больше всего.

Стелла, стараясь не наступать на бордовые разводы, подошла к эксперту. Знаменитый адвокат по уголовным делам Амелия Гольдман лежала на кровати: руки, как и у всех жертв Черта, прикреплены наручниками к спинке, лицо превращено в кровавую маску, обнаженное тело покрыто множеством ран.

– М-да… Наш общий друг постарался… – заметил Готвальд.

– Можно и так сказать, – отозвался медицинский эксперт. – Почерк Кровавого Дьявола, никаких сомнений. Детальный отчет смогу представить не раньше утра, после вскрытия. Как и всем предыдущим, он перерезал ей глотку и, пока она агонизировала, изнасиловал. Не сомневаюсь, что, как и во всех предыдущих случаях, использовал презерватив, ибо видимых следов спермы нет. Затем устроил бойню – на первый взгляд не меньше пятидесяти ножевых ранений, кожа с лица срезана, причем сделал он это, когда она еще была жива.

Стелла на мгновение вспомнила события десятимесячной давности – она, как и Амелия, находилась в полной зависимости от Вацлава Черта, и только по благоприятному стечению обстоятельств ей удалось выжить.

– С вами все в порядке? – обеспокоенно спросил Готвальд.

Доктор Конвей, взяв себя в руки, поспешила успокоить шефа:

– Да, да. Когда было обнаружено тело?

– Два с половиной часа назад, – ответил Готвальд. – Горничная Амелии Гольдман нашла ее, у бедной женщины до сих пор шок.

– А Черт? – осторожно спросила Стелла.

– Исчез, – ответил начальник. – Все силы столичной полиции брошены на его задержание. Это же неслыханно – Черт решил воспользоваться небывалым шансом и, оказавшись на свободе, снова принялся за убийства!

Стелла подумала: если бы не ее оплошность, Амелия осталась бы в живых. Хотя она ведь пыталась предупредить адвокатшу, но та не пожелала слушать. Гольдман знала, что имеет дело с безжалостным убийцей, однако была уверена, что ее-то Черт не тронет – еще бы, она же его защитница! За свою самоуверенность Амелия поплатилась жизнью.

Настало время осмотреть место преступления. Готвальд пояснил:

– Мы должны убедиться, что перед нами новая жертва Черта, а не имитатора его злодеяний. Вы, Стелла, как никто другой, знакомы со всеми деталями, так что осмотритесь…

Доктор Конвей прошлась по спальне, заглянула в ванную комнату, спросила:

– Как он проник в дом?

– Следов взлома нет, – ответил Готвальд, – создается впечатление, что Амелия впустила его.

– Обычно Черт проникал в дома жертв тайно, – заметила Стелла.

Она с беспокойством вспомнила о том, что обещал маньяк – после адвокатши жертвой станет она сама. Оставалось надеяться на то, что полиция нападет на его след и арестует до того, как тот доберется до Стеллы.

– Куда мог скрыться Черт? – произнесла она вслух вопрос, который тревожил ее больше всего.

– Едва я получил сообщение о произошедшем убийстве, – заговорил Готвальд, – то немедленно распорядился выслать группу захвата к нему домой. В квартире никого не оказалось, а у оперативников создалось впечатление, что Черт там после освобождения и не появлялся – везде пыль, никаких следов хозяина. Скорее всего, он снял номер в какой-нибудь гостинице. Мои ребята отслеживают его кредитную карточку, но пока результатов нет. Ну ничего, рано или поздно мы его схватим! Физиономия его слишком известна, никуда он не денется! Совершив это убийство, Черт выдал себя с головой, когда мы его поймаем, в нашем распоряжении будут неопровержимые доказательства его вины.

– Не удивлюсь, если выяснится, что у Черта имеется тайное логово, о котором мы не имеем представления, – заметила Стелла. – И, вероятно, у него имеется паспорт, а то и несколько, на другое имя, а также предостаточно наличности. Или существует несколько счетов на подставных лиц.

– Что вы хотите сказать? – произнес недоверчиво Готвальд. – По всей столице проходит спецоперация, цель которой – задержание Черта нынче ночью. Я уверен, мои сотрудники справятся! Еще до рассвета мерзавец окажется в наших руках! Оказавшись на свободе, он потерял голову от радости и, соблазнившись легкой добычей, лишил жизни Амелию Гольдман.

Стелла так не считала. Она не сомневалась: убийство адвокатши не было спонтанным актом, Черт тщательно готовился к нему. Амелия, сама того не ведая, превратилась в игрушку в руках маньяка – он манипулировал Гольдман, подбросив ей улики, которые вынудили судью признать процесс недействительным…

Ее размышления прервало появление одного из помощников Готвальда. Он протянул шефу мобильный телефон. Тот, выслушав донесение, воскликнул, сияя:

– Его только что взяли, Стелла! Наглец как ни в чем не бывало развлекался в ночном клубе! Я же сказал, что еще до рассвета он окажется в наших руках! Я лично примусь за его допрос, и он живо выложит мне всю правду! Убив адвокатшу, Черт совершил большую ошибку: никто из столичных законников экстра-класса не захочет защищать его, ему дадут государственного адвоката, а те красноречием и сообразительностью не отличаются, так что на новом процессе никто не сможет устроить театр. Ну что ж, поехали, Черта везут в тюрьму!

– Но улики… – заикнулась Стелла. – Пока в нашем распоряжении нет ни единой улики…

– За ними дело не станет, – холодно отрезал Готвальд, выходя из спальни покойной Амелии Гольдман. – Этот тип признается мне не только в убийстве адвокатши, но и во всех прочих преступлениях!