Текст книги "Ассорти Шерлока Холмса (СИ)"
Автор книги: Антон Толстых
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Фэнтези от доктора Ватсона
Волшебство на Бейкер-стрит
1
В этот июльский день Лондон был жарок, и ждать прохлады приходилось в нашей уютной квартире. Мы с Холмсом сидели за столом и после выпитого пятичасового чая думали о том, как убить время, пока не наступит время сна. Холмс листал страницы справочника, я же сидел в кресле, положив пальцы на колени, где на салфетке были рассыпаны крошки от вафель с капельками джема. Внезапно Холмс прервал мои мысли.
– Вы правы, Ватсон. Наша славная королева куда лучше персонажа Льюиса Кэрролла.
Я поднял глаза на Холмса, не решаясь признавать, что эти слова не послышались мне.
– Как вы узнали, о чём я думаю? Мне уже приходилось выслушивать объяснения по поводу метода, заимствованного вами у Огюста Дюпена, хотя вы когда-то назвали этот метод «дешёвым показным трюком». Но мне хотелось бы узнать, как вы докопались до истины на сей раз.
– Успешные рассуждения и умозаключения порой зависят от неожиданных обстоятельств. Я не пришёл бы к такому выводу, если бы не мой справочник. Я видел, как вы уныло подняли глаза, когда справочник был открыт на статье о городе Лимерике в Ирландии. Вы отвели взгляд только тогда, когда я успел перейти к статье о птице додо [50]50
Название дронта в английском языке. – А. Т.
[Закрыть]. По вашему лицу я понял, что ваш мозг переваривает забавную мысль. Название ирландского города вызвало у вас ассоциацию с названием образцов нонсенса, не так ли? В свою очередь, додо мог вызвать у вас ассоциацию с другим классиком нонсенса, Льюисом Кэрроллом, который заикаясь, произносил свою настоящую фамилию как «До-до-доджсон». Здесь уже наблюдается развилка в мыслях. После мысли о Кэрролле чайные чашки и мои слова о том, что нам надо убить время, вполне могли напомнить вам Безумного Шляпника, который получил от Королевы смертный приговор за убийство времени. Вероятность того, что вы вспомните эпизод из книги, прочитанной много лет назад, была не так велика, но я утвердился в своих догадках, когда вы пощупали заднюю часть шеи, думая о топоре. Когда же вы взглянули на каминную полку, где помимо всего прочего стоит фотография Её Величества, я осмелился выдать вам свои рассуждения.
– И при этом вы осуждали Дюпена за применение этого «пустячного» метода. Зато теперь, когда вы вспомнили о Кэрролле, у нас есть повод для разговора о литературе.
Мой друг положил на стол щипцы для сахара, и, зажав между пальцами длинную трубку вишнёвого дерева, вновь заговорил о недостатках моего стиля.
– Я уже говорил вам, что вы пытаетесь приукрасить и оживить повествование, вместо того чтобы ограничиться сухим анализом причин и следствий. Как я сам когда-то сказал, вы превратили курс лекций в сборник рассказов…
– Холмс, вы сами разбираетесь в литературе? – нетерпеливо спросил я критика. – Если разбираетесь, то вы должны знать о стилях литературы.
– Конечно, знаю.
– Среди этих стилей, в частности, есть стили литературно-художественный и научный. Я пишу в литературно-художественном стиле. Конечно, от этого мои рассказы напоминают детективные сочинения Эдгара По, Габорио и других подобных. Но что здесь плохого? От этой особенности широкой публике легче воспринимать моё повествование, хотя оно и напоминает истории о тех сыщиках, которые лично вам не нравятся. Вероятно, вы забыли об «Энтомологических воспоминаниях» Фабра. Этот научный труд написан лёгким и увлекательным языком.
– Но ведь вы не Фабр! Вы пишете не о насекомых, вы пишете о раскрытии преступлений!
– Вы привели очевидный аргумент. Но всё равно, если бы мои произведения были лекциями, что пишутся в научном стиле, их нужно было бы читать в университетах.
– Читать в университетах? – оживился мой критик. – Вы, сами того не подозревая, подсказали умную мысль. В университетах можно было бы создать кафедры криминалистики. Говорят, такая идея уже была. Правда, профессор Мориарти, будь он жив, не захотел бы преподавать такой предмет.
– Профессор Мориарти, как вы мне когда-то говорили, преподавал математику, а впоследствии стал готовить будущих офицеров.
– Ватсон, вы не слышали о завещании короля динамита?
– Увы, нет.
– Разумеется, вы о нём не слышали. Я знаю об этом завещании лишь потому, что оно имеет прямое отношение к профессору Мориарти. Согласно завещанию, сумма в полтора миллиона крон должна быть отправлена в фонд, чтобы в виде премии выплачиваться людям за достижения в пяти областях: физики, химии, физиологии или медицины, литературы, а также тем, кто сделает больше для сближения между народами, ликвидации или сокращения армий и проведения мирных инициатив.
– Но причём здесь Мориарти?
– Разве вы не заметили, что математикам эта премия не обещана? Я знаю причину. Дело лишь в том, что глава лондонского преступного мира был знаменитым математиком. Ни одна наука, кроме математики, не входит в область деятельности ни одного преступного главаря! – Холмс потянулся к трубке и, подержав её в руке, добавил: – К сожалению, премию в области литературы вам не дадут.
К сожалению, истинный смысл этих слов я понял гораздо позже, когда узнал, что в завещании речь шла о литературном произведении идеалистического направления. Но тогда я решил, что Холмс в очередной раз осуждает мои мемуары и их несоответствие его вкусам. Пока он не продолжил критику, я решил перейти к другой теме.
– Вы, как естествоиспытатель, не верите в чудеса? – спросил я Холмса.
Он встал и стал расхаживать по гостиной, рассказывая с видом преподавателя естественной истории:
– Конечно. Ведь что такое чудеса? По определению они нарушают законы природы. Нарушают! Но если законы природы созданы Богом, то они созданы не для того, чтобы Он Сам их нарушал. На то они и законы, чтобы выполнятся. Я отлично знаю английские законы, и, как борец с преступностью, не хочу, чтобы их нарушали. И, как естествоиспытатель, я не желаю нарушения законов природы!
– Значит, и волшебства не существует?
– Конечно. Ведь мы живём в девятнадцатом веке, а не в каком-нибудь немытом средневековье.
Он сел обратно за стол и пододвинул Джорджа Мередита [51]51
Хотя в «Этюде в багровых тонах» Ватсон утверждал, что Холмс не знает литературу, впоследствии Холмс цитировал различных авторов. В частности, в «Тайне Боскомской долины» выясняется, что он читал Мередита.
[Закрыть]. Холмс стал листать книгу с сосредоточенным выражением лица. При этом острые черты гладко выбритого лица, чёрные волосы, тонкий орлиный нос и лежащая на столе трубка делали моего друга похожим на североамериканского индейца. Разница была в том, что, в отличие от индейца, у него нет скво.
Здесь я подхожу к описанию событий, в которые литературные критики ни за что не поверят. Ведь они привыкли, что я описываю расследование преступлений. Произведения в сказочном жанре я не пишу. А эту историю можно посчитать литературным вымыслом, подходящим для самых несерьёзных сочинителей. Холмс, как говорилось выше, тоже иногда критикует мои записки, но в данном случае нет того повода для критики, ведь тема здесь совсем другая.
– Что это за шум? – спросил я, услышав, как невдалеке распахнулось окно.
– Кажется, это в моей спальне. Но откуда эта птица?
Мы увидели в окно, как от нашего дома отлетела белоснежная сова. Или филин?
– Кто это? Сова или филин? Или орёл? [52]52
Игра слов. Филин по-английски eagle-owl, т. е. буквально «орёл-сова». – А. Т.
[Закрыть]Да ещё из моей спальни!
Холмс схватил охотничий хлыст, а я достал свой верный револьвер. Мы побежали в его спальню.
Окно в спальне было распахнуто. Перед ним спиной к нам стоял незнакомый парень. Его чёрные волосы были лохматыми, на спине был длинный плащ.
– Эй, ты куда? – крикнул он птице.
– Кто вы такой? – строго спросил Холмс. – Как вы здесь оказались?
Молодой человек повернулся к нам. Мы увидели ярко-зелёные глаза, смотревшие из-за больших очков. В руке была длинная тонкая палочка, несколько напоминавшая учительскую указку.
– Это что ещё за фокусник! – воскликнул мой друг, имея в виду сходство палочки в руке незнакомца с волшебной палочкой.
– Я не фокусник, – ответил незнакомец. – Я волшебник. Из конца параллельного двадцатого века.
Мы дружно засмеялись над столь effronté [53]53
Наглым ( фр.).
[Закрыть]ответом. Ведь мы только что говорили о том, что волшебников не существует.
– Чему вы смеётесь, маглы? – спросил он. В этот миг я заметил, что у него на лбу присутствует шрам не то в форме молнии, не то в форме буквы N.
– Волшебник! Из конца двадцатого века! Параллельного двадцатого века!
– Посторонитесь, пожалуйста!
Когда мы отошли в сторону, незнакомец направил волшебную палочку на дверь, которую мы только что закрыли, войдя, и произнёс: «Алахомора!». Дверь неожиданно распахнулась. Мы шарахнулись в стороны. Холмс выронил хлыст. Я выронил револьвер, который ударился о пол, и чуть было не выстрелил.
– Что это? Как вы это сделали? – спросил Холмс.
– Я сделал это с помощью заклинания. Понятно?
– Понятно, – растерянно пробормотал Холмс. – Это не укладывается в рамки моих знаний…
Это высказывание было довольно неудачным, так как, например, гелиоцентрическая система тоже не укладывается в рамки его знаний.
– А зачем вам сова? – спросил я.
– Волшебники используют сов как почтальонов. При этом мы не используем марки. Теперь перейдём к делу. Я решил узнать, смогу ли я побывать в гостях у рационалистов Шерлока Холмса и доктора Ватсона и узнать их взгляды на волшебство. Отправиться сюда мне пришлось тайком, ведь я не знаю, как моя жена Джинни отнесётся к недозволенной встрече с маглами. Обратите внимание, что я прибыл к вам не просто из будущего, а из параллельной реальности. У нас отсутствует Шерлок Холмс и многое из вашего мира, а у вас отсутствуют я и все остальные волшебники.
– Значит, вы решили побывать в гостях у Холмса, – строго заметил я. – А что мы скажем миссис Хадсон? Ведь вы пришли не с парадного входа.
– Ничего не скажем. Кстати, меня зовут Гарри Поттер. А маглами мы называем неволшебников.
Наше скромное обиталище на Бейкер-стрит знало множество неожиданных событий, множество визитов разных людей, от самых простых и скромных до аристократов и короля Богемии. Но чтобы посреди спальни объявился волшебник, да ещё из «параллельного» будущего, никто из нас не мог себе представить. Мы не поверили бы в такую возможность, если бы не увидели собственными глазами.
Мы пошли обратно в гостиную. Поттер вдруг спохватился.
– Мы забыли о сове. Ведь она куда-то улетела! Как её найти?
– Хотите, я найду её с помощью метода дедукции? – оживился Холмс.
– Вы будете искать её в Лондоне?
– Поиски совы можно будет поручить, скажем, Лестрейду. Я передам ему записку через мою великолепную Нерегулярную гвардию.
Холмс вырвал листок из блокнота и что-то написал. Затем он постучал по оконному стеклу и показал в нашу сторону.
– Помощники оказались совсем рядом, так что тратиться на телеграмму мне не придётся. Они сидят на крыльце, чтобы не бегать ко мне в жару и быть на месте, будучи готовыми к выполнению самого неожиданного поручения. Как мы убедились, они сидят на крыльце не напрасно.
Раздался топот множества ног, сопровождавшийся сердитым возгласом хозяйки. В гостиную ворвалась толпа самых чумазых и самых потрёпанных мальчишек и выстроилась в колонну, приготовившись к выполнению поручения. Это были те, кого Холмс называл Нерегулярной гвардией с Бейкер-стрит.
– Вы должны выполнить задание, – обратился к ним Холмс.
– Молодой человек потерял молодую леди, сэр? – спросил главарь, увидев Поттера.
Холмс оказался в затруднении, ведь он не знал, относится ли сова к женскому или к мужскому полу. Вопрос остался без ответа.
– Вот вам записка, которую вы передадите инспектору Лестрейду.
Мальчишки потопали обратно на улицу, неумело стараясь иметь благопристойный вид.
– У нас есть организация тёмных волшебников под названием «Пожиратели смерти», и среди них была миссис Лестрейндж. Напоминает «Лестрейд», не правда ли? – Поттер принял задумчивый вид. – Раньше у меня была другая сова, но она погибла. Что же будет с этой?
– Что вы ещё можете рассказать? – поинтересовался я. – Я могу это записать.
– Записать? Но стоит ли маглам знать о том, что волшебники действительно существуют?
– Писатель – моё призвание.
– Тогда я не знаю, стоит ли вам опубликовывать эту информацию. Нынешние маглы считают волшебство вымыслом, кроме тех, в чьих семьях родились волшебники. Простите, я не совсем верно выразился, ведь в вашем мире волшебства нет. Когда-то я писал сочинение на тему: «Был ли смысл сжигать волшебников?». В действительности жертвы фанатичных маглов замораживали огонь и потому вместо него чувствовали щекотку.
Услышав эти слова, я принялся за перо.
– У волшебников есть движущиеся фотографии.
– У нас тоже недавно появились движущиеся фотографии, – ответил Холмс. – Синематограф называется.
– Нет, вы не так поняли. У нас движущиеся фотографии в буквальном смысле. Вернее, живые фотографии.
Он достал из кармана цветную фотокарточку. На ней мы увидели худого старика с длинными седыми волосами и длинной седой бородой. Нос его был длинным и кривым, словно ему приходилось выдержать несколько ударов. Старик пошевелился и обвёл нас голубыми глазами поверх очков со стёклами в форме полумесяцев. Пока мы удивлённо смотрели на живую фотокарточку, старик медленно ушёл.
– Он вернётся? – спросил я.
– Должен.
– Кто это был? Мерлин?
– Откуда на фотографии Мерлин? Это был директор школы волшебников, в которой я учился.
Я тут же вспомнил средневековую версию о том, что Стоунхендж был построен самим Мерлином. Я мог бы признать эту версию в том случае, если бы Гарри Поттер не сказал нам, что в нашем мире волшебников нет. Поэтому нам оставалось выбирать из остальных версий.
– Кстати, вы не ответили на вопрос, из-за которого я прибыл сюда.
– До нынешнего момента я не признавал волшебство и другие нарушения законов природы. Но теперь я вправе предположить, что законы природы не нарушаются, а вставляются в неположенное для данных законов природы место по чьей-то воле. Но я рад слышать, что вы, мистер Поттер, прибыли из другой реальности. Поэтому мне не придётся пересматривать представления о нашем мире. Надеюсь, я выполнил вашу просьбу рассказать о моём отношении к вам.
Волшебник сделал сосредоточенное лицо.
– Кстати, какая сейчас дата?
– 31 июля 1896 года, пятница, – ответил мой друг.
– Отличное совпадение! – воскликнул Поттер, сверкнув стёклами очков. – Ведь сегодня мой день рождения! Несите торт!
– А есть ли у миссис Хадсон торт? – спросил я со слюноотделением.
– Я сегодня был на кухне и никакого торта не видел, – сказал Холмс, – а в данный момент торта у миссис Хадсон по-прежнему нет ввиду отсутствия причин для празднования. А способ добычи торта путём волшебства также не подходит.
– Почему же это? – спросил Гарри Поттер.
– В соответствии с законом сохранения массы вещества. Если вы наколдуете торт, то он перенесётся откуда-либо, то есть где-то торт исчезнет. И получится кража.
Мне пришла в голову мысль, которая раньше не давала о себе знать.
– Но ведь таким же образом можно переместить сюда сову! Перемещение совы нельзя назвать кражей.
Волшебник осмотрел свою палочку.
– Эх, вряд ли это у меня получится. Надломилась волшебная палочка. Наверное, сова задела своим крылом. Однажды я починил её с помощью бузинной палочки, но теперь волшебная палочка у меня только одна.
– А из чего изготавливается волшебная палочка? – поинтересовался Холмс.
– Из разнообразных материалов, но каждая состоит из древесины и начинки. Моя палочка сделана из остролиста и пера феникса.
– Но почему ваше волшебство действует в нашем мире?
Поттер не знал, как ответить.
Холмс снова подал сигнал.
– Стойте, мне нужен только один из вас!
К нам на второй этаж поднялся Чарли – семилетний мальчуган-кокни.
– Вас зовут Чарли, если я не ошибаюсь? Пожалуйста, сходите за тортом «баттенберг» [54]54
Бисквитный торт с марципановой глазурью. На срезе образует жёлто-розовую шахматную клетку. – А. Т.
[Закрыть]. Вот вам деньги. Чай у нас есть.
Я достал гуммиарабик, и Гарри Поттер стал склеивать надломившуюся волшебную палочку, без которой, думаю, не обходится ни один маг. Заканчивая ремонт, он рассказывал нам о некоторых сторонах жизни волшебников.
– У нас существует единственный вид спорта – квиддич. В этом виде спорта волшебники летают на мётлах. Вообщё мы летаем на мётлах, и, вопреки мнению маглов, это относится и к мужчинам. Так вот, спортсмены летают на мётлах, и в воздухе летают четыре мяча.
Холмс прервал его.
– И вам не надоедает один и тот же вид спорта? У нас их гораздо больше: футбол, крикет, крокет, скачки с препятствиями, хоккей с мячом, с шайбой, на траве и т. д. Я, в свою очередь, умею боксировать и фехтовать. Кстати, что у вас насчёт электричества?
– Электричество у нас, конечно, не применяется. Кроме того, на территории Хогвартса, волшебной школы, электричество само собой отключается. Отец моего друга интересуется применением электричества у маглов. Он однажды услышал про камин: «Со штепселем? Мне нужно непременно его увидеть!»
– Как вы сказали? Со штепселем?
– Да. Разве их у вас ещё нет? Как же вы присоединяете приборы?
– Через патрон, как лампы. А как иначе?
– Нет, я лучше не буду объяснять это раньше времени, чтобы не исказить историю изобретений.
– У нас и с электромобилями затруднения. – Я скривился, вспомнив американское изобретение. – А американцы используют электричество не по назначению: для совершения «самой гуманной казни». Мистер Холмс, конечно, не одобряет это варварство. Да, для нас, добропорядочных англичан, это просто варварство.
Гарри Поттер перешёл на другую тему.
– В мире волшебников, конечно, есть главный злодей. Для нас его имя – табу. Правда, я не гнушаюсь произносить это имя. Но и вам на всякий случай не советую.
– Следовательно, волшебники используют вместо его имени эвфемизм?
– Да, его называют Тёмный Лорд, Сами Знаете Кто или Тот Кого Нельзя Называть. Он пытался убить меня, и я единственный, кого Тёмный Лорд не смог победить. У меня от этого на лбу остался шрам интересной формы. И после него же у меня обнаружилась его способность разговаривать со змеями.
Шерлок Холмс поднял бровь.
– Интересное дело. У нас с Ватсоном было дело, когда доктор Ройлотт вызывал свистом смертоносную змею. Выходит, ему далеко до вас с вашим Тёмным Лордом.
Поттер вдруг задал неожиданный вопрос.
– Кстати, меня интересует один вопрос. В вашем веке и в вашем мире главным злодеем у маглов считается профессор Мориарти. Не могли бы вы его описать?
– Я отлично помню его облик. Профессор тощ и высок. Бледное, выбритое лицо. Глубоко запавшие колючие глаза. Длинные белые пальцы. Голова выдаётся вперёд и раскачивается, как у змеи.
– Да, действительно. Ваш профессор Мориарти поразительно напоминает нашего Тёмного Лорда.
– Вот как! А что если это одно и то же лицо? Впрочем, если бы Мориарти был волшебником, я бы лежал на дне Рейхенбахского водопада.
Действительно, будь Наполеон преступного мира всесильным чародеем, в моей теперешней жизни не было б не только безвременно умерших брата и жены, но и Холмса, и это было бы уже не на три года, а навсегда. Но в моём воображении сразу же предстала более грандиозная и более катастрофическая картина…
Тёмный Лорд Мориарти сидит в каком-нибудь неприступном замке, окружённый магическими артефактами, и управляет своими вассалами, всеми преступниками и злодеями мира, от американских до японских. Полковники Мораны летают на мётлах и стреляют по «маглам» из самозаряжающихся духовых ружей. Доктора Ройлотты командуют змеями на их же языке, приказывая им заползать в самые недоступные места и кусать ничего не понимающих людей. А по болотам носятся сверкающие фосфорическим пламенем собаки Баскервилей…
– Дорогой Ватсон, что с вами? – услышал я сквозь обморок далёкий голос.
Я очнулся и обнаружил, что полулежу в кресле. Холмс держал у моих губ фляжку с коньяком.
– Нет, просто у меня разыгралось воображение после ваших разговоров о преступных магах. Давайте не будем возвращаться к этой теме.
В дверях возник Чарли с заказанным нами тортом. Мистер Поттер налил чай. Мы начали трапезу.
– Ну как, у вас всё в порядке с палочкой? – поинтересовался Холмс. – Вы можете испробовать её на нас?
– Холмс, неужели вы не боитесь? – воскликнул я. – Вы ведь не подопытный кролик, чтобы участвовать в таких опытах.
– Для такого опыта будет достаточно, если мы перенесёмся в какое-либо другое место. Можете начинать, Поттер. Только сначала нам следует естественным способом перейти в мою спальню, чтобы миссис Хадсон не заметила ничего подозрительного.
Я поразился готовности принести собственного товарища в жертву науке. Холмс, любитель экспериментов, потащил меня в свою спальню. Волшебник взмахнул палочкой, произнеся заклинание «Портус»…
2
После того, как Гарри Поттер произнёс заклинание, ничего сверхъестественного с нами не произошло. Мы уже решили, что произошла ошибка, но в этот миг мы обнаружили в спальне двух незнакомых людей.
На кровати, раскинув руки в разные стороны, лежал черноволосый мужчина в чёрном костюме, имевший явное сходство с Холмсом. Лица второго я не видел, поскольку он смотрел в окно, держа в правой руке сигарету. В его волосах была седина.
– Какая очаровательная девушка! – сказал второй, глядя в окно.
Вне всякого сомнения, это были мои слова, поскольку другой незнакомец ответил словами Холмса:
– Очаровательная? Я не заметил.
После этих слов зависло молчание. «Холмс» скосил на нас глаза и неожиданно вскрикнул.
– Почему вы кричите? – прошептал «Ватсон», не отворачиваясь от окна. – В сценарии этого нет. – Тем не менее, он тоже закричал. – Что такое? Куда пропала Дженни Сигроу?
Незнакомцы повернулись к нам, и я увидел, что второй из них похож на меня, хотя на вид был старее.
– Боже, куда мы попали?
– Вы находитесь в доме 221B по Бейкер-стрит, – ответил Холмс, не понимая причины их удивления.
Брюнет уставился на нас так, словно мы были невиданными экспонатами в Музее восковых фигур. Не спрашивая разрешения, он потянулся к нам левой рукой, пытаясь нас пощупать, по-видимому, сомневаясь в нашей материальности.
– Вы сам Шерлок Холмс? А вы доктор Ватсон? – его слова отличались довольно чёткой дикцией.
– Год, какой сейчас год?! – спросил усатый.
– Тысяча восемьсот девяносто шестой, – ответил я. – А откуда вы…
– Но ведь только что был 1987 год!
– Кто такая Дженни Сигроу? – спросил Холмс.
– Исполнительница роли Мэри Морстен.
Только теперь я понял, в каком положении оказались эти люди. Актеры, которые столетие спустя исполнят роли Холмса и вашего покорного слуги, неожиданно оказываются в прошлом, рядом со своими же героями, которым самим трудно понять сложившуюся ситуацию.
– Объясните нам, как мы здесь оказались!
– В том, что вы попали в наше время, виновато волшебство.
– За кого вы нас принимаете? За чемпионов состязаний круглых идиотов?! [55]55
Неточная цитата из «Троих на прогулке».
[Закрыть] – спросил «Холмс», переходя на крик.
– Причём здесь волшебство? Вы что, начитались «Властелина колец»? – спросил «Ватсон». – Ради Бога, простите нам этот анахронизм.
– Как ни крути, мы сами стали анахронизмом! Где же ваш волшебник? – спросил «Холмс».
Я оглянулся по сторонам, но Гарри Поттера не нашёл.
– Ладно, давайте знакомиться. Питер Джереми Уильям Хаггинс, известный как Джереми Бретт, – представился исполнитель роли Шерлока Холмса. – Так и называйте меня.
– Эдвард Хардвик, – представился другой актёр. Мы обменялись рукопожатиями.
– Просим к столу, – пригласил Холмс.
Гости из будущего сели за стол и взяли себе по куску торта. Я заметил, как грустно Джереми Бретт взглянул на книгу Джорджа Мередита. Холмс убрал книгу.
– По какому случаю торт? – спросил мистер Бретт. Неожиданно он разразился громким смехом.
Как только он задал вопрос, его порция исчезла, и смех оборвался.
– Что это значит? Как объяснить этот феномен?
– Очевидно, волшебник, перенёсший вас сюда, на этот раз перенёс к себе порцию торта.
– Придётся поверить, – ответил мистер Хардвик.
– Вам будет легче в это поверить, если вы учтёте, что этот волшебник пришёл из другого мира, – пояснил я.
Вопрос мистера Бретта про причину торжества так и остался без ответа. Разговор к тому времени перешёл к другим темам.
– Вы не могли бы предоставить нам викторианские блюда? – спросил Хардвик. – Говорят, в вашем времени есть говяжий суп «Смерть фигуре» и чесночный суп «Смерть вампирам».
– Это истинная правда. А вот суп с бычьим хвостом мы не едим. Такой суп предназначен для бедняков.
– А голуби у вас являются деликатесом? Отличная идея. Можно наказать голубя, оставившего след на вашей одежде. [56]56
Такая фраза впоследствии была использована в книге Кэтрин Коути «Добрая Старая Англия».
[Закрыть]
Эта фраза показалась нам не очень приличной, и Холмс решил незаметно перевести разговор на другую тему.
– Вы актёры театра?
– Нет.
– Вы актёры синематографа?
– Не совсем так. Вам это трудно понять. [57]57
Имелось в виду то, что речь идёт не о кино, а о телевидении.
[Закрыть]
– Мне хотелось бы знать, как вы отобразили мою карьеру, и насколько ваша интерпретация близка к истории и к не совсем верному видению доктора Ватсона.
В гостиную заглянула миссис Хадсон и долго рассматривала наших «двойников». Конечно, нашими двойниками они не были, но когда мы сидели рядом с ними, можно было заметить явное сходство. Миссис Хадсон покачала головой и ушла обратно. Как она впоследствии сказала мне, это было, по её мнению, «очередное чудачество Холмса».
– В наше время миссис Хадсон обычно изображают старше реального возраста. Историки, исследующие жизнь Холмса, не нашли документов, подтверждающих её возраст, – сказал мистер Бретт.
– Я сам не знаю, сколько лет домохозяйке, – ответил я. – В нашей стране считается невежливым спрашивать взрослого собеседника о возрасте. Кроме того, согласно одному высказыванию, «никогда не следует доверять женщине, которая способна назвать вам свой возраст, так как такая женщина способна на всё» [58]58
Высказывание Оскара Уайльда.
[Закрыть].
– Те рассказы и повести Ватсона, которые были опубликованы к моменту создания нашего сериала… то есть нашей эпопеи, были преобразованы в серию фильмов. К сожалению, нам пришлось отказаться от «Этюда в багровых тонах».
– Но ведь эта повесть рассказывает о том, как я впервые встретился с Шерлоком Холмсом!
– Этот момент не был показан. Дело в том, что первая повесть доктора Ватсона формирует у людей предвзятое представление о мормонах. Из «Этюда в багровых тонах» следует… Короче, читатели думают, что мормоны всегда такие плохие. Поэтому первым нашим фильмом стал «Скандал в Богемии».
– Но ведь, если я не ошибаюсь, мы только что видели эпизод из «Знака четырёх», когда…
– Этот фильм стал двадцать первым по счёту.
– Нравится вам это или нет, но в наши фильмы проникли ошибки. Вам интересна эта тема? – спросил мистер Хардвик.
– Я уже сказал.
– В первую очередь, был нарушен хронологический порядок. Внешность людей тоже была передана неточно. В первых фильмах в роли Ватсона был другой актёр [59]59
Дэвид Бёрк. – А. Т.
[Закрыть], похожий на своего героя больше меня, но впоследствии Ватсон получился таким, каким вы меня видите. В «Случае с переводчиком» Майкрофт Холмс получился седым, хотя ему тогда был всего лишь 41 год. Мы уже сняли четыре фильма о расследованиях, которых ещё не было к настоящему времени, то есть к 1896 году [60]60
«Пляшущие человечки», «Убийство в Эбби-Грейндж», «Случай в интернате», «Шесть Наполеонов». – А. Т.
[Закрыть]. В фильм «Обряд дома Месгрейвов» попал Ватсон, хотя вы с Холмсом тогда ещё не встретились. К тому же, несмотря на присутствие мисс Морстен, в фильме Ватсон остался неженатым.
Я нахмурился, так как не одобрил волю режиссёра, вздумавшего так беззастенчиво вмешаться в мою личную жизнь. Холмс не был доволен моей женитьбой, и потому он, напротив, одобрил такое искажение действительности, за исключением, конечно, остальных аспектов наших биографий.
– Фильм «Союз рыжих» закончился тем, что Холмс завёл разговор о профессоре Мориарти, – продолжил Джереми Бретт с таким унылым видом, что можно было заподозрить депрессию. – Как вы думаете, кто в это время стоял за углом? Правильно! Зрители видели его физиономию. Кстати, невежественные художники изображают Холмса в двухкозырке. В наших же фильмах этот головной убор встречается редко, в большинстве случаев Холмс изображён в цилиндре или хомбурге [61]61
Шляпа, введенная в моду принцем Альбертом Эдуардом, будущим Эдуардом VII. Происходит от названия немецкого города Хомбург (ныне Бад-Хомбург), где находилась летняя резиденция Гогенцоллернов. – А. Т.
[Закрыть].
– Прошу извинить меня, но я ещё не опробовал на вас мой метод, – неожиданно вспомнил Холмс. – К сожалению, вы так хорошо нарядились и так перевоплотились в нас двоих, что я не мог ничего узнать по вашей одежде. В мистере Хардвике я не вижу ничего примечательного, но о мистере Бретте я могу сообщить лишь те очевидные факты, что он левша, что у него дислексия и что он страдает маниакально-депрессивным психозом.
– Каким психозом? – не понял я.
– Я имею в виду циркулярный психоз.
– Вы правы… И мой психоз обострился после смерти второй жены два года назад… – уныло произнёс Бретт, уткнувшись носом в тарелку.
– Сначала я подметил ваш крик, а после вы засмеялись без причины. Тогда была маниакальная стадия, теперь же у вас явная депрессия. Правда, обычно эти стадии разделены стадиями полного здоровья, но сегодня депрессивная стадия наступила слишком быстро.
– А как вы узнали, что Бретт – левша? – спросил Холмса Хардвик.
– Когда вы удивлённо смотрели на нас, мистер Бретт попытался нас ощупать. Как вы все должны были заметить, он сделал это левой рукой.
– Из-за этого, когда в фильме Шерлок Холмс пишет, приходится показывать чужие руки. А дислексия?
– Бретт взглянул на книгу с таким унылым, с таким грустным выражением лица! Заметьте, что он не мог видеть названия книги, поэтому содержание не является причиной. Кроме того, его унылый вид наблюдался во время маниакальной стадии и потому не мог иметь отношения к психическому заболеванию.
Бретт поднял голову.
– Вы снова оказались правы. Я был кошмаром преподавателей в Итонском колледже, и виновата была дислексия.
Наступил очень важный момент. Если бы не тот вечный беспорядок, который, к неудовольствию миссис Хадсон, устраивает Холмс, возможно, Хардвик не обратился бы к этой теме. Я потратил много времени и сил на то, чтобы излечить Холмса от пристрастия к кокаину, ведь я отношусь к числу тех врачей, которые поняли опасность наркотиков ещё до наступления нового века. Ему всё реже требовалась искусственная стимуляция, но теоретически оставалась возможность нового совершения инъекции. И в этот памятный день я совершил решительный шаг, практически полностью перекрывший моему другу дорогу назад.
– Насколько известно нашим современникам, мистер Холмс бросил кокаин в нынешнем году. Но в наших фильмах есть ещё одна историческая неточность: там показано, как Холмс зарывает шприц в песок в фильме, рассказывающем о Корнуэльском ужасе, что произойдёт через…
Мой взгляд упал на полочку, уставленную множеством трубок, и, к моему ужасу, там обнаружился несессер со шприцом и ампулами. Оказалось, Холмс забыл убрать его, не заметив несессер в привычном беспорядке. Я вскочил, схватил несессер и помчался на улицу, несмотря на жару. В прихожей как раз оказались откуда-то взявшиеся галоши (не надо было выпускать ношу из рук, чтобы завязать шнурки). Я побежал к ближайшему мусорному баку и когда я бросил туда несессер, шприц и ампулы со звоном разбились. Дело было сделано. К счастью, после этого события мой друг не пошёл в аптеку за новым шприцем и кокаином. Когда он в период бездействия испытывал желание вернуться к наркотикам, в его памяти всплывало то, как я бежал по жаре, с раненой в Афганистане ногой, чтобы выкинуть опасные для него предметы. Холмсу становилось стыдно за то, что по его вине мне пришлось испытать такую нагрузку, и ему поневоле приходилось обходиться без искусственной подпитки. Иными словами, мои энергичные действия оказали на него эффект внушения. И если в «Пропавшем регбисте» информация о том, что Холмс бросил кокаин, не совсем соответствует изложенным здесь фактам, то читатель поймёт, что истина может быть написана только здесь.
