Текст книги "Aprositus (Ненайденный)"

Автор книги: Антон Сорокко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

За поворотом, до которого Герман вскоре добрёл, не оказалось ничего нового: такой же безлюдный, залитый лунным светом пляж, который извивался влево и должен был увести за очередной поворот. Интерес здесь представлял только холм. Прямо перед ним, среди целого леса приземистых пальм, этот холм возвышался высоко над берегом. Он был достаточно высоким для обзора и совсем не крутым – подняться на его вершину Герман мог быстро. Что он и решил сделать.

Войдя в прибрежную рощу, он увидел под ногами такой же ровный твёрдый желтый песок: трава на таком расстоянии от моря не росла, поэтому деревья росли прямо из песка. Яркая луна, просачиваясь сквозь узенькие и негустые пальмовые листья, продолжала освещать ему путь. Пальмы были необычные

– стройные, узкие, сужавшиеся кверху подобно горлышку изящной бутылки.

«Интересно складывается человеческая жизнь, – рассуждал Герман, разглядывая деревья. – Насколько кардинальны и непредсказуемы её повороты. Живет человек в своём привычном, сбалансированном мире, среди одних и тех же лиц, среди знакомых улиц и домов, в приятном плену рутины и привычек.

Потом решает, что называется, сменить обстановку, поехать отдохнуть на курорт, а попадает в непостижимую ситуацию. Горящий самолёт, приводнение, пустой пляж. Пара часов пешком по берегу до первой рыбацкой деревушки, телефонный звонок и в итоге, естественно, «хеппи энд»: жена и дети со слезами счастья, друзья с восхищением в глазах, и даже, наверное, какие-нибудь репортёры. Но вот интересно, а останется ли человек после этого таким же, как был? Либо станет жить, как будто с ним ничего не произошло, как ни в чем ни бывало? Навряд ли. Скорее всего, изменится. Хотя окружающие, возможно, этого и не заметят… – Герман улыбнулся. – Крепче жену буду любить – это точно. Летать вообще перестану бояться: снаряд два раза в одну воронку не попадает. То, что замучаюсь всем рассказывать об этой одиссее – это сто процентов. А те ощущения в самолете, наверное, буду помнить всегда, всю жизнь. Интересно, а на Канары я ещё раз поеду? Думаю, да. Андрей в самолёте говорил, что Лансароте – остров стоящий, да и на отшельника на Лос Лобосе тоже хотелось бы взглянуть… Интересно, а что сейчас с Андреем?»

Склон холма становился всё круче и круче, и скоро развесистая темная зелень пальм осталась внизу. Он добрался до вершины. Вид отсюда открыл его взору красивейшую картину.

Перед ним лежал огромный остров, с уходящей вдаль вереницей холмов. Внизу простиралась большая долина, с раскидистыми деревьями и широким ручьём, прорезавшим её посередине. Бегущая в ручье вода искрилась в свете луны, и казалось, что этот ручей спускается на землю прямо с ночного неба. Слева долина выходила к большому песчаному пляжу, на который он должен был прийти, если бы продолжал идти вдоль берега. На пляже виднелся десяток круглых, темнеющих на фоне лунной дорожки валунов. Справа от Германа высилась небольших размеров гора, соединяющаяся невысоким перешейком с обрывистыми базальтовыми скалами. Скалы отрезали долину от остальной части острова, которая холмами поднималась вдали.

Порывы теплого ветра донесли до него букет каких-то незнакомых запахов, душистых и терпких, какие бывают только в южных широтах и происходят обычно от экзотических цветов или фруктовых деревьев. Герман тут же вспомнил, что голоден, хочет пить, и что ничего не ел со времени скудного обеда в самолете.

Вот только когда был этот обед: вчера или позавчера? Судя по недовольствам голодного желудка, пролежать на берегу, теоретически, он мог и сутки.

«Жаль, что часы пропали: там был календарь…»

Удручало одно: внизу в долине не было видно ни одного селенья. Долина казалась безлюдной и необитаемой. Странно было не найти людей в таком живописном и удобном для жизни месте.

Герман ещё раз окинул взглядом долину. До переливающегося лунными блестками ручья было не больше километра, поэтому он решил двигаться к нему и направился вниз. Ещё одна мысль, которая не давала Герману покоя: на каком из островов он всё-таки мог оказаться? Тенерифе отпадал сразу, потому что самолёт улетел очень далеко от тенерифского берега.

К западу от Тенерифе, если он правильно помнил, находилось три острова: Ла Гомера, Ла Пальма и Эль Йерро. Получалось, что Герман должен был сейчас быть на одном из них.

Перед нынешней поездкой Герман – хотя, наверное, больше его жена, которой всегда доверялась информационная подготовка к путешествию – облазили весь интернет в поисках информации о Тенерифе и Канарах вообще. За последние несколько лет это стало у них хорошей традицией.

Из всего собранного материала о соседних с Тенерифе островах Герман мог вспомнить немного. Например, говорилось там, что самым зеленым, самым насыщенным водой и самым красивым островом архипелага считается Ла Пальма. Ла Пальма слыла местной канарской Андалузией: остров сплошь покрыт зеленью, с огромным количеством озёр и водопадов. Канарцы называют его «ла исла бонита», то есть «красивый остров». Судя по обилию зелени и полноводному ручью, к которому Герман сейчас продвигался, он вполне мог оказаться именно на Ла Пальме. И, тем не менее, этот достаточно логичный вывод его чем-то смущал. Вот только чем именно, понять он пока не мог…

Соседний остров Эль Йерро по описаниям должен был быть куском базальтовой скалы, торчащим из океана, с редкой и скудной растительностью и неприветливыми пейзажами. В пользу того, что Герман мог находиться на Эль Йерро, говорило то, что Эль Йерро был самым западным островом архипелага, а падающий самолёт летел от Тенерифе как раз в этом направлении.

Оставалась ещё Ла Гомера. Возможность того, что он именно на ней, Герман как раз и обдумывал. Насколько он помнил из путеводителя, вулканов на Ла Гомере не было: все они затухли десятки тысяч лет назад. Поэтому остров был зеленым и лесистым. На вершине острова, среди тумана и низких облаков росли вересковые леса и знаменитая лаура сильва – лавровые деревья третичного периода, которые каким-то чудом на этом острове сохранились. Ла Гомера числилась в списке заповедных территорий, охраняемых ЮНЕСКО, и считалась наследием человечества. У кого-то в интернете он ещё прочитал, что «если вы хотите увидеть, как выглядела Европа при динозаврах, отправляйтесь на Ла Гомеру».

«Вот я сюда и приехал», – безрадостно усмехнулся он.

Экскурсию на этот остров Герман представлял себе несколько по-другому.

Помимо того, Ла Гомеру за уединенность и красоту любили канарские молодожены, проводя здесь свой медовый месяц. Эти описания очень подходили под незаселённый зелёный пейзаж, видимый Германом сейчас.

«Но стоп! – Герман даже остановился. – В версии с Ла Гомерой не сходится математика. После того, как он видел Ла Гомеру в иллюминаторе, самолёт до момента падения летел ещё минут пять – десять. Лётчик говорил, что скорость у самолёта была девятьсот пятьдесят километров в час. Допустим, что с неработающими на левом крыле двигателями скорость была вдвое, а то и втрое меньше, пусть двести – триста километров. Но триста километров в час – это пять километров в минуту, то есть за десять минут мы должны были пролететь пятьдесят километров. Смог бы я без сознания дрейфовать обратно к Ла Гомере пятьдесят километров? Маловероятно. Значит, я ближе к месту крушения и, скорее всего, на Ла Пальме».

«Нет, – ответил он тут же на свои мысли. – С Ла Пальмой тоже не сходится!»

Он хорошо помнил фотографию Ла Пальмы: на острове должны быть два достаточно высоких вулкана. Говорили, что когда смотришь на него с Тенерифе, он похож на двугорбого верблюда, лежащего в океане. По высоте вулканы Ла Пальмы уступают знаменитому тенерифскому Тейде около полутора тысячи метров, но даже вулкан высотой 2.400 метров на Ла Пальме должен быть виден отовсюду!

Герман даже остановился, чтобы ещё раз оглядеться. Он был в низине, невдалеке от ручья, но ни отсюда, ни с холма, оставшегося далеко позади, никаких высоких вулканических образований, которые могли бы быть лапальмскими вулканами, он заметить не смог.

Опять же, Ла Пальма должна быть достаточно плотно заселена: это один из самых населённых островов на западе архипелага, а здесь Герман не видел никого. Здесь не просто не было ни души, здесь не было даже признаков человеческого присутствия: ни огонька в горах, ни дорог, ни шума. Только близкий шелест волн по песчаному пляжу и насыщенный южный аромат наполняли эту тихую ночь.

«То есть не Ла Пальма… И всё-таки где же я, чёрт возьми, нахожусь?»

И тут до него дошла самая ужасная правда, которой всё это время удавалось от него ускользать. Самое явное несоответствие всех его умозаключений и предположений. В его теориях не сходилось главное: песок на пляже, куда его выбросило волной, был белым. Но! Ни на одном из западных канарских островов… белых пляжей не существовало! Все пляжи Ла Гомеры, Ла Пальмы и Эль Йерро были с чёрным вулканическим песком!

Вдоль его позвоночника пробежал озноб. Тихая южная ночь вдруг стала неуютной и враждебной. Герман инстинктивно обернулся и сделал это очень вовремя: из темноты на него со страшной скоростью нёсся человек.

ГЛАВА 8

Лайам О´Брайен любил слушать радио.

На Тенерифе вещали три англоязычных радиостанции, и любой соотечественник О´Брайена чувствовал здесь себя, как дома. Сам О´Брайен, в отличие от большинства британских туристов и живущих здесь постоянно иммигрантов, обладал уникальными способностями к языкам и свободно владел не только английским и родным ирландским, но и испанским, немецким и арабским языками. Вчера и сегодня О´Брайен старался не выключать радио вообще. На Канарах произошло из ряда вон выходящее событие – авария русского самолёта, приводнившегося в открытом океане. Вот уже почти двадцать часов полным ходом шли спасательные операции, и О´Брайен не пропускал ни одного выпуска новостей.

Вырулив из подземной парковки коммерческого центра «сафари» в Лас Америкасе, он включил радиостанцию «Оазис ФМ» и принялся ждать. Сейчас как раз должны были передавать новости. В динамике отгремели последние аккорды забытого шлягера какой-то состарившейся рок-звезды, которую на этой радиостанции очень любили, и после короткого блока новостей из Лондона бодрый голос диктора сообщил:

– Перейдём к местным новостям. Главная новость дня сегодня – российский пассажирский самолёт, следовавший по маршруту Москва – Тенерифе и совершивший вынужденную посадку в открытом океане, в шестидесяти километрах к западу от Эль Йерро. Спасательные и поисковые работы в районе места посадки продолжались сегодня всю ночь и весь день. На данный момент из зарегистрированных двухсот восьмидесяти пассажиров и членов экипажа обнаружены и эвакуированы двести семьдесят восемь человек. В достаточно тяжелом состоянии находятся семеро пассажиров, сейчас они на Тенерифе, им оказывают помощь в университетской клинике города Ла Лагуна. Двести девятнадцать человек получили лёгкие травмы и сотрясения, большинство из них уже переправлено в клинику Канделярия на Тенерифе. Часть пассажиров находятся в госпиталях и клиниках островов Эль Йерро и Ла Пальмы. По словам врачей, угрозы жизни не существует ни для одного из спасенных людей. Летальных исходов не зарегистрировано. Спасатели и официальные лица признают аварийную посадку русского борта чрезвычайно удачной, а действия пилотов исключительно профессиональными.

– Тем не менее, остаются два человека, которых спасатели обнаружить не могут, – продолжал диктор. – Поиски двух пассажиров продолжают вести спасательные службы всех островов западной провинции, подразделения армии и «гвардии сивиль». На борту самолёта этих двух пассажиров пока не найдено, спасатели исследуют близлежащие воды. К сожалению, поиски затрудняются поднявшимся сегодня утром сильным штормом в этом квадрате. Штормовое предупреждение было передано на все рыболовные и прогулочные суда, но спасатели говорят, что будут продолжать вести поиски до тех пор, пока не найдут двух оставшихся пассажиров с русского самолёта. Личности этих двух человек сейчас устанавливаются. А у нас на очереди погода…

– Не может быть! – О´Брайен быстро перепрыгнул на другую радиостанцию, уже испанский канал, но там новости были те же. – Этого просто не может быть!

Его черный «рэйндж ровер» резко вильнул влево, чуть не задев встречный рейсовый автобус, когда О´Брайен стал выуживать из кармана свой мобильный телефон. На первой клавише скоростного набора был записан номер телефона экстренной связи. Большой палец привычно нашел кнопку и нажал соединение.

– Осборн, это я. Ты слушаешь радио?

– Да, сэр, – отозвалась трубка. – Как вы приказали.

– Эти двое русских там!

В трубке у человека, которого О´Брайен назвал Осборном, воцарилась тишина. О´Брайен почти видел лицо своего помощника – угрюмого двухметрового детину, стригущего голову наголо и обожавшего японские цветные татуировки. В минуты напряженной работы мозга лицо у Осборна Райлли становилось хмурым и сосредоточенным, он выдвигал вперед подбородок и начинал хрустеть пальцами, сдавливая один кулак другим – привычка, оставшаяся от боксёрского прошлого.

– В это трудно поверить, Осборн, но больше им быть негде: там вокруг одна вода и толпы спасателей. Их должны были давно найти, как нашли всех остальных двести семьдесят восемь человек.

– Я не исключаю такой возможности, сэр, но вы не думаете, что эти двое могли просто утонуть?

– Тогда почему утонуло только два человека?! – О´Брайен даже удивился, почему ему приходится объяснять своему подчиненному такие очевидные вещи. – Все пассажиры были в жилетах, Осборн, и эти двое тоже.

– Они могли оказаться в хвосте в тот момент, когда он треснул и вместе с ним уйти на дно, сэр. Возможно, жилеты не сработали, или они не успели их надуть.

– Слово «возможно» должно отсутствовать в вашем лексиконе, – оборвал его О´Брайен. Глаза его сузились и потемнели. – Этих «возможно» слишком много для такого незначительного происшествия. Есть факты и эти факты нужно проверить. Во-первых, неизвестно в какой части самолёта сидели эти двое.

Во-вторых, в хвосте кроме них двоих сидело ещё пятьдесят пассажиров. Как минимум, Осборн. И все эти пассажиры живы!

– Да, сэр. Вы правы, сэр, – услышал О´Брайен на другом конце.

– Действуешь следующим образом. Следи за новостями ещё сутки. Завтра в 20:00 пройдет сорок восемь часов после аварии самолёта. Двое суток в атлантической воде для двух неподготовленных туристов – это смерть. Завтра их либо найдут мертвыми в океане, либо … – он сделал паузу.

– Я понял, сэр, – отозвался в трубку Осборн.

– Если в 20:00 завтра этих двоих не найдут, готовь свою группу.

– Есть, сэр.

– В полночь их собираешь в порту. Дальше ты всё знаешь.

– Так точно, сэр.

Однако Лайам О´Брайен уже дал отбой на своей «нокии». У него была назначена важная встреча. Он прибавил громкость радио и развернулся через сплошную линию.

ГЛАВА 9

Герман отшвырнул прочь подобранную минуту назад ветку и бросился наутёк. Здесь, среди пальм, песок был заметно рыхлее того, что на пляже, носки проваливались вниз и цепляли желтые холмики. Бежать становилось всё труднее и труднее. По лицу хлестали темные листья карликовых пальм, а ноги и руки царапали высокие с колючими шипами кусты. Герман бежал в сторону ручья, надеясь быстро через него перебраться и, оказавшись на другом берегу, спрятаться в густом фруктовом саду. Запах каких-то неведомых ароматных плодов с каждым шагом становился всё сильней. Там, во фруктовых зарослях, он мог легко затеряться – лечь под какой-нибудь куст или залезть на дерево, тем более что в запасе у него было минута или две, пока бежавший человек его не настигнет.

Преследователь тем временем стал что-то кричать. По доносившимся сзади звукам было слышно, что он, скорее всего, один. Что именно он кричал, из-за шума своего разгоряченного дыхания и звонких шлепков пальмовых веток по лицу и одежде, Герман разобрать не мог.

В своё время Герман довольно серьёзно занимался легкой атлетикой. Стал даже кандидатом в мастера спорта. В студенческие годы спорт забросил, но до сих пор каждое утро, как раньше, пробегал пять километров и делал китайскую зарядку. Атлетом бы он себя не назвал, но летом раздеваться на пляже стыдно ему никогда не было. Бег по пересеченной местности был для него в удовольствие: часто организм сам просил нагрузки и отправлял послушного его призывам хозяина бегать по крутым холмам или взбегать вверх по лестницам. «А организм нужно слушать, – любил говорить Герман. – Он даёт очень много подсказок. Главное их слышать и не игнорировать».

Преследователь тем временем заметно отставал. Пару раз Герман оборачивался назад, но из-за деревьев как следует рассмотреть преследователя не мог. Перепрыгнув через ручей, оказавшийся много шире, чем он предполагал, Герман юркнул в прогал между деревьями, пробежал ещё метров триста и с разбегу заскочил на дерево. Это было трухлявое дерево с поросшим мхом стволом, влажное и скользкое от ночной росы. Ствол был довольно толстым и ветвистым, так что через пять секунд, сломав головой пару веток и слегка оцарапав лицо, Герман забрался на самый верх и затаился. Пытаясь беззвучно отдышаться, он прислушался. Его преследователь уже не бежал: его усталые шаги были слышны внизу, он подходил к ручью.

– А-а-у-у!!! – услышал Герман. – А-а-у-у!!!

«Странно, – подумал он. – А разве в испанском есть слово «ау»?!»

Насколько он знал испанский, в подобных случаях в разговорной речи испанцы употребляли банальное «ола», то есть «привет». Как, собственно, в английском языке в этих случаях употребляется приветственное «хеллоу». Кроме как в русском, возглас «ау» Герман не смог припомнить нигде.

– А-у! Ё-моё, куда ж ты убёг-то, амиго!? – различил он показавшийся ему знакомым голос. – Вот ведь чёрт прыткий! Рональдо канарский!

Чертыханья и ругательства не оставили у Германа никаких сомнений.

– Андрей? – крикнул он в сторону ручья. – Ты что ли?!

– Гера?!?!?! – радостно завопил в ответ Андрей. – Гера! Ты где? Ой, ё-моё, неужто ты!? Живой! Да где ты там!? Слава Богу, хоть не один я тут! Герка, вылезай давай! Вот ты ж бегаешь, а! Ты бегун, что ли? Стайер чертов!

Кряхтя, Андрей вброд переходил серебристый ручей, а Герман мигом слетел с дерева.

– Андрей! – Герман уже сгрёб приятеля в охапку. – Андрей, что ж ты не сказал, что это ты?!

– Ну, ничего себе?! – возмутился тот, сдавив его мощными руками. – Бегу, ору ему, чуть голос не сорвал, то-сё, а он от меня удирает как сайгак. Антилопа Гну! Ай, Герка, как же я рад тебя видеть!

Они долго хлопали друг друга по спинам, переваливаясь с ноги на ногу в ритуальном танце русских мужских объятий. Друзья по счастливому избавлению от одиночества. В тот момент с них можно было рисовать картину: ночь, луна, блистающий серебром ручей и посреди него два радостно вопящих человека,

обнимающиеся, как родные братья, будто однажды потерявшие друг друга и, наконец, встретившиеся после горькой многолетней разлуки.

Выйдя из воды на берег и усевшись на ствол упавшего когда-то дерева, приятели принялись обсуждать события последнего дня. У обоих накопилось слишком много вопросов и предположений.

– Во-первых, Андрей, ты можешь мне сказать, какой сейчас день и сколько сейчас времени? – спросил Герман. – У меня часы утонули.

– Времени – пять часов утра по Москве, с Канарами у нас три часа разницы, значит здесь сейчас два ночи. Светать начнёт не скоро. А день и число ровно на день позже того, что было в самолёте – суббота, 28 июля.

– Так, значит, в воде мы с тобой были недолго. Посадка на Тенерифе должна была быть в 19-20, приводнились мы где-то в полвосьмого. Здесь на берегу я приходил в себя и потом шел до этой рощи максимум полчаса. Значит, в воде ты и я могли провести часов шесть.

– Вряд ли, – усомнился Андрей, массируя уставшие от бега ноги. – Скорее всего, ты на берегу долго лежал. Потому что я раньше очнулся, больше часа назад. Тоже на берегу, только с другой стороны. Шел, получается, тебе навстречу.

– А с той стороны там что?

– Да то же самое: песок да пальмы. Пара скал. Вулкан на горизонте. Длинный у них здесь пляж.

– Вулкан? – удивился Герман. – А я его не разглядел.

– Он далеко, отсюда не видно. Остров, похоже, большой.

– Понятно. Раз на этом острове есть вулкан, то мы с тобой на Ла Пальме.

– Да, так и есть, – убедительно кивнул Андрей. – По описаниям сходится. Да и самолёт далеко от Тенерифе упасть не мог.

– Слушай, а в самолёте что с тобой было?

– Там меня сразу накрыло водой. Я вообще думал, что света белого никогда уже не увижу. Пытался сколько мог задерживать дыхание, а потом чувствую, отрывается моё кресло, и лечу я назад, а куда – не вижу. Тут мне просто страшно стало, я кое-как ещё держался, а потом, то ли ударился обо что, то ли захлебнулся, в итоге отключился.

– А я не помню, как кресла отрывались, – задумчиво отозвался Герман, вспоминая своё приводнение. – А соседка наша как?

– Не видел Герман, не знаю. Вообще, не знаю, что и думать обо всём этом, – он шумно вздохнул. – Надеюсь, что с людьми всё хорошо. Ты сам посуди. – Он подался вперёд, заглядывая Герману в глаза. – Если мы с тобой живы, то-сё, и обошлось вроде без видимых повреждений, значит, самолёт пострадал не сильно.

А раз самолёт пострадал не сильно, значит должны были спастись многие, может кто-то с ушибами, с переломами, но живые! Однозначно! Неужели только мы с тобой спаслись!? Неужели все остальные утонули!? Там же триста человек должно было быть! И летчик аккуратно сел. Непонятно только, как вода спереди в салон попала…

– Вот и я так же думаю. А вода в салон, скорее всего, через кабину лётчиков залилась: могло стёкла у лётчиков выбить.

– Навряд ли! – отмахнулся Андрей. – Слишком большой поток для таких маленьких окон.

– Ну, может, двери вырвало.

– Да там двери, как на подводной лодке! Ты ж их видел! Я думаю, что, скорее всего, обшивка где-то треснула. Мог самолет носом по воде ударить, а на месте удара трещина образовалась.

– В принципе, да, хвост ведь явно от удара о воду отвалился.

– Хвост отвалился? Я такого не видел. – Андрей бросил на собеседника скептический взгляд. – Может, тебе показалось?

– А как ты думаешь, мы с тобой в открытом океане тогда оказались?! – возмутился Герман, даже привстав от волнения. – Я на сто процентов уверен, что хвост отвалился, и нас с тобой потоком воды выбросило в открытый океан! Если бы сзади не появилось отверстие, нас бы просто расплющило о дальнюю стену. После чего мы бы с тобой благополучно захлебнулись, потому что воде некуда было бы оттуда вылиться. Опять-таки заполненный водой самолёт сразу бы пошел ко дну. Как мы с тобой тогда оттуда выплыли?

– Ну, вообще-то логично, – согласился Андрей, чертя по песку палочкой каракули. – Хотя самолёт мог затонуть, а нас какими-нибудь течениями потом вынесло на поверхность.

– У нас бы с тобой в легких воздуха не хватило, чтобы столько пробыть под водой и не захлебнуться. Нет, нас сразу выбросило на поверхность, на воздух. Вот только как мы смогли доплыть до берега? Ты расстояние до соседних островов прикидывал?

– В том то и дело, что прикидывал. Теоретически, мы с тобой должны быть черт знает где в океане, а не на Ла Пальме. Острова ведь остались далеко позади, а летели мы на запад. Я собственными глазами видел, как мы пролетели Ла Гомеру! Тут вплоть до Америки никаких островов нет. Не на Кубе же мы с тобой, не в Доминикане! До них от Канар шесть тысяч километров! – здесь Андрей попытался засмеяться. – А представь, если мы на Кубе! Сейчас, поди, Фидель появится.

– Странно это всё, странно, – задумчиво произнес Герман. – Не сходится ничего. То, что мы спаслись – странно, то, что сидим на твёрдой земле – странно и то, что кроме нас нет никого вокруг, – ещё более странно.

– Ну, насчёт последнего я бы так категорично пока не судил, – возразил Андрей. – Во-первых, сейчас ночь, местный народ может спать. Во-вторых, Канары заселены мало, на Ла Гомере, например, народу живет всего восемнадцать тысяч человек, там соседи друг от друга на расстоянии пяти километров строятся! Потом. Что касается пассажиров. Берег на этом острове длинный, я знаешь, сколько по нему топал, пока тебя не увидел? А пассажиры могут быть разбросаны по всему берегу. Может, мы кого из них встретим километров через десять, откуда мы знаем? А ещё вероятней, что все уже сидят, наверное, толпой в ресторане, в тёплой компании, спасение отмечают канарским кроликом с картошечкой, а мы тут с тобой кукуем, голодные.

– Это что ещё за кролик? – снова вспомнил о пустом желудке Герман.

– Ты что! Это национальное блюдо на Тенерифе! Обалденная штука! Я мечтал его сегодня же вечером поесть, пока в самолёте летел!

– Ну ладно, погоди про еду… По идее, Андрей, ты прав. Но смотри сам. От Ла Гомеры, которую мы видели, самолет сел километров за сто – сто пятьдесят. Это много. Я так думаю, что за шесть часов без сознания мы вряд ли до него додрейфовали. Хотя… Ладно, утро вечера мудренее.

Андрей оглянулся по сторонам и зевнул:

– Я предлагаю поспать, а завтра при свете дня пойдем искать остальных.

– Да какое тут спаньё!

– Как раз самое лучшее. Я правда уморился. Плаванья эти, то-сё, за тобой тут бегал, как сайгак.

– Скорее, джейран, – пошутил Герман.

– Ага, – усмехнулся Андрей. – А есть, что бы ты ни говорил, на самом деле хочется очень сильно. Как говорит мой папа, «моя комплекция – как роза, её надо холить и лелеять!». Он больше меня в два раза.

– До еды, похоже, ещё далеко.

– Ну, милый мой, ты ж не на Канары приехал, – своим сиплым смехом отозвался Андрей. – Давай-ка, посмотрим, где тут улечься можно.

– Да прямо здесь, а что? Песок, вроде, тёплый. – Герман пересел с поваленного дерева на песок. – Только в штаны тут ночью никто не заползёт?

– Нет на Канарах ни змей, ни скорпионов, ни комаров, ни медуз. Кусать тебя некому, – отозвался Андрей, укладываясь на песок и сооружая под голову некое подобие песчаной подушки.

– Ты уверен?

– Угу.

– Да, хорошо тут на Канарах. Если, конечно, это Канары… – Герман посмотрел наверх. – Небо здесь красивое….

– О, идея! – сел вдруг Андрей. – Давай-ка, мы попробуем сориентироваться. Проведем, как говорил командир у нас в школе, рекогносцировку на местной местности.

Он взял в руки лежавший поодаль сучок и стал, периодически подымая голову к чёрному, усыпанному ночными светилами небу, рисовать на песке расположение звёзд. Через пару минут карта звёздного неба была готова.

– Большая Медведица прямо перед нами. От боковой стенки отмериваем расстояние равное пяти ковшам и находим полярную звезду. Вон она сияет. А она у нас всегда на севере. То есть север у нас в той стороне. И получается, что высадились мы с тобой на северном побережье. Ну вот, теперь можно спать, –

умиротворённо сказал он. – А завтра разберёмся. Эх, мне бы мой лэптопчик…

– А кстати, вещи пассажиров должно было тоже на берег выбросить… И обломки от самолёта… – отозвался уже с закрытыми глазами Герман. – А мы с тобой ничего что-то не встретили. Тоже странно…

Андрей устраивался на песке.

– Ладно, не забивай голову на ночь. Мой папа знаешь, что в таких случаях говорит? «Чем меньше мыслей – тем лучше сон». Завтра найдём мы это всё. Но компьютер жалко. И вообще, надо было бы нам с тобой на берегу ночевать: а то, может, нас уже кто-то ищёт… Эх, хорошая мысля приходит опосля…

Андрей в тот момент ошибался. Друзей никто не искал. Их уже нашли. Из темноты на двух спасшихся робинзонов смотрели два человеческих глаза. Их речь была незнакома чуткому уху, но острое, успевшее привыкнуть к темноте зрение, различало все детали на противоположном берегу ручья: оставленные под деревом кроссовки Андрея, блестящую пряжку ремня и двух засыпающих на песке чужестранцев. Широкая мозолистая ладонь осторожно опустила ветку апельсинового дерева, в листве которого прятался невидимый наблюдатель. При этом на его правом запястье в лунном свете блеснули золотом показавшиеся бы знакомыми Герману часы «картье».

ГЛАВА 10

Компьютер пискнул, сообщив, что в ящик пришло новое письмо. Кармен Наварро открыла почту. Письмо было подписано именем, которое ей ни о чем не говорило. Кармен часто получала письма от телезрителей, желавших, чтобы о них сняли репортаж или написали в газете. По первым строкам Кармен поняла, что перед ней одно из таких писем.

«Уважаемый редактор телеканала Канал Асуль!

Меня зовут Фернандо Гарсия Эррэра, я пишу Вам из Барселоны. Я только что вернулся с канарского острова Эль Йерро, куда приезжал отдыхать и где столкнулся с необычным явлением. Если вам будет интересен мой рассказ, с удовольствием с вами встречусь и приму участие в одной из ваших программ, либо буду рад, если Вы опубликуете его в журнале, который издаёт Ваш телеканал. В конце прилагаю свой адрес и телефон.

На канарский остров Эль Йерро я поехал отпраздновать своё тридцатипятилетие, и здесь я оказался впервые. В ночь перед своим юбилеем я лёг спать в три часа утра. Сидел на скамейке в саду перед домом и обдумывал, почему голова в день рождения не занята, как обычно, ощущениями дня рождения, мыслями о пройденном и предстоящем, переживаниями об уходящем времени и прочей подобающей моменту символике? Пришел к неожиданному выводу: мой юбилей на фоне глобальности факта приезда на остров Эль Йерро тускнеет, теряет пафос и превращается в рядовую деньрожденную дату. Потому что Эль Йерро – это нечто! Это восторг! Это откровение! Это начало неизвест– ности! Энигма!!

За свою жизнь я встречал множество людей, побывавших на Эль Йерро. Ни один из этих людей не жалел восхищений и комплиментов по отношению к острову. У одного на Эль Йерро домик, куда он уезжает каждый выходной. Другой сказал, что хотел бы провести на Эль Йерро старость. Третья – что хотела бы там умереть. Поэтому на Эль Йерро мне хотелось поехать давно. Я не был ещё на четырёх канарских островах, но больше всего мне был интересен Эль Йерро. Любой человек, узнававший о моей поездке, сразу начинал смотреть на меня уважительно. Видимо, каждый из этих людей знал, что я на пороге большого события!

Эль Йерро необычен и притягателен изначально, по умолчанию. По форме остров напоминает трёхлучевую мерседесовскую звезду. Пятьдесят тысяч лет назад огромный кусок острова объёмом в триста кубических километров (!) откололся в середине острова и рухнул на дно океана. Знаете, какие глубины вокруг Эль Йерро? Три с половиной тысячи метров. Высота цунами, поднятого рухнувшей на дно глыбой, по расчетам, составила сто метров – волна прошла через всю Атлантику и накрыла берега современной Бразилии и Аргентины. На месте «отвала», назову его так, образовалась, таким образом, самая плодородная долина на острове, которая называется Эль Гольфо – Залив. Все знаковые фото Эль Йерро демонстрируют как раз эту долину. Уже из-за одного этого геологического эпизода на остров хотелось поехать.