Текст книги "Рассказы. Повести. 1894-1897"

Автор книги: Антон Чехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

4

Первым откликнулся на повесть «Три года» Суворин, которому Чехов намеревался послать ее еще в корректуре. Судя по письму Чехова 21 января 1895 г., Суворин заметил сходство между образом Рассудиной и О. П. Кундасовой, между стариком Лаптевым и отцом Чехова и счел неуместным раздражение молодых купцов в амбаре Лаптевых против религии. Чехов возражал против каждого из этих замечаний.

Главы, напечатанные в январе, похвалил В. П. Буренин, правда, несколько двусмысленно, что видно из письма Ал. П. Чехова брату 22 января 1895 г.: «Буренин в восторге от твоей повести в „Русской мысли“ (по крайней мере на словах), но находит, что она у тебя чересчур отделана» (Письма Ал. Чехова, стр. 308).

После выхода второй книжки «Русской мысли» Чехову писал С. И. Шаховской: «Читал на днях „Три года“, зачем критик вздор брешет в „Русских ведомостях“ – прекрасная – живая вещь» (6 марта 1895 г. – ГБЛ; о рецензии «Русских ведомостей»; см. ниже). 3 апреля 1895 г. Чехову высказал свое мнение Н. А. Лейкин: «Хорошо. Но по-моему, Вы не кончили рассказа. Это только первая часть повествования. Продолжайте» (ГБЛ). А. И. Эртель воспринял повесть как типичное явление литературы «безвременья». Он писал В. А. Гольцеву 15 марта 1895 г., что повесть не имеет «нравственной нити», и противопоставил ее в этом отношении произведениям Л. Толстого: «…какая это безнадежно плохая вещь, несмотря на искры большого ума и таланта, – и, мало того, что плохая, но говорящая о какой-то внутренней, душевной импотенции автора» (Записки ГБЛ, вып. VIII, М., 1941, стр. 94). Ощущение мрачной усталости и даже чего-то «больного, надорванного, мучительного» (см. письмо Эртеля В. В. Огаркову 8 марта 1895 г. – там же, стр. 93) могло явиться лишь вследствие отождествления духовного итога, к которому пришел главный герой, с настроением самого автора – типичная и для критики того времени ошибка.

В сумме вопросов, затронутых в рецензиях на журнальную публикацию повести, выделяются два: как Чехов справился с формой большой повести и насколько жизненны изображенные им типы.

Еще не прочитав всей повести и ужаснувшись ее объему, Буренин («Критические очерки». – «Новое время», 1895, № 6794, 27 января) писал о несостоятельности попытки Чехова овладеть большой формой. Он признавал, что изображение купеческой среды в повести представляет определенный интерес, но в целом считал повесть лишь этюдом, а не завершенной картиной. «Растянутость» повести он противопоставлял сжатости маленьких рассказов Чехова и выражал сожаление, что Чехов поддался советам либеральной критики и стал писать большие произведения.

Первая половина повести дала повод также анонимному рецензенту «Книжек Недели» (1895, № 3) поторопиться с выводом о том, что и это произведение «не обещает выйти той крупной вещью, которой так долго ждут от Чехова» (стр. 256). Анонимный автор «Литературного обозрения» (1895, № 7, 12 февраля и № 13, 26 марта) считал повесть растянутой, но признавал удачной ее «бытовую сторону») и психологическое содержание. М. Южный (М. Г. Зельманов) писал в «Гражданине» (1895, № 60, 2 марта) о мозаике или калейдоскопе случайных сцен, положений и лиц. Автор «Летописи современной беллетристики» в «Русском обозрении» (1895, № 5, за подписью W), повторив этот тезис, возмущался финалом, который обрывает повествование там, где оно «вступает в новый, наиболее интересный фазис» (стр. 449).

Близок был к такому пониманию финала и А. М. Скабичевский («Литературная хроника». – «Новости и биржевая газета», 1895, № 106, 20 апреля). Ему не нравилось, что автор сначала рассказывает день за днем первые три года после женитьбы Лаптева, а потом внезапно прерывает свой рассказ «на загадочном восклицании героя: „поживем – увидим“, и читатель остается в недоумении; ему представляется самому угадать, что должно последовать далее». Как неудачу оценивал финал и М. Полтавский (М. И. Дубинский) в «Литературных заметках» («Биржевые ведомости», 1895, № 68, 10 марта). Мнение о неспособности Чехова к большим вещам и впоследствии подкреплялось ссылками на «Три года» (П. А. Ачкасов ‹П. А. Матвеев›. Письма о литературе. Письмо второе. Русская литература в 1895 году. – «Русский вестник», 1896, № 2, стр. 239–240).

Однако, при всем непонимании жанрового своеобразия повести, рецензенты, начиная с Буренина, отмечали типичность жизни, о которой идет в ней речь.

Скабичевский назвал центрального героя повести «Гамлетом Замоскворечья». Признав значительность изображения «нравов современного московского первогильдейного купечества», он противопоставлял в этом отношении Чехова П. Д. Боборыкину и Вас. И. Немировичу-Данченко. Статью свою он закончил словами: «Лаптев – это живой, осязаемый, на каждом шагу встречающийся в нашей жизни тип, это прямое наследие темного царства, логическое его последствие. Он так и напрашивается на обобщение в самом широком виде, и нетрудно было бы доказать, что в каждом из нас рядом с обломовщиной сидит лаптевщина, все мы в том или другом отношении Лаптевы». Понимание социальной природы чеховского героя, при абсолютном неприятии формы повести, показательно вообще для Скабичевского, с его либерально-народнической методологией и упором на чисто социологический анализ художественных явлений.

Близок к Скабичевскому по вниманию к социальной драме Лаптева был Р. И. Сементковский, автор обзоров «Что нового в литературе?» в «Ежемесячных литературных приложениях к „Ниве“» (1895, № 6, о повести «Три года» – на стлб. 355–358). Считая повесть Чехова симптоматичной для беллетристики, «близкой к жизни», он также ссылался на творчество Боборыкина (роман «Китай-город»).

Суждения о нехарактерности переживаний Лаптева были редкими. Таким, например, было мнение М. К-ского (М. А. Куплетского) в «Журнальной хронике» «Сына отечества» (1895, № 87, 30 марта) и Д. М. (неизвестного автора) в «Журнальных новостях» («Русские ведомости», 1895, № 57, 27 февраля). Безоговорочно отрицательный отзыв о повести дал W – неизвестный рецензент красноярской газеты «Енисей» (1895, № 40, 2 апреля). В частности, он писал о растянутости повести, считая ее перегруженной описаниями. Общий тон критических отзывов 1895 года передан в стихотворном фельетоне Lolo (Л. Г. Мунштейна), сожалевшего о том времени, когда Чехов создавал небольшие рассказы: «Ваш лик и холоден и строг… // Как изменили Вас три года» («Новости дня», 1895, № 4221, 13 марта).

О бесцеремонности рецензентов, обсуждавших «недостатки» повести «Три года» (как и рассказа Толстого «Хозяин и работник», напечатанного в мартовской книжке «Северного вестника»), писал В. Я. Брюсов в письме к П. П. Перцову 1 апреля 1895 г.: «Учиться надо всем этим критикам, именно из тех самых произведений, которые они разбирают! Когда появляется новое произведение такого заведомо значительного таланта, то первый вопрос, который должен задать себе критик, это не „Где ошибка автора“, а „В чем недостатки моего понимания, если мне это не нравится“. Мы ведь только критикуем, а не читаем, ищем ошибок, а не прекрасного» («Письма В. Я. Брюсова к П. П. Перцову. (К истории раннего символизма)». М., 1927, стр. 18–19).

Из поздних отзывов о повести характерно суждение Волжского (А. С. Глинки) в его книге «Очерки о Чехове» (СПб., 1903). Считая изображение власти действительности над людьми сильной стороной чеховского таланта, он писал, что жизнь в произведениях Чехова разбивает «вдребезги» попытки людей преодолеть стихийное течение обыденщины и, к примеру, обращает любовь и брак «в пошлость, жестокость и скуку» – как в повестях «Три года» и «Моя жизнь», как в рассказе «Ариадна» (стр. 62–63).

В ответ на просьбу чешской переводчицы Е. Билы указать его новейшее сочинение (в письме 9/21 апреля 1895 г. – ГБЛ; см.: А. И. Игнатьева. Переписка А. П. Чехова с его чешскими переводчиками. – «Институт славяноведения АН СССР. Краткие сообщения», вып. 22, 1957, стр. 57) Чехов назвал, в частности, повесть «Три года» (22 апреля 1895 г.).

Супруга

Впервые – сборник Общества любителей российской словесности на 1895 год «Почин». М., 1895, стр. 279–285. Подзаголовок: (Рассказ). Подпись: Антон Чехов.

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. VIII, стр. 358–366.

Рассказ написан специально для первого сборника Общества любителей российской словесности «Почин». От имени председателя общества Н. И. Стороженко 1 октября 1894 г. к Чехову обратился с письмом временный секретарь общества В. И. Шенрок. Он просил Чехова прислать рукопись какого-либо не напечатанного еще произведения не позже 1 ноября (ГБЛ). Стороженко повторил эту просьбу, когда Чехов был в Москве (в середине октября 1894 г. См. его письмо без даты, помеченное рукой Чехова: «94, X» – ГБЛ). Чехов, занятый повестью «Три года», не успел послать рассказ к сроку. «Мы можем ждать до 15–20 января, больше не можем, ибо сборник должен выйти до поста», – торопил Чехова Стороженко во втором письме (без даты: «Москва, вторник…» – ГБЛ). Чехов взял рукопись рассказа с собой в Москву, куда уехал из Мелихова во второй половине января 1895 г., но и там не окончил работу над рассказом. Лишь 3 февраля из Петербурга он послал рассказ в Москву на имя Стороженко с просьбой: «Пришлите корректуру. Может быть, изменю заглавие». Так как рукопись не сохранилась, трудно сказать, появилось заглавие «Супруга» в корректуре или уже существовало в рукописи. Сборник «Почин» появился в печати между 9–15 марта 1895 г. Задуманный как ежегодник, сборник «Почин» вышел и в 1896 г. Шенрок просил Чехова принять в нем участие, Чехов обещал повесть, но не успел (см. письма Шенрока с 27 октября 1895 г. по 16 февраля 1896 г. – ГБЛ).

Помещая рассказ «Супруга» в VIII томе издания А. Ф. Маркса, Чехов писал Л. Е. Розинеру 18 октября 1901 г.: «Рассказ „Супруга“ <…> одного тона с „Ариадной“». «Супругой» завершался VIII том, «Ариадной» начинался IX том. Включая рассказ в это издание, Чехов снял подзаголовок и сделал лишь несколько стилистических исправлений.

Сюжет рассказа, по утверждению М. П. Чехова, восходит к жизни Ал. Ал. Саблина, управляющего ярославской казенной палатой (Вокруг Чехова, стр. 275; Антон Чехов и его сюжеты, стр. 124).

С. Т. Семенов, свидетель обсуждений рассказов Чехова в Ясной Поляне, вспоминал, в частности: «За ним (Чеховым) следили, читали, разбирали. Л. Н., разговаривая о Чехове, всегда восхищался его изобразительностью. Он называл его писательский инструмент музыкальным. Он говорил, что Чехов – чуть ли не единственный писатель, которого можно перечитывать, а это не всегда возможно даже для Диккенса, например. Помню, как Л. Н. восхищался небольшим рассказом А. П. „Супруга“, напечатанным в сборнике Общества любителей российской словесности „Почин“» (С. Т. Семенов. О встречах с А. П. Чеховым. – «Путь», 1913, № 2, стр. 37; Чехов в воспоминаниях, стр. 368). В числе лучших рассказов Чехова, отмеченных Л. Толстым, была названа «Супруга» (см. т. III Сочинений, стр. 537). В «Яснополянских записках» Д. П. Маковицкого под датой 18 июля 1905 г. есть другой отзыв Л. Толстого о рассказе, связанный не с его художественной формой, а с содержанием: «Безобразный нравственно. Бывает так, но художник не должен описывать. Читает телеграмму к ней, узнает об измене. Ужасная сцена; она просит 25 рублей» (машинопись – ГМТ).

27 апреля 1895 года Вл. И. Немирович-Данченко писал Чехову: «Ваш рассказ, напечатанный в „Почине“, имеет успех. Я читал уже три хвалебных рецензии. Сегодня Говоруха посвящает ему фельетон» (ГБЛ; «Ежегодник Московского Художественного театра», 1944, т. I, M., 1946, стр. 100). К этому времени появился ряд сообщений о выходе сборника «Почин» с упоминанием рассказа Чехова и несколько рецензий на сборник, которые, очевидно, имеет в виду Немирович-Данченко. В одной из них – анонимной заметке в «Новостях дня» (1895, № 4233, 25 марта) говорилось о «Супруге»: «Это – лишь легкий набросок, эскиз, не лишенный, однако, жизненной правды и рисующий пошлую и алчную женщину и изломанного жизнью и вечною ревностью, подозрительностью, жестокими обидами мужскому и мужнему самолюбию супруга». Отмечая в рассказе небывалую для Чехова резкость манеры, рецензент писал: «…особенно нажата педаль в финале, и он приобретает через то характер слегка карикатурный».

Вероятно, тот же рецензент поместил заметку о сборнике в «Литературном обозрении» (1895, № 16, 16 апреля, стр. 419 – без подписи), где повторены слова о пошлой и алчной женщине и изломанном жизнью ее супруге.

Ю. Николаев (Ю. Н. Говоруха-Отрок) («Московские ведомости», 1895, № 114, 27 апреля), отметив в рассказе «современную окраску» старой темы – об измене жены мужу, – сближал его с произведениями П. Д. Боборыкина («С убийцей») и И. Н. Потапенко («Клавдия Михайловна») и противопоставлял их «прежней литературе», изображавшей иной тип женщины – добродетельной и религиозной. Причиной странной развязки фабулы он считал распространенный в среде интеллигенции неверный взгляд на «свободу любви». Внешне упрек рецензента был обращен как будто не к автору, а к жизни: добродетельные типы исчезли из жизни, стали порочными взгляды на любовь – все это ушло из литературы. Но самый тезис, характеризующий Чехова в ряду с Боборыкнным и Потапенко: «что видят, то и описывают» – заключал в себе скрытое обвинение Чехова в натурализме.

В «Ежемесячных литературных приложениях к „Ниве“» ( 1895, № 12, стлб. 800) «Супруга» была названа «далеко не лучшим произведением Чехова».

При жизни Чехова рассказ был переведен на немецкий и сербскохорватский языки.

Белолобый

Впервые – «Детское чтение», 1895, № 11 (ценз. разр. 18 октября). стр. 1531–1539. Подзаголовок: (Рассказ). Подпись: Антон Чехов. Рисунки В. И. Андреева.

Перепечатано в сборнике «Сказки жизни и природы русских писателей. Собрал для детей М. Васильев». М., изд. М. В. Клюкина, 1899 (ценз. разр. 29 ноября 1898 г.). Без разрешения Чехова в том же году Клюкин издал рассказ отдельной брошюрой (серия «Добрые души», № 36).

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. III, стр. 135–141.

Замысел сюжета о волчихе, поймавшей вместо овцы собаку, возник по крайней мере за год до публикации рассказа. Среди записей, относящихся ко второй половине повести «Три года» (главы X–XV), над которыми Чехов работал осенью 1894 г., есть такая: «Волчиха, нервная, заботливая, чадолюбивая, утащила в зимовье Белолобого, приняв его за ягненка. Она знала раньше, что там ярка, а у ярки дети. Когда тащила Белолобого, вдруг кто-то свистнул, она встревожилась и выпустила его изо рта, а он за ней… Пришли на место. Он стал сосать ее вместе в волчатами. – [Через] К следующей зиме он мало изменился, только похудел, и ноги у него стали длинней, да белое пятно на лбу приняло совершенно трехугольную форму. У волчихи было слабое здоровье» (ЦГАЛИ; см. т. XVII Сочинений).

Ал. П. Чехов вспоминал: «У брата во дворе ‹в Мелихове› жили три черные дворовые собаки <…> и между ними среднего роста пес – Белолобый. Последнего брат обессмертил в своем коротеньком рассказе: „Белолобый“» (Ал. Чехов. В Мелихове. (Страничка из жизни Ант. П. Чехова). – «Нива», 1911, № 26, 25 июня, стр. 478).

Осенью 1894 г. к Чехову обратился с просьбой о сотрудничестве в журнале «Детское чтение» новый редактор этого журнала Д. И. Тихомиров. Как видно из его письма 22 октября (ГБЛ), Чехов говорил ему о том, что писать специально для детей трудно. Тихомиров все-таки надеялся, что это «вполне осуществимое» дело: «Вы так любите детей, что найдете, что им сказать», – писал он и просил присылать в журнал два-три рассказца в год.

В апреле 1895 г. Чехов послал обещанный рассказ. «От всей души благодарю Вас за присланный прекрасный рассказец», – писал Тихомиров 17 апреля, но отложил публикацию рассказа, так как приближались летние каникулы, когда «дети заняты многим другим». Посылая осенью корректуру, Тихомиров признавался: «Ваш рассказ я берег для ноября – к подписке, он самый сильный козырь» (письмо 25 сентября).

«Белолобый» – первый и единственный рассказ, который был специально написан для детей и напечатан в детском журнале.

Появлению рассказа в собрании сочинений 1899–1902 гг. предшествовала публикация его в изданиях М. В. Клюкина в Москве. Перепечатка рассказа в сборнике, составленном М. Васильевым, была сделана с разрешения Чехова. Клюкин обратился за разрешением к Чехову 25 ноября 1898 г. (ГБЛ). Чехов ответил 29 ноября: «Рассказ „Белолобый“ я могу отдать только за вознаграждение, так как, отдавая его в сборник, я должен буду изъять его из своего сборника, который уже печатается». Что это за сборник, неизвестно. Об издании этого рассказа в начале 1899 г. хлопотал брат Чехова Иван Павлович. Об этом есть сведения в письмах И. П. Чехова 17 января 1899 г. («За печатание „Белолобого“ еще я не принимался») и 6 февраля 1899 г. («С „Белолобым“ хлопоты приостановил, я хотел его печатать у Кушнерева») – ЦГАЛИ.

Еще во время печатания сборника М. Васильева Клюкин задумал издание рассказа отдельной брошюрой. В письме Чехову от 3 декабря 1898 г. он писал о намерении издать рассказы «еще отдельно в 3–5 к. (конечно, с Вашего согласия)». Несмотря на то, что разрешения Чехова не последовало, Клюкин отпечатал рассказ отдельной книжкой и уже 12 января 1899 г. послал ее Чехову в Ялту вместе со сборником М. Васильева, заключая сопроводительное письмо фразой: «Спасибо за разрешение».

Свое неудовольствие Клюкиным Чехов выражал неоднократно. «Скажи Клюкину, что я разрешил ему поместить „Белолобого“ в сборнике, но не разрешал выпускать его брошюрами» (И. П. Чехову, 18 января 1899 г.; ср. письмо к П. А. Сергеенко, 20 января 1899 г.). Как видно из письма Клюкина к Чехову от 1 марта 1899 г., издавая рассказ брошюрой, он воспользовался деликатным отказом Чехова как разрешением.

По условиям договора с Марксом Чехов должен был заплатить за отдельное издание «Белолобого» неустойку. И. А. Белоусов сохранил в памяти некоторые обстоятельства публикации «Белолобого» и слова Чехова о Клюкине: «Этот издатель – небольшой хищник, так, хорек. Я писал об этом Марксу, он мне ответил, что в этом я не виноват…» («Антон Павлович Чехов и его семья. Из воспоминаний»). – ЦГАЛИ. Ср. письмо Чехова Белоусову 25 февраля 1899 г.).

Когда печаталось собрание сочинений, текст рассказа «Белолобый» оказался среди юмористических произведений 1880-х гг., предназначенных для второго тома. Чехову пришлось несколько раз напоминать о месте этого рассказа хотя бы среди других произведений этого тома – перед рассказом «Анюта» (см. письма Чехова к Марксу от 25 сентября 1899 г. и к Ю. О. Грюнбергу от 28 сентября и 21 октября 1899 г.). В конце концов рассказ был перенесен в III том. В этом издании Чехов снял подзаголовок и заменил одно слово.

Рассказы «Белолобый» и «Каштанка» Чехов послал 21 января 1900 г. Г. И. Россолимо для образцовой детской библиотеки в Педагогическом обществе Московского университета (письмо Россолимо от 16 января с просьбой – в ГБЛ).

Белоусову принадлежит заметка об отдельном издании рассказа («Курьер», 1899, № 53, 22 февраля, подпись: И. Б.). В заметке сказано: «Наш чуткий художник А. П. Чехов очень мало писал для детей; это чуть ли не единственный рассказ, помещенный года два или три тому назад на страницах „Детского чтения“. Сюжет рассказа „Белолобый“ прост, незамысловат, но разработка его „чеховская“. Очень отрадно, что рассказ является в дешевом издании…» 25 февраля 1899 г. Чехов писал Белоусову: «…если заметка о „Белолобом“ („Курьер“, № 53) принадлежит Вам, то позвольте поблагодарить».

В. А. Гольцев сочувственно упомянул рассказ в статье «Дети и природа в рассказах А. П. Чехова» («Детское чтение», 1904, № 2, стр. 248–249).

При жизни Чехова рассказ был переведен на немецкий язык.

Ариадна

Впервые – «Русская мысль», 1895, № 12, стр. 1–26. Подзаголовок: (Рассказ). Подпись: Антон Чехов.

Сохранился беловой автограф рассказа на 45 страницах, пронумерованных для типографского набора (ЦГАЛИ).

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. IX, стр. 5–35, с исправлением по беловому автографу опечатки, допущенной в «Русской мысли»:

Стр. 119, строка 26: скучно – вместо: скупо.

1

Первая запись Чехова к «Ариадне» расположена среди заметок к повести «Три года» и следует за словами Рассудиной о Юлии, обращенными к Лаптеву: «Я вас любила за ум, за душу, а ведь она – за деньги!» (Зап. кн. I, стр. 26). В ней звучит та же тема – о ненастоящей, эгоистической любви:

«Артист ‹т. е. рассказ, предназначенный для журнала „Артист“›. Но зачем вы одни? Как он мог оставить вас одну? (Она беременна).

– Он поехал в Россию за деньгами» (там же).

В текст рассказа (обещанного сначала журналу «Артист») ответ Ариадны на вопрос Шамохина, где находится Лубков, вошел, а ее беременность осталась лишь в воображении героя (см. стр. 123 наст. тома).

Большинство других записей к «Ариадне» (Зап. кн. I, стр. 26–29, 32, 33, 35, 36, 40, 45, 50) использовано в рассказе. Три из них, касающиеся брата Ариадны – «спирита» (на стр. 28, 29 и 33), предназначались сначала для повести «Три года» (см. стр. 454 наст. тома) как, очевидно, и запись на стр. 40.

Остались неиспользованными: а) слова Шамохина о женской свободе, проповедуемой буржуазными писателями («Не верьте вы буржуазным писателям…» и т. д. – стр. 26); б) две детали, характеризующие Ариадну: ее уменье, при желании, заболеть астмой (стр. 35) и превосходное знание иностранных языков (стр. 50).

Из записной книжки видно, что заготовки к «Ариадне» начались раньше, чем к рассказу «Убийство». Последняя запись к «Ариадне» (Зап. кн. I, стр. 50) сделана во время интенсивного собирания материалов к «Убийству». Это могло быть в марте 1895 г., когда Чехов, очевидно, начал уже писать «Ариадну».

С раздумьями Чехова над центральным образом рассказа могла быть связана запись, сделанная им на обороте письма Д. И. Тихомирова 11 октября 1895 г. (ГБЛ), когда рассказ давно был отослан в редакцию: «Я хочу, чтобы вы подарили мне борзую собачку… говорила она уже, переходя на тот кокетливый, рассеянный тон, который, как ей казалось, нравился больше всего мужчинам. – Слышите? А? А то вы будете противный… Я так хочу собачку!» (ГБЛ). Психологически и стилистически эти слова соответствуют характеру женщины, уверенной в неотразимости своего кокетства.

Из писем издателя «Артиста» Ф. А. Куманина к Чехову от 29 октября и 18 ноября 1894 г. (ГБЛ) видно, что между ними произошло какое-то недоразумение из-за аванса, который Чехов взял за рассказ. Но журнал «Артист», содержавшийся в значительной степени на личные средства издателя, вскоре потерпел финансовый крах и прекратил существование (последний – 46-й номер вышел в феврале 1895 г.). В. М. Лавров писал Чехову в недатированном письме (около 10 марта, судя по ответу Чехова 11 марта 1895): «„Артист“ передал нам своих подписчиков, а также и часть авансов, в том числе и твой 620 р. 25 коп.» (ГБЛ). В связи с этим Лавров и В. А. Гольцев просили Чехова передать «Русской мысли» рассказ, обещанный «Артисту» (письмо Лаврова с припиской Гольцева от 13 марта – ГБЛ).

К этому времени Чехов уже закончил «Ариадну» (см. в письме к Лаврову 11 марта: «Неужели „Артист“ лопнул? А между тем я написал для него рассказ!!») и, согласившись на перевод долга в «Русскую мысль», должен был торопиться с передачей рассказа в этот журнал.

Посылая 9 апреля рассказ, Чехов, однако, просил Лаврова: «Думаю, что он не годится для „Русской мысли“. Прочти, пожалуйста, и попроси Виктора Александровича прочесть. Если согласитесь со мной, то возвратите мне рассказ, если не согласитесь, то печатайте его не ранее, как будет напечатан рассказ, который вскорости я пришлю» («Убийство»). Лавров отвечал 12 апреля, что рассказ будет напечатан «с удовольствием» (ГБЛ). Впоследствии он вспоминал, что Чехов, «ввиду строгости к себе», просил не печатать «Ариадны»: «Мы прочли рассказ и, конечно, не согласились с мнением автора» (Вукол Лавров. У безвременной могилы. – «Русские ведомости», 1904, № 202, 22 июля).

Таким образом, «Ариадна», написанная более чем на полгода раньше чем «Убийство» (см. примечания к этому рассказу), по желанию Чехова была напечатана позже.

Исправляя рассказ для набора, Чехов сделал в тексте несколько изменений и снял дважды повторявшуюся мысль о смешном положении, в котором оказывается влюбленный (см. варианты, стр. 397 и 399). Продолжая в корректуре сокращать текст, он сделал и несколько добавлений. Наиболее существенные внесены были в рассуждения Шамохина о воспитании женщин (см. стр. 131, строки 24–26 и 31–40).

Готовя рассказ для собрания сочинений, Чехов не изменил ни характеры героев, ни композицию. Первые несколько страниц оставлены и в текстуальном отношении почти без изменений. Тем не менее окончательный текст рассказа существенно отличается от журнального. Он освобожден, в частности, от ряда психологических подробностей, касающихся переживаний Шамохина из-за появления Лубкова, его неприязни к заграничным курортам. Но самые важные сокращения имеют идейный характер: они касаются суждений Шамохина о женщинах. Так, сняты слова Шамохина о типичности характера Ариадны и о превосходстве мужчин перед женщинами вообще, о его желании в иные минуты гибели всему «прекрасному полу» (см. варианты, стр. 402, строки 25–40).

В целом антифеминистическое настроение Шамохина в окончательном тексте носит иной оттенок – более философский, с уклоном в социальные объяснения (одно из немногих добавлений в конце рассказа – о превосходстве деревенских женщин перед городскими). Смягчив выпады героя против женщин вообще, Чехов отдалил его взгляды от позиции убежденных противников женской эмансипации.